Тёмный соблазн Орин

      Жаркий вечер уже перешёл за двенадцать часов и окончательно переплавился в тёплую звёздную ночь, а Хальсину всё не спалось. Несмотря на усталость тела, духа и разума, он сидел у костра и глядел в огонь без дремоты в одном глазу. Его тяжёлые мысли тянулись одна за другой, подобно бесконечной цепи из свинцовых звеньев. Проклятие Тени, терзающее округ Рейтвин, появилось по воле жестокой богини Шар. Если кто и ведает, как снять проклятие — это её извечная противница Селунэ, Госпожа Лунного Света. Потому Хальсин отправился к её святилищу, древнему месту силы. Найдёт ли он там ответы? Дело осложнялось тем, что развалины вокруг святилища заняло племя гоблинов, слишком злобное, чтобы вести переговоры, и слишком многочисленное, чтобы драться с ними в открытую…       Но не гоблины вызывали тревогу Хальсина, о нет. Неизвестность — вот настоящий враг. Целый регион Благородных Земель пал во тьму, и никто до сих пор не знал, почему. Шар, несомненно, злое божество, но у её ярости тоже должна быть причина. Вновь и вновь Хальсин вспоминал былые визиты в Рейтвин — он не раз посещал те места, водил дружбу с друидами, селунитами и Арфистами. Уютный городок на берегу Чионтара, окружённый плодородными полями и зелёными лугами. Над домами из белого камня высятся величественные Лунные Башни — трон Тормов, эльфийских лордов Рейтвина. Теперь ничего не осталось от той картины. Рейтвином ныне правит лишь смерть. Чем некогда цветущие земли прогневали Ночную Певунью?       Размышления Хальсина прервало появление незнакомки. Она вышла из тени леса, щурясь на свет костра — и как только он не услышал её шагов? Хальсин настороженно вскинулся и поднялся на ноги. Но, похоже, бояться ему было нечего. В сравнении с ним, прозванным «горой Хальсином», незнакомка выглядела смехотворно маленькой. Вдобавок, она не несла никакого оружия, да и вид имела растерянный и напуганный. Когда Хальсин встал, она испугалась ещё сильней. Он выглядел весьма внушительно — эльф громадного роста, широкоплечий, с острыми зелёными глазами и лёгкой проседью в длинной каштановой гриве.       — Пожалуйста… Пожалуйста! — пролепетала девушка, подняв руки. — Я не знаю, сколько уже брожу по этому лесу. Добрый господин… — и тихонько всхлипнула.       — Успокойся. Тебе нечего бояться, — благодушно проговорил Хальсин.       Незнакомка была очень, очень красива. За свою трёхсотлетнюю жизнь Хальсин знал многих красавиц, но создание столь изумительное — поистине редкость. Девушка обладала молочного цвета кожей, чистой и сияющей, как оперение лебедя. Серебряная коса толщиной в руку Хальсина спускалась почти до её колен. Огромные раскосые глаза, голубее Моря Мечей, от страха были широко распахнуты и оттого казались ещё огромней. Такую хрупкую красоту хотелось защищать от всех бед.       — Как твоё имя? — Хальсин приблизился к незнакомке, ободрительно улыбаясь. — Что у тебя стряслось?       — Я Орин. Мы со старшим братцем Орли ушли со своей фермы в Изумрудную Рощу. Там друиды, с ними безопасно — так он сказал. Добрались вот сегодня до Всхожей Дороги. Думали уж, слава Латандеру, немного пути осталось. Но только мы встали лагерем на закате, как налетели зеленокожие твари. Орли схватил отцовскую булаву и сцепился один на троих с уродами. Он всегда был храбрым, мой братец. Мне он велел бежать. Я… не хотела оставлять его, но… я совсем не умею драться. Я побежала прочь со всех ног. Уже издалека я услышала его крик. Мне кажется, они… Он… — девушка прижала руки к лицу.       — Ну, ну, полегче, — Хальсин шагнул к Орин и придержал за дрожащие тонкие плечи. — Давай-ка, присядь к огню.       Друид отстегнул короткий кожаный плащ и постелил для гостьи у своего костра — сам он предпочитал отдыхать на земле. Орин послушно присела. В свете пламени слёзы блестели на её белых щеках. Ещё одно несчастье, ещё одна невинная жизнь, разрушенная Проклятием Тени. Горе бедняжки было огромно, неприподъёмно, но Хальсин надеялся хоть как-нибудь утешить её.       — Тебе повезло, что ты не погибла в лесу и нашла меня. Со мной ты в безопасности — я отобьюсь и от гоблинов, и от разбойников. Меня, к слову, зовут Хальсин. А брата своего тоже не торопись хоронить. Гоблины порой берут пленников, так что они могли его ранить и увести в лагерь. Я как раз планирую туда пробраться. Осмотрюсь, и, быть может, узнаю что-нибудь о его судьбе.       Орин изумлённо подняла на Хальсина взгляд:       — Вы — в лагерь гоблинов? Один? Постойте-ка! Хальсин… Это имя знакомо мне — Орли упоминал. Вы Первый Друид!       Девушка видимо взволновалась, даже слёзы у неё на ресницах подсохли.       — Я слышала, что вы умеете в медведя обращаться. Это правда?       — Правда, — Хальсин улыбнулся, польщённый её наивным восторгом. — В медведя и во множество других животных.       — Вы перекинетесь в медведя и порвёте гоблинов в клочья?       Он покачал головой.       — Я отправлюсь в лагерь в обличии тихого и незаметного зверя. Нападать, когда врагов настолько много, было бы неразумно. Вдобавок, даже если я их перебью, заместо тотчас придут новые. Не гоблины виновны в наших бедах, а Проклятие Тени. Чтобы вернуть настоящий мир в эти земли, надо вырвать истинный корень зла, а не резать по верхам.       — Правда? Вы так умно говорите. Орли всё повторял, что друиды мудрые. Ах, вот бы он тоже встретился с вами… — при воспоминании о брате Орин снова загрустила.       — Ты, должно быть, очень утомилась, — Хальсин попытался её отвлечь. — Хочешь чем-нибудь угоститься? Уж извини, еда у меня нехитрая. Будешь вяленую дичь?       Орин съела горстку вяленого мяса и запила водой из кружки. Девушка наверняка была голодна, но пищу брала аккуратно, по маленькому кусочку.       — Вот, так-то лучше, — проговорил Хальсин. — А теперь приляг поближе к огню и постарайся уснуть. Я тоже сейчас буду спать. В лагерь гоблинов отправлюсь поутру, после восхода солнца — они существа ночные.       — А вдруг, пока вас не будет, на меня нападут?       — Я попрошу диких зверей присматривать за тобой. Ничего не бойся.       Орин улыбнулась с благодарностью в ответ на его улыбку. Похоже, ему удалось успокоить её. Она завернулась в плащ, прилегла и прикрыла глаза. Хальсин устроился на земле рядом. Слушая потрескивание костра, он украдкой залюбовался гостьей. Природа одарила девушку с фермы чертами эльфийской принцессы. Длинные пепельные ресницы, тонкие скулы и нос, точёный подбородок, полные губы… Соблазнительные, мелькнуло слово. Хальсин, конечно, сразу его отогнал — о забавах думать уж точно не время. Но губы юной прелестницы всё же были весьма соблазнительны, словно нежная земляничная мякоть.       Орин, ощутив его пристальный взгляд, открыла глаза. Хальсин слегка смутился, но виду не подал. Он спросил шёпотом:       — Ты почему не спишь?       — Не знаю, — она передёрнула плечами.       — Страшно?       — Нет. Когда вы рядом, не страшно. Но мне не спится, и всё тут.       — Эх, как бы тебе помочь… Ладно, сейчас придумаю что-нибудь.       Хальсин снова сел, стряхнул с бока приставшие травинки и потянулся к сумке. Оттуда он извлёк отделанную кожей флягу.       — На вот, глотни. Но только осторожно — это крепкое вино c мёдом.       Орин тоже села, приняла обеими руками тяжёлую флягу и отпила.       — Ух ты, какое сладкое! Я думала, противное будет. Вино обычно противно пахнет. А можно ещё?       Он кивнул, и девушка выпила уже более смело. Проглотила, облизала губы, собирая каждую капельку вкуса.       — Ну всё, достаточно, — Хальсин мягко вынул вино у неё из рук.       Ей действительно было достаточно. Хрупкому созданию хватило нескольких глотков, чтобы заметно захмелеть. Глаза Орин заблестели, на щеках расцвёл румянец, отчего она стала ещё красивей. Она, весело хихикнув, подсела к Хальсину поближе. От неё пахло сладким вином. Он незаметно сжал зубы от жара собственной крови. Догадывалась ли прелестница, какое жестокое испытание силы воли он сейчас проходил?       — А знаете, господин друид, я раньше ведь никогда не пила. Мне братец не разрешал. Он строгий.       — Неужели? Ну и ну! Ты, должно быть, очень хорошая девушка.       — Хорошая? — Орин снова захихикала, но затем вдруг посерьёзнела. — А мне вот кажется, я плохая.       — Почему ты такого мнения о себе?       — Да потому что… — она покачала головой и отвернулась. — Я… часто думаю о дурных вещах. Обо всяких гадостях.       — О каких же? — Хальсин не заметил сам, как его рука легла на её плечо. От его прикосновения Орин чуть вздрогнула, но затем расслабилась и тепло вздохнула.       — Мне стыдно говорить, — призналась она еле слышно.       — Посмотри на вольных зверей. Они не знают стыда, потому что в природе ему нет места. Говори смело — я не стану тебя осуждать ни за что.       — Ну… ладно. Я… чувствую желание. Неправильное, нехорошее желание. Но оно очень сильное, и я ничего не могу с ним поделать. Оно донимает меня хуже голода! Вот даже прямо сейчас… Горит, словно огонь. Я… мерзкая…       — Ну что ты говоришь такое, Орин? Испытывать желания — совершенно нормально для девушки. И не только испытывать, а ещё и следовать за их зовом. Это вовсе не делает тебя мерзкой. Мы мало знакомы, но я уверен, ты замечательная. Заботливая, добрая, храбрая. И, вдобавок, очень красивая.       Орин обернулась, и их лица оказались очень близко.       — Красивая? Вы… правда так считаете, господин друид?       — Зови меня по имени, красавица. Хальсин.       В голубых глазах Орин он ясно увидел огонь желания. Жажда, невыносимо сильная для столь юного и на вид невинного существа. Бедняжка из строгой семьи, наверное, места себе не находит. Хальсин почувствовал нежное сострадание к ней, и вместе с тем острейшую, совершенно животную похоть. Эту похоть он удержал в узде. Нет, он не станет сейчас с ней ложиться – было бы дурно использовать её уязвимое положение. Но можно ведь приласкать бедняжку немного. Какой от этого вред? Его руки легли на её небольшую мягкую грудь, он ощутил её соски сквозь ткань рубашки. Сладкие губы Орин манили невыносимо, и он потянулся к ним, как погибающий от зноя тянется к источнику.       И вдруг ледяное, железное, острое длинным толчком вошло в середину его груди. Оглушительная боль разошлась по телу от точки укола. Хальсин растерянно вскрикнул — горячее полилось на его живот. В первый миг он даже не понял, что это Орин вонзила в него кинжал. Нет, она не могла. Его укусила змея, или ужалило какое-то огромное насекомое… Несколько секунд прошло, пока он с оторопью осознал, что жалящая тварь — это и есть красавица с молочной кожей. За болью распространилась волна холодного онемения. И слабость, невозможная слабость…       Хальсин упал на траву навзничь. Его лицо исказилось страданием, он глупо и бессмысленно раскрыл рот, как рыба, выброшенная на берег. Орин, насмехаясь, забралась на тяжёлое тело сверху. Её небесные глаза поблекли, сделались похожи на бельма слепого, по молочной коже зазмеились бордовые линии.       — О-о, да! Какой ты большой и сильный, — захихикала Орин. — Как долго ты умираешь! Давай-ка я помогу тебе…       Она вынула из-под рубашки второй кинжал и коротким взмахом резнула Хальсину по горлу. Столько же крови в этом могучем теле. Его предсмертные конвульсии и хрипы качали её на волнах наслаждения. Глупец ведь сам ей сказал, что желания нужно осуществлять. Орин медленно провела языком по обоим кинжалам, пробуя кровь на вкус, затем облизала пальцы и радостно засмеялась. Соблазнение, ложь, притворство… Предательство, смерть. Изысканное жгучее блюдо насытило голод убийцы, но горел от него не только язык, а всё тело. Орин наклонилась к мёртвому острому уху и с придыханием прошептала:       — Моё желание ты удовлетворил вполне. Жаль, что вас всех хватает лишь на один раз.       