«Помните о нас, ибо мы тоже любили, жили и смеялись» — надпись на кладбище фильм «Остров проклятых»
*** Полицейский участок
— О, тебе уже доложили? — Тизиан, всем своим видом выдавая нетерпение, оказался около рабочего стола Амена. — О чëм? — блондин отвел расфокусированный взгляд от окна. Блэквуд появился в общем кабинете минут десят назад, но не спешил разыскивать шерифа, который с утра ему названивал. Мысли Амена были заняты другим — он предвкушал сегодняшний вечер, детально обрисовывая в голове каждую деталь, каждое касание, каждый стон. Мужчина удивлялся сам себе. В какой момент каменное, застывшее в безразличии сердце стало биться из-за Эвы настолько сильно? — В смысле, о чём? — Тизиан в замешательстве свел брови. — Так ты такой довольный не из-за того, что мы выяснили, кто убийца? — Какой еще убий… — лениво начал Амен, но тут же остановился. — Пришли результаты экспертизы? — Доброе утро! Вчера еще. Из потожировых следов удалось выделить ДНК, которая совпадает… — Тизиан отбарабанил пальцами по столу, желая растянуть момент, но передумал, когда увидел поднявшегося с места и крайне напряженного Блэквуда, — …с ДНК историка! Дело раскрыто, Ватсон, Шерлок или, кто тебе больше нравится? Эркюль Пуаро? — Это исключено, — отрезал Амен, измеряя кабинет рваными шагами. — Он не мог убить Агнию, значит, и труп в горах не его рук дело. У Реммао было алиби, к тому же, в заключении криминалиста сказано, что удары девушке наносил человек, не выше 5'7 футов. Историк под описание не подходит. — Ты с химией будешь спорить? Он наследил в горах, это прямое доказательство, а криминалист мог и ошибиться. — Не мог. Я отправлял заключение знакомому в Вашингтон, который всë перепроверил и подтвердил, — огрызается Амен, из-за чего на него поглядывают несколько полицейских, сидящих в противоположной стороне комнаты. — Да что ты заладил? Дело почти раскрыто. Мы уже ордеры на обыск и арест получили. Возьмём его, допросим, и забудем все это как страшный сон. — Верится с трудом.***
Через час на пороге полуразвалившегося одноэтажного дома стояли пятеро полицейских и агент ФБР. Амен подметил, как шериф Кëрли, потирающий кобуру на ремне, старался скрыть волнение, но выходило у него паршиво. Блэквуд понимал, что, проработав в полиции без малого полвека, Кëрли старший привык к бумажной рутине, поножовщине и подростковым ограблениям, но оказался совсем не готов к появлению серийного убийцы прямо у него под носом. Реммао? Он же столько времени проработал в школе, даже дочь его учил. Как такое возможно? Примерно таким же вопросом задавался и сам Амен, скучающе осматривающий заросший травой двор. Однако у его сомнений были совсем иные причины. «Историку тридцать пять. Двадцать лет назад был мальчишкой. Никак не мог убить еë». Зыбкий образ улыбающейся молодой женщины рассеивался с каждой новой затяжкой. Сейчас эта привычка раздражала сильнее обычного, ведь он зарекся бросить ради Эвы. — У него разве дети есть? — вырвалось у Амена при взгляде на объятые коррозией качели, точнее на то, что от них осталось. Хлипкая цепочка, повисшая на оторванной балке, слабо покачивалась от ветра. Деревянная сидушка валялась чуть поодаль. — Нет. Брат у него был младший. Кажется, Рейс или Редд… — проговорил Тизиан. — Рэйммс, — поправил товарища мнущийся на крыльце Йоран. — И не был, а есть. Болеет он просто, из дома не выходит почти. Амен кивнул, с силой потирая лоб. Он почти физически чуял подвох в происходящем. Не может быть всë так просто. Не мог он ошибиться, когда примчался в город в полной уверенности, что наконец найдет человека, который изуродовал его жизнь тогда, два десятка лет назад. Амен не верил в совпадения. Его мать убили точно так же, как девушку на лесопилке и мужчину в горах. Это сделал один и тот же человек. Вспомнил он и фермера, с которым расправились незадолго до его матери. «Четыре идентичных убийства. Двадцать лет. Какой, к черту, историк, если он в городе и десяти лет не прожил?» — Так чего вы ждёте? — обратился Амен к тихо переговаривающимся копам. Не получив внятного ответа, Блэквуд направился к входной двери и продавил пальцем кнопку звонка. Через пару минут скрипучая дверь медленно отворилась, и перед полицейскими предстал изможденный мужчина в одежде, больше похожей на обноски бездомного. Что-то мешковатое и бесформенное скрывало силуэт Реммао. — Добрый день, меня зовут Амен Блэквуд. Глава отдела CID Федерального Бюро Расследований США. Мужчина раскрыл своё удостоверение, на которое Реммао даже не взглянул. Оба знали друг друга, но официальной части процедуры Амен избежать не мог. — Вы задержаны по подозрению в убийстве Джорджа Ларсона и Агнии Доусон. В вашем доме будет проведен обыск, а вы будете доставлены в полицейский участок. На ордеры, которые показал шериф, Реммао также не обратил никакого внимания. — Хорошо, — безжизненным голосом отозвался историк. Амен на секунду заглянул в совершенно пустые глаза, на дне которых