— Марлен! — Астарион рявкает громко, её имя эхом разносится по помещению. Она вздрогнула, пришла в себя, переводит взгляд на Астариона, держащего слегка приподнятую каменную плиту. — Окажи мне честь своими действиями и помоги с этой грёбанной штукой!
Марлен берёт плиту двумя руками, приподнимает достаточно, чтобы под неё можно было заглянуть, жмурится, — её руки точно не предназначены для поднимания тяжёлых вещей. Астарион ложится на живот, задирает голову и отрезает мелкие веревочки, прикреплённые к бутылькам огня алхимика.
— Всё.
С этими словами, когда макушка Астариона оказывается над плитой, та с грохотом падает обратно и Марлен трясёт руками от ноющей боли в мышцах. Астарион идёт дальше, достаёт пару отмычек и ловко справляется с железной решёткой. Марлен стоит поодаль, даёт зайти ему первым. В глаза бросается единственная книга на каменном столе. Подозрительно.
— Ещё одна ловушка, — на выдохе произносит она, заходит вслед за Астарионом.
— Значит, эта книжонка стоит потраченного времени, ты так не думаешь? — говорит Астарион, попутно обрезая очередные верёвочки на каменной плите под книгой.
Звучит щелчок и Марлен напрягается. Ничего. Подозрительно. Слишком подозрительно. Она машет ему отойти, сама же хватает книгу и выбегает из закоулка. Она врезалась в Астариона с громким «ух», прежде чем испугаться стоплов огня и самой прижаться к нему, будто этот огонь выйдет дальше того места. Она чувствует его руки на спине, она слышит, как рикошетом её сердце стучит у него в груди. Она отстраняется быстро, смотрит на книгу. Переплёт кожаный, страшный, Марлен кривится. Все книжки, что у неё когда-либо были, хотя бы имели красивую обложку. От огромного количества пыли на ней Марлен чихает.
— На вид тяжёлая, — Астарион хмычет. — Могу ли я её понести?
Марлен пихает ему в руки книгу, чихает ещё пару раз и защипывает нос от надоедливой чесотки внутри. Вскоре они вылезли обратно наверх, Марлен поглубже вдохнула свежий воздух, вытянула руки над головой. Мышцы спины приятно свело. Идти обратно в лагерь не хотелось. Хотелось пить. Стоящий неподалёку колодец был как красная тряпка перед глазами быка. Марлен подходит к нему, опирается руками на шероховатые, бугристые камни, заглядывает внутрь. Воды нет, только одинокое, слегка покачивающееся ведро на толстой верёвке. Она видит мутные блеклые пятна в самом низу, тень от прохода дальше. Колодец явно выкопали прямиком в пещеру. Там что-то блестит, оно слепит левый глаз. Шкряб под боком лает, виляет хвостом, его гладкий язык вывален наружу. Жарко. Ей интересно, что там внизу.
Марлен разворачивается спиной к колодцу, садится на каменный бортик и перекидывает внутрь колодца ноги.
— Лисичка, я понимаю, что тебе явно жарковато, но не обязательно же прыгать в колодец. Тут река неподалёку.
— Здесь нет воды, — Марлен отвечает коротко, крепко обхватывает руками верёвку и скрещивает на ней ноги.
— Ладно,
зачем тебе туда?
На это уже Марлен не отвечает, сползает вниз под ритмичный скрежет ведра, от чего её уши поджаты, напряжены. Она достигает земли через несколько минут, замирает при виде скелета в доспехах. Слишком далеко от дна колодца, он не разбился насмерть. Дурной знак.
Марлен подходит к нему, опускается на одно колено, осматривает доспехи на наличие повреждений. Где-то колотые, где-то порезанные части. У шеи, самой горловины доспехов не было. Вырванная, концы прожжены. Она слышит, как спускается Астарион.
— Лисичка!..
Марлен шикает на него, осматривается. Паутина. Много. Слишком много паутины. Она крепкая, почти не пробить. Блестела золотая монета рядом с рукой скелета.
— Мы попали в логово твоих подружек? — шепчет Астарион, ухмыляется, когда испепеляющий взгляд Марлен прямо смотрит на него.
Она вздыхает, закатывает глаза, встаёт и медленно идёт в сторону развилки. С потолка капает вода. Как в подвале. Марлен глотает испуганный вдох, прикрывает рот рукой, чтобы оно не пронеслось эхом по пещере. Руки начинают дрожать, она сжимает их в кулаки, царапает ногтями щёку. Ком сжимает горло.
Они идут медленно и неспешно, Астарион подстраивается под её шаг, она чувствует, как он прожигает взглядом её руки. Спрятать их некуда, ещё больше страшно. Вода капает раз в десять секунд.
Паутины много, из неё даже сделаны ходы. Пахнет сыростью и чем-то противно-сладким. Гнилью. Марлен стягивает лук, когда слышит скрежет лап по камням. Она ссутулится, пытается слиться с окружением достаточно, чтобы её было сложно заметить. Марлен мечет взгляд на ноги и вперёд. Паутина натянута туго, есть и совсем свежая, белая и постаревшая, которая со временем приобрела желтоватый оттенок.
— Ненавижу пауков, — шепчет Марлен одними губами, вытягивает стрелу из колчана.
