Распутье

      Бледность больничных стен навевает тоску. О чём только думают люди, занимающиеся разработкой дурацких постановлений относительно требований к отделке, в особенности цвета, в учреждениях здравоохранения?       Прошёл год с тех пор, как Сокджин решил стать папой. С рыболовного судна по настоянию мужа ему пришлось уйти. Вместо этого, прекрасно понимая, что его омега не станет тем, кто будет просиживать штаны за чайно-кофейными посиделками и плетением макраме, Тэхён предложил пойти управляющим в один из рыбных ресторанов, принадлежащих их семье. Поэтому, как только диплом был получен, Сокджин на правах не только супруга наследника рыбной империи, но и руководителя, стал завсегдатаем ресторана.       В какой момент шутки про секс по расписанию перестали быть шутками, Сокджин вам не скажет. Но проблема была и требовала решения. Приём витаминов, регулярные посещения врача и сдача анализов, хвалёные приложения по отслеживанию благоприятных дней и даже часов для зачатия не смогли заставить проявиться долгожданных двух полосок на тесте.       — Знаете, я не уверен, что это поможет, — начинает издалека врач, — так как подобных случаев в моей практике не встречалось. Судя по анализам, и вашим, и вашего мужа, никаких патологий не выявлено, противопоказаний к зачатию и вынашиванию у вас нет. Вы абсолютно здоровы. Однако, — пожилой омега тяжело вздыхает, — поскольку ген истинности вашего супруга инициирован, возможно, его организм не воспринимает вас как продолжателя рода. Я обратился за консультацией к своим коллегам с кафедры клинической генетики, и они рассказали об одном интересном эксперименте, что проводили совместно с американским научным центром. Так вот, суть заключалась в том, чтобы сымитировать истинность. Так сказать, обмануть организм, вызвав гормональный всплеск путём воздействия ложного аромата феромона. То есть, те истинные пары, что долгое время состояли в отношениях, подвергались влиянию искусственно созданного, схожего с ароматом его партнёра. И в некоторых случаях действительно удавалось спровоцировать течку либо гон. Процент невелик, но, если учесть непродолжительность отношений с генетически совместимым партнёром, это может сработать. И давайте ещё увеличим дозировку блокаторов, чтобы ваши феромоны наверняка не вступали в соперничество с феромонами вашего альфы.       Набрав кучу листовок с рекомендациями, направлений на сдачу повторных анализов, Сокджин, переполненный роем мыслей от нелепых до гениальных, покидает отделение омегологии. Он делает пару шагов в направлении лифта, мысленно прокладывая маршрут в ближайшем продуктовом, когда слева кто-то внезапно вылетает из проёма двери соседнего отделения и больно врезается ему в бок.       — Ох, — только и успевает сказать Сокджин, прежде чем выпустить из рук бумажную кипу и поймать за плечи падающего ребёнка. — Ты как, не ушибся? — склоняется и заглядывает в глаза мальчика, что отчего-то сильно напоминает ему его же в детском возрасте: такой же тощий и нескладный. На левом предплечье у него красуется гипсовая повязка, а на лице несколько ссадин и свежих синяков.       Мальчик морщится, но отрицательно вертит головой, а после приседает и начинает торопливо собирать разлетевшиеся листы бумаги.       — Простите, — бурчит тихо под нос, но Сокджин его чётко слышит. — У вас будет малыш? — задержав взгляд на одной из листовок с красочно изображённым беременным омегой, ошарашенно вдруг спрашивает альфочка. И, не дожидаясь ответа, тихо всхлипывает: — Прости-и-те.       — Хэй, ты чего? — Сокджин так же присаживается на корточки. — Всё в порядке, — бережно проводит ладонью по тёмным волосам мальчонки и ласково улыбается.       — Но я же так сильно ударил вас, вдруг с ним что-то случило-о-сь? — продолжает заходиться в плаче мальчонка, наполняя воздух горьким смольным ароматом.       — Всё, правда, в порядке. Помимо горсти съеденных на завтрак витаминов и тоста с апельсиновым джемом там больше ничего не плещется.       — Правда? — альфочка, в очередной раз шмыгая засопливевшимся носом, вытирает сырость с лица рукавом больничной пижамы.       — Правда-правда, — Сокджин снова касается волос мальчонки и легонько треплет их. — Ты лучше скажи, сам-то в порядке? Ничего не болит? — тот, опустив голову, снова вертит ею в отрицании, но уже не так активно. — Думаю, тебе всё же стоит вернуться в палату, пусть доктор тебя осмотрит.       — Нет! — внезапно выкрикнул альфочка. — Нет, — повторил тише, — они хотят мне сделать укол, — спешно оборачиваясь в сторону педиатрического отделения, говорит.       — Ну… для того, чтобы поправиться, иногда нужно потерпеть такие неприятные процедуры, как уколы, — поджав губы, пытается успокоить малыша Сокджин.       — Я не боюсь уколов! — гордо заявляет альфочка. — Но они хотят, чтобы у меня перестало болеть. А мне должно быть больно! — нахмурив брови, грозно говорит.       — Почему? — омега недоумевает, но по решительному взгляду мальчика может точно сказать, что причина определённо веская.       — Потому что это нечестно. Когда кто-то умирает, становится грустно и больно, а если мне не будет больно, родители решат, что я не грущу и не скучаю по ним, — в глазах его снова скапливаются слёзы. — Они говорят, что отец и папа скоро поправятся и придут за мной, но я знаю, — губы его дрожат, а с ресниц, не удержавшись, всё же слетает пара солёных капель, — они погибли.       Сокджин цепенеет: он потерял отца, когда был уже в достаточно осознанном возрасте, мальчишке же на вид не больше шести-семи, а он в один момент потерял обоих родителей. Ухватив за плечи, омега дёргает мальчонку на себя, крепко прижимает и сам едва сдерживает слёзы, когда слышит тихие всхлипы на своей груди.       — Юнги~я, — доносится из коридора встревоженный голос. — Простите, — молодой парень в медицинском костюме нежно-мятного цвета останавливается в метре от них и кланяется омеге. — Ты зачем сбежал? — обращается к мальчику. — Пойдём, не нужно бояться. Обещаю, больно не будет, — заботливо воркует над сжавшимся в комочек альфочкой медбрат.       — Он не боли боится, — обращаясь к парню, говорит Сокджин, — он боится, что вы её отнимете. — Юнги~я, — тихо зовёт уткнувшегося носом в его кашемировый свитер альфочку, — лекарство сделает так, чтобы твои ранки, те, что снаружи, перестали болеть. А вот то, что внутри — твои грусть, боль, переживания — оно останется.       — Навсегда-навсегда? — отлипает мальчишка от груди и мокрыми глазами смотрит на омегу.       — У тебя будет достаточно времени, чтобы погрустить, — Сокджин снова приглаживает волосы мальчонки, пытаясь при этом улыбнуться, но выходит не очень: слёзы снова наворачиваются и приходится проморгаться, отвернувшись. — Но ты с этим не затягивай, ладно? Не думаю, что твои родители хотели, чтобы ты долго грустил. А сейчас возвращайся в палату и будь храбрым мальчиком, хорошо?       — Угу, — кивает альфочка и цепляется за руку медбрата. — Постойте, — окликает мальчишка омегу, когда тот уже, поднявшись, делает пару шагов вперёд. — А как вас зовут? — неожиданно спрашивает мальчик.       — Сокджин, — улыбаясь, отвечает омега. — Но ты можешь звать меня хёном.       — Спасибо, хён, — улыбается альфочка, оголяя верхний ряд молочных зубов и снова шмыгает носом.       Медбрат уводит мальчонку в отделение, а Сокджин, наконец дойдя до лифта, достаёт упаковку салфеток и решает, что будет лучше преодолеть расстояние в восемь этажей вниз по лестнице.

