Аддикция

      Тэхён просыпается от того, что у него невыносимо болит голова. Трудно даже вдохнуть, не то что пошевелиться. Он хочет простонать от невыносимой пульсирующей боли в области висков и лба, во рту так сухо и горько, что подкатывает тошнота. Он явно перебрал вчера, но давненько не было случаев, чтобы Кима накрывало таким похмельем. Стоит пошевелиться и попытаться перевернуться набок, как его захлётсывает новыми спазмами в черепе, отчего скулёж — жалобный и нетерпимый — разносится по тихой комнате студии. И никакое похмелье не становится преградой к тому, чтобы подскочить с постели, едва не сталкивая дремлющего рядом альфу, когда он чувствует, как к горлу подкатывает. Он намешал серьёзное количество выпивки, так что несётся, жмурясь от рези в глазах и врезаясь в предметы, в сторону ванной. Едва успевает склониться над унитазом прежде, чем его выворачивает наизнанку. Живот болит, спазмы в желудке сливаются с пульсирующей, почти заставляющей темнеть в глазах головной болью, и Тэ кашляет, стонет от того, насколько ему худо. Из-за грохота просыпается Юнги, он растрёпанной птицей возникает рядом в ванной и присаживается рядом с Тэхёном на корточки, пока того начинает выворачивать по второму кругу.        Омега едва может дышать от того, как ему плохо, всё перед глазами кружится, а в конечностях копится слабость, и Мину приходится подхватить его подмышки, чтобы помочь на трясущихся ногах подняться с плитки.        — Эй, эй, ещё тошнит? — тихо спрашивает он, стоя рядом в одном белье и потирая прохладные плечи Тэхёна, который, опершись на раковину, старается восстановить дыхание.        — Да, — хрипит Тэхён и отталкивает Мина, чтобы снова начать процесс обнимания унитаза.        Юнги хлопает заспанными глазами, чешет белокурую голову и просто ждёт, пока желудок омеги очистится после интоксикации. Он помогает ему встать снова, стоит рядом, пока Ким умывается трясущимися руками и чистит зубы, чтобы избавиться от привкуса желчи во рту.        — Кофе? — осторожно спрашивает альфа, когда Тэхён более или менее кажется устойчивым и больше не собирается склоняться над белым другом.        — Да, — отвечает сипло омега, оглядывая зеленоватое от тошноты лицо в отражении.        Он больше никогда не будет пить. Никогда, блять, в жизни, потому что хреново сейчас просто адски. Ковыляет из ванной в кухню, куда уже ушёл Юнги, чтобы поставить чайник, и падает на стул, выдыхая. Трёт глаза ладонями. Пробуждение не из приятных: голова всё ещё раскалывается, желудок словно сжимается в маленький комочек, а слабость не покидает тело.        — Голова болит? — тихо спрашивает Мин, оказываясь рядом.        Он уже накинул футболку и шорты, а Тэхён так и сидит в одних трусах и шевелиться даже не собирается — слишком сильно сводит виски. Просто кивает, не в силах даже глаза приоткрыть чуть шире, а потом, ощущая тепло чужого тела, утыкается носом в одежду альфы. Юнги ему это позволяет, они оба молчат, прислушиваясь к шипению согревающего воду чайника. Тэхён трётся лицом о живот Юнги, хочет приблизиться ещё сильнее, потому обхватывает его руками, и альфа позволяет. Он только зарывается пальцами во взмокшие лохматые волосы, поглаживает кожу головы, словно старается ослабить боль.        — Таблетку? — тихонько спрашивает, на что Тэ отрицательно мотает головой и только сильнее вжимается в его футболку.        От Юнги всегда приятно пахнет, но сейчас — особенно. Чем-то тёплым, дорогим и сладким, Тэхёну хочется вдыхать запах, ведь он чуть успокаивает тошноту, а ещё немного прекращает сдавливать череп. Альфа не шевелится, разрешает безмолвно делать Тэ то, что он хочет. И омега запускает ладони под его одежду, чтобы погладить гладкую, мягкую кожу поясницы.        — Сильно плохо, Прелесть? — волнуется Мин, присаживается перед ослабшим Тэхёном на корточки и заглядывает в глаза. Тот лишь кивает и обхватывает его за шею, а Юнги немедля подхватывает омегу на руки. Позволяет обвить ногами пояс, несёт к кровати, придерживая за бёдра.        Тэхён чувствует себя совсем слабым, утыкается носом в чужую шею и втягивает запах с кожи, наполняя им лёгкие. Становится чуть легче. Отпускают ворчание и спазмы желудка, клонит в сон.        — Полежи со мной, — сипло просит он, и Юнги ни минуты не сомневается: укладывается рядом, позволяя Тэхёну обнимать его.        Тэ трётся щекой о его щёку и получает заботливые поглаживания по лопаткам. Его быстро сморяет снова, язык липнет к нёбу, но нет даже сил попросить воды у альфы. Потому покорно засыпает, наслаждаясь его теплом.        Просыпается снова, когда время уже близится к послеобеденному, хлопает глазами, чувствуя, как желудок снова сжимается. Юнги не слышно, но стоит Тэхёну заворочаться в одеялах, как альфа появляется из ванной, щёлкая в телефоне. Он оглядывает по-прежнему немного бледного Тэ, подходит ближе и вдруг протягивает ему стакан, куда только что кинул шипучую таблетку аспирина. Тэхён благодарно принимает тот, выпивает залпом и морщится, когда желудок, раздражённый алкоголем и тошнотой, противно саднит и тянет.        — Сейчас лучше? — гладит его по волосам Юнги, вызывая уже у более трезвого и соображающего омеги смущение.        Да, они чаще стали прикасаться друг к другу, смелее с началом их «отношений без обязательств», но сейчас альфа кажется ему таким, каким не был никогда. Смотрит взволнованно в лицо, гладит, заботится. Это почти не отличается от его обычного поведения, наверное… Тэхён пока не понимает, что вызывает волнение.        — Да, намного легче.        — Я заказал еды, — улыбается Юнги, принимая у Тэ стакан. — Больше так не пьём, раз тебя штырит наутро.        Омега усмехается и хватается за его ладонь, чтобы выползти из тёплого кокона одеяла и отправиться к столу, где уже ждут контейнеры с едой из ресторанчика. Суп — наваристый и острый — пахнет просто восхитительно, Тэхён принимается поглощать ложку за ложкой, чтобы восполнить то, что прежде из него вышло, а Юнги только наблюдает за ним, посмеиваясь и прожёвывая рис с мясом.        — Ты сказал, что нам на трезвую голову надо поговорить, — решается тихо напомнить Тэхён. Его самая главная беда в том, что он прекрасно помнит всё происходящее утром, когда пьянка минует.        Юнги опускает глаза, ковыряется в своём контейнере палочками и прочищает горло, стараясь прожевать как можно скорее. Тэхён вдруг ощущает, что его внутренности поджимаются.        — Я… Тэ, нам нужно разобраться с тем, что между нами происходит. С тем, во что это начинает перерастать, — так же тихо проговаривает Мин, не поднимая головы. — Всё… трудно и запутанно, мы были друзьями, теперь спим, но…        Тэхён ощущает, как тело покрывается противными, испуганными мурашками. Юнги… что он хочет ему сказать? Что не так? Что именно не устраивает его во взаимоотношениях? Он назвал его своим прошлой ночью, но ведь это могло быть пьяным бредом.        — Ты чувствуешь что-то ко мне? — вдруг серьёзно спрашивает альфа, поднимая взгляд на сжавшегося на стуле Тэхёна, который понимает, что попал в капкан.        Чувствует, ещё как чувствует. Это приливами заполняет нутро, и омеге становится страшно. Что если Мин отвергнет его симпатию? Юнги не встречается ни с кем, никого не хочет видеть в качестве пары, так чем Тэхён отличается? Что в нём такого особенного, что вдруг альфа поменяет свои принципы? Ким судорожно сглатывает, опускает ложку обратно в суп и скукоживается весь, слыша вздох альфы.        — Это проблема? — невнятно бормочет Тэхён. — То есть, если бы это было так, было бы проблемой? — исправляется омега и ощущает себя неловко.        — Трудно объясняться, — прочищает горло Мин. — Просто…        — Нет, — выпаливает Тэхён, понимая, что боится.        Боится до трясущихся коленей, что лишится даже мизерного внимания Юнги в свою сторону. Он готов быть просто его секс-партнёром, всего лишь контактировать с ним через постель, но быть рядом. Ощущать себя необходимым, желанным в моменты, когда Юнги целует его, когда вжимается всем телом и делает своим. Раз за разом берёт, нашёптывая глупости в ухо, которым готов верить до белых кругов перед глазами.        — Совсем ничего? — взгляд Юнги вдруг кажется обречённым, испуганным, глаза округляются и брови заламываются.        Альфа судорожно вздыхает, сжимает палочки в руках. Тэхён не знает, как на такое выражение его лица реагировать. Сжимает губы, ощущая, как его внутренности снова сводит противной тошнотой.        — Нет, — его голос кажется таким высоким и надрывным. Тэ — неумелый лжец. — Совсем ничего, — тело начинает трястись, он может только опустить глаза, подёрнутые пеленой. Врёт, рвёт себе на части сердце, пока проговаривает лживые слова.        Юнги напротив замирает и замолкает, рассматривает омегу, вжавшего голову в плечи.        — Тогда чего плачешь? — шёпотом спрашивает, и Тэхён замечает, как слёзы уже капают в суп. Старается стыдливо утереть лицо, но шмыгает носом и окончательно палится.        — Не плачу, — всхлипывает Тэхён и дрожит. — Точнее, плачу… Я всегда вообще плачу, я такой…        — Тэхён, — тихо, бережно называет его по имени Юнги и вдруг встаёт с места, чтобы приблизиться.        Омега отворачивается и принимается агрессивно вытирать лицо, прячется от Юнги, продолжая содрогаться, потому что плач угасать не намерен.        — Прелесть, почему ты плачешь? — сорвано спрашивает альфа, присев перед ним на корточки и пытаясь взглянуть в лицо. И тут омегу прорывает, словно что-то копится, растёт, будто воздушный шарик, а после не выдерживает и лопается.        — Потому что я вру тебе сейчас, — выдыхает Тэхён, заикаясь от слёз. — Мне страшно. Тебе не нужно всё это, и мои чувства не нужны. И мне жутко от мысли, что ты посмотришь на меня холодно, ведь так я пересеку границы. Ты всегда так чётко их очерчиваешь с омегами, не нуждаешься ни в любви, ни в отношениях.        Тэхён замолкает, вытирает снова струящиеся слёзы и закрывает руками глаза.        — Мне страшно, что ты отвернёшься от меня, если узнаешь всё, как есть. Что я с ума по тебе схожу, что я предложил тебе секс, потому что сгораю от ревности, потому что не хочу, чтобы ты был с кем-то другим, кроме меня. Чтобы ты смотрел на кого-то ещё, чтобы хотел кого-то ещё, — Тэхён срывается, чувствуя, как прорывает плотину скопившихся переживаний. Он плачет, всхлипывает и позволяет слезам просачиваться между пальцев, когда закрывает лицо и зажмуривается. — Я не хочу, Юнги. Не хочу признаваться, потому что ты меня отвергнешь, тебе это не нужно, ты никогда ни с кем…        — Тэхён…        Но омега не слышит, он всхлипывает, судорожно дышит, продолжая тихо бормотать.        — Уйдёшь… и ещё этот Джин. Он такой красивый, ты ходил с ним в ресторан…        — Тэ, — снова пытается позвать Мин, но остаётся неуслышанным.        — Твои родители меня терпеть не могут, а я не понимаю почему. И… когда я тебя увидел с тем парнем дома, чуть с ума не сошёл, — Тэ всхлипывает сильнее, старается вытереть краснеющее лицо. — Я эгоист, обманывал тебя, что мне не нужны никакие отношения тоже, а сам — с катушек съезжаю каждый раз, когда ты рядом.        — Прелесть, — зовёт безуспешно Юнги, хватая омегу за колени.        Но Тэхён только плачет и продолжает бормотать, уже почти неразличимо.        — Прости меня, я глупый. Я не должен был так поступать, прости, пожалуйста, Юнги…        — Тэхён, я тебя люблю.        Омега замирает, вздрагивает и застывает. Каждая мышца его каменеет, слёзы резко прекращают литься от шока, когда Ким поднимает глаза на альфу. Тот, закусив сильно нижнюю губу и сдавливая металлическое колечко в ней, глядит в ответ. Неуверенно, перепугано, словно не до конца понимает, что вообще ляпнул.        — Что? — оторопело переспрашивает Тэхён, хлопая мокрыми ресницами. Ему послышалось? У него галлюцинации на фоне алкогольного отравления? Что только что произнёс альфа?        — Тэхён, я тебя люблю, — чётко повторяет почти по слогам тот. — С первого дня знакомства. Люблю. Но я трус, который один раз обжёгся, а потом даже не захотел пытаться снова. Поэтому никогда не заводил отношения. И не хотел делать это с тобой, потому что боялся привязаться, боялся того, что ты тоже бросишь меня, как первая любовь.        Омега молчит, приоткрыв рот.        — Я себе запрещал даже думать о тебе, вёл себя как скотина по отношению к другим омегам, а сам всегда хотел быть рядом с тобой. И когда ты… предложил секс без обязательств, хотел отказаться, потому что не сумел бы удержаться. Вот, собственно, это и произошло, — разводит руки в стороны Мин, нервно улыбаясь. — Я привязался к тебе так сильно, что уже не отлипну. И вчера меня накрыло. Развезло и развязало язык. Я не смог удержаться. Тоже ревную тебя к проклятому к бывшему, к Чимину ревновал. Я хотел, чтобы никто к тебе не приближался, в том числе и я, потому что могу сделать больно. Теперь же ты сидишь и плачешь из-за меня.        Ресницы омеги склеились от солёной влаги, губы дрожат, а голова снова начинает болеть.        — Повтори это, пожалуйста.        — Что? — моргает Юнги, выпрямляясь и вынуждая Тэхёна задрать голову.        — Скажи ещё раз, — просит срывающимся голосом Тэ.        Юнги напрягается всем телом, силой удерживает зрительный контакт и выпускает воздух из лёгких через нос.        — Я люблю тебя, — проговаривает на грани шёпота, а после зажмуривается.        Ким моментально подскакивает с места и повисает, всё ещё ослабший, на его шее, крепко вжимаясь в грудь и позволяя обхватить себя руками. Юнги сжимает его талию пальцами, утыкается в плечо лбом и целует мягкую, горячую кожу.        — Я тоже, — выдыхает в самое ухо Ким, трясясь от переживаний, словно листик на ветру, а Юнги только крепче стискивает его пояс. — Тоже, Юнги.        Альфа судорожно вздыхает и несколько минут молчит, так и оставаясь в том же положении. Тэхён же в это время переваривает всё, что только было сказано ими. Юнги любит его. А он чуть было не совершил самую страшную для их отношений ошибку — едва не отверг его, когда тот набрался решимости поговорить. Омега утыкается носом в шею Мина и шмыгает, потому что от слёз тот заложило. Им потребовалось много времени, чтобы осознать свою привязанность. По крайней мере Тэхёну точно. Он обнимает альфу, прижимается изо всех сил.        — И что мы теперь делать будем? — опасливо спрашивает, вынуждая Мина вздохнуть и погладить его по пояснице.        — Я думаю, люди после признаний начинают встречаться.        Тэхён вздёргивает лохматую голову. Даже странно представить, как он сейчас выглядит: зарёванный, лохматый, бледный после похмелья, но Юнги смотрит так, словно видит перед собой нечто крайне красивое. Прекрасное. Произведение искусства. Он склоняется к омеге и целует его в губы — целомудренно и коротко, а после сцепляет пальцы в замок на его пояснице.        — Значит, ты оставишь всё, что было раньше, и будешь со мной? — тихо спрашивает он, глядя Мину в лицо. — Тебе не страшно? Менять всё так радикально.        — Страшно, — утыкается в его лоб своим Юнги, зажмуриваясь. — Я ведь трус. Мне страшно, но я больше не могу. Ни молчать, ни скрывать, ни держать себя в руках, когда ты рядом. Я готов работать над собой и хочу, чтобы… чтобы мы были вместе, даже если страшно.        Тэхён слабо улыбается. Его грудь ходуном ходит от беспорядочного биения сердца, и омега посмеивается, опустив глаза в пол. Он и думать не смел, что может быть вот так. Что Юнги не то, что не бросит его, просто позабыв и прервав общение, а признается в чувствах, окажется влюблённым и предложит отношения.        — Тогда, получается, мы теперь встречаемся? — шёпотом спрашивает, словно хочет подтверждения от альфы, что всё это — не плод его воображения.        — Да, — тянет уголок губ вверх тот, глядя на Тэхёна.        Они тянутся друг к другу, соприкасаются губами. Альфа чувственно сминает его рот, вынуждая всё тело покрываться мурашками. Крепко стискивает в руках, не желая отпускать полуобнажённое тело омеги.        — Будет трудно сперва, — произносит между поцелуями. — Но я буду стараться.        Тэхён улыбается в его губы, прижимается как можно ближе и выдыхает. Да, они оба будут. Он не чувствовал себя так, даже когда начинал встречаться с Донхуном. Тогда тоже было волнительно, но не было так… до трясучки и подгибающихся ног от осознания, что он тоже нравится Юнги. Что они — пара. Официально. Не в качестве притворства, чтобы отстал бывший, не секс-партнёры, а именно пара. Тэхён смеётся в поцелуй, он ощущает себя хорошо. Его тревоги так запросто пропадают от нескольких слов и взглядов альфы, что ноги кажутся ватными и пальцы на ступнях поджимаются, когда Юнги улыбается в ответ и снова целует его.