— Лисичка… — Астарион тянет её за рукав к себе, она поворачивается, недовольно хмуря брови, пока взгляд не цепляется за синие клацающие челюсти в паре метров от них.
Марлен ругается, выворачивается из его хватки и выстреливает пауку прямиком в глаз. Он визжит, извивается, пытается убрать стрелу из глаза, пока ему не прилетает вторая в пасть от Астариона. Визг и шипение позади. Марлен оборачивается, видит ещё двух эттеркапов, неуклюже бегущих в их направлении.
Астарион тянет её назад, говорит, что им нужно бежать. Даже если они успеют до ведра, вряд ли один из них выживет. Марлен сглатывает, нащупывает бутылку полностью наполненную жиром в поясной сумке и резким движением разбивает её о голову одного из эттеркапов. Жир расплескался и по другому чудовищу.
Ладонь начинает теплеть.
—
Игнис!
Маленькая капля огня летит прямиком в эттеркапов. Пламя вспыхивает голодным огнём, поглощает шкуру эттеркапов, пока те полностью не покроются коркой пепла.
Наступает минутная тишина, где слышно только тихое эхо капающей воды.
— Что ж, это было неплохо, лисичка, — Астарион произносит на выдохе, слегка улыбается. — В следующий раз предупреди меня, когда подумаешь вновь затащить нас в какую-нибудь задницу.
Марлен не отвечает, резко вытягивает огненную стрелу из колчана Астариона и отправляет ему за спину. Глухой «бум» и визг прошёлся дрожью по его рукам.
— Если что, там был паук, — она говорит это с усмешкой, хлопает его по плечу и идёт дальше в том направлении, откуда пришли эти твари.
Она слышит, как он идёт следом, огибает на должном расстоянии чудищ и кривится при их виде. Прохода нет, только лезть наверх. Марлен осматривает камни и выпирающие части, делает пробный лаз наверх, после каждого камешка проверяет его на прочность, но всё-таки залезает наверх. Марлен сдерживается, чтобы не засмеяться от того, как Астарион имитирует страдания, пока лезет наверх.
— Ты должна мне за это приключение бутылку вина, лисичка, — он фырчит, стонет, когда наконец достигает земли и ложится на неё спиной. — А лучше крови. Какой-нибудь горячей девственницы.
— Найди мне эту горячую девственницу для начала, а там уже посмотрим.
Марлен потягивается, разминает мышцы и неожиданно вздрагивает, когда ладонь Астариона нагло бьёт её по ягодице. Она хмуро поворачивается к нему, он уже на ногах, огибает её.
— Её и искать не нужно, — он заходится в смехе, закрывает собой обзор.
— Что? Я не… — Марлен машет головой. Это не имеет значения. Она вновь смотрит на него, взгляд цепляется за его спину, огромное пятно одним прыжком исчезает из поля зрения и почти бесшумно приземляется в нескольких метрах от них. — Астарион…
— Что?
Она отталкивает его в сторону, когда огромная синяя лапа замахивается, бьёт с размаху в бок. Кончик цепляет Марлен, отбрасывает в другую сторону. Проехавшись по гладкой поверхности, Марлен резко поднимает голову. Огромный паук, гораздо больше абсолютно всех, каких она когда-либо видела, движется к ней. Челюсти клацают в судорогах быстро и хаотично. Марлен быстро встаёт на ноги и уворачивается в сторону, когда огромный шип врезается в камни, где она была секунду назад. Марлен бросает «какого хрена?», вновь уворачивается от массивных ударов. Со стороны прилетает стрела прямиком в шею, звонко отскакивает от крепкого панциря. Паук визжит в сторону выстрела, Марлен следит за траекторией, видит Астариона, он стреляет в паука ещё дважды, пока чудище не двигается со своего места прямиком к нему.
Марлен рывком бросается с места, видит, как Астариона паук прибил в угол, его ножи в пасти чудища не дают приблизиться к лицу. Она вынимает нож, припадает к земле, врезает кончик в прощелину в камне и меняет направление движения. Марлен следом достаёт второй, врезает в камни на стенах, подтягивается, пока не достигает достаточно высоты, чтобы спрыгнуть на паука сверху. Нож врезается в панцирь наполовину, из раны плещет яд. Паук взвизгивает, слишком резко отбрасывает Марлен в сторону. Она врезается спиной в каменную стену, с глухим стуком падает на живот. Рёбра фантомно болят, Марлен переворачивается на спину, пытается подняться, её придавливает обратно туша паука. Зубы чудища клацают в опасной близости от лица, Марлен отводит его в сторону. Руки дрожат.
Медведь близко.
Марлен сама не понимает, когда начинает кричать, — когда паук навис над ней или когда его острая лапа медленно врезалась ей в плоть груди. Она слышит хруст костей.
— Закрой лицо руками!
