Лэнс

      Пока было светло и работало кладбище, Лэнс решил наведаться туда. Место скорби и печали, где скорее всего отвели уголок другим погибшим в тот день жертвам теракта. Где-нибудь рядом с Литературными подмостками или Аллеей ангелов.       Шаги привели Лэнса на остановку, где уже стояла молодая собака (вроде бы салюки) в зеленом топике и синих шортиках, едва достающих до середины бедра, — на улице стояла жарища, градусов восемьдесят пять. И он, закутанный по самую голову в толстовку. Волосы у девушки были тёмными, неаккуратно растрепаны, словно у панка, черный рюкзачок пестрил всевозможными значками и наклейками, а хвост болтался из стороны в сторону. Видимо, переписка в телефоне приносила ей кучу положительных эмоций. И Лэнс впитывал их, морщась.       Вторым обитателем остановки был чересчур жизнерадостный гиппопотам, разговаривавший по телефону; он увлеченно рассказывал жене или подруге о собеседовании на работу и светился так, что Лэнс невольно отодвинулся от него на противоположный край, чтобы не сгореть в этом сиянии.       Насколько же это непривычно, быть рядом с кем-то, кроме тебя самого. Этим двоим не надо ограничивать себя ни в чём. Они молоды, зелены, полны сил и энергии. Лэнс не желал им никакого зла: всё дело в демоническом семени, засевшем глубоко внутри, которое не смог выковырять ни Гиантрей, Сын Света, дракон, сияющий, как новый унитаз, ни сам Реджинальд. Обосрались они, и Лэнс был этому рад.       У него мелькнула совсем невозможная (по крайней мере в прошлой жизни) мысль: а не пригласить бы собачку на кофе? Разница видов сейчас никого не смущает, рост вообще просто число. Посидели бы, попили кофе… ага, да, и он бы рассказал ей, как призвал всепожирающее чудовище, развалившее театр и унёсшее столько жизней, да и сам не грешил втыкать арматуру в тело. Да и не услышала бы она его через наушники. Да чёрт его знает, сколько ей лет. Выглядит она на двадцать, а на деле едва паспорт получила.       Лэнс до этого не задумывался и насчёт своего возраста. Сколько ему? Двадцать два, двадцать три? Или три тысячи двадцать три? Время потеряло для него всяческое значение после пережитого.       Он надвинул и без того глубокий капюшон на глаза. Это солнце напекло ему голову, не иначе. Этим объяснением он вполне удовлетворился, несмотря на свою природу. Оставалось только тайком пялиться на классную задницу салюки и ждать свой транспорт.       По иронии судьбы он сел рядом с собакой, а весельчак приземлился у передней двери, так и не отнимая трубку от уха. Только для того, чтобы оплатить проезд всё тем же телефоном. Лэнс отдал кондуктору сто долларов, заметив, как вытянулось у неё газелье лицо и с ним же ей пришлось отсчитывать сдачу. Когда с расчётами было покончено, Лэнс решил изучить телефон, выданный Блэком.       Насчёт прослушки он уже не парился, она тут однозначно была. Может быть камера, что фронталка, что основная, снимали в режиме онлайн двадцать четыре на семь. Модель Oppo+ зеленого цвета, без чехла, диагональ 6,5’, одна фронтальная камера и три основные, меню ничем не отличается от флагманов. Лэнс не был большим спецом в этом деле и потому дал бы 250$ красную цену.       На сим-карте не было ни контактов, ни сообщений. Совершенно новая игрушка, также, как и он сам. В какой уже раз Лэнс послал Реджинальда в жопу со своим прилизанным менталитетом и позволил себе улыбнуться — сам не раз побывал в говне, повидал за пятьсот лет жизни уйму всего и всё равно ведёт себя как барышня из бульварного романа.       Обращайся к Свету после такого.       Единственное, ради чего он использовал телефон, — загуглил новости о теракте у театра Муна. После таких событий остаётся дохрена видеосвидетельств. Особенно если замешаны демоны и огромные шипастые драконы. Он убавил звук на минимум и включил первый ролик.       