ID работы: 14301494

Аддикция

Слэш
NC-17
Завершён
901
автор
mihoutao бета
Размер:
398 страниц, 30 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
901 Нравится 680 Отзывы 410 В сборник Скачать

Часть 4

Настройки текста
Примечания:
      Как только Чимин раскрывает глаза, которые, к слову, ему поддаются с трудом, то понимает, что вот-вот свалится с чужого дивана. Голова невыносимо кружится, словно он ещё пьян, руки и ноги не слушаются, и омега болезненно стонет.        За окном, занавешенном плотными шторами, ещё едва виднеется занимающийся рассвет, в помещении темно и тихо, и оно кажется Чимину знакомым. Пока его не пронзает осознанием, почему так привычно лежать на этом диване, что рядом в пластиковом контейнере лежит море игрушек, а из щели приоткрытой двери добирается полоска жёлтого света из кухни. Стыдно. Блять, как же стыдно вспоминать, что он вчера натворил.        Обидел Тэхёна, накричал на него в порыве обиды и злости, прогнал, оттолкнул Юнги. Он не понимал, кому именно звонит в горячке наркотического — а это, несомненно было оно, ведь не мог Пак так сильно опьянеть от нескольких шотов и двух стаканов виски — опьянения. А позвонил он никому иному, как Чон Чонгуку. Своему преподавателю, хёну, с сыном которого сидит. Ну, что же за человек такой Чимин, раз доставил ему столько проблем.        Подняться выходит не с первого раза. Голова и мир вокруг него всё ещё кружатся, так что омеге приходится сначала сесть и продышаться, прежде чем раскрыть веки и взглянуть на круговерть возле. Подташнивает, но желудок предательски пустой, только сосёт под рёбрами, показывая — что даже если захочется, то тошнить будет нечем. Чимин тяжело вздыхает и почти стонет от стыда. Как ему теперь появиться перед Чонгуком, как просить у него прощения? Он, наверное, не захочет, чтобы Пак теперь сидел с Ыюном… От этого вдруг становится так больно и тревожно, словно сейчас душа разорвётся. За три месяца омега к мальчику привязался, пусть и знает, что когда-то его помощь больше не понадобится, однако сейчас — слишком рано для такого.        Ему приходится силой воли и чудесными чарами какими-то себя удерживать на ногах. Ковыляет до двери, отгораживающей гостиную от коридора. На кухне, когда Чимин выходит, горит свет и кто-то тихо чем-то шелестит. Стыд застилает взор красным, хочется убежать прямо так — в одежде хёна — и никогда не возвращаться. Боже… Чонгук ведь даже переодевал его, угашенного и бессильного… Чёрт. Пак тихо, почти безмолвно матерится сквозь сжатые зубы. Он облокачивается о стену рядом с дверным проёмом и несколько раз больно бьётся затылком о твёрдую поверхность.        — Долго там стоять будешь? — доносится из кухни, и Чимин судорожно вздрагивает.        Напротив входа в кухню в коридоре висит большое зеркало, и им хорошо видно друг друга в его отражении. Чонгук сидит сонной вороной за кухонным столом и ковыряет ложкой в хлопьях, а Пак — бледный и болезненно выглядящий — стоит, прижавшись, словно желает слиться с обоями, у стены.        Чимин стыдливо семенит на кухню и морщится от яркого света. Заметив это, Чонгук поднимается со своего места и щёлкает выключателем. Комната погружается в полумрак, и только слабые рассветные лучи прорезают темноту. Лицо альфы выглядит моложе в таком освещении, хотя на самом деле он на почти на десять лет старше Чимина. Сейчас же кажется молодым, особенно, когда волосы такие растрёпанные, на плечах едва висит растянутая майка-борцовка, а ноги босые и скрещённые между собой под столом.        — Как чувствуешь себя? — негромко интересуется Чон, снова поднимаясь с места, он лезет в холодильник и выуживает оттуда пачку детского сока с трубочкой. Он ставит на стол напротив Чимина. Яблочный. — Садись и выпей. Помогает от похмелья.        Чимин, сжимая добела собственный локоть, шаркает по гладкому ламинату и осторожно присаживается напротив альфы. Тот снова увлекается своими хлопьями, хрустит ими, а Пак медленно пытается снять плёнку с трубочки. Вот только из-за интоксикации его руки так трясутся, что пальцами никак не удаётся ухватиться за краешек упаковки. Чонгук за этим терпеливо наблюдает, потом протягивает руку и забирает трубочку из его ладони. Ловко расправляется с ней, а после с лёгким хлопком вставляет в предназначенное для этого отверстие в пачке сока.        Чимин хрипит тихое «спасибо» и присасывается к напитку. Тот приятно льётся по горлу и пищеводу, а желудок завывает, словно умирающая касатка, вынуждая Чонгука снова поднять взгляд.        — Если не стошнит после сока, сварю тебе бульон, — выдаёт хён, вынуждая Чимина ещё сильнее сжаться на стуле.        Неловко до опизденения, как умудрился он настолько вляпаться? Будто мало истории с лучшим другом, он решил ещё и на голову Чонгуку свалиться. Но альфа не выглядит раздражённым или недовольным — он просто спокоен, словно каждый божий день Пак Чимин в его одежде и без трусов сидит на его кухне с похмельем, до этого проблевавшись несколько раз в ванной. Ну, да. Зашибись.        Чимин судорожно вздыхает, когда сок заканчивается. Пришлось потрепать запасы вкусностей Ыюна, он потом купит мальчику ещё пять соков… если Чон позволит ему приблизиться к ребёнку.        — Хён… — сипло обращается он, от стыда не поднимая головы. — Прости пожалуйста, я тебе доставил проблем.        Чонгук, похрустывая, пережёвывает хлопья, прежде чем прокашляться и заговорить:        — Да, проблем, конечно, ты мне доставил прилично, но больше я переживал, Чимин. У тебя такой вид был, словно ты вот-вот с богом встретишься, я уж было испугался, что у тебя… передоз, — Чимин вздрагивает и глядит шокировано на Чона.        — Я не употребляю, — мямлит Чимин, вцепляясь в край чужой футболки, надетой на него. — Правда, хён… Я просто схватил чужой стакан, даже не думал, что там может что-то быть! — он ненадолго замолкает, сжимая до боли губы. — Прости меня, прошу. Если ты больше не захочешь, чтобы я сидел с Ыюном, я пойму.        Чонгук странно смотрит на него, выпивает молоко из чашки и встаёт из-за стола. Методично шумит вода, пока он моет тарелку, а после, вытирая руки об одноразовое полотенце, альфа со вздохом разворачивается к Чимину.        — Во-первых, я не настолько старый, чтобы не понимать вашего желания «потусить» в компании выпивки и сумасбродства. Мне всего тридцать четыре, ещё каких-то десять лет назад я был таким же, как и ты, — проговаривает наставительно Чон. — Во-вторых, ты — мой студент. Ты няня моего ребёнка, и уж за три месяца довольно близкого общения я уже более или менее составил о тебе мнение помимо нахождения в университете. Я вижу, что ты неплохой человек. Просто порой, как и все живые, путаешься и совершаешь ошибки.        Чимин сглатывает и жалобно глядит на хёна, тот подходит ближе и вдруг осторожно поглаживает Пака по спутанным, жёстким от лака и средств для укладки волосам.        — В-третьих, Чимин, Ыюн меня съест заживо, если я вдруг вас разлучу. Может, тебе ещё не настолько заметно, но он очень привязан. И для него, как и для меня, это важно, ведь… — Чонгук ненадолго замолкает, и лицо вдруг у него становится очень серьёзным. — Он перенёс тяжёлые времена ранее, ему нужна поддержка. К тому же я — альфа. Я не дам ему того, в чём нуждается маленький омега. В твоём обществе он расцвел. И это — по-настоящему важно, а не какая-то пьянка с последствиями.        Чимин чувствует, как у него дрожит от облегчения нижняя губа. Омега смаргивает наваждение и благодарно кивает хёну, тот лишь медленно гладит его по голове перед тем, как отдёрнуть ладонь.        Чонгук и правда варит ему бульон. Он лёгкий, пахнет немного мясом, но вливается в желудок словно в сухую землю, отчего омега почти мурлычет — ему мгновенно становится намного лучше. Голова больше не гудит и не кружится, осталась только слабость в теле и ломота в конечностях. Когда Чимин уходит в ванную, чтобы вымыться, снова одалживая у сонсен-нима нужное, просыпается Ыюн. Он вертится возле двери в помещение, всё ещё одетый в пижаму и с зайцем в руках.        — Чимин-и, — выдыхает ребёнок, увидев няню. Он тут же бросается обниматься, а Чимин с трудом умудряется поднять тяжёлого мальчика на руки, хотя его состояние по-прежнему оставляет желать лучшего. — Я папе не поверил, что ты тут! Он ведь сказал, что мы будем только вдвоём, но я так рад, что ты здесь!        Чимин неловко смотрит на Ыюна. Он испортил им с Чонгуком нормальные семейные выходные. От этого становится так ужасно стыдно, снова хочется провалиться под землю, но альфа, опираясь плечом о дверной косяк, смотрит спокойно и умиротворённо.        — Папа! — оборачивается Ыюн к Чону. — Можно Чимин поедет с нами к дедушкам?        Оба взрослых застывают истуканами, ошеломлённые просьбой. Чимин — просто няня, не друг, никто иной, чтобы ехать с ними к родителям Чонгука, а тот прочищает горло и неловко чешет шею.        — Печенька, — серьёзно говорит Чимин, опережая альфу. — Я заскочил ненадолго. Мне просто нужна была помощь твоего папы, а сейчас есть важные дела, которые мне необходимо сделать до того, как мы снова с тобой встретимся.        Глаза ребёнка тут же наполняются слезами обиды и разочарования, они таранят болью Чимина в самое сердце, но он никак не может согласиться на такую авантюру. Никаких странных поездок. Для омеги сейчас лучше всего вернуться домой и проспать несколько часов к ряду.        — Но я ведь… я думал, что ты побудешь с нами, — хнычет Ыюн, вцепляясь пальцами в шею Чимина и жалобно всхлипывая.        — Чимин может побыть с нами, пока ты завтракаешь и собираешься, — осторожно предлагает Чонгук, подходя ближе и поглаживая сына по спине. — А потом мы подвезём его и сами поедем к дедушкам.        — Нет! — плачет тот, отмахиваясь от руки отца. — Не хочу! Почему он не может всегда жить с нами? Без него мне скучно, ты редко играешь со мной! — Чонгук выглядит пристыженным, но Чимин-то понимает: альфа не виноват.        Он много работает, чтобы у Ыюна было всё необходимое, на нескольких работах, даже берёт больше, чем может выдержать. А Ыюн — лишь маленький ребёнок, которому почему-то сейчас особенно грустно.        — Почему Донсу можно было приходить и ночевать тут? — плаксиво тянет мальчик, отказываясь отлипать от омеги. — Он приходил часто!        Чонгук вдруг покрывается пятнами смущения, когда их взгляды с Чимином пересекаются. Это не его дело, нечего пялиться, потому Пак отводит взгляд и зовёт подопечного.        — Ыюн, — тот поднимает заплаканное лицо. — Папа в этот раз хочет провести с тобой время. У меня правда есть важные дела, но в следующий раз я приду, и мы снова сходим погулять.        — Ты возьмёшь с собой Тэхёна? — спрашивает осторожно и смущённо ребёнок, из-за чего Пак тут же мрачнеет.        — Если… — запинается он, и лицо тут же сереет от воспоминаний о лучшем друге. — Если он захочет и не будет занят — обязательно. Если нет, то пойдём вдвоём и объедимся пуноппан и мороженного.        Ыюн медленно успокаивается, но по-прежнему отказывается слезать с рук Чимина. У того уже отваливается спина, но от таскает мальчишку, пока Чонгук молчаливо варит ему кашу на индукционной плите, часто помешивая. Омега наблюдает за ним: за напряжёнными почему-то плечами, вихром на затылке, которого ещё не касалась расчёска, за линией челюсти, когда Чон поворачивает голову вбок и тянется за банкой с сахаром.        Ыюн запутывается пальцами в его подсыхающих волосах, гладит по коже на шее маленькими подушечками, утыкается в изгиб носом. Чимин понимает, что ему чего-то не хватает, но в силу неопытности именно в плане родительского чутья не может этого пока дать. Да и не родитель он ему, скорее, старший брат, относится, как к своим младшим, лелеет, конечно, однако в нём нет этого трепетного ощущения. Но пока Чимин рядом с Ыюном, он будет отдавать ему столько, сколько в нём есть.        Чонгук медленно размешивает кашу в тарелке и дует на неё, чтобы побыстрее остыла, пока Чимин бродит по коридору к гостиной и медленно покачивает Ыюна в руках, будто совсем маленького. Альфа наблюдает за ними, отчего Пак смущается и старается не поворачиваться к нему лицом, лишь гладит ребёнка по голове. Всё это утро ощущается до ужаса странно.        — Печенька, — подходит ближе Чон, заглядывая омеге через плечо. — Каша готова.        Ыюн недовольно морщится, но позволяет отцу забрать себя из рук Чимина, а после усадить на специальный высокий стул, чтобы доставать до поверхности обеденного стола.        — Там твоя одежда в сушилке. Должна уже быть готовой к носке, — тихо проговаривает Чонгук ему, вынуждая смутиться и вспомнить снова о вчерашнем.        Но он только кивает и скрывается в ванной, чтобы переодеться.        Он выглядит развязно в этой майке, с голой спиной и открытыми плечами. На лице остались блёстки, которые трудно смыть, оно опухшее и немного бледное. Разница с тем, как видит себя Чимин в одежде Чонгука и в своей — радикальная. Но не поедет же он домой в его футболке и штанах.        Семейство Чонов собирается быстро, Чимин едва успевает отыскать возле дивана свой телефон, а они уже стоят в коридоре и ждут его. Ыюн всё ещё расстроен тем фактом, что Пак не поедет к ним за город к дедушкам, а Чонгук терпеливо ждёт, пока омега влезет в массивные кроссовки на подошве, и они покинут квартиру.        В машине едут молча, только слышно мультики в планшете ребёнка с заднего сидения, а так Пак просто сидит и смотрит в лобовое стекло, почти засыпая — он от силы поспал несколько часов в доме альфы, и опьянение даёт о себе знать снова — омегу клонит в сон.        