Она слышит крик Астариона, повинуется его команде, закрывает крестом рук лицо, чувствует, как её хватают за ноги и вытягивают из захвата. Острый конец лапы режет дальше, пока не врезается в перчатку, с большим усилием прорезает тонкую полосу. Марлен встаёт с помощью Астариона, видит склянку кислоты на его поясе. Если они бросят её прямиком в морду паука, то это может им помочь. Марлен слышит, как паук поворачивается, рывком вытягивает склянку из пояса Астариона и с разворота разбивает её о раскрытую морду в визге морду паука. Тот отпихивает их в сторону с такой силой, что они оба врезаются в каменную породу. Пара каменных крошек падает на макушку. Марлен пытается дышать без боли, смотрит на рану на груди. Рваная, с жирным началом прямо посередине. Разве пауки настолько умны, чтобы знать, в какие точки бить? Марлен резко поворачивает голову на Астариона, разворачивается к нему, пытается найти на нём раны. Цел, не считая пары царапин. Марлен стягивает с себя рюкзак, толики той магии, что она имеет, точно не хватит, чтобы убить эту мразь. В руки попадает свиток пылающих рук. Она растерянно раскрывает его, пытается прочитать текст, жмурится, пытается не заплакать. Она даже свиток легчайший прочитать не может. Она повторяет шёпотом заклинание как мантру, позади слышно, как на них бежит паук.
— Марлен…
Она бурчит с закрытыми глазами, сжимает пергамент в руках, сквозь белые ресницы скатывается слеза.
—
МАРЛЕН!
В ладонях горячо. Они вспыхивают огнём. Марлен с разворота выкрикивает заклинание, столпы огня из её рук отдают жаром. Пасть паука вмиг вспыхивает, шипит внутри, он визжит, машет головой. Марлен достаёт кинжал из перчатки, рывком встаёт на ноги, пальцами разворачивает кинжал и вонзает лезвие в один глаз из нескольких. Она отходит в сторону неудачно, — пасть паука в агонии боли схлопывается на её правом бедре. Марлен вскрикивает. Она видит, как Астарион вновь стреляет в пасть паука настолько точно, насколько может. Он стреляет дальше её ноги. От боли паук вновь взвизгивает, отпускает из хватки её ногу и позволяет отползти подальше от него.
Бедро пульсирует, кровь выходит фонтаном. Марлен сжимает руки, губы. Они дрожат. Марлен видит, как на неё вновь бежит паук. Она осматривается, понимает, что позади пустота. Ползёт в её сторону, кричит, зовёт его, чтобы чудище не отвлеклось на Астариона, когда тот стреляет в него огненной стрелой.
Паук набирает скорость, прыгает на неё, Марлен уходит в сторону, пытается зацепиться за камень, чтобы не упасть. Пальцы соскальзывают с камня, она слышит, как паук позади летит вниз. Она тоже.
Кто-то хватает её за запястье.
— Держу! — Астарион держит её. Марлен моргает, хватается второй рукой за камни и помогает себя вытащить. Она ложится на спину, глубоко дышит. — Вот теперь ты точно мне должна бутылку крови какой-нибудь девственницы.
Он звучит устало. Ему не нужно дышать, но отдышка у него серьёзная. Марлен облизывает сухие губы, ей хочется спать.
— Хорошо, — её голос тихий, глухой. Она слышит и чувствует, как Астарион поворачивает на неё голову, обеспокоенно смотрит.
— Эй, — она видит его нависший силуэт расплывчатым, чувствует его руки на своём лице. Они всегда были такими горячими? — Эй-эй-эй, лисичка, сейчас не время отдыхать! — она слышит, как его руки роются в рюкзаке. Мягкое прикосновение к её макушке и что-то приставленное ко рту. Она пытается отпихнуть предложенное рукой. — Это противоядие, травить я тебя не собираюсь.
Марлен жмёт губы, но после расслабляет, сама подставляет голову. Она не чувствует вкус, только густую массу, что она выпила одним глотком.
Она слышит, как Астарион что-то бубнит, его руки обхватывают её тело и относят к ближайшей каменной породе, прислонив её спиной.
Перед глазами немного проясняется. Она видит, как Астарион одними губами ругается. Брови сведены к переносице, он ищет что-то в рюкзаке. Его плечи напряжены. Он напряжён. Марлен зачем-то тянется к нему. Тут же отдёргивает руку, когда он поднимает на неё злой взгляд. Его глаза смягчаются за пару секунд, рубины его глаз следят за её дрожащими пальцами.
— Я совсем ничего не понимаю в медицине, — признаётся он, его взгляд становится грустным. — Я не знаю, что делать.
Марлен сглатывает в сухом горле ком.
— Перевяжи бедро.
— Чем?
— Чем угодно, — Марлен жмурится, когда пытается сесть удобней. — Верёвка или ткань.
Астарион смотрит сначала в свой рюкзак, потом в рюкзак Марлен. Он зло выдыхает, стягивает со своих бёдер ремень и туго стягивает её ногу. Она чуть шипит.
— Дальше я сама.
Он садится рядом. Следит, как её руки стягивают перчатки, ремни и верхнюю рубаху. Она остаётся только в последней нижней, разорванной лапой паука. Её пальцы развязывают верёвочки на боку, открывают взору грудь в тонком чёрном белье, кровавые следы идут вдоль, скатываются в ложбинку. Марлен шипит, жмурится. Дышать больно, двигать шеей и плечами больно. Она чувствует, как её спины касаются чужие пальцы. Астарион. Помогает снять. Он вытягивает её руки из рукавов, она чувствует, как подушечками пальцев он касается её запястий. Её шрамов. Задерживается всего на секунду. Марлен смотрит, как его большой палец оглаживает растёртую кожу. Его прикосновения приятны, они мягкие. Марлен жмёт губы.
Не расслабляться.
Когда она остаётся в одном нижнем, тянется к рюкзаку. Астарион его подаёт, следит за каждым её движением, прожигает взглядом запястья. Неприятно. Хочется спрятаться.