На нём молодой зверь неизвестной породы снимал, как Голиаф вылезает (точнее даже вылупляется) из оболочки театра, разнося куски стен во все стороны. Лэнс зажал пальцем динамик, чтобы зверюга не голосила на весь автобус. Но краем глаза он заметил, как салюки с остановки будто бы повернулась в его сторону. И фон её эмоций сместился в более привычный для него спектр тревоги. Вместе со всем автобусом, включая водителя. От такого неожиданно захотелось закутаться в толстовку целиком, как под одеяло.       Вот кусок стены врезается в полицейскую машину и мнёт, как целлофановый стаканчик. Разбегаются вокруг звери, стремясь уйти от чудовищного кошмара, подлетают полицейские и пожарные экипажи. Но они Лэнса не интересуют. Спецназ, кружащий вокруг на вертолётах и выплёвывающий бойцов, тоже. Вертолёт новостей сносит порывом ветра, но он остаётся на лету, потому что находится слишком высоко. Он и показывает всей стране, что происходит у театра Муна.       Как Лэнс понял, самолично тогда он убил только группу Эш. За ней он в общем-то и пришёл. Остальные пострадали уже в результате обрушения здания и летящих со скоростью снаряда шрапнели из стекла, бетона и металла. Сюда же относятся и раздавленные Голиафом или обломками машины и звери. Добавляется также и огромная стена воды из резервуара с кальмарами, которые Мун и его подручные соорудили накануне. Потому в здании не случилось пожара, но Лэнс считал, что так было даже хуже.       Особое внимание он уделил кадрам с собой. Вот его фигурка выглядывает наружу, стоя на голове дракона, а потом исчезает внутри. Из-за расплывчатых, сублимированных воспоминаний (спасибо Аспектам Света) Лэнс не помнил, убил ли он членов команды Эш уже или сделает это сейчас. В палец, зажимавший динамик, иглами врезаются крики.       Зато Лэнс прекрасно помнил, что случилось потом. Не успел Голиаф раскрыть крылья и взлететь (вот что стало бы настоящей трагедией), дорезав остатки фасада как бумагу, как появились сразу несколько вспышек, и улица наполнилась неизвестными доселе этому миру фигурами. Паренёк, накрытый волной пыли и трясший камерой из-за бега, до последнего снимал, как Реджинальд, Юля, Гиантрей и Королева Света, принявшая почему-то облик его бывшей Эш, ныряют в здание. Все слова паренька сопровождаются отборной нецензурщиной, и это было естественно. Ну и к тому же Лэнс выяснил, что это молодой пухлый рыже-чёрный кот, потому что он повернул камеру на своё запылённое лицо, дабы, видимо, показать всему миру, что за катастрофу он снял.       Сам бой тоже проходил в потёмках — Лэнс сражался до последнего, но в руинах у него было мало шансов, не говоря уже про Голиафа. После непродолжительных брыканий и обменов техниками его быстро запечатывают и уносят из этого мира. Такое на камеру уже не попало.       Другие видео Лэнс смотреть не стал и заблокировал экран. В его испорченной душе боролись два ощущения. Нет, там не было сожаления или сострадания; эти эмоции были вычеркнуты оттуда после становления демоном. Но осколки всё равно ранили, подобно иголкам. Ему не было дела до погибших зверей, совершенно ему посторонних. Только до некоторых.       До Бекки и его родителей.       Его фамилия была Гердераш, но почти никогда не упоминалась кроме официальных документов. Она имела немецкие или польские корни, Лэнс особо никогда не интересовался этим вопросом. Но сейчас это стало единственной зацепкой для поисков. Лэнс надеялся, что не найдёт могилу своих родителей на единственном в городе кладбище. Кайл и Элис Гердераш.       