***
Выворачивая руль на извилистом серпантине, Амен не переставал думать об Эве и своем отношении к ней. Сколько херни он натворил, сколько грубостей сказал и сделал? Амен вспомнил её бледное лицо после того, как закурил в машине однажды; как Эва накричала на него за то, что он принëс еë спящей в свой дом и оставил там; испуганные глаза в школьном коридоре. Его безостановочно закидывало образами собственных ошибок. Амену редко бывало стыдно за проступки в отношении девушек. Точнее, он не мог припомнить ни одного случая, когда совесть по-настоящему в нём просыпалась. Да, он мог просить прощения перед бывшей женой, когда забывал о годовщине их знакомства или когда между ужином с её родителями и походом в бар выбирал второе. Но это были лишь дежурные фразы, слетающие с долей иронии. Сейчас же Амен задыхался почти от пересчитывающего рёбра чувства вины. — Я должен перед тобой извиниться, — серьёзный тон Амена отвлекает Эву от любования горными вершинами за окном. — За что? — непонимающе спрашивает девушка. — За всё, — говорит мужчина, острым взглядом разрезая горизонт. — Я обращался с тобой отвратительным образом, и мне действительно стыдно за это. — К чему ты клонишь? — Эва принялась рассматривать Амена с подозрительным прищуром. — Ни к чему. Просто хочу, чтобы ты знала — повторяться такое не будет. — Как-то не похоже на тебя, — Эва ведет вздернутым носом, будто старается учуять подвох. — Может, ты передумал? Пытаешься слова подобрать, чтобы меня кинуть? Девушке не нужно было поводов, чтобы засомневаться в отношениях, которым еще и суток не было. И настроение, приподнятое на пару сотен метров над уровнем моря, могло легко сорваться и полететь в пропасть. — Глупости не говори, — Амен старается скрыть раздражение. Ему и так тяжело признавать свои ошибки, а тут ещё Эвтида снова в нём сомневается. — Мне лишь хочется тебя заверить, что в отношениях подобного не будет. Я бываю вспыльчив, но с тобой обещаю себя сдерживать. Он тянется к её бедру, но раздумывает, оставляя руку на переключателе скорости. — Нет, это всë, конечно, здорово, и мне бы не хотелось, чтобы ты меня из дома выгонял, как тогда, когда мне Аш позвонил, но… — Эва подмечает, что мужчина меняется в лице и шумно вздыхает. — Боже, да не смотри на меня так! — Как? — Амен возвращает взгляд на дорогу. — Как кот из «Шрека». Мне правда приятно, что ты извинился, но я тоже не ангел и успела многое тебе наговорить. Давай просто не будем на этом зацикливаться. Все же хорошо сейчас, да? — Конечно, — говорит Амен, пока девушка обхватывает его руку и кладет себе на колено. — Я видела, что ты хотел это сделать, — отвечает Эва на немой вопрос, читаемый в светлых глазах, — И мне это нравится.***
К девяти утра пара уже стояла на пороге дома Эвы, прощаясь. Она рассказала, что хочет съездить в больницу и попробовать поговорить с Дией. Амену эта идея не понравилась, ведь он был уверен, что взбалмошная подруга только расстроит девушку, но спорить было бесполезно. Они договорились, что поужинают вместе и мужчина останется на ночь. На деле, Амен решил, что вместе они будут ночевать постоянно. В участке мужчина не отрывал глаз от экрана ноутбука, проверяя по базе данных имена и фамилии тех ублюдков, которые назвала Эва. Шериф Кёрли поделился контактами полицейских из Грейт-Фолз, с которыми быстро связался Амен. Он был настроен решительно и хотел разобраться со всем как можно скорее. Лишь один раз его отвлёк Тизиан, сообщив, что на месте преступления в горах обнаружены потожировые следы, которые принадлежали не жертве. Эта зацепка вселила небольшую надежду, что им наконец удастся выйти на след убийцы. Эва в это время уже брела по коридорам клиники, постоянно замедляя шаг. Еë грызли сомнения по поводу предстоящего разговора. С чего начать? Что делать, когда Дия начнет еë прогонять? Стоит ли говорить, что между ними с Аменом происходит? В раздумьях она не заметила, как врезалась в чью-то спину. — Извините, — бросила Эва и собиралась обойти мужчину в белом халате, однако тот повернулся, смеряя еë надменным взглядом светло-карих глаз. — Что вы тут делаете? Часы приёма в этом крыле закончились. Эва мельком оглядела говорящего парня. Идеально-симметричные брови, выступающие скулы, пухлые губы, слегка небрежная чёлка. Такое смазливое личико точно покорило всех работниц и пациенток больницы. Странно, что Дия не упоминала о новом враче с модельными внешними данными. — Здесь есть часы приёма? — удивленная девушка выгнула брови, ведь привыкла заявляться в ординаторскую в любое время суток. — Впрочем, неважно. Я ненадолго. — Я вроде бы сказал достаточно ясно: девушка, покиньте помещение, — на загорелом лбу врача пролегла неглубокая морщинка. — Да мне на пять минут! — Приходите завтра с утра. Заодно загляните в