Аддикция

      Чимин сидит на холодном кафеле в ванной и судорожно сжимает голову руками. Он упирается лбом в колени и едва ли им не бьётся от безысходности. Голые ягодицы и ступни холодит от плитки на полу, а вот в душе холод иного рода — он там словно непроходимая ледяная пустыня. Замораживает, заставляет окоченеть и дрожать почти без остановки. Ну как можно было так ошибиться? Чимин не понимает себя, почему и для чего он сотворил такое?        Кожу стягивает следами прошедшей ночи, и омега хочет буквально взвыть от досады, потому что так быть не может, они не могли настолько сильно накосячить. Дело бывалое — напиться до поросячьего визга, но от себя, а тем более от Тэхёна Чимин не мог ожидать такой подставы. Нельзя, нельзя было так опрометчиво поступать, нельзя было ступать на опасную и скользкую дорожку.        Он с трудом поднимается с кафеля, едва не поскальзываясь из-за того, что голова по-прежнему квадратная и гудит от похмелья. Вылакали они вчера знатно, так, что сейчас к горлу подкатывает комок тошноты. Он распирает стенки изнутри, скручивает желудок в болезненном спазме, а Пак даже не может осознать, что его вот-вот вывернет наизнанку. Не от выпитого, а от своего отражения в гладкой поверхности зеркала. От искусанных губ, от синюшных следов на шее с очертаниями зубов, которые омега позволил оставить на своей коже в пьяном угаре. «Да блять», — крутится в голове и нестерпимо бьётся о стенки и без того гудящего головной болью черепа. Он ошибся, и ошибка эта, возможно, будет стоить Чимину дружбы, длинною в целую жизнь.        Ему хочется истерично биться головой о керамический край аккуратной раковины до состояния, пока не потеряет сознание от стыда и боли. Но вместо этого он хватается за её края и старается дышать ровнее. Грудь тоже усеяна засосами, хочется прикрыть кожу руками и выть не своим голосом. Он стыдится того, что произошло несколько часов назад, пусть и желал этого в своих мокрых фантазиях столько лет подряд. Мечтать и фантазировать — не равно тому, что случилось между ним и его лучшим другом после того, как они выпили несколько бутылок коньяка.        Чимин протягивает дрожащие пальцы к вентилю, выкручивает холодную воду на всю, чтобы умыть стыдливо горящие щеки и заспанные глаза. Слёзы рвутся наружу, и омега топит их в ледяной воде, отказываясь принимать реальность и позволяя эмоциям взять над собой верх. Он справится, сейчас займётся уборкой, а как только Тэ проснётся… они поговорят. Честно, без обиняков. Обо всём случившемся необходимо разговаривать, преодолевая стыд, потому что они дружат с момента, когда оказались на соседних горшках, и влюблённость — неправильная, неестественная для их общества, — которую Чимин проносит за собой следом столько лет, не играет никакой роли в произошедшем.        Это просто… ошибка. Случайность, пьяная дурь, ударившая обоим в голову. Они действительно вчера переборщили с алкоголем. Тэхён пил, потому что Донхун ему изменил, а Чимин просто хотел как следует поддержать друга. Вот только как они оказались в одной постели, обласкивая давно изученные взглядом тела, не понимает. Он помнит, как они пили, сидя у его кровати в съёмной квартирке-однушке. Тэхён плакал и жаловался, что ублюдок альфа, с которым они встречались уже третий год, вдруг решил, что другой омега будет гораздо лучше него. Чимин с болью глядел на слёзы лучшего друга, хотелось плакать от досады вместе с ним, ведь Тэ не заслужил такого отношения.        Он добрый и яркий, нежный, заботливый. Порой немного шумный и неугомонный, да только это придаёт Тэхёну своë особенное очарование. Чимин знает не понаслышке, каким замечательным человеком является Ким Тэхён. Никакой альфа не имеет права так с ним поступать.        И вот, локация сменилась в сознании, обволакиваемом алкогольным дурманом, так быстро, что Чимин этого не заметил. Только Тэ сморкался в одноразовую бумажную салфетку, а тут же сминает бока Чимина руками, прижимая к себе как можно крепче. Пак, глядя на себя в зеркало, словно повторяет движения Тэхёна — кончиками пальцев ведёт по своим бокам до рёбер, задерживает дыхание, вспоминая, чьи руки были на коже до этого момента.        Он стыдливо зажмуривается, вспоминая, как Тэ прикусывал его нижнюю губу. Его дыхание было горячим, его губы — сладкими от мороженного, которым омега закусывал выпитый коньяк. Юркий язык с скоростью света очерчивал линию нижних зубов, заставляя Чимина дрожать, будто осиновый лист, в его руках. А те, к слову, совершенно не собирались оставаться на месте: Тэхён забирался ладонями под домашнюю растянутую кофту друга, гладил его плоский живот, прикасался к чувствительной груди и дразнил длинными, немного холодными пальцами.        Как он раздевал Чимина… боже, ни одно порно не сравнится с тем, что Пак видел наяву. Тэхён сексуально стягивал с себя одежду, данную ему на время нахождения в гостях, а после нетерпеливо стаскивал домашние широкие брюки друга в мелкий цветочек. Чимин же дрожал сильнее, потому что, пусть они и видели друг друга возбуждёнными, когда неожиданная течка заставала их врасплох, но это — совершенно по-другому. Тэхён целовал его бёдра, постанывал, когда тёрся о мягкую кожу на внутренней стороне пахом, а Чимин забывал, как вообще нужно дышать. Он терялся в том, с каким напором его затягивал в новую круговерть поцелуев Тэ, сознание уплывало далеко и надолго, пряталось в темноте углов разума, оставались только эмоции и прибывающая животная похоть.        