осело нечто, отдаленно напоминавшее сожаление. Засомневался. Он знал этот взгляд: потерянный, отрешенный, запечатлевший вину, с которой человек не может справиться. — Тогда вперед, — произнес Амен и кивнул полицейским, которые увели Реммао в служебную машину. Далее последовал обыск, который длился более часа и не приносил никаких значимых улик. Пожилой криминалист почти засыпал, перебирая кипы мусора и вещей, полностью застилавших пол. — И где его брат? — спросил Амен у Тизиана. — Не знаю. В больнице, возможно. Йоран же сказал, что у него какой-то недуг серьёзный. Брюнет с заметной брезгливостью толкнул дверь в дальнюю комнату, которую они еще не осмотрели. — Похоже, здесь и жил этот Рэйммс, — констатировал Тизиан, пробегаясь глазами по выцветшим плакатам на стенах. Оба боролись с перманентным желанием заткнуть нос рукой. Запах затхлости, испорченных продуктов и пота впитался в каждую доску этого дома. В комнате Рэйммса воздух был несколько свежее благодаря открытому окну, однако легкие у мужчин всë равно сворачивались. Вокруг буквально витала тяжесть, крошечными молекулами въедавшаяся в кожу. — Если он действительно в клинике, то находится там месяц, не меньше, — сказал Амен, указывая на тарелку, в которой когда-то была еда, но теперь на еë месте образовался ком серо-черной плесени. — Узнай у сестры, в каком отделении он лежит. Его тоже допросить нужно. — Ладно, — ответил брюнет, стараясь при этом не сильно разжимать губы, словно ему в рот точно залетит отравляющая спора, если раскрыть его сильнее. — Интересно, — протянул Амен, открывая стеклянную дверцу шкафа. — Что именно? — без намека на энтузиазм спросил Кëрли. — В доме пять книжных шкафов и ни одной книги, как и здесь, — хмыкнул блондин. — Но книги были, от них остались следы в местах, где слой пыли меньше. — И? Реммао решил убраться, но начал явно не с того? — Или захотел избавиться от улик. — Агент, неужели вы наконец поверили, что перед нами убийца? — язвительным тоном начал Тизиан. — Не в вере дело, а в фактах. Скажи криминалисту, чтобы снял отпечатки здесь и на других шкафах, — холодно указал Амен и направился к выходу. Вскоре к нему присоединился Тизиан, и они перешли к обследованию участка. Кроме бутылок из-под пива и мусорных мешков, на глаза ничего не попадалось. — Долго нам здесь торчать ещё? Десятый круг наворачиваем, — пыхтел Кëрли. — Не понимаю, ты в полиции работаешь или в парке развлечений? Откуда это нытье? — Откуда-откуда, я привык к другой работе, где можно поесть пончики и поколесить по округе на дежурной машине во время патрулирования. Неудивительно, что я хочу поскорее отделаться от этого недоразумения. — Убийства теперь зовутся недоразумениями? — без особого интереса уточнил Амен, опустившись к покрытыми листвой дверцам, которые практически сливались с землей. — А как еще? В Кемфилде всё тихо и спокойно было, пока этот ублюдок с ума не сошел. — Ага, тихо и спокойно, — бросил Амен, отряхнув листья. — Подвал? — уточнил Тизиан, рассматривая ржавую цепь, которой были обмотаны дверные ручки, и присел рядом, помогая распутать железный клубок. — А я-то надеялся, что мы закончили. Тизиан не уставал причитать, что всё это — пустая трата времени. Ему было противно ступать по трухлявым половицам вниз за Аменом, согнувшись в три погибели. Когда молодые люди спустились в подвал, Тизиан облегченно вздохнул. В крохотном помещении, на стенах которого блестела слизь от света фонаря, не было ничего, кроме клубка старых курток. Парень уже представил, как они уезжают из жуткого дома, как он сидит в удобном кресле в участке, как помешивает пластиковой палочкой кофе из автомата. Однако напарник, присев на корточки, стал внимательно перебирать обноски. — Амен, это просто ненужное тряпье, пошли уже, — сказал Тизиан, надеясь, что в его голосе не было слышно ноток страха, который по неизвестной причине одолевал парня на протяжении всего обыска. — Ненужное тряпье, говоришь? — самодовольно сказал агент, протягивая напарнику сверток, покрытый бурыми пятнами. — Кровь? — прокашлявшись, спросил Тизиан. — А на что еще похоже? — хмыкнул блондин. — Посвети, — кивнул на фонарь и развернул ткань на землянном полу. В свертке лежал покрытый кровью серп причудливой формы. Он не был похож на те, которыми косят пшеницу. Размером вдвое больше обычного, серп имел деревянную рукоять и длинное лезвие, изгиб которого на конце украшала острая зазубрина. — Никогда такого не видел, — Тизиан потянулся к оружию, но получил удар по руке. — Перчатки надень, — рявкнул Амен. — Теперь понятно, почему судмедэксперт не смог определить орудие убийства. Он похож на музейный экспонат, — вслух рассуждал Тизиан. Вскоре они передали найденное криминалисту, который едва в ладоши не хлопнул от радости, что обнаружилась действительно стоящая улика, а сами сели в машину. — Ну и денёк, — вздохнул с облегчением брюнет. — Угости сигаретой. — Лучше не привыкай, — Амен похлопал по бомберу