Фамилию Бекки он не помнил, хоть убей. А одного имени для поисков было мало. Всю оставшуюся часть поездки он рылся в разорённой библиотеке уцелевших воспоминаний, но выудить из этого хлама фамилию бывшей девушки так и не смог. Единственной ниточкой к заветному сочетанию букв были родители Бекки, но: а) они ни за что не скажут её постороннему. Если они узнают, кто он, вызовут полицию, а этого ему не надо; б) дай Тьма, чтобы они сами были живы.       На последнее Лэнс рассчитывал больше, потому что их в момент трагедии рядом вроде бы не было. Но кто знает, что произошло за это время. Или вообще уехали в другой город или штат. Он бы уехал, но по старой памяти возвращается обратно. Тут даже лис ни при чём.       Лэнс даже захотел сойти с автобуса и вернуться обратно в город, чтобы попытать счастья, но передумал. До кладбища езды оставалось минут десять от силы. Лэнс уже придумал, как будет искать Бекки — если ничего нет, то остаётся только вид. В городе не так много дикобразов, и в похоронном бюро должны знать всех. Он даже позволил себе улыбку, которую, благо, никто не увидел.       Когда автобус подъезжал к остановке у городского кладбища, до Лэнса дошла простая мысль: зачем ему похоронное бюро, если можно найти всю информацию в Интернете? Хорошая мысля приходит опосля, ну-ну. Он уже на остановке зашёл на сайт кладбища Города и ввёл в поисковике «Бекки». Ему высветились десятки и сотни девушек, женщин и старушек, всех видов и внешностей. Фильтра по виду на простеньком ресурсе не нашлось, хотя такую мелочь нужно было обязательно вставить.       Ладно, придётся тогда просматривать всех и искать нужную… и надеяться, что не найдёт.       Пока Лэнс листал ленту и вглядывался в экран, салюки, встреченная им на остановке, двинулась в сторону кладбища. Половину дороги она смотрела видео и слушала музыку, а другую половину украдкой наблюдала за странным пришельцем, который чуть ли не на весь автобус смотрел видео с места трагедии. Наверное, долго не был в городе и решил ознакомиться с последними новостями. Только Акра никак не могла отделаться от мысли, что сокрытые под капюшоном глаза ей знакомы, несмотря на то, что данного субъекта она видела впервые.       Сама она приехала к маме, потому что отец был на работе. Ещё вчера он попросил навестить могилу, а сам выберется ближе к выходным. Акра в силу юности не понимала, как можно сравнивать тупую работу и сидение за компом с такой важной поездкой, когда твоя жена и её мама ждёт, чтобы её навестили как можно скорее. Оставалось только горько вздыхать и ехать одной к чёрту на рога.       Кладбищу было около двухсот лет. Первый похороненный здесь зверь был первый мэр Города, лев Николас Патерн и его женой: их могила находилась практически в геометрическом центре комплекса и содержалась в идеальном состоянии под видеонаблюдением. От центра по Внешнему кольцу расходился Пантеон (коллеги мэра, можно сказать, его «свита»), ещё дальше коллеги победнее, после чего шли простые захоронения. Статуи мэра и супруги до сих пор стоят на невысоком постаменте и будто бы ждут момента, когда подопечных можно будет снова созвать. Но такое случится, скорее всего, только на Последнем Суде.       Любители городского фэнтези поговаривают, что случайно забредший сюда горожанин может услышать тихий шёпот и смех леди Патерн, который обычно принимается за завывание ветра.       Самыми известными участками были Литературные подмостки и Аллея ангелов. Первое говорило само за себя: здесь нашли последнее пристанище писатели, поэты, актёры, музыканты, композиторы, скульпторы, учёные и прочие деятели искусства и науки. Перечислить всех было бы крайне сложно. Туда Лэнсу было не нужно.       