Следующая картинка, которая отпечаталась в голове Чимина, то, как он вталкивал два влажных пальца в чужое нутро, а Тэ судорожно цеплялся за его плечи. Это было горячо до невозможности, во рту омеги копилась слюна, которую приходилось всё время сглатывать, и Чимин просто старался целовать друга везде, куда может достать. Тот извивался, стонал и вскрикивал, когда небольшие пухлые пальцы Пака задевали желанную точку внутри него, хныкал, стоило другу замедлиться, и просил большего.        Чимин сходил с ума. Между его ягодиц уже было мокро, но он не рисковал дотрагиваться до себя там, потому что всё его внимание принадлежало сейчас Тэ — красивому, открытому донельзя, распластанному по смятой тёмной простыни. Кудрявые волосы липли ко лбу и шее, Тэхён закатывал глаза. Его живот с проступающим рельефом так дрожал, когда омега оказался на грани оргазма. Ким плотно стискивал бёдра, звал Чимина и чувственно целовал его в губы, зная, что у обоих они опухнут к утру.        И снова пропасть. Только ощущение горячего удовольствия от того, как ему было хорошо рядом с Тэ. Последняя здравомыслящая сцена, сохранившаяся в памяти — как Тэхён кусает его за мочку уха и терпеливо доводит до пика, вводя пальцы во влажный анус Чимина, пока тот едва слышно скулит ему в плечо. Стыдно, но до безумия хорошо.        От воспоминаний Чимин отчаянно стонет сквозь сжатые зубы и, всё ещё держась за край раковины, оседает на пол. Ему хочется рыдать. Как они теперь будут смотреть в глаза друг другу? Как Чимин сможет спокойно с ним общаться, когда ночью они вытворяли такое?.. Он держится за раковину, а из крана продолжает литься вода.        И состояние это сохраняется до момента, пока в дверь маленькой ванной комнаты не стучат.        — Чимин-и, — скулит Ким по ту сторону, вынуждая Пака вскочить и начать панически озираться по сторонам. — Ты скоро там? Ей богу, я сейчас обоссусь!        — Я… — звук выходит хриплым и едва различимым, так что Чимин прочищает горло и снова пытается заговорить: — Я сейчас выйду.        Это — его максимум пока. Ага, да, собрался он говорить с Тэхёном на тему того, что они переспали по пьяни. Самому-то хоть не смешно такое слышать? Как раз в тот момент, когда он выдаёт несчастное и жалкое блеяние, вместо нормального ответа на просьбу впустить друга в туалет.        Чимин, окинув ванную взглядом, бросается к корзине для белья. Потому что из комнаты выскочил сразу из-под одеяла — в чём, как говорится, родили. И теперь, не имея даже халата на крючке, он роется в белье, отправленном в стирку, чтобы не щеголять дальше голым. Выуживает какие-то шорты и мятую футболку, натягивает всё в спешке и шлёпает босыми ногами. Он дёргает щеколду, и дверь тут же распахивается, впуская фурию по имени Ким Тэхён, который стремглав бросается к белому другу. Чимин смущённо фыркает и закрывает за собой дверь, не желая смущать омегу, стонущего от облегчения.        Легче не становится, только страшнее. Чимин сглатывает и отправляется на кухню. Во рту — гадкий привкус, в голове — боль, а желудок скручивает ужасом от того, что им предстоит сейчас с Тэ пересечься. Из ванной доносятся шорох и звуки плещущейся в раковине воды, только потом Ким выходит оттуда. Немного более свежий, чем Чимин, он неловко оглядывает студию, замечая, как, скукожившись, Пак возится с крышкой электрического чайника.        — Вот теперь доброе утро, — выдыхает он и плюхается на высокий стул у стола-островка. Чимин к нему не поворачивается, потому что просто не хватает сил взглянуть лучшему другу в глаза. Ну, как он, скажите, должен это сделать?        Напряжённое молчание Тэ позади беспокоит ещё больше, заставляя плечи ссутуливаться, а голову наполняться ужасными мыслями и образами того, что сейчас им предстоит обсудить.        — Есть аспирин? — тихо спрашивает Тэхён, вынуждая всё же Чимина обернуться.        Друг трёт виски и болезненно морщится от света, льющегося из большого окна.        — Мы вчера знатно так перебрали, — хмыкает он, а Пак только сглатывает неуверенно и лезет в аптечку за таблеткой, способной снять боль.        Он молчит. Кажется, что если начнёт говорить, то в ту же секунду расплачется от обилия эмоций, бушующих внутри него. Подаёт Тэхёну стакан воды и блистер, шуршащий и серебристый, с обезболивающим. Тот благодарно что-то бурчит и принимается выдавливать из упаковки один белый шершавый кругляшок, чтобы раскусить и тут же, морщась от вкуса, запить прохладной жидкостью.        Чимин сглатывает, снова отворачиваясь.        — Ты чего такой смурной? — осторожно интересуется Ким, а плечи Чимина непроизвольно вздрагивают.        Друг ведёт себя так, словно ничего не случилось. Будто не было моря алкоголя, способствующего тому, чем они ночью занимались. Или словно не было жаркого, горячего секса, навсегда засевшего в памяти Чимина. Он оборачивается и бледнеет. Тэхён… не помнит? Или же качественно притворяется.        