Марлен достаёт из рюкзака зелье лечения, откупоривает зубами и бесцеремонно выливает на рану. Та начинает шипеть, затягиваться совсем немного. Марлен шипит вместе с ней, хватается за здоровую ногу, впивается ногтями в ткань. Живот как некстати громко урчит. Она видит, как уши Астариона слегка трепещут на звук её голода, видит, как его руки уже роются в рюкзаке. Марлен хочет провалиться под землю, но вместо этого поглубже зарывается в рюкзак в поисках ещё зелий лечений или мазей Шэдоухарт. Она как назло решила, что ей они не понадобятся.
В руки попадается ещё один бутылёк зелья, который тут же перехватывает Астарион и протягивает ей завёрнутый кулёк. Его глаза всё ещё устремлены в рюкзак, но через секунду он уже смотрит на неё.
— Ешь, — он указывает взглядом на кулёк. — Мне от этого никакой пользы, а твой живот хотя бы перестанет петь серенады, от которых уши в трубочку сворачиваются.
Марлен неуверенно берёт кулёк в руки и разворачивает ткань. Хлеб. Он меньше среднего, зерновой. Марлен только хочет открыть рот, чтобы спросить, откуда он, — Астарион опережает ответом:
— Думаю, друиды не заметят пропажу одной буханки.
Марлен закрывает рот с глухим хлопком, поджимает губы, осматривает, с какой стороны откусить, но голод берёт верх. Плевать с какой. Она откусывает большой кусок, который не может даже полностью засунуть в рот. Он свежий, корочка хрустит, мякоть тает во рту. Марлен издаёт слишком удовлетворённый стон, закатывает глаза. В жизни вкуснее хлеба она не ела. Всё внимание полностью направлено на буханку хлеба, от чего не замечает, как Астарион обливает зельем лечения её бедро. Марлен взвизгивает, чуть подпрыгивает, ресницы сразу намокают. Она видит, как на неё испуганно смотрит Астарион.
— Прости, не хотел, — Марлен смотрит на него хмуро пару секунд, пока вновь не продолжает жевать, на этот раз недовольно. Он садится рядом, около её здорового бедра, его голова прислонена к камню, смотрит чуть наверх, в никуда. Марлен продолжает уплетать хлеб, ест его так жадно, будто еды у неё не будет в ближайшие пару лет. — Помедленней, — Марлен прекращает жевать, смотрит с набитыми щеками удивлённо на Астариона. Тот чуть усмехается. — Правильно Уилл говорил, посмотришь на тебя, когда ты ешь, — у самого аппетит пропадёт, — Астарион переводит взгляд на неё, глаза ещё более тусклые. Или это освещение. Марлен проглатывает кусок хлеба. Она не понимает, к чему он это говорит. — Ешь спокойно, у тебя никто его не отберёт.
Марлен слушается, вновь обращает внимание на буханку хлеба и кусает, на этот раз не так много. Всё ещё почти не жуёт, проглатывает целые куски, проталкивает их вглубь по горлу к пищеводу. Когда она проглатывает очередной кусок и вытирает рот от крошек, коротко спрашивает:
— А ты?
Астарион медлит с ответом, вновь смотрит на неё. Не понимает.
— Что?
— Ты будешь есть? — Марлен отрывает кусок хлеба и протягивает ему.
Он отпихивает предложенный кусок.
— Я не могу.
— Ну, овсянку же ты ешь.
— Да, и по вкусу она похожа на мусор.
— И ты всё равно продолжаешь её есть.
Старые привычки. Она прекрасно понимает. Она до сих пор боится, что проснётся в подвале, но этого не происходит. Этого уже восемьдесят лет не происходит.
Астарион не отвечает, моргает, вновь отводит взгляд. Марлен пожимает плечами, засовывает кусок в рот и отряхивает руку от крошек. Прожёвывает и проглатывает хлеб, опять смотрит на его профиль.
— Можешь выпить моей крови, если хочешь, — она не верит, что говорит это. Это говорит не она, а кто-то другой. Другая Марлен, прошлая.
Астарион фыркает от смеха, усмехается, смотрит на неё, оглядывает силуэт с ног до головы. На неё так многие мужчины смотрели, эффекта должного не вызывает. Даже если на ней нет ничего, кроме нижнего белья и штанов с сапогами.
— Ты и так потеряла достаточно, хватит с тебя на сегодня.
— А если я настаиваю?
Его глаза останавливаются на её лице всего на секунду. Он вновь усмехается.
— Яд ещё не выветрился, лисичка, — его глаза обходят её тело. — Хотя, он и до паука не выветривался, — Марлен цокает языком, сдерживает усмешку за зубами, вновь принимается за хлеб. Она чувствует, что он всё ещё смотрит на неё. На её шею, на шрамы от его зубов. — Вкусный?
Марлен кивает, откусывает ещё один кусок. Когда сухость в горле заставляет её зайтись в кашле, Астарион услужливо предложил ей бурдюк с водой. Она вытащила пробку зубами, выпила из бурдюка два глубоких глотка, вновь принялась за хлеб. И так по кругу, пока от буханки не осталось меньше половины, а в бурдюке воды на пару мелких глотков.
