Я с тобой… Ты просто знай, что я с тобой…
Слишком прочная у нитей этих тонкость.
У души своя, особенная, зоркость…
Для неё ты — человек навек родной.
Я с тобой… Сквозь километры и дожди
Лучик света и тепла прислать сумею…
Ты почувствуешь… Любовь всегда сильнее.
После шторма непременно будет штиль.
Что бы ни было назначено судьбой,
Где бы ни были мы — порознь или вместе,
И какие бы не ждали в жизни вести,
Я с тобой… Ты просто помни, я с тобой…
Оксана Спасова-Бойко
— Брайан, ты еще не готов? Это не то мероприятие, куда можно опаздывать. Водитель ждет. Брайан, подняв голову от документа, в который старательно вчитывался, внимательно посмотрел на помощницу. Синтия была одета в черное платье — не такое, какие часто надевала на официальные мероприятия, прекрасно зная, что блондинкам идет этот цвет. Нынешнее платье с длинными рукавами почти не имело выреза и прикрывало колени, и все это в сочетании с собранными и почти прилизанными волосами производило мрачное впечатление. — Ты похожа на дохлую ворону, — усмехнулся Брайан, не без некоторого удовольствия заметив, как поджались едва подкрашенные нюдовой помадой губы Синтии. — И я вообще не понимаю, какого черта должен туда идти! — Точно не понимаешь? — лицо Синтии начало приобретать нечитаемое выражение, слишком хорошо известное ее непосредственному руководителю. — Джордж Шикель был нашим важным клиентом… — Вот именно! — Брайан поднялся из удобного кресла, опираясь на край стола и стараясь молчаливо убедить себя в том, что его не тошнит после вчерашнего. Интересно, сколько бокалов «Джима» надо было считать лишними? — Был! А теперь его нет! — Но «Пикули Шикеля» — есть! И контракт, который заканчивается через два месяца, пока тоже имеется. И нужно, чтобы был и дальше. Поэтому ты сейчас дотащишь свою задницу до машины, а потом засвидетельствуешь свое почтение вдове и детям с самым скорбным выражением лица, на какое только способен! С этими словами Синтия резко развернулась и вышла из кабинета, снова заставив Брайана усмехнуться — он прекрасно понимал, что помощница права, но не мог удержаться. В конце концов, бесить Синтию — это одно из удовольствий, от которого совершенно не хотелось отказываться. Синтия прервала молчание только тогда, когда машина подъехала к католическому кладбищу Калвари. Повернувшись к Брайану, она как можно спокойнее произнесла: — Посмотри в окно. Вирджиния Шикель — слева от священника, рядом с ней дочь Кейтлин и ее муж. Джорджа младшего, теперь уже просто Джорджа, ты знаешь. — Балбес и пьяница, — проконстатировал Брайан, подавая Синтии руку. — Развалит компанию меньше чем за год, если ему не помешают. — Ну, ты же свою не развалил! — парировала Синтия. — Хотя… наверное, я хорошо тебе мешаю! — улыбка Синтии сочилась медом и ядом, и Брайан в очередной раз понял, почему до сих пор не убил и не уволил ее. И почему ему этого очень хотелось. — Все, хватит, — Синтия моментально «сделала» спокойное лицо с оттенком грусти. — Ведем себя, как положено. Не понимаю, почему они не организовали панихиду в церкви! Синтия чуть дернула плечами, видимо, от резко подувшего, несмотря на теплый для октября день, ветра, и, подняв голову, направилась к на удивление немногочисленной — «вот и отлично, значит, не останемся незамеченными» — кучке людей. Брайану ничего не оставалось, кроме как догнать и предложить свою руку, чтобы она могла на нее опереться, а после кивать и тихо выражать соболезнования похожей на сушеную рыбу вдове и сыну, который явно нетвердо стоял на ногах. И это в час дня! Одна только дочь покойного производила адекватное впечатление, смотря куда-то сквозь все происходящее — видимо, искренне горевала по отцу. Брайан, заняв место как можно дальше от закрытого гроба — в заднем ряду выстроившихся полукругом — слушал о том, каким хорошим человеком был покойный. Любил