***

       Неделя пролетает незаметно, и Чимин радуется тому, что наконец настаёт пятница. Проводя время с Ыюном или находясь на парах, он может только думать о том, каким будет их первое нормальное свидание с Чонгуком. Он куда-то поведёт его? Что это будет за место? Чем они будут заниматься? Что будет после? Омега прикусывает нижнюю губу, выходя из автобуса на своей остановке и бегом направляясь к дому. Хён уже прислал сообщение, что заедет за ним в четыре часа, как только вернётся от родителей. Сегодня у Чонгука пар нет, он с самого утра в пригороде у своей семьи, с которыми оставит сына на время, пока они будут вдвоём. Для Чимина всё это волнительно до безумия, внутренности потряхивает от предвкушения, и он чувствует, будто летит.        Приём у врача прошёл не без неприятностей. Несмотря на всю готовность Пака к изменениям, копаться в себе оказывается безумно тяжело. Он плакал. Много плакал, даже не успев промолвить ответ на первый же незамысловатый вопрос специалиста. Тот не отказывал ему в потребности выплакаться, и Чимин действительно почувствовал себя лучше после разговора и обозначения проблемы. Он чувствует, что движется в верном направлении. Ему назначили медицинский осмотр, чтобы разобраться в причинах проявления селфхарма и, скорее всего, подобрать необходимые препараты. Чимину страшно, до безумия страшно и больно копаться в своём нутре, но он готов. Если уж решился на подобное, то должен двигаться в выбранном направлении уверенными шагами. Он сможет. Пора пришла избавиться от проклятого зуда, от всего, что вызывает в нём панику. Его жизнь слишком драгоценна, после рассказа Чонгука о Чиёне он был в ужасе и понял, что играть с собственной психикой не нужно.        Потому, как бы ни было тяжко и страшно, продолжит разбираться во внутренних проблемах. Терапевт назначил следующий сеанс на вторник, и Чимин уже чувствует, как становится легче думать, что он снова окажется в кабинете со светлыми шторами и уютными, просторными креслами.        В кармане звонит телефон, дисплей показывает, что это Юнги. Омега хватает корпус смартфона поудобнее и, не сбавляя торопливого шага, принимает вызов.        — Ты где? — спрашивает Мин, а на заднем плане играет громко музыка, которую альфа старается прикрутить.        — Домой бегу, к четырём должен быть готов. У меня свидание, — радостно отвечает он, прикусывая нижнюю губу.        — Ты ведь поедешь к родителям на выходных? — осторожно спрашивает Юнги, а после сразу замолкает. — Я предлагаю тебе не ехать на электричке. Тэхён предложил добраться всем вместе, он давно не был у родных. Я вас отвезу.        — А сам ты там что забыл? — нахмуривается Пак, уже заворачивая к жилому комплексу, где они с Тэ разместились.        — И об этом нам тоже нужно будет поговорить, — прочищает горло альфа, — но только по дороге, пока будем ехать к вашим предкам.        Слова Мина вызывают какое-то тревожное чувство. Эти двое давно вызывают у него подозрения, словно между ними есть нечто, что принадлежит только им, а Чимину пока сказать не решаются. Приходит на ум внезапная мысль: а что если Юнги и Тэхён… не просто друзья? Зная Мина, конечно, трудно предположить, что они встречаются, однако Чимину хочется думать, будто он просто бредит. В груди немного дёргает, однако Чимин понимает — то не ревность, нет. Лишь тонкое, неуверенное беспокойство за друзей, которые встали на опасную тропинку, если предположение Чимин верно.        На самом деле… его привязанность к Тэхёну теперь кажется понятной, он спутал это с любовью. Возможно, подростковая влюблённость и крайне сильная близость на фоне его проблемы с самоистязанием, сыграла роль в восприятии чувств к Киму. Но теперь Чимин понимает с чёткой ясностью — он не ревнует. Любит Тэ до безумия, но уже может разграничивать влечение к нему романтическое и крепкую дружескую любовь. Омега угукает в трубку, пока Мин кому-то пару раз сигналит на том конце провода.        — Хорошо. Когда будем выезжать? — спрашивает он, уже заскакивая в подъезд.        — Я думаю, в девять будет нормально, — отвечает Юнги. — Сонсен-ним тебя завезёт?        — Да, думаю, привезёт меня утром перед тем, как ехать за Ыюном, — кивает сам себе Чимин, заскакивая в лифт. — Ладно, всё подробнее обсудим, когда встретимся, завтра поедем к родителям. Всё, пока.        Чимин сбрасывает звонок после ответного прощания, а после выходит из открывшихся створок лифта, тут же столбенея. На двери их съёмной квартиры красуется красным выведенное «УХОДИ», и омегу передёргивает. Брови сильно нахмуриваются, Пак лезет в сумку за перцовкой, на всякий случай, вдруг недоброжелатель хочет навредить ему и притаился где-то? Осторожничает, оглядывается и приближается к двери. Откуда он должен уходить? Что вообще за чертовщина? Джин так и не смог поймать злоумышленника, а теперь он переходит не просто к кибератакам, он физически их воплощает.        Чимин пообещал в ночь откровений Чонгуку лишь одно: если подобное с анонимом снова повторится, то он скажет сразу же. Без стеснения и утаивания даст знать альфе, стоит ублюдку только приблизиться к ним. Потому Чимин дрожащими руками щёлкает камерой на телефоне и с опаской отправляет альфе в мессенджере. Тот пока не читает, возможно, находится за рулём. Омега подходит к двери вплотную, прикасается к линиям слов и растирает маслянистую жидкость между пальцами. Помада?.. Его передёргивает, когда смартфон оживает трелью входящего.        — Ничего там не трогай, постарайся войти так, чтобы не соприкоснуться с ручкой, — без приветствий выдаёт Чонгук серьёзно. — Я позвоню сейчас Намджуну, попрошу об одолжении.        — Ты хочешь, чтобы он поискал отпечатки? — сомнительно спрашивает омега, кусая губу.        — Я предполагаю, чьих это рук дело, — вздыхает устало альфа, Чимину кажется, что сейчас он привычным движением потирает лоб пальцами. — Нам только надо поймать его с поличным.        — Кто? — спрашивает Чимин, но Чонгук отрицательно мычит.        — Не хочу пока высказывать свои предположения, — отвечает омеге, — жди, пожалуйста. Намджун тебе позвонит.        Альфа сбрасывает вызов, и Чимин натягивает рукав, чтобы, отомкнув квартиру, осторожно зайти внутрь. Ему, без сомнения, жутко от преследователя, вся кожа холодная от шока. Фотографии — ещё цветочки. Сообщения в мессенджере тоже вреда особого не несут, однако тот факт, что кто-то сумел приблизиться к их с Тэхёном квартире, испортить дверь и угрожать уже в открытую, Чимина не на шутку тревожит.        Он старается привести себя в норму, однако ладони всё равно трясутся, когда омега скрывается в душе, чтобы начать приводить себя в порядок. Никакие злоумышленники не должны стать причиной отмены долгожданного, необходимого свидания, никто не встанет между ним и Чонгуком, Чимин и сам не позволит. Трепетное чувство их близости — не просто контакта тел и страсти, пролегшей изначально, а именно сближение душевно и морально — вынуждают омегу и самого меняться. Если бы не Чон, он даже не подумал идти к специалисту за помощью, а продолжал бы позорно скрывать и давить в себе трудности.        В душе стоит, наслаждаясь струями воды, а сам раздумывает над тем, что будет дальше. Как будут складываться отношения между ними? Какой будет дальнейший их шаг к сближению? И каждое предположение волнует нутро, вызывая мурашки по всему телу. Чимин влюблён. Откровенно, впервые так сильно, даже позабыл остальное, что когда-либо испытывал. Он хочет быть тем, кем Чон гордится, хочет быть ему опорой, даже если не сумеет забрать с его плеч всю ношу, но разделить её так уж точно. И его больше ничего не пугает, потому что от мыслей о Чонгуке трепещут в животе не только бабочки, а все внутренности.        И искренне надеется, что Намджун поможет им найти сталкера, который не даёт покоя, остановит его и облегчит альфе и омеге жизнь хоть на чуточку, потому что она и без того насыщена.        Чимин вылезает из душа, когда слышит стук в дверь. Заматывается в короткий махровых халат и выглядывает в прихожую. Либо приехал Намджун, либо там вредитель. Вспомнив ситуацию с Донсу, Чимин прежде смотрит в глазок и только потом, заметив альфу в полицейской форме, открывает входную дверь.        — Добрый день, Намджун-хён, — улыбается ему омега, но всё ещё выглядит нервно.        — Привет, салага, — смеётся своим низким баритоном альфа и кивает на изуродованную помадой дверь. — Опять влип?        Чимин устало вздыхает и кивает. Ему не очень хочется объяснять происходящее, он оставит это на Чонгука, потому что самому в голову ничего путного для разъяснения не лезет.        — Ладно, иди занимайся делами, — выдаёт он и выуживает перчатки из какого-то тёмного чемоданчика. — А я быстро поищу пальчики мерзавца, а потом верну это криминалистам, иначе меня обезглавят.        Чимин благодарно кивает и уходит, оставив дверь открытой, если альфе что-нибудь понадобится.

***

       Намджун уезжает только тогда, когда на этаж к омеге поднимается Чонгук, вернувшийся из пригорода. Альфа оглядывает напряжённо изрисованную и исписанную дверь, хмурит густые брови, а после замечает выскользнувшего из квартиры Чимина.        — Испугался? — притягивает он сразу омегу к себе, целуя в только уложенные светлые волосы и сжимая пальцами бок.        — Не то чтобы, но было неприятно, — морщит нос он, глядя на профиль Чона, любуется. — Мы едем?        — Я думал, ты не захочешь, потому что испугался, — прокашливается альфа, оглядывая неброский макияж и пухлые губы.        — Никакие вредители не смогут меня отвлечь от свидания с тобой, хён, — шепчет Чимин, взволнованно заглядывая Чонгуку в глаза.        Он всегда выглядит красиво, даже в растянутой домашней майке способен заставить омегу потерять голову, а сейчас, когда улыбается довольно, широко и искренне перед тем, как склониться и поцеловать в губы, особенно. Чимин ласково отвечает на поцелуй. За прошедшую неделю им почти не удавалось провести время вдвоём, да даже втроём из-за поездок и работы альфы, так что ноги вмиг становятся ватными, Чимин обхватывает Чона за шею и тонет в его прикосновениях.        — Поехали, — шепчет тот, отрываясь, прямо в приоткрытые губы. — Я приготовил кое-что особенное. Тебе должно понравиться, иначе я точно уверую в собственную некомпетентность относительно свиданий.        Чимин тихо смеётся, целует Чонугка ещё раз и с трудом отлипает от его широкой груди, затянутой в белый свитшот. Сам поправляет лёгкую рубашку с рукавами-фонариками. позволяет себе переплести пальцы между собой, с дрожью в животе предвкушает будущий вечер.        — Юнги сказал, что отвезёт нас с Тэ к родителям на выходные, — между делом произносит, заходя в лифт.        — Хорошо, — кивает Чонгук. Он всё ещё ревнует к Мину, хотя старается сдерживаться в своих чувствах.        — А что ты там приготовил? — заискивающе спрашивает Пак, но Чонгук только хитро сощуривается и цокает.        — Это вообще-то сюрприз, так что не признаюсь. Ни за какие коврижки.        — А вот это звучало поистине в духе пенсионеров, — начинает хохотать Чимин, глядя, как кнопки в кабине сверкают, обозначая достигнутый уровень этажей.        Чонгук только усмехается и притягивает Чимина к себе, сжимая до писка омеги его ягодицу в ладони.        — Смирись уже с тем, что встречаешься с пенсионером, — усмехается Чон, а тот застывает на месте.        Он ещё толком не дал ответа, это должно взволновать его, однако Пак ощущает только тепло и волнение от произнесённых слов.        — Чимин, прости, я…        — Ничего, хён, — ощущает даже в воздухе неловкость альфы, который обычно старается соблюдать все необходимые границы. — Мне действительно стоит смириться с тем, — выдаёт Пак, обернувшись и поглаживая плечи Чонгука, — что я встречаюсь с пенсионером.        Омега усмехается, глядит лукаво, видя шок в глазах Чонгука, а потом получает горячий поцелуй в губы, который длится ровно до того момента, пока не распахиваются створки лифта на первом этаже.