А вот Аллея ангелов — совсем другим дело. В начале двадцатого века в Городе случилась эпидемия полиомиелита, унёсшая жизни около двухсот тысяч зверей, среди которых четвертью были дети. Здесь большая часть из них нашла упокоение. Монументальная стелла в виде взлетающей птицы была поставлена таким образом, что в закатный час клювик птицы освещался солнцем. После трагедии некоторые звери побогаче хоронили здесь своих чад. Кто-то предлагал добавить ещё одну птичку к уже имеющейся, но так и не добавили.       На двенадцатой странице поиска Лэнс уже отчаялся и подумал, что дальше листать нет смысла. Это снова вселило в него призрачную надежду на то, что он найдёт Бекки живой и не совсем невредимой где-нибудь на другом конце страны. Он присел на одну из кованых скамеек у входа на кладбище и откинулся назад, отчего рюкзак пластинкой упёрся в спину. Взглянул ещё раз в экран и хотел уже закрывать сайт, как внизу заметил изображение со знакомыми уложенными иголками. Спокойствия как не бывало, телефон подлетел к его лицу и практически утонул в капюшоне.       Да. Да, не осталось никаких сомнений. Это она.       Бекки.       Лэнс открыл страницу, и ему сразу выпала улица, ряд и место, но цифры его не интересовали. С фотографии на него смотрела улыбающаяся девушка в очках в виде сердечек (тех самых, которые как трофей забрала Эш). Бекки держала в лапе стаканчик кофе. Такая простая и милая фотка… на таком сайте.       Ледяная глыба наросла в груди с такой скоростью, что врезалась краями в стенки лёгких. Лэнсу на мгновение стало трудно дышать. Снова и снова он просматривал скудные данные, после чего сделал страшный вывод — это не ошибка и не какая-нибудь другая Бекки.       Его Бекки.       — Ёбанный в рот, — ему казалось, что слова вылетают вместе с воздухом изо рта помимо воли, не в силах удержаться в покорёженных и смятых альвеолах, — ёбанный в рот… прости меня… прости, пожалуйста, прости!       Последнее «прости» устремилось в небо, необычно чистое и светлое, и растаяло там. Лэнс вскочил со скамейки и вбежал на кладбище, лишь мельком ещё раз взглянув, где находится могила Бекки.       Ему раньше не доводилось посещать это место, но указатели вполне быстро сориентировали его. Само надгробие он не увидел, а почувствовал, так как ледяная глыба работала куда лучше указателей, пульсируя сильнее или слабее в зависимости от направления.       Стоило ему заступить за оградку, как он скинул рюкзак в сторону и упал на колени перед надгробием; с него смотрела точно такая же фотография, что и была на сайте. Улыбающееся лицо со светлого, будто бы омытого дождём камня. Лэнс поднял голову, хорошенько осмотрелся, нет ли кого поблизости, после чего снял капюшон, обнажив обожжённо-капустную голову.       — Привет, — никаким голосом выдавил из себя Лэнс, — привет, детка.       Разумеется, ему никто не ответил. Но Лэнс и не ждал ответа от безразличного куска камня. Он ждал ответа от Бекки. Он немного выпрямился и взглянул на рамку. Губы сами собой дрогнули, а айсберг в груди внезапно сменился озером лавы. Он шмыгнул носом, чувствуя, как его взор застилает тьма.       — Прости, детка… я немного опоздал. Задержался. Не злись только.       Лэнс переменил позу и сел прямо на землю рядом, хотя у могилы имелся столик и скамеечка, всё также не теряя зрительного контакта с Бекки. Он положил лапу на колено и вздохнул. Острых краёв больше не было, только плеск обжигающего озера.       — Не принёс тебе ничего, — ему в самом деле нечего было положить Бекки в качестве подношения. У самого-то вещей с мышиный хвост.       Он многое хотел ей рассказать, но слова все куда-то провалились. С другой стороны, просто сидеть и смотреть на рамку с фото тоже не вариант. Так что Лэнс начал с самого начала. С момента своего ареста.       