Небесное светило

      На улице стояла жаркая погода, потому что была середина августа, а в провинции Чеджудо в это время всегда душно. Соленая влага с моря вьет волосы, а лёгкая прохлада утра игриво поднимает их, маскируясь мурашками на коже. Птицы низко летают и подбадривают своим щебетанием давно проснувшихся людей. Однако низкие облака не сулят ничего хорошего, и, должно быть, пойдёт самый настоящий ливень, который поднимет вверх осевшую пыль. Воздух вкусно пахнет сыростью, предвещая грозу, и парит с самого утра.       В доме кисэн день начинается вместе с подъемом небесного шара, чьи мягкие лучи проходятся по океану естественным свечением. Каждая девушка строго осматривает себя в небольшое общее зеркало, ища в себе опрятность, скромность и красоту одновременно. Чёрные и густые волосы заплетены в косы, украшены цветными лентами, драгоценными шпильками и собраны в низкие пучки. Некоторым кисэн повезло произвести приятное впечатление на господ, и за это им дарили всевозможные подарки: будь то коллекция заколок, всегда нужных для толстых волос, новая юбка из дорогих тканей, только что купленная в лавке и предназначенная для высших слоев, или обувь для грациозных танцев, потому что предыдущая уже давно износилась. Господа всегда подмечают, что необходимо их любимицам, но мало кто видел потухший свет их глаз.       Среди кисэн различных возрастов затесался и юноша 18 лет, которого никто из господ никогда не видовал, разве что местные торговцы с рынка или другой простой люд. Местные нуны и кибу радостно приветствовали его, а те, кто младше, водили с ним дружбу. Маленькие дети висели на его руках, просили поиграть в догонялки и рассказать что-нибудь смешное. Хан Джисон, сам того не зная и не желая, произвёл благоприятное впечатление на главного кибу дома, и таким образом, он занял здесь положение верного брата и учителя младших сестёр.       С каждым годом финансовое состояние дома ухудшается, и более нет средств оплачивать учителей для молодых кисэн. К счастью, Хан Джисон наделён умом и добрым сердцем от покойной матери. Он трудолюбив, поэтому после ухода его учителя он продолжил заниматься самостоятельно. Хан верно выполняет свою службу приютившим его людям, а окружение в виде чувствительных и вечно смеющихся девушек, в свою очередь, восполняет его утрату в виде матери.       — Джисон-а, изволь тебя снова просить о помощи, — невысокая молодая кисэн по имени Чжиён с приятными чертами лица подбежала к читающему парню.       — Нуна, снова ты хочешь убежать? — он поднял свой строгий, но теплый взгляд на девушку, полную надежды.       — Я обещала научить других девушек танцу к скорому празднику. Джисон-а, ты ведь знаешь, как важен этот день для нашего острова, позволь мне помочь им, как ты, — Чжиён приподняла просяще брови, зная, что это всегда работает с натурой Хана.       Парень слегка нахмурился, напуская строгий вид одного из пожилых и известных учителей, некогда учивших и кисэн. Он понизил тон, нахмурился и, как мог, притворился пожилым мужчиной с сиплым голосом, чересчур много жестикулируя. Девушка тихо рассмеялась в свою ладонь. Ей нравится, когда Хан веселит их с сестрами, ведь только он хорошо понимает юные и печальные души и их судьбу, в отличие от своей.       — Хорошо, иди, — парень закрыл старую книгу, вставая с пола. Он сложил руки за спиной и прищурился на Чжиён, вытягивая губы вперед. — Вот молодые пошли, совсем законов не чтут, все сбегают куда-то!       — О, великий сэнсэй, Вы так добры и великодушны! — радостно подыгрывала нуна, кланяясь в пол.       Два раза в месяц самая любимая нуна Джисона просила оказать услугу, взамен отдавая свою одежду, чтобы никто не заметил подмены с девушки на парня. Пользуясь своей популярностью среди постоянных господ, она могла позволить себе не появляться на публике несколько часов, находя причину в головной боли или учении – последнее крайне уважается среди почётных людей. Чжиён – обладательница ореховых светлых глаз, которые на солнце поблескивают зеленью сочной травы. За её нежную улыбку, белую кожу и обходительность она стала любимицей господ, чьим временем и вниманием дорожат. Но не столь её внешность важна, сколько умение выслушать встревоженных мужчин и подобрать правильные слова, прозу или даже песню. Кисэн вдохновляют, в их доме находят отвлечение от нескончаемых дел самые разные мужчины.       