свою семью, занимался благотворительностью, щедро жертвовал на церковные дела и вообще мостил дорожку прямиком в рай, где перед ним уже были распахнуты врата. Свою нелюбовь к кладбищам Брайан считал нормальной — в конце концов, только извращенцу могла нравиться церемония похорон, как и наблюдение за горем (или старанием его изобразить) родственников почивших. Мельком взглянув на непроницаемо-спокойное лицо Вирджинии Шикель, Брайан пытался понять, о чем она думает. Джордж, судя по всему, размышлял о бутылке, что вернуло Брайана к вопросам практического характера — в частности, о необходимости отсутствовать на поминальном фуршете, если таковой был предусмотрен. Синтия ничего не говорила, возможно, пронесет… Задумавшись, Брайан пропустил последние слова священника, и уже собрался было осторожно отступить в тень, чтобы уйти и ждать помощницу у машины, как вдруг увидел молодого человека в черном костюме и с алой розой в руках, неуверенно походкой направляющегося в их сторону. Лицо парня мешала разглядеть косая челка, светлый цвет которой ставил под сомнение его принадлежность к клану Шикелей — сплошь брюнетов и шатенов. Все присутствующие с удивлением посмотрели сначала на парня, потом друг на друга в немом вопросе «кто это?». Тот же, видимо, заметив реакцию, ускорил шаг и, положив цветок на гроб раньше всех остальных, еще держащих свои букеты в руках, не устоял на ногах и упал, вцепившись одной рукой в крышку. — Джордж… Джордж… — прорвалось сквозь внезапные рыдания. — Почему, Джордж?! Ты говорил, что любишь меня и больше не можешь жить во лжи… Мы уедем вдвоем… И будем заниматься любовью на берегу океана… Ты не можешь теперь меня оставить… Только не сейчас! Повышающийся градус истерики парня, годящегося покойному не то что в сыновья, а скорее во внуки, был заглушен возгласами, которые большинство из присутствующих не смогли сдержать. А Брайан едва мог сдержать смех — наверное, ему бы это вообще не удалось, если бы Синтия, непонятно когда и как оказавшаяся рядом, не ткнула в спину. Но смотреть вокруг она не могла ему помешать. Лицо Вирджинии стало еще более застывшим, как будто на нее надели гипсовую маску, но Брайан почему-то был уверен, что она далеко не так удивлена, как должна бы быть. Кейтлин застыла в искреннем недоумении, а вот Джордж-младший громко и как-то пакостно захохотал, выйдя вперед: — Охуеть! Мой папаша — пидор! Браво, Господи! Выкрики почти заглушили любовника его отца, сжавшегося на земле у гроба и внезапно затихшего, как будто получил удар по голове и лишился сознания. Джордж же открыл рот, чтобы проорать что-то еще, но был остановлен сестрой, которая, словно внезапно проснувшись, бросилась к нему и попыталась оттащить назад. Тот, сопротивляясь, оттолкнул ее, и Кейтлин едва удержалась на ногах. Здесь уже подскочил ее муж, хватая одной рукой супругу, а второй — деверя, который вырывался, одновременно доставая из кармана плоскую бутылку явно не с содовой. Краем глаза Брайан заметил Вирджинию, умудрившись прочесть по ее губам «Боже, какой позор», после чего вдова неуверенной походкой направилась в сторону тропинки, ведущей на кладбищенскую парковку. Какой-то смутно знакомый Брайану пожилой мужчина бросился за ней, но, споткнувшись, упал, успев при этом схватиться за подол ее длинной черной юбки — женщина едва удержалась на ногах, почему-то вцепившись рукой в шляпу с короткой черной вуалью. Брайан хмыкнул, тут же прижав к губам ладонь, отчего Синтия быстро потащила его в противоположную сторону. Не став сопротивляться, Брайан, смеясь, позволил увести себя, подумав, что похороны, на удивление, могут оказаться весьма занятным мероприятием. Последним, что он увидел, обернувшись спустя пару минут, было то, что любовник Джорджа Шикеля поднялся, отряхивая брюки с таким видом, словно это и не он только что заходился в скорбных рыданиях.***