Чонгук тормозит возле жилого комплекса, где арендует студию Пак, и смотрит на него.        — Отпишись мне чуть позже, чтобы я не переживал о твоём состоянии, — спокойно просит сонсен-ним, постукивая по рулю. Ыюн беспокойно ёрзает в детском кресле, глядя на них.        — Хорошо, — послушно кивает тот, глядя на альфу. — Хён…        — М? — откликается тут же Чонгук, оборачиваясь на сына и подавая ему воды в бутылке.        — Мне жаль, что я так подвёл тебя, — морщится Чимин и нервно, почти до боли чешет открытое плечо. Чон предлагал ему куртку, но омега упёрся и сказал, что от машины до квартиры перебежку переживёт.        — Успокойся, не подвёл ты меня, — усмехается тот и продолжает смотреть.        — Можно я в качестве извинения угощу тебя ужином в ресторанчике родителей Юнги? — осторожно спрашивает омега, поднимая голову на Чонгука.        Он не вкладывает никакого подтекста в это предложение, просто действительно хочет искупить вину и все неудобства, доставленные старшему.        — А Ыюна с кем оставим? — задумывается Чонгук, почёсывая подбородок.        — Мы можем просто заказать доставку, — сразу же спохватывается Пак, взмахивая руками. — И с Ыюном поедим.        Чонгук отвечает, подумав совсем недолго:        — Хорошо, договорились.        Чимин несколько раз кивает, прежде чем попрощаться и, ёжась от холода довольно пасмурного утра, выскочить из машины. Он несётся в сторону своего дома и оглядывается, смотря за тем, как машина сонсен-нима уезжает, развернувшись.

***

       Единственное, что делает Чимин, только зайдя в свою квартирку, это снимает напрочь всю одежду. Даже несмотря на то, что она чистая, ведь Чонгук её постирал, всё равно создаётся ощущение, будто она пропахла табаком, алкоголем и мерзким шлейфом ссоры. Ссоры с лучшим другом, с которым они не разлей вода уже много лет, и самой масштабной трагедией стало, когда они подрались в шестом классе, споря, кто сильнее — Саске или Наруто. Это всё. Но теперь, спустя десятки (не постесняется этого слова Чимин) лет вместе, омеги в раздрае. Оба. И с одной стороны мягкая и любящая часть Пака стремится скорее положение исправить, помириться с дорогим сердцу человеком, а с другой… Он всё ещё обижен. До одури, до скрежета зубов зол, ему по-прежнему больно так, что звенит в голове.        Тэ знал, что Чимин в него влюблён, видел его реакцию даже на простейшие действия, но продолжал это делать. И это даже не масштаб трагедии, не в этом загвоздка. Тэхён попробовал с ним провернуть подобное ещё раз, дал ему слепой, несуществующий шанс на взаимную симпатию, который голодный до чувств Пак сожрал, не глядя. Словно маленькая глупая рыбка Пак Чимин сам повис на крючке беззлобной, но острой обманки друга, решившего смолчать о том, что он помнит о проведённой вместе ночи. Тэ просто запутался — часть разума Чимина это осознаёт. Он раздавлен изменой Донхуна, а тут ещё и оказался огорошен сексом с лучшим другом, с омегой, который, судя по всему, противен не был, однако, когда дело дошло до трезвой головы… Он испугался.        Понять Пак в состоянии, вот только простить пока не получается. Долгие годы дружбы не спасают от боли, вынуждающей его рассыпаться на мелкие, острые частицы внутри, которые колют, бьют и режут мягкое открытое донельзя нутро. Чимин ранен и не собирается этого скрывать. Он понимает, что в итоге они всё равно помирятся, однако, когда это случится, кто сделает первый шаг или в каком теперь ракурсе будут видны их взаимоотношения, пока сказать не может.        Он валится на вечно расправленную кровать и хмыкает. Телефон безбожно разряжен, и нет никакого желания искать провод, чтобы тот включился. Потому что морально и физически, чего уж скрывать, Чимин не готов к контакту с друзьями. Да, он поступает сейчас эгоистично, ведь мог бы объясниться и поговорить, однако помнит все слова, брошенные плачущему Тэхёну в прошлый вечер. И не хочет повторения событий вновь. Уж лучше они поговорят о случившемся чуть позже, когда перестанет так болеть, ведь Пак знает себя: когда он уязвим, то сильнее всего выпускает зубы и когти, ранит близких людей неосторожными действиями и выражениями, потому что так пытается защититься от боли.        Чимин отворачивается от брошенного рядом с одной из подушек телефоном и старается уснуть. Из-за усталости и похмелья это получается довольно быстро.

