Тёмный соблазн Орин

      «Последний Свет» стал для беженцев Изумрудной Рощи спасительным оазисом, без которого они, вероятно, погибли бы все до единого. В таверне они вылечили тех, кто был ранен в дороге, да и просто отдохнули несколько дней без кошмарных видений Шар. Но всё же они не могли остаться в «Последнем Свете» надолго. Не то, чтобы Джахейра не радовалась гостям, однако Арфисты располагали весьма ограниченными ресурсами. Беженцы должны были продолжить путь. На третьи сутки стоянки они собрали пожитки и распрощались с Арфистами, чтобы отправиться дальше на запад. Прощание вышло скорбное: люди дрожали от ужаса перед дальней дорогой по Землям Тени. В тот день они ещё не знали, что счастливчики. Ни один из ужасов, подстерегавших их в пути, не мог сравниться с тем, что уже обратил алчный взор на «Последний Свет».       Орин в компании Шэдоухарт, притаившись за камнем, наблюдала за таверной с обрывистого пригорка. Вот он, «Последний Свет» — перед ней, словно на ладони. Как героически Арфисты отвоевали кусочек земли у проклятия… Как бессмысленен этот подвиг. Вскоре убежище станет братской могилой всем своим обитателям.       Орин глубоко вдохнула, пытаясь издалека унюхать сытные ароматы тепла и жизни. Последняя минута, чтобы ими упиться. Очень скоро по сигналу колокола орда мертвецов поднимется и устремится в атаку. Немногие Арфисты уцелеют в битве, а уцелевших неизбежно настигнет Проклятие Тени. Без защиты Изобель эти люди обречены. Но Орин на них плевать — белая жрица нужна ей самой, чтобы завоевать благосклонность Торма. Она похитит Изобель, доставит её к некроманту в Лунные Башни, и там расспросит его о своём нечестивом сердце. Таков план — всё ладно и складно. Остаётся лишь ему последовать…       Или нет?       Чёткое чувство неправильности происходящего охватило Орин. Она прислушалась к себе. Нет, не скорбь по «Последнему Свету». Это был ядовитый укус уязвлённой гордости. Она — дочь Баала. В её плоти засел ненасытный демон, вопящий о крови. Орин терзается вечным голодом, спорит с тёмным безумием, непрестанно грызущим её изнутри. В награду Отец наделяет её умением убивать, упиваться убийством, вкушать сладость смерти. Так почему же богатую жатву в «Последнем Свете» пожнёт Миркул — не она? По какому праву Лорд Костей собирает живые души, а Лорд Убийств лишь довольствуется объедками после пира?       Шэдоухарт спросила Орин шёпотом:       — Ты готова? Колокол у тебя. Давай скорее покончим с этим.       — Я… — голос Орин дрогнул, — …хочу кое-что сделать по-своему. Скажи — сумеешь ли ты без меня добраться до Изобель и притащить её к лодке?       — Что значит «без тебя»? А где будешь ты в это время? Что ты задумала?       Орин встретилась глазами с Шэдоухарт. О, как же вскипела в ней кровь в этот миг. Сила демона взывала к ней жарко, как страсть, как похоть. Он хотел убивать, хотел рвать этих жалких смертных клыками, когтями. Шэдоухарт почувствовала его взгляд на себе. Она невольно отшатнулась от Орин, её глаза испуганно расширились, отразив красное. Это глаза Орин так кроваво полыхнули во мраке?       Шэдоухарт растерянно пробормотала:       — .А впрочем, неважно. Я не уверена, что хочу знать. Добраться через тот подземный ход до Изобель не так уж сложно. Тени меня укроют. Я справлюсь, если внимание стражи будет отвлечено.       Орин, вернув себе на мгновение капельку человечности, ухмыльнулась.       — Я устрою тебе отвлечение, не сомневайся. Славной охоты, Шэд. Встретимся позже, у лодки.       Она ускользнула от жрицы прочь, легко махнув на прощание. С пригорка Орин спрыгнула на разрушенный тракт, ведущий к мосту. Шагая по изъеденной рытвинами дороге, она сняла с пояса колокол Маркуса и небрежно бросила на обочину. Он ей, похоже, не пригодится. Она не позволит Миркулу испортить веселье. Сегодня её руками Баал заберёт свою долю. Его доля — не какая-нибудь падаль, но живая кровь, вся, целиком, без остатка. По телу Орин пробегал беспокойный зуд предвкушения. Зло пробуждалось в ней — древнее, как первое убийство мыслящего существа своим собратом.       — Стой! Кто идёт?! — зычно гаркнул стражник на вышке, приметив бледную маленькую фигурку во тьме.       Орин неспешной походкой приблизилась к вышкам, вступила на мост, в границу щита. Четверо Арфистов на двух башнях взяли её под прицел арбалетов. В серебряном сиянии «Последнего Света» она походила на призрака, выплывшего из тени.       — Я — Орин Красная! — отчётливо назвалась она. — Дочь Баала!       Арфисты так и оторопели. Орин видела, как нацеленные в неё арбалеты мелко запрыгали в их руках. Похоже, что её имя и правда им было знакомо. Они испугались, как если бы к их воротам явился какой-нибудь архидьявол.       Наконец, один из Арфистов очнулся, схватил рожок и отчаянно затрубил тревогу. По сигналу на мост стремительно высыпал целый отряд. Орин бегло насчитала человек десять — копейщики, мечники, лучники, эльф в селунитской робе, дварфийка в костюме друида. Возглавляла отряд разгневанная Джахейра.       — Ты! — выкрикнула она. — Как ты посмела снова здесь показаться? А впрочем, тем лучше!       Она вскинула руки, и Орин накрепко оплели толстые лозы. Коричневые побеги обвились вокруг запястий, щиколоток, легли на бёдра и плечи, как грубые и нежеланные объятия. Бледные зелёные усики впились ей в каждый палец. Самый толстый столб протянулся вдоль позвоночника, и к нему примотались все остальные побеги, прижав её руки и ноги. Орин не пыталась вырваться — знала, что бесполезно.       Джахейра, жестом велев своему отряду держаться в сторонке, шагнула поближе к пойманной.       — Теперь не сбежишь, отродье.       Орин в ответ на это расхохоталась ей прямо в лицо. Звенящий смех легко разнёсся над мостом, над водами реки, и, кажется, заставил Арфистов вздоргнуть.       — А с чего ты взяла, что я собираюсь бежать? — она оскалилась, показав зубы. — Это вы должны от меня бежать! Кыш, кыш, муравьишки, мышки! Бегите, бегите от Орин Красной!       — Довольно с меня дешёвого балагана. Молчи!       Лоза с шелестом подползла к шее Орин, обвила и надавила на горло, заставив закашляться. Побеги чуть приподняли её над землёй. Орин сдавленно захрипела, повиснув на них, открытая для каждой стрелы, атаки мечом или магией. Джахейра приблизилась к ней ещё на пару шагов.       — Голодное безумие, видно, крепко тебе ударило в голову, — ровно проговорила она. — Бешеный волк сам вышел из леса к охотникам. Попадись ты страже — тебя бы отдали под суд в магистрат. Мы, Арфисты, поступим проще.        Она обернулась на свой отряд и звучно возвысила голос:       — Я знала многих отродий Баала. Были среди них и те, кого я звала друзьями. Они боролись не только со злом вокруг, но и с зовом своей отравленной от рождения крови. Они оплакивали каждого, кто пал жертвой их тёмных соблазнов. Их выбором было прожить жизнь людьми, а не сгинуть чудовищами. За это они достойны безмерного уважения… и светлой памяти.       Джахейра сделала к связанной ещё шаг. Орин ясно ощутила запах, исходящий от неё — словно нагретая солнцем кора старого дерева. Запах вызвал каплю вяжущей слюны под языком. Добыча. Наглая, кусачая добыча. Убивать. Убивать…       — Но это отродье не таково, — Джахейра веско чеканила слово за словом. — Её не назвать животным, ведь это было бы оскорблением для животных. Орин Красная — жалкий, больной, одуревший от крови монстр. Упокоить её сейчас не только разумно, но справедливо. У кого-нибудь есть возражения против такого решения?       