Что-то обрывается внутри Чимина, комок обиды встаёт поперёк горла. На что он рассчитывал? На то, что после пьяного перепихона между двумя друзьями, относящимися друг к другу, словно к братьям, росших бок о бок и знающих семьи каждого до любой мелочи, что-то щёлкнет в голове Тэ? Чимин такой наивный дурак. Он опирается поясницей о край столешницы, разглядывает непонимающе смотрящего на него друга и хмыкает. Чёрт. Блять. Блять! Дурацкая наивность и мелькнувшие мимолётно мысли о том, что у Тэ вдруг может что-то резко проснуться внутри после этой ночи.        Чимин ненавидит себя за эту наивность.        — Ничего, всё в норме, — мотает головой отрицательно Пак и снова отворачивается.        Он делает вид, будто просто размешивает растворимый кофе в двух цветастых чашках, а на самом деле давит подступающие к глотке слёзы. Он дурак, такой дурак, что впору биться головой о стену или ту же столешницу. Хочется вернуться в ванную, усесться на плитку и никогда оттуда не вставать. Стыдно, больно, колко отдаёт разочарованием на дне желудка, горечь, перемешанная с кислотой, поднимается по пищеводу и обжигает чувствительные стеночки так, что Чимин морщится.        Он старается выглядеть нормально. Быть таким же, как и всегда, но вряд ли его бледное, раскрашенное мрачными тонами расстройства лицо может оставаться бесстрастным.        — Может, не пойдёшь сегодня на работу? — тихонько спрашивает Тэхён, благодарно кивая за кружку обжигающего и крепкого кофе. Самое то после жуткого похмелья.        — Мне нужно. Господин Чон уезжает на конференцию, как раз выходные и ему не с кем оставить Ыюна, — фыркает Чимин, присаживаясь напротив и подбирая под себя ногу.        Глядя на друга, он вспоминает снова. Выжечь бы эти картины из разума, прогнать из памяти, чтобы жить спокойнее. Почему он должен мучиться, если Тэ даже ничего не помнит? Для него это не было чем-то серьёзным, даже в памяти мгновения не отложилось, не то что у страдающего теперь омеги. Друг сёрпает кофе, обжигает язык и шипит, а Пак отворачивается. Он пока не может без бури внутри глядеть на Кима.        Он влюблён в него давно. Настолько давно, что смирился с тем, что им никогда не быть парочкой. Это всё ванильные и наивные мечты, им нет места в реальном мире, и Чимин не понимает, как так получилось, что между ними был секс. Чёрт. Хочется грязно и долго ругаться, но вместо этого он тихо и бесшумно отпивает кофе, не прислушиваясь к тому, что Тэ записывает кому-то в голосовом сообщении мессенджера.        Знакомые с детского сада, двое омег привязаны друг к другу стальными канатами. Им не убежать, не спрятаться. И даже если Тэхён не помнит, Чимин себя память стереть не сможет.        Ещё в подростковом возрасте он понял: его привлекают не только альфы. Наравне с крепким телом Паку нравится изящные округлости омежьих бёдер, их запах и голос. Абсолютно точно Чимина манят оба пола, в особенности Ким Тэхён. Будучи угловатым подростком, друг умудрялся привлекать к себе тонну внимания и никогда не оставался одинок. Но и желания заводить серьёзные отношения у друга не было, пока он не встретил Донхуна. Они спелись на первом курсе университета, а Чимин лишь молча глотал свои безнадёжные чувства, проталкивал их поглубже и подальше, чтобы не высунулись. Потому что Тэхён был счастлив.        И Чимин был совершенно готов к роли друга, молчаливо сходящего с ума по Тэхёну, вот только каким-то блядским образом всё выходит так, что они теперь сидят и неловко молчат на кухне. Впервые за много лет знакомства ощущают скованность рядом друг с другом. Ну, по крайней мере, Чимин уж точно.        Они долго молчат. До того момента, пока кружки на столе окончательно не пустеют, а Тэ не поднимается с места. Он неуклюже шлёпает себя по голым коленкам, странно смотрит на Чимина, уставившегося на дно пустой чашки, а потом тихо, словно старается не привлекать к себе внимания, уходит в сторону ширмы. В полном молчании переодевается и застывает — уже полностью собранный, а Чимин по-прежнему не двигается с места.        — Выпей лекарства от похмелья и поспи перед работой, — он привычным движением обвивает Чимина за плечи и оставляет звонкий поцелуй на его щеке, отчего Пак вздрагивает и уязвлённо смотрит на Тэхёна.        Тот либо притворяется дурачком, либо слеп к тому, что шея омеги усеяна засосами, оставленными его же стараниями, а губы припухли от поцелуев среди ночи с привкусом коньяка. Чимин отводит взгляд. Его совершенно точно вот-вот стошнит.        Тэхён вздыхает, уходит, словно ни в чём не бывало, а Пак срывается в сторону ванной. Весь кофе, что он насильно впихнул в себя, отправляется в увлекательное путешествие по канализации, когда его дважды выворачивает над белым керамическим другом. Чимин, устало держась за раковину, снова поднимается на ноги и глядит на собственное отражение.        — До чего же ты дурак, — едва различимо шепчет он, прежде чем схватиться за зубную щётку и остервенело начать чистить зубы.

