Поворот, мать его

Бывают повороты, которые видишь немного заранее, и есть шанс подготовиться к встряске. Для этого нужно обладать дальновидностью и не быть знакомым с Узумаки, потому что с ней любой поворот – как свалившийся на голову кирпич. Неожиданно, больно и очень хочется сматериться.

– What… – выдыхает мужчина, уйдя в английский на автомате. Не то чтобы японский его часто подводил, но родной язык – это всё-таки зона комфорта, а комфорт сейчас необходим. Иначе как-то не дышится. Кушина местами такая же, какой была шестнадцать лет назад, а местами чужой человек, неузнаваемый, инопланетный. Говорит понятным и чистым японским, но, ей богу, какую-то чушь. И голова не справляется с объёмами вываленной на неё информации. Взгляд у женщины убийственно прямой и решительный, такой не просто резать умеет, а обладает силой испепелить к чёртовой матери твёрдую поверхность под твоими ногами. Это реальность через серые глаза смотрит на тебя, готовая напомнить, что всё, в чём ты был до этой минуты на сто процентов уверен, – это не по-настоящему. Картинка, которую ты придумал себе по юношеской дурости, простая и вдоль и поперёк понятная. В ногах неприятная слабость. Минато невольно оседает на ступень незнакомого крыльца незнакомого дома. Хах, он будто в том фильме, где персонаж оказался в параллельной реальности, где у него семья, другая работа, другие друзья, другие взгляды – другое всё. Дикость. Покажите, в каком из кустов прячется камера. Сложный выдох случается сверху. – Ты, может, зайдёшь? – в голосе жалость, которую здесь в свою сторону слышат впервые. Пальцы проскальзывают в петлю тёмного галстука, чтобы ослабить его, но дышать не становится легче. Кто бы ему утром сказал, что день обернётся вот этим… Говорят же, что внезапные звонки от бывших не сулят ничего доброго, но, будучи проинформированным, что Узумаки Кушина пыталась назначить с ним личную встречу, Намикадзе словил исключительно тёплые чувства. Их отношения нельзя было назвать чем-то серьёзным и длительным. Хн, да что там, это даже под термин «отношений» едва попадало. Два зелёных студента, два идеалиста, очутившиеся в чудесном круговороте университетской жизни Тодая. У него были звёзды в глазах, потому что он впервые ступил в по-настоящему японское общество, у неё – потому что она выбралась в большую столицу из тихой деревни. Столкновение в коридоре, отточенные реакции Намикадзе, поймавшего нифига не грациозно запнувшуюся обо что-то девушку, её ясные глаза и крепкие японские маты. Ну чем не любовь с первого взгляда? Почти год отношений и эмоциональное прощание, которому не было альтернатив – та самая комбинация, что заставит ещё долго потом оборачиваться с мыслью, а вдруг она была той самой? Может, тот горячий роман – это именно то волшебство, о котором пишут бестселлеры? «У тебя есть сын». С добрым, блять, утром. – У тебя что-нибудь крепкое есть? – уточняет он серо, чувствуя, как внутри щёлкает экстренный переключатель, уводя мысли в режим выживания, где мешура уже вообще не важна, а есть только «сейчас» и список насущных вопросов, ответы на которые решат, что же дальше. – Само собой, – хмыкает Узумаки, пятясь к двери. Окей, окей, так и быть. Руки хлопают по коленям, пока альфа возвращает себя в вертикальное положение. Грандиозность прилетевшей в него новости не даёт её как следует прожевать. Голова концентрируется на маленьких действиях: дверь входную прикрыть за собой, обувь с ног скинуть в прихожей, на стул опуститься, обнять пальцами низкий стакан и щедро глотнуть из него. В доме витает стойкий аромат альфы, который Намикадзе слышит впервые, но неумолимо находит его каким-то знакомым. Похожим. Хах, на