Антология безумия

      Мгновение может показаться вечностью. Моё сердце еле бьётся в груди, пока я пытаюсь хватать дрожащими устами холодный воздух.       Деревья, еще почти голые после зимнего сна, начинают распускать свои почки. Замысловатые ветви с зелеными пучками будущих листьев дарят призрачную надежду на продолжение жизни. На бледном лице Кая проступают синие венки. Его губы дрожат в такт с моими. Он смотрит вперёд, а мне хочется увидеть все оттенки карих радужек, играющих при солнечном свете. Сейчас Кай мне не кажется мрачным. Он напуган. Как ни странно, я не испытываю страха, только невыносимый холод. Холод мучительно медленно забирает из меня жизнь. Веки тяжелеют, а сознание уплывает в мрачное место.       — Не засыпай, потерпи немножко, и я тебя согрею, — слышу его голос, непривычно нежный и трепетный, слегка приоткрываю глаза, на большее у меня нет сил. На устах Кая печальная улыбка. Мне начинает казаться, что мы движемся быстрее. Я чувствую, как он прижимает меня к себе сильнее. Теплее не становится, мой спаситель мокрый и ледяной на ощупь. Костяшки моих пальцев касаются его груди, внутри которой бешено колотится сердце. Оно словно бьётся для нас двоих. И вот уже виднеются крыши мрачных домов, поселение уже совсем близко. Над нами пролетает знакомый старый ворон. Дыхание парня сбивается, я ощущаю всё его волнение и страхи, но мне сложно сосредоточиться на времени и пространстве. Моя душа будто покидает тело, отчего сознание начинает терять связь с реальностью. Я чувствую дыхание тьмы. Холодно и тихо.       — Что произошло? — слышу женский голос. Слишком резкий и громкий. Он вырывает меня из ледяных объятий тьмы. Приоткрыв глаза, замечаю расплывчатый образ молодой женщины в белом переднике и косынке. Воздух вокруг явно стал теплее. Запах спирта и медикаментов ударил в нос. Мы в доме врачевателя.       — Я требую право осмотра, немедленно, — Кай отвечает с надрывом, еле сдерживая себя, чтобы не перейти на крик. Он вносит меня в центр большой комнаты, где-то сбоку потрескивают дрова в камине.       — А где её родители? Мы не можем провести осмотр без их присутствия, — неуверенным тоном проговаривает женщина, на вид ей чуть больше тридцати. Она испугана. Её зрачки мечутся по сторонам.       — Во-первых, у неё есть только мать, и она скоро сюда придет. Во-вторых, при осмотре в обязательном в порядке требуется только невеста, старший жених и кто-то из персонала врачевателя, если его самого нет на месте, — Данилевский отвечает быстро и резко. Он укладывает меня на одну из скрипучих коек и накрывает тяжелым одеялом. Теплее, но совсем чуть-чуть. Мокрая холодная одежда не позволяет мне согреться.       — Так сказано в писании, четвертый том, двадцать первая глава, — шатен разворачивается к медсестре и добавляет фразу, что имеет самое весомое значение в стенах этого здания. Я не вижу его лица, но могу предположить, что он чертовски зол.       — Но, я не знаю… — несмотря на сказанные слова Каем, голос медсестры всё такой же растерянный. Оно и понятно. Право на осмотр — вопрос весьма щепетильный. Настоящий кошмар для девушек-магулов. Оплот стыда. Стоять голой перед человеком, что решил избавиться от тебя, как от ненужной вещи.       — Что вы не знаете? Священное писание? — Данилевский нависает над испуганной молодой женщиной. Я вижу как их тени падают на стену. Он такой высокий и грозный, она такая маленькая и беззащитная. Её голова опущена, у неё нет права посмотреть ему в глаза.       — Моя невеста упала в реку с моста. Если она умрёт — вас накажут. И даже если вам назначат всего три удара плетью, вашим палачом буду именно я. И поверьте, я уж постараюсь, чтобы вы сдохли от потери крови посреди центральной площади, — угрозы Кая звучат правдоподобно. Мне, как ни странно, совсем не страшно, я почему-то вспоминаю о том, что за халатность, повлёкшую смерть падшего, наказывают всего лишь тремя ударами плетью. Столько же карга Герд назначила мне за танец в десятилетнем возрасте.       — Я здесь работаю первую неделю и не знаю, что нужно делать при использовании права на осмотр, — дрожащим голосом объясняется медсестра. В воздухе повисает тишина. Данилевский отступает на шаг назад.       — Я зашторю окна, вы принесите свечи, — он негромко произносит. Злоба словно по щелчку пальцев покинула его разум.       — Хорошо, — кивает молодая женщина в белой косынке, она уходит, я только и слышу, как шуршит подол её платья. Кай бросается к окнам, спешит поскорее сдвинуть шторы. Право на осмотр — это священное таинство, никто случайно не должен увидеть невесту голой.       — Что теперь? — когда в огромной комнате остаётся только свет от камина, я слышу уже уверенный женский голос.       — Зажгите свечи, — отвечает шатен, сбросив с меня одеяло. Моё тело пробивает яростная дрожь. Зубы стучат, а мокрые волосы прилипли к лицу. Я вижу его глаза, в которых отражается свет огня из камина. Он всё также прекрасен, даже несмотря на печаль, что прячется где-то глубоко внутри его сердца. Прекрасный и ужасающий одновременно. Разжигатель противоречивых чувств. Кай мог вызвать во мне восторг с ядовитой примесью страха.       — Вставай, моя хорошая. Я тебя держу, — Данилевский наклоняется ко мне и приподнимает над промокшим матрасом. Собираю все силы, чтобы опустить ноги на пол. Цепляюсь пальцами за его шею и уже через мгновение буквально повисаю в воздухе. Как бы не старалась, мне сложно почувствовать опору под собой.       — Нужно снять платье, — Кай обращается к медсестре. Она не мешкает, я тут же чувствую, как её пальцы ловко расправляются с пуговицами на моей спине. Мой жених помогает мне снять рукава. Промокшее магульское платье падает на пол.       — А теперь корсет, — хрипло проговаривает парень. Медсестра дёргает за шнурки, и я ощущаю край корсета, у меня из глаз начинают течь слёзы. Больно. Лёгкие словно кто-то поджёг изнутри.       — Он не поддаётся, — слышу за спиной голос женщины.       — Подержите её, — произносит Данилевский. Медсестра заменяет Кая, и вот мои пальцы уже цепляются за её хрупкие плечи. Звуки громких шагов шатена отражаются эхом от стен огромной комнаты. Вокруг нас расставлены свечи. Молодая женщина нашептывает молитву. Она просит святого Магула о помощи.       — Как вас зовут? — нахожу в себе силы, чтобы задать ей вопрос.       — Феодора, — отвечает она, когда наши глаза пересекаются. Я чувствую, как Кай натягивает шнурки корсета, остаток кислорода покидает мои лёгкие. Задыхаюсь из-за сильного давления на грудную клетку. Через секунду слышу треск. Ощущение свободы даёт мне возможность сделать глубокий вдох. Корсет падает на пол. Свобода.       — Поднимите её руки, — Данилевский обращается к Феодоре. Она тут же выполняет его приказ. Тёплый воздух касается мокрой кожи, пока Кай снимает с меня сорочку. Стыд заполняет мой разум. По пояс голая и абсолютно беззащитная. Закрываю глаза. Чувствую себя униженной и раздавленной. Почему судьба так жестока со мной? В чём я провинилась?       — Боже, кто это с ней сделал? — медсестра отступает назад, в её голосе слышны чёткие нотки ужаса. Я же чуть не падаю на пол, но Кай успевает подхватить меня руками. И от его прикосновения мне становится хуже, неосознанно открываю глаза и вижу его. Теперь я задыхаюсь от острого приступа смущения. В карих очах есть что-то пугающее, как сама тьма.       — Корсет госпожи Герд, — отвечает парень, оглядываясь по сторонам. Я чувствую, как его мокрая рубашка прилипает к моей коже. Мне холодно, но хотя бы сердце стало биться громче.       — Вы можете идти, — шатен обращается к Феодоре так, словно она ему уже мешает.       — Но разве нам не нужно провести гинекологический осмотр? — интересуется медсестра, и я вижу тень недоумения на её лице. Вздрагиваю всем телом от новой волны страха.       — Нет, лучше принесите нам горячего чаю, — он качает головой, а затем укладывает меня на койку, что находится напротив камина. И как только женщина уходит прочь, Кай принимается стягивать с меня плотные колготки.       — Зачем ты меня раздеваешь? — от испуга ко мне возвращаются силы. Я пытаюсь подняться, подаюсь вперёд, чтобы сесть. Но Данилевский без труда оставляет меня без одежды. Полностью голая. Пытаюсь скрыться с помощью рук от его взгляда. Он смотрит на моё тело с непонятным для меня чувством, что прячется в его очах. Это не что-то пошлое, а что-то совсем иное.       — Чтобы согреть, — отвечает он, накрывая меня тяжелым ватным одеялом. За одним из окон слышатся знакомые голоса. Мама, Марк и кто-то ещё. Кай, громко выдохнув, поправляет свою мокрую рубашку. Его губы всё также дрожат от холода. Он разворачивается в сторону дверей и покидает помещение. Ну вот и настал момент отчаяния. С самого детства меня пугали мысли о том, что Данилевский найдёт способ разорвать помолвку. Дочери падших обычно выходят замуж за старых вдовцов. Жуткая участь. Мама наверняка будет винить меня за то, что я упала с моста. Кир же найдёт оправдание, чтобы отказаться от обещания вернуть ей старый дом.       — Пей дитя, — передо мной появляется Феодора с большой железной чашкой в левой руке. Она помогает мне приподняться, чтобы я смогла сделать глоток. Горячая сладкая жидкость наполняет мой рот, а затем падает по пищеводу в желудок. Теплее, но не легче. Кай скорее всего оставит меня здесь.       Неприятный скрип двери заставляет замереть медсестру. Она смотрит на кого-то, а затем кивает. Феодора уходит, оставив кружку на небольшой тумбочке у моей койки. Слышу громкие шаги, а затем вижу его. Ему хватило смелости, чтобы вернуться и озвучить своё решение. Наверное, это проявление жестокости. Кай хочет насладиться видом моей ничтожности.       — Что ты им сказал? — осмеливаюсь спросить, чтобы как можно скорее прекратить эту эмоциональную пытку. От напряжения у меня сводит челюсть. Я никак не могу согреться.       — Что сегодня ты станешь моей женой, — Данилевский отвечает, а затем сбрасывает с себя на пол черный пиджак. Я никак не могу поверить в то, что сейчас услышала. Зачем тебе это? В общине не так много девушек, но есть варианты куда лучше, чем дочка падшей.       — Отвернись! — требует Кай, расстёгивая пуговицу на мокром рукаве рубашки.       Несколько раз моргаю. Сердце вырывается наружу и застревает в переломанных рёбрах грудной клетки. Взгляд карих глаз меня пугает.       — Отвернись! — приказным тоном повторяет он, я неохотно исполняю его требование. Мне страшно подумать о том, что задумал Данилевский. Слышу, как его мокрая одежда падает на пол и вздрагиваю. Перед моими глазами белая стена, на которой я вижу его тень. Он приближается ко мне словно демон, вышедший из мрака. Матрас прогибается рядом со мной, а одеяло раскрывает моё нагое тело.       — Что ты делаешь? — задаю вопрос дрожащим голосом, ощущая прикосновение холодного торса к спине. Замираю. Одеяло уже укрывает нас обоих.       — Пытаюсь нас согреть. Не бойся, я закрыл двери, никто не войдёт, — Кай шепчет мне на ухо. От его горячего дыхания я покрываюсь гусиной кожей. Он усмехается. Чувствует мою слабость. Изгибы его тела повторяют моё, а ледяная ладонь властно ложится на бедро. Я не уверена, что мне холоднее, чем ему. Страшно даже пошевелиться. Мы оба лежим в позе эмбриона. Между нами совсем нет расстояния, даже миллиметра. Я чувствую, как он прерывисто дышит. Частичка тепла зарождается где-то внутри меня, она потихоньку расползается и растёт. Данилевский не двигается и ничего не говорит. В комнате слышен лишь треск горящих дров в камине. Закрываю глаза, но уснуть не могу от переизбытка эмоций. С одной стороны меня окутывает страх, с другой я вижу проблеск надежды. Он не отказался от меня. Спас. Нёс через лес, когда сам промок до последней нитки. Кай избавил меня от корсета, а сейчас пытается согреть. Моё восприятие его мрачной и жестокой личности только что пошатнулось.