***

       Университет теперь кажется ему натуральной каторгой. Чимин тащится туда через силу, и совершенно точно из последних удерживает себя оттого, чтобы рвануть обратно в тихую тёмную студию. Он измученно смотрит на серо-голубое здание корпуса, где у него сегодня большая часть пар, а потом, скривив губы, всё же входит. Поглубже натягивает капюшон, проходя мимо студентов: в нём сейчас желания общаться с кем-либо ровно со спичечную головку, а после слышит шепотки, обращённые ему в спину, но особого значения этому не придаёт.        В аудитории намеренно садится в самый дальний угол, к компашке баскетболистов, понимая, что там свободных мест нет уже, и Тэхён к нему не присоединится, как бы ни хотел. Он усаживается за парту, но тут же роняет голову на деревянную поверхность, не желая шевелиться. Ощущает безумную усталость, несмотря на то, что все выходные провёл в постели, бездумно катаясь колбаской по простыне.        Входит пожилой альфа, преподающий МДК по проектированию, и студенты смолкают. Следом за ним, пока преподаватель раскладывает нужные бумаги для лекции, влетают Тэ и Джиун. Друг сразу же бросает взгляд на большую и просторную аудиторию. Но сонсен-ним его торопит, и Киму приходится плестись на свободное место, пока Чимин стыдливо прячется за широкими плечами Сынмина, сидящего рядом и загораживающего омегу своим спортивным телом.        Он не готов говорить сейчас, не сможет переварить, отреагировать без слёз и истерики, не доведя при этом и Тэхёна за компанию. Чимин до дурости опасается снова ляпнуть что-то обидное, оскорбительное в его адрес, и порой ненавидит себя за такой дурной и едкий язык. Он плохой человек? Нет, наверное, сам фактор того, что он человек, играет тут значимую роль. Потому что люди имеют свойство ошибаться, грубить, принимать слишком близко к сердцу и обижать близких, если задеты сами. Ну, по крайней мере, многие из людей. Потому что Тэ, не учитывая того, сколько у Юнги ему наговорил Чимин, продолжает искать взглядом друга по аудитории.        — Поругались, что ли? — тихо спрашивает Сынмин, вынуждая Пака дёрнуться и вынырнуть из размышлений.        — Чего? — хлопает он глазами.        — Ну, вы с Тэхёном обычно парочкой только ходите, никогда не расстаётесь, а тут ты от него отделился, ещё и прячешься, видно же, — чешет альфа ухо, смущаясь.        Чимин разглядывает его, а потом хмыкает.        — Нет, мне просто кое-кто из баскетбольной команды нравится, вот слежу за ним, — елейно проговаривает омега, глядя на то, как лицо Сынмина удивлённо и предвкушающе вытягивается. — А Тэхён просто следит, чтобы я не спалился, кто именно.        Альфа весь подбирается, смущается, в его взгляде так и читается надежда, а ещё безмерное любопытство. Чимин вдруг подвигается ближе и проникновенно, но крайне тихо произносит:        — Но ты ведь меня не сдашь, верно? — и улыбается, хитро растягивая пухлые чуть потрескавшиеся губы.        Сынмин часто кивает, его пунцовое лицо говорит о том, что как только закончится лекция, то вся баскетбольная команда будет гудеть об этом, будь то основной состав, запасные или менеджеры. Чимин усмехается и игнорирует всё что говорит вдалеке — у самого начала кабинета — сонсен-ним. Он лишь упирается лбом в сложенные на парте руки и пытается отрешиться от гнетущих его мыслей.