его собственный. Сомнений в честности Узумаки у него и так не было, но всё же несколько галочек в списке проставилось, несколько уточнений необходимость утратили. Кушина молчала в стакан. У Минато были вопросы, сотни вопросов, но он не мог подобрать к ним слова. Взгляд начал бродить по пространству. Стол, за который его усадили, располагался в той же комнате, что и устроенный перед телевизором диван. Отсюда была видна добрая половина лестницы и распахнутая дверь в кухню. Не большой дом, но крайне уютный. Усеянный счастливыми фотографиями, которые издалека можно принять за свои собственные. – Это он? – альфа даже как-то подвис, зафиксировав взгляд на голубоглазом блондине, обнимающем двух безумно похожих друг на друга парней. – Да, – поднялась с места Кушина, чтобы снять со стены фотографию и протянуть её Намикадзе. Пальцы немного подрагивали. Парень был так безумно похож на него, что сердце щемило. Его копия. Живой человек, который все эти годы жил свою жизнь, пока ты тупил в темноте собственного незнания. За этими глазами жизненный опыт, за этой улыбкой – характер. Творение, в создании которого ты поучаствовал, но почему-то не был удостоен чести об этом знать. У тебя есть сын. Ты – отец. – Как его зовут? – прошептал, разглядывая черты лица и пытаясь унять разогнавшееся сердце. Но о каком спокойствии речь, господа? Влетая в крутой поворот на опасной для здоровья скорости, совершенно нормально бояться за собственную сохранность. – Наруто, – отвечает Кушина с какой-то очень интересной интонацией, но в таком состоянии хуй уже разберёшь. «Наруто» – повторяет он про себя, напарываясь на полном ходу, как на шпагу. Серьёзно? По правде? На мизинчике пообещаешь, что это не сон? Поклянёшься, что никто с ума не сошёл и не смотрит под галлюциногенами иллюзии? Точно та же самая реальность, что была у меня минут десять назад? А то как-то не верится. – Это Саске, его лучший друг, – указывает на брюнета повыше, – и его старший брат. Минато похуй, он даже не смотрит. Его взгляд прикован к голубым глазам, до ужаса похожим на его собственные. Весь мир схлопнулся до этих глаз, всё остальное потеряло значение. Охуеть, он же смотрит на себя самого. Так дико. У большинства родителей этого мира есть время подготовиться к мысли о том, что у них будет ребёнок. К приходу в мир, к постепенному взрослению, к переходному возрасту, к независимости. Альфу же этой новостью ударили по лицу за место «привет», и он банально не знал, за какую эмоцию ему стоит первым делом хвататься. Полноценное осознание ему так сразу не светит, но вот гнев успел уже на мужчине осесть, и это настолько редкий гость в его организме, что самому как-то не по себе от его глубины. Феромоны не привыкли без разрешения далеко уходить, поэтому сидели под идеальным контролем, но их оперативно пришлось отпустить, чтобы ими же не отравиться. – Сколько ему лет? – Пятнадцать. – Какого хуя, Кушина? – хах, а вот и вербальное отражение бушующему внутри негативу. Голос здесь повышать не привыкли, но сегодня особенный случай. Узумаки выдыхает, подносит к губам свой стакан и щедро глотает. У Намикадзе, кажется, сейчас дёрнется глаз. Вот уж кого ему точно не жалко сегодня – так это её. Вообще абсолютно все светлые чувства в сторону этого создания только что улетучились. – Я узнала, – начала ровно и подчёркнуто спокойно, – через два месяца после того, как ты уехал. – Окей, – протянул, решив пока не перебивать, потому что там сейчас обязательно будет охуенно логичная причина, по которой ему ничего до сегодняшнего дня не сказали. Она должна обязательно быть, иначе… Альфа и сам ещё не знал, что «иначе», но пальцы подрагивали отнюдь не