***
Конечно в словах Серёги есть здравый смысл. Никто Арса не знает лучше, чем он. Никто другой не подтирал ему сопли после неудачных отношений, которые каждый раз что-то ломали внутри. И Серёжа хорошо знает причину этих изломов. Арсений тоже знает. Она в нём, в его вечном страхе быть непринятым, потерять близкого человека. Страх этот как паранойя поселяется внутри и с каждым разом разрастается подобно снежному кому, пока не сносит всё на своём пути. Будучи молодым и неопытным, он вообще никак не мог его контролировать. Страх потерять любимого человека затмевал все доводы разума, подчинял себе, заставляя каждый раз обнажать эмоции, развязывал рот, который нёс ревнивый бред и оскорбления. Разрушал всё до основания. Но Арсений взрослел, старался делать работу над ошибками и пришёл к тому, что своё помешательство не надо обнажать, демонов нужно держать глубоко внутри, не позволяя вырваться наружу и захватить власть. И он молчал. Молчал, когда видел откровенную ложь, молчал, когда им помыкали, молчал, когда его ни во что не ставили, молчал, когда с ним делали то, чего он не хотел. Молчал, молчал, пока тело не начало кричать громче слов. Пока Серёга не нашёл его на холодном полу ванной в окружении сотни окровавленных осколков. Ничего Арсений с собой не делал, кроме молчаливого согласия на насилие. Просто тело протестовало бесконечными бессонницами и недоеданием, пока Арс не потерял сознание, потянув за собой и без того шатающуюся раковину. После этого Арсений дал себе слово — никакой зависимости от другого человека, он в завязке. Серёгины испуганные глаза до сих пор стоят в памяти, не позволяя относиться к себе с похуизмом. И Арсений здорово в этом преуспел. Научился выбирать сам, задавать свои правила игры, а если по ним играть не хотели, то с легким сердцем отказывался от партнёра, меняя на следующего. Самым запретным типом были те, кто мог иметь хоть какую-то власть над ним. Таких Арс обходил по широкой дуге, не допуская в личное пространство. И к чему он пришёл? Беги-не беги, от себя не убежишь. Звёзды, походу, решили приколоться или в край извести нервы, подкидывая человека, который и есть само олицетворение власти. А ведь Арс знал, он чувствовал с самого начала, чем его бесит Шастун — он тот, к кому неизбежно возникнут чувства и кто снова разбудит спящего монстра, упивающегося разрушением. Арсений бесился и ненавидел заранее и всё же держался, соблюдая субординацию. Их хрупкий мир держался на ней. А теперь он снова лежит поверженный в окружении осколков. Поверить, что он другой? Что не причинит боли, что не поставит в зависимое положение, что не выбросит, когда надоест или когда Арс его разочарует? Слишком рискованный шаг, чтобы делать его необдуманно. Поэтому Арсений думает, много думает. Пока наворачивает четырнадцать километров на тренажере, пока слушает Серёжу, пока смывает солёный пот под теплыми струями душа, в машине по дороге домой. И дома тоже думает, бездумно разглядывая морской пейзаж на квадратном холсте. Пейзаж всматривается в него в ответ и словно нашёптывает: «Ты забыл, каким он может быть? Забыл, что чувствовал в этот момент?» И если не это искренность, тогда чему вообще верить? Арсений ставит бокал вина на журнальный столик и бежит в спальню, доставая из ящика рабочего стола небольшой блокнот с ручкой. Возвращается в гостиную и начинает писать. Он пробовал кричать, но его не услышали. Он пробовал молчать, и его волю полностью подчинили себе. Но ещё ни разу он не пробовал договариваться, честно, на равных.***