вон тот кабинет, — парень указал рукой на одну из дверей. — Слух проверите. — Непременно, — фыркнула Эва. — Вы давно здесь работаете? — Не больше месяца… — неожиданный вопрос застал врасплох молодого человека, — А почему вы спрашиваете? — Чтобы убедиться. — В чëм? Эвтида приподняла уголок губ, раздумывая, как дальше будет заговаривать зубы собеседнику, но пиликающий звук уведомления её отвлёк: Шкаф из ФБР: Вернулась из больницы? Эва проглатывает смешок от всплывшего на смартфоне имени. Она и забыла, что вскоре после их первой встречи записала Амена таким образом. Девушка на секунду задумалась, стоит ли его вообще переименовывать? Эва: Нет. Только пришла Быстро перебирая пальчиками, напечатала Эва, не забыв расплыться в улыбке от того, что Амен находит время писать ей на работе. Тактичное покашливание со стороны врача убедило девушку убрать смартфон в карман джинсов. — Убедиться, что вы еще не поняли, как всё устроено в нашем городке, мистер… — Пеллийский, — договорил врач за Эву, у которой сразу же глаза округлились. Она вспомнила, как Дия жаловалась на человека с такой фамилией. «Браво, Эва! Нарвалась на главврача». Догадку девушки подтвердил пластиковый бейдж на груди парня, — И вы ошибаетесь, прекрасно я понял, как всем окружающим плевать на порядок и правила. Вы лишний раз это подтверждаете. — Ну, раз вы всë поняли, то давайте не усложнять нам обоим жизнь, — девушка пожала плечами. — Я быстро, обещаю. — Хоть расскажите, куда вы так попасть хотите в моей больнице, — сдался Пеллийский, зарывшись пальцами в пышные темные волосы. — К подруге. Она здесь медсестрой работает. — Лучшего места не нашли? — со стороны юноши послышался смиренный вздох. За недолгое время работы в женском коллективе он свыкся с мыслью, что авторитет его трещит по швам с завидной регулярностью, сколько бы он не ворчал. — Мы в ссоре, — вяло отвечает девушка, — Пожалуйста, не прогоняйте меня! Наш разговор не займет много времени. Скорее всего, Дия через минуту запульнет в меня утку или что-нибудь потяжелее. — Кёрли, значит, — услышав имя брюнетки, врач заметно оживился. — А я всё думал, как возможно, что она стала еще стервознее, чем была. — Виновницу вы видите перед собой, — сказала Эва, печально улыбнувшись. — Всё настолько серьезно? — Более чем. — Тогда кричите, если что, — попытался пошутить мистер Пеллийский, которого изнутри съедало любопытство. Отчего-то ему хотелось знать, что такого произошло между незнакомкой и самой заносчивой, проблемой и легкомысленной медсестрой во всей клинике. А если быть до конца честными, то парню просто больше нравилось видеть Дию вечно смеющейся и подшучивающей над ним, чем угрюмой и огрызающейся. Он даже несколько раз пытался выведать у другого персонала, что же с ней стряслось. — Обязательно. Они распрощались, и Эва застыла перед входом в ординаторскую. Стук в дверь вышел такой тихий, будто мышь скреблась где-то под половицами. — Эва? — Дия отскочила от окна, в которое смотрела не меньше часа. — Я не могу так больше, — Эва опустила глаза на свои пальцы, перебирающие ткань свитера. — Дия, я обошлась с тобой отвратительно, прости. Мне очень жаль, что ты страдаешь из-за меня. Но я совру, если скажу, что произошедшее на барбекю было случайностью. Злись, кричи, ненавидь меня сколько хочешь, только дай хоть небольшую надежду, что когда-нибудь меня простишь. Когда Эва закончила говорить, в помещении царила тишина, которая лишь слегка разбавлялась завыванием ветра из приоткрытого окна. Девушка знала, что сейчас начнутся слезы, крики, обвинения, и заранее готовила себя к ним. Однако добродушный смех со стороны Дии она ожидала услышать меньше всего. Широко распахнутые глаза уставились на миниатюрную брюнетку, которая плыла навстречу растерянной Эве. Легко обняв подругу, Дия заговорила: — Ты бы еще месяц выжидать решила, — цокнула Дия. — Выдохни. Ты, конечно, сучка та еще, но я не могу на тебя долго злиться, — подмигнув, сказала девушка и усадила Эву в потрепанное деревянное кресло. — В чём подвох? — недоверчиво спросила девушка, пока брюнетка растворяла в кружках пакетированный кофе. Дия хихикнула и всучила напиток подруге, после чего сказала: — Решила расправиться с тобой красиво. Там, кстати, цианид. Комнату наполняет сухой кашель подавившейся Эвы. Химическая горечь на языке путает её мысли. Вкус напитка, имеющего весьма отдаленную связь с настоящим кофе, кажется девушке отравляющим. — Да шучу я, шучу, только не задохнись, — Дия пихает в руку подруги стакан с водой и ждет, пока лицо той перестанет краснеть от кашля, — Считай, что это была моя маленькая месть. — Считай, что она удалась, — кривится Эва, — Но всё же, как это ты так легко меня простила? — У меня было время обдумать многое, — Дия приземлилась на журнальный столик рядом