Eye of the Storm

Чужое присутствие. Шорохи. Шаги. Леон резко открыл глаза — хотел приподняться, оглядеться — безуспешно. Подзабыл о ремнях. Его снова накрыло — инстинкт, животный страх, фобия? Внутри сознания он забился, как раненая дичь, попавшая в капкан, но усилием воли остановил этот импульс и остался неподвижным, лишь сжал кулаки. Возможно, помогло и то, что он чувствовал сонливость и приятную расслабленность. Препараты. Снотворное. Он прищурил глаза — он лежал уже в другой комнате. Можно было бы сказать — уютной, если бы не его положение. Медицинской аппаратуры не было — лишь рядом тумба с бинтами, шприцами, салфетками. Он автоматически отметил — ничего полезного на будущее, ни скальпеля, ни медицинских ножниц, ни чертовой иголки. Отвратительных трубок и капельниц в нем не было. Он был не один. — Доброе утро, мистер Кеннеди! — медицинская сестра. Молодая приятная девушка. Минимум макияжа. Максимум профессиональной стерильности. Леон не ответил, лишь проводил взглядом — девушка проплыла к стене и подняла жалюзи. Солнечный свет. Небо. И тонкая полоска синей глади. Леон растерялся, а потом понял — он на корабле. Тогда он почувствовал, прижимаясь к стене этого бесконечного коридора, вибрацию… не не смог сконцентрироваться, обдумать и понять. Сейчас стало ясно — это был признак работы двигателей. Он прислушался к ощущениям и отметил призрачную, лишь намеком — качку. Значит, корабль большой. — Завтрак будет через полчаса, — пропела медсестра хорошо поставленным голосом и исчезла.        Леон уставился в окно-иллюминатор. Интересно, что толкает таких девушек работать на биотеррориста? Есть ли у них семья? Может быть, где-то палубой выше или ниже есть детская комната, где возится с игрушками ее ребенок, которого работодатель разрешил взять с собой… возможно, с прицелом воспитать такого же преданного члена организации… Он автоматически оборвал эти мысли. Джек учил его не думать лишнего. — Враг — не человек, Кеннеди. Враг — это цель, которую нужно уничтожить. Будешь распускать сопли — он тебя уничтожит. Он вспомнил первую боевую операцию — его тогда приписали к сводному отряду Джека. Неделя в чужой стране, на другом конце света. И короткие выстрелы, совсем рядом с его палаткой. Леон выскочил, сжимая в руках автомат взмокшими от волнения руками и увидел… Увидел еще одного новичка, как он, которого Джек поставил в охранение тем вечером. Кроме них двоих — в отряде был только спецназ, работавший с майором Краузером и раньше. Этот новенький вроде бы хотел познакомиться поближе, но Леон, конечно, проигнорировал вялые попытки поговорить в свободные минуты… Тот сидел на корточках, качаясь из стороны в сторону, и повторял: Я не хотел, я не хотел… В его ногах валялось оружие. А метрах в десяти, у кромки кустарника лежало тело. Слишком маленькое и худое для взрослого. Поношенная футболка с детским принтом. Леон отвернулся. Не смог смотреть. Их миссия не была тайной. По меркам командира — легкой. Майор Краузер в военном самолете даже проворчал сквозь зубы «Да за кого эти педики меня принимают?» Леон уже знал, что педиками для майора были штабные офицеры, генералы, бюрократы — в общем, все, кто не воевал. Местные часто прибегали поглазеть на их временный лагерь. Особенно — любопытные дети. Майор их гонял, как приблудных котов без всяких сантиментов. И вот… В вечернем полумраке сложно понять, что или кто шуршит в кустарнике — зверь, враг… или просто любопытный… Леон услышал знакомый голос и заставил себя повернуться — над солдатом стоял майор. В майке и шортах. Мокрые волосы — Леон впервые увидел Джека Краузера растрепанным. На лице — пятна пены для бритья. Абсурдно, но в тот жуткий момент он разглядывал эту фигуру неприлично пристально. Эта широкая грудь, бицепсы, мощные икры и бедра — и шрамы. Майор Краузер молча осмотрел качающуюся взад вперед фигуру и рявкнул: — Встать, солдат! — таким тоном, что Леон понял — он бы и сам подскочил, если бы уже не стоял… Тот поднялся, покачиваясь. И тут же упал — получил сокрушительный удар в челюсть. Потом — пинок в живот. Леон огляделся — все вокруг заняты своими делами. Люди отвернулись — кто чистил оружие, кто пошел покурить… кто ушел в палатку и застегнул полог. Он видел залитое кровью лицо с безумными глазами и разбитый рот… — Встать! — тот поднялся, покачиваясь. Леон подумал, что командир так наказал подчиненного за неисправимый проступок, но услышал: — Какого хера ты бросил оружие, хуесос? Он подумал, что ослышался. — Ты на посту. Оружие должно быть при себе! — едва стоявшему на ногах человеку прилетел уже классический подзатыльник Джека Краузера, который тот называл «командирской пиздюлиной». Это за оружие? А… глаза Леона помимо воли снова