Хидан стоял на набережной, задумчиво вглядываясь в горизонт и крутил в пальцах косяк. Закатное солнце уже не пекло так, как днем, и можно было спокойно постоять на улице, не опасаясь сгореть ко всем чертям. Жара – это неплохо, конечно, но его бледная кожа от первого же попадания солнечных лучей стремилась покраснеть и неизбежно сгорала. Это все зудело, чесалось и облазило. Приятного мало.
– Прошу прощения.
Лениво обернувшись, Хидан видит рядом с собой невысокого темнокожего парня. В его руке какой-то профессиональный фотоаппарат, а сам он, смущенно вжав в плечи голову, улыбался во все тридцать два. Хидан вопросительно задрал брови, на всякий случай убрав руку с косяком в карман. Честно говоря, за две недели нахождения в Лиссабоне он так и не понял, разрешены в Португалии легкие наркотики или нет.
– Не хотел отвлечь, но вы не позволите мне сделать пару фотографий? У вас такая необычная внешность, – парень демонстрирует экран фотоаппарата, – Я фотограф, люблю снимать людей на улицах. Вы точно выделяетесь из толпы.
– Валяй, – пожимает плечами Хидан и, бегло осмотревшись на наличие полицаев в поле зрения, докручивает все-таки косяк.
Сам он особо не уделяет внимание фотографу, просто продолжает делать то, что делал. Прикуривает, затягивается, выпускает дым. Солнце почти село, последние лучи слепят глаза, океан сверкает оранжевыми отблесками, Хидан слышит, как щелкает затвор фотоаппарата. С воды задувает ветер, тонкие широкие штаны надуваются как парус. Вообще-то, когда солнце сядет, станет прохладно, а рубашку Хидан с собой не взял. В одной майке будет некомфортно.
– Взгляните, – снова подает голос фотограф и показывает сделанные снимки, – Хотите, пришлю их вам?
Какое-то время Хидан изучает фотографии скептичным взглядом, но, стоит признать, получилось очень красиво. У пацана реально талант. Закатное солнце играет на бледнющей коже, волосы в этом свете будто стальные, Хидану кажется, что он похож на какую-то статую из мрамора, идеально отшлифованную скульптором и абсолютно бездушную.
– Давай, – кивает он, – Куда?
– Могу… в какой-нибудь мессенджер? Что у вас есть? Или, может, инстаграм?
– Бля, – Хидан, понимая, что в случае с мессенджерами придется давать номер телефона, хмурится, – На почту кинь. И я знаю… – прищурившись, он понижает голос, – вы, блогеры, любите все выкладывать в сеть. Так вот, меня – не надо. Понял?
Фотограф недоумевает и явно хочет спросить, почему, но Хидан бросает на него такой взгляд, что все вопросы отпадают сами собой. Парень оказывается смышленым и понимает, что лучше промолчать. Хидан диктует ему электронный адрес и тот – храни господь общественный вайфай – быстро отправляет ему снимки, а затем, вежливо попрощавшись, отбывает прочь. Забавно, конечно. Хидану, вообще-то, нежелательно было попадать в объектив чьей-то камеры, но что ж он, черт возьми, может поделать, если у него такая примечательная внешность. Лучше уж тогда вести себя непринужденно, раз уж этого все равно не избежать, наверняка пацан уже сделал пару кадров незаметно.
Неподалеку останавливается черный автомобиль, Хидан, докурив косяк, щелчком выбрасывает его в урну, но не попадает. Окурок, срикошетив, падает на асфальт. Хидан фыркает и открывает пассажирскую дверь. Его тут же сдувает кондиционером, кожа покрывается мурашками, его передергивает от дрожи.
– Пиздец холодильник, ты не в себе? – тут же возмущается он, садясь на пассажирское.
– Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу жару, – равнодушно отвечает Какузу и машина трогается с места.
– Это не повод устраивать в машине морозильную камеру, ты психопат, – Хидан чуть откручивает регулятор температуры, – Куда едем?
– Надо поесть перед вылетом. Ты наверняка ничего не ел после утреннего кофе.
– Не хочется, – Хидан открывает окно, понимая, что работа кондиционера сразу станет бесполезна и Какузу вот-вот начнет ворчать. Пусть ворчит. Сквозь тонированные окна не видно, какое небо красивое.