с креслом, — Естественно, сначала я была очень зла и не понимала, как ты могла так со мной поступить, а потом… короче, не слепая я, Эва. Наивная, но не слепая. Сидела и вспоминала каждую встречу с Аменом. Поняла, что он никакого внимания на меня никогда не обращал. Мне и самой, на самом деле, не по душе такие закрытые и нудные, экземпляры. Снова придумала какого-то идеального мужика и влюбилась в свою же фантазию. Так что я в этой ситуации облажалась намного больше, чем ты. — Я не заслуживаю такой хорошей подруги. В глазах Эвтиды поблёскивала влага. Ей тяжело было поверить, что жизнь налаживается маленькими неторопливыми шажочками. Сначала столько внимания и понимания от мужчины, который успел стать для неё дорогим, потом долгожданное примирение с единственной подругой. Эве казалось, что она вот-вот очнется совсем одна в своей комнате и последние дни окажутся сном. — Эй, что за сопли? — Дия протянула к подруге руки, — Мы обе любим начудить, так что давай признаем это, и ты расскажешь, от чьих смс-ок разрывается твой телефон. Опомнившись, Эва достала мобильный и уставилась на черный экран. Если она его разблокирует, там точно будут сообщения от Амена, и как отнесется к этому Дия, девушка предугадать не могла. — Ну-у? — протянула брюнетка. — Это от Амена, — девушка с нервозностью потёрла шею. — Мы с ним… что-то вроде… встречаться начали. — Я так и знала! — хлопнула в ладоши Дия. — Ты не злишься? — Говорю же, до меня дошло, что Амен мне не нужен. К тому же, я громче всех кричала, что тебе пора завести себе кого-нибудь, странно, если теперь буду тебя осуждать. — Какая-то ты слишком рациональная стала за пару дней. В чём дело? — насторожилась Эва. — Расскажу, когда ответишь своему агентику, — Дия играет бровями и вытягивает голову, чтобы увидеть экран смартфона. Шкаф из ФБР: Поздно уже. Давай быстрее. Шкаф из ФБР: Позвони, когда выйдешь из больницы. Шкаф из ФБР: И пешком не иди. Такси вызови. Шкаф из ФБР: Поговорили? Шкаф из ФБР: Заеду через 20 минут. — Ого, сколько ты ему не отвечала? Два дня? — иронично спрашивает Дия. — Минут десять, — выдыхает Эва. Эва: Всё ок. Работай, я сама доберусь Шкаф из ФБР: Еду уже. — Что ты сделала с этим сухарем, чтобы он так о тебе беспокоился? — Без понятия, — задумчиво произносит Эва. — Давай, рассказывай быстрее, что хотела. — Ой, да ничего особенного, — хитро улыбается Дия. — Просто пробую новую тактику по обольщению парней. Больше не бегаю за ними, стараюсь держать на расстоянии. Это так увлекательно, ты не представляешь! Только сейчас Эва почувствовала настоящее облегчение. Всё встало на свои места: Дия не рвёт на себе волосы из-за Амена, потому что переключилась на другого. — А я даже догадываюсь, над кем ты эксперименты ставишь. — Да ну? И на кого ставишь? — На вашего главврача с дико странной фамилией, — говорит Эва, наслаждаясь шокированным лицом подруги. — Встретила его в коридоре. У него прям глаза загорелись, когда о тебе услышал. А еще он сказал, что ты ведешь себя, как стерва. — Ладно, Шерлок, поздравляю, дело раскрыто. Стерва, значит? — Дия покусывает ноготь. — Это хорошо. — Уверена? Может, тебе стоит просто вести себя, как обычно? Не пытаться из себя кого-то строить. — Чем я его привлеку тогда? Разговорами о капельницах и таблетках? — Почему нет? Он же не просто так такую должность высокую в молодом возрасте получил. Точно помешан на своей работе, как и ты временами. — Не знаю, не знаю. Мне нравится вести себя высокомерно, но, возможно, ты права. Для разнообразия попробую и… — Дия не успевает договорить, потому что в ординаторской появляется пожилая женщина в домашнем халате. — Милая, не знаешь, где врач мой лечащий ходит? — спрашивает женщина, дружелюбно улыбаясь. — Миссис Томпсон, посмотрите в шестьдесят пятом кабинете, — отвечает Дия, желая поскорее избавиться от пациентки. — Ох, хорошо. Спасибо, милая, — говорит она и покидает ординаторскую. — Фух, хорошо, что ушла, а то у меня от неё мурашки по коже, — Дия потирает руки. — Почему? Вроде милая женщина. — У этой женщины мужа два дня назад убили, а она ведет себя так, будто в санаторий приехала отдохнуть. — Мужа убили? Не в горах, случайно? — Именно там. А откуда ты… — Мне пора, — Эва резко поднимается, — Амен, наверное, подъехал уже. — Ну беги, беги, а то всю клинику на уши поднимет, — Дия успевает обнять заторопившуюся подругу. — Позвони мне завтра. Обсудим, в чём на праздник пойдем. — На какой еще праздник? — спрашивает Эва, не переставая посматривать в сторону двери. — Как на какой? Хэллоуин через неделю. И раз уж мы помирились, нужно потусить как следует. Эве очень хотелось отделаться от этой мороки с дурацкими — а Дия выбирает только такие — костюмами и посиделками в баре в компании ведьм и вампиров, которые после нескольких