Арфисты вокруг молчали, точно воды в рот набрали. Что они чувствовали, глядя на создание из своих кошмаров? Страх? Неверие, что эта маленькая девушка — действительно тот самый монстр-убийца? А может быть, облегчение, что она поймана? Так или иначе, ни один не сказал ни слова. Джахейра, обведя отряд глазами, удовлетворённо кивнула и объявила:       — Орин Красная! От имени всех Арфистов Врат Балдура я приговариваю тебя к смерти.       Она вынула из-за спины одну из двух сабель, изогнутую, словно трава на ветру. В серебряном свете сабля сверкнула бритвенно-острым лезвием. Лозы пришли в движение и согнули Орин, поставили на колени перед Джахейрой. Её шея удобно открылась для сильного, точного и безжалостного удара. Вот она, справедливость. Триумф добра, как он есть, усмехнулась про себя Орин.       — Посмотрю напоследок в твои глаза, — ровно проговорила Джахейра. — Убежусь, что в них нет ни капли раскаяния. Желаешь что-то сказать перед смертью?       Орин ощутила, как лоза, сжимавшая её горло, слегка распускает хватку. Она вскинула на Джахейру глаза и с гордостью выпалила:       — Плевала я на тебя и твой суд! Я — дочь бога!       В занесённом клинке Джахейры Орин увидела отражение своего лица. Она увидела, как искажается оскалом её собственный серый рот, как белые глаза озаряются изнутри алым светом.       — Узри Его!.. — её голос перешёл в истошный звериный вопль.       Вокруг Орин зажглось кольцо красного пламени. Оно отбросило Джахейру и мгновенно испепелило древесные путы. Внутренность круга вспыхнула, обращаясь в горнило кровавой магии. Зёв горнила поглотил Орин. Она заорала во всю глотку от нестерпимой боли. Магия плавила её тело: плоть деформировалась и стекала с костей, кости таяли, словно лёд на углях. Кожа слезла с неё окончательно, и бесформенная мясная фигура скорчилось в муках. Кровь хлестнула во все стороны невозможно огромными струями. Из этой крови и мяса в кипении алой скверны восстало чудовище.       Демон Баала. Крик боли Орин перерос в первый крик новорождённого монстра. Больше он не был видением из кошмарных снов. Он явился в мир во плоти — живой ужас двенадцати футов ростом. На мост ступила пара мощных задних лап, четыре передних сверкнули стальными когтями величиной с кинжалы, по шесть на каждой. Шкура монстра напоминала хитиновую броню с пластинами и шипами, спина и хвост имели пепельно-серый оттенок, на брюхе переходящий в белый. Голову венчала корона из белых рогов, узкие щели глаз пылали багровым огнём. Кроме глаз, на этой морде была одна только пасть. Четыре мощные челюсти — две вертикальные и две горизонтальные, как жвала насекомого — усеивали треугольные зубы.       Чудовище запрокинуло голову, распахнуло пасть и завыло. Вопль демона заставил содрогнуться не только смертных воинов, но даже землю под их ногами. Джахейра, как и все, оторопела от явления монстра, но только на миг. Решительным командным тоном она рявкнула:       — Жнец Баала! Я уже видела таких — и убивала! Все назад — защищайте таверну! Я с ним разберусь!       Отряд, повинуясь её команде, отступил с моста ко двору таверны. Джахейра же бесстрашно встала на пути чудовища. Оно оскалилось и глухо, низко зарычало — узнало, видно, старую знакомую.       — Что, соскучился? — усмехнулась эльфийка.       Демон припал к земле, готовясь к прыжку. Джахейра вскинула руки и зашептала слова, полные силы. Шёпот откликнулся мощным гулом в земле. Ударные волны пошли по мосту, выбив демона из равновесия. Опоры затряслись, река бешено вздыбилась, вскипела крутыми пенными гребнями. Ещё мгновение, и мост с оглушительным громом обрушился. Чудовище толкнулось от осыпающихся камней, рвануло к Джахейре. Но — не допрыгнуло, не достало, и с воплем бессильной ярости соскользнуло в бушующий Чионтар. Удар тяжёлой туши об воду поднял ещё один вал, самый высокий из всех. Джахейру окатили ледяные брызги, под сапогами у неё разлилась широкая лужа. И — всё стихло. Лишь стремительная река бурлила, крутила водовороты, плескала волнами в провале, где раньше был мост.       