При входе в офис Арсения встречает ядрёное напряжение, повисшее в воздухе. Не такое, какое было после экстренного совещания, когда он попробовал игнорировать звонки начальника; не недовольство, а концентрированное любопытство. Он не понимает его причину: почему выражение лиц коллег выглядит как кукольная маска, созданная искусственным интеллектом. По мере приближения к рабочему столу, Арс эту причину находит, в глубине души надеясь, что он просто галлюцинирует, а не видит на столе роскошный букет из голубых гортензий, белой эустомы и цветов хлопка, украшенный веточками эвкалипта и салала. Такой весенний и трогательный. Но всё, что у Арсения вырывается на эту красоту — задушенный вскрик наподобие «Хах». Он бросает ключи от машины и телефон на рабочий стол и садится в удобное кресло, откидываясь на спинку и нервно раскачиваясь из стороны в сторону. Пытается придумать, что с этим делать, учитывая, что буквально весь офис пялится на него, даже если коллеги и стараются создать видимость бурной деятельности. Арсений ощущает себя муравьём, которого пристально рассматривают под увеличительным стеклом. Но ему всё равно до бабочек в животе приятен этот жест, а небольшая записка, спрятанная в переплетениях цветов, так и манит поскорее её прочитать. И лишь толика сомнений не даёт сделать это сразу: мало ли от кого вообще этот букет, на конференции на него кто только не заглядывался. Но как говорится, не попробуешь — не попробуешь. Арсений тянется к букету и вынимает записку. Буквально через секунду его лицо озаряет улыбка, хотя он ещё текст не прочел, зато почерк этот узнает из тысячи. Слова заставляют кончики пальцев покалывать, а щёки краснеть, когда он читает простое, но самое прекрасное: «Можно я стану твоим солнцем? Обещаю не обжигать и ровный загар». — Как мило, — раздаётся позади женский голос. У Арсения душа стремительно уходит в пятки, и он чуть не наворачивается вместе с креслом. — Блять! — Попов обретает равновесие и разворачивается лицом к девушке. — У тебя родители, случаем, не из клана ниндзя? Олеся забавно поджимает губы и, опираясь рукой о спинку кресла, наклоняется к мужчине, чтобы тихо произнести: — Оставь эти подкаты для своего суженого-ряженого. Он, кстати, тебя в кабинет вызывает. — Откуда? — тянет растерянно Арс. — Звёзды нашептали, — игриво подмигивает девушка и, колыхнув пышной юбкой, резко разворачивается, чтобы вернуться на своё рабочее место. Арсению остаётся только что поражённо выдохнуть и провести минуту в тишине, чтобы собраться с мыслями. Заходить в до боли знакомый кабинет непривычно волнительно, и Арсений просто не понимает, куда спрятать блаженную улыбку, поэтому по привычке поджимает губы, стараясь смотреть на что угодно, только не в глаза начальнику, пока все остальные внимательно наблюдают за ними через стекло. Но опустить сейчас жалюзи, всё равно что расписаться в служебном романе на глазах десятков свидетелей. Хрен им, а не иммерсивное шоу. Арс хороший актер, он сможет сыграть сдержанное безразличие и профессиональное хладнокровие. Вон, у Шастуна же выходит: уткнулся носом в бумажки и что-то сосредоточенно пишет, и только от внимательного взгляда ассистента не ускользает, что он тупо водит ручкой по кругу, зачеркивая одну и ту же строчку. — Арсений, — начинает Антон Андреевич, прочищая горло, глаз не поднимает, — надо съездить в министерство передать документы, а потом на Девяткина — проконтролировать строительство объекта. Есть ощущение, что подрядчик нас где-то наёбывает. Справишься? Арсений рассматривает светло-розовую рубашку начальника и понимает наконец, на что тот похож. — Ты гриб. Шастун вскидывает голову, недоуменно поднимая бровь. — Чего? — Волнушка. В голове Антона со скрипом передвигаются шестеренки. Поняв, наконец, прикол, он коротко смеётся, потирая пальцами