в поисках пачки и потянулся к карману джинс, откуда вместе с Мальборо достал конфету в красной обертке. — Давно в сладкоежки заделался? — посмеялся Тиз, щелкая зажигалкой. — Дошутишься. Их Эва ест, — бросил блондин, разворачивая авто при выезде с участка. — Наслышан, — заговорчески ответил друг. — О чëм? — Ну, о вас. Я живу в одном доме с еë лучшей подругой, не забывай. — И что Эва ей рассказывала? — пытаясь не выдать заинтересованности, спросил Амен и сразу же уставился на дорогу. — Ты уже девчачьи сплетни слушать готов? Теряешь сноровку, — продолжить издевательства Тизиану не дали раздражённые светлые глаза, устремившиеся в его сторону. — Знаю только, что вы теперь вместе и ты слишком её допекаешь. — Ладно. Амена ничуть не смутила формулировка «слишком допекаешь», потому что он был уверен — по-другому с девушкой нельзя. После недолгой паузы агент продолжил: — Что об этом думаешь? Ты же был против, чтобы мы с ней что-то начинали. — Ну, ты не ограничился одной ночью, как обычно делаешь. Это уже хорошо. Есть у меня мысли, что можешь херни натворить, но ты же всё равно меня не послушаешь. — Не натворю, — категорично ответил Амен. — Так, значит, у тебя серьезные намерения? — Спрашиваешь, как будто её отец, — блондин хотел свести разговор в шутку, но передумал. — Не буду загадывать, но кажется, это надолго. — Или надолго, или я набью тебе морду. Не шучу сейчас. — Договорились, — ухмыльнулся Амен. — Дай телефон, я забыл свой. — Любимую свою доставать будешь? — поиграл бровями темноволосый, отдавая смартфон. — Именно. Спустя несколько попыток и нервных вздохов Амену удалось дозвониться до девушки: — Как ты? — Нормально. Всё хорошо. Ко мне Дия пришла, собираемся устроить забег по старым сериалам. Ничего необычного. Ты телефон забыл, да? Вернешься за ним? — протараторила Эвтида так быстро, что мужчина на секунду растерялся. — Нет, работы много. Думаю, вернусь поздно. — Хорошо. То есть плохо. В общем, ладно, мы тут заняты немного. До вечера! — Точно все в норме? — усомнился Амен. — Да, конечно. Мне пора. Пока, целую. — Целую, — сказал мужчина в ответ на гудки. — Какая она с тобой разговорчивая, — удивился Тизиан, забирая телефон. — Странно как-то, — задумчиво произнес Амен. — Женщины, — пожал плечами брюнет, пока крутил в руке конфету. — Где-то я такие видел. — А? Да, леденцы эти… Мне тоже знакомыми показались. Тизиан, помолчав пару минут, неожиданно громко произнес: — Вспомнил! У Агнии в сумочке обертки такие же нашли. И в комнате тоже. — Черт, точно. А я думал всë… Секундное облегчение Амена сменилось подозрением, таким острым и пугающим, что автомобиль из-за этого пронесся на красный. — Чувак, светофоры для кого придумали? Не так уж мы и спешим, — возмутился Тизиан. — Криминалист в участок поехал? — проигнорировав брюнета, быстро спросил Амен. — Кто его знает. Он же из Грейт-Фолса. Может и сразу в лабораторию поехать. А что такое? — Ничего. Набери его. Срочно.***
— Да, конечно. Мне пора. Пока, целую, — не выслушав ответ Амена, я сбросила звонок и покосилась на Дию, — Ну как? Я нормально говорила? — Э-эм, как сказать, — подруга сжала губы в попытках подавить смех. — Звучала, как нашкодивший ребенок. — Кто еще из нас нашкодил, — закатывая глаза, я падаю в кресло. — Кошечка, не обвиняй Амена раньше времени. Мало ли, кто такая эта Шерил. Вдруг коллега или родственница. — Ага, та самая родственница или коллега, которая «написывает», пока ей не ответят, а еще и скобочку долбанную в конце ставит! — говорю и с силой хлопаю ладонями по подлокотникам. — Да, согласна, это странно, — недовольно причмокивает Дия. — Тогда отбрось эту чушь про личное пространство и посмотри переписку, как я предлагала десять минут назад. Дия в данный момент походила на чертенка, взобравшегося на мое плечо. «Мы только одним глазком взглянем. Ничего страшного не произойдет. Все так делают», — не затыкался дьяволенок, щекоча ухо длинным хвостиком. Не сказать, что в этой ситуации я занимала позицию ангелочка. Во мне говорил здравый смысл. Нельзя читать чужие переписки, ведь так ты показываешь свое недоверие. Мы вместе всего пару дней. Это сообщение — простое недоразумение, которое нужно прояснить, когда Амен вернется. Но как дожить до этого момента, если я уже надумала себе драму, которой позавидует любой сериал на Нетфликс? К тому же, не смогу я спокойно спросить, кто ему пишет. Начну упрекать, кричать, психовать… Всë испорчу. — Мы только посмотрим, отвечает ли ей Амен, — убеждаю саму себя в целесообразности своих действий и тянусь к злосчастному смартфону. — Черт! Здесь пароль. — Естественно, ты же не думала, что всë будет так легко? — Вообще-то думала. Я тону в спинке кресла и закрываю руками лицо, но подскакиваю, услышав, как ноготки Дии ударяют по экрану: — Ты знаешь пароль от его телефона? — Святая простота, нет конечно, — говорит Дия, мотнув головой. — Но кто мешает нам угадать? Амен похож на человека, который ничего лучше шести