***

      Всю следующую неделю Сокджин баловал мужа свежей выпечкой: лимонные пироги насыпные, из песочного теста, с лимонным заварным кремом и воздушной меренгой, кексы в глазури и без, пирожные, брауни и даже суфле, но оно слегка подгорело. Тэхён, кажется, даже начал что-то подозревать. Но в голове омеги отчего-то поселилась мысль, что если сказать всё как есть — метод не сработает.       — Думаешь, стоит расширить меню с десертами? Или ты пытаешься усовершенствовать один из рецептов шефа Квона? — не выдержав очередного бисквитного нашествия, задаёт воскресным вечером вопрос Тэхён.       — Нет, ну что ты, — хохотнул Джин. — Переплюнуть шефа? Скажешь тоже. Я просто решил попробовать себя в чём-то новом, вот, — омега хватает блюдо с пирожными и скрывается за дверью холодильника, пока его раскрасневшиеся уши не выдают откровенную ложь с потрохами.       Следующую неделю Сокджин решил травить, то есть кормить, мужа апельсиновыми морсами, уткой с апельсинами, джемом, и даже нарыл мятный шоколад с апельсиновой начинкой. Но то ли альфа его был ну совсем не восприимчив к цитрусовым, то ли Сокджин делал что-то не так — сей метод вообще не хотел работать. А вот рецепт с уткой омега приберёг: уж больно вкусно вышло.       Он чётко помнит слова мужа о том, что истинный его пах как чёртов лимон, поэтому решает не сдаваться и идти до конца. И если уж ни лимон, ни апельсин не пробили мятную броню, Сокджин зайдёт с артиллерии. Итак, на очереди его наицитрусовое величество лайм. Щедро поливая кипящий суп из морепродуктов лаймовым соком, омега искренне надеется, что его любимого мужа не обсыплет с ног до головы какой-нибудь экзотической дрянью и не зайдётся тот во внезапном приступе удушья.       Забирая пустую тарелку из-под носа довольного и сытого мужа, Сокджин пристально смотрит: не обсыпало, припухлостей, удушающих хрипов не наблюдается, как не наблюдается и… возбуждения? Вожделения? Искр похоти и разврата? Так-то врач толком и не объяснил, какой должна быть эта самая реакция, а из опыта у него ноль целых ноль десятых.       Бросая в раковину, что и так уже полна грязной посуды, эту самую тарелку, Сокджин понимает, что нервы сдают. Слёзы непрошено бегут по щекам, руки дрожат, но всё же тянутся к смесителю и включают воду, чтобы заглушить редкие всхлипы: объяснить мужу внезапную подавленность будет сложно. Когда последняя вымытая ложка укладывается на сушилку, в голове немного проясняется, но послать всё к чёрту хочется так же сильно. Одинокая бутылка рома, что стоит тут со времён лимонного торта с шоколадом, гордо возвышается над горой вымытой до блеска кухонной утвари, точно маяк, и излучает яркий свет. Будь Сокджин капитаном корабля, обязательно открестился бы и развернул судно, чтоб не напороться на опасные рифы. Но так уж вышло, что омега по природе своей хоть и кремень, но натура тонкой душевной организации, и если уж и сравнивать себя с кем-то в сложившейся ситуации, так с мотыльком. Вот тем самым, который невзрачненький такой, серенький и тупенький, раз так бездумно летит на яркий свет и в большинстве случаев сгорает.       Как говорится, сгорел сарай — гори и хата. Пробка слетает с бутылки, ароматное содержимое заполняет на треть свежевымытый стакан и в следующую секунду оправляется залпом в рот омеги. Горько. Сокджин морщится от вяжущего ощущения, пытается прогнать слюной, но та разом испаряется. Глаза рыщут спасения, и он уже готов вцепиться в кран и хлебнуть водицы прям оттуда, но на помощь приходит то самое наицитрусовое величество, что, выпятив своё зелёное полупопие, будоражит слюнные железы лишь одним своим видом. Сокджин хватает его и тут же пихает в рот, надкусывает и блаженно стонет — хвала небесам, он спасён. Слюна бурным потоком наполняет рот до краёв, отчего омега жадно сёрбает, причмокивает, втягивает в себя норовящую потечь по подбородку жидкость и не слышит, как в кухню входит муж.       — Сокджин? — омега разворачивается на внезапный голос мужа за спиной и замирает как есть: с надкусанной половиной лайма во рту, пустым стаканом в руке и припухшими от слёз глазами. — Всё в порядке? — по одному виду Тэхёна можно сказать, что определённо нет. Иначе не смотрел бы он так на своего дражайшего супруга: смесь вопроса, удивления и подозрения на поехавшую кукуху омеги так и читались в пристальном взгляде.       Становится горько. Вот только теперь не из-за алкоголя, а от обиды: на себя, на мужа, на всю эту крайне сложную ситуацию в их жизни. И вроде как виноватых нет, но ведь так не бывает — винить же кого-то обязательно нужно. Сокджин выбирает себя.       — Не в порядке, — он ставит стакан на стол, откладывает злосчастный кусок кислятины, от которого теперь ещё и губы саднит, вытирает тыльной стороной ладони рот и всхлипывает по новой.       — Джини, малыш, — Тэхён в два шага преодолевает расстояние между ними и пытается обнять омегу.       — Не называй меня так. Я старше тебя не на день или два, какой я тебе малыш?! — отпихивает мужа омега и обиженно опускает взгляд в пол.       — Джини, — Тэхён не напирает, но и оставлять всё как есть он не собирается, — ну же, посмотри на меня. Что случилось? — он легонько касается подбородка омеги и заглядывает в карие глаза.       Сокджин несмело бросает короткий взгляд на мужа, и вот, пожалуйста, теперь он чувствует вину ещё и за это.       — Прости, — тяжело вздыхает, — я просто устал. Я так сильно хочу этого ребёнка, но ничего не выходит.       — Джин, прошёл всего год. Мы знаем, что причин для беспокойства нет: мы абсолютно здоровы. Просто нам нужно ещё немного времени, у нас обязательно будет ребёнок. А если всё же не…       — Тэхён, ты не понимаешь, — перебивает его омега, — мне нужен этот ребёнок, мне нужен мой ребёнок! Я не хочу до конца своих дней прожить в одиночестве.       — Что ты… что ты имеешь в виду? — хмурится альфа.       — Я боюсь. Что, если в один прекрасный день тебя у меня отнимут? Тогда у меня не останется никого, кто любил бы меня, кто всегда был бы рядом. А он будет, — Сокджин прикладывает ладони к животу, — и никогда не бросит. Мы будем друг у друга, несмотря ни на что.       — Сокджин, — Тэхён тяжело вздыхает.       — Я знал, Тэхён. Знал, на что шёл, когда давал согласие на брак. И я не виню тебя за то, что тебе посчастливилось встретить свою половину, — альфа на это криво ухмыляется. — Да, Тэхён, где-то в этом мире есть тот, кто всё ещё любит тебя. Потому что истинных невозможно не любить. Это забито в ваших ДНК, так сама природа решила, и противиться этому себе дороже. Кто как ни ты об этом знаешь? Тэхён, я просто тоже хочу кусочек настоящей любви, — омега пристыжено отводит взгляд и снова всхлипывает.       — Сокджин, но ведь ты тоже можешь в один прекрасный день встретить своего человека. И что тогда?       — Не могу, Тэхён! В этом-то и вся соль — я никогда не встречу своего истинного, потому что в моей ДНК нет этого чёртова гена, — выкрикивает омега. — Помнишь, я рассказывал о научных центрах, что занимаются различными исследованиями в этой области. Так вот, я приходил к ним волонтёром, но мне отказали после проведения тестов, потому что я генетически чистый. Я родился таким, понимаешь? Никому не нужным. И всё, на что я могу претендовать, так это на чужое. Поэтому я так сильно вцепился в тебя, поэтому так обрадовался и быстро согласился выйти за тебя. Потому что не хочу отнимать чужое, а своего у меня никогда не будет.       — Джини, — Тэхён рывком прижимает его к себе. — Почему молчал всё это время? Глупый, глупый омега, — говорит тихо, бережно поглаживая его по волосам. — Я ведь здесь, с тобой, и буду всегда рядом, что бы ни случилось, усёк? — легонько шлёпает его по ягодице.       — Угу, — кивает ему в ответ омега, уткнувшись носом в грудь. — Прости, — отстраняется и заглядывает мужу в глаза.       — Ты что, пил? — альфа хмурится, замечая рядом стоящую открытую бутылку светлого рома.       — Совсем немножко, — дуется наигранно омега, а после чмокает альфу из вредности своими кисло-пряными губами.       За всё время, что они вместе, альфа ни разу не пил ничего крепче пива, и то, это случалось крайне редко. Сейчас же он даже не морщится от терпкого вкуса, смотрит нечитаемым взглядом на омегу и медленно облизывает губы. Это что ещё за фокусы? Сокджин нервно сглатывает, ощущая себя маленьким кроликом перед огромным удавом. А в следующую секунду альфа накрывает его губы и несдержанно целует, вплетая пальцы в волосы на затылке и толкая омегу назад. Пальцы его настырно забираются под футболку и с силой сжимают талию, не позволяют даже дёрнуться в сторону, а пах тем временем грубо проезжается по слегка вздыбленной ширинке джинсов омеги. От неожиданности Сокджин дёргается — альфа определённо ведёт себя иначе.       — Какой же ты вкусный, — бормочет между поцелуями альфа, продолжая активно потираться пахом. — Хочу тебя. Прямо сейчас, — больно кусает за нижнюю губу, опускается ниже, широко лижет тонкую омежью шею и, точно пиявка, присасывается. Руки его уже блуждают внизу, быстро расстёгивают пуговицу джинсов и вжикают молнией, а после ловко забираются под резинку трусов и резко стягивают всё разом, оголяя сочащийся омежий член и округлые ягодицы. Тэхён мычит от удовольствия, поцелуями спускается всё ниже, оставляет неглубокие следы укусов на молочной коже, мнёт руками упругие половинки. Сокджину плохо: сердце колотится, вот-вот выпрыгнет из груди, и в висках пульсирует так, что впору задуматься о походе к кардиологу. А когда муж перед ним падает на колени и начинает вылизывать его член, вдогонку прилетает ещё и остановка дыхания. Всё, приехали. Из-за недостатка кислорода первыми страдают клетки мозга, вот тут и случается спутанность сознания, а там и бред, и галлюцинации. Потому что не может человек, что всегда был нежным и кротким в постели, в мгновение ока превратиться в настолько распутного, похотливого и невероятно опытного любовника.       Тэхён не сбавляет оборотов — заглатывает, активно двигая головой, и выписывает языком невообразимые узоры на члене, а пальцы тем временем уже проскальзывают меж половинок, собирают влагу, скопившуюся у входа, и медленно погружаются внутрь. Если всё это из-за чёртового лайма, Сокджин готов их вагонами скармливать мужу, только бы тот не останавливался, продолжал так умело ласкать как снаружи, так и внутри. Когда подушечками своих длинных пальцев альфа задевает чувствительный участок, омегу передёргивает, он вскрикивает, пытается удержаться на ногах, что внезапно стали словно вата, цепляется руками за столешницу и почему-то просит остановиться. Но альфа, вопреки его мольбам, продолжает размеренно массировать столь отзывчивый на ласку участок и проталкивает головку омежьего члена в самую глотку, чтобы через пару секунд ощутить терпкий вкус обжигающей теплом спермы.       