скользнули по маленькой фигурке, лежащей на земле… Майор Краузер ушел, приказав новенькому стоять на месте. Леон видел пустые от шока глаза и трясущиеся губы. Вернулся, уже с привычной аккуратной прической и чистым лицом, в полном обмундировании. Он был абсолютно спокоен. Леона даже накрыло нелепое желание подойти к майору, вытянуться в стойку и доложить: — Майор Краузер, в десятке метров от нас лежит труп. Что скажете, сэр? Не просто труп, Леон. Это невиновный… это… — Пей, — майор сунул в трясущиеся руки фляжку. Новенький сделал пару глотков. — Лучше? — Леон видел то ли кивок, то ли судорожное движение шеей. — Тогда пошел на хуй. Тот развернулся как зомби и пошел… Автомат остался на земле. — Кеннеди! — Леон автоматически вытянулся и сделал шаг вперед. Он уже тренировался с майором полгода и привык реагировать на каждый окрик именно так. — Да, сэр! — это тоже было автоматически, даже сейчас. — Смени эту истеричку. Ты хотя бы не бросаешь оружие при первом форс-мажоре. Форс-мажор. Леона скрутило от фразы и уверенного, абсолютно спокойного тона. Он встал на пост, шокированный и разбитый… а майор отвернулся и пошел в сторону тела. Леон не понимал, что происходит. Думал, Краузер сдаст убийцу военной полиции, а тело… Он смотрел, как майор присел на корточки, склонил голову, что-то рассматривая… Каменное неподвижное лицо, без эмоций, а Леон, насмотревшийся в Раккун-сити всякого дерьма, не мог заставить себя перевести глаза ниже, на это тельце в детской футболке… Как? Как он может быть так равнодушен? Майор насмотрелся, легко поднял тело — и просто ушел. Его огромная фигура исчезла в кустарнике за секунду. Леон стоял, тупо вглядываясь в темнеющие заросли. Он уже понял — никакой военной полиции не будет. А еще он был отвратителен себе. До тошноты. Потому, что когда он увидел этот классический подзатыльник, когда слышал вопрос «Лучше?» — ему стало не по себе. Он не мог понять, что в этот жуткий момент так его задело, а потом с омерзением осознал. Это была обида. Ревность. Извращенная ревность — ведь подзатыльники прилетали ему гораздо чаще, чем другим. И это у него майор так спрашивал после тренировки, когда видел, что Леон не может встать, задыхается и корчится от боли, которую получил от своего учителя — кидал ему бутылку воды, ощупывал плечи или грудь, или осматривал разбитую коленку… «Тебе лучше, новичок?» Ты не в себе, Кеннеди. Но он не успел погрузиться в свое безумие — увидел краем глаза или почувствовал? движение в полутьме. Поднял автомат. Еще одно движение — или это ветер, он не знал. Просто присел на колено и взвел курок — это тоже было вбито в него на уровне рефлекса. Его сердце колотилось так, что он едва слышал тихие разговоры где-то за спиной — люди уже разошлись по палаткам, отбой… Он вглядывался в сгущающуюся тьму до боли в глазах — они были на чужой территории, в этой стране война, а майор так и не вернулся… и тут же вспомнил невиновного — отнятую жизнь, по ошибке… он чувствовал, как по виску струится пот. Еще одно движение — уже очевидное — Леон прицелился, выдохнул и… Увидел майора Краузера. Тот легкой походкой шел к нему. Как он не боится? Не предупредил по рации, ведь тремя часами ранее, на том же месте… Майор подошел к нему и кинул короткое «Вольно». Опустился на корточки, сделал жест присесть рядом. — Неплохо, Кеннеди, — а Леон вновь ужаснулся себе. Эти слова прошлись теплой волной по телу. Нет. Обжигающе горячей. — Умеешь держать себя в руках. Майор искоса взглянул на него и как всегда, прочитал по глазам. Леон лишь надеялся, что его извращенная ревность осталась за кадром. — Такие нервные мудаки, — короткий кивок куда-то за спину, — стреляют по каждой крысе в траве. Леон подумал, что майор Краузер сейчас скажет что-то о убитом зря… но нет: — Демаскируют позиции. Подставляют весь отряд, — густые брови сошлись к переносью, — если бы мы были на настоящей миссии… А это что? хотел спросить Леон, но промолчал. Просто смотрел на безэмоциональное лицо с крупными чертами. Майор не договорил, просто покачал головой, а поджатые губы искривились в презрительной усмешке: Слабак. Истеричка. Сопливая мышь. Леон заметил в полутьме, что пальцы у майора вымазаны чем-то темным. А потом понял — Джек достал нож, и клинок тоже был измазан… Кровь. Он смотрел на эту кровь остановившимся взглядом. Просто наблюдал, как майор срывает пучок травы и методично протирает лезвие. До блеска. До идеальной чистоты. Потом пальцы. А потом — игра с ножом — Леон завороженно смотрел на бликующую сталь и широкое запястье… Майор прервался на мгновение. — Дай руку, — Леон повиновался и через секунду в его ладони лежали три пули. Тоже в крови. Теперь и он был измазан этой кровью. Он понял, откуда эти пули. Сжал