глаза. — Господи, Арсений, что вообще творится в твоей голове? Арсений позволяет себе улыбнуться — невозможно отреагировать иначе, когда он видит искреннюю улыбку Шастуна, которая делает мужчину невероятно живым и привлекательным. Подходит ближе и начинает неловко перебирать ручки в органайзере. — Хочешь узнать? — Очень хочу, — тихо произносит Антон, открыто любуясь своим ассистентом. — Сегодня вечером, — щёлкнув рандомной ручкой, Арсений отвечает на зрительный контакт, — когда вернусь после поручений сварливого босса. Только ему не говори. — Не скажу. Но ты не оплошай, а то он будет недоволен и непременно тебя накажет. — Вот как? — Арс усмехается, а в глазах читается вызов. — И как же? Антон отгораживается от стекла спинкой кресла, потому что этот горячий взгляд принадлежит только одному зрителю. — А то ты не знаешь. Примерно 0,001 грамма терпения остаётся у Арса, чтобы в эту же секунду не опустить жалюзи и не впиться требовательным поцелуем в шефа. Этого хватает, чтобы спрятать взгляд под трепетными ресницами и прикусить губу в попытке удержать лукавую улыбку. Шумно выдохнув и смяв непослушными пальцами ткань брюк, Арсений разворачивается, чтобы скорее покинуть кабинет, но замирает у двери, чтобы сказать: — Кстати, цветы мне очень понравились, но не стоит дарить их, — старается подобрать правильные слова, — при всём честном народе. Пожалуйста, — добавляет он, смущаясь. Вот так, первая попытка отстоять границы. Волнительно и страшно. Антон спокойно кивает в ответ, и, кажется, это добрый знак.***
День проходит в невообразимой суматохе. В министерстве строительства просто нескончаемая очередь, бюрократические жернова еле-еле, с раздражающим скрипом проржавевших механизмов, двигаются, принимая одного заявителя за другим, катастрофически медленно проверяя бумаги, душно споря о недочётах и нудно объясняя, куда надо пойти и к кому обратиться, чтобы переделать документы. К счастью, пакет «Интеграла» эта учесть обходит стороной. Благослови господь святую Марину Сергеевну, которая заполняет бланки так, что комар носа не подточит. На объект (новый торговый центр) Арс добирается по сумасшедшим пробкам, оставляя на половине пути такси и пересаживаясь на трамвай. Чтобы успеть к концу рабочего дня он даже пропускает обед, чувствуя нарастающее раздражение от голода и усталости. По прибытии Арс понимает, что то, что он испытывал до этого, просто мелочь по сравнению с тем непередаваемым ахуем, когда он видит ещё голый, необлицованный фасад, который нужно было закончить пять дней назад, и никуда не торопящийся рой строительной бригады, лениво поедающий доширак и шаурму. Он даже не пытается вступать в полемику с прорабом, который явно нервничает от его неожиданного визита, а молча делает фотографии объекта и отсылает их шефу. Через две минуты телефон прораба пиликает от входящего звонка, через три его дебелое лицо покрывается испариной, а левое ухо глохнет от отборного мата, который обрушивается на его бессовестную голову, а Арсений обнаруживает, что властный голос начальника больше не вызывает раздражения, а отзывается чем-то горячим внизу живота. Голод во всех его смыслах и проявлениях становится главенствующем ощущением в утомленном сознании, когда Арсений возвращается поздно вечером в офис. Отзывается нервным зудом, туманит разум и тугим узлом скручивает не то желудок, не то пах. Что-то там про серьёзный важный разговор крутится на задворках сознания, но с каждой секундой по мере приближения к зданию теряет свою актуальность. В офисе темно и тихо. Офис спит. И только двоим здесь не до сна. Антон с подвернутыми до локтя рукавами увлечённо печатает на новенькой клавиатуре, тяжело