– Это ненормально.
– Какая разница.
– Лететь почти двенадцать часов, я не хочу, чтобы ты грохнулся в голодный обморок.
– Мне не нравится местная еда.
– В ней ничего особенного, прекращай выебываться, – судя по появившейся в голосе угрозе, Какузу начинал выходить из себя. Хидан поворачивается к нему, смотрит с возмущением и дожидается, пока Какузу не почувствует на себе взгляд. Тот чувствует, конечно. Поворачивается тоже, глядит вопросительно и Хидан, манерно вздернув бровь, показывает ему язык.
– Дурной, – качает головой Какузу, – Ты собрал вещи?
– Да, – Хидан разворачивает новую пачку сигарет, – Так тут можно траву курить или что, я так и не врубился?
– Не стоит, – отвечает Какузу. Он всегда так отвечает, даже если в стране легалайз. Потому что это единственное, что может сдержать Хидана от абсолютно бесконтрольного употребления, так он хоть курит аккуратно и мало, а не как подросток с Ямайки.
Какузу тормозит у небольшого ресторана, паркуется и, заглушив мотор, явно медлит. Сидит, собирается с силами, чтобы выйти из прохладной машины в эту дурацкую духоту. Хидан усмехается, наклоняется в его сторону и нагло облизывает ему шею.
– Ну ты горячий, – говорит он сквозь улыбку, – Может, у тебя температура?
– Я просто не люблю жару, – снова ворчит Какузу, проводя по шее ладонью.
– Там уже не так жарко, как ты думаешь, – язвит Хидан, открывая дверь машины.
Он выходит на улицу, потягивается, разминая плечи. По сравнению с дубаком в салоне тачки, на улице просто идеально. На самом деле, Хидан тоже не фанат жары, но попререкаться с Какузу и поиграть у него на нервах – святое дело.
Скрипучая дверь, приветливая, но не очень симпатичная девушка-хостес, аромат цветов, капусты и лука, мягкие подушки на стульях в ярких, узорчатых чехлах. Хидан как обычно кривится, листая меню. Какузу вздыхает, стараясь сохранить терпение.
– Кстати, зацени, – Хидан достает из кармана брюк смартфон и перелистывает фотографии, которые ему прислал тот парнишка с набережной.
Ожидая заказ, Какузу читает последние новости и, прервавшись, косит взгляд на экран, который ему Хидан показывает. Сначала у него ползут наверх брови от удивления, потом он начинает обдумывать, чем это все может грозить, но в итоге просто кивает и пожимает плечами.
– По-моему пиздато получилось, – говорит Хидан.
– Ничего особенного, – Какузу возвращается к чтению новостей и, чуть помолчав, добавляет: – Скинь мне.
– Зачем это? – Хидан, уперев локти в стол, хитро щурится.
– Просто так.
– Ладно, я и так знаю, – пока Хидан клацает по экрану, пересылая фотки, официант приносит тарелки с едой и два стакана холодного лимонада. Как всегда, Хидан рассматривает блюдо скептично, наморщив от недовольства нос и слишком уж показушно хмурясь. В еде он действительно привередлив, но не настолько, как пытается убедить в этом Какузу. И ему действительно не надо много есть, его не почти никогда не мучает голод, но Какузу считает, что это расстройство и так жить нельзя. Че б он понимал.
– Это острое?
– Нет, Хидан, только не начинай.
– Я просто спросил, бля, Какузу, ты первый начинаешь!
– Это не острое. Здесь нет бобов, чеснока и помидоров. Это треска с картошкой и луком, – Какузу чуть наклоняется к Хидану и, понизив голос, продолжает: – пожалуйста, ешь, и не пизди, иначе я выброшу всю твою траву к чертовой матери.
Хидан закатывает глаза, но улыбается. Все эти угрозы – мёд для ушей. Наверно, у него действительно с головой не все в порядке, раз уж он считает подобное проявлением заботы, но что есть, то есть. Хидан обожал, когда Какузу понижал голос и, четко проговаривая слова, начиная угрожать. Чаще всего угрозы не сбывались, но как же горячо это звучало.
– Ты сама любезность, как всегда, – ехидничает Хидан.