нулей придумать не может. Подруга оказалась не права — нули, единицы и цифры от одного до шести не подошли. Надежда увидеть переписку таяла с каждой новой попыткой. — Когда у него день рождения? — хитро покосилась на меня Дия. — Второго сентября, — ответила я, не переставая крутиться в кресле. — Да ну? Попала ты, кошечка, — драмматично вздыхает подруга. — Подошло? — я подлетаю к Дие, хватая ту за руку. — Не-а, но мы узнали кое-что намного страшнее, чем тайна переписки, — серьёзно говорит Дия и заглядывает мне в глаза, от чего по коже пробегают мелкие мурашки. — Он же Дева! Дымка напряжения рассеивается, и я с раздражением отбрасываю её руку: — Боже, Дия, опять ты со своей астрологической ахинеей, а я уже испугалась. — И правильно сделала! Тебе достался самый отвратительный для отношений знак зодиака! Придирчивый, помешанный на чистоте, эгоистичный педант! Ему любовь противопоказана, а с Рыбами — особенно! — Молю, не включай свою звёздную пластинку, я такого еще в школе наслушалась, — цокаю и вспоминаю, как будучи подростком Дия выясняла даты рождения всех знакомых ей мальчиков. Осознав, что попытки подобрать пароль не бесконечны и вскоре закончатся отключением телефона, мы оставили эту затею и переместились на кухню. Всë же придется выяснять, какого черта Амену пишет какая-то девушка, другим способом. Желательно, чтобы этот способ не включал в себя попытку выцарапать ему глаза. — Хочешь сказать, я не права? — говорит Дия, бесцеремонно обследуя мой холодильник. — Нет, характер у Амена действительно не из простых, но звезды на небе в этом не виноваты. У всего есть причины… — я замолкаю, прокручивая те отрывки из его прошлого, которыми он со мной делился. — Только вот пунктик на чистоте я пока объяснить не могу. — Узнай точное время его рождения, и я тебе всë объясню, — посмеивается Дия, уплетая найденный банан под мой хмурый взгляд. — Ой, молчу-молчу. Твое право не доверять древнейшей и мудрейшей науке. — Только при Ливии так не скажи. А то отправит тебя к психиатру, будешь вместе с ним выяснять, куда твой Меркурий улетел. — Обижаешь, с ним мы пока обсуждаем одну медицину, — Дия продолжает обследовать кухню. — Что за бутылка на шкафу? — Вино. Более слов не понадобилось — Дия молча вскарбкалась на столешницу и дотянулась до заветного напитка. — Мы серьёзно собираемся напиться в два часа дня? — спрашиваю я, с долей недоверия оглядывая появившиеся на столе бокалы и сырную нарезку. — Это похоже на тост, — отвечает подруга, наполняя бокалы темно-бордовой причиной новой ссоры с Аменом. Он же не отстанет от меня, если узнает, что я выпила. С другой стороны, снотворное я не принимаю почти неделю, и вообще я взрослый человек, который просто хочет расслабиться. Пора ему уже объяснить, что учить меня не нужно. Конечно, его забота мне приятна, но порой Блэквуд с ней перебарщивает. Уровень жидкости в бутылке незаметно уменьшался по мере нашего разговора. Дия дословно пересказала каждую встречу с Ливием. Подруга выглядела по-настоящему счастливой, упоминая, как часто врач отводит глаза и не знает, куда деть свои руки. Мне очень хотелось верить, что она наконец-то встретила достойного человека, который не будет похож на её предыдущих парней, потому что Дия заслуживает этого. Хватит с неë грубых и нахальных мужчин, которые ни во что её не ставили. — …А потом я предложила ему провести вместе с нами хэллоуинскую ночь. Он сначала отнекивался, говорил, что не любит подобные мероприятия, а тем более походы в бар, но ты же знаешь, как я умею уговаривать. Я киваю, растворяясь в приятном тепле, которое превращает мышцы в вату. С непривычки алкоголь полностью овладел моим разумом и выгнал из него всё лишнее. — Та-ак, кому-то пора в кроватку, — пропевает Дия. — Проводишь меня? — Естественно, — я поднимаюсь, стараясь не пошатываться от каждого движения. — Чувствую, в воскресенье Амен тебя из бара на руках выносить будет. Ты и раньше пить не умела, а теперь вообще… — подруга смеется, не с первого раза продевая руки в рукава своей куртки. — Ага, вот бы нам не расстаться до Хэллоуина, — говорю я, снова вспоминая про чертово сообщение. — Прекращай. Поговорите и во всëм разберетесь. Почему-то я уверена, что Амен не стал бы тебя обманывать, — Дия тянется ко мне с чересчур крепкими и долгими объятьями, от которых становится спокойнее, — Даже несмотря на то, что он Дева. Подкинув еще несколько шуток, подруга садится в такси, а я решаю набрать ванну, чтобы хоть немного приблизиться к трезвому состоянию. Уже вечер, и мне очень не хочется, чтобы вернувшийся Амен застал меня в состоянии общаться одними звуками. Ощущение, что горячая вода пьянит еще больше, мысли куда-то уплывают. Перед закрытыми глазами мелькают яркие пятна, гипнотизирующие разум. Тело становится слишком тяжелым, чтобы хоть как-то им шевелить. Я кладу голову на керамический бортик и отключаюсь.***