шотов больше походят на зомби. Однако сейчас ей нужно было спешить, и потому она согласилась и, быстро распрощавшись с подругой, рванула в коридор. — Извините, миссис Томпсон! — окликнула она женщину, которая быстро повернула к ней худое лицо, на котором переплетением толстых морщин отпечатались следы возраста и усталости. — Да? Вы что-то хотели? — мягко спросила миссис Томпсон. Эвтида замешкалась. А чего она, собственно, хотела? Её тянуло узнать подробности о недавнем убийстве, но как начать разговор с женой покойного, которая, по словам Дии, ведет себя, по меньшей мере, странно? — Мне неудобно об этом говорить… Понимаете, мой друг работает в полиции, и от него я услышала, что произошло с вашим мужем. Не думаю, что мои соболезнования вам как-то помогут, но всё же. Держитесь, горечь утраты со временем стихает… — Милая девочка, так и есть, так и есть, — женщина покачала головой, будто в трансе. — Извините меня, я не должна о таком спрашивать, но, знаете, мою подругу убили недавно очень похожим образом. Я просто не понимаю, кому она могла навредить, и как это может быть связано с вашим мужем. Возможно, вы что-то знаете о людях, которые могли желать зла вашему супругу? — Зла? — сухие губы своим изгибом повторяли полумесяц. Эвтиде стало не по себе от такой улыбки. — Милая девочка, ничего в наших краях просто так не бывает. На всё есть причины. Не печалься из-за подруги. Смерть — это новое начало. Новое начало для всех нас. Для кого-то счастливое, а для кого-то… — серые глаза сверкнули металлическим блеском. — Ты скоро всё поймешь, а теперь иди и поменьше болтай об этом с незнакомцами. Эва спускалась по лестнице, а в ушах стоял мелодично-зловещий смех. «Пугать меня до чертиков у них с мужем, видимо, семейное» — подметила про себя девушка, вспоминая оживший на её глазах труп. Галлюцинации галлюцинациями, но разговор с миссис Томпсон точно был реальным и точно попадал в коллекцию странностей, происходящих с Эвтидой. Однако на парковке она увидела Амена, облокотившегося на черный автомобиль, и сразу же забыла о ворохе смутных и пугающих предчувствий.***
— Так зачем ты скупил половину супермаркета? — спрашиваю я Амена, когда мы начинаем погружать в мой холодильник кипу продуктов. — Догадывался, что ты питаешься этим, — он цепляет пальцами пластиковый лоток с порцией недоеденных макарон с сыром и выкидывает мой ужин трехдневной давности в мусорку. — Эй! Еще двадцать четыре часа, и я дала бы этой кучке макарон имя, а потом по вечерам бы с ней сериалы обсуждала. — Не сомневаюсь, но сегодня у нас в меню мраморная говядина в винном соусе, — говорит Амен и кладет на деревянную доску сочную вырезку. — А-а, я ничего подобного не готовила никогда… — почесываю затылок. — Может, что-нибудь попроще выберешь? — Овощи умеешь резать? — серьезным тоном спрашивает мужчина, перебирая ножи. — Издеваешься? — насупившись, я принимаюсь мыть помидоры черри, огурцы и несколько видов салатных листов, — Просто ты должен понимать, что в итоге мы будем жевать что-то вроде подошвы ботинок. — Я бы в любом случае не доверил женщине мясо, — он проводит пальцем по острию самого широкого и длинного ножа. — Салат сделай и хватит с тебя. — То есть готовить будешь ты? — замираю до момента, пока руки под проточной водой не начинают мёрзнуть. — Да. Почему ты переспрашиваешь? — Ну, мужчин на кухне я только в фильмах видела, — неловко посмеиваюсь и начинаю нарезать овощи. — Значит, в жизни ты мужчин не видела, — Амен поворачивается в мою сторону. — Интересно? — он кивает на разделочную доску с мясом, от которой почти не отрывается мой взгляд. — Ага, пытаюсь запомнить, что ты делаешь, — не совсем честно отвечаю я, потому что на самом деле взор гипнотизировали сильные руки, вгоняющие лезвие ножа в мясо. — Подойди сюда, — я слушаюсь и, вставая между кухонной тумбой и Аменом, практически касаюсь спиной его торса. — Стейки должны быть не больше двух сантиметров толщиной. Если сделаешь тоньше, они получатся сухими, если толще — прожарятся неравномерно, — говорит Амен тише обычного, берет мою руку и обхватывает рукоять ножа, помогая разделывать мясо. — Резать нужно вдоль волокон, не слишком быстро, но уверенно. Блэквуд всё делает сам, продолжая комментировать процесс. Я не прикладываю никаких усилий. Близость его тела совсем не дает сконцентрироваться на готовке, потому что в голову бьет тяжелый, терпкий аромат парфюма. — Теперь стейки нужно замариновать, — Амен отходит в сторону, и от неожиданного холода меня знобить начинает. С глухим хлопком мужчина открывает бутылку сухого вина и почти половину выливает в стеклянную миску, добавив в неё соль, перец и другие приправы, — Тимьян лучше втирать в мясо, так вкус получится более насыщенным, — он растирает между пальцами высушенные веточки