промаргиваясь от утомляющего зрение голубого экрана. Безбожно красивый в приглушенном свете настольной лампы, сосредоточенно хмурящий брови и нервно кусающий пухлые, чуть суховатые губы. Голод в пульсирующем мозгу оставляет место лишь для первобытных инстинктов, упрощая поведение до двух простых команд — брать и поглощать. Арсений откидывает кожаную куртку и телефон на диванчик, уверенно приближаясь к объекту сегодняшней трапезы. Антон ничего не успевает сообразить, когда его губы накрывают требовательным поцелуем, заключая щёки в прохладные ладони. Он что-то мычит, тянет руки в протестующем жесте, но через пару секунд сдаётся, кладя ладони на поясницу ассистента. Порывается замедлить поцелуй, сделать его чувственнее, но наглый язык жадно вторгается в горячий рот, отвоевывая право вести в этой партии, и совсем по-собственнически зубы кусают нижнюю губу, чуть оттягивая. — Секс на рабочем месте — отвратительное клише, — пытается шутить Шастун, чтобы скрыть неловкость и чуть сбавить обороты. — Я не буду откидывать вещи с рабочего стола на пол. — Абсолютно с тобой согласен, — хищно улыбается Арс. — Я не намерен опять заказывать клавиатуру. Антон выглядывает из-за его спины. — Диван тоже не вариант. — Конечно, мы на него ни в жизнь не поместимся, — оглядывается следом Арс. В этом минималистичном пространстве выбор действительно не велик. Остается только один вариант. Арс расплывается в лукавой улыбке и тянет начальника за предплечье, заставляя подняться с кресла. Не может себя остановить, чтобы не прильнуть снова к желанным губам. Кажется, прекрати он делать это хотя бы на секунду, то погибнет от жажды. Пальцами зарывается в русые волосы, ногтями царапая макушку. И сам тянется ближе, привствая на носочки, идеально правильно. Млеет от сильных рук, что нетерпеливо и, в то же время трепетно оглаживают его бока. Шаг за шагом, сантиметр за сантиметром, пока спина и затылок не упираются в холодное стекло. Антону затея нравится, он прижимает совсем не хрупкое тело плотнее к перегородке, упираясь влажной ладонью в стекло, да простит их Кэмерон за плагиат. Воздух раскаляется до предела, хотя это просто в легких заканчивается кислород, а между их телами — свободное пространство. Жар исходит даже сквозь несколько слоёв одежды. И это тоже до головокружения правильно. Выдох и снова горячий поцелуй. Арсений стонет в губы напротив, а его проворные пальцы расстегивают ремень на брюках начальника. Бляшка звенит и чуть ударяет по костяшкам. — Какой ты… — Антон не договаривает, отвлекаясь на мягкие подушечки пальцев, которые накрывают гладкую головку и нежно поглаживают. Дышит тяжело и упирается лбом в чужое плечо. Свободной рукой Арс царапает ногтями заднюю поверхность шеи, заставляя Антона мелко вздрогнуть от табуна мурашек, распространяющихся по всему позвоночнику. Начальник на ощупь находит губами его шею. Хочет мягко поцеловать, но ловкие пальцы заключает ствол в полное кольцо, оттягивая крайнюю плоть, и давят на уздечку, поэтому Шастун цепляется за теплую кожу зубами, заглушая в ней протяжный стон. Яйца поджимаются от нетерпения и хочется вытрахать из Арсения всю уверенность, чтобы он потерял остатки контроля от яркого удовольствия. Развернуть к себе спиной и прижать щекой к стеклу, вгоняя член на всю длину меж сочных ягодиц. Но не в данных обстоятельствах. Арсений заслуживает комфортный, неспешный и нежный секс. Он будет таять в его руках как карамель во время их первого раза. Или говно из Антона партнёр, ведь он обещал не обжигать. Но Арсений такой пьянящий и податливый, горячий и нетерпеливый. Откидывает голову, подставляя шею под влажные поцелуи и красные отметины. Как же ему идёт