Джахейра перевела дыхание. Броня защищает Жнеца от заклятий и стрел, но она же и тянет его ко дну. Не приспособлены демоны плавать, а воздух, меж тем, нужен даже им. Неудачное он выбрал место, чтобы начать поединок. Впрочем, слуги Баала, как и он сам, никогда не славились большим умом.       Но не успела Джахейра выдохнуть, как сзади раздался пронзительный визг. Монстр вырвался из воды на берег «Последнего Света». Он, видно, прополз по дну, цепляясь за камни. Демон напал на Арфистов возле ворот во двор. Сверкнули стальные когти — две головы подлетели в воздух отдельно от тел. Фонтаны крови забили вверх из двух перебитых шей.       Тела ещё не рухнули на землю, а Джахейра уже рванулась наперерез демону. На бегу она прошептала заклятие, и её облик стремительно изменился. Руки и ноги стали когтистыми лапами, тело покрылось серебряной шерстью, лицо округлилось и оперилось, нос обратился в хищный изогнутый клюв. Она бежала, увеличиваясь с каждым шагом — больше, больше… И вот на Жнеца налетел огромный седой медвесыч.       Двое сошлись во дворе таверны в бешеной схватке. Орин против Джахейры, демон-убийца против могучего зверя. Медвесыч был куда массивней, но шесть смертоносных лап демона, да ещё хвост, уравнивали их силы. Они выли, и ревели, и катались по земле, сцепившись в гибельных объятиях. Медвесыч бил демона лапами, отчего хитиновая броня противно трещала, и клацал клювом у бледного горла. Когти Жнеца блистали вихрем из лезвий. Они вонзались в шкуру медвесыча, и кровь обагряла белую шерсть. Однако для зверя эти порезы были немногим опасней царапин — лишь распаляли ярость.       Окровавленный медвесыч взревел, встал на дыбы и врезался в демона всем своим весом. Удар отбросил Жнеца, он неуклюже растянулся на спине, открыв белёсое брюхо. Медвесыч тотчас рванул к нему, навис сверху, прижал к земле. Две демонические лапы перехватили его передние лапы и отвели удар. Ещё две упёрлись в медвежью шею, остановив клюв. Медвесыч зарычал, вырывая лапы. Когти демона сжались крепче, чем адамант. Глаза, горящие багровой яростью, скрестились с янтарными, полными пламенного упрямства. Мгновение борьбы — и демон, извернувшись, пырнул врага хвостом в бок. Зверь отпрянул от неожиданной боли. Демон, почуяв слабость, клацнул челюстями. Он впился в плечо медвесыча, чуть-чуть не достав до горла. Восемь рядов острейших зубов вошли в плоть, схватили огромный кусок и вырвали с мерзким треском.       Рык раненого медвесыча перетёк в крик Джахейры. Она, утратив форму зверя, отшатнулась прочь от демона и прокатилась по земле. На её одежде проступали пятна крови, правое плечо рассекала открытая рваная рана. Несмотря на это, она поднялась. Демон тоже поднялся, пошатываясь. Медвесыч изрядно помял его — тут и там по броне змеились мокрые красные трещины. Морда Жнеца багровела по самую шею, кровь сочилась из пасти на белую грудь и сбегала тягучими каплями на траву.       Демон вновь шагнул на Джахейру. За её спиной было крыльцо «Последнего Света» — отступать некуда. Джахейра, стиснув зубы, вскинула здоровую левую руку. На её ладони расцвели ледяные кристаллы. Превозмогая боль, она зашептала заклятие, и колдовская сила откликнулась гулом ветра. Она взмахнула рукой по спирали и сотворила вихрь искристого инея. Через мгновение он обратился в снежную бурю. Холодные смерчи завыли, затанцевали, сгибая с насмешливым свистом деревья. Откуда-то сверху щедро посыпало снегом и льдом, и молочная мгла застлала серебряный свет Селунэ.       