— Ты тоже была в рабстве…
Марлен прекращает жевать, поворачивает голову на Астариона резко. Он указывает взглядом на запястья. Она отворачивается, продолжает есть, игнорирует его взгляды. Марлен чувствует, как кровь всё ещё течёт из ран, но уже не так сильно. А ещё она перестала чувствовать правую ногу. Хорошо затянул.
Она слышит, как Астарион достаёт очередное зелье, садится к ней лицом обливает раны по новой. Марлен шипит, вздрагивает, болит сильнее. Раны пульсируют. Марлен стонет от боли, прожигает злым взглядом Астариона.
— Ты можешь умереть от потери крови, и, между прочим, даже не из-за меня, — Астарион достаёт из своего рюкзака мази Шэдоухарт. Всезнающий засранец. — До лагеря мы не дойдём, если тут только один выход через колодец, поэтому, чем раньше ты встанешь на ноги, тем лучше.
Марлен фыркает, откидывается назад, позволяет его холодным пальцам прикасаться к пульсирующей от боли коже. Жжёт. Сильно. Марлен сжимает рукой здоровое бедро.
— Лисичка, если ты продолжишь так дёргаться, половину банки нашей жрицы я истрачу впустую, — он раздражённо шипит, продолжает аккуратно распределять субстанцию по коже. — Я знаю, что больно. Потерпи, лисичка, это скоро пройдёт.
— Это
нихрена не помогает! — Марлен хочет плакать, кусает собственные щёки изнутри.
— Ешь свой хлеб молча.
Всё горит огнём, но она повинуется. Теперь ест уже медленно, без особого энтузиазма, через силу проталкивает куски в горло, борясь с ощущением отвратительного жжения в груди.
Астарион за это время принимается за бедро, обильно обмазывает проглядывающие участки кожи мазью, а на шипение Марлен не придумал ничего лучше, чем дуть на раны, словно она маленький ребёнок. Словно это поможет. В какой-то степени да, это помогло, как минимум на несколько секунд ужасного жжения не было.
— Что мне такого тебе рассказать, чтобы ты отвлеклась?
Марлен уныло жуёт хлеб, её уши опущены вниз, лишь изредка кончики трепыхали от новых звуков где-то вдалеке.
— Ты идиот, — бубнит она в хлеб, но не даёт Астариону возразить, добавляет: — Расскажи что-нибудь идиотское. Всё что угодно.
Астарион вытирает пальцы от мази с помощью завалявшейся в её рюкзаке тряпки и садится вновь у здорового бедра. Он молчит, Марлен успевает доесть хлеб и полностью выпить воду из бурдюка. Вытирает рот от крошек, прячет запястья под ладонями, изредка чешет ногтями шероховатые шрамы. Фантомно болит. Марлен сильно сжимает запястья руками, смаргивает ощущение боли. Вряд ли ответит. Она бы на его месте не отвечала. Руки тянутся к верхней рубашке, Марлен зацепляется за неё пальцами и оттягивает обратно к себе. Машинально натягивает рукава и застёгивает пуговицы, перчатки и ремни лежат рядом. Она их тоже надевает, стягивает перчатки туго за верёвочки, чтобы не слетели. Нужно будет спуститься за ножами и стрелами к трупу той твари.
Она слышит, как за ненадобностью Астарион поражённо выдыхает.
— У меня на трусах есть вышивка.
Марлен останавливается в затягивании перчаток, переводит взгляд на Астариона. Чего?
— Что? — она слышит, как её вопрос отдаётся эхом по витиеватым ходам пещеры. Значит, всё-таки сказала вслух.
Она видит, как мнётся Астарион, пытается подобрать слова.
— Ну, ты попросила сказать что-то идиотское, — он пожимает плечами. — Это первое, что пришло мне на ум.
Марлен не может подобрать слов. То открывает рот, то захлопывает его. Она чувствует, как губы сами собой расплываются в улыбке. Она закрывает рот рукой, хихиканье вырывается из её горла с такой скоростью, что не успевает опомниться, как уже ярко и громко смеётся.
Астарион недоумённо смотрит на неё и её попытки перестать смеяться. Она делала всё, — закрывала рот и лицо руками, прикусывала палец, — но всё равно продолжала смеяться, пока не ойкнула от острой боли в животе. Даже после этого она не переставала хихикать. Марлен видела, как с каждой секундой её смеха уши Астариона планомерно шли вниз, уголки губ мягко расходились в подобие улыбки, а его глаза наконец стали больше похожими на щенячьи.
— Боги,
прости… — Марлен всё ещё посмеивается, пытается отдышаться, смахивает пальцами влагу с ресниц. — Прости, мне не стоило…
— О, нет-нет, всё нормально, — Астарион машет головой, идеальные кудри, запачканные в пыли, лезут в глаза, он их смахивает. — Не думал, что такая банальщина может тебя рассмешить.
Марлен кусает губы, сдерживает улыбку, кивает. Руки грязные, под ногтями черно.
— Да, я особо не сильна в юморе, — она пожимает плечами, смотрит на него. Он близко, он смотрит на неё. Его плечо касается её. В его глазах что-то печальное, морщины глубокие. Он мажет вниз по её губам, по её улыбке. — Говори такое почаще, — теперь смотрит в её глаза, в них удивление. Он выдаёт тихое «хорошо», кивает слегка, даже незаметно. Марлен незаметно щипает себя за руку. — А что вышито?