кулак. — Избавься от них. Майор и сам мог это сделать. Но принес — специально для него… И придвинулся ближе, плечо к плечу, закинул правую руку на шею… И прижал к себе рывком, крепко, даже бесцеремонно. Левая ловко и бесшумно играла с клинком — те же отточенные движения, без малейшего напряжения. — Он мог быть наводчиком врага, — негромко сказал майор. — А мог не быть. Убрал нож быстрым движением в ножны на плече. — Мы этого не узнаем. Поэтому, — майор повернул голову к нему и прищурился. Они сидели совсем близко, и Леон с смущением понял, что пока майор смотрел вперед, — он смотрел на чеканный профиль, вполне возможно, приоткрыв рот. И майор наверняка заметил боковым зрением — и сейчас усмехается. И Леон получил свой личный подзатыльник. Не больно. Очень приятно. Даже показалось, что пальцы задержались в его волосах — это было настолько легкое движение, что он не понял — подзатыльник это был или командир погладил его по голове. — Поэтому не забивай свою хорошенькую голову ненужным дерьмом, новичок, — Леон искренне надеялся, что майор не увидит в темноте его порозовевшие щеки. — Это моя проблема, — майор потер лоб — наверное, это был слабый намек, что он устал… Куда он ходил? Спустился по реке вниз, с телом на руках… уничтожал следы преступления подчиненного… что он чувствовал? — Ваша? — Леон замялся. — Но ведь это не вы… — Моя. Проблемы в отряде — всегда проблемы командира.        У командира всегда самый большой рюкзак с дерьмом за душой        Майор Краузер просидел с ним до пересменки. Почти до утра. Сначала молчал. Потом они тихо разговаривали, шепотом, а Леон вдруг понял, что отвлекся от своего непосредственного задания. Стоять на посту. Нет, он не выпустил из рук автомат, но он не контролировал местность, смотрел на командира, в холодные глаза, едва различимые в полутьме. Занервничал, стиснул в руках оружие, его взгляд забегал по сторонам… И не удивился, услышав: — Спокойно. Я рядом. Я все вижу. И разглядел ехидную улыбку. — Поймал тебя, новичок. Вернемся на базу — накажу. Леон снова понял, что душевно нездоров. Он обрадовался. Да, обрадовался — ведь это было сказано… слишком лично? Только ему? И значит, когда они вернутся, то это наказание тоже будет личным, не формальным выговором… На рассвете майор кинул ему короткий приказ: — Спать, — хотя Леону оставалось дежурить еще два часа. Леон поднялся на ноги — и понял, что всю эту ночь сидел рядом с майором очень близко, прижавшись всем телом — ночью было холодно, а он не взял куртку, наверное, поэтому… Майор не взглянул на него — смотрел прямо перед собой, точно на то место, где днем лежало тело… — Вам принести кофе, сэр? — неожиданно для себя спросил Леон. Он не хотел уходить, хотя очень устал, не спал почти сутки. — Без сахара, — прозвучал короткий ответ. Леон почувствовал себя счастливым идиотом. Через десять минут он, чуть запыхавшись — потому что метался в палатке, торопясь угодить, — он принес чашку дымящегося кофе. Даже обжег пальцы. Майор молча взял кружку и сделал глоток. — Иди спать. Голос стал мягче, с довольными хриплыми нотами. Майор бросил на него короткий взгляд и отвернулся. Но Леон успел заметить то, что наполнило его душу теплом. Он успел прочитать в стальных глазах быстро мелькнувшее: Спасибо за компанию, новичок.        Был ли Джек таким, как сейчас, всегда? Ведь за два года нельзя так измениться… Он нервно тискал простынь, тянул за браслеты, ужасаясь, как слабы его руки… Будь рационален, Кеннеди. Успокойся. Не паникуй. Но он не мог с собой справиться — физическая боль смешивалась с душевной… Тогда, в коридорах полицейского участка, когда он слышал неумолимые шаги за спиной, его тоже накрывало отчаяние, он тонул в безысходности, даже хотел выстрелить себе в висок, но справлялся, шел вперед, а сейчас… ему некуда было идти, он не смог бы пробежать и десяток метров — он ранен… Он на яхте Вескера… И ты сам в этом виноват, сам. Слабак! Он пытался успокоиться, вспоминал все, чему его учил Джек… Джек. Джек. Джек… Он выкручивал запястья, сдирая кожу, тянул за манжеты до помрачения в глазах. Он задыхался и хрипел — чувство абсолютной беспомощности убивало его. Он не слабак. Он справится. Он докажет… А тогда он просто… просто устал… он…        — Завтрак! — медсестра принесла поднос и поставила на тумбу. Круглое кукольное личико и благожелательная улыбка. Она видела, наверное, его искаженное лицо и стертые в кровь запястья, но улыбка приклеилась к лицу намертво…        Это какое-то зазеркалье, из которого нет выхода…        — Как мой гость? — «мой» царапнуло нервы. Сильно. Впрочем, для Альберта Вескера — все население Земли — его гости. А он — хозяин, кто может выбирать — оставить гостя или… — Отдыхает, — коротко