***

       Конечно, назло всему и без того паршивому настроению Чимина, должен был полить дождь. Как раз в тот момент, когда он едет на велосипеде по улице, торопясь на работу. После ухода Тэхёна и того, что ему стало плохо, Чимин упал в кровать и позорно нарыдался на три года вперёд, обнимая подушку, на которой до этого спал Тэ. И уснул. Он проснулся за полчаса до назначенного времени, когда должен явиться к своему работодателю, и в спешке собирался. Полусонный, особо не заботящийся о своём внешнем виде Чимин вылетел из здания, в котором снимает студию, вскочил на привычный двухколёсный транспорт и рванул в сторону квартала, где находился нужный жилой комплекс.        Господин Чон — их преподаватель по сопромату. Молодой и очень воспитанный альфа, на лекциях он никогда не повышает голос, относится к студентам со всем уважением, помогает, если у тех что-то не получается. Он приятен Чимину, потому, когда три месяца назад застал его в безысходном положении, не смог устоять и предложил свою помощь.        Чон Чонгук тогда ругался с кем-то по телефону, а Чимин брёл по коридору, прогуливая физкультуру. Он ненароком подслушал разговор преподавателя о том, что няня отказывается приходить к нему, а альфе нужно было куда-то срочно уехать по делам, потому некто, с кем и должен был сидеть нянька, оставался один. Зашипев в трубку (это был первый и последний раз, когда Пак видел господина Чона в таком настроении), он обратил внимание на застывшего Чимина, который во все глаза пялился на исходящего злобой мужчину. Взгляд Чонгука тогда сразу же смягчился, он, поправив манжеты рубашки, виновато глядел на омегу, сжимающего неловко лямку рюкзака.        — Простите, сонсен-ним, я не хотел… — начал было оправдываться тогда Чимин, но Чон прервал его движением руки.        — Ничего, Чимин. Это мне не следовало говорить о личном в коридоре, — альфа поправил рубашку снова, будто переживал о чём-то, и Пак не выдержал.        Точнее, не удержалось его природное неугомонное любопытство, ведь несомненно хотелось сунуть нос и узнать, почему так обеспокоен преподаватель.        — У вас что-то случилось? — осторожно спросил Чимин, склоняя голову вбок так, что выкрашенные в светлый пряди коснулись шеи.        Чон опасливо окинул взглядом студента и вздохнул устало.        — Ничего криминального. Няня для моего сына отказывается с нами работать в самый не подходящий момент, — фыркает он и засовывает смартфон в карман классических брюк. — У меня вторая смена в одной строительной компании, нужно помочь с составлением сметы, и я никак не могу отказаться от этой работы.        Альфа сжимает губы в напряжении и выдыхает через нос. Чимин за ним наблюдает, и отчего-то становится ужасно жаль сонсен-нима, который оказался в таком безвыходном положении.        — А вашему сыну сколько лет? Он, наверное, очень энергичный, — неловко трёт руки друг о друга Пак.        — Ему четыре, — вздохнул Чонгук и сжал переносицу пальцами. — Он спокойный, просто… настороженный. У нас в семье не очень радужное событие случилось год назад, и Ыюн до сих пор его не пережил. К нему очень трудно найти подход.        Чимин вдруг понял, к чему начал задавать эти вопросы. Он хотел помочь преподавателю, да и самому ему нужна подработка, чтобы не сидеть на шее родителей. Омега покачался с пятки на носок и любопытно глянул на сонсен-нима. Тот обратил на вздрагивающего от нетерпения студента внимание, осмотрел потёртые края конверсов, просторные джинсы и качающийся следом из-за движений Чимина бордовый рюкзак.        — Сонсен-ним, давайте я вам помогу? У меня трое младших братьев, думаю, справлюсь с ещё одним малышом.        