— Вот же! — я вскакиваю, почувствовав, как вода горько забивается в ноздри. Заснула в чертовой ванной, боже! Вода давно остыла, а подушечки пальцев скукожились. Сколько же я продрыхла? По помещению прокатывается волна холода, как будто все двери и окна в доме распахнуты настежь. Я укутываюсь в мохровый халат, не переставая морщиться от тупой головой боли. Почему мне настолько плохо? Я хнычу, пытаясь умыться ослабевшими руками. Во рту так кисло, что глотать больно. Превзошла себя, Эва! Три бокала, и ты чуть не утонула в собственной ванной. Мысленно отчитывая себя, я поднимаю взгляд в зеркало и вскрикиваю, потому что не вижу своего отражения. Вместо него за мутным стеклом стоит мальчик. Гребаный маленький мальчик! Медно-русые кудряшки, клетчатая рубашка и штаны на подтяжках. Он выглядел бы совершенно безобидно, если бы из серых глаз не стекали темно-красные слезы. — Мне очень холодно, — тихий детский голосок разрывает барабанные перепонки. Это сон! Это просто новый кошмар, от которого я вскоре проснусь! Не могу отвести взор от пропитанного кровью плюшевого зайца, которого ребенок прижимает к животу. На периферии зрения мелькают черные точки, расползающиеся вокруг с бешеной скоростью. Пауки с круглыми брюхами падают с потолка, сочатся из стен, вылезают из крана. Они возникают из ниоткуда и множатся ненормально быстро. Я чувствую, как давлю их голыми ногами, слышу треск ломающихся лап. Ванная и раковина наполняются густой багровой жидкостью, в цвет которой мгновенно окрашивается каждая плитка кафеля. Только когда мальчик в зеркале протягивает руку вперед, я выбегаю, падая на пол в коридоре. Оглядываюсь и вижу огромный кривой силуэт, состоящий из тысячи пауков. Он движется прямо на меня и шипит, истекая живой, осязаемой тьмой. Ногами захлопываю дверь. На секунду кажется, что весь этот ужас испарился. Однако через доски начинает сочиться грязная слизь. Я вскакиваю, чтобы убежать, и дверь тут же распахивается. На меня наваливается рой пауков, оплетая кожу режущей паутиной. Зазубрины на лапах оставляют чёрные следы. Шевельнуться, закричать или хотя бы вздохнуть не получается — я цепенею, стремительно погружаясь в густой кокон. — Закрой глаза! Не бойся! Они исчезнут, если не будешь бояться. Голос мальчика словно залез мне в голову. Я послушала его, не сразу, но справившись с паникой. Всё это нереально. Такое уже было в горах, Эва. Только дыши. Ты в своем доме, здесь не может быть этих тварей. Они в твоей голове. — Открывай! Ты справилась, — заговаривает снова ребенок. Оглядываюсь по сторонам — ничего нет. На теле ни одной полоски паутины, ни единой царапинки. Получилось! Я выдыхаю, наполнив лёгкие спасительным кислородом. — Как тебя зовут? Вздрагиваю и оборачиваюсь. Со мной снова разговаривает мальчишка из зеркала. — П-почему ты не исчез? — глотая всхлипы, спрашиваю я. — Потому что пауков ты придумала, а я сам по себе, — отвечает ребенок, задирая курносый нос. — Никого я не придумывала! Понятия не имею, откуда они взялись, как и ты, — говорю я смелее, переставая чувствовать парализующий ужас. — Ты не нарочно их придумываешь. Твой мозг хочет защитить тебя, показать, что в этом месте опасно, — отвечает поразительно по-взрослому ребенок. — Со мной тоже так было, пока я не умер. — Ч-что? — отшатываюсь назад. — Меня убили. И тебя тоже убьют, как остальных. Я приходил к ним, но они меня не слышали, только ты слышишь. — Кто тебя убил? Почему меня тоже должны? К кому ты приходил? — Я могу ответить только на последний вопрос. Если скажу больше, мне будет больно, — у мальчика дергается нижняя губа. — Я приходил к дяде-мельнику, девочке на лесопилке и к тёте с разными глазами. Другие были злые. Я выпучиваю глаза, услышав об Агнии, Исмане и… женщине, об убийстве которой, по всей видимости, я еще не знаю. Какого черта вообще происходит?! — Ничего не понимаю, — я опускаюсь на корточки, закрывая руками лицо. — Я что, вижу призрака? — Я не знаю, кто я. Призраки, они же… как Каспер, да? Белые, на летающую простыню похожи. А я похож на себя. Только мёртвый… Ребенок потупил глаза, а у меня от его слов сердце сжалось в тисках глубокой, лишенной всякой рациональности жалости. Приведений не существует, мне нужно проснуться/протрезветь/убежать из дома, но никак не стоять здесь с глупым желанием утешить его. — Значит, любишь мультфильм про маленькое приведение? — из меня вырывается нервный смешок. — Да! — весело восклицает ребенок, перебирая в руках уши игрушечного зайца. — Я только его смотрел. У нас дома было всего две кассеты. Одна с «Каспером», другая с «Золушкой», но папа говорил, что она для девочек. — Кассеты? Какой же год был, когда ты… Договорить у меня не получается. Как завороженная, я смотрю на мальчишку, который медленно подходит ко мне. — Тысяча девятьсот шестьдесят первый. В ноябре мне бы исполнилось восемь лет, но в октябре, когда мы со Стэном играли в прятки, пришел дя… — мальчик хватается за горло, и его лицо начинает краснеть. — Мне нельзя этого говорить… Я должен уходить, меня могут