ответил Джек. А то ты не знаешь. — Он управляем? Джек знал, что хитрить с Вескером не стоит. — Относительно. Сейчас он скажет — конкретнее, майор Краузер. Относительно чего? Сколько единиц по «шкале Валентайн»? Идеально чистый кабинет. И сам Вескер был такой же — идеально выбритое лицо, идеально приглаженные волосы, идеально… Список можно было продолжать бесконечно. Вескер не любил грязную речь и Джеку, с его армейским лексиконом, приходилось контролировать каждое слово. С другим пунктиком было проще — он сам привык к армейской аккуратности во всем. И видел пару раз, как кому-то из подчиненных его работодателя влетало за легкую небритость или растрепанные волосы. Но Джек не угадал. — Интересный человек, — это звучало как «занятный клинический случай, коллеги». Вескер коснулся стопки бумаг на столе. — Физические показатели стандартны. Тем не менее мистер Кеннеди способен к действиям, выходящим за рамки нормы. Джек увидел, как из пачки бумаг появляются распечатки с камер — Леон, совсем мальчишка. Полицейская форма. Перебинтованное плечо. Изможденное детское лицо. Джек вгляделся в смазанную надпись на стене за фигуркой Леона — а, это Nest. Подземный комплекс Амбреллы под Раккун- сити. У Вескера тогда, конечно, был доступ ко всему, включая информацию на серверах, куда дублировался видеосигнал. Леон выглядел слабым перепуганным ребенком с игрушечным пистолетом. Но… Они помолчали. Джек ждал продолжения. — Образец новой вариации плаги, полученный благодаря вашим усилиям, майор Краузер, дает широкие возможности. Свободная воля. В нужных границах. Извини, Джек, — он вновь увидел перед собой растерянного Леона, огромные перепуганные глаза и испарина на висках. Глубокая ночь. Кошмар. Леон проснулся, впиваясь пальцами в грудь, — приснилось, что… это до сих пор во мне… это… Он осторожно отвел холодную ладонь от груди и поцеловал кончики пальцев — Леон расцарапал себя до крови. — Я думал об этом, — коротко ответил он. — Противник совершенствует методы, в том числе проверки на… — он усмехнулся, — на человечность. Не везде уместно… Быстрый жест затянутой в перчатку ладони — я вас понял, майор. Согласен. — То, что я могу предложить, вы знаете. У вас есть время, — Вескер поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. — Я давно хотел познакомиться с мистером Кеннеди лично. Джек развернулся к выходу. — Майор Краузер, — оглянулся. Вескер снял очки и дал полюбоваться на глаза. — Я буду вам благодарен, если вы не будете калечить мой медицинский персонал. Джек с трудом вспомнил, о ком идет речь. А. Тупая сука, из-за недосмотра которой Леон мог пострадать. — Приношу извинения, доктор Вескер. Я действовал нерационально. И наконец увидел, как айсберг дал трещину — Вескер едва заметно усмехнулся. — Понимаю. Еще бы. Тебе ли, с твоим запретом на ликвидацию Редфилда, не понимать…        — Все готово, майор Краузер, — доложила медсестра. Джек отметил хорошо спрятанный испуг в глазах. Он зашел к Леону. Его мальчик не повернул головы — смотрел в окно. Усталое лицо казалось абсолютно спокойным — для любого, кто не знал Леона Кеннеди так, как майор Краузер. Джек моментально разглядел подсыхающие дорожки капель пота на висках. Слипшиеся кончики волос. Перебинтованная грудь поднималась слишком медленно — Леон восстанавливал дыхание. А вот стертую в кровь кожу на запястьях, окольцованную фиксаторами, он скрыть не мог. Джек опустил глаза ниже — и увидел расшатанные болты в месте креплений поручня к койке. Мистер Кеннеди способен к действиям, выходящим за рамки нормы. Что есть, то есть. Другой бы валялся бы трупом после таких травм, медикаментозного сна и отсутствия двигательной активности в течение недель. Но не Леон. К сожалению, эта активность не была признаком восстановления здоровья. Она свидетельствовала о другом… Отчаяние. Фобия. Ненависть к себе. Отрицание реальности. — Ты спал четверо суток, — Джек уселся на табурет. — Врачи решили дать тебе возможность отдохнуть подольше. Леон не ответил — все так же смотрел в окно. Сейчас его глаза были очень яркими — отливали небом и морем. — Но я вижу, ты упрямо пытаешься свести на нет усилия медиков. И мои. Леон мог бы плюнуть ему в лицо и заявить, что не просил его спасать, тем более — привозить к Вескеру, но… это было бы слишком примитивно для них обоих. Но кое-какие моменты надо бы прояснить. — Ты слишком строг ко мне, Леон, — Джек накрыл ладонью исхудавшие пальцы — ноль реакции. Молодец. Как бы не был разбит Леон — он всегда умел скрывать чувства. Умел держать себя в руках. И эти шаги под пули, с отстраненным взглядом и анемичным лицом изможденного жизнью человека — сказали Джеку очень многое. — Дамочка в красном, к которой ты питаешь забавные