каждая блядская рубашка с расстегнутыми пуговицами, а та черная с банкета до сих пор является в развратных снах Шастуна, будоража фантазию, и он ещё не скоро признается, что выкупил её у салона. — Поцелуй меня ещё, — шепчет Арс, и Антон не в силах ему отказать. Он бы делал это каждую секунду своей жизни, обменял бы на это компанию, если бы Арс первым не проявил инициативу. До сих пор не верится, что можно. Влажные губы и требовательные укусы красноречивее слов говорят, что не один Арсений здесь голоден. Крепкие ладони пожирают его тело, опускаясь всё ниже и ниже, пока не ложатся на упругие ягодицы, сминая их с надрывным пыхтением. Член ноет от невыносимого возбуждения. Арс хватает его руку и переводит на свой пах, томно выдыхая от столь необходимого давления. К счастью, Шастун не потерял ещё способность соображать. Он отрывается от страстного поедания чужих губ, чтобы расстегнуть пуговицу и молнию брюк ассистента и проникнуть, господибоже, только под ткань этих брюк, чтобы прикоснуться к каменному стояку. Уши ласкает несдержанный стон. Все они до единого теперь принадлежат ему. Больше, ему нужно услышать больше. Антон дергает Арсовы брюки до середины бедра, впечатывая оголенные ягодицы в прохладное стекло. Тот коротко ойкает от неожиданности и контраста температур, обхватывая руками сильные плечи. Антон мажет языком по его губам, спуская уже свои брюки, а затем отстраняется, чтобы двумя окольцованными пальцами размазать по ним слюну. — Давай-ка, открой ротик, — от кого угодно другого это бы звучало отвратительно пошло, но в интонациях Шастуна столько неприкрытого желания и помешательства, что у Арсения ноги подкашиваются от очередной волны возбуждения. Он послушно размыкает губы, прикрывая глаза, чувствуя как самые сексуальные пальцы в мире проникают в его влажный рот, надавливая на язык. Посасывает и обводит языком каждую фалангу, откровенно наслаждаясь процессом. Так увлеченно, что Антону приходится собрать всю волю в кулак, чтобы со звонким чпоком вытащить пальцы из его рта. Арс даже дергается за ними, как будто у младенца любимую соску отняли, но забывает о своем недовольстве, когда оба члена плотно обхватывают влажным кольцом и чмокают в покрасневшие губы. Арсению приходится снова встать на носочки, чтобы поравняться с высоким Шастуном. Он цепляется за его широкие плечи, чтобы не потерять равновесия. Антон плавно оглаживает оба ствола, потираясь уздечкой о головку партнера. И это приятно до сладкой истомы, растекающееся по мышцам. Они дышат рвано и часто, открытым ртом хватая воздух. Арсений цепляется напряженными пальцами за рубашку, сминая ткань, мажет губами по влажному виску и мочке Шастуна, горячо выдыхая в ушную раковину, распаляя мужчину до какого-то неконтролируемого безумия. Антон сильнее давит пальцами на оба члена, надрачивая в быстром темпе и подмахивая бедрами, выводя Арсения на запредельную частоту непрекращающихся стонов, которые медовой усладой растекаются в груди Шастуна. Он хочет поглотить каждый из них, вобрать в себя вместе с неугомонной душой, поэтому накрывает губы в отчаянном поцелуе, который становится финальной точкой для Арсения. Он кончает, бурно изливаясь спермой в ладонь начальника, дрожа в его руках. Антон поглощает хотя бы этот красивый оргазм, чтобы через пару резких движений кончить самому, прикрывая глаза, а потом безвольно упирается влажным лбом в любимое плечо. Арсений гладит его по взмыленной макушке, восстанавливая дыхание, чувствуя себя, наконец, сытым и довольным. Антон не спешит отстраняться, поглаживая поясницу мужчины горячими ладонями. Медленно поднимает голову и благодарно целует в губы. — Солнце, я бы так до утра