Видеть в глазах мужа настолько яркие всполохи алого цвета тоже ново для омеги, это завораживает. И, как ни странно, возбуждает. Дело вовсе не в цвете или во внезапном порыве — Сокджин млеет от страсти, от силы желания альфы. Тот никогда ещё так не прикасался к нему, и страшно представить, что было бы, если бы именно он был его истинным. Страшно любопытно. Страшно желанно. Когда муж, поднявшись, снова целует его, крепко обнимая за талию, омеге хочется остановить время. Просто хлопнуть в ладоши, нажать на кнопку или щёлкнуть пальцами, неважно. Главное — остаться в моменте.       Однако этому искреннему, немного наивному желанию омеги не суждено было сбыться. Руки альфы плавно перемещаются с талии на бёдра, крепко сжимают их, а после рывком разворачивают разомлевшее тело омеги и толкают вперёд, так, чтобы тот грудью упал на твёрдую столешницу кухонного островка. Короткое Сокджиново «ох» тонет в рычании альфы, что, вцепившись в упругие половинки, с силой раздвигает и больно шлёпает по одной из них.       — Ты такой сочный, — тихо говорит на ухо альфа, нависая над омегой, и снова погружает один из пальцев внутрь. — Не против, если я возьму тебя прямо здесь?       Ответа Тэхён не ждёт. Сокджин слышит, как шуршит ткань домашних брюк его мужа, чувствует, как горячая головка плавно скользит по расселине, а после плавно погружается в него, ещё больше растягивая податливые стенки. Альфа обхватывает его одной рукой за талию, другой же принимается вновь ласкать омежий член.       — Ты даже здесь снова течёшь, — растирая между пальцев предсемя, бормочет за спиной альфа, — такой хороший, — и оставляет короткий поцелуй на лопатке.       Дальше Сокджин мало что запоминает, потому что член альфы начинает буквально таранить его задницу. Грубо, загоняя до упора, по самое основание. Так, что омега уже через минуту ощущает лёгкое онемение внутри и саднящее снаружи. И в момент, когда ему кажется, что жёстче уже некуда, всё, затрахал, в игру вступает то, о чём омега успел позабыть. Узел — то чудовищно раздувавшееся образование в основании, что альфа обычно втискивал внутрь и кончал, терпеливо ожидая его спада после. Но в этот раз, протиснув внутрь, альфа резко вынимает его, а затем вновь с силой проталкивает. Сокджин не выдерживает: вскрикивает, руками цепляется за всё подряд, пытается соскочить с члена обезумевшего альфы — вот только тот сильнее, и движет им сейчас отнюдь не благоразумие. Похоть в чистом виде. Внезапно на пол падает бутылка открытого рома, задетая омегой, и с громким звоном разбивается вдребезги. Альфа вздрагивает и тут же замирает. Горячее семя стремительно наполняет омегу, позволяя наконец выдохнуть и улечься щекой на столешницу. Кажется, муж только что ещё раз лишил его девственности.       — Сокджин, — охрипшим голосом зовёт омегу альфа, — это что сейчас было?              Сокджину хочется рассмеяться. Горько, сквозь слёзы, но рассмеяться — альфа же сейчас не серьёзно? По ощущениям, он растрахал ему дыру размером с лунный кратер, а теперь что, делает вид, будто он вообще ни при чём, посмеяться решил? Сокджину не нужны извинения, в конце концов, в деле с зачатием все средства хороши, поэтому он решает так же отшутиться:       — Ты вытрахал из меня душу.       Тэхён молчит, снова оставляет мягкий поцелуй на лопатке и замирает. Он только что выпустил всю скопившуюся за годы боль, страсть, желание, и в теле ощущается необыкновенная лёгкость, вот только перед глазами всё то время, что он трахал, был совсем не муж.