и пропитывает получившейся приправой стейк, а потом погружает его в соус. Я сглатываю переполняющую рот слюну, беру полупустую бутылку вина и тянусь к шкафчику с бокалами. Мне срочно нужно выпить, или я поджарюсь быстрее стейков. — Ты говорила, что пьешь снотворное, — с этими словами Амен отбирает у меня бутылку, — Не стоит его смешивать с алкоголем. — Я не принимала таблетки пару дней, мы же в горах были, — начинаю оправдываться. — И, вообще, от одного бокальчика ничего не будет. — Или будет, — он ставит вино на шкафчик так, чтобы я не могла до него дотянуться. — Давай я сама решу, — тянусь к стулу, чтобы встать на него, но Амен задвигает тот вплотную к обеденному столу. — Принеси инструкцию к этим таблеткам. Прочитаем, сколько времени они из крови выводятся. — Да ну тебя! — нахмурившись, я отворачиваюсь и продолжаю кромсать овощи. — Вот и хорошо. Злилась я на Амена недолго. Когда он обжарил чеснок в сливочном масле и погрузил на сковороду стейк, я в очередной раз забыла, как дышать. На мускулистых руках играло переплетение вен, а лицо, на которое упало несколько белоснежных прядей, выражало сосредоточенность на процессе. Чёрт, он даже дышит жутко сексуально! Это просто невозможно. Зажав зубами нижнюю губу, я чуть не прокусила её насквозь, когда на сковороде вспыхнул огонь, пламя которого почти коснулось потолка. — Ты чего творишь? Кухню мне спалить решил? — Так аромат будет более ярким, — говорит Амен, и огонь, вторя мужчине, мгновенно затухает. — Угу, а я уже думала, где мне искать огнетушитель, — фыркаю, когда мы садимся ужинать. — Не доверяешь мне? Вроде бы, шутливо заданный вопрос неприятно покалывает сердце. Вчера ночью я доверила этому человеку самую страшную свою тайну, которая выедала меня изнутри не один год, и ни капли об этом не жалею. Я вообще чувствую себя сегодня как-то иначе. Будто раньше к ногам были привязаны громадные булыжники, которые не давали сделать ни одного свободного шага, а сейчас они в пыль рассыпались. Стало легче говорить, думать, чувствовать, потому что теперь я не боюсь встретить осуждения в светлых глазах. — Доверяю, — коротко и честно отвечаю я, и губы Амена на мгновение вздрагивают. — Хорошо. На протяжении всего ужина я не переставала причмокивать и нахваливать, видимо, самое вкусное блюдо в моей жизни. Да простит меня коллекция полуфабрикатов в морозилке, но еда, приготовленная Аменом, это что-то божественное. — Когда ты научился готовить? — решаю спросить я, пока Амен перемывает тарелки и передает их мне, чтобы я вытерла те и отправила к другой посуде. — Не знаю даже. Наверное, в подростковом возрасте. После смерти матери отцу тяжело было, долгое время он и с кровати подняться не мог. Многое освоить пришлось. В автомастерской подрабатывал, чтобы хоть какие-то деньги были. Домашние дела тоже на мне были. Если сломается что-то, крыша протечет и тому подобное, нужно было исправлять. А готовка — это меньшее из зол, — хмыкает Амен, а у меня внутри всё сжимается. Ему же было всего тринадцать, ребенок совсем. — Не представляю, как ты со всем этим справился, — я неловко касаюсь его предплечья, на что Амен тепло улыбается и выключает воду. — Бывает и хуже. Не стоит меня жалеть, я делал, что должен был. В молчании мы поднимаемся в мою спальню. Мне столько хочется ему сказать. Он должен был проживать подростковые годы совсем иначе, играть с друзьями, влюбляться и не думать о взрослых проблемах. Но какой смысл в этих словах, если судьба просто обожает переворачивать и калечить привычную жизнь, сбрасывая на человека испытания каменными неподъемными валунами? Я же знаю, как это бывает. — О чём задумалась? — спрашивает Амен, который успел переодеться в ванной в серые спортивные штаны и белую просторную майку, пока я сидела на кровати и смотрела в одну точку. — О том, что жизнь слишком часто ведет себя, как скотина последняя, — угрюмо отвечаю я. — Это из-за моего рассказа? — усмехается Амен и приземляется рядом. — Да, но не только. Моя… мама тоже слишком рано из жизни ушла, — Амен еле ощутимо касается моей ладони и берет её в свою, — Извини, это как-то неуместно. — Перестань. Если хочешь мне что-то рассказать — говори. Я и сам спросить хотел, почему ты одна в родительском доме живешь. — В прошлом январе я приехала домой на выходные и заметила, что мама ведет себя странно. Она говорила спутанно, нервничала, раздражалась из-за пустяков всяких. Вообще, и в канун Рождества мама вела себя похожим образом, но я не обратила на это внимания, потому что думала только о том, чтобы закончить последний курс и не потерять стажировку в редакции, — быстро выпаливаю я, злясь на себя. — В тот день я проснулась немного раньше и застала маму за приготовлением завтрака. Увидела её руки и чуть не упала. Фаланги пальцев были