Спародировав его наигранную издевательскую улыбочку, Какузу допивает свой напиток, просит счет и, ставя в этом разговоре точку, добавляет:
– Не забудь приготовить куртку.
Быстро забрать вещи из арендованной квартиры, доехать до аэропорта, в последнюю минуту пройти контроль, потому что Хидану захотелось выпить пива и потом, разумеется, приперло в туалет. Очередь, духота, объявления по громкоговорителю, суета и люди. Внутренне Какузу бесновался, внешне – само спокойствие.
Сдать багаж, пройти на посадку, размышлять, учуят ли собаки хиданову траву (не учуят, не в первый раз уже). Кондиционер в салоне дует холодом, вытяжка плодит духоту, в хвосте салона орут дети, в бизнесе просторно и подают вино.
Бокал. Какузу становится спокойнее, Хидан только разогревается.
Одна из стюардесс, миловидная блондинка, шастает возле их кресла гораздо чаще, чем требуется. Какузу читает книгу, по крайней мере, пытается, потому что Хидан ужасно мешает – ворочается, то вина еще выпросит, то ковыряется в мониторе в спинке кресла напротив, пытаясь выбрать кино, то пытается поудобнее сесть. Хренов неугомонный организм. А еще Какузу нутром чует, что Хидан явно дразнит ту же стюардессу многозначительными взглядами.
В груди закипает. Какузу пальцем поддевает высокий воротник черной водолазки, нервным жестом его оттягивает, словно ему душно. То, что Хидан провокатор, он давно знает. Раньше Какузу был уверен, что Хидан просто туп и достаточно безбашенный, чтобы творить какую-то необдуманную херню, но спустя время это мнение пришлось пересмотреть. Провокации у Хидана выходили сродни манипуляциям, а чтобы манипулировать людьми нужно быть хитрым и остроумным. Таким в итоге он и оказался. Хидан с легкостью читал людей, понимал, как залезть им в голову и очень ненавязчиво поселить там какую-то мысль, которая была ему выгодна. С этого, наверно, все и началось. Какузу был нечитаем. Хидан заинтриговался.
Короче, как бы там ни было, сейчас Какузу уже выучил все его хитрости и не поддавался, зато периодически наблюдал, как этот смазливый гаденыш проворачивал эти свои штучки с другими людьми. Иногда это нужно было по делу и тут Какузу претензий не имел, но сейчас…
– Ты можешь угомониться, лететь еще десять часов, а ты меня уже бесишь, – шипит Какузу, подтянув Хидана к себе за рукав его толстовки.
– А че? – непонимающе хлопает глазами тот, – Чем я тебе мешаю, зловредный ты говнюк, мне скучно!
– Выпей еще вина.
В другой ситуации Какузу не допустит чрезмерного употребления алкоголя, но сейчас это даже полезно – от вина Хидана клонит в сон, так что, если б он уснул сейчас, было бы просто восхитительно. Но Хидан это все и сам знает, а потому не ведется.
– Нет уж, старина, – Хидан кусает губу, улыбаясь очень уж гаденько, – Либо развлеки меня, либо я развлекусь сам. Думаю, ты заметил, что та курносая блондинка уже меня мысленно раздела своими взглядами.
Прошипев сквозь сжатые зубы, Какузу чувствует, что уже не закипает, он уже кипит вовсю, как лава в вулкане. Зная Хидана, вариантов развлечений предусмотрено всего два – уголовно-наказуемый и не очень. Какузу выбирает второй – резко встав с кресла, он дергает Хидана за собой и тащит к туалетной комнате, закрыв за собой штору, отгораживающую салон от небольшого коридорчика. Не надо думать, что никто не заметил, к чему иллюзии.
Теснота, духота, холодная вода из-под крана, стон, второй, третий, обжигающе больно, остужающе хорошо. На запястье укус, на шее засос, хорошо, что ворот высокий. Зажатый ладонью рот, впившиеся в руку ногти. Щелчок замка, глубокий вдох, в несколько шагов вернуться назад. Синхронно отведенные к иллюминаторам взгляды. Пара минут, чтобы восстановить дыхание, не смотря друг на друга, пара минут послушать, как Хидан шепотом молится, не в силах убрать с лица блаженную улыбку.