Брайан уже, наверное, второй час методично напивался в шикарном кабинете «Киннетика» — а что, имеет право делать в своем агентстве все, что хочет. И реноме начальника не пострадает — все, и даже завзятые трудоголики Синтия и Тед, давно разбежались, радуясь пятнице. Наверняка в ближайших барах в «счастливый час» накачались коктейлями со скидкой и уже даже успели отправиться по домам. У него тоже поначалу мелькнула мысль посетить «Вуди», но, представив, сколько там народу, Брайан отказался от этой идеи. Точнее, просто не пошел, не думая. И о том, что произошло сегодня днем, тоже старался не думать — но это было внутри, заполонило собой, закрутило кишки в тугой узел и словно бы повесило его на нем, заставив задыхаться. И, возможно, от страха. Брайан, сжав зубы и чувствуя, как стены начинают кружиться в дьявольской пляске, пытался убедить себя, что ничего не было. Все приснилось. И на столе не лежит тонкая папка с документами. И он вовсе не поэтому напивается… Мерзко бояться. Еще более мерзко — ненавидеть себя за это липкое, унизительное и такое не знакомое чувство. Он Брайан Кинни! И никогда себе не врал, не пытался с собой торговаться, не опускался до подобного. А сейчас в затуманенном мозгу билась только одна мысль — что готов отдать за то, чтобы изменить последние события? Как там..? Отрицание, гнев, депрессия?.. Или что-то еще? А, может быть, вообще не это? Брайан с усилием поднялся из-за стола, отчего стены стали кружиться еще сильнее. Точнее, начали наступать — кабинет стремительно сужался, напоминая клетушку в «Вангарде», где он начинал удавшуюся карьеру. С чего бы вдруг сейчас об этом вспоминать? Наверное, с того, что от приближающихся стен в голове что-то сжалось так, что, казалось, она сейчас лопнет. От этой мысли стало еще хуже. Но, видимо, надо привыкать? Вдруг Брайан понял, что не может оставаться один. Не сейчас. Но и туда, где много людей, не хочет. Должно же быть какое-то место… И кто-то…***
Майкл мыл посуду, когда раздался стук в дверь. Нет, даже не стук, а непонятное царапанье. И поэтому решил, что просто послышалось, вернувшись к прерванному занятию. Но когда звук стал еще настойчивее, пришлось направиться к двери — похоже, Эммет опять забыл ключ! Видимо, потрясающее свидание, о котором он трещал несколько дней, оказалось далеко не таким потрясающим. Но Майкл едва не впал в ступор когда, распахнув дверь, поймал в объятия Брайана Кинни, еле стоявшего на ногах. — Господи, Брайан! — Майкл почти втащил его внутрь. — Где ты так надрался? Почти уронив неожиданно для своей стройности тяжелого друга на диван, Майкл не особо ожидал ответа — в конце концов, на Либерти-авеню куча мест, где можно под завязку накачаться спиртным. И какая разница, какое именно выбрал Брайан, если не пригласил составить компанию. Тем неожиданнее оказались надтреснутые звуки: — В «Киннетике»… — Не знал, что ты переделал рекламное агентство в бар, — усмехнулся Майкл, внимательно глядя на Брайана, небрежная укладка которого была совсем не художественно растрепана, рубашка почти выскользнула из брюк, а узел галстука оказался в районе солнечного сплетения. Но все равно — даже в таком состоянии, разнося вокруг алкогольные пары, он был потрясающе красив. Так, что дыхание перехватывало. Но дело не только в этом — просто это был Брайан. И никто не смог хотя бы частично затмить его, стать для Майкла тем же, чем всегда был лучший друг. — Сварить тебе кофе? — Майкл постарался отвлечь себя от мыслей, так или иначе оказывавшихся мрачными. Неважно, почему Брайан снова напился! — Нет, — голос Брайан прозвучал так, словно он безуспешно пытался придать речи твердость и разборчивость. И уже потом тишину маленькой квартирки пронзило едва слышное «просто посиди со мной». Для Майкла это было как гром среди ясного неба. Таким