Хан не мог отказать ни одной своей сестрице, потому что любил и ценил их всем своим сердцем. Сколько оно может вместить в себя людей? Не так много, но Хан преуспел, отдавая себя поровну каждой сестрице и своему другу. Он точно не знает, можно ли называть сына главного кибу своим другом. Однако их хоть и маленькое, но длиною в жизнь общение перетерпело многое. Со Чанбин – невысокий и крепкий парень с серьезным и безразличным выражением лица и черными короткими волосами. Он всегда вовремя прятал Хана от пьяных и разгоряченных гостей, которые делали попытки пройти вглубь дома, в личные просторы кисэн.       — Нуна, ты уверена, что скоро вернёшься? Сердце так неприятно заходится, будь осторожна, милая! — Хан подошёл к девушке и нежно пожал её шёлковые ладони.       — Не волнуйся, Джисон-а, небо не успеет обрушить на нас тёплые капли дождя, как я буду снова здесь, — тепло и спешно улыбнулись тонкие губы.       Девушка надела самую неприметную и дешевую одежду из хлопка и пеньки, украшенную лишь выцветшими узорами, напоминающими былые цветы.       Хан снял свой бедный халат вместе со штанами и надел синюю чхиму, которая медленно ниспадает к самому полу, и такого же цвета чогори, чьи рукава выглядят просторно и закрывают крупные бицепсы. Затем приступил к маскировке своего юношеского лица. Он хоть и скрывался за полупрозрачной тканью объёмной шляпки, но если вдруг один из господ попросит открыть лицо, то накрашенные пухлые и алые губы Хана напомнят в нём молодую девчонку, и всё обойдется. Юноша быстрыми и ловкими движениями водил по яблочкам своих щёк, затем красил губы и выделял без того чёрные брови. Он оценивающе посмотрел на себя в зеркало и вздохнул, всё думая о своём нарастающем предчувствии.       — Чанбин-хён, как я тебе? Всем девушкам пример, — крутился в юбке Хан и гордо улыбался своему другу.       — Ты бы лучше так не крутился, а то снова упадешь как в тот раз и порвёшь шёлк. Он дорогой, тогда нуна долго извинялась перед пожилым господином, — вспоминал строгий Чанбин, не желая для младшего бед, уж больно он ему дорог, чтобы видеть страдания в его глазах.       — Ты прав, хён, я неуклюж с рождения, и жаль, что с этим я не могу ничего поделать, — печально опустил глаза Хан, но вновь поднял их на гостей. — Смотри, кто эти господа? Я их никогда здесь не видел, — он указал на двух мужчин, разодетых в самые изящные и яркие костюмы, чьи цвета подходили под их карие глаза и светлые лица.       — Они наслышаны об этом месте и хотели лично посмотреть на некоторых кисэн, послушать пение и увидеть танцы.       — Бедные мои нуны, они работают от рассвета до тёмного заката, пока они, — глазки Хана блеснули злостью, — развлекаются и пьют.       — Не говори так, подумай, что будет, если услышат такое, — шикнул Чанбин, поглядывая на окружающих.       — Да и что же будет? Думаешь, они меня к себе заберут? — Хан скрестил руки на груди, радуясь, что его глаз не видно из-за его шляпы, иначе беды не избежать за его острый язык.       — Видишь того, в черной шляпе и красной блузе? — незаметно указал Со в сторону смеющегося мужчины.       Вырез шелка открывал мужественную и гладкую грудь, пока ленты от шляпы придерживали вечно смеющееся лицо.       — Он же пьян! — удивленно воскликнул Хан, смотря на приятеля.       — Не тут-то было, говорят, что господин Хван может перепить практически любого, всю ночь не вставая. Его только обойти может рядом сидящий господин Ли.       — Ох, какие знакомые фамилии, звучат совсем дурно, — рассуждал вслух Хан, косясь в страхе на господ.       — Правильно говоришь, Джисон-а, первый господин, — парень указал на господина Хвана, — мужелюб страстный, говорят, что дома у себя такие оргии устраивает, что даже гости из столицы приезжали, чтобы лично поприсутствовать, и все в восторге были, — тихо делился Чанбин, сам удивляясь такому.       — Как это всё ужасно, — Хан рефлекторно закрыл уши ладонями, не желая слышать о такой пошлости. Его дом отличается порядочностью, и никто нун здесь не обижает и не принуждает что-либо делать, они лишь сами могут согласиться расслабить господ от тяжелого бремени ношения титула.       — А господин Ли, говорят, убил человека, — Чанбин услышал тяжелый вздох юноши, — но слухи ходят разные, и один грязнее другого. Я слышал от соседней деревни, что он убил солдата, который перегородил путь его, а от других, что он вонзил меч в своего брата, — Чанбин перебирал руками свою простенькую рубашку, желая прикусить язык, но тяжело это сделать с разговорчивым Ханом, да и самому страшно становится, когда такие господа находятся здесь.       — Как можно! — вскрикнул сердечно Хан, не замечая, что привлек внимание любопытных глаз мужчин.       Строгий и изучающий взгляд пал на прикрытое лицо Джисона, и он сразу же поклонился, не произнося ни слова, ведь его голос сразу выдаст в нём парня или слишком сильно заболевшую нуну, что тоже будет лишним.       — Простите! — Чанбин следом повторил за другом и поклонился, шепча ему, чтобы тот побыстрее удалился к себе и не выходил какое-то время.       — Прости, хён, я прирожденный глупец! — шепнул в ответ Джисон, быстро возвращаясь в комнату.       Низкие и высокие голоса доносились до ушей Хана. Пастельно-розовый закат пронесся над провинцией, приводя за собой ночь, только свеча озаряла комнату приглушенным светом. Влага обрушилась на город, крупные капли дождя глухо ударили по крыше дома, двору и стёклам окошек. Хан сидел на полу и смотрел на картину, висевшую на стене — единственная вещь, которую оставила ему любимая мать. Умелые кисти и нежный глаз женщины замечали прекрасное во всём, что её окружало, она умело запечатлела природу на бумаге разными красками, которые всегда сочетались с меланхолией сюжета. Точные очертания цветущих деревьев, блики синего игривого океана и девушка, томительно ждущая чего-то у алой камелии.       Джисон всегда любил смотреть на картину, когда его настроение было тоскливым или он боялся чего-то, как и сейчас. Его сердце всё билось, и волнение застряло в груди.       — Джисон-а, помоги убраться, — торопливо попросила одна из нун, скрываясь за тонкой дверью.       Хан встал, поправил свою шляпу и юбку, прислушиваясь к затихающим звукам в соседней комнате. Кажется, что все ушли. Или ушли те, кто вёл себя громче всех.       — Оп-оп, никуда мы сегодня не уедем, — господин Хван толкал своего друга в спину обратно в дом. Он весел и легок на подъём, а ещё очень упёрт.       Не зря Чанбин говорил, что господин Хван может много выпить, значит, и приёмы он любит долгие, не считается со временем и не обращает на него никакого внимания.       Господин Ли поджал крупные губы и шумно выдохнул носом. Он сверкнул глазами на присутствующих нун, они лишь радостно улыбнулись и вскинули руками, как бы приглашая к кушаньям вновь. На первый взгляд кажется, что ему не нравятся длительные приёмы и постоянное общение, поэтому он тих и грозен в лице.       — Хван, что ты задумал? — господин Ли схватил друга за запястье, но этого не было видно за широкими рукавами рубашки.       — Я всего лишь хочу, чтобы ты отдохнул по-настоящему, — широко улыбнулся господин Хван, подмигивая другу. Его шляпа давно покосилась, и от этого он выглядит развязнее.       — Ты ведь знаешь, что я и так отдыхаю, просто находясь здесь, глядя на танцы дев, — пытался отмахнуться господин Ли, ведомый своим приятелем за стол.       — Точно! Танцы, танцы, — дважды хлопнул в большие ладони господин Хван, с восторгом глядя на девушек.       Пёстрые юбки вмиг заняли свои места и приступили к представлению. Тонкие ручки размахивали в воздухе, рисуя незамысловатые узоры своими кистями. Взгляд невинен и чист, а движения точны и пластичны, приятно смотреть на подневольных птиц небольшого дома.       Хан, завидя представление, хотел быстро уйти, чтобы не мешаться и не отвлекать господ от наслаждения танцем. Но…       — Нуна, как же ты могла не выйти к нам, к своим господам? — подскочил на ноги господин Хван и в пару шагов оказался у лица Хана. Высокий мужчина навис над ним, радостно открывая зубы от хитрой улыбки.       — Ох, нет, господин, нуне нездоровится, простите её, — вступилась девушка за своего младшего братца.       Джисон кивнул и поклонился, спеша покинуть комнату, но душок от выпитого алкоголя донесся до его носа, а значит, что его просто так не отпустят.       — Если у нуны болит голова, то ей помогут небольшие физические упражнения. Или что, вы хотите сказать, что это только навредит ей? — грозно оглянулся на девушек господин, переходя на повышенный тон.       — Вы правы, господин, — покорно проговорили женские голоса, с трудом скрывая свою озабоченность Ханом.       — Знаю, что прав, — вмиг смягчился господин, вновь улыбаясь и хватая Хана плечи.       Тело Джисона поддается лёгкой дрожи, глаза бегают под полупрозрачной тканью, и ему хочется исчезнуть отсюда. Он знает, что даже если в нём обнаружат парня, то господин Хван только будет рад такому открытию и отведет его в комнату. А ещё хуже, если заберет в свой дом похоти и разврата, а Хан не сможет перенести такое унижение.       — Господин Ли, а после мы сможем уехать, — посмотрел на приятеля господин Хван, коварно улыбаясь и ожидая его кивка.       — Хорошо, — сухо ответил тот и встал со своего места, неспешно направляясь к ненастоящей кисэн.       — Пойдем, — произнёс господин Ли, хватая Хана за локоть. Он выше парня на добрые сантиметров 15, что только добавляет Джисону неуверенности и страха.       — Ах, Ли Минхо оказал мне услугу, — господин Хван сложил ладони и провел пару восхищенным взглядом. — А мы продолжим!       Ужас и страх охватили тело и голову бедного Хана. Он не хочет, чтобы над его телом надругался какой-то господин с дурной репутацией. Он чувствует силу на своих бицепсах от грубых пальцев господина и невольно оказывает ему сопротивление, пятясь назад. Но дверь комнаты так близко, что, кажется, не избежать ему проблем. Господин закрывает за собой подвижный заслон и наклоняется прямо к лицу юноши, словно устремляя свои зоркие глаза вглубь ткани.       — Не бойся, не трону я тебя, — проговорил негромко мужчина, ощущая чужую дрожь в своих ладонях. — Руки твои необычайно крепки, я слышал, что вы много работаете, но не настолько же, — безразлично заметил господин Ли.       — Угу, — кивнул Хан, нервно потирая свои холодные ладони. Неужели и вправду не будут трогать?       — Дай хоть взгляну на тебя. Говорят, что у вас все девушки красавицы, что многие завидуют, — усмехнулся господин.       Не успел Хан отстраниться, как пальцы господина приоткрыли завесу тайны его лица. Брови сразу встретились на гладкой переносице мужчины, он смутился увиденным.       — Что это такое? — громко спросил мужчина, сотрясая тишину комнаты.       Он мазнул гладкой подушечкой большого пальца по приоткрытым губам Хана и выпустил его из рук, рассматривая с ног до головы.       — Ты парень! Что же ты тут забыл в доме кисэн? Говори! — приказным тоном говорил господин, держа парня за воротник.       Джисон заметил, какие у молодого господина большие и тёмные глаза. Они становятся только больше, когда он изучающе смотрит, словно ищет что-то в Хане.       — Господин, прошу, не говорите обо мне! — упал на колени Хан.       — Да вы вздумали обманывать своих почитателей! Ты знаешь, что с вашим домом сделают? — господин наклонился над парнем и посмотрел на него свысока.       — Простите, господин, но это мой дом. Я сделаю всё, но не говорите обо мне! — влажные глаза просяще смотрели на господина.       — Что ж вы, подлый люд, можете? — вскинул бровью мужчина, умаляя в разы Хана.       Не может Джисон мириться с такими обидами в сторону его светлых нун. Даже если этот господин захочет наказать его, то он будет отстаивать близких ему по душе до последнего. Или пока эти близкие не извинятся за него.       — Мы не хуже Вас! — ревностно отвечал Джисон, убирая свое стеснение прочь.       — Да? И чем же? — наклонил свою голову господин, дразня парня и его честь. — Хочешь сказать, что танцевать не хуже своих нун умеешь? И всего? — он поднял парня за ткань рубашки, ставя перед собой. Он слишком близко с Ханом, плечи так и накрывают его, давят на него, загоняют в угол.       — Вы унижаете нас, даже не зная! Мы образованы лучше многих простолюдин, не только их, и доказать это не трудно. Пока Вы развлекаетесь с утра до вечера, мы учимся, рисуем картины, много поем и читаем, — громко атакует Хан в ответ, пока его глаза слезятся и краснеют от гнева, а ноздри постоянно раздуваются.       Поначалу казалось, что господин совсем не зол и его только веселит Джисон своими громкими заявлениями и бурной реакцией. Тем не менее его лицо вмиг изменилось, надевая эмоцию искренней красной злости.       — Ты думаешь, что мы, люди поднебесья, глупы и ни на что не способны, а ты сокрытый здесь ученый? И не боишься ли ты моего меча, раз бросаешься словами без страха и раздумий? — господин коснулся футляра, где хранится его верный меч. — Скажи это ещё раз мне в лицо, что ты считаешь меня глупцом и развратником, — вызывающим шепотом проговорил мужчина, притягивая Хана к своему лицу.       Лёгкий холод коснулся пылающих щёк Джисона.       — Тогда что же Вы тут забыли? — не сдержал слезу Джисон, но сказал то, что не мог скрывать. Его тело снова задрожало, и он небрежно смахнул каплю с щеки.       — Я пощадил тебя, но раз ты не угомонишься, — господин выпустил мальчишку, роняя его на пол. Он быстро принялся развязывать свой пояс, не спуская глаз с мечущегося Джисона. — Я проучу тебя иначе.