***

       Чимин с любопытством рассматривает стены здания, куда его привёл альфа, он вертит головой, а Чонгук предусмотрительно держит Чимина за руку, чтобы омега не потерялся среди остальных посетителей. Сперва он подумал, что его привели в кинотеатр, но снаружи сооружение мало на него походит, а теперь и вовсе Пак теряется в догадках, потому что прежде никогда тут не был. Чонгук же выглядит по-слоновьи спокойным, пока достаёт маленькие квадратные билеты, чтобы показать их на входе в какой-то зал. Чимин немного волнуется оттого, что их ждёт сплошная неизвестность (по крайней мере для него), ладонь потеет, но он не хочет расцеплять пальцы с альфой, чтобы вытереть её. Лишь держаться покрепче, потому что рядом с Чонгуком ощущает, как твёрдо начинает стоять на ногах во всех смыслах.        Уходят страхи, лишь остаются их отголоски. Он и не думал, что за такой короткий период времени, ведь прошло всего несколько месяцев с той злосчастной тусовки и едва входит в права середина лета, а он уже так кардинально начинает менять свою жизнь. Он и не знал, что его долголетняя влюблённость окажется так быстро и легко забыта, не думал, что столкнётся с Чоном как-то иначе, нежели в позициях работодателя и нанимаемого или преподавателя и студента. Что тот будет заботиться о нём, что попробует довериться и откроет душу. Что так сильно западёт в собственную. И от этого, пусть немного волнительно и тревожно, но настолько тепло, и Чимину не терпится теперь идти дальше, узнать, что там будет в будущем с ними двумя.        Взволнованное неизвестностью нутро подрагивает, когда контролёр принимает у Чонгука билеты, а после, проверив, впускает в полутёмное помещение. Чонгук велит снять обувь, и омега подчиняется, оставаясь босым. Он не понимает, что это за пустая комната, устланная матрасами и почему люди укладываются прямо на них, не стесняясь. Но доверяется альфе, позволяя уложить и себя, а самому устроиться рядом. Так неловко, но приятно при таком количестве людей лежать и глядеть Чону в глаза, пока тот пристально исследует его черты, так дрожат лёгкие, что, кажется, воздуха не хватает.        — Пожалуйста, — нависает над ними контролёр и протягивает специальные очки.        Чимин натягивает их на переносицу и чуть морщится от того, как они размывают зрение, а Чонгук только усмехается от его сморщенного носа.        — Итак, добро пожаловать на планетарный показ в 3D качестве о создании Вселенной и систем, — раздаётся громкий голос из динамиков, расположенных по углам помещения.        Слышен взволнованный ропот собравшихся на мероприятии, и Чимин хихикает, ощущая, как его живот вздрагивает. Чонгук привёл его не в ресторан, не в кино, не повёл гулять. А смотреть на Вселенную. Омега оборачивается на альфу, который по-прежнему не сводит с него глаз, и улыбается, получая такую же искреннюю, пусть и пока неуверенную, словно альфа стесняется, улыбку в ответ. А после свет в комнате окончательно гаснет.        Чимин с замиранием смотрит на появляющуюся на выпуклом потолке точку света, слушает голос диктора, начинающий повествование. Сперва рассказывают о Большом взрыве, и Чимин, засмотревшись, не ожидает, что из-за очков всё будет таким объёмным, а потому вздрагивает, когда искры-звёзды рассыпаются сверху. Раскрывает пошире глаза, слушая глубокий повествующий тембр, не может оторваться, словно находится там — где создаётся их мир, их система и сама необъятная Вселенная, в которой живут сотни тысяч звёзд.        Чувствует, как Чонгук прикасается горячими пальцами к его ладони, и отрывается от просмотра не сразу, потому что история и вид завлекают и удерживают внимание, но всё равно поворачивается к альфе, едва разглядев того из-за очков и темноты планетария. Тот неотрывно рассматривает восторженное выражение лица омеги, переплетает их пальцы, и у Чимина что-то щемит в груди. Можно, интересно, любить до боли? Не от невзаимности, не от ран или ужасного отношения к себе. Не из-за трудностей в отношениях, не из-за разрыва. Просто смотреть на человека и осознавать, что именно любишь до боли? До состояния, когда чувства так сильно обостряются, что защемляет в сердце и мучительно, но так правильно и сладко саднит.        Наверное, можно, раз Чимину даже сейчас трудно дышать. Задавая себе тот же вопрос, что задал сравнительно недавно, когда какофония событий только разворачивалась, омега закусывает губу. Прошло немного времени, ещё не все трудности преодолены, но он уже может с точностью сказать, если спросят: любит ли он Чонгука? Да. С кучей проблем, с травмами, со шрамами, не такими, как у него самого, те гораздо глубже. И им обоим страшно, несомненно, много ещё предстоит сотворить и пройти, прежде чем они смогут открыто друг другу признаться, но теперь Чимин не боится.        — Почему не смотришь на Вселенную? — тихо спрашивает он, пока остальные увлечённо наблюдают за проекцией.        Чонгук недолго молчит, рассматривая его лицо, пока омега не может прекратить дурацки улыбаться.        — Ты прекраснее Вселенной.        Сердце вздрагивает, щёки отчаянно краснеют, и Чимин придвигается ближе, чтобы оказаться к Чону нос к носу. Хочется снять мешающие очки, но нет желания совершать лишние телодвижения, потому Чимин просто тянется к альфе и несдержанно его целует, наплевав, если кто-то может заметить. И ему без промедления отвечают.        Всё закрутилось между ними быстро и без объяснений, даже не получается уловить мысль, вспомнить, в какой из моментов начали рождаться чувства. Быть может тогда, когда альфа бросил всё, чтобы вытащить Чимина с тусовки? Или в момент, когда останавливал его паническую атаку? Когда доверился ему? Или впервые поцеловал? Однозначного ответа нет, внутри Чимина не вспыхнул костёр с первой секунды, но сейчас пламя всё ярче. И сложившаяся судьба — история с пьяным сексом с лучшим другом, а потом обиды и разборки, сближение, которое уже не получится остановить. Случайности не случайны, верно?