***

       После третьей пары Чимин сдаётся и всё же спускается на территорию кампуса. С неба моросит, мелкие холодные капли неприятно оседают на крашенных волосах, и омега морщит нос, а после набрасывает на голову капюшон. Он направляется в сторону курилки, чтобы там снять немного стресс и задумчиво постоять, сжимая губами никотиновую палочку. И, конечно же, натыкается там на Юнги в компании сокурсников.        Они с Мином познакомились в конце первого курса, когда компанию Пак-Ким послали помогать второкурсникам с их же направления устраивать ярмарку в честь Чосока. Единственное, что делал Мин — командовал всеми, и омеги искренне не понимали, как остальные сонбэ подчинялись этому человеку настолько безропотно и молчаливо, пока не поняли, что здесь кроется нечто интересное.        Они, являясь особами крайне любопытными, подобрались к Юнги и втёрлись к нему в доверие, чтобы прознать причину такого расклада вещей, а Мин легко и с усмешкой им объяснил: каждый из участников ярмарки кое в чём перед ним провинился. Оказывается, сокурсники Мина устроили бедлам на очередной вечеринке альфы и разбили дорогущую плазму, за которую тот после огребал по шее от родителей. Вот, теперь расплачиваются.        Чимин и Тэхён поразились, ужаснулись и посмеялись, а их план сунуть любопытные носы в дела старших обернулся тем, что общение с Юнги оказалось таким комфортным и домашним, в итоге привязавших двоих закадычных друзей к старшекурснику намертво. И всё как-то вышло само собой разумеющимся, когда внезапно Мин подслушал их разговор о местной студенческой кофейне, где подают отличный горячий пунш, и напросился с ними за компанию, обещая угостить.        Юнги так органично вплёлся в их среду, что оба были совершенно не против такого круга общения, подпускали его всё ближе, даже со временем стали приглашать на совместные тусовки или же соглашались на ночёвку с просмотром фильмов дома у него. И это было замечательное время, такое, что Чимину казалось, будто их всегда было не двое, а трое, однако теперь он остался один и это угнетало, потому что, судя по взгляду альфы, тот явно недоволен поведением Пака.        Чимин с последним проблеском надежды прячется в уголок курилки, жертвует пространством, закрытым от дождя, и мокнет, лишь бы с ним не пересекаться. Но Юнги взором ястреба уже выцепляет его из толпы обучающихся, хлопает Хосока по плечу и тот тут же обращает внимание на омегу. Пак же отворачивается, будто их не видит, и прикуривает толстую сигарету с рыжим фильтром, тут же втягивая спасительный горький дым в лёгкие, не задерживая во рту.        Однако тень старшего нависает над ним, приходится обернуться и взглянуть флегматично в глаза. Волосы Юнги с едва заметными отросшими корнями, мокрые от моросящего дождя, он раздражённо жуёт серьгу в губе и прожигает Чимина недовольным взглядом.        — Прекратишь себя вести, словно пятилетка, и поговорим? — настойчиво, почти надавливая (что обычно Юнги не присуще) произносит он.        — О чём?        — К примеру, о том, по какой причине вы с Тэ поругались у меня дома, ты заистерил, накидался какой-то дрянью и словил неясный приступ до такой степени, что валялся в ванной. А! — Мин раздражённо вскидывает рукой и тут же опускает её, шлёпнув себя по бедру в просторных хлопковых брюках цвета хаки. — Ещё, быть может, о том, что ты каким-то образом вызвонил сонсен-нима Чона, и тот примчался на всех порах чтобы раздавать нам праведные пиздюли?        Чимин ёжится. Видимо, Юнги досталось по шее особенно сильно от Чонгука, учитывая, что тот старше и затеял вечеринку. Пак вздрагивает, когда альфа сжимает переносицу двумя пальцами и устало зажмуривается.        — Знаешь, я не понимаю, что между вами двумя. Вот только ты дуришь по-страшному, Чимин. Напиваешься, буянишь, ругаешься, гасишься чем-то, а потом все выходные не берёшь трубку, хотя мы до ужаса были напуганы твоим состоянием, — хрипит Юнги, Чимин ясно видит впервые его бурную злость. — А теперь делаешь вид, что Тэхёна даже не знаешь, а тот ревёт белугой в туалете, сидя на сраном унитазе и звоня мне в истерике, потому что ты его игнорируешь.        Он сглатывает от слов Юнги. Становится стыдно и неловко, больно даже. Потому что Тэ плохо, и он плачет.        — Разберись в себе, пожалуйста, прекрати выбрасывать такие финты и поговори с ним, он уже на приведение похож, — кладёт тяжёлую ладонь на его плечо альфа и пытается смотреть в глаза, но Пак голову настойчиво отворачивает. — И помни, что я тоже у тебя есть. Если вдруг хреново — не надо творить такое, ты ведь можешь прийти ко мне и всё решим.        