Брайан не был, даже когда умер его отец. Майкл помнил, как друг так же неожиданно появился, едва узнав печальную новость, и зло и ожесточенно кусал губы, прежде чем позволить столь же злым слезам пролиться. Все, что он мог сделать — уложить Брайана спать и лечь рядом. А сейчас… — Я всегда с тобой, — Майкл присел на диван, обнимая Брайана. — Что случилось? — Неважно. Главное, что ты здесь. От этих слов сердце Майкла словно начало выбивать дробь в мелкой пляске, в которой, тем не менее, хватало места тревоге. Что произошло с Брайаном, что он вдруг стал не похож на себя? Не в характере Кинни так расклеиваться, и уж, тем более, позволять кому-то, пусть даже и ему, видеть это. Кажется, вечер, переходящий в ночь, однозначно будет интересным! — Я всегда здесь, — Майкл сам понимал, что улыбается как-то по-дурацки, притягивая Брайана еще ближе и утыкаясь лицом в растрепанные волосы. — Но давай-ка пойдем в спальню. А утром ты мне все расскажешь. Радуясь, что нет Эммета — некому будет кидать сочувствующие взгляды ни сейчас, ни потом — Майкл вспоминал, как полгода назад так же укладывал Брайана в постель, прижимая к себе и желая, чтобы этот момент длился вечность. Не в смысле чтобы другу всегда было плохо, а чтобы он всегда лежал вот так, в его объятиях, без усмешек, высокомерия, сарказма и всего, что так ярко отличало Брайана Кинни от остальных. — Ну, все! — Майкл взял Брайана за руку и потянул наверх, побуждая встать. Насколько возможно, самостоятельно. — Я не настолько пьян, как ты думаешь, Майки, — уже гораздо отчетливее произнес тот, поднимаясь. — Конечно, — а разве когда-то он не соглашался с Брайаном? Во всяком случае, редко. А вслух — еще реже. Доведя друга до кровати, Майкл мягко подтолкнул его, отчего Брайан свалился навзничь, уставившись в потолок и даже не пытаясь изменить положение. Майкл же начал с носков, стащил их с ног Брайана и отбросил куда-то в сторону, а потом взялся за ремень брюк, чувствуя себя как-то странно. Хотя с чего бы? Не в первый раз раздевает пьяного Брайана с тех пор, как в пятнадцать лет они впервые попробовали алкоголь, желая узнать, как это делается и что потом будет. По счастливой случайности дома был только приехавший в гости дядя Вик — мама бы точно ремнем отходила! А дядя только посмеялся, помог дотащить Брайана до комнаты и обещал молчать. Ну да, Майкла стошнило после второго, кажется, бокала, а Брайан стоически влил в себя всю бутылку… И почему вдруг это сейчас вспомнилось? Но вот и брюки друга, не желающего помочь его же раздевать, плавно переместились в кресло, и Майкл приступил к рубашке, убеждая себя, что его вовсе не бросает в дрожь от прикосновений к коже Брайана. Пуговица, еще одна, еще… Рукав. — Брайан, вытащи руку. Вместо ответа Брайан схватил его и повалил на себя, поймав в кольцо объятий. — Малыш Майки… Майкл ответил на улыбку, никак не ожидая, что губы Брайана собственнически прижмутся к его рту, а настойчивый язык начнет хозяйничать, вынуждая впустить его внутрь. — Брайан… — Майкл попытался вырваться, и Брайан отступил. Но только для того, чтобы потянуть вверх дурацкую домашнюю футболку с капитаном Астро и положить ладонь на его спину, мягко, но вместе с тем уверенно поглаживая. — Что ты делаешь? — выдохнул в его рот Майкл, понимая, что вряд ли будет в силах сопротивляться, вздумай Брайан пойти дальше. Он никогда не мог противостоять ему. Или себе, когда дело касалось Брайана Кинни.***