– Будьте добры еще красного вина.
И спокойствие. Хидан тихонько сопит, устроив голову у Какузу на плече и провалившись, наконец, в сон. Курносая стюардесса весь оставшийся полет сверлит Какузу презрительным взглядом. Он отвечает ей тем же.
– Ты не говорил, что будет настолько холодно, – ворчит Хидан, пока они ждут арендованную машину.
– Поэтому я сказал тебе приготовить куртку, – Какузу говорит тихо, потому что раздражение начинает нарастать снова.
Взятая в прокат машина должна была стоять на парковке еще десять минут назад, когда они вышли из аэропорта. Погода здесь действительно поганая, гораздо хуже, чем предполагалось. Начинается дождь. Серое небо давит свинцом, после солнечного Лиссабона это воспринимается, мягко говоря, херово и Какузу может понять Хиданово недовольство, он его даже поддерживает, но не показывает виду. Хотя глаз уже дергается.
Холодный ветер стружит по шее, Хидан вжимает голову в плечи, ежится. Нет, он не совсем уж кретин, куртку он действительно достал, только не ожидал, что будет
так холодно. Всего плюс шесть? Разница в двадцать градусов его просто убивала. Бомбер с куцым воротником и полным отсутствием капюшона оказался дурным выбором, но кто ж знал.
Еще через десять минут на парковку заруливает черный мерседес. Какузу даже не удостаивает взглядом водителя, сразу садясь на его место, стоит тому только из машины выйти. Хидан складывает в багажник сумки и запрыгивает на пассажирское, принимаясь тереть замерзшие руки.
Какое-то время они едут молча, за окном мелькает серый пейзаж, какие-то постройки, дома, поросшие плющом, уродливые вывески. Довольно быстро это все сменяется деревьями, и снова деревьями, и немного кустами. Листьев нет, так что видок тоскливый, особенно в комплекте с моросящим дождем. Шоссе тянется в обход городов, признаки цивилизации мелькают довольно редко. Первый час пути Хидан молчит и пялится в окно. Потом вздыхает, скрещивает на груди руки и говорит:
– Мне уже не нравится.
– Мне тоже, – отвечает Какузу.
А ехать еще шесть часов.
– Почему именно мы? – вопрос звучит скорее в пустоту, чем к Какузу, – Вечно у нас самые уебанские задания.
– Это вопрос доверия, Хидан. Нам доверяют самое сложное, понимая, что мы справимся.
– Если думаешь, что это как-то подогревает мое эго, так вот нет, – Хидан дуется, – Тебе-то все нравится, тебя встречают с почестями, нам платят баснословное баблище, для тебя это предел мечтаний. А мне надоело.
– На улицах тебе больше нравилось? – сказал Какузу даже не подумав. Он тут же чувствует, как атмосфера в салоне накалилась, а Хидан наверняка прожигает в нем взглядом дыру.
– А знаешь, да. Я был свободным человеком.
– Хочешь вернуться? Никто не держит, вперед, – почему-то Какузу цепляет ответ Хидана. Лучше б уж тот просто скатился в оскорбления, как обычно, поспорили бы, поругались, да и все.
– Прям никто? – Хидан глубоко вздыхает, обдумывая, что скажет дальше, – Хотя, нет, Какузу. Не хочу услышать лишнего. Пусть я буду полон иллюзий и дальше.
– Хидан…
– Не будем это больше обсуждать. Останови на заправке, когда будет. Хочу кофе. И круассан.
В этот раз Какузу чувствует себя виноватым. Да, он действительно ляпнул лишнего, ну сэмоционировал, не задумался даже. Конечно, он бы не был рад, если б Хидан вдруг решил уйти из Организации, конечно, не отпустил бы. Зачем только так съязвил, дурья башка. Это все проклятое упрямство. Теперь он готов купить все кофе и круассаны, которые возможны, лишь бы как-то загладить вину, потому что, несмотря на то, что Хидан типа отпустил ситуацию, он все равно наверняка обижался. Это он умел делать очень своеобразно. Со стороны и не подумаешь, что обижен, будет так же болтать ни о чем, шутить и ёрничать, но, когда Какузу потеряет бдительность, забудет и не будет ожидать, Хидан обязательно устроит какую-нибудь подставу, чтобы отомстить. Как несколько лет назад он, обидевшись, что Какузу не взял его с собой на какой-то важный ужин, потому что
«мне нельзя появляться там в твоем обществе, опасно для репутации и дела», Хидан изъебнулся и таки пробрался туда, заделавшись официантом в ресторане, где проходил прием. Разнося напитки, он бессовестно кадрил присутствующих дам и чуть не засосал сына британского премьер-министра в туалете.