по-доброму. – Сказать, что я не ожидала… – её красноватые губы картинно поджались. – Вперёд, пожалуйста, чуть промотай. Я прямо сейчас прекрасно могу себе представить, насколько ты «не ожидала», – не весь яд получилось из голоса слить, но что с ним поделать? Не самому же глотать. – Что ж, – Кушина чуть отстранилась, облокачиваясь на спинку стула и пронзая мужчину в равной степени предупреждающим взглядом. Стоило отдать этой женщине должное: атмосферно рычать она умела кристально ясно и безо всяких феромонов. – Где-то с неделю я пыталась придумать адекватное электронное письмо для тебя, но, с учётом того, что отправлять его с самого начала не собиралась, это было, скорее, для галочки. Кажется, стакан в его пальцах только что жалобно хрустнул. Ну, либо переломилась та жалкая палочка, на которой ещё держались отголоски терпения. – Почему ты мне не сказала? – процедил, чтобы не закричать. – Ты действительно не понимаешь разницу наших социальных положений или вежливо делаешь вид? – вздёрнулась бровь. – Это тут при чём? – При всём, – выдохнула чуть менее воинственно, и Минато действительно попытался отпрянуть, чтобы взглянуть на картинку издалека и разглядеть неувиденное, но без подсказок не вышло. – Я выросла на ферме, Минато, – напомнила, хотя в напоминаниях тут не нуждались, – была первой за несколько поколений, кто не пошёл после школы сразу работать, а решился на высшее образование. Я выживала на стипендии и двух подработках, один промах, и этот город проглотил бы меня, не разжёвывая. У твоей семьи дипломатическая неприкосновенность. Я не собиралась вступать в такую борьбу за родительские права. У блондина на языке крутилась какая-то мысль, но она осеклась, порезавшись той, что была только что озвучена. Минато посмотрел на Кушину будто впервые, не зная, хочет ли он рассмеяться или же оскорбиться. – Ты, – усмехнулся, – на полном серьёзе считаешь, что я стал бы его у тебя забирать? Мы, конечно, были знакомы не тысячу лет, но ты, блять, не настолько хуёво знаешь меня, Узумаки. – Не важно, что я считаю, – качнула она головой. – Ты мог принять решение вернуться в Японию и забить на уготованные тебе вершины, а мог и не принять. Твоя семья могла отреагировать спокойно, а могла и не спокойно. Мы могли бы стать чудесной, счастливой семьёй или всю жизнь судиться за то, какое у Наруто должно быть гражданство, с кем он должен жить и на кого учиться. Я мысли читать не умею, у всех этих событий есть какая-то вероятность. И я очень верю и в твоё благородство, и в человечество в целом, но играть в игру, риск которой настолько высок, когда на кону стоит мой ребёнок, не собиралась. «Мой ребёнок» не слабо так резанул по ушам. Намикадзе настольно охуел от наглости, эгоцентричности и идиотизма услышанного, что невольно даже от края стола отстранился. Он не понимал и не пытался понять, чем Узумаки думала и какими тропами шла к этим взглядам. Уже даже не оскорблялся, наверное, со всех мерзких поступков, которые ему в поехавшем воображении там успели навязать, потому что в целом больше не ожидал чего-то честного и равного от Кушины. Тяжелее всего, пожалуй, было признать, в какой степени он промахнулся. Искренность и прямолинейность – это как раз те два качества, которые шестнадцать лет назад смели его с ног. Он доверял ей с порога, с той самой секунды, когда поймал её в том злосчастном коридоре, в жизни бы не поверил, что она способна сделать ему настолько больно, да ещё и намеренно и, как ему казалось, совершенно незаслуженно. Но что, блять, толку пустословить о том, чего уже не поменять? Это случилось, и никакое количество матов – английских и японских – фундаментально ничего не изменит. Точно