заметить. Серые глаза беспокойно заметались по мне. Ребенка била крупная дрожь. Детский страх царапал мою кожу, залезая куда-то вглубь. Мне так хотелось прижать его к себе, будто от этого мальчик, погибший больше полувека назад, оживет. Окружающее нас пространство начало рябить, когда я ухватила маленькую синеватую ручку. — Ты такая теплая, — еле слышно сказал мальчик, и по дорожкам засохшей на щеках крови потекли прозрачные слезы. — Пока. Он начал растворяться во мгле коридора. Детское личико, расплываясь, бледнело, через него просвечивались очертания комнаты. Только сейчас я подумала о том, что он сказал. Шестьдесят первый год. Стэн. Что если мальчик говорил о моем дедушке? — Подожди! С каким Стэном ты играл? Какая фамилия у него была? Как вообще тебя зовут?! — кричу я, когда фигура мальчика начинает рассыпается прямо передо мной. Я повторяю вопросы по несколько раз, но вокруг вмиг становится пусто. Над головой зажигается яркая люстра, которая до этого еле светила. Я хожу из стороны в сторону, заламывая руки, кусая ногти. Плевать, что я абсолютно точно сошла с ума, поверив, что происходящее пару минут назад реально. Хотелось лишь узнать, кто убил мальчика и почему тот говорил о моей собственной смерти. «Билли. Билли Купер» — уши уловили едва различимый детский шепот. — Эва, — грустно представилась я, но ответа не последовало.*** Полицейский участок
Амен прошел в серую комнату, где из мебели был лишь одиноко стоящий стол и два стула, на одном из которых без движения застыл Реммао. Скованные наручниками за спиной руки изредка подрагивали, выдавая, что Амен видит перед собой не восковую куклу, а человека. Положив на середину стола включенный диктофон, агент сел напротив и отчеканил наизусть заученное правило Миранды: — Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права? — Понимаю, — хрипло произнес историк. — Я отказываюсь от адвоката. — Тогда приступим. Где вы были утром двадцать третьего октября? — размеренно и четко спросил Амен. — У себя дома. — Кто-то может это подтвердить? — Нет, я живу один, — дернулся Реммао. — Ваши соседи утверждают, что вы живете с братом, — спокойно продолжил Амен. — Врачи в больнице рассказали, что у него острая сердечная недостаточность, но последний месяц в клинике он не появлялся. Вы знаете, где он находится? Амен внимательно следил за сгорбленной фигурой. Голова Реммао была опущена неестественно низко, а слипшиеся волосы полностью загораживали лицо. — Не знаю, — в голосе историка Блэквуд уловил злость и понял, что давит на нужное место. — По моей информации, у вас были очень близкие отношения. Вы воспитывали брата в одиночку после смерти родителей, жили вместе, посещали с ним врачей. И теперь говорите, что ничего не знаете о его местонахождении? — Мы поругались три недели назад… Две… Две с половиной недели, — начал заговариваться Реммао. — Он уехал. Сказал, что хочет жить самостоятельно. — На чëм он уехал? — убедительно изображая вовлеченность, задал вопрос агент. — Машины у вас нет. На поезде? — Да, — нехотя ответил задержанный. — Все его документы остались в вашем доме. Как он купил билет? — Откуда мне знать? — Реммао тяжело мотнул головой. — Вы подозреваете меня в убийствах, так спрашивайте о них. Брат здесь не причем. Он уехал. — Куда он уехал без паспорта? —непреклонно продолжил Амен. — У вас есть близкие родственники или друзья, у которых можно прожить полмесяца? Реммао резко поднял голову и вскрикнул надрывающимся голосом: — Нет у нас никого! Не знаю я, где он! Пропал Рэймсс. Хватит о нем! Амен наблюдал, как капли пота скатываются по смуглому лицу. Состояние историка было схоже с лихорадкой, и агента не могло это не радовать. Холодный рассудок сильно помешал бы делу. Глядя на изможденного Реммао, Блэквуд без труда считывал неумелую ложь. — Почему вы не хотите говорить о своем брате? Так сильно поссорились? Из-за чего? — Амен расслаблено продолжал доводить историка. — Это не ваше дело! Реммао рывком отодвинулся, от чего ножки стула с тупым визгом проехались по бетонному полу. — Не волнуйтесь так. Я лишь хочу понять вас, — нейтрально проговорил Амен. — Должно быть, вам очень тяжело от того, что самый близкий человек вас покинул. — Не покинул! Не покинул! — провизжал историк. — Я все сделал правильно. Он вернется. — Что именно вы сделали, чтобы он вернулся? Амен положил сцепленные в замок руки на стол, чуть склонив голову вбок. Мышцы на шее историка криво дергались. Он порывался что-то сказать, но сдерживал себя, искусывая тонкие губы. — Он умер, ведь так? — уверенно озвучил свою догадку Амен. В больнице Блэквуда убедили, что состояние Рэйммса на последнем приеме было критическим. Фактически, домой его отправили умирать. Он никак не мог уехать в другой город. — Замолчи! Он будет жить! Хватит с меня! — кричал Реммао, выплевывая слова вместе со слюной. — Это я убил Ларсона. Судите меня, брата не трогайте. — Ладно. Расскажите, как вы это сделали. — Взял