детские чувства, тоже работала на доктора Вескера. Хорошенькое лицо не изменилось — Леон словно не слышал, но… не смог справиться до конца — прохладные пальцы дрогнули под его ладонью. Джек дал Леону прочувствовать очередной болезненный порез от жизни — он не хотел мучить мальчика лишний раз. Но так было нужно. — Теперь о действительно важном. Посмотри на меня, Леон, — конечно, нет. Пришлось грубо развернуть его за подбородок. Леон вздохнул и сдался — решил не тратить силы на пустяковое сопротивление. А может, подействовал и ласковый жест после — Джек погладил острую скулу, коснулся сжатых губ. Они наконец посмотрели в глаза друг другу. — Тебе необходимо восстановиться после ранений, — Джек говорил размеренно и уверенно, но без назидательного тона. — Надо начинать двигаться. Лишний день в койке — плюс неделя к тренировкам. Леон смотрел на него без малейшего интереса к своей судьбе, погруженный в борьбу с собой — в попытки принять то, что отвратительно его чистой до наивности натуре. Плохо. — Твое поведение вызывает опасения, — Джек провел кончиками пальцев по стертой коже запястий с голубоватыми венками, намекая, что понял, чем был занят Леон до его появления. Увидел сведенные брови — Леон собрался и вынырнул наконец из личного ада. — Снимать с работы парней для наблюдения за тобой — пустая трата ресурсов. Да и тебе вряд ли понравится круглосуточная компания из надсмотрщиков, которые будут ходить за тобой по пятам, включая посещение сортира. Я могу включить камеры, но это — не выход. Придется сажать парней с мониторами в коридоре — ты слишком шустрый, Кеннеди, чтобы давать тебе лишние минуты на очередную глупость типа эксцентричного самоубийства с помощью… — Джек обвел взглядом каюту, — светильника или картины. Леон сузил глаза — дескать к чему ты клонишь, Джек? А еще, где то за небесной голубизной радужек мелькнули стыд, растерянность, боль — конечно, он не хочет вспоминать и анализировать, но корит себя за слабость — за то, что не справился с собой, не вынес боли, сломался… — Или попытки побега с едва зажившими ранами через иллюминатор — в открытое море. Джек помолчал, разглядывая отросшие светлые волосы — и отметил, что ему нравится… И будет неплохо снова зарыться пальцами в эти мягкие пряди, когда нежные губы будут трудиться над его членом. — Я же не могу находиться с тобой круглые сутки. Мне нужно работать. Спокойно. А не гадать, каким видом саморазрушения ты занят без меня. Но сейчас этот вожделенный ротик скривился. Первые слова. — Это какая-то нелепая семейная сцена? — холодно сказал Леон. — Ах, дорогой, не нервируй меня — мне завтра рано вставать на службу? Несмотря на едкость тона, Джеку понравились ассоциации, возникшие в этой умной, но изнуренной лишними мыслями голове. — Да, дорогой. Мне надо работать, чтобы моя прелесть ни в чем не нуждалась, — продолжил шутку. «Его прелесть» щелкнула зубами: — Я тебе не домохозяйка. К чему эта беседа, Джек? Леон ожидаемо не унизил себя жалкой просьбой типа «ах, высади меня на необитаемом острове — я никому ничего не скажу» или чего хуже — «давай сбежим вместе». Он будет подстраиваться под ситуацию и ждать момент. Даже в состоянии полного душевного раздрая. Молодец, майор, ты его хорошо научил. — Точно не хочешь быть домохозяйкой? Со мной — как за каменной стеной. Просто побудь хорошенькой малышкой, которая ждет любимого каждый вечер. Леон скрипнул зубами и отвернулся, но Джек успел разглядеть за холодной злостью еще кое-что интересное. Да, Леон — устал. Настолько, что едва выжил, поддавшись разрушительному импульсу… и ему действительно хотелось просто отдохнуть, расслабиться и не думать ни о чем — ведь майор Краузер все также был для Леона Кеннеди каменной стеной. Сейчас пришлось ухватить за волосы и грубо развернуть мальчика к себе лицом. Не то, чтобы ощущение мягких волос между пальцами было неприятным. Джек краем сознания вновь прочувствовал довольное мурчание плаги. — Два варианта, Кеннеди, — зрачки светлых глаз расширились. Леон моментально понял по интонации, что шутки кончились. — Первый. Ты так и будешь лежать в койке, привязанный, как взбесившееся животное — жрать с ложки и гадить в памперс. Будешь существовать так бесконечно долго. Столько, сколько я захочу. А я буду приходить и трахать тебя в тугую задницу, отцепив одну ногу для удобства, — Джек бесцеремонно залез ладонью под простынь и облапал теплое бедро. — А потом опять привяжу. Будешь лежать, выебанный и счастливый. Попрошу Вескера вычесть твои харчи и услуги сиделки из зарплаты. Так ты не причинишь неприятностей и твоя дырка будет всегда доступна. Леон молчал, но Джек видел, как раздуваются тонко очерченные ноздри, как напряглись челюсти — и видел как в светлых