так же, как никакое количество развёрнутых ответов не заставит альфу понять или хоть каплю оправдать то, что эта женщина сделала. Он с удовольствием бы сейчас вышел из этого дома, чтобы глаза его больше Кушину не видели, но этого он себе, к сожалению, позволить не мог. Есть в мире вещи, которые важнее и твоих чувств, и израненной гордости. – В чём, в таком случае, прикол говорить мне сейчас? – спросил сравнительно спокойно, достигнув предела собственного разочарования. – Ему ещё нет двадцати. Всё то, чего ты опасалась, я могу сделать прямо сейчас. Возможно, даже хочу, просто чтобы парочку ценных уроков тебе преподать. Такой красноречивой смеси злости и страха Минато ещё в жизни в чьих-то глазах не наблюдал. Это было громче слов, даже громче поступков. Появился порыв даже воздух носом посильнее втянуть, чтобы удостовериться, что никакие смертоносные феромоны не попробуют перегрызть тебе глотку. Охуенная коммуникабельность, и вся в густейшей тишине, где даже время, кажется, перестало тикать секунды вперёд. – Так, почему? – Наруто хочет с тобой познакомиться, – Узумаки чуть сморщила нос, – он нечеловечески упрям. – Хм, – улыбка едва не закралась в уголок его губ. Почему-то слышать это было приятно. Что его сын смог переупрямствовать саму Узумаки Кушину, что сам нашёл путь к нему, когда альфа не имел возможности бороться за выстраивание этих отношений. – Так, я в твоих рассказах ещё жив, получается, – действительно удивился. – Я своему ребёнку не вру, – процедила Кушина недобро. – Ну, хоть какие-то ценности сохранила, – покивал альфа, опрокинув остатки текилы в себя. Только на этом моменте, кстати, заметил, что пьёт именно её. Не его любимый напиток, но обжигает как надо. Стук во входную дверь такой мягкий, а по психике херачит так жёстко. Намикадзе пронзает Кушину взглядом, слыша сейчас исключительно собственное сердце. Умоляю, скажи мне, что это не он. Сутки мне дай хотя бы собрать себя по кусочкам. Встречаться впервые со своим взрослым сыном в таком обожжённом состоянии – совершенно неправильно. – Это не Наруто, он сегодня ночует у Саске. И он точно не стал бы стучать, – выдыхает Узумаки, но во взгляде тревога, которую при всём желании с другой эмоцией не спутаешь. Она исчезает в глубине коридора, а Минато невольно берёт свой запах под контроль. Самый кипяток прошёл в любом случае, дальше он и в тишине поймает баланс. Щелчок замка ставит мысли на паузу, и в повисшей тишине секунды кажутся мучительно вечными. – Хей, – в голосе ощутимая улыбка, – ты разве сегодня не… Да ладно! – восклицает, оборвавшись на середине фразы. – Я весь интернет перекопала в поисках этой детали. – Надо было перекапывать газеты и телефонные справочники, – отвечает мягкий мужской голос. – Сегодня поставить не смогу, но хочу проверить, подходит она или нет. Гараж мне откроешь? – Загляни, когда закончишь. Мягко прикрытая дверь, звон ключей и зашумевшая за стенкой гаражная дверь. Каждый звук отпечатывался в сознании чудовищно чётко, но в то же время проходил как-то фоном. Всё будто онемело немного: от случившегося только что маленького шока и того глубокого, что ещё лишь начинал полноценно оседать сверху. Рука потянулась к бутылке, чтобы по новой наполнить стакан. – Итачи приехал, – пояснила Кушина, вернувшись за стол с несколько воспрянувшим духом. – Откачивает мою нерабочую машину. Ребёнок с золотыми руками, – выдыхает, опускаясь на стул и перехватывая бутылку прямо у альфы из рук, чтобы подлить и себе. – Старший брат Саске, – указала на мелкого брюнета, что мягко улыбался из объятий Наруто с фотографии. – Хм, – кивнул, не представляя, как вообще должен реагировать на эту информацию. Всё это