Астарион усмехается, проглядывают кончики клыков. Он прочищает горло, в привычной для себя манере выдаёт:
— «Если ты это читаешь, ты либо уложил меня в постель, либо обезглавил. В любом случае, тебе повезло».
Марлен фыркает от смеха.
— И я узнала об этом в пещере кишащей пауками, — от идиотской ситуации хочется смеяться. Она пихает Астариона в бок, красные глаза вновь смотрят на неё. — Тебе стоит добавить третий вариант.
Теперь уже смеётся Астарион. С запрокинутой головой, широкой улыбкой и проглядывающими клыками.
— «Либо ты та, кого я спас в вонючей пещере»?
Марлен хмыкает, кусает губы. Её глаза смотрят вниз, пальцы машинально вычищают грязь из-под ногтей. Наступает тишина, Марлен она нравится. Она хорошая, спокойная, комфортная. Такая, какая должна быть.
Желудок полный, в голове нет навязчивых мыслей. В пещере холодно, но под одеждой тепло. Она чувствует тепло. Она чувствует себя живой.
Астарион встаёт с места со словами, что нужно забрать стрелы и её ножи внизу. Марлен хватает его за штанину, просит обратить на себя внимание. Он поворачивает на неё голову с приподнятой бровью, красные глаза следят за её рукой.
— Будь осторожен, — только и говорит она, прежде чем отпустить ткань. Глаза опущены вновь на ногти, она чувствует его взгляд на собственной макушке.
Он ничего не отвечает, быстро скрывается внизу пещеры. Неловко. Она никогда подобное не говорила лично ему. Марлен успокаивает себя тем, что без него попросту не выйдет отсюда. Поэтому он нужен ей в целости и сохранности.
Марлен вздрагивает. Привкус железа на языке и небольшая боль. Прокусила губу. Она прячет её, зажимает ранку языком, чтобы остановить кровь. Пальцы снова тянутся к верёвочкам на перчатках, туго стягивают. Плечо ноет, пощипывает. Наверняка швы разошлись.
Бедро или, как минимум, ногу, она уже не чувствует. Возможно, это плюс. Или, возможно, она останется без ноги. Это минус. Стоит попробовать встать. Хотя бы на здоровую ногу. Марлен хватается рукой за каменную стену, переносит вес на здоровое бедро и упирается стопой. Она приподнимается медленно, вновь переносит вес, уже на таз, упирается им в стену. Марлен глубоко вдыхает и неуверенно, совсем немного, переносит вес на правую ногу. Та стреляет с такой силой, что Марлен приходится обратно перевести вес и закусить костяшку пальца, чтобы не завизжать от боли.
Лучше не вставать. Пока не откажет нога или пока она не умрёт от потери крови. Марлен неуклюже шлёпается обратно. Она не знает, что ещё можно сделать. Казалось, будто Астариона не было целую вечность. Эхом разносятся его тихое бормотание и шаги.
Под пальцами попадаются мелкие камни, получается набрать целую горсть. От безделья, Марлен начинает кидать камни в соседнюю стену.
Астарион приходит спустя несколько минут с совершенно другой стороны, даже чуть более радостный, чем до своего ухода. Она видит у него стрелы, которых было явно меньше, свои ножи и кучу остального хлама.
— Лисичка, ты не поверишь что я нашёл!
— Думаю, ничего хорошего, так?
— Почти, — он бережно оставляет всё найденное рядом с ней и начинает перебирать. — Нашёл я нам проход в Подземье. Не самый удачный конечно, но, наверняка, мы сможем пожертвовать парой-тройкой добровольцев, которые выступят в качестве любителей падения с высоты. Например, Гейлом. Или Шэдоухарт. Что думаешь?
— А они будут в курсе, что являются добровольцами?
— Пф-ф-ф, — Астарион фыркает от смеха, закатывает глаза. — Нет, конечно! — он берёт из кучи найденного тёмный аметист и кладёт к себе в рюкзак. Похож на вставные глаза с той жуткой книги. Среди кучи всего стоят сапоги. — Выход я не нашёл, но зато теперь есть новая обувь для Гейла.
Марлен не отвечает, хмыкает, рассматривает кучу склянок с ядами, следит за его руками. Его пальцы отодвигают пару склянок в её сторону.
— Здесь жила дроу-фанатичка, — поясняет он чуть погодя, когда Марлен крутит в руках маленький остроконечный бутылёк яда дроу. — Это ей ты подпалила мордашку.
— Что? — Марлен удивлённо поднимает на него голову, ноготь большого пальца скользит по стеклу бутылька, неприятно скрипит. Её уши трепещут и она морщится.
— Тот огромный паук был матриархом, — Астарион машет головой в сторону обрыва. — Дроу превратилась в паука, чтобы отдать дань Ллос, — когда он замечает замешательство в её глазах, то недовольно хмурится, поджимает губы. — Я думал, что ты знаешь хотя бы часть своей… истории.
— Я не… — Марлен моргает, на её лице появилась задумчивость, будто она пытается что-то вспомнить. — Я не… дроу.
— Это мы уже выяснили. Я имею в виду, что ты
эльфийка, — Марлен вновь поднимает на него растерянный взгляд, пару раз моргает. Её уши прижались ближе к волосам. — И ты должна знать хотя бы то, чем дроу Ллос занимаются и… — он, явно не удовлетворённый тем, как она продолжает на него смотреть, выдыхает и произносит: —
I'quelin Mori'Quessier naa ba Mori'Quessir?