Его принесли в Чертог Рыси в бессознательном состоянии, так что он не помнил, что случилось после короткой потасовки с лисом и Аспектами Света. Очнулся уже в камере, в которой уже стоял поднос с завтраком и инструкция, как себя вести, чтобы не быть ограниченным до пяти шагов в день, с удалёнными под корень иглами. Ни одной не оставили, сволочи. Неделю ему казалось, что спину продувает постоянный сквозняк.       Дело в том, что Лэнс был всего лишь исполнителем планов Аспектов Тьмы. Они в неизвестный момент (скорее всего это случилось в момент первого влечения к Бекки) заразили его демоническим семенем и сделали себе марионетку.       Он не сопротивлялся. Кому не понравится внезапная сила, с которой, как ему казалось, можно сделать всё что угодно? Сила росла, расширяла его мышцы, наливала силой член и иглы. Он даже не заметил — впрочем, как и всё, что вокруг него тогда происходило — как его иглы начали сами собой светиться зловещим гранатовым сиянием. Не знал Лэнс, откуда взялась мысль о том, что Эш и её группа — это враги, которые нужно уничтожить.       Помутнения стали спасением во время копания в памяти Аспектами Света. Как ковыряние ложкой в сыром мозгу, каждое невербальное прикосновение подобно вонзанию иглы в самые чувствительные участки серого вещества, хотя по науке мозг боли не чувствует.       Отсюда должен следовать вывод, что Лэнса как единственного подозреваемого следует отпустить под домашний арест… но не тут-то было. Его не признали, как жертву, а совсем наоборот. Скверна, пропитавшая его тело и разум, укоренилась, сделала бывшего музыканта-неудачника единым с собой, после чего Лэнс сам начал думать, как она.       Как говорится — как всё запущено.       Сюда же добавлялись и сражения с Королевой Лисиц, запомнившиеся Лэнсу как яркие, вкусные вспышки. Здесь следует пояснить: купание в Море Крови и нахождение в Ледяных пустошах, инициированные Лисой, являлись незаконными оборотами, но на это ни самой Королеве, ни ему почти ничего не сказали, а поставили пунктик в досье и поехали дальше.       Понятия времени в Чертоге Рыси нет, потому что он находится в центре Шести миров и является источником всего. Лэнс мог провести за решёткой и год, и тысячу лет, пока Реджинальд не пересмотрел дело и не предложил отпустить Лэнса под залог печати, изготовленной его давним другом и братом по оружию, драконом Керном Райдером. А он знал толк в трёх вещах: выпивке, инженерии (в том числе и магической) и идиотских каламбурах. «Ле Жу, Пер Жу» считалось его лучшим творением среди всех, что Лэнс слышал, пускай и случайно. Он не привык жалеть о чём-либо, но здесь выбора попросту не оставалось.       Всё это Лэнс рассказывал без остановки. Ему пришлось надеть капюшон обратно на голову, потому что любая камера могла засечь его измытанное лицо и показать это в ближайшем отделении полиции. Лэнсу не хотелось уходить. Он мог бы сидеть тут до ночи, вспоминая старые истории и придумывая новые на ходу, но мысль, что родители могут до сих пор ждать его, прочно засела в голове.       — Извини, мне пора, — ноги за время сидения успели затечь, но Лэнс на такие мелочи не обращал внимания, — нужно найти моих стариков. Ещё увидимся, детка, обещаю.       Лэнс наклонился, коснулся губами портрета, и холод стекла обжёг ему губы. Он вытер глаза пальцами и улыбнулся искренне, по-детски, как на первом свидании.       — Жаль, что так получилось, — голос подвёл его и дрогнул, — прости, Бек… прости…       Ещё раз мазнув пальцами по намокшим глазам, он оставил второй поцелуй, вытер рамку и, стремительно собравшись, зашагал к выходу из кладбища.       Акра, навестив могилу родителей, только проводила удаляющуюся фигуру взглядом и пошла следом.