настолько не важно, что даже воздух на обсуждение тратить не хочется. Неужели, возможно за такое короткое время так смертельно устать? – Ближе к делу давай, – протянул чёрно-бело. – Наруто хочет познакомиться с тобой, – быстро вернулась к насущному, – я хочу, чтобы это произошло здесь. Я не собираюсь мешать, – заверила, поймав острый взгляд голубых глаз, – но я буду рядом. Альфа вновь хмыкнул, не найдя ни комментариев, ни аргументов. Последовательность он отследил: больше всего на свете Кушина боится лишиться своего ребёнка, это диктует абсолютно всё в её поведении. Минато мог бы поиграть на данном страхе, но смысла в этом не видел. Она знатно его разозлила, конечно, но её страдания вряд ли принесут ему удовольствие, тем более уж не упростят его собственное общение с сыном. А Наруто крайне быстро перемахнул через лестницу приоритетов, став в ней номером один. – Минато, – протянула с нажимом. – Что? – перехватил её натянутый взгляд. – Ответь что-нибудь. – Мне не важно, где. Хочешь здесь – могу здесь, только не еби мне мозги. – О-о, – протянула недобро, – ебать твои мозги я, однозначно, буду. Если ты собираешься видеться с ним… – Кушина, – прервал эту бессмысленную угрозу или что там могло ещё быть, – ты, блять, не сомневайся даже в том, что я буду с ним видеться. С ним, а не с тобой. Тебя я вообще больше предпочёл бы не видеть. – Это не вариант. – Это только что стало вариантом, – отрезал, – после всей этой хуйни ты не имеешь никакого морального права рисовать мне рамки поведения. Узумаки втянула лёгкими воздух, будто готовила в ответ не слова, а оружие, сила которого напрямую зависит от того, как сильно ты дунешь. Едкий, жёсткий ответ уже осел на языке, но звук приоткрывшейся входной двери внезапно погасил все фразы и мысли. Это к лучшему, наверное, ибо дальше уже только некрасивый переход на личности. Промедление для того, чтобы скинуть с ног обувь, и в комнату невесомо проходит молодой парень. Одежда не в пример официальная для того, кто только что, предположительно, торчал под капотом машины: тёмные, явно пошитые на заказ брюки, чёрная приталенная рубашка с закатанными рукавами, аккуратно забранные в хвост длинные волосы. Человек, вращающийся в тех кругах, что Намикадзе предельно знакомы. Единственное, что в этот пазл не подходит – руки, покрытые той самой тёмной, жирной субстанцией, что покрывает запчасти всяких двигателей и велосипедных цепей. Парень замирает на полпути к двери, поймав альфу в слегка обескураженный, но чертовски внимательный взгляд. Внимание же блондина первым делом подмечает вовсе не это. Наполнивший пространство запах трогает чувствительный на такие вещи нос. В нём, помимо мерзкого машинного масла и чего-то отчётливо металлического витают сладкие, лёгкие, довольные жизнью феромоны омеги. И это, стоит признать, слегка остужает злого альфу внутри. Невозможно дышать чужими эмоциями и быть абсолютно от них абстрагированным. Непроглядно чёрные глаза трогают женщину в ожидании, но та временно потеряла дар речи. – Минато-сан, полагаю, – переводит взгляд обратно на альфу, не выглядя ни капли смущённым или сбитым с толку. Напротив, излучает невероятное количество ровной уверенности, снимая с остальных обязанность разбивать образовавшийся лёд. – Итачи, – представился, дёрнув уголком губ, – приятно, наконец, познакомиться с вами. – Взаимно, – протянул ему альфа, хотя взаимным это быть не могло: он десять минут назад только узнал о том, что этот Итачи вообще существует, и на существование это, честно, было как-то плевать. Но сложно, блять, испытывать неприязнь к человеку, который её ещё ничем не заслужил. Быть другом Узумаки – недостаточный критерий, чтобы