Марлен непонимающе моргает, пододвигается чуть ближе. Она впервые слышит этот язык. Точнее, нет, припоминает, Эльдас и Видир разговаривали на нём во время перерывов. Это… эльфийский?
— Чего?
Когда Астарион видит замешательство на её лице, машет головой. Он тоже в замешательстве. В безумном замешательстве. Он вновь машет головой, его глаза начинают бегать по безделушкам около него. Он выдыхает.
— Ладно, начнём с начала, — он вновь смотрит на неё. — Ты знаешь эльфийский? — Марлен несколько секунд сидит неподвижно, а после мотает головой. — В смысле? Ты не знаешь?.. Ладно, это многое объясняет.
— И что же это тебе объясняет?
Астарион не отвечает, жмёт губы. Его взгляд расфокусирован, он явно находится далеко в своих мыслях. Марлен отворачивает от него голову, вновь осматривает бутыль яда.
Повисает тишина, в которой Марлен успела пересчитать не только свои стрелы в колчане, но и стрелы в колчане Астариона. Ещё она успела несколько раз перевязать перчатки и затянуть потуже накладки с ножами на сапогах. Астарион всё молчит, но продолжает перебирать найденный мусор.
Неловко. И хоть она уже выяснила, что на данный момент времени её можно считать одноногой, желание побыстрее вылезти росло с каждой секундой. Каждые десять секунд капала вода. Некомфортно. Марлен начинает ёрзать на месте, неосознанно прислушивается к воде, словно он за ней придёт. Он придёт за ней, но не в этой грёбанной пещере. Его здесь нет и никогда не будет. Марлен набирает в лёгкие много воздуха, старается справиться с паникой. Она сжимает руки в кулаки, прячет их между ног. Сжимает их всё сильнее и сильнее, ногти больно впиваются в кожу. Она жива. Она не в подвале. Он далеко и не найдёт её здесь. Всё внутри болит, связывается узлом. Фантомно болит между ног. Там нет ниток, нет ужасной картины и нет ошмётков её собственного мяса.
Марлен вновь набирает грудью воздух и выдыхает.
— Болит?
Внезапный вопрос от Астариона заставил Марлен вздрогнуть. Она ничего не отвечает, боится двигаться из-за сильно дрожащих рук. Она мелко кивает, прикусывает щёку изнутри. Он думает, что болят раны. Пусть продолжает так думать.
— Пойду попробую найти другой выход.
Он исчезает так же быстро, как и сказал это. Марлен чувствует, как начинает дрожать всем телом. Страшно. Больно. Хочется домой. Эхом звучат ругательства Астариона, он совсем недалеко.
***
Она здесь уже долго. Слишком долго. Она не чувствует своего языка. Она так давно не слышала свой голос. Только крики. Она слышит их каждый день. Они внутри. В её голове. Она сходит с ума? Нет, если бы она сошла с ума, то для неё это стало бы нормой. Она прижимает каждый день плечи к ушам, чтобы заглушить это.
Ей так хочется умереть. Она один раз почти умерла от голода, но её спасли. Её оставляют в этом аду за всевозможные грехи, что она совершила в своей жизни. Никогда она не чувствовала такой боли, как в момент, когда она снова открыла глаза в этом подвале. Она ревела, помнит, как надрывалась, просила, чтобы это закончилось. Она просила, чтобы её убили. Собачки Брана смеялись над ней, говорили, что он не отпустит её, пока не сдохнет сам. А потом она перейдёт к его сыну. Там был его сын.
Прачка заставила съесть её чёрствый кусок хлеба. Он был противным на вкус, но таким вкусным. Он был с плесенью. Она отчётливо помнит вкус. Её кормят плесневелым хлебом раз в неделю, если она будет послушной. Если, по мнению Брана, она непослушна, её лишают хлеба на месяц. Теперь она считает время по кускам хлеба. Она здесь примерно год и пять месяцев. Или шесть. Один раз она была непослушной, молчала во время изнасилования, за что её лишили хлеба. Моют её только когда нужно отнести к нему. Именно отнести. Ноги больше её не держат. Они очень сильно дрожат, даже когда она держится за туалетный столик. Только так она может стоять. Он унижает её каждый день, заставляет смотреть на себя в зеркало в течение часа после насилия. Она не может стоять нормально, но приходится сквозь боль страдать. Она знает, что будет, если хоть пошатнётся.
Один раз она чуть не упала. Она слышала щелчок пальцами, а потом её ударили в живот и заставили стоять два часа. Её тогда вырвало желчью прямо на медвежий ковёр, а этого Бран стерпеть не мог. Её вновь отправили в подвал и подвесили на колонне на час. Должна была висеть час. О ней забыли. По звуку воды с потолка она провисела так сутки. Она не чувствовала рук когда её наконец опустили. Мышцы ныли и зудели. Так хотелось лечь и уснуть в мягкой постели. Так хочется домой.
Там Милла наверняка не может уснуть. Кошмары мучают. Может она до сих пор приходит в её комнату ночью и хочет её найти. А может она уже её забыла.
Она обещала ей вернуться как можно скорее.
Щёки горят. Плачет. Она не может вспомнить ни минуты, когда бы она не ощущала отвратительную боль в висках и следы слёз на лице.