Да. К Майки. Только перед ним могу ненадолго расслабиться, стать самим собой… хотя бы на время. Милый наивный Майки. Всегда готов утереть слезы такому никчемному другу, как я. А я неблагодарная сволочь. Признаю. Но, блядь, амебы в этом мире не выживают! Но настолько дерьмово я давно себя не ощущал. И просто до одури необходимо перебить привкус горечи, который прилип к языку — даже виски его не смывает. Найти безымянную дырку? Легче легкого! Но сейчас это плохая идея, не хочу сорваться и породить волну слухов, что «Кинни отрастил пизду»! Тьфу, блядь! Мерзость! А Майки… Это Майки. Он уж точно поймет и простит, как говорится. Самому от себя блевать хочется. Удивился, малыш… блядь! Я сказал это вслух? Твою ж мать, чтоб меня! Но он рад, что я, хотя и пьяный, о нем помню! Сам в ахуе, навигатор, что ли, в мозг встроен? До убогой квартирки Майки на автопилоте доковыляю! А глазки-то заблестели, жаль, хвоста нет, завилял бы, наверное. Смешно. Что-то меня совсем развезло. Но супергерой Новотны дотащит невменяемого друга до кровати. И разденет, и спать уложит. Жаль, не отсосет… хотя… при благоприятном стечении обстоятельств… Кинни, ты вконец ебанулся! Не заржать бы. Что это еще за хуйня вырвалась?! «Посиди со мной»? Ебаный Иисус! Возьми себя в руки, Кинни! Тебе никто не нужен. Разве что это недоразумение, которое «всегда буду»… Ну да, черт побери, ближе его и нет никого… Рядом, как верный пес. А я? А что я? Сам по себе, и идите все на хуй! Странно, но его прикосновения совсем не возбуждают… И целовать Майки… Блядь! Ну, приятно. Не более, и точка! Э-эй, мои безотказные девять дюймов, ау-у. Реагируйте уже хоть как-то, а? Мне это нужно! Здесь и сейчас! Кто кем руководит, в конце концов, я вами или вы — мной? Подъем, я сказал! Не желаешь, сука? Ладно, попробуем иначе!.. Только не смотри на меня своим щенячьим взором, Майкл Новотны, ты же сам хочешь. И у тебя стоит! Ну, еще бы, это же я — мечта всей жизни, что б тебя… Что я творю? Волшебство, Майки… Ты же веришь в чудеса?.. Все-таки не зря приобщил тебя к тренажерам. Неплохие мышцы… пресс… задница, как я люблю — упругая и гладкая. Немного маловата, на мой вкус, но ничего — это же ты, тебе простительно маленькое несовершенство. Стонешь, зараза! Мечты-то сбываются… Ох ты ж! Да неужели? Мы все-таки подняли голову, ха-ха! Где же твои принципы, Кинни? Ты же друзей не трахаешь! Особенно Майки! Но он же только об этом и мечтает с четырнадцати лет! И сам нарывается! Нет-нет-нет… Майки, сука, ты, блядь, что творишь?.. Моя школа… хорошо сосешь… с чувством, что б тебя! Ты все решил сам, да, Майки? Хотя бы раз в жизни — сам. Сбылась мечта идиота. Только кто из нас идиот в итоге? Хм. Ну и черт с тобой, золотая рыбка. Раз уж полпути пройдено, нехрен сворачивать! Перевернись, лучший друг… О! Последний презик, повезло тебе, ха! Блядь, какой же ты тесный… Ну, а как иначе? Скольких ты принял-то за эти годы, а? И десятка не наберется! Ох, Майки, жизнь коротка, а ты… Все ждешь, когда я прозрею. Не стоит ожиданий, не прозрею, вот такой я мудак. Хорошая задница, отзывчивая. Шевелись, Майки, бери, пока дают. Акция одноразовая, сам знаешь. Да-да, следующего раза не будет. Все же дружба с тобой гораздо важнее. Ты должен это понимать! Нет у нас с тобой «долго и счастливо», может вообще этого «долго» не будет. И я все еще настроен умереть молодым и красивым! Возражения не принимаются! Да, Майки, дрочи, поласкай себя, и я скоро кончу в твою тугую попку. А не так уж и плохо нарушать принципы! Да, Майки, да… Сожми меня сильнее… Вот так… Так… Блядь, как же хорошо… Хорошо… Вот только…***
Они лежали молча, и Майклу вдруг показалось, что знакомый потолок самой обычной и далеко не самой уютной спальни стал каким-то другим. Точнее, мир сузился до размеров этой комнаты, а все остальное потеряло свое значение. Да и какое может быть значение у чего бы то ни было, если Брайан здесь? И тоже смотрит вверх, словно ничего не видя. — Брайан, я… Майкл прервался, не понимая, как выудить из круговорота мыслей в шокированном и словно не принадлежащем ему мозге нужные слова. А таковые вообще нужны, если они с Брайаном только что занимались любовью? И наверняка не в последний раз… — Майкл, завтра я уеду. Так надо.