Демона, ещё мокрого после «купания», моментально покрыла изморозь. Ветер хлестнул его в морду, как тысяча рук. Он сделал к Джахейре медленный шаг, а затем ещё шаг. С каждым шагом на серой броне нарастали сосульки. Очередной порыв ветра заставил Жнеца пошатнуться. Он опустился на все лапы, пригнулся низко к земле и пополз, похожий на мерзкое насекомое. Он полз к Джахейре сквозь колдовскую пургу, извиваясь, цепляясь за землю когтями. Изморозь на его броне превращалась в толстые ледяные пластины. Два узких глаза багровели пламенем ненависти во мгле — убивать, пожирать, уничтожать… Нет, Джахейра ему не позволит. Вновь и вновь она шептала слова заклятия, и могучие ветры со свистом жалили монстра холодом, словно плети.       И холод взял верх. Жнец замер на полушаге, вытянув лапу, скованный панцирем льда. Самая жуткая в мире скульптура — вот она. Воплощённая злоба. В изгибах бледного тела, в хаосе смертоносных лап угадывалось отвратительное изящество. Оно притягивало взгляд, но Джахейре некогда было глазеть на Жнеца. Она опустила руку, и ледяные ветра успокоились. Затем она вынула саблю из-за спины и захромала к поверженному врагу, роняя при каждом шаге алые брызги на белый снег. Она встала над рогатой головой между передних лап. Глаза Жнеца ещё пылали красным сквозь толщу льда. Они вцепились в Джахейру с лютой, неугасаемой злобой, которую не способны испытывать смертные существа. Вот он, старый враг, и история тоже старая. Демон Баала — у её ног.       — Ты… — прохрипела Джахейра, зная, что монстр слышит её, — …можешь пытаться снова и снова. Носить разные лица… строить хитрые планы. Но каждый проклятый раз ты будешь унижен и бит!       Она говорила, не ведая, что её собственная кровь из раны слетает на лапу демона. Живая, горячая кровь. Этих нескольких капель было достаточно, чтобы снова раздуть угасшее пламя голодной ярости.       — Зло не одержит верх, — завершила Джахейра речь, наставляя саблю на красный глаз. — Никогда!..       С хрустальным звоном ледяная броня разлетелась вдребезги. Сосульки брызнули во все стороны, когда демон поднялся. У Джахейры было меньше одного мгновения осознать ошибку. Может, она успела, а может, и нет. На лице у неё застыло весьма удивлённое выражение… На лице головы, отделённой от тела.       Одним стремительным ударом Жнец порвал шею Джахейры. Её голова подлетела, и он поймал её в пасть. Четыре челюсти с хрустом сомкнулись на черепе, раздавили кость, словно орех. Тело рухнуло наземь, хлестая кровью. Жнец погрузил в него двадцать четыре когтя — двенадцать в грудную клетку, двенадцать в живот — и рванул. То, что когда-то жило, дышало, звалось Джахейрой, стало уродливым месивом из костей и мяса. Кровь широким мазком окрасила тающий снег. Но сколь бы ни была сладка расправа над заклятым врагом, Жнеца манил урожай куда изобильней, чем одна старая женщина.       В двери таверны с треском ударили когти, и доски рассыпались в щепы. Среди людей, запершихся внутри, были и воины, и чародеи. Защитники вытащили оружие, подготовили заклинания… Только драться с чудовищем — как стрелять в ураган, как резать землетрясение. Все они знали, что бой уже проигран. Пала Джахейра — падёт и «Последний Свет».       Гибельный смерч ворвался в таверну. Его встретили стрелы и вспышки заклятий. Несколько смельчаков пошли на Жнеца с мечами и топорами… и тотчас пали от взмаха когтей. Одним ударом он положил их всех, словно коса в разгар урожая. Жнец набросился на Арфистов, прыгучий, стремительный, смертоносный. Вопли боли и ужаса огласили зал, полетели из окон к тускнеющему щиту, унеслись в чёрное небо. Рык монстра вторил предсмертным воплям. Не битва, но безобразная бойня — каждый удар Жнеца уносил по две, по три жизни. Пол от крови стал скользким, части истёрзанных тел покрыли ковры, как яства — богатый стол.       