***

      Я не поняла, как уснула. Просто провалилась в тёмную пропасть без сновидений. Холод заменили жар и невыносимая слабость. Было ощущение, что моя душа болтается между мирами мёртвых и живых. Иногда сквозь сон меня посещали бредовые мысли. Они шептали мне, что я умерла, утонула в реке. Хотела проснуться, но не могла. Осознавала, что всё не наяву, но кто-то словно выключил мою волю. Так продолжалось, пока голос не пришёл за мной. Его голос. Он сказал: «Просыпайся!»       Приоткрываю глаза, ресницы дрожат. Всё тело ломит от боли. У меня явно жар. Я лежу на боку лицом к камину. Перед глазами расплываются очертания людей. Сначала различаю Кая и Марка, затем маму и Инессу Шустову. Последняя приходится Киру родной сестрой. Братья одеты в традиционные церемониальные костюмы черного цвета. Им обоим очень идут длинные пиджаки с коротким воротом. Они уже подготовились к церемонии венчания. Сколько времени я проспала?       — Нет, это нахалка сюда не войдёт. Из-за неё чуть не погибла невеста моих племянников, — Инесса качает головой, кому-то громко отвечая. Я не сразу понимаю, с кем она говорит, что происходит. Мама испуганно хлопает ресницами. Её усталое бледное лицо пугает меня. Нахожу в себе силы, чтобы сесть. Я укутана одеялом с ног до головы. Наверняка, это Кай постарался.       — Ну, это же мадам Герд. Она глава совета матерей, — слышу голос Феодоры. Мне сложно собраться с мыслями, чтобы проанализировать их разговор. Сглатываю слюну и чувствую подступающую боль в горле. Простыла. Этого следовало ожидать после падения в ледяную воду.       — Я не хочу проблем, — мама смотрит на Кая, и тот кивает. Марк же чем-то расстроен. Это легко понять по выражению его лица. Уголки губ опущены, а в почти чёрных глазах заметен печальный блеск. Кажется, что он присутствует здесь только физически, а мыслями где-то далеко.       — Впустите её, — без всякого на то желания, проговаривает шатен. Громкий скрипучий звук, за которым следует топот каблуков. Она проходит в центр комнаты, рыская маленькими поросячьими серыми глазками так, словно что-то ищет. От одного только присутствия карги Герд в помещении мне хочется спрятаться под кровать.       — Зачем ты сюда припёрлась, старая развалина? — Шустова преграждает путь Надежде. Они одного роста, но глава совета матерей умудряется посмотреть на Инессу с высока. У дверей возмущенно кашлянула помощница старой карги. Кажется, её зовут Дарья.       — Я проигнорирую ваше оскорбительное поведение. Меня сюда привели обязанности, возложенные на мои хрупкие плечи нашей общиной, — ловко используя холодный тон, отвечает госпожа Герд. Я же закусываю губы. Хрупкие плечи? Как же! Даже местные лесорубы не могли похвастаться такими. Широкими и необъятными.       — Мы принесли корсет для подвенечного платья. День венчания не может быть исключением из правил, — Надежда бесстрастно проговаривает каждое своё слово. Я же бросаю испуганный взгляд на Кая.       — Нет, — он отвечает. Между нами словно натянуты невидимые нити. Мне не нужно просить его о защите, Данилевский чувствует мой страх. Инесса отходит в сторону, когда начинает говорить мужчина. Её карие глаза смотрят на племянника из-под чёрной чёлки.       — Если твоя невеста выйдет из дома врачевателя без корсета, я прикажу высечь её на площади. Дорогой мой, ведь ты же будешь её палачом, — карга Герд не может сдержать кривой улыбки на своих устах. Жутко. По моей коже разбегаются мурашки, пока я ощущаю фантомное давление на грудную клетку.       — Зря улыбаетесь, Надежда. Я же ведь доберусь до вас, — Кай отвечает пугающе зловещим тоном. Его карие глаза становятся на несколько оттенков темнее. Мрачная тишина повисает в воздухе.       — Мальчик мой, к чему эти угрозы? Это всего лишь на один вечер. Почему-то другие девушки с лёгкостью справляются с этой ношей, — несмотря на насмешливый голос Герд, мне кажется, что она испугалась. Не могу в это поверить, но что-то в её поведении поменялось. Шатен же бросает на женщину внимательный взгляд, а после ухмыляется.       — Давайте свой корсет, — он протягивает женщине открытую ладонь.       — Только старые верните, они стоят денег, — старая карга оглядывается по сторонам в поисках чего-то. Странно, ведь она знает, что девушкам полагается два корсета. Если ей уже доложили, что один из них испорчен, то для какой цели Надежда принесла новый?       — Один я сжёг, — отвечает Кай. Он лжёт, я замечаю, что на полу под соседней койкой лежит тот самый корсет. Инесса тоже это замечает, но начинает кивать, подтверждая слова племянника.       — А второй у нас дома, — моя мама испуганно произносит. Мне её страх понятен. Она не хочет потом платить деньги за корсет. Левая бровь шатена дернулась. Или мне показалось? От жара я начинаю чувствовать головокружение. Меня одолевает невыносимая слабость.       — Принесешь завтра, — Герд довольно улыбается, а затем подзывает к себе помощницу, она всё это время стояла у дверей с огромной сумкой. Дарья, опустив глаза к полу, бежит на цыпочках к своей госпоже.       Надежда брезгливо достаёт из огромной сумки белую вещицу, а затем швыряет её ко мне на колени. Я краснею от унизительного чувства, что подступает к больному горлу. Карга же смотрит на меня сверху вниз, упиваясь безграничной властью. Сегодня последний день, когда она может себе это позволить. Уже завтра моя судьба будет в руках Кая и Марка. Они будут решать, как мне жить и что носить, с кем разговаривать и когда улыбаться.       — Прошу вас покинуть помещение, у нас мало времени. Невесту нужно подготовить к венчанию, — прочистив горло, проговаривает Инесса. Ей стоило огромных усилий молчать, пока Данилевский решал вопросы с Герд. Какой бы своенравной не была Шустова, она хорошо понимала, что не могла перебивать племянника. Старая карга и её нелепая помощница уходят.       — Феодора, нам нужен таз с водой и мыло, — только стоит двери хлопнуть, как Инесса обращается к медсестре.       — Это ещё зачем? — мама, недоумевая, задаёт вопрос высокой женщине. Она не успевает выдохнуть, когда раздраженный взгляд Шустовой падает на неё сверху вниз. Мама не кажется высокой на фоне Инессы. Наоборот, мне начинает казаться, что она потеряла в росте сантиметров десять. В семье Данилевских все были рослыми, даже женщины.       — Корсет может быть отравлен, — отвечает Шустова, стоит мне вынуть правую ладонь из-под одеяла и коснуться подушечками пальцев ткани. Вздрагиваю, одернув руку.       — Глупости! Зачем ей это? — мама усмехается, а затем замирает, поймав на себе недовольный взгляд Инессы. Кай же берёт в руки корсет без какого-либо страха.       — Сомневаюсь, что он отравлен. Но одному могу сказать точно. Этот корсет отличается от того, что Марийка носила, — шатен внимательно разглядывает поверхность вещи, медленно проговаривая свои мысли вслух.       — И чем же? — Марк решается задать вопрос. Он молчал с момента моего пробуждения. Я чуть не забыла о его присутствии в комнате.       — Он сделан из другого материала. Более мягкий и приятный на ощупь. Похоже, что Герд пытается замести следы своих гадких злодеяний, — отвечает Кай, а затем я слышу, как скрипнула его челюсть. Злится. Снова. Ловлю взгляд брюнета. Его глаза чернее зимней ночи. В них есть что-то пугающее. Похоже, это семейная черта братьев Данилевских.       — В любом случае, мы его постираем и высушим у камина. Так мне будет спокойнее, — Инесса спешит забрать корсет из рук племянника, словно не может избавиться от своих страхов. В этот момент Феодора вносит в комнату таз с водой. Кай наклоняется ко мне, чтобы коснуться губами моего горячего лба.       — У тебя температура, — он шепчет тихо, а затем разворачивается на девяносто градусов и обращается уже к брату: «Дай мне аптечку, что я просил принести». Марк кивает, а затем идёт к подоконнику, заставленному сумками. Раньше их здесь не было. Похоже, их принесли, когда я спала. В это мгновение меня накрывает осознание факта, что сегодня состоится моё венчание.       — Кай, у меня нет подвенечного платья, — обращаюсь к старшему жениху хриплым голосом. Горло болит сильнее с каждой минутой. Пошивом платья обычно занимается семья невесты. Мы с мамой планировали обратиться к швее в мае. Марк возвращается к брату с аптечкой.       Шатен садится рядом со мной, я ловлю его усталый взгляд, когда он мягко отвечает: «Не беспокойся об этом. Тётушка уже решила эту проблему». В его руках оказывается небольшой белый ящик с красным крестом на крышке. Кай достаёт из него пузырёк с таблетками.       — Это жаропонижающее, — произносит он, заметив испуг на моём лице. Страх стал чем-то наподобие привычки. Сложно бороться с инстинктами. Марк берет с тумбочки кружку с остывшим чаем и протягивает её мне. Я беру в трясущиеся руки пузырек, чтобы вынуть из него одну таблетку. Каждое движение отнимает у меня остатки сил. Запив таблетку чаем, вижу одобрение в глазах Кая. Он доволен.