практически черными и сильно распухли. Я стала расспрашивать, что случилось, подумала, что она уронила на них что-то тяжелое… Она сначала отнекивалась, а потом сказала, что месяц назад ходила в больницу и ей поставили системную склеродермию в тяжелой стадии. Это такое заболевание, при котором в органах разрастается соединительная ткань, нарушающая их работу. Излечиться от него нельзя, можно только временно купировать симптомы, воздействуя на отдельные органы. Мы объездили все клиники штата, летали в Бостон, прошли кучу обследований. Вскоре врачи стали сомневаться в диагнозе, потому что анализы крови, биопсия, томография не выявляли соответствующих патологий. В организме все было в порядке, но с каждым днем маме становилось всё хуже. Лицо стало похоже на маску, она почти перестала ходить и часто задыхалась. Врачи прописывали новые препараты, но ни один из них не помогал. После очередной терапии её отпустили домой и прямо сказали: «Мы не знаем, что с этим делать». Последние свои дни она прожила в абсолютном бреду. Твердила, что этот город её убил и меня убъёт тоже, если не уеду прямо сейчас, прогоняла из своей комнаты. Вечером пятого марта мама пришла в себя, и мы даже смогли нормально поговорить. Она всё вспоминала, какой бедовой я была в детстве. Мне впервые за долгое время показалось, что лекарства начали работать. Я поверила, что ей станет лучше. А на следующее утро мамы не стало. — Маленькая моя, это ужасно, — Амен плавно притягивает к себе, позволяя потоку слёз вырваться наружу. Плотина рушится. Я скулю-мычу-кричу через стиснутые зубы, упираясь лицом в его грудь, и сжимаю в кулаки промокшую ткань футболки. Мёртвая, раздирающая пустота её ухода вгрызается в каждую частичку меня. Всегда так: мне кажется, что наконец стало легче, а потом всё сначала, как будто умерла она только вчера. — Я так скучаю, — обессиленно произношу я. Амен аккуратно перекладывает меня на спину и садится рядом, не отрывая сочувственного взгляда от моего лица. — Знаю, — в потускневших глазах я читаю столько понимания и желания успокоить, что сердце заходится. Он не выливает на меня тонны соболезнований, которых я успела наслушаться и от которых плеваться хочется. Амен просто рядом, и за это я благодарна больше всего. — Если бы я была более внимательной… если бы чаще приезжала… если бы не была такой гребаной эгоисткой… — Амен прикладывает горячие ладони к распухшим мокрым щекам: — Нет, Эва. Ты ни в чём не виновата. Предугадать смерть невозможно, и твои «если бы…» не имеют никакого смысла. Если чему-то суждено случиться - оно случается. Твоя мать знала о диагнозе заранее, и её решение не рассказывать о нём тебе можно понять. Она любила свою дочь. Любила тебя, Эва. Думай лучше об этом и о тех моментах, которые вы провели вместе. Это главное. Она навсегда с тобой. Уверен, твои страдания причинили бы ей боль. Я понимаю, что как прежде ты жить не сможешь, но постарайся делать то, что могло бы обрадовать её. — Если теперь она где-то на небе и может видеть меня, то точно хочет огреть меня сковордкой, — я рвано смеюсь, проглатывая утихающие слёзы. — Думаешь, ей бы твой избранник по вкусу не пришелся? — Не-ет, ты что. Ты бы ей точно понравился, — я шмыгаю намертво забитым носом. — Просто она всегда твердила, что никогда нельзя сдаваться… А ещё она не допускала, чтобы наш дом разваливался, как сейчас. Купила банок десять краски, чтобы фасад покрасить, и даже начала. А я даже не знаю, где она лежит теперь. — Так, сдаваться я тебе не дам точно, а насчёт дома… покрашу на выходных, приберемся и будет как новый. Идёт? В непонимании свожу брови к переносице. Про дом я вспомнила только потому, что после истерики в голову лезет всякий незначительный бред. Мозг переключается на случайную мысль и выдает её с целью отвлечься. — Идёт, — всё равно отвечаю я, потому что не думаю, что наутро Амен вспомнит об этом разговоре.***
Спустя три дня
Я просыпаюсь от шума внизу, лениво потягиваясь. За несколько дней я привыкла к неадекватно ранним подъемам Амена. Он перенес ко мне большую часть своих вещей — и, получается, переехал, — потому что решил, что в его полузаброшенном доме мне будет хуже, чем в своем, и это было правдой. Амен действительно взялся за приведение в порядок моего жилища. После его работы мы теперь пропадаем на чердаке и в гараже, расчищая их от гор хлама. Мужчина даже починил мой автомобиль, потому что «Тут дел на пять минут». Жестяная старушка, побухтев немного после манипуляций под капотом, завелась, будто и не было никакой аварии. На выходных Амен пообещал отогнать её в автомастерскую и заменить помятый бампер. Сказать, что я в шоке, будет чудовищным преуменьшением. Я заразилась этим бьющим из блондина энтузиазмом и стала в свободное от написания статей время начищать