хопеш и убил. Ударил, распорол брюхо, повесил на стену. Не помню деталей, как в бреду был, — на удивление спокойно сказал Реммао. К этому времени Амен уже получил информацию от криминалиста о серпе, найденном в доме Реммао. Он действительно напоминал хопеш — разновидность холодного оружия, применявшуюся древними египтянами в войнах. — Откуда у вас такое редкое оружие? — Увлекаюсь Древним Египтом, — обнажив жёлтые зубы, хмыкнул Реммао. — Купил у такого же любителя. — Это увлечение подтолкнуло вас к убийству? — Ага. Я тот еще фанатик. Вы же видели, что я оставил послание? — Амен кивнул, вспоминая начертанные в спальне убитого иероглифы. — Придёшь и узреешь средь смрада и мрака, Сынов своих верных, что ждут указания, Ведущее к миру, где истина есть, — восторженно процитировал Реммао написанное. — Кому оно посвящено? — Вы же рылись в моем кабинете, знать должны. Сету оно посвящено, — стеклянные глаза сверкнули в полумраке. — Вы решили призвать таким образом древнеегипетского бога? — сдерживая рвущийся наружу скепсис, уточнил блондин. — Это уже неважно, — с застывшим оскалом прошипел Реммао. — Я же сумасшедший, не видите? Я не знаю, зачем это сделал. — Зачем Агнию убили тоже не знаете? От слов Амена историка пробила судорога. — Да. — Разве вы еë не любили? — агент пригвоздил подозреваемого своим вопросом к спинке стула. — Откуда вы… — Откуда знаю? — слегка улыбнулся Амен, доставая из кармана бомбера небольшую тетрадь в твердом переплете, которую он открыл и начал читать: — Я бы давно с крыши спрыгнула, если бы не Реммао. Только он меня понимает по-настоящему. Он видит во мне человека. Мы продолжаем встречаться в мотеле по субботам. Я ни от кого больше не получала столько нежности… — Заткнись! — заверещал историк и навалился исхудавщим телом на стол, задергав скованными руками. — Она много чего о тебе писала в своем дневнике. Лучше всякой Джульетты. Так что, ты правда убил свою любимую? — с долей издевки проговорил Амен. — Нет! Я бы никогда её… Слова оборвались глухим рыданием. Амен находил происходящее жалким и очень несвоевременным. Он осознавал, что в таком состоянии Реммао не выдаст больше информации, а она была очень нужна. Слишком много белых пятен: от мотива до деталей преступления. Когда человек говорит что он сумасшедший, это означает одно — он в полном здравии. Тогда какие причины были у историка? Почему убийство так схоже с остальными, если Амен уверен, что Реммао расправился только с пастухом в горах? Подражает? С какой целью? Может ли предполагаемая смерть его брата быть с этим связана? — На сегодня всё, — говорит Блэквуд, излишне громко приземляя руки на стол, когда встает. Реммао поднимает на него глаза, от взгляда которых Амен с презрением морщится. «Ничтожество» — единственное, что вертится на языке агента. Будто прочитав его мысли, Реммао вспыхивает, вскакивает с места и протягивает безумным шепотом: — Думаешь, окажись ты на моем месте, вел бы себя иначе? Реммао вытягивается всем своим корпусом к Амену, который лишь недовольно поднимает бровь. Подобные срывы он наблюдал не раз, а потому, выключив диктофон, агент бросает на него короткий уничижительный взгляд сверху вниз и отвечает: — Я никогда не окажусь на месте такого, как ты. — А если Эвтида умрет? Помещение для допросов заполняет едкий хохот задержанного. У Амена дергается челюсть. Ему хочется впечатать лицо историка в стол только за то, что посмел произнести еë имя, но агент сдерживается, понимая, что этот затворник не мог узнать об их отношениях. — Причем тут она? — скрипя зубами, спрашивает Амен. — Так я угадал? Не просто так вы тогда ошивались вместе в школе? — Причем. Тут. Она. — Блэквуд разрезает словами воздух и ударяет ладонями по столу. — Если я буду жив к тому моменту, то обязательно посмотрю, каким жалким станешь ты, когда её потеряешь. Сказав это, Реммао буквально нажал на спусковой крючок. Раньше у Амена не было таких болевых точек, задев которые, разум застилает пелена гнева. Любая провокация со стороны подозреваемого била в пустоту. Но теперь всё иначе. И никакая служебная субординация не могла сдержать той животной агрессии, с которой руки Блэквуда сомкнулись на шее историка. — Ты прямо сейчас сдохнешь, если не скажешь, кто убил остальных и какого черта говоришь об Эве? И без того красные капилляры в белках глаз налились кровью, а из горла Реммао выходили лишь прерывистые хрипы. — Я вопрос задал! — от грубого крика Амена дрогнуло стекло в маленьком решетчатом окне. — Узнаешь… Скоро… — зашевелились синеющие губы. — Что здесь происходит? — в помещение влетел шериф, позади которого стояли несколько копов, которых привлек шум в допросной. С трудом, но Амен отпустил Реммао, залившегося после этого лающим кашлем. Агент, не взглянув на шокированных коллег, вышел и размашистым шагом направился прочь. — Амен, при всем уважении, но это просто недопустимо! — нагнал блондина возмущенный шериф. — Переживет, — рявкнул Амен и впихнул Кëрли диктофон. — В убийстве Ларсона он сознался. С остальным завтра разберусь. — Нет, сынок! Я ценю твой вклад в расследование, но не могу допустить, чтобы в моем участке повторилось подобное. Его допросят другие ребята. Амен скривил губы. Грубить старику он не хотел, но злость, бурлящая в крови, мешала здраво мыслить. Глубоко вздохнув, он ответил: — Ещё вернемся к этому.***