В какой-то момент чудовище, прыгнув вслед за очередной добычей, разбило хвостом очаг. Пылающие дрова брызнули на ковры, на дерево. Невзирая на лужи крови, пламя распространилось быстро. Жнец, однако, не чувствовал дыма и жара. Кровавое бешенство овладело им: он пировал, обжирался ужасом, упивался допьяна смертью. В безумии монстр метался и выл, и валялся брюхом в крови, и раздирал в клочья трупы. Крыша «Последнего Света» уже посыпалась, а он всё бесновался. Пламя лизнуло его броню, заставив вскипеть приставшую кровь. Только тогда боль вывела монстра из приступа ярости. Он зашипел, вскинул рогатую голову, озираясь в поисках выхода. Всюду — чёрный дым, огонь и рушащиеся стены. Метаясь в едком дыму, Жнец запоздало вспомнил, что никакая кровь ему не заменит воздуха…       А затем опорные балки треснули, и потолок обрушился, погребая в руинах «Последнего Света» Жнеца и всех его бедных жертв.       И всё поглотила тьма.       — …Леди Орин! Моя госпожа, очнитесь! Заклинаю именем Отца — откройте глаза!       Орин с трудом разлепила веки. И тотчас глаза обожгла нестерпимая боль — после дыма их всё ещё ело. Она схватилась за лицо, мягкое человеческое лицо. Вот они, её руки, не когти. Вернулись к ней.       — С…-скелеритас… — прошептала она, едва шевельнув губами. От попытки заговорить горло отчаянно запершило. Орин захрипела, закашлялась, скрючилась на земле.       — Тихо, тихо, моя госпожа, — пропел голосок слуги. — Вы в безопасности. Вам нужно лишь немного отдышаться.       Откашлявшись, Орин приподнялась и вновь попыталась открыть глаза. Сухая земля под ней холодила кожу. Она сидела на берегу Чионтара. Впереди, шагах в десяти, над рекой торчали остатки моста. Вода в провале отражала огромный пожар. Остров «Последнего Света» пылал — неистовое пламя пожирало чёрные силуэты деревьев и зданий. Из-за оранжевого зарева казалось, будто волны и небо тоже пылают. Оставалось лишь надеяться, что Шэдоухарт успела выкрасть Изобель до пожара.       — Как вы себя чувствуете, госпожа? — участливо осведомился Скелеритас.       Орин осторожно поднялась на ноги. С прошлой встречи коротышка-демон не изменился нисколько, разве что на уродливой морде играла благостная улыбка.       — Ты что здесь делаешь? — буркнула Орин вместо ответа.       — Спасаю вас, разумеется, — он снял шляпу с лысой головы и коротко поклонился. — Вы, может, и позабыли меня, но я-то о вас не забыл. Старый Скелеритас никогда вас не бросит! Как бросить такое сокровище? Тем более, теперь, когда ваше тёмное дарование расцвело во всей нечестивой красе!       — Мой… дар, — растерянно повторила Орин. Она смутно помнила, что творила в облике демона. Превращение — дикая, страшная, запредельная боль. Мир в красном свете — смазанные обрывки. Бой с Джахейрой, вкус крови, пожар, хаос. Тяжёлый, тягучий сон, в котором удовольствие, страдание и мерзость столь страстно переплетаются, что одно от другого не отделить.       — Отец, леди Орин, явил вам высшую милость. Впервые за сотню лет этот жалкий мирок вновь дрожит под пятой Жнеца! Вы — Избранная Баала, моя госпожа. В том теперь нет сомнений! Как же Скелеритас рад, как счастлив! Это вы меня осчастливили! И потому у меня есть для вас подарок.       Он опустился на колени и вытянул руки перед собой. В когтистые пятёрни, полыхнув кровавым пламенем, лёг короткий меч. Клинок зеркально блеснул алым металлом. Причудливую витую гарду украшал крупный рубин в лучистой оправе. Изящная рукоять была сделана точно под руку Орин — она поняла это, просто взглянув. Она смело, без колебаний, взяла рукоять. Приятная прохлада меча под пальцами показалась ей очень знакомой, словно с ней поздоровался старый друг. Скелеритас, как будто разгадав её мысли, с почтением проговорил:       — Когда-то это оружие принадлежало вам. Вы его называли «Тысяча болей».       — Какой же это подарок, — скептически хмыкнула Орин, разглядывая клинок, — если он уже был моим?       — До встречи во Вратах Балдура, юная госпожа!       И Скелеритас, по своему обыкновению, моментально исчез в облачке красных искр.