Вот это месть. Какузу в тайне этим даже восхищался.
Пока Хидан ожидал свой кофе и круассан, шастая по магазинчику у заправки, Какузу перечитывал детали задания. Что ж, им предстоит жить в городке Эри, который на озере Эри
(«как оригинально»), в одном из небольших невзрачных домов. Неподалеку от них дом их подопечной – принцессы Японии, которой Организация помогла вылететь из страны, пересечь границу, добраться до этого пресловутого Эри и спрятаться тут, пока все будут размышлять, что делать дальше. Охрана высокопоставленных чинов, скрывающихся от родни и служб безопасности, работенка не пыльная, но все сильно зависит от личности охраняемого.
В данном случае Какузу предполагал, что сложностей возникнуть не должно. По крайней мере, в его голове сложился стереотип, что японцы – люди дисциплинированные, воспитанные и довольно предсказуемые, что уж говорить о дочери императора, наверняка она воспитана в строгости. Впрочем, и тут было над чем подумать. Ей хватило ума сбежать от семьи из-за любви – а это очень безрассудный поступок. Девица влюбилась в американца и жизни без него не видела. На взгляд Какузу, это полный идиотизм, но не ему судить. Его дело – не допустить ее обнаружения и отсеивать всяких подозрительных личностей, чтобы информация о девчонке никуда не просочилась.
Возможно, будет скучно, возможно, нет.
– Ну и дрянь, – Хидан садится и захлопывает дверь, – Отвратная жижа. В Португалии был восхитительный кофе. Боже.
– Я буду делать тебе португальский кофе каждое утро, – говорит в ответ Какузу, все еще стараясь реабилитироваться за свой проеб. Он смотрит на Хидана, плотно сжав губы, а тот, удивленно подняв брови, не выдерживает все-таки, и смеется, чуть не расплескав кофе из стаканчика.
Добро пожаловать в Эри!
Год основания 1795.
Численность населения на 2020 год – 94 831 человек.
За семь часов дороги останавливались всего пару раз, чтобы перекусить. Хидан заменил Какузу за рулем на четвертом часу, чтобы тот мог немного отдохнуть и вздремнуть, но до города вел снова Какузу. Безобразно унылая дорога наводила тоску, но, стоило въехать в город, как обстановка стала явно оживленнее.
Хидан сканирует взглядом все, мимо чего они едут. Конечно, жить придется не в самом городе, скорее в пригороде, в частном секторе, но никто не запрещает выезжать в цивилизацию, чтобы поесть, например – «О! Гриль-хаус! Наверняка там готовят ребрышки». Лишний раз в городе светиться не стоит, но Какузу не занудствует. Если делать все по уму, то вреда не будет. Впрочем, пока что он проезжает мимо, тоже запоминая всякие злачные местечки вроде баров и ресторанов. На первый взгляд здесь все-таки скучновато. Людей на улицах совсем мало, но погода явно не способствует прогулкам. Старбакс, магазин шоколада, еще один гриль-бар, кладбище, больница. Ничего необычного, хотя Какузу слышал, что где-то здесь есть ипподром и казино.
Проехав мимо съезда на парк Преск-Айл, Какузу сворачивает в частный сектор. Их дом располагался в самом дальнем конце района и ближе всего к озеру, туда точно посторонние не забредут, частная собственность, в конце концов. Хидан с любопытством разглядывает чужие дома – у всех маленькие аккуратные лужайки, побеленные остатками снега, который уже почти весь растаял, у домов припаркованы простенькие машины, черный мерседес, который Какузу взял в прокат, смотрится здесь чужеродно. Пожалуй, стоит обзавестись чем-нибудь попроще, чтобы не выделяться лишний раз.