Чонгук странно смотрел на него и вдруг задержал воздух в груди, прежде чем выдохнуть:        — Чимин, я был бы безмерно благодарен, — одним предложением произнёс тот, вынуждая Пака растянуть губы в обворожительной улыбке. — Конечно, не бесплатно!        — Не переживайте, сонсен-ним, — снова улыбнулся омега. — Давайте поедем скорее к Ыюну.        И с тех самых пор Чимин является няней четырёхлетнего замечательного мальчика. Он правда любит детей, у него большая семья и целая стайка неуправляемых младших. Пак не понял, что такого испугало няню, потому что стоило ему войти в квартиру учителя, смущённо отпинывающего разбросанные вещи куда-то вбок, как малыш обратил на него своё внимание.        Ыюн долго разглядывал Чимина, сжимая в руке чашку с апельсиновым соком, на кухне творился настоящий бедлам, а из зала проковыляла старушка, приближаясь к альфе.        — Госпожа Ин, спасибо большое, что приглядели за ним, — шептал сбивчиво Чон, а Чимин тем временем попытался настроить коннект с мальчишкой.        Он подошёл поближе, присел перед Ыюном на корточки, заглядывая в огромные, почти чёрные глаза.        — Привет! Ты Ыюн, верно? — спокойно спросил омега, а мальчик только кивнул.        Чонгук, проводив пожилую женщину, запер за нею дверь и теперь глядел на то, как коммуницируют эти двое.        — Меня зовут Чимин, я студент твоего папы. Ему нужно срочно на работу, так что нам с тобой удастся провести время вместе.        Ыюн не отвечал. Он только обиженно воззрился на родителя, и нижняя губа его затряслась. Ребёнок с громким топаньем, расплёскивая оранжевый сок с мякотью, рванул в сторону детской, но не успел — Чимин ловко подхватил его на руки и остановил.        — Божечки, смотри! Целые лужи на полу! — Ыюн как-то испуганно глянул на омегу, щебечущего чуть громче, чем необходимо. — Тут ведь можно поскользнуться! Я, вот, поскользнусь, упаду, расшибу себе голову и тогда не смогу сдать экзамены. Придётся закончить свою жизнь под мостом в компании бездомных, — Чимин намеренно сделал как можно более расстроенное выражение лица, и Ыюн вздрогнул.        — Если, — донёсся тихий детский голос до омеги. — Если я вытру, то ничего плохого не случится? — Ыюн спросил осторожно, прикусывая маленькую пухлую губу.        — Я думаю, что тогда неприятностей можно будет избежать, — улыбается в ответ Пак. — И мы можем вымыть полы вместе, так ведь? Ты принесёшь принадлежности, а я протру.        Ыюн скромно кивнул, и тут же Чимин опустил его обратно на пол. Он обернулся и замер, замечая на себе любопытный взгляд Чонгука.        — У тебя хорошо выходит, — прочистил горло он, стягивая с шеи узел галстука.        — Младшие братья, — с улыбкой пожал плечами Чимин, заставляя Чона улыбнуться.        — Я вернусь к десяти вечера. Заплачу около тридцати долларов, — начал более деловую тему альфа, проходя дальше и обходя лужи разлитого сока. Лицо омеги вытянулось от озвученной суммы. — Ыюна нужно покормить, вымыть и уложить спать к моему приходу. Он ложится ровно в девять вечера, и не поддавайся на его уговоры посидеть подольше, утром его невозможно будет поднять в сад, — перечислял дальше Чонгук из комнаты, а Чимин скромно слушал издалека.        Уйти из коридора он не мог, ведь ждал мальчика, чтобы вымыть с ним полы.        — Я постараюсь не задерживаться, — проговорил альфа, выходя снова в прихожую. Уже переодетый в лёгкие брюки и простую кофту, Чон кивнул Чимину и остановился, когда из ванной показался Ыюн. — Печенька, надо сказать папе до свидания.        Ыюн всё ещё дул губы, но вдруг, взглянув на Чимина, оставил принадлежности для мытья пола и бросился к отцу на руки. Чонгук смущённо из-за присутствия Чимина, но всё же ласково потёрся носами с Ыюном, а омега учтиво отвернулся, не желая тех смущать.        — Слушайся Чимина, — выдохнул сонсен-ним и, махнув омеге рукой, исчез за пределами квартиры.        