***

      Через полчаса лекарство начало действовать. Ломота в теле медленно отступала. Женихи вышли из дома врачевателя, чтобы мама и Инесса подготовили меня к венчанию. Шустова всё-таки постирала в мыльной воде корсет и повесила его рядом с камином. Феодора обработала мои раны. Мама расчесала мне волосы, чтобы заплести их лавандовыми лентами. Я грустила. По иронии судьбы у меня больше не было даже той эфемерной свободы, с которой не хочется расставаться. Непривычно долгий день подходил к своему концу. Окна были всё также зашторены. За окнами слышен гул голосов. Магулы вернулись с праздника весны и уже собирались на таинство венчания.       — Марийка, пора одеваться, — когда Шустова обращается ко мне, я вздрагиваю. Пора. Инесса подходит ко мне с бинтами в руках. Не понимаю, зачем они нужны.       — Я не хочу, чтобы этот корсет коснулся и миллиметра твоей кожи, — заметив мой озадаченный взгляд, она объясняет свои намерения. Мама же только кивает. Она молчала. Ещё одна примета, которую чтут женщины-магулы. Готовя невесту к венчанию, матери молчат, чтобы не сглазить дочь.       — Хорошо, — сбросив с себя одеяло, поднимаюсь на ноги. Меня шатает. Голова кружится.       Ещё один странный факт про магулов. Наши невесты не носят нижнего белья под подвенечным платьем. Это пошлое правило никогда не укладывалось в моей голове. Его как раз придумал Юрий Данилевский, тот самый прадед Кая, нашедший смерть в лабиринтах собственного дома. Бабушка называла его старым извращенцем.       Инесса начинает аккуратно накладывать бинт на моё тело. Развожу руки в сторону, чтобы женщине было удобнее. Она и без того согнулась из-за большой разницы в росте между нами. Тишина меня нервирует. Совсем немного. Я бы хотела поговорить с мамой, но она мне не ответит. На душе тоскливо. На улице гул голосов становится всё громче. Магулы ждут, когда женихи поведут меня к алтарю.       Закончив с бинтами, Шутова берет в руки корсет. Мне нужно вынести ещё одну пытку, а я не успела надышаться. Закусываю губы в ожидании боли и состояния, пограничного с асфиксией.       — Я не буду туго затягивать, — негромко произносит Инесса, накладывая корсет поверх бинтов. Киваю, мысленно благодаря женщину за заботу и понимание. Она же с осторожностью начинает затягивать шнурки. Мама подходит ко мне и касается худыми пальцами моей щеки. Молчит, но я знаю, что ей тоже грустно. Никто не знал, что так получится. Прошло слишком мало времени со дня, когда была озвучена дата венчания. Я и представить себе не могу, что она испытала сегодня, узнав, что Кай потребовал право осмотра.       Этот корсет не такой плотный, его края не врезаются в мою кожу. Мне больно, дышать тяжело, но этот дискомфорт не сравнится с муками, пережитыми за три прошедших дня.       Инесса подносит ко мне подвенечное платье. Белое, расшитое красными нитками. У нас бы не хватило денег на такую красивую ткань. Мама улыбается, а из её глаз текут слёзы.       — Где вы успели найти это платье? — интересуюсь у тётушки Кая.       — Мы сшили его для дочери, но её жених перенёс дату венчания. Он сейчас получает образование за границей, — отвечает женщина, пожав плечами. В её голосе слышны чёткие нотки печали. Я не знала, что Майя Шустова помолвлена. Они с матерью были затворницами и редко посещали мероприятия общины. Самуил Шустов же часто пропадал в разъездах.       — Тебе нравится? — спрашивает Инесса, наблюдая за тем, как я не могу оторвать очей от прекрасного наряда. Киваю.       — Тогда поднимай ручки, мальчики уже заждались, — улыбнувшись, произносит женщина. Тяну пальцы к потолку, задержав дыхание. Мягкая и почти невесомая ткань платья нежно укрывает мою бледно-синеватую кожу. Теперь осталось надеть только туфли. Мама принесла мне бабушкины. Они немного мне велики, но других нет. Мы хотели купить новые, но не успели.       — Нам пора, — на выдохе проговаривает женщина, не ограниченная правилом молчания в этой комнате. Мама берет меня за руку и мы идём к двери. Невесту обычно забирают из дома, но в моём случае я должна быть передана женихам на пороге места, где проходило таинство права осмотра.       Шустова отворяет двери, и перед моими глазами предстают члены наших семей. Кир Данилевский определенно зол. Я по привычке отвожу глаза от его мрачного лица. Сюда пришли моя бабушка и дедушка. Бабуля плачет, протирая лицо белым платком. Дед же смотрит на меня с гордостью. Он самый отважный и смелый человек из всех, что я знаю. Кай и Марк стоят на ступеньках крыльца. Они протягивают мне свои ладони. Из окон соседнего дома за нами наблюдают две рыжие девчонки. Похоже, родители не взяли их с собой на праздник таинства венчания.       