до блеска все поверхности в гостиной и на кухне, до которых могла дотянуться. Смущало меня в этой неожиданной идиллии одно — отсутствие близости. Полностью. Вспоминая, как мы оба с ума сходили друг от друга на его диване или в полицейском участке, я задумалась: что изменилось? Амен будто сторонится меня в этом плане, хотя внимания от него много, порой — даже слишком. Вчера вечером я задержалась у Кёрли, обсуждая с Дией, как мы вырядимся на Хэллоуин. Телефон разрядился, и я не могла увидеть больше двадцати пропущенных вызовов и смс. В какой-то момент Амен влетел в комнату подруги с таким бешенным видом, что страшно стало. Мы ссорились всю обратную дорогу, потому что он, видите ли, очень испугался и не знал, где я. Мои попытки объяснить, что не нужно следить за мной, как за ребенком, остались неуслышанными. Я начинаю жалеть, что рассказала ему об истории, произошедшей в университете. Уверена, его переходящее все мыслимые рамки беспокойство взялось именно после моего рассказа. Да и просто спим, — а не занимаемся тем, что мне скоро эротическими снами в голову приходить начнет, — мы тоже из-за этого. Я всё больше в себе сомневаюсь. Может быть, Амен допекает меня из банальной жалости? Он даже целует меня иначе: как-то сухо и коротко, выполняя скорее дежурное, а не желанное действие. Обнимает он, едва касаясь… Всё очевидно. Амену просто противно. Он на самом деле не хочет быть со мной, но после озвученного не может в этом признаться. Скрутив тревожные мысли в морской узел, я спускаюсь на первый этаж. Если Амену не позволяет бросить меня совесть, сострадание или другая херня, я ему помогу. Потому что я не позволю себя обманывать и подпитывать надеждой на счастливые и долгие отношения, о которых я уже успела размечтаться. — Разбудил тебя? — Амен дожевывает тост, подходит и оставляет поцелуй на лбу, чем еще сильнее меня выводит. — Сама проснулась. Поговорить надо, — не справляясь с дрожью в руках, я хватаю мятную конфету со стола и шуршу красной упаковкой. — Быстрее только, я опаздываю, — Амен облокачивается на дверной косяк. — Кстати, что это за дрянь? Ты жуешь их постоянно. — Леденцы обычные, меня Аш на них подсадил, — машинально отвечаю я. — Аш? Ты до сих пор с ним общаешься? — мужчина говорит громче и с отвращением дергает верхней губой. — Нет, они остались… — мысленно бью себя по затылку, чтобы перестать оправдываться. — Не переводи тему! Я о другом пришла поговорить. — Ладно, но к этой теме мы еще вернемся, — одну из конфет Амен кладет в задний карман. — Посмотрим, может, и не придется, — рявкаю в ответ. — В общем, Амен, хватит из меня дуру строить. — О чём ты? — Ой, а ты не понимаешь! — я вскидываю руками, начиная кричать. — Мне не нужны твои подачки, ясно? Не надо всей этой заботы, ужинов, помощи. Оставь свои рыцарские замашки кому-нибудь другому, без них проживу, не волнуйся. — Что? Что ты несешь вообще? — Амен подходит вплотную, прожигая взбешенным взглядом. — Я всё вижу, Блэквуд! Вижу, что перестала привлекать тебя, как женщина, из-за того, что рассказала, как надо мной надругались. Но ты же такой хороший, не можешь мимо пройти, да? Думаешь, мне нужна твоя жалость? Иди зверушек бездомных жалей, а не меня! — Господь, дай мне сил, — причитает Амен, не больно, но ощутимо обхватывая меня за плечи. — Что мне сделать, чтобы твой мозг перестал генерировать такую тупость? Эва, мне тридцать три года, и ебаная тьма проблем на работе. Ты правда думаешь, что у меня может быть время, чтобы такие спектакли разыгрывать? Мне в голову бы не пришло быть с кем-то из жалости. Поверь, обычно мне безразличны чужие страдания. Я не гребаный Робин Гуд, чтобы помогать людям, на которых плевать хотел. А на тебя не плевать. Знаешь, почему? Да потому что меня током прошибает, как только рядом появляешься. Не привлекаешь, как женщина? Эва, ты не представляешь, как я прямо сейчас сдерживаюсь, чтобы не вытрахать всю эту дурь из твоей головы. — Тогда в чём проблема?! Почему ты такой отстраненный? — толкаю его в грудь, но Амен не отходит. — Потому что боюсь, все испортить, — Амен раздраженно смахивает челку со лба. — Не так боюсь что-то сделать. Боюсь возненавидеть себя, если напугаю тебя напором. Ты же ничего, блять, не говоришь. Готова ты или нет. Что тебе нравится и не нравится. Как мне себя вести, когда ни черта непонятно? — Так ты и не спрашиваешь! Мне в ответ на «доброе утро» надо говорить, что хочу тебя?! Да, у меня куча тараканов в голове по поводу близости, но они разбегаются при виде тебя куда-то. Понятия не имею, как это работает, пять лет думать даже о сексе не хотела, а теперь… — я теряюсь, проникаясь треклятым смущением. — А теперь? Скажи конкретно, чего ты хочешь. — Чтобы ты сделал, о чем говорил пару минут назад: вытрахал всю эту дурь из моей