попадать под ту же горячую руку. Омега исчезает на минуту из вида, пройдя на кухню, чтобы руки помыть, и за столом всё это время висит тишина. Разговор как бы исчерпан, ругательства тут швырять друг другу в лицо уже передумали, а кроме этого как-то нечего даже добавить. Итачи перемещался по полу совершенно бесшумно, если его в поле зрения не поймать – подкрадётся, ты и не заметишь. Расстояние он сокращал довольно уверенно, но вблизи стола поймал некоторую осторожность. Феромоны свои Минато успел от агрессии почистить, но добрыми они всё равно не были. – Тебе не на работу сегодня, случайно? – уточнил, подметив нормальный такой стакан с текилой, пока опускался на свободный стул. Кушина качнула головой. – Я взяла выходной, – стрельнула взглядом в блондина. Тот, впрочем, ответил таким же. Бедняжка, как же несправедливо с тобой жизнь обошлась, как бы, блять, не расплакаться. – Деталь подошла? – спрашивает, отпивая из своего стакана и теперь уже подчёркнуто не глядя в сторону альфы. Омега качает головой. – Уберу с неё сантиметр или два, на выходных снова попробую, – кажется, не был ни удивлён, ни расстроен тем, что всё не встало идеально, как бы хотелось. – Вы уже выбрали день? – глянул на Минато вопросительно, возвращая разговор обратно к чувствительной теме, феромонами транслируя спокойствие, и Намикадзе дышал ими, восстанавливая крупица за крупицей собственное равновесие. – Нет, – ни капли раздражения в голос не просочилось. А вот усталости было за глаза. – В пятницу? – предложила Кушина. Минато молча кивнул. – В пять. – В шесть, – поправил омега, – Саске готовится к соревнованиям, их оставляют дольше обычного. Наруто без него не уйдёт. – В шесть – так в шесть, – поднимается альфа, рассудив, что больше им здесь нечего обсуждать, а слушать чужие разговоры он тем более не собирается. – До пятницы, – тянет пресно. – М-хм, – Кушина на него даже не смотрит. Они оба обожглись об эмоции. Тишина в этом случае к лучшему. Когда-нибудь, успокоившись и сдвинувшись с точки, они всё обсудят, как взрослые. Но этот день – не сегодня. Этого дня в ближайшем будущем даже не видно. Едва ступив за порог, альфа замер. Взглянул на свою машину, тронул пальцами в кармане ключи, особенно остро почувствовал привкус текилы во рту и запоздало понял, что пить ему, вообще-то, не стоило. Ни капли, к тому же, не помогло. Ничего в принципе помочь не могло. Только время, наверное, и наибыстрейшее примирение с фактами. Ещё два шага, ступень вниз. Он на неё же по итогу и сел, в полной мере ощутив вес возложенного на плечи груза. Что он знает о том, как быть родителем? О детях? О подростках? Пятница наступит через три дня, и он придёт вновь сюда и, типа «привет, меня зовут Минато»? Дикость какая. Может, загуглить? Есть вообще какие-то инструкции на подобные ситуации? Какой-то список тем, разбивающих лёд, чтобы разговор шёл легко и приятно? Намикадзе мог похвастаться блестящими навыками коммуникабельности, мог вписаться куда угодно и сделать так, что его будут слушать взахлёб и влюбятся по итогу во все его мнения, но в этот раз козырей в рукавах вообще нет. Он бессилен. Он, сука, напуган. Его покой и счастье каким-то образом оказались в руках человека, которого он ещё даже не знает. И тот обладает силой сделать… Да блять, он просто обладает всей силой. По его воле у Минато в жизни может начаться что-то охуенное или полнейший пиздец. А третьего-то не дано: можно либо преисполниться любовью и новым смыслом, либо разлететься вдребезги без шанса быть обратно когда-либо склеенным. Вот так просто, по мановению руки пятнадцатилетнего парня. А, ну и Кушины. Ребёнок-то идёт в комплекте с ней. А она и до материнства