глазах поднимается животный ужас — да, эта фобия… Нет выхода, Кеннеди. Некуда бежать. Ключик с вензелями, чтобы открыть дверь и вырваться из очередного коридора с монстрами, ты не найдешь. У тебя скованы руки и ноги. — Ты слишком важен для меня, Леон, — это не было манипуляцией. Джек был честен и Леон это чувствовал, и от того ужас в глазах становился все отчетливее. — Я не могу тебя потерять. Хватило этого, — Джек коснулся бинтов, рассекающих гладкую грудь. Он помолчал — дал мальчику время проникнуться ужасом положения. Смотрел, как простреленная грудь поднимается чаще и чаще. И наконец услышал тихое: — Второй вариант? — отлично. — Второй вариант. Ты свободно передвигаешься в этой каюте. Так, как тебе позволяют травмы, конечно. Не делаешь резких движений. Выздоравливаешь, — Джек выждал паузу под испытующим взглядом. — С одним условием. — Естественно, — так же тихо. Леон знал, что всегда есть условие. — Ты действительно устал, Леон, — Джек не отказал себе в удовольствии провести по волосам еще раз. Задержал пальцы за ухом, тайное местечко — теплое, удивительно чувствительное… Леон не шелохнулся, замер под его ладонью. — Тебе надо отдохнуть. В первую очередь — от самого себя. Иначе ты снова сделаешь необдуманный поступок. Очередной «прыжок под пули». Поддашься слабости. Он вновь увидел в глазах неуверенность в себе. Стыд. — Поскольку мы находимся в гостях у одного из лучших умов научного сообщества, — Леон ощутимо вздрогнул, — с лучшей командой специалистов… Снова паника в глазах. Животный ужас. Еще одна фобия. — Нет… — едва слышно прошептал Леон. Догадливый мальчик. — Будешь немного спокойнее. Послушнее. Можно сказать — чуть-чуть ленивее. — Нет… нет. — Леон вжался затылком в подушку. По виску медленно тащилась капля пота. — Эффект обратим. Представь, что ты на лечении в клинике как человек, пытавшийся совершить суицид. В этом нет ничего зазорного. Насколько помню, твоя поддержка, Ханниган, обращалась к мозгоправам за таблетками… Леон его явно не слышал. Лишь «нет», «пожалуйста, нет», «Джек, нет, я прошу тебя». — Если бы Вескер хотел слепить из тебя вторую Валентайн, ты бы сегодня утром открыл свои красивые глаза уже обновленным — счастливой управляемой куклой. Нет, нет, нет, Джек, пожалуйста, Джек, не дай им… Даже сиплое: — Я обещаю, я… Это для него страшнее физического заключения. Леон был несвободен в своей жизни — но был свободен в эмоциях и мыслях. Или по крайней мере считал так. — Эффект обратим, я повторяю, — перебил сбивчивые просьбы Джек. — Обычный укол. Не знаю, как это работает, но на свободу мысли не влияет. Просто временные ограничения… Леон замолчал — Джек видел лишь крупную дрожь, сотрясающую истончившееся за эти недели тело. Надо будет его откармливать потихоньку. Поднялся и легко прижал дрожащее тело к матрасу. Выслушал сбитое рычание: — Мразь… Ненавижу… Достал инъектор из кармана. — Я не дам причинить тебе вред, Леон. Леон рванулся так, что кожаные манжеты затрещали. А его руку, упиравшуюся в плечо, едва не отбросило. Джек покачал головой. И сделал укол в окаменевшее от спазма плечо.        Он ждал, пока препарат подействует. Смотрел в теряющие фокус глаза и вспоминал, как прижимал к себе безвольное тело, изрешеченное пулями. Чувствовал, как из Леона уходит жизнь. И из него — тоже. Плага грызла его изнутри. Выкручивала кости. Дробила каждый сустав в осколки. Сжигала кислотой каждый нерв. Рвала вены и сосуды. Впилась в сердце тысячей ядовитых клыков. Выбила из легких каждый атом кислорода. Каждый дюйм кожи полыхал огнем. Майор Краузер никогда не испытывал такой боли. Никогда. Он не помнил, сколько длилась эта мука. Лишь когда парамедик из команды поддержки сказал, что состояние стабилизировано, плага прекратила его пытать. Или ты транслируешь свои чувства паразиту Возможно. Джек передумал обращаться к Вескеру с этим загадочным феноменом Кеннеди. Он не хотел быть подопытной крысой. Тем более — отдавать Леона. Это… это было слишком личным. Только для них двоих.        Спустя полчаса он кормил Леона с ложки белковой смесью. Он освободил запястья и лодыжки. Наскоро растер, восстанавливая кровообращение. Леон, конечно, мог поесть и сам, но Джеку нравилась маленькая игра. Нравилось заботиться о его мальчике. — Не очень вкусно, но необходимо, — нежные губы сомкнулись вокруг ложки. — Ты долго не ел сам, так что о стейке пока не мечтай. Позже. Осторожно вытер уголок рта. — Вот пюре из фруктов можно. Яблочное пюре в детстве любил? Леон медленно поднял на него одурманенный лазурный взгляд и медленно протянул, чуть запинаясь: — С… бананами… Джек улыбнулся. — Отлично. Скажу повару, чтобы сделал яблоко с бананом. Сводил в ванную комнату, осторожно придерживая за плечи. Дал