Уже три месяца они с Ыюном проводят вечера вместе, так что омега спешит, ведь не хочет заставлять Чонгука опаздывать на рейс. Тот улетает на выходные, значит, на два дня мелкий на его плечах, на самолёт никак нельзя задерживаться. Но вот ему удалось проспать, а ещё льёт, как из ведра, так что омега матерится себе под нос, бросая без особой заботы велосипед на стоянку у дома Чонгука. Он влетает мокрой фурией в парадную, кивает охране, уже привыкшей к его частому появления, и дрожит из-за холодных капель, пропитавших одежду.        Ему открывают сразу же. Чон наполовину одет, и только рубашка расстёгнута, а из-за её краёв выглядывает белая майка.        — Простите, Сонсен-ним! — задыхается бежавший Чимин.        Он упирается руками в колени и пытается восстановить дыхание.        — Чёрт, ты под дождь попал? — выдыхает тот и хмурится. — Я ведь просил дома звать меня иначе, — добавляет строго альфа, и Чимин сглатывает. Тяжело в университете обращаться к Чону как положено, а здесь, в его доме, гораздо проще.        — Хорошо, хён, извини.        — Ты бледный. Всё в норме? — изгибает бровь он и пропускает Чимина в квартиру. С его одежды течёт вода, кроссовки хлюпают, а волосы мокрыми сосульками повисли с обеих сторон лица.        — Нет, мы с другом засиделись допоздна, — врёт без зазрения совести Пак, смущается и не хочет залить пол в квартире Чонгука водой, льющейся с его вещей. — Я…        — Сейчас дам тебе сухую одежду, — бросает Чонгук и скрывается в спальне. Чимин продолжает нервно топтаться на пороге и стискивать молнию промокшей куртки.        Из гостиной выглядывает Ыюн и улыбается, завидев своего извечного спасителя от скуки. Губы омеги непроизвольно изгибаются в ответ, и мальчишка уже бросается в сторону няни, как тот тормозит его:        — Стоять, печенька! — выставляет Чимин вперёд руки. — Я весь мокрый, так что обнимашки подождут до лучших времён.        Чонгук торопливо выходит из спальни и прикрывает за собой дверь. Он протягивает омеге вещи — свои, скорее всего, — и Чимин благодарно кланяется, принимая одежду.        — Продукты я закупил, но в этот раз давайте без пиццы, — наставляет из коридора альфа, пока Чимин сбрасывает свои шмотки и заталкивает их в сушильную машину, находящуюся прямо над стиральной. — Я вернусь в воскресенье ночью, это не доставит тебе трудностей?        Из-за двери голос Чонгука кажется приглушённым, но Чимин чётко различает его слова.        — Нет, хён, — погромче отвечает омега и, посомневавшись, стягивает и нижнее бельё тоже. Кроме них с Ыюном в квартире не будет никого, так что, пока труселя не высохнут, Чимин походит так.        Он разворачивает аккуратно сложенную одежду. Простые широкие шорты из серой мягкой ткани и великоватая ему футболка, но, как говорится, чем богаты… Омега натягивает вещи и хватается за ручку двери, ведущей из ванной в коридор, где его уже ждёт Чонгук.        — Надеюсь, обойдётся без происшествий, но если что, номер моего отца, как обычно, в блокноте на рабочем столе, — консультирует он, пока Чимин шагает по ламинату и чувствует, как околели его пальцы на ногах.        — Да, сэр, — прикладывает руку к виску омега, а Чонгук только усмехается.        — Ведите себя хорошо, не шалите, отбой в девять, — смеётся сонсен-ним и обнимает прыгнувшего к нему на руки Ыюна.        — Так точно! — выдаёт немного шепеляво мальчик, повторяя движение за Чимином.        Альфа передаёт Ыюна Чимину. Он уже полностью собран, так что пришло время выдвигаться в аэропорт. Оба провожают Чонгука в коридоре, а потом, спрыгнув, мальчишка бросается в гостиную с воплем:        — Кто первый, тот выбирает фильм на вечер!        Чимин вздыхает и улыбается. Ну, да. Сегодня они тоже будут смотреть мультики про чудесную божью коровку.