– Так что, наша принцесса уже здесь? – спрашивает Хидан, пока Какузу паркуется у небольшого дома, практически такого же, как и у всех жителей этого квартала.
– Нет, Конан говорила, что ее привезут ближе к полуночи. У нас есть время, и я хотел бы выспаться.
Когда Хидан выходит из машины, он пару минут осматривается, поджав обветренные губы. Любопытных соседей в окнах не наблюдается, никаких сидящих во дворах старпёров. Это определенно хорошо. Чем меньше случайных свидетелей, о которых постоянно придется помнить, тем меньше вероятность, что Хидану придется этих свидетелей убирать рано или поздно. Ему несложно, конечно. Просто неохота слушать Какузово ворчание на эту тему.
Серый деревянный дом оказывается двухэтажным и выглядит вполне дружелюбно. Внутри порядок и даже какой-то уют, надо полагать, Конан постаралась обустроить жилище, как и всегда. На первый взгляд, все необходимое имелось, Хидан даже проверил холодильник – там обнаружилась пара бутылок пива, десяток яиц и хлеб
(«кто кладет хлеб в холодильник, боже?»), а морозилка оказалась забита всякими замороженными готовыми блюдами. Большой телек в гостиной, удобный диван, просторная кухня, широкий рабочий стол в кабинете на втором этаже, здоровенная кровать с кучей подушек, кладовка на кодовом замке. Предусмотрительно.
Зайдя в дом, Какузу бросает ключи на столик у двери, сбрасывает ботинки, на вешалке оставляет пальто. Он даже особо не осматривается, не к спеху, потом разберется. Потяжелевшие веки так и стремятся закрыться, так что он сразу поднимается на второй этаж, бросает, не глядя в сторону пиджак и падает на кровать, отмечая про себя, какая она чертовски мягкая. Хотя в таком состоянии ему бы и сноп сена мягким показался. Какое-то время Какузу слышит, как шастает по дому Хидан, открывает все двери подряд и перещелкивает каналы на телеке, но совсем скоро он проваливается в сон.
Хидан тоже устал, чего уж там, но благодаря трем большим стаканам кофе, он все-таки чувствует себя бодрее. Пройдясь по всем комнатам, он оставляет в гостиной куртку и решает сходить в душ, согреться хотя бы от этой гадкой, промозглой погоды. Серость за окном вообще не воодушевляет. Многое раздражает его, но это, пожалуй, последствия долгого перелета и резкой смены климата, а поток горячей воды все-таки делает всё лучше. Хидан находит на полке флакон геля для душа и ему сразу нравится запах – что-то древесное, сладкое, аромат разносится по помещению вместе с паром, заполняет все, окутывает.
А после душа заняться ему особо нечем, да и разморило горячей водой неслабо, так что идея присоединиться к Какузу кажется очень привлекательной. Вообще Хидан не большой любитель спать днем, потому что потом, проснувшись, он чувствует себя отпизженным, помятым и непонимающим, какой сейчас год. Он заходит в спальню и, остановившись в дверях, устало взмахивает руками, молча возмущаясь. Боже, дурацкий Какузу даже не потрудился раздеться по-человечески, да еще и улегся поверх одеяла. Как так можно?
Сбросив с плеч мокрое полотенце, которым волосы вытирал, Хидан садится на край кровати. Аккуратно придерживая Какузу за плечи, он его укладывает на спину и расстегивает пуговицы на рубашке. Потом ремень, брюки, пропахшие кожаным салоном мерседеса, всё долой. Он как в первый раз любуется темной кожей, пальцами обводит шрамы у Какузу на руках, а тот, вдруг дернувшись, чуть приоткрывает заспанные глаза.
– Залезь под одеяло, – просит Хидан, проводя ему по щеке ладонью, – Холодает.
Что-то нечленораздельно промычав, Какузу поднимается, кое-как выдергивает из-под себя пухлое одеяло и крайне неловко, словно неповоротливый медведь в берлоге, под него забирается. Волосы путаются, пока он ворочается, рассыпаются на всю подушку, лезут в лицо, но ему уже все равно, вырубило сразу. Хидан, улегшись с другой стороны кровати, поворачивается к Какузу спиной, почти к нему прижавшись, и смотрит в окно, выходящее на сторону озера.
Дождь усиливается.
