По кругу

В душе Чжоу Цзышу царило мягкое уверенное счастье. С момента, как он стоял перед закрытыми воротами и готовился умереть под толщей льда, всё поменялось. Рядом с ним был человек, вывернувший наизнанку все его желания и стремления. Это всё меняло. — Нужно подготовить место и… Вэнь Кэсин много говорил, а Чжоу Цзышу с готовностью с ним соглашался, улыбался ему беспрестанно и еле сдерживал ликование сердца. Только будучи с ним, переживал об отсутствии еды и воды. С ним хотел выбраться живым из этого ледяного дворца. Правда не знал, как это выразить словами, и потому только улыбался своему чжицзи, наконец, позволял себе больше прикосновений и пытался поймать за рукав мельтешащего с приготовлениями Вэнь Кэсина. — Убери… — Вэнь Кэсин неопределенно помахал рукой в направлении постамента, который они выбрали для проведения Ритуала Шести Гармоний. — Просто убери оттуда всё. И не дав поймать себя за рукав, взялся подметать импровизированной метелкой. Чжоу Цзышу было наплевать на чистоту и порядок, но он готов был выполнить любой указ Вэнь Кэсина. В данный момент точно готов. Он не мог изгнать с губ полуулыбку. Хотел касаться его, но больше всего — поцеловать. Впервые. Он так долго откладывал. Им вечно всё мешало, гвозди, люди, поддельная смерть и тень настоящей. Чжоу Цзышу не желал сближаться: когда от вредности, когда от щемящей душу печали — знал, что оставит Вэнь Кэсина одного. Не хотел делать ему больнее. Упорно думал, что если между ними не будет близости, то Вэнь Кэсин сможет пережить его смерть. Сейчас же, когда впереди виднелась вечная жизнь, пускай в снегах и голоде, зато с Вэнь Кэсином — сейчас он хотел всего. Но готов был потерпеть и даже особого рвения не выказывал. Всё же он почти не чувствовал тела. Что если он упустил бы теплоту самого первого поцелуя, не почувствовал бы мягкости полных губ… Нет, он этого не хотел. Когда все приготовления были окончены, а книга изучена и положена между ними, усевшимися на постаменте — Чжоу Цзышу смотрел, не отрывая глаз. Его Вэнь Кэсин был такой уверенный, такой красивый и сильный. Хотелось сказать ему об этом и не говорить в то же время. Прекрасно осознавая свою неловкость и совершенное неумение ухаживать, Чжоу Цзышу просто старался быть открытым. Вэнь Кэсин объяснял, как все будет происходить. Чжоу Цзышу отвечал со всем рвением: — В таком случае у меня преимущество. Ведь я уже не чувствую боли. Без привычной своей колючести он говорил честно. И точно знал, что когда откроет глаза, когда снова сможет чувствовать — Вэнь Кэсин сказал, что сможет, и он ему верил — притянет его к себе. Притянет и обязательно поцелует. Губы Чжоу Цзышу озаряла мягкая улыбка. Он закрыл глаза. Через долгий миг его мир поглотила тишина. Словно нигде. В темноте, пустоте и тишине он ждал. И первое, что почувствовал, это тепло, уходящее из его рук. На одном инстинкте он рванул вперед и поймал ослабшие руки, распахнул снова видящие глаза. Белым кольнуло взгляд. Слишком резкий и незнакомый цвет, слишком безжизненные руки. Тепло покидало большие ладони, ускользающие из утратившей цепкость хватки Чжоу Цзышу, но он поймал кончики пальцев. Мертвая тяжесть тянула вниз, а перед глазами совершенно седой Вэнь Кэсин сгорбился весь и закрыл глаза. Впервые он не смотрел на Чжоу Цзышу в ответ. Как и чуть ранее впервые ушел от касания. Здесь больше некому было слушать, но слова просились с губ: — Значит, тоже не хотел причинять мне больше боли? Никто не ответил Чжоу Цзышу. Некому было ни возмутиться, ни счастливо потянуться в ответ. Тогда Чжоу Цзышу аккуратно наклонился и оперся руками о пол. Он подался вперед с четкостью движений воина, с гибкостью убийцы, лишь для того, чтобы не коснувшись ничем больше, приникнуть губами к губам. Ещё теплым.