***

       Ыюн мирно лежит у Чимина на коленях и посапывает, пока дети в костюмах из спандекса носятся по Парижу, чтобы спасти мирных жителей от злодея, а омега, зарывшись в густые тёмные волосы ребёнка всей ладонью, просто глядит сквозь экран. Его изнутри гложет произошедшее. Просто выбросить из головы случившееся не выйдет, потому что так не работает. Невозможно задавить в себе стыд, ощущение безысходности и тонкую нитку надежды, образовавшуюся в тот момент, когда Чимин занимался самобичеванием на полу своей ванной. Они с Тэ переспали. Да, этот факт стоит принять, пережевать и переварить. И судя по всему, то ли тот искусно притворяется, что ничего не замечает, то ли он действительно ничего не помнит об этой ночи. К слову, самой лучшей в жизни Пака.        Он не девственник и не святоша. Да, тихий студент, увлечённый архитекторским делом, чертежами и расчётами, но явно не тот, кого обычно называют стереотипно заучкой. Но омега и не такой уж и популярный. На факультете кроме Тэхёна у него есть парочка хороших знакомых и Юнги, с которым они более или менее общаются за пределами кампуса на более отвлечённые от учёбы темы. Остальные просто сокурсники или же те знакомые, из разряда «я знаю, как тебя зовут, помню, что ты учишься в одном учреждении со мной, но мы никогда не станем кем-то ближе, чем просто здоровающимися друг с другом в коридоре людьми». И Чимина такой расклад вполне устраивает. Он не гонится за обществом, не желает привлекать к себе излишнее внимание, но и не сидит забито в углу. Чимин просто есть. Он проживает свою студенческую жизнь, ходит на тусовки, влюбляется, подрабатывает, ночами не спит, готовясь к экзаменам.        Но случившееся явно выбивает его из колеи одним своим существованием. Лучше бы он тоже напился до такого состояния, в котором не запомнил бы того, что было между ним и его лучшим другом. Желание, чтобы отшибло память, всё растёт в геометрической прогрессии. Да, он влюблён в Тэхёна, но это не значит, что он хотел даже попытаться признаться ему.        Тэ, быть может, и поймёт его, однако это может стать отправной точкой к концу многолетней дружбы, так долго скрепляющей их вместе. Чимину этого не нужно. Он не хочет, чтобы между ними возникала ненужная неловкость от осознания друга, что Пак питает к нему нежные чувства, а Тэ определённо будет её ощущать вкупе с виной. Этого Чимин хочет ещё меньше. Потому что Ким — человек такой. Он обязательно будет винить себя, даже если ни в чём не виноват перед другом. Он ведь не властен над чужим сердцем, сам Чимин над ним не имеет власти, но друга это не остановит. Оттого становится всё печальнее.        И пока выхода из ситуации он не видит. Ни света впереди, ни какого-либо решения, которое стоит принять, пока мучительные и рвущие на части душу мысли в его черепушке не стали совсем уж похожими на драконов, вместо привычных усатых тараканов. Чимин не знает, как ему вести себя с Тэ. Он не хочет ему говорить правду, объяснять причины своего поведения, потому что после этого будет плохо. Но и молчать, по всей видимости, тоже не способен. Оно гложет его изнутри, вынуждая прокручивать ночь и утреннюю сцену в разуме, перемусоливать детали, искать исход того или иного действия, если всё же Пак решит что-то предпринять.        На телефон внезапно приходит уведомление, отчего омега вздрагивает и переводит взгляд на гаджет, лежащий у ноги ребёнка. Придётся тянуться через заснувшего Ыюна, а тот знай себе — причмокивает губами во сне, а пара тёмных прядок упали на его глаза. Чимин смахивает их и заправляет за маленькое круглое ушко. Он подхватывает смартфон и тут же вздыхает: как только экран загорается привычной заставкой, он видит пришедшее от друга сообщение.       

От: Тэ:

      

Спишь?

       Чимин замирает и не знает, стоит ли отвечать. Его накрывает паникой, кажется, что он не сможет как прежде непринуждённо общаться с ним, что будет при каждом их внезапном и довольно частом по причине крепкой дружбы контакте хотеть биться головой о ближайшие твёрдые предметы. Но ответить нужно, потому Чимин смахивает уведомление, чтобы открылся мессенджер.       

Вы:

      

Не сплю. Ыюн уснул на коленях, нужно отнести его в спальню.

       Чимин откладывает телефон, но экран не гасит и тут же слышит щелчок нового сообщения.       

Тэ:

      

Я тоже не сплю. Не идёт сон. Как только приехал домой, сразу же вырубился и забил окончательно на вечерние пары. Если я попаду на отработку, ты же дождёшься меня?

       В конце Тэхён добавляет привычный ему плачущий смайлик, и Чимин не может сдержать улыбки. Он такой всегда. Даже в переписке можно считать эмоции омеги по интонации сообщения или же туче смайлов, которые тот отправляет, ни разу не поскупившись. Чимин неудобно печатает одной рукой ответ. В груди, кажется, угасает постепенно, меркнет тревожное чувство, потому что Тэ такой же, как и до вчерашнего вечера.       

Вы:

      

Как ты себя чувствуешь?

      

Тэ:

      

Паршиво. Ублюдок накатал мне целую тираду в Какао, а я не хочу даже открывать. Он сто процентов там будет оправдываться, а мне тошно даже думать о нём.

       Чимин тяжело вздыхает. Тэхён не изменяет себе. Даже несмотря на то, что Донхун сделал ему больно, омега продолжает думать об альфе.       

Вы:

      

Почему он всё ещё не в чёрном списке?

       Значок того, что собеседник пишет, гипнотизирует. Чимин спать не хочет, но сопение Ыюна и песни из большого телевизора по окончанию серии мультика, расслабляют его, и тело становится похожим на разогретый пластилин. Омега съезжает чуть ниже по спинке дивана и бросает взгляд на часы: мальчишка уже час как должен спать в своей постели, но выбрал вместо удобной подушки костлявые коленки Чимина.       