зубную щетку. Понаблюдал за движениями, как проинструктировал его старший специалист медслужбы организации. Вчера майор Краузер битый час терзал вопросами седовласого профессора и лауреата всех премий в мире, мистически исчезнувшего три года назад с радаров мирового научного сообщества. — Я уверяю вас, майор Краузер, побочные эффекты минимальны. Абсолютно безопасно. Действие полностью прекратится через 48 часов после последней инъекции препарата. Джек даже попросил объяснить принцип действия. Профессор объяснил. Майор Краузер попросил перевести на английский… Позже потребовал повторно объяснить, по шагам: — Первые десять минут. Говорите короткими фразами. Спокойный тон. Четко обозначьте границы. Например: Ты должен… Ты не должен… В итоге профессора спас сам Вескер, зашедший в научную секцию с очередной гениальной идеей. — Первые трое суток привыкание. Сонливость, нарушение координации движений, головокружение. Провалы в памяти. Наблюдайте за пациентом.        Джек наблюдал. Вымыл волосы. Обтер мокрым полотенцем руки, ноги, спину… — Завтра снимут бинты. Можно будет принять быстрый душ. Как заживет окончательно — поваляешься в ванне. Леон молчал — первый укол, как предупреждал медик, его накрыл. Он едва стоял на ногах — слабость, отсутствие движений все эти недели, нервы, эта химия… На зубную щетку с пастой он смотрел с детским удивлением. Измазал щеки и подбородок — Джек аккуратно умыл хорошенькое лицо, промокнул полотенцем, а Леон перевел изумленный взгляд на него и блаженно прикрыл глаза. Приятно вернуться к обычному распорядку вещей. Начинаешь радоваться, как пахнет обычная зубная паста. Джек вспомнил, как после процедуры — два года назад — очнулся и неожиданно понял, что боль в искалеченной руке прошла… и он наконец смог держать ложку. Сжал кулак так, что согнул металл надвое… это было чудесно. Лишь у койки Леон напрягся — разглядел висящие манжеты. Джек усадил его на матрас, сорвал это дерьмо и выкинул прочь. Леон расслабился и даже прошептал тихое «спасибо». Уложил в койку. Отошел на секунду за стаканом воды — Леон попытался улечься на бок, свернуться калачиком, подтянуть ноги к груди. Уложил на спину. — Нет, Леон. Рано. Завтра осмотр. Если заживает хорошо — будешь спать, как хочешь. Леон взглянул на него удивительным взглядом — с детской обидой. Исчезла мрачная складка поджатых в напряжении губ. Лишь меж бровей залегла страдальческая морщинка. — Джек… — он уже засыпал… — зачем ты так со мной?.. Джек просидел рядом еще с полчаса. Рассказал, что он не гарантирует безопасность, если Леон попробует сбежать. Вескер просто устранит его или отдаст в лаборатории, на нижней палубе. И он не знает, что хуже. Еще раз проговорил, что это — временно. Что ему нужен настоящий Леон Кеннеди. Что нужно потерпеть — выздороветь, ведь физическая боль давит на чувства и мешает мыслить здраво… Леон уже не слышал его тихую речь — он заснул, слабо сжимая его пальцы. Плага окатывала Джека волной покоя. А под конец он загнал паразита подальше — и дал себе прочувствовать все, разглядывая умиротворенное бледное лицо.        Леон не знал, сколько прошло времени. Джек говорил ему. Первые пару-тройку суток он запомнил урывками. Он помнил животный ужас, боль, злость, растерянность, свое бессилие — а потом все изменилось. Он словно упал в глубокую кроличью нору. И вылез из нее уже другим. Ему снова казалось, что он в сердце бури — в точке абсолютного покоя. Он помнил, как к нему пришел врач и медсестра — осматривать бинты и швы. Это было неприятно, он сопротивлялся, как мог — он не хотел чужих рук на теле. Но потом пришел Джек, взял за руку и сказал: — Потерпи, Леон, — ему стало спокойно. Он терпел и слушал, отвернувшись к стене: — Все отлично. Дополнительных процедур не потребуется. Он помнил, как рядом с ним сидел Джек, заскочивший на обед — они ели вместе. Правда, Леон не мог совладать с ложкой поначалу, стеснялся своей неловкости, но Джек его снова успокоил — это временно. Это пройдет. Хорошо. Он помнил, как Джек ему рассказывал забавные истории — как раньше, во времена учебы. Про первое ранение. — Я не понял, куда попали. Смотрю, а брюки в паху все в крови. Перепугался до чертей, подумал, что хер отстрелили. Полез щупать прямо под пулями… Леон слушал и улыбался, представляя эту картину… — Оказалось, бедро. В сантиметре от артерии. Просто повезло. Иначе сдох бы от кровотечения. Леон щурился, сейчас ему часто хотелось спать, и сонно шептал: — Зато член на месте… Он слышал сквозь дрему хриплый смех Джека, и он был очень приятным. — Именно. Поэтому я могу трахать своего бойскаута… Он помнил, что заснул с смущенной улыбкой на лице. Он помнил, что старался снова научиться ходить. Считал шаги, которые накручивал по каюте, поделился с Джеком, а тот обнял его и прошептал: — Неплохо, Кеннеди, — и ему стало хорошо. И пообещал, что попозже они выйдут погулять по палубе. Подышать морским воздухом. Он даже старался отжиматься, пока от стены, от стола, но его руки дрожали, он не смог толком ничего — а Джек хмурился и говорил, что Леон — торопится. Сказал подождать хотя бы неделю, и он решил подождать неделю. Джек был прав.        