И зачем ей, прошлой Орин, понадобился мужчина? Нет наслаждения слаще убийства. Но с другой стороны, ничто не мешает убить любовника… Она усмехнулась. Может, ей и друида надо было сперва использовать, а уж потом…       Нет, нет-нет-нет. От этой мысли Орин испытала смутное отвращение. Оно словно окатило её ледяной водой, смыв беспокойную ломоту телесного возбуждения. Уж не ударило ли в голову по-настоящему то сладкое вино? Она поспешно соскочила с мёртвого друида с брезгливостью на лице. Нет, с ним она уж точно бы не легла. В нём не было ни одной черты, которую она находила бы привлекательной, кроме, разве что, высокого роста. У него было простое лицо и слишком большие руки с толстыми пальцами, грубые, как медвежьи лапы. Повеселилась — и хватит. Впереди ещё полным-полно дел.       Орин бесцеремонно распотрошила кинжалом сумку Хальсина. Из его вещей её внимание сразу же привлекла небольшая каменная табличка с рельефными линиями. Выглядело любопытно, как нечто старинное. На письмена не похоже. Скорее, какая-то схема. Или карта? Хальсин упоминал, что отправляется в лагерь гоблинов. Если это и есть карта древнего храма, для вызволения Шэдоухарт она будет весьма полезна.       ***       Жрица племени по прозвищу Кишка и её военный советник — желтокожий здоровяк-хобгоблин Рагзлин — сошлись в одной из комнат старого храма Селунэ. Когда-то здесь был кабинет старшего клирика, но от величия прошлого не осталось почти ничего. Годы запустения, а затем новоявленные хозяева-гоблины превратили место в загаженную берлогу. Берлога служила спальней Кишке. В помещении не осталось уже ни дюйма поверхности, не заваленной костями, перьями, засушенными потрохами, свечными огарками и другим невообразимым хламом. Витражные окна затягивал толстый слой копоти. Но на каменных стенах до сих пор голубели фрески, посвящённые лунной богине, а на полу сквозь грязь угадывалась мозаика в виде карты ночного неба.       Сейчас жрица и военный советник гоблинов обсуждали вопрос, крайне важный для племени Потрошителей. Кишка терпеливо втолковывала Разглину:       — Белокожая Шэд твердит, что сила её богини спасает от Тени. Она не врёт. Она показала мне, как лечит гнилые раны. Лучше всех наших лекарей.       «Шэд» — так прозвали Шэдоухарт гоблины, для которых её полное имя слишком мудрёное. Девушка сидела, скрестив ноги, в закутке за ржавой решёткой. Её чуть заострённые уши и светлая, почти прозрачная кожа выдавали изрядную долю эльфийской крови. Чёрные волосы Шэдоухарт, длиной ниже лопаток, удерживали в косе тоненькие цепочки. Миловидное овальное лицо не портили даже кровоподтёки и пятна грязи. От доспехов девушки гоблины ничего не оставили, так что носила она походный чёрный костюм, тоже грязный, изрядно поистрепавшийся. Её руки стягивали грубые верёвки. Шэдоухарт напряжённо вслушивалась в речь гоблинов — ей показалось, или она уловила знакомое «Шэд»?       — Хорошо. Хорошая добыча, — оскалился хобгоблин. — Пусть нам служит.       — Служить-то она будет. Только полагаться на неё одну нельзя. Мы сами должны завладеть этой силой.       — А как это сделаешь-то? Людские боги нам не помощники.       — Шэд говорит, её богиня принимает всех, кто охотится по ночам. Мы тоже можем ей поклониться, ежели захотим.       — Но как же Маглубайт? — нахмурился Рагзлин. — Наш Отец Войны. Мы всегда почитали его. Другой веры Потрошители не знают.       — Я строила для Маглубайта алтари, приносила жертвы. И что нам это дало? Он не помог, когда проклятие в одну ночь унесло половину из нас! Я слышала, как племя ропщет, что мои молитвы бесполезны. Но с новой богиней всё переменится. Она даст настоящую силу — Шэд доказала это. С её защитой мы сможем вернуться на нашу землю. Или ты так и хочешь прятаться в этих развалинах, «славный» вождь?       Хобгоблин недовольно зарычал и всплеснул когтистыми руками, но ничего не сказал.       — Вдобавок, терять нам нечего, — продолжила Кишка. — Наши воины гибнут от ран каждый день. Заражённые твари на нас охотятся. Не сегодня-завтра явятся проклятые друиды и всех добьют. Новое божество — последний шанс Потрошителей выжить. А выживание племени важнее всего. Что скажешь теперь?       — Гр-рм… Ты ведёшь племя, не я. Ты больше моего смыслишь в богах. Делай, как знаешь, Кишка. Я подчинюсь твоему решению.       — Тогда решение есть, — пробурчала жрица, и, обернувшись к пленнице, перешла на общий язык. — Эй, ты! Шэд!       — Да? — Шэдоухарт отозвалась из-за решётки.       — Скажем, я не прочь поклониться этой твоей… Тёмной Леди. Что нужно делать?       Шэдоухарт ждала именно этого вопроса — удочка, которую она закинула, наконец-то подцепила добычу. Она с готовностью ответила:       — Это очень просто. Оглянитесь вокруг, — она развела руками. — Мы находимся в старом храме Селунэ. Лунная Ведьма — заклятый враг Тёмной Леди. Здесь наверняка есть святыня или алтарь, посвящённый Селунэ. Оскверните его, и Тёмная Леди явит вам милость.       — Осквернить? Хм… — жёлтые злые глазки гоблинской жрицы задумчиво сузились.       — Но надо так осквернить, чтобы наверняка, — уточнила Шэдоухарт. — Свет Селунэ должен уйти из этого храма. Можно, к примеру…       — Кровь! Точно! — оживилась Кишка. — Прольём кровь невинного!       — М-м… Невинного — не стоит. Можно просто разрушить алтарь. Главное, чтобы Селунэ…       Жрица гоблинов, скрестив руки, презрительно фыркнула:       — Э, нет! Какое ж это осквернение без крови?! Чушь не пори! Уж как осквернять, я знаю. Слаще невинной жертвы для бога нет ничего. Твоя Тёмная Леди меня услышит!       «Проклятие… Проклятие, проклятие, проклятие! План был совсем не такой! Вот тупые твари! И я — что я наделала? Кого они теперь зарежут из-за меня?..»       Но сожалеть о сказанном было поздно. Хобгоблин вскоре вывел Шэдоухарт из клетки и притащил в центральную часть храма. Этого места она раньше не видела. Над белокаменным залом царила огромная статуя женщины с длинными волосами. На гладком полу перед ней играл переливами голубой мистический свет, льющийся из ниоткуда и вместе с тем отовсюду. Потолок украшало кольцо из семи четырёхконечных звёзд, из него на входящих строго взирала пара сапфировых глаз. Глаза эти казались совершенно живыми, одушевлёнными. Присутствие лунной богини в холодном воздухе было столь явно, что Шэдоухарт стало не по себе. Похоже, то же самое ощущали и гоблины, и потому сюда захаживали нечасто — их хлама и грязи не было видно.       У постамента изваяния уже стояла Кишка в полном церемониальном облачении из костей и перьев, со своим посохом, обвитым потрохами. Рядом с ней хобгоблин-прихвостень держал за шиворот эльфийского мальчика лет семи, накрепко связанного. Чей-то маленький сын, потерянный и схваченный гоблинами? А может, родители бедолаги вовсе уже мертвы… У Шэдоухарт сжалось сердце. Рот мальчика был заткнут каким-то грязным тряпьём, а ужас в его голубых глазах, таких огромных на исхудалом личике, резал её больнее ножа.       — Вот сюда клади! — Кишка указала посохом на постамент. Она скомандовала прихвостню на общем языке — хотела, чтобы Шэдоухарт понимала.       — Вы что творите? — с оторопью выдохнула Шэдоухарт. — Это ведь ребёнок!       — Ага, — довольно оскаблилась жрица. — Чтоб уж точно невинным был. Боги любят свежее мясо.       Связанный мальчишка отчаянно дёрнулся и запищал сквозь кляп. Хобгоблин одним рывком уложил его на постамент.       — Не надо! Не делайте этого!       — Ты почему так кричишь, белокожая? Мы же твою богиню хотим ублажить. Ты это всё устроила. Боишься теперь, что я получу больше силы, чем у тебя?       — Остановитесь, чтоб вас! Будьте вы прокляты! — Шэдоухарт рванула свои путы, но они не поддались. Хобгоблин-охранник за это дёрнул её верёвки, едва не вывихнув плечи. Жрица, взглянув на неё лишь мельком, вынула из-за пояса длинный нож, заржавленный, весь в следах крови. Этот мерзкий нож она занесла над сердцем мальчонки.       «Леди Шар, моя госпожа, даруй своей верной силу остановить их…»       Всю свою боль, всё чёрное отчаяние Шэдоухарт вложила в заклинание. Тёмная вспышка вырвалась не из рук, а прямо из середины её груди. В другое время этот чёрный вихрь разметал бы гоблинов, разорвал их в клочья, как ураган — горсть сухих листьев. Но присутствие Селунэ не позволило заклятию сработать. Гоблины вскрикнули не столько от удара, сколько от неожиданности. Лишь охранника, стоявшего вплотную к Шэдоухарт, сшибло с ног. Жрица едва пошатнулась — даже пёрышка из головного убора не вылетело. Через несколько секунд тьма рассеялась. Упавший хобгоблин поднялся на ноги, потирая помятый бок. Кишка гневно сверкнула глазами на Шэдоухарт:       — Поганая девка! Чего удумала, а?! Нескоро теперь будешь жрать!       Жрица взмахнула посохом, и в живот Шэдоухарт впился бледный магический шип. Она болезненно вскрикнула — шип вошёл на ладонь в глубину. Кровь потекла, пропитывая её чёрную жилетку. Шэдоухарт исцелила бы эту рану простым усилием мысли… Но перед лицом Селунэ она не сумела вновь воззвать к Тёмной Леди. Свет ледяной луны, заливающий зал, выпивал из неё все силы, как северный ветер — тепло. Она рухнула на колени. Будь прокляты гоблины, притащившие её в храм, и будь проклята трижды Лунная Сука… Беспомощная, раненая, обессиленная Шэдоухарт с ужасом наблюдала, как жрица неторопливо подходит к связанной жертве.       — Эй, ты! Селунэ! — гаркнула гоблинша, задрав голову к лику статуи. — Гляди, что мы тебе принесли!       Зелёная рука с кривыми желтоватыми когтями всадила заржавленный нож в сердце мальчишки. Маленькое тело судорожно вздрогнуло — и замерло навсегда. Мгновение издевательски растянулось для Шэдоухарт в вечность, полную отвращения и стыда. Ей было мерзко, как если бы она своими руками убила ребёнка… и больно, как если бы нож вонзился в неё саму.       — Нет! — закричала она. Первые капли крови на белом мраморе обожгли глаза алым цветом, невыносимо ярким…       А в следующий миг раздался истошный вопль Кишки. Серебряный огонь сошёл на неё, охватил с головы до пят. Слепящее зарево залило святилище. Жрица гоблинов горела, сгорала заживо, точно свеча из топлёного жира. Горела её одежда из перьев, горел её мерзкий посох, жарились потроха на нём. Кожа гоблинши трескалась, обнажая плоть, а плоть становилась пеплом и осыпалась с костей. Кишка кричала и кричала, пока от её глотки не осталось ничего, кроме углей. За десять секунд, не более, гнев божества обратил жрицу гоблинов в горстку праха.       Приспешники Кишки сделали то, что сделал бы любой гоблин на их месте — развернулись и в ужасе побежали прочь со всех ног.       Шэдоухарт, оставшись перед статуей Селунэ в одиночестве, со стоном попыталась приподняться. Да, она спланировала для Кишки ловушку. Всё вышло не так, как она хотела — невинный ребёнок не должен был умереть. Но, так или иначе, теперь ей надо убраться из храма подальше. Убраться, пока гоблины не очнулись от страха перед божественным гневом. Убраться сейчас же, любой ценой… Но плиты под Шэдоухарт заливала кровь, а в глазах у неё темнело. Она стиснула зубы, взывая к остаткам сил. Она не может, не имеет права сдаться сейчас. Её шанс на свободу оплачен жизнью невинного. Она выжила в Проклятых Землях под Рейтвином, выжила при нападении гоблинов. Она не погибнет под издевательским взглядом чёртовой Лунной Суки в её же храме. Она встанет на ноги…       Леди Шар, укрой меня своей тенью, ибо во тьме нет ни боли, ни страха.       В прохладной тишине вдруг отчётливо разнеслось её имя.       — Шэдоухарт.       Голос девушки, глубокий, переливчатый, точно пение серебра. Шэдоухарт подняла мутный взгляд. Над ней стояла очень бледная незнакомка с ещё более бледными глазами.       — Значит, ты — Шэдоухарт. Сейчас ты пойдёшь со мной.