простой и сговорчивой не была, с чего бы ей теперь становиться беспроблемной? Хн, нет, это всё обязательно будет с перчинкой. Ебать, это фиаско. Нерешаемая формула. И стыдно ещё отчего-то. За то, что телепатически, блять, не почувствовал ничего, когда улетал на другой континент шестнадцать лет тому назад, за то, что позволил переписке оборваться так просто, хотя инициатором этого был и не он. А ещё за то, что он немножечко не рад, что всё это с ним происходит. Типа… Ну как ты можешь быть не рад чьей-то жизни? Получился целый человек, твоя плоть и кровь, ты с этого дня и до гроба своего не имеешь права думать об этом в каком-то негативном оттенке. Но оно, сука, думалось. В основном о том, как его выбесила эта длительная ложь, но ещё и капельку о том, что жить было бы проще, если бы всего этого не было. Или если бы он об этом никогда не узнал… Позади как не кстати хлопнула дверь, выдёргивая из премерзкого самокопания. Что там ещё? Лишь бы не Узумаки, её на сегодня хватило. Но то был лишь Итачи. Мягкий, плавный, с аккуратно закатанными рукавами чёрной рубашки. Удивительно неожиданный персонаж, альфа понятия не имел, как на него реагировать. Да он и не считал себя обязанным это делать. – Вас подвезти? – спросил парень, замерев где-то сбоку. – Наверное, – выдохнул, не желая думать вообще ни о чём. Никаких решений, пожалуйста. Голова ему ночью спать точно не даст, и сейчас лишней работой её нагружать не хотелось. Омега прошёл мимо, звякнул ключами меж пальцев. Белая хонда мигнула красивыми фарами. Мужчина выдохнул и вынужденно следом поднялся. Проследовал к машине на автомате, сел на пассажирское, пристегнулся. Ни разу за эту минуту, кстати, не моргнул. И ни одной мысли в голове не было замечено. Пустота. Словно омега оборвал нить размышлений, проходя мимо альфы, и оставил того в тишине. – Куда? – интересуется брюнет так обыденно, будто они знакомы тысячу лет, а ситуация вокруг совершенно нормальная. Неловкость, кажется, обходит этого парня стороной. – Британское посольство, – отскакивает, как заученный текст, от зубов. Даже думать не пришлось. Это проще вводить в поисковик, чем продиктованный адрес, – прямо в... – Тиёда, – кивает, заводя двигатель. – Сразу после Дайканчо-дори? – уточнил, но вообще не вопросительным тоном. Все посольства в Токио находятся плюс-минус в одном районе, так что с направлением не ошибёшься, но всё же так точно не каждый угадает. – А ты знаешь свой центр, – хмыкает в воздух. – Я живу в Сибуя, – ведёт мягко плечом, выезжая на дорогу, – и работаю. – Чем занимаешься? – больше из вежливости, чем от искреннего интереса. – Инженер Хонды. – Мне стоило догадаться, – хмыкает, чёрно-бело принимая чёрно-белый факт. Сложно вообще найти в себе хоть каплю эмоций на вещи, которые настолько незначительные в ретроспективе, что практически запоминать не хочется. Но злость, слава богу, прошла. Оставила за собой пустоту, в которой мужчина был абсолютно потерян, но после урагана эмоций это даже приятно. Затишье перед неминуемой бурей. Феромоны омеги не слабо помогали. Они были аккуратно-нейтральными, каплю солидарными и очень приятными. Просто сам запах. Им дышалось легко. Да и сам парень был лёгким в плане общения. На нервы не действовал. А нервы сегодня саднило и так. Итачи вёл автомобиль уверенно и плавно. Не удивительно – он же знал его до последнего болтика. Возможно, поучаствовал в самом создании. Альфа, однозначно, посчитал бы эту мысль интересной в любой день, кроме сегодняшнего. Город плыл за окном, убаюкивая, а Минато бездумно смотрел на него, забывая порою моргать. Момент, когда автомобиль замер возле посольства, альфа пропустил. Очнулся лишь после