Чимин начинает нервничать. Да, Юнги старше, да, он чуток и проницателен, а ещё действительно в большинстве случаев может помочь. Однако не в этой ситуации точно. И его уверенность в словах раздражает, потому омега сбрасывает с плеча руку Мина и, крутнувшись так, что почти задевает его рюкзаком, вылетает из курилки прочь, не ответив даже.        Злость, обида и вина клокочут в нём, раздирают внутренности, и Чимин явно пока не в том состоянии, чтобы это обсуждать. Он совсем взвинчен, похож на фурию, когда пролетает мимо толпящихся у объявления студентов, не обращая внимания на то, что они разглядывают. Пока не замечает пролетевшего мимо него сонсен-нима.        Чонгук явно бледен и почти испуган. Это вынуждает омегу остановиться, потому что вид старшего напрягает и вызывает сомнения в том, что всё в норме. Не раздумывая особо, Чимин несётся за ним следом, окликая:        — Сонсен-ним! — но Чон не слышит его, продирается сквозь толпу, отодвигая перешёптывающихся студентов.        И когда Пак приближается к стенду, у которого замирает Чонгук, его прошибает холодным потом, стоит только увидеть то, что натворили недоброжелатели.        На стенде с информацией и фотографиями преподавателей, выдающихся своими успехами, приделана фотография из социальной сети, которую Чимин, кажется, выложил около года назад. Он в наполовину расстёгнутой белой рубашке, в руке зажата бутылка «Хеннесси», по контуру которой Пак проводит языком. Они с Тэ сделали это фото в шутку, когда дурачились дома, где-то на фоне виднеется рука Тэхёна, стоящего рядом с ним на этом снимке и приобнимающего друга за плечи.        Это фото никак не должно было оказаться на стенде в холле университета рядом с изображением сонсен-нима. Чимин чувствует, как его пронзает жуткой дрожью, но фотография — не самое страшное, что есть здесь. По защищённой пластиком поверхности вьётся надпись:       

«Честно ли все студенты зарабатывают зачёты?»

       Его прошибает злой, стыдливой дрожью. Какого хера… Чимин подходит ближе и яростно глядит на надпись. Кто-то залез в его инстаграм и взял оттуда снимок годовалой давности, где Пак не в самом трезвом состоянии и не в самом приличном виде, да ещё и поганой ложью намекает на то, что они с хёном… Чимин принимается остервенело тереть надпись рукавом толстовки, и маркер размазывается синим пятном по пластику. Хватает своё фото и сминает нечёткое изображение от злости, почти режет о края бумаги мягкую часть ладони.        — Вы чего уставились? — злым, дрожащим голосом спрашивает омега, обернувшись к толпе учащихся.        — Чимин, — хватает его за плечо Чон, стараясь остановить.        — Клоунов нашли? — тон становится выше, потому что от досады и шока слёзы скапливаются в глотке.        — Чимин! — одёргивает его альфа громче, вынуждая посмотреть на него, потому что позади стоит декан и наблюдает за развернувшейся картиной.        Чёрт. Словно Чимину не хватает проблем в этой жизни, теперь он заработал неприятности с вышестоящими в университете, создал дополнительные проблемы Чонгуку.        — Говори обо всём честно, прошу тебя, — шепчет напоследок альфа и идёт чуть вперёд, чтобы пересечься с деканом и заведующим курсом.        Чимин по взгляду декана, что лучше тихо и мирно проследовать за ними. А позади раздаются шепотки. И это так выносит мозг Чимина, что ярость накапливается в крови. Он не может с ней справиться, не получатся совладать с эмоциями.        Будто бы назло на пути оказывается Тэхён. У него чуть смазан макияж, и глаза выглядят покрасневшими, он удивлённо, взволнованно глядит на друга, идущего следом за Чоном, даже пытается поднять руку, чтобы протянуть её к Чимину, но Пак стремглав пролетает мимо Тэ и скрывается за поворотом.        В последнее время злости слишком много. Она затапливает внутренности, сжигает кровь, оставляя только алые хлопья, и Чимину это не нравится. Он от безысходности задирает рукав толстовки и принимается остервенело чесать предплечье. Больно. Короткие аккуратные ногти болезненно проходятся по коже, оставляя красные полосы, пока группа людей движется в сторону лифта, который отвезёт их к кабинету декана. Омега не прекращает. Он всё проводит снова и снова по одному и тому же месту ногтями, пока полосы не алеют, а от резких движений на коже не проступает кровяная роса.        