Я вкладываю свои ладони в руки женихов, и мы начинаем движение в сторону главной площади. Пройдя мимо родных, замечаю толпу за домом врачевателя. С полсотни зевак собрались поглазеть на начало процессии. Никогда не понимала, почему венчание называют таинством. Это, скорее, зрелище для любопытных.       — Ты на меня злишься? — неожиданно слышу вопрос Марка, что идёт слева от меня. Хоть я и выпила таблетку, мне сложно собраться с мыслями.       — Почему я должна злиться? — шепотом интересуюсь, не понимая его вопроса.       — Я не спас тебя, потому что не умею плавать, — отвечает он, сглотнув слюну. Похоже, по этой причине брюнет всё это время был расстроен. Марк решил, что я на него злюсь. Он ошибался. Да и как можно на него злиться. Мальчик с невероятно красивой улыбкой и пронзительным взглядом.       — Ты меня спас. Ты позвал Кая. Как я могу на тебя злиться? — проговорив, замечаю одобрительный взгляд старшего жениха. Он поглаживает большим пальцем по тыльной стороне моей правой ладони.       Перед нами расходится толпа, я слышу чей-то голос: «Она такая бледная как смерть. Едва ли невеста доживёт до рассвета». У шатена снова скрипнула челюсть. Он тоже услышал гадкие слова. На улице холодно, солнце уже скрывается за горизонтом.       Мы идём по центральной улице, вдоль которой стоят девочки в магульских платьях со свечами в руках. Они освещают нам путь до самой площади. Я уже вижу пастыря, облачённого в белоснежную рясу. Он стоит у статуи пророка. Гул голосов становится всё громче. Члены общины наблюдают за редким зрелищем. Дочка падшей выходит замуж за сыновей члена совета старейшин. И, наверное, каждый, кто сейчас смотрит на нас исподлобья, думал, что это невозможно. Ждал, что Кай придумает способ отказаться от венчания.       Холодно, от этих взглядов мне холодно. Но я не опускаю глаз к брусчатке. Мой взор направлен вперёд. Вопреки чужим домыслам, дочка падшей идёт к алтарю. Кай шагает гордо, задрав подбородок. Марк то и дело поглядывает на меня, улыбаясь. Мы такие разные, но наши судьбы переплетены навечно. По нашим следам ступают родные.       Дойдя до статуи пророка, замечаю, что на её верхушке сидит тот самый ворон. Мой друг не может пропустить такое событие. Преклоняю голову. Братья Данилевские отступают на шаг назад. Церемония венчания длится недолго. Я понимаю, что скоро стану магульской женой. Тенью своих мужей.       — Прихожане, — пастырь Алексий начинает свою речь. — Мы собрались сегодня почтить таинство венчания Марийки Микаэлевны Корак, Кая Кировича и Марка Кировича Данилевских. Они дети божьи и последователи святого Магула.       Гул голосов утихает. Сотни пар глаз прикованы к нашим телам. Я испытываю смешанные чувства. Ледяной порыв ветра пронзает меня насквозь. Мои пальцы дрожат. Стыд и страх заполняют мой разум. Стыд от того, что на мне, простите, нет трусов. Страх же преследует меня по пятам на протяжении всей жизни.       — Кай, — пастырь обращается к старшему из женихов. Шатен делает шаг вперёд, ровняясь со мной. Он преклоняет голову перед священнослужителем и статуей пророка.       — Господь наш вверяет в твои руки эту девушку. Клянёшься ли ты любить, уважать, защищать её и быть верным своей супруге до конца дней своих? — Алексий громко произносит слова, чтобы все прихожане слышали.       — Клянусь, — уверенно отвечает Кай. Пастырь берёт с алтаря алую ленту, освященную святой водой, и повязывает наши запястья.       — Теперь ваши души связаны на веки веков, — провозглашает Алексий. На площади царит полная тишина. Не слышно ни единого голоска вокруг.       — Марк, — священнослужитель подзывает второго жениха. Брюнет становится от меня по левую руку. Я замираю, заметив его улыбку. Такая заразительная, от неё у меня сводит скулы. Так хочется улыбнуться ему в ответ.       — Господь наш вверяет в твои руки эту девушку. Клянёшься ли ты любить, уважать, защищать её и быть верным своей супруге до конца дней своих? — ничего нового пастырь не произносит. Всё та же клятва.       — Клянусь, — кивнув, отвечает Марк, а затем Алексий берёт вторую ленту и повязывает наши запястья. Моё тело всё также дрожит на холодном ветру. Невеста вынуждена терпеть любую погоду. И не имеет значение, здорова она или нет. Всем плевать, что я сегодня чуть не утонула в ледяной реке. Девушки-магулы воспитаны быть терпеливыми.       — Властью, данной мне Богом, объявляю Кая, Марийку и Марка мужьями и женой, — подняв нагрудный крест над собой, провозглашает пастырь. С этого момента моя судьба принадлежит братьям Данилевским. Теперь я — часть их семьи.       Гул голосов снова заполняет площадь. К нам начинают подходить родные, чтобы поздравить нас с венчанием. Я смотрю сквозь знакомые лица куда-то вдаль. Холодно, как же холодно. Зубы стучат, а тело дрожит.       — Потерпи немножко, скоро мы уйдём домой, — мне на ухо шепчет Кай. Киваю.       Первым ко мне подходит дедушка. Он ничего не говорит, только целует меня в лоб.       — Поздравляю вас, — сквозь слезы произносит бабуля. Не могу её обнять. Такие вот странные правила. Нельзя, чтобы ленты были развязаны. Они должны сохраниться на наших запястьях, пока мы не войдём в дом Данилевских.       — Крепкой любви вам, мои дорогие, — Инесса целует каждого из нас в лоб. Все поздравления короткие, каждый желающий должен успеть перед пиршеством к нам.       — Спасибо, тётушка, — отвечает Кай. К нам подходит моя мама. Она наклоняется ко мне, чтобы прошептать: «Я рада, что всё так сложилось. Будь кроткой, не перечь мужьям, и ты найдешь своё счастье». Киваю. Ничего другого я не ожидала от неё услышать. Без меня ей будет проще. Мама отступает назад. Кир же стоит на месте, он смотрит на нас пронзительным зловещим взглядом. Замечаю и госпожу Герд, она уставилась на меня из первого ряда толпы магулов. Улыбаюсь, надеюсь, что старая карга еще не потеряла зрение. К нам подходит Тимофей Долохов и Лера Бестужева. Я не слышу их поздравлений. Они что-то говорят, но мне всё равно. Всё моё внимание приковано к Надежде Герд. Продолжаю улыбаться, через боль и затрудненное дыхание. Моя жизнь больше не принадлежит ей.

***

      Мы простояли на холодном ветру ещё где-то полчаса, а затем быстро покинули площадь. Новобрачные вправе не посещать пир. Гостей обязаны встречать наши родители. Меня радовал тот факт, что мне не придётся страдать от корсета до середины ночи. Пока мы шли до дома, я переживала только об одном — о первой брачной ночи. Мой разум потихоньку сходил с ума от пережитого за последний день. Устала, меня клонило в сон.       Алые ленты падают на пол, стоит нам только войти в одну из комнат поместья Данилевских. Повсюду расставлены свечи и рассыпаны лепестки лаванды. Мои руки дрожат от холода и мучительной слабости. Я оглядываюсь по сторонам, замечая огромную кровать посреди просторной комнаты, на ней расстелена белая простынь, а на тумбочке рядом лежит одеяло. Плотные тёмные шторы не дают лунному свету проникнуть внутрь. На стенах изумрудные обои с золотистым рисунком. Слуги наверняка готовили эту комнату к первой брачной ночи.       — Давай уже снимем с тебя этот чертов корсет, — устало проговаривает Кай и сбрасывает с себя пиджак. Киваю. Он обходит меня и уже через мгновение его пальцы ловко расправляются с пуговицами на подвенечном платье. Марк же встаёт передо мной. Его глаза внимательно изучают моё лицо. Между нами не больше полуметра. Я краснею от этого взгляда почти чёрных очей. В них отражается свет от огоньков свечей.       Платье спадает с моих плеч, и глаза брюнета медленно сползают по моей фигуре вниз.       — Наш прадед был ещё тем развратником, — усмехается Марк, облизывая губы. Я же неосознанно сжимаю бёдра, как будто это поможет.       — А ещё он хотел ввести право первой ночи для глав семей, чтобы трахнуть нашу бабушку. Но совет старейшин послал его к чёрту, — отвечает Кай. Его горячее дыхание обжигает моё левое плечо. Затем он тянет за шнурки корсета.       — Почему Герд так ненавидит Марийку? — младший из братьев вдруг задаёт вопрос старшему. Я несколько раз моргаю от удивления. Хотя мне и самой интересно послушать мнение Кая.       — Потому что я отказался жениться на её племяннице. У Юлианы такая же репутация, как и у Розы Елисеевой сейчас. Никто не хотел брать её в жены. Ну и Герд решила обратиться к моему отцу. Мама была против, — аккуратно развязывая шнурки корсета, отвечает шатен. Марк внимательно слушает его.       — Но тебе же было, лет… — перебиваю парня, а затем осекаюсь. Не вежливо и совсем на меня не похоже.       — Восемь. Юлиане было вообще семнадцать. Герд была готова ждать моего совершеннолетия. Она не хотела выдавать племянницу замуж за старого вдовца, — Кай продолжает свой рассказ, почти освободив меня от корсета.       — И ты решил подарить мамино кольцо Марийке? — брюнет задаёт очередной вопрос брату. Его черные глаза продолжают бесстыдно изучать изгибы моего тела. Я