простоял, но боюсь, задница прилипнет к стеклу, мы её потом с растворителем не отклеим. Антон фыркает на это замечание и отстраняется, но через секунду теряется, оглядывая ладонь и пах, заляпанные спермой. Арсений закатывает глаза. — Господи, да в нижнем ящике стеллажа, я же неделю назад при тебе туда клал салфетки. — А! Ща. Антон возится в стеллаже, пока Арс осматривает последствия их греха. Салфетки находятся там, куда он их и положил. Арсений вытирает не только член, но и заляпанное его телом и рукой Шастуна стекло. — Что? — спрашивает, замечая на себе недоуменный взгляд. — Ты хотел, чтобы я это оставил в качестве достояния для демонстрации всему офису? — Что бы я без тебя делал, — Антон бросает использованные салфетки в урну под столом и откидывается расслабленно в кресле, прикладываясь к электронке. — Должен признаться, я по жизни бытовой инвалид. Арсений вздыхает, бросая туда же свои салфетки, и плюхается на кресло, что стоит напротив. — Я догадался, — усмехается он, протягивая руку. Антон передает ему электронку и наблюдает, как Арсений обхватывает её губами и медленно выдыхает клубы сладкого пара. Затягиваясь следующей порцией, он вспоминает, что вообще планировал на этот вечер, и лениво поднимается с места, чтобы взять телефон. Возвращается и открывает заметки. Вообще это было хорошей идей выгрузить мысли на бумагу, а затем структурировать их, чтобы потом не теряться и мямлить в попытках донести смысл. — В общем, я размышлял над тем, что между нами происходит, — и всё же говорить об этом вслух всё ещё непривычно и неудобно, но определенно правильно. Хотя напряженный взгляд Шастуна вообще не помогает. — В смысле, что я чувствую и думаю по этому поводу. И я хотел бы прояснить кое-какие моменты, если ты не возражаешь. Антон собирается в кресле, нервно кряхтя и поправляя полы рубашки. Тянет руку за электронкой, чтобы пусть и малым процентом никотина, но заглушить волнение. — Конечно, — коротко отвечает он, выдыхая пар. Арсений кусает губы и выпрямляет спину, собирая всё своё мужество. — Буду откровенен, ты мне действительно нравишься. Очень нравишься, — уточняет, читая беспокойный взгляд Шастуна. — И я, ну, понял, что это взаимно. Но это ничего не говорит о твоих намерениях. Что касается меня, то сразу обозначу, что меня не интересует разовая и ни к чему не обязывающая интрижка. Это, конечно, по-своему весело — спать с начальником, скрываясь от коллег, но я не хочу превращать свою жизнь в пародию на «Служебный роман», где всё закончится после финальных титров. Антон задумчиво крутит в руках электронку, беря паузу на размышления. И за это время в голове Арсения проносится табун беспокойных мыслей. Ведь он буквально дал понять, что готов прекратить тут же, если их роман окажется чем-то несерьёзным. — Я так далеко не заходил в своих мыслях, — прерывает молчание Антон. — Только отошёл от того, что мне ответили взаимностью. Но я никогда не относился к тому, что к тебе чувствую, как к чему-то несерьезному. И я готов дать тебе всё, что пожелаешь, только не уверен в себе. Тот ли я человек, который может сделать тебя счастливым? — А кто ещё? Мне ждать, когда я ещё в какого-то влюблюсь? Тебя такое устроит? — Нет. Я очень разозлюсь. И вот, да, это ещё — я очень ревнивый человек. Арсений улыбается краешком губ. — А мне нравится, когда меня ревнуют, — кто-то скажет, что это деструктивно, разрушает любые отношения, но Арсению важно чувствовать себя нужным и желанным, если всё это без проявлений насилия. — Такие вещи, как получится ли у нас, будем ли мы счастливы, проверяются временем. Я не жду от тебя обещаний, я лишь хочу знать, готов ли ты попробовать. Антон мягко улыбается и