головы! Короткая хитрая усмешка, и Амен подхватывает меня за бедра, сажая на стол. Наши губы почти дерутся от переизбытка эмоций. Одной рукой Амен оттягивает мои волосы, а второй стягивает пижамные штаны. — Я обязательно сделаю с тобой всё, что ты и представить не можешь, но сегодня правда не могу опаздывать, — после слов Амена, как по команде, начинает трезвонить его телефон, на котором высвечивается «Шериф». Мужчина убирает звук, откладывает смартфон подальше и продолжает: — Но оставить тебя в таком состоянии сродни преступлению, верно? — Угу, — нетерпеливо постанываю ему в шею. — И как будем решать вопрос? — Самым приятным образом, — говорит Амен и опускается на колени, медленно стягивая с меня нижнее белье. Я чувствую прилив стеснения, от которого колени сводятся в месте, — Не бойся, тебе понравится. Раскаленные губы оставляют мокрый поцелуй на икре. Потом ещё один и ещё. Остановившись на коленке, Амен разводит подрагивающие ноги, не встречая никакого сопротивления. Внизу живота нестерпимо ноет, а от пылающего азартом мужского взгляда — сгорает к чертям. Чувствую, как румянец лавой приливает к щекам из-за того, что Амен не перестает смотреть прямо мне в глаза. Поцелуи переходят в дразнящие укусы, когда мужчина подбирается к внутренней стороне бедра. Я откидываюсь назад, стараясь держаться на согнутых локтях. Амен сжимает мои ягодицы, предвигая их ближе к себе. Захлебываясь в предвкушении, я прикрываю глаза, но распахиваю их в тоже мгновение, потому что чувствую горячее дыхание между своих ног. Сначала Амен касается меня языком еле ощутимо. Я задерживаю дыхание, которое вырывается неприлично громким стоном, когда его рот более настойчиво проходится по половым губам. Я заплакать готова от взрыва незнакомых ощущений, которые мощными приятными разрядами пробивают до кончиков пальцев. Он облизывает, посасывает, водит круговыми движениями по влажным складкам. Оставляет жгучий поцелуй над самой чувствительной точкой и застывает в таком положении. Отрываю зыбкий взгляд от потолка и перевожу его на мужчину. Чёрт, это самое невероятное зрелище, какое я только могла представить: гребаный Амен Блэквуд передо мной на коленях, и, кажется, этот факт пьянит его не меньше, чем меня. Мягкие лучи рассветного солнца подсвечивают растрепано-белоснежные волосы. Пылинки в воздухе застыли от густого напряжения, пробегающего от меня к нему. Это так до безумия красиво и волнительно, что я не выдерживаю и тянусь непослушной рукой к мягким волосам: — Ну давай уже… — цепляясь зубами за буквы, проговариваю я. Судорожные стоны вырываются один за другим, когда его язык начинает ласкать клитор, а чуть ниже появляются его пальцы. Он задевает каждый треклятый нерв, обволакивая их жутко приятной истомой. Я впиваюсь ладонями в край стола, потому что иначе точно свалюсь куда-то из этой реальности. Свободной рукой Амен водит по животу, одаривая кожу рваными, жаждущими прикосновениями. Вскрикиваю от удовольствия, когда его ладонь сжимает грудь. Большой палец массирует сосок, и мне становится этого мало. Я перемещаю свои руки к затвердевший груди, сдавливая её до боли через ткань ночной рубашки. Внутрь меня проскальзывает один его палец, потом — второй, и мне настолько хорошо от непрекращающихся ласк, что я не чувствую ни капли дискомфорта. Я ощущаю каждое нежное и плавное движение языка, пальцев. Они такие необходимые, верные, что стоны не перестают царапать пересохшее горло. Я не верю, что может быть так хорошо, так до дрожи чувственно и приятно. Эйфория судорожно проносится от кончиков пальцев к самому сердцу, напрочь сбивая и без того быстрый ритм. Я будто пронеслась за считанные секунды сквозь толщу воды и вдохнула чистый и долгожданный воздух, наверное, впервые за двадцать три года. — Как тебе? — Амен поднимается, не выпуская из рук мои бедра. — Боже… — я закрываю ладонями лицо с нестираемой улыбкой. — Этого достаточно, — он наклоняется ко мне, опуская мои руки. — Не смей прятать от меня такую красоту, — целует уголок губ. — До вечера. — Ага, — я растекаюсь на столе, мечтательно прикрыв глаза. — Простынешь, одевайся, — через пару минут после ухода выглядывает Амен из-за двери и тут же исчезает. Слушаю я его не сразу, далеко не сразу. Собрав неизвестно откуда взявшиеся силы, я все же сползаю со стола и собираюсь топать в душ, но слышу глухую вибрацию. Амен забыл телефон. Посмеиваюсь от того, что сделала этого собранного мужчину таким рассеянным. И кто теперь в облаках витает, Амен? Я беру мобильник, собираясь положить его в прохожую. Вдруг он опомнится и вернется. Однако планы мои меняются, когда экран загорается от нового сообщения: Шерил: Я буду написывать, пока не ответишь. Ты же меня знаешь) Теперь я готова превратить треклятый телефон в груду стекла и железа.