Это помогает злости ненадолго отступить, заткнуться, но Чимину тоже необходимо прекратить, потому что Чонгук подозрительно оборачивается на него. Пак резко дёргает рукав и скрывает руку под тканью, прежде чем они входят в нужное помещение.        Декан садится на своё место и взмахом руки позволяет опуститься в глубокие коричневые кресла им обоим. Чонгук приземляется с ровной, словно палка, спиной и пристально смотрит перед собой, словно сдерживает бушующие эмоции. Чимин нервно опускается рядом с ним, но на сонсен-нима не смотрит, лишь на скрещённые руки декана, которые те пожилой мужчина устроил перед собой на столе, сцепив пальцы в замок.        — Чонгук сонсен-ним, не хотите объяснить произошедшее? — альфа вздрагивает от спокойного на первый взгляд голоса декана, переводит на него серьёзный взгляд.        — Это какая-то издёвка, Даон-щи, — выдыхает Чон и вдруг, не сдержавшись, трёт переносицу. — Кто-то так хочет насолить.        — Кому же из вас? — оглядывает обоих Даон, на его скулах ходуном ходят желваки от раздражения.        — Не знаю, правда, — взмахивает отчаянно руками он. — Нас не связывают никакие отношения, тем более те, о которых клеветали в той надписи. Чимин — студент, я его преподаватель.        Декан буравит взглядом Чимина, настойчиво старающегося слиться с креслом и впитаться в него, лишь бы исчезнуть отсюда.        — А вы что скажете на это? — изгибает бровь он, обращаясь к омеге.        — Фото взято из моего личного аккаунта, к нему мог быть доступ не у всех, — выдыхает Чимин, кожу на предплечье жжёт огнём, однако это помогает сосредоточиться на разговоре, а не на злости. — Я не понимаю, кому мог насолить и чем, но это всё враньё.        — И то что вас двоих недавно видели в одной машине, тоже ложь? — хмыкает декан, вынуждая обоих выпрямиться.        Только Пак собирается открыть рот, как Чонгук его прерывает:        — Чимин сидит с моим сыном. За деньги. Он няня, — выдыхает, почти не разделяя слова, альфа.        — А говорите, что никакие отношения вас не связывают.        — Это действительно так, Даон-щи, — отчаянно выдыхает Чон. Они оба знают, что в их университете строго запрещены взаимодействия между преподавателями и студентами именно в романтическом плане, нельзя и всё тут. Это было связано с тем, что в заведении много молодых сонсен-нимов, оттого повышается вероятность их связи со студентами. — Вы знаете о моей ситуации как никто другой. У меня просто не было иного выхода, а Чимин согласился помочь.        Декан замолкает, слушая альфу.        — Но нас ничего более не связывает. Никаких отношений.        — Тем более, у меня есть парень, — выпаливает Чимин, — тут же прикрывая рот рукой. Лишь бы ситуацию не испортить.        — Это ужасное происшествие. Я сделаю объявление, однако, Чонгук-щи, будьте осторожны. Если слухи уже пошли, то они продолжат разрастаться и обрастать подробностями.        — Я не подойду к сонсен-ниму в университете без особой надобности, — выдыхает Чимин взволнованно.        Чон не виноват в том, что хотели сделать гадость Паку. А это, несомненно, так, потому что зачем тогда брать фото из его профиля и приписывать такое? Тем более, у него закрытый аккаунт, никто посторонний не мог стащить публикацию ещё годовой давности.        — Я беру вас на контроль, Пак, — строго произносит декан. — Буду смотреть за вами, за вашей посещаемостью и поведением в университете, потому что из-за вас поставлен в неудобное и даже опасное положение преподаватель, за которого я несу ответственность.        Омега тяжело сглатывает и часто кивает. Не передать словами, какую ужасающую вину ощущает сейчас перед Чонгуком, и ведь даже не может попросить прощения здесь, в здании кампуса, потому что от шепотков не сбежать. Чёрт. У него снова чешется рука.        — Идите, — машет ему рукой Даон, но Чонгук остаётся сидеть в его кабинете.        Бросив на хёна несчастный взгляд, он вылетает пулей из помещения и пытается успокоить бешено колотящееся сердце. Ему вдруг становится так больно и обидно. Он должен выяснить, что за скотина это сделала, кто посмел подпортить жизнь альфе и ему. И ладно бы Паку, но Чонгук-то тут причём?! Он хороший преподаватель, всегда добр к учащимся, прислушивается к ним и считается с мнением, частенько помогает безвозмездно, а тут — такое. Из ряда вон.        Чимин руки сдерёт, но достанет того, кто совершил подобное. Он лезет в карман, куда до этого сунул снимок, и разворачивает его. Есть же способ узнать, как и кто это сотворил? Точно есть, Чимин верит.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.