кивает несколько раз. Его тело отвечает раньше, чем мысль формируется в голове. Потерять Арсения из-за собственной нерешительности, пожалуй, самый дебильный поступок, который он мог бы сделать. — Да, конечно. — Хорошо, — отмечает Арс, отвлекаясь на заметки в телефоне. — Ты что, по пунктам там расписал? — любопытствует, наконец, Антон. — А? — Арсений поднимает голову. — Да, — и разворачивает экран лицом к Шастуну. — Бля, Арс, ты настолько безумный, что я начинаю влюбляться ещё сильнее. Арсений на этот комментарий только поджимает губы, делая лицо кирпичом. — Не сбивай, — возмущается он, возвращаясь к заметкам. Антон хмыкает и смотрит на эту очаровательную придурь невозможно влюбленными глазами. — Короче, я не знаю, какой у вас был формат отношений с бывшей… — Ой, блять, — Антон накрывает лицо ладонью. — Это вообще… — Да подожди ты, дай договорю. В общем, я не хочу быть декоративным приложением. Понятно, что на работе я «принеси-подай», — Антон уже было открывает рот, но Арсений жестом его останавливает. — Но что касается отношений, я не буду как послушный пёс ждать прихода хозяина домой, поднося тапочки. Я предпочитаю внимание. И не столько в виде подарков, которые, я уже понял, ты умеешь делать отлично, сколько в уделённом времени, которые мы будем проводить вместе. Если я буду видеть твоё лицо только на работе, долго это не продлится. Антон тяжело вздыхает. Это заявление посерьезнее, чем решение вступить в отношения. Его ахиллесова пята. — Давай так. Я тебя услышал и правда постараюсь. — Пойдёт для начала. Ладно, остальное по ходу пьесы, — Арсений блокирует телефон и откладывает его на колени. — Подожди-ка, — возражает Антон. — Раз ты закончил, то у меня есть вопросик. Арсений всем видом демонстрирует готовность внимательно слушать. — Я уважаю там твои хобби, — начинает издалека Шастун. — Но вот эта деятельность на fetishme — это прям обязательно? Арс вздыхает, закатывая глаза. — Это вообще-то по твоей вине. — Чего? — Ты думал, я от хорошей жизни этой хернёй занялся? «Иди и зарабатывай своей смазливой рожей», — это твои слова, — Арсений скрещивает на груди руки и дует губы. — Рожей, тьфу ты, лицом, а не интимными частями тела. У Арса челюсть отвисает. — Ноги — это интимная часть тела? — Да! Для меня — да, — и ведь даже не краснеет, когда несёт эту чушь. — Да пожалуйста, — уже хихикает Арсений. — Да хоть сегодня удалю аккаунт. Я туда и так пару недель не заходил. — Ты подожди удалять, — у Арса лицо кривится в выражении: «Чего, блять?» — Просто сделай аккаунт закрытым. Ну, и желательно удалить всех подписчиков, — уже не так уверенно тянет Шастун. — Ах, ты грязный извращенец, — выдыхает поражённо Арс. — Всё я правильно думал, когда считал тебя законченным дрочером. Ты же в курсе, что я и так могу тебе фотки скидывать? — Ну, это не так интересно. — Господи, — Арсений потирает устало лоб.— Ладно, оставлю профиль для одного преданного фаната. — П-правда? — ё-маё, как мало надо человеку для счастья. Сияет как медный пятак. — Сказал уже, — Арс не успевает вдоволь поугорать над этим чудиком, который как золотистый ретривер подрывается с кресла и несётся к нему, чтобы облобызать лицо, благо не языком, а короткими поцелуями. — Дай подпишу, — сидя на корточках перед Арсовыми коленями, просит он. — Что? — Твой документ, — Антон кивает головой на телефон. И кто здесь ещё безумный? Арсений подставляет лицо для разблокировки экрана и передаёт гаджет мужчине. Тот возится с заметкой пару минут, прикусив увлеченно губу, и возвращает телефон хозяину. Арсений с улыбкой блаженного рассматривает надпись «Заверено Шастуном А. А.» и размашистую подпись. Такой дурачина. Теперь его дурачина.