того, как двигатель заглох, укрыв салон неестественной тишиной. Обалдеть, время и пространство пролетели мимо, он и не заметил. – Вы будете в порядке? Намикадзе не сдержал смешка, пока поворачивался. В чёрных глазах не было насмешки, но там ей, однозначно, было самое место. «В порядке», ага. Он ещё долго не будет в порядке. – Ну, провожать не нужно? У вас открыты глаза, но не похоже, чтобы вы были в сознании, – подметил мягко брюнет. Минато вновь попытался расслышать иронию или разглядеть её где-то в лице, но её там, похоже, действительно не было. – А ты был бы после такого в сознании? – дёрнул бровью, но спросил на полном серьёзе. Сам себе удивился. – Сомневаюсь, – хмыкает с улыбкой в глазах. – Но я вряд ли могу адекватно представить. У меня-то нет опции не знать, сколько точно у меня детей. – Счастливчик, – усмехается, совершенно сдаваясь. – Спасибо, что подвёз, – отстёгивается. – Нет проблем. Минато-сан, – одёргивает, когда носок левой ноги уже касается асфальта. – Мм? – понятия не имеет, что сюда ещё можно добавить. Итачи под вопросительный взгляд альфы открывает бардачок между сидений, выцепляет из него ручку и пачку жёлтых стикеров для заметок. По памяти записывает несколько номеров телефона, отрывает листочек и протягивает его мужчине, зажав между указательным и средним пальцами. – На случай, если вы не обменялись номерами. Намикадзе принимает стикер, бегло читая «дом», «Наруто» и «Кушина». При виде имени сына сердце болезненно замирает под рёбрами. От одной мысли о том, что можно ему позвонить и услышать его голос, лёгкие сковывает каким-то странным ликующим страхом, незнакомым, непонятным и сложным. Кажется, он протягивает какие-то слова благодарности, а может они крутятся лишь внутри его головы – в этом он не очень уверен. Вскоре он остаётся на улице один. Ни следа белой хонды, ни следа связных мыслей. Одни чувства и жёлтая бумажка в руке. – Fuck me, – выдыхает. Твёрдым шагом проходит мимо посольства, направляясь домой. Какаши всё равно сегодня работает за него. Его бы тоже хотелось дёрнуть в выходной, если честно, ибо любое излитие души сейчас – удовольствие не на час и даже не, сука, на пять. Это, простите, целая ночь с вискарём. Но напиваться они не могли себе позволить. Напиваться вдвоём – тем более. Работа в посольстве, хоть и была без форс мажоров, в основном, не оставляла слишком много гибкости в графике. Даже если сегодня не работаешь, должен быть готов работать, если понадобится. И работа эта не из тех, что можно сделать дома в трусах на компьютере, это, блять, официальная речь при всём параде, которую нужно сказать как от сердца, хотя на самом деле всего за полчаса получил инструкции и написал что-то по ним. Отвечать за свою страну, как ответил бы за неё премьер-министр, потом как ответил бы за неё королевский дом и так далее. Знать мнение своей власти от и до, чтобы с лёгкостью по полочкам разложить какой угодно вопрос, если у Японии будут вопросы. Думать как бы не своей головой, а чужой, быть чужим голосом без возможности двадцать четыре на семь уточнять, правильно ли ты поступаешь. А, и обязательно делать это с таким уверенным лицом, будто других вариантов и не было. И не иметь никакого права напиться со своим лучшим другом, потому что уполномоченных решать что-то серьёзное вас всего двое. Как два пилота в самолёте: нет возможности вместе отдыхать, кто-то обязательно должен работать. Иными словами, полоскать Хатаке мозги своими проблемами в середине рабочего дня – точно не вариант. Может, к вечеру. По видеосвязи, чтобы из дома не дёргаться. А пока своими силами и желательно без алкоголя, ибо в два часа ночи нужно выходить на связь с Лондоном.