Я лежу под двумя одеялами, но меня все равно не перестает потряхивать. Часовая стрелка на круглом циферблате подползает к двенадцати. Амен еще не вернулся, и я даже не знаю, хорошо это или плохо. В темных углах спальни мне не перестает мерещится Билли. Что со мной опять творится?! С тех пор, как мы с Аменом вместе, не было этих дурацких видений, и я начала думать, что всё позади. А теперь второй по счету покойник говорит, что мне скоро конец. Что это такое? Паранойя? Но я же вроде не думаю о своей смерти двадцать четыре часа в сутки. Почему мозг упорно подбрасывает подобное? А вдруг Билли, как Исман, — реально убитый в прошлом человек, а не просто мое больное воображение? Как это проверить, если я знаю только имя, фамилию и год? Сомневаюсь, что кто-то из моих знакомых может знать о событиях, происходящих в шестидесятых. Городской архив и Интернет отпадает. Если об Исмане я там ничего не нашла, то о Билли и пытаться не стоит. Единственная зацепка — Стэн. Да, это может быть простым совпадением, но почему-то мне кажется, что именно о моем деде говорил мальчишка. В шестьдесят первом Стэну было лет пять. Он вполне мог знать Билли. Но что с этого? Дед давно лежит на кладбище. Только один человек может хоть что-то рассказать о моем родственнике. Отец Аша. Но сам красноволосый давно не объявлялся, и я не уверена, что ужин с его папашей состоится. Остаётся только смириться, что я схожу с ума? Но нет же, не могу я остаток жизни провести в смирительной рубашке, у меня другие планы! Основной пункт в них — Амен, наши отношения, совместное будущее. Я так хочу еще немного побыть счастливой! От безысходности впиваюсь зубами в подушку. Будет ли он терпеть такую меня? Как нарочно, в момент, когда меня начинают кусать сомнения, с первого этажа доносится шум. Я зажмуриваюсь, надеясь, что внизу орудует не очередной призрак, который решил заглянуть на огонек. Через пару минут дверь в спальню открывается, и я чувствую запах сигаретного дыма. Амен молчит, видимо, считая меня спящей. Я решаю продолжить притворяться, потому что в противном случае точно вывалю на мужчину историю о мертвом мальчике из зеркала. Даже в моей голове это звучит, как бред, что говорить об Амене. Тяжелые шаги останавливаются около кровати. Теплая рука касается волос, а потом поправляет одеяло. Его движения рваные, прерывистые, но от того не менее приятные. Амен отходит. Слышу звук разблокировки смартфона и тихие ругательства. Только теперь вспоминаю про треклятое сообщение. Гудки. Хлопок дверью. Борюсь с желанием вскочить и подслушать телефонный разговор, но и без этого слышу его отрывки из коридора: — Чего тебе? …Поздравляю, и что? …Не твоего ума дело …Шерил, начхать мне на тебя и твое беспокойство …Чтобы я больше не видел ни одного сообщения! — под конец Амен переходит на угрожающий крик. Никогда не слышала, чтобы он был настолько груб. И меня не может это не радовать, потому как теперь я уверена, что эту Шерил, кем бы она ни была, мой Амен на дух не переносит. Мужчина возвращается через пару минут, и его одежда резко летит на пол. Амен шумно падает на противоположную сторону кровати. Говорит что-то про отвратительный день, описывая его не особо цензурно. Отбрасывает оба одеяла к ногам и рывком притягивает к себе. Его рука крепко сдавливает ребра, вжимая меня в горячий торс. На мгновение воздух в легких застывает. Частое дыхание обжигает затылок, когда мужчина носом зарывается в мои волосы. — Чтоб они все в аду сгорели, идиоты, — глухие слова вибрацией расходятся по моему телу. Так странно. Пару минут назад я слышала голос, от которого любому захочется в угол забиться, потом его обладатель пригвоздил меня к себе намертво, так, что между его грудью и моей спиной не осталось ни одного свободного миллиметра. Наверное, я должна чувствовать дискомфорт и напряжение, потому что в настолько паршивом настроении Амена еще не видела. Однако мне совсем не хочется выпутаться из капкана его рук. Мужчина начинает дышать тише, грудная клетка больше не разрывается при каждом вздохе. Он проваливается в сон, не переставая сжимать в пальцах ткань моей пижамы. — Никогда тебя не отпущу, — мычит Амен едва различимо. Пожалуй, если бы у меня была возможность остановить время, я бы сделала это прямо сейчас. Осталась бы в ночной прохладе, которая заполняет комнату кроткими дуновениями ветерка из приоткрытого окна. Осталась бы рядом с постепенно успокаивающимся голубоглазым торнадо, который, кажется, желает сейчас весь мир стереть, но меня не задеть при этом. Осталась бы между сном и явью. С ним.