Тэ:

      

Я знаю, что должен был заблокировать его, но у меня нервов не хватило в тот момент зайти в сеть. А потом мы с тобой нахрюкались)

       Чимина передёргивает. Он снова погружается в воспоминания и ощущения, внутренности холодеют, а во рту копится слюна, словно его вот-вот вывернет. Тошнота сегодня становится незримым спутником Чимина, преследует, наступает на пятки. Весь день наполнен этим ощущением. Пак сглатывает и понимает, что не хочет отвечать. Это событие навсегда останется между ними. И если не один, так второй точно будет постоянно вспоминать об этом.       

Вы:

      

Мне нужно отнести Ыюна в кровать, иначе Сонсен-ним мне уши оторвёт.

       Он блокирует экран, не дожидаясь ответа от Тэхёна. Он не может. Не сумеет преодолеть собственную трусливую натуру. Ему вроде бы и нужно с кем-то поделиться, выплакать свои эмоции, банально выговориться, вот только с кем? Единственным, кого Пак может назвать близким и родным человеком, является Тэ, но ему высказаться не получится без последствий. Есть ещё Юнги, но этот альфа ни сном, ни духом не знает о симпатии Чимина. И не должен. Они не имеют права впутывать Мина в свои отношения.        Чимин сглатывает и бросает телефон на диван. Спящий Ыюн вздрагивает и ёрзает, а омега ловко подхватывает довольно тяжёлого ребёнка на руки, чтобы отправить в кровать.

***

       Он позволяет себе подольше постоять под душем и расслабиться. Так и не найдя сил прикоснуться к своему мобильному, Чимин прячется от всего мира в маленьком пространстве в ванной, но его резко вырывает из прострации звон входящего вызова. Трубку брать не хочется, но омега пугается мысли, что это может быть Чонгук, который хочет убедиться в том, что с сыном всё в порядке. И если Пак трубку не возьмёт, альфа будет переживать. Он быстро хватает чужой халат с сушилки и мысленно извиняется перед хозяином дома за такую вольность. Несётся стремглав к разрывающемуся смартфону и фыркает, когда на дисплее видит имя лучшего друга.        — Чёрт, я из-за тебя сорвался из душа! — шипит на него в трубку Чимин, слыша низкий, бархатный смех в ответ. — Думал, это сонсен-ним звонит.        — О-о, Чимин, — тянет Тэ, шурша чем-то на фоне. — Ты так жаждешь услышать голос нашего препода?        Пак заливается гневной краской, расползающейся от кончиков ушей по всему лицу.        — Я, спешу тебе напомнить, присматриваю за его сыном, и он может волноваться о нём, так что не занимай линию и вали уже спать, — отвечает омега, перехватывая трубку поудобнее. Он твёрдо намерен закончить разговор с Тэхёном, помыться, потому что пена с волос начинает стекать на лоб и грозит попасть в глаза.        — Я к чему вообще звоню, — кашляет, подавившись, тот. — Завтра выходной, обещают хорошую погоду.        — Я сижу с Ыюном.        — Да знаю я! — фыркает Ким. — К тому и клоню. Пошли завтра в парк. Ребёнок прогуляется, а мы выпьем кофе.        Раньше Чимин бы согласился не задумываясь, а теперь на языке вертится отрицательный ответ, в душе — сомнения, а сердце разрывается болью.        — Тэ…        — Только попробуй отказаться! — угрожающе, но вместе с тем плаксиво выговаривает друг. — Я так соскучился по нашим прогулкам. Ты вечно занят с Ыюном, а ещё и подработку только недавно бросил. А я… с козлом этим тусовался. Хосок, кстати, до сих пор написывает мне по его просьбам.        — Тэхён, только прошёл дождь, — вздыхает Пак, потирая переносицу двумя пальцами. — Ыюн может заболеть, да и сонсен-ним не обрадуется, если я пойду куда-то без ведома с его сыном.        — Ну, так предупреди его! — просит дальше Тэхён, а Чимин ощущает, как внутри него что-то сжимается. Он не сможет отказать. Никогда не мог сказать «нет» этому несносному человеку.        — Ладно, я позвоню ему и спрошу разрешения, — устало бормочет Пак, слыша на том конце удовлетворённый писк.        — Спишемся! — бросает Тэхён и отключается.        Чимин же стоит ещё несколько минут и просто бесцельно пялится в экран смартфона. Что ему делать? Как завтра не чувствовать себя настолько же отвратительно, как сейчас? Омега швыряет от злости гаджет в диванную подушку и смаргивает непрошенные слёзы. Он справится. Наверное… Гулко шлёпая ногами по ламинату, решает вернуться обратно в ванную, чтобы домыться. Ей богу, когда-нибудь всё это сведёт его с ума.