***

       Он нежен, просто запредельно нежен сегодня. Настолько, что доводит до умопомрачения одними осторожными прикосновениями, когда они возвращаются в квартиру после свидания. Естественно, их ждал ужин в хорошем ресторане с традиционной корейской едой, много смеха, сближение. Чонгук рассказывал забавные истории про Ыюна, про свои годы обучения в университете, про то, как он, будучи таким же студентом, как и Пак, творил. Чимин ощущал такую волну тепла, что ему хотелось не переставая улыбаться, чем он и занимался. Щёки даже заболели, но то была и есть приятная, волнующая боль.        И теперь, когда они вернулись домой, альфа то и дело прикасается к нему. Обхватывает за талию, когда они замирают в прихожей, прижимает к себе, глядя прямо в глаза, и Чимин свои отвести не в состоянии. Тонет, его захлёстывает с такой силой, будто цунами нагрянуло.        — Хочешь в душ? — тихо спрашивает Чонгук, глядя в глаза.        — Хочу. С тобой, — вдруг набравшись смелости, он подталкивает Чона к двери в ванной и тянет лёгкий свитшот за край, вынуждая снять. Сегодня их первый контакт, когда они остались наедине в квартире, нечего стесняться, нет необходимости сдерживаться.        Чимин любит Печеньку, искренне радуется каждой минуте, которую они проводят вместе, но это — другое. Сейчас всё принадлежит только им двоим. Не отводя взгляда, альфа нащупывает выключатель и задом шагает по плитке на полу. Светлый интерьер не имеет никакого значения, как и подставка у раковины, о которую спотыкается Чонгук, пока расстёгивает пуговицы его блузки. Чимин ему помогает с ремнём, тянет нетерпеливо брюки вниз, чтобы оставить Чона в одном белье. Он жадно проводит ладонями по его широким плечам. И сейчас почему-то ощущается всё так особенно и необыкновенно, словно впервые, будто не было ночей и разов близости до этого мгновения.        Зрительный контакт оба не прерывают даже тогда, когда Чонгук стягивает тонкую ткань блузки с плеч омеги, даже когда чуть приседает, чтобы стянуть светлые джинсы, узкие к щиколоткам. Он прикасается губами к коленной чашечке, но не задерживается там надолго, а сразу тянет красивое нижнее бельё чёрного цвета прочь. Оно ненадолго привлекает внимание, гораздо вкуснее то, что скрывается под тканью. Но и теперь лаской обделает, словно дразнится, а Чимин в долгу оставаться не хочет: бегло проходится пальцами по паху Чонгука, прежде чем снять трусы с него, на что альфа глубоко вдыхает и хватает его за кисть. Для того, чтобы поднести к лицу и, прожигая тёмными от желания глазами, настойчивыми и внимательными, прижать костяшки к губам. Те обжигают, вызывают море мурашек под кожей, которые норовят вырваться и выдать его с головой.        Чонгук теперь тянет Чимина, а не так, как было изначально. Он включает воду и почему-то сразу становится под пока холодные струи, ждёт момента, когда омега приблизится к нему, и Чимин не медлит. Вздрагивает, но тепло тела Чонгука спасает от холода слишком медленно согревающейся воды, а альфа крепко обхватывает его руками за пояс, закрывая створку душевой кабинки. Свет так мешает, но сил оставить только подсветку у раковины нет, потому что не хочется отрываться от горячей кожи и губ альфы, тут же накрывающих его собственные. Пак зажмуривается, отдаваясь прикосновению.        Отвечает на поцелуй неторопливо, ему некуда спешить — вся ночь в их распоряжении. Потому, пока Чонгук нежно и почти лениво поглаживает его кожу на пояснице, понемногу усиливая напор поцелуя, наслаждается каждым движением и каждым выдохом, совершёнными между касаниями. Но страсть растёт, не позволяя им отстраниться, дыхание учащается, а сердце всё набирает обороты, усиливая перестук, играющий тональностями между их грудными клетками.        Чимин прижимается ближе и уже менее терпеливо зарывается в мокрые и спутавшиеся прядки пальцами, а Чон хватает его за бёдра, горячо сминая те. Не удаётся сдержать стона, когда его рот оказывается на шее, всасывает кожу, обжигая и обещая оставить наутро след, но Чимин совсем не против. Ему нравится, что Чонгук хочет показать: Чимин его. И даже если официально не соглашался, оба уже прекрасно понимают: вопрос времени, если честно. А на самом деле Чимин уже ему принадлежит.        Альфа разворачивает его, прижимает лопатками к прохладному кафелю, а после спускается лаской к груди, вынуждая омегу от нетерпения откинуть голову и едва ею не стукнуться. Стон срывается с губ, глаза оказываются зажмурены, и Чимин нетерпеливо сводит коленки, даже не для того, чтобы скрыть нарастающее возбуждение, просто потому, что хочется большего. Однако Чонгук вдруг его обламывает: отрывается от груди и тянется за пушистой мочалкой и баночкой геля для душа, которым обычно пахнет так сногсшибательно.        Вспенивает, вынуждая омегу фыркнуть и скептично взглянуть в глаза.        — Мыть меня будешь, как маленького? — спрашивает негромко, но даже за шумом воды Чонгук слышит.        — Буду, — отзывается он, пронзительно глядя в глаза. — И мыть, и оборачивать в полотенце, и вытирать буду. Всё, что попросишь.        Чимин прикусывает губу, когда он и правда опускается на колено, чтобы подцепить его ступню пальцами, поставить на своё согнутое бедро. Вздох застревает где-то в глотке, пока омега наблюдает за тем, с какой бережливостью альфа натирает пеной его ногу, поднимается постепенно всё выше, а после, схватив насадку душа, переключает с тропического, чтобы ополоснуть кожу. Это кажется даже интимнее секса — вот такие бытовые прикосновения, то, что Чон готов делать для Чимина многое. Всё. И Пак заворожённо за этим наблюдает, но ничего не говорит. Слишком ошарашен, слишком смущён из-за тёплого взгляда Чонгука снизу, когда он принимается натирать бёдра и проводить подушечками пальцев по шрамам.        Они Чонгука изначально не смущали, да и сам омега с ним перестаёт о следах думать, словно их и нет. Ведь альфа целует их наравне с остальным телом, гладит, обводит кончиками пальцев. Чимин вздрагивает, когда его разворачивают, чтобы вымыть буквально везде. Смущается ещё больше, но прикосновения оказываются настолько волнующими, мягкими и заводящими, что неосознанно прикусывает нижнюю губу. Чонгук никуда не торопится. Он растягивает удовольствие и растягивает Чимина, помимо мытья его всё горячеющего тела вталкивая уже два пальца. Омега стонет не стесняясь, закрывает глаза и позволяет ему управлять процессом, пока сам теряет голову от ласки. От того, как мочалка уже задевает ставшие чувствительными соски, как Чонгук вдруг прижимается со спины, жарко выдыхая в шею.        — Не говори мне, что остановишься из-за презервативов, — шепчет Пак, внезапно вспоминая.        Чонгук молчит, словно издевается, а потом без раздумий целует испачканную пеной шею Чимина, вынуждая откинуть голову вбок.        — А ты готов к тому, чтобы мы прекратили предохраняться? — спрашивает, сам же двигает внутри него пальцами, вынуждая постанывать всё чаще.        — С тобой готов. А ты? — оборачивается и глядит через плечо. Глаза Чонгука тёмные.        Он помнит принцип альфы: всегда защищён, но почему-то надеется на положительный ответ сейчас, на доверие и боится его отказа. Чонгук молчит долго. Заставляет волноваться, даже вынимает пальцы из него. И Чимин почему-то ожидает, что он откажется, скажет, мол, после душа продолжим, а пока я тебя подразню. И совсем не ожидает того, что его развернут, прижмут к стенке грудью, обжигая нежную и чувствительную кожу холодом плитки. Не ждёт мгновения, когда Чон без вопросов вторгнется в его нутро, растягивая. Да, без резинки ощущения отличаются — кожа к коже. Гладкое, скользящее проникновение и ощущение тепла внутри, это всё заставляет потерять ориентацию в пространстве. Нервы оголены по каким-то причинам куда сильнее обычного. Каждый раскалён и искрит, Чимин почти цепляется за гладкую плитку от возбуждения ногтями, позволяет себе секунду привыкнуть к Чонгуку, чтобы самому двинуть бёдрами.        Он доверяет омеге. На все сто, раз нарушает давно устоявшиеся принципы ради него. Потому Чимин отвечает тем же. Будет открыт настолько же, насколько и Чон. А потому тонет, вскрикивает от остроты непривычных ощущений, как только альфа снова толкается. Медленно, на всю длину, обхватывая Чимина и всем весом прижимая к кафелю. Контраст температуры его кожи и холода стены играют свою роль, обостряя ощущения, ноги подгибаются. Ладонь альфы скользит по подрагивающему животу, пока не достигает паха, чтобы обхватить каменный член. Чимин едва не кончает от особенно глубокого толчка, дрожит всем телом и закатывает глаза, ощущая, что надолго его не хватит. Каждое проникновение бьёт импульсами по всему телу, ноги подгибаются, но крепкая хватка не позволяет рухнуть. Вода стекает по волосам и коже, но обоим плевать, они сплетаются телами, обрушивают друг на друга тонну поцелуев, как только альфа разворачивает Чимина и подхватывает на руки. Прислоняет к стене спиной, снова входит, а Чимин только и ждёт этого, выгибается навстречу.        Хнычет в губы Чонгука, просит шёпотом больше, сильнее, и ему не отказывают: альфа ускоряется, набирает темп, делая толчки менее ленивыми и более настырными, достигает несколько раз чувствительной точки, вынуждая Чимина стонать во весь голос, пока разрядка не приближается слишком близко, и выносливости омеги не приходит конец. Чонгук не рискует — выходит из нутра омеги, пока тот старается отдышаться, стонет низко в острую ключицу и надпись чернилами тату под ней.        — Ещё, — просит Чимин, потому что ему мало, и альфа жадно глядит в центр зрачков.

***

       Бурная ночь, окончившаяся только час назад в кровати, когда обнажённый Чонгук прижал его к себе, обхватил кольцом рук, прерывается. Сон отходит на второй план, потому что раздаётся звонок, разбудивший их. Чонгук сонно поднимается и ищет непроснувшимся взглядом смартфон, орущий подло в такой поздний час. Он нащупывает гаджет, моргает от света дисплея. Номер неизвестен. Чимин возится рядом и просыпается, глядя недовольно на продолжающий звенеть телефон. Кто может звонить так поздно? Что ему надо?        Но всё равно берёт трубку — мало ли, что такое. Мало ли, какие события могут предшествовать звонку.        — Чон слушает, — сипло после сна отвечает он, а Чимин рядом окончательно просыпается и взволнованно смотрит за тем, как меняются краски на лице альфы. Его смуглая кожа белеет, сереет, а глаза округляются, пока некто что-то говорит ему на том конце. Выражение лица любимого омеги обеспокоенное, странное и почти испуганное от его взгляда, но Пак терпеливо ждёт, пока разговор закончится.        — Понял, — хрипит Чонгук. Не это он хотел услышать. Не это.        Не после ночи, проведённой с Чимином, не после стольких тонн чувств, вырвавшихся из них внезапно и так правильно. Не тогда, когда Чон уже спокойно отринул все страхи, потому что осознал, что без Пака жизнь не покажется полноценной. Не тогда, когда себе же внутренне признался, что любит до безумия. Почему этот человек продолжает портить ему жизнь? Почему, как только она налаживается, он снова нависает ужасающей, мрачной и болезненной силой над его головой?        Он принёс столько горя, что даже затмил прежние чувства альфы, он тяжёлой ношей повис на его плечах на долгие полтора года, потому что совесть, жалость, прошлая любовь и совместный сын не позволяют Чонгуку наплевать на его судьбу. И даже сейчас умудряется причинить боль, даже несмотря на то, что Чон думал — в таком случае ему будет плевать. Даже если случится, даже если так сложится судьба.        — Я приеду скоро, — убито выдыхает он, закрывая глаза рукой и не осознавая, насколько та сильно трясётся.        Сбрасывает звонок и даёт себе пару минут передохнуть, потому что в сознании полная звенящая пустота. И боль. Даже ненависть не уберегла его от подобного чувства. Потому что в конце концов невозможно не признать, что Чонгук его любил. Давно, с болью и муками, но было ведь светлое время. И после всей боли не может заглушить отчаяние и скребущее ощущение горечи на кончике языка.        — Чонгук? — внезапно зовёт его омега рядом. Близкий, тёплый, родной.        Готовый ко всем трудностям. К этой тоже окажется готов? К боли Чонгука, которая всё сильнее захлёстывает альфу, вгоняя в отчаяние и пустоту, без единого проблеска света и мысли.        — Хён, что случилось? — снова произносит, мягко касается плеча.        Не настаивает, нет, лишь волнуется, потому что он замолк и закрылся на эти мгновения. Но альфа обещал быть с ним открытым, разделить боль и проблемы на двоих. Страх того, что Чимин сбежит, вновь поднимает морду и просыпается, но Чон с ним борется и обращает к Паку бледное лицо. Он выглядит, наверняка, как мертвец, по сути, так и есть, потому что, игнорируя ненависть, сердце его обливается кровью, будто умирает.        Думал, что не почувствует ничего, если услышит такое, но как же крупно ошибался. Он чувствует целый океан: боль, ненависть, облегчение, горе, стыд. Море чувств захлёстывает альфу, когда он произносит:        — Чиён умер, — и голос его обречённо срывается.