Он помнил, что проснулся — наверное, была уже ночь. Третьи сутки после… кроличьей норы. Он стал лучше ориентироваться во времени и перестал промахиваться ложкой мимо рта на завтрак. Он принимал душ — голова не кружилась от пара и горячей воды, и Джек уже не поддерживал его за плечи, когда он выходил из ванной комнаты. Просто легко обнимал за талию… Ему становилось лучше, да… Он лежал на боку, свернувшись калачиком, а койка скрипнула под тяжелым телом. Он знал, что это — Джек. Сквозь ресницы он видел слабый желтый свет маленькой лампы над изголовьем. Джек прижался к его спине, поцеловал в шею — и по телу пробежала томительная дрожь, а потом стало тепло. Он хотел развернуться, что-то сказать, но Джек прошептал ему на ухо: — Просто лежи, Леон, — и он остался без движения. Он почувствовал тяжелое дыхание на шее. Простынь исчезла, а горячие руки спустили легкие пижамные штаны из хлопка до колен. Шершавая ладонь прошлась по бедру, кончики горячих пальцев обвели бедренную кость… — Секс без проникновения — не секс, — хрипло сказал Джек. Он осторожно погладил его грудь, обводя едва зажившие неровные шрамы. Они еще тянули и побаливали при резких движениях, розоватая кожа была слишком тонкой, отверстия от швов иногда кровили… а еще Джек запретил ему тереть грудь губкой. Леон послушался, ведь Джек был прав. — Но тебе еще рано. Заиграюсь и причиню тебе боль. Руки исчезли и он чувствовал лишь горячее тело, прижавшееся к его спине и заднице. Унюхал тонкий аромат чего-то зеленого, древесного, словно весенний лес после дождя. Вроде бы Джек с утра его спрашивал, какие запахи ему нравятся. Клубника, цветы — слишком сладко, отвечал он… Он почувствовал скользкий от смазки член, прижавшийся к его ягодицам. Джек обнял его крепко-крепко, расцеловал шею и прикусил мочку уха. Он тихо выдохнул — это было приятно. Он скучал… — Просто сожми бедра, — и он послушался. Ему нравились размеренные ритмичные движения, поцелуи в плечо и ощущение твердого члена, скользящего между ягодиц. Он вспомнил и захотел, и даже сбивчиво просил… хотел снова почувствовать, но Джек прижал пальцы к его губам, сказал помолчать: — Не провоцируй меня, Леон. Позже. Открой рот, — он послушался, голос стал ниже, а дыхание еще больше потяжелело: — Молодец. Он облизывал пальцы, обводил языком и лизал грубую кожу с мозолями… И качал бедрами, подстраиваясь под настойчивые движения. Ему было очень хорошо. Конечно, он не был возбужден — просто не хватало физического ресурса. Это было томное спокойное удовольствие от присутствия Джека рядом. От понимания, что Джек его хочет, несмотря на его… ошибку. Его слабость… тогда… это было необдуманно и глупо… он не должен так поступать более… он не должен наносить себе вред… не должен… он должен заботиться о себе и позволять Джеку заботиться о нем… Джек простил его… тогда он просто устал… а сейчас… сейчас он отдыхает… и Джек с ним… Джек сжимал его ягодицу, направляя и помогая двигаться в нужном ритме, толкался меж сведенных бедер, ставших влажными от смазки. Останавливался, приподнимался чуть выше, и Леон снова чувствовал твердый мокрый член меж ягодиц — это было сладкой мукой, он снова попытался попросить, но получил легкий шлепок по заднице. — Я тоже хочу, Леон. Скоро. Джек коснулся его губ — и он снова ласкал языком пальцы… мерные движения гипнотизировали его… и он был рад, когда Джек прикусил его шею, стал двигаться быстрее, резче, и между бедер стало совсем мокро и горячо. Джек вытер влажной салфеткой его тело, снова поцеловал в плечо. А потом развернул за подбородок — и поцеловал в губы, легко прикусил нижнюю, потом верхнюю… потом настойчивый язык уже глубоко… И это было лучшим, что он чувствовал за последние… он не знал, просто он очень скучал. — Не уходи… — ему снова захотелось спать. Было слишком спокойно и тепло, глаза закрывались сами собой. Джек вернул его штаны на бедра, приласкал живот. — Я останусь, Леон. Он засыпал, а тяжелая рука прижимала его к широкой груди за шею, как тогда… было безопасно и уютно… Ему нужно выздороветь. Вернуть себе физическую форму. Вернуть душевное равновесие. Думать только о конкретных задачах. Смириться с тем, что он не может изменить на данный момент. Ему нужно отдохнуть. Так сказал Джек. И Джек был прав. А потом… потом он… Леон заснул.