Она ощущает себя грязной. Испорченной. Ужасной. У неё иногда мелькает желание отрезать себе абсолютно всё, что связывает её с собой. Она хочет выколоть себе глаза, срезать лицо, отрезать волосы. Она хочет стать ничем. Чтобы у Брана больше не было мотивов мучить её. Но он найдёт ещё. Он всегда находит.
***
Марлен вновь глубоко дышит. Расслабляет мышцы, чувствует, как натянута в спине. Она часто задаётся вопросом, когда это кончится. Скорее всего, никогда. Марлен не знает.
Она ведёт ухом, слышит шаги Астариона, наблюдает, как он перекидывает через плечо свой рюкзак.
— Я нашёл выход.
Он выглядит озадаченным и даже слегка беспокойным.
— Всё в порядке?
— В полном, — он отвечает слишком резко и быстро, запинается на долю секунды, отводит глаза. Врёт. — Просто наш выход, — почти разваленная стена. А у нас, как назло, нет под рукой ни бородатого волшебника, ни брюнетки-жрицы.
— Может бомбой попробовать? — Марлен боится, что её голос дрожит. Тело мелко дрожит от любого взаимодействия.
— Я не намерен тратить настолько ценный ресурс на идиотскую стену.
— Другого варианта нет, — Марлен смотрит на него. Астарион молчит, его пальцы слишком сильно сжимают лямку рюкзака. Осознание приходит не сразу. Он хочет оставить её здесь. — Ты же… О, ну да, конечно, — Марлен вмиг хмурится, резко хватается рукой за стену, пытается подняться. От него другого ожидать не пришлось. Всё вернётся на круги своя. Сама разберётся. Она чувствует, как его рука обхватывает её локоть. Резко оступается на больное бедро, пытаясь убрать руку из его хватки, вскрикивает, шипит. Ресницы намокают. Она слышит, как Астарион подходит ближе. — Не трогай меня. Сама разберусь.
Он бормочет себе под нос что-то в стиле «упрямая сука», когда Марлен наклоняется за рюкзаком. Эльфам нельзя доверять. Никогда. Ей, видимо, стоит вырезать это на себе. Ей не нравится, как она пытается ему помочь, пусть даже и совсем немного. Ей должно быть плевать. Всегда было и должно быть. Всё внутри сжимается, особенно концентрируется под рёбрами.
Она дёргает ухом, слышит резкий шорох и даже не успевает обернуться, как что-то тупое, но твёрдое, бьёт по затылку.
***
Марлен требуется слишком много времени, чтобы уснуть. Мысли каждый раз режут голову с новой силой, чем Милла охотно пользуется. Она знает, что первые часы ночи Марлен не спит.
Марлен прислушивается к скрипу половиц в доме. Детские ножки всегда пытаются быть тихими, но всегда наступают на одну и ту же обветшалую половицу, которая издаёт самый неприятный негромкий звук. Милле приходится повиснуть на ручке, чтобы открыть дверь. В её руках Мишка. Она крепко прижимает его к груди, подходит к кровати тихо, по крайней мере, пытается, тихо, почти беззвучно зовёт:
— Марлена. Марле-е-ена-а-а, ты спишь?
— Кто-то говорил, что после игрушки кошмары сниться не будут, — Марлен открывает глаза, смотрит на стоящую у кровати Миллу. В её щенячьих синих глазах видно, что чувствует она себя виноватой. Она смотрит в пол, слышно, как топчется на месте, потирает ступни друг об друга. Ночью дома холодно. Марлен поднимает одеяло со стороны Миллы, приглашает лечь. — Залезай давай, — мелкая воодушевлённо и неумело заползает в постель. Она обнимает холодными ногами бедро Марлен. — Не хватало, чтобы мне ещё прилетело от мамы, когда ты заболеешь.
— Ты поганка, — обиженным тоном заявляет мелкая, утыкается носом в её плечо и закидывает одну руку ей на спину.
— Я хотя бы не врушка.
Милла не отвечает, стискивает в кулак рубашку Марлен.
— С тобой спокойней. Нет страшных звуков, — страшные звуки — завывание ветра за окном или гроза, если она есть. Марлен привыкла к ним, а слишком впечатлительная Милла готова залезть в любую дырку от страшного звука. — Спой песенку, пожалуйста.
И Марлен споёт. Тихо, почти ей на ушко. Она будет качать её, гладить, целовать и лелеять сколько потребуется. Она готова всё для неё сделать.
Ей даже импонирует, что Милла приходит именно к ней, а не к маме. Кошмары, помощь или совет, — она пойдёт к Марлен. Милла называет её «супер-сестра-поганка». И Марлен не знает, за что она стала таким примером.
Они всегда спят до самого утра вместе. И пока Милла действительно спит, Марлен плавает в мыслях до самого утра.
Она не помнит кровных родителей, каждый раз задаётся вопросом, почему её бросили. Внутри растёт неприязнь и даже ненависть к ним. Марлен крепче обнимает Миллу, зарывается носом в рыжих непослушных волосах и пытается не думать об этом. Пытается. И не получается. У неё есть прекрасная семья, которая любит её. А она сидит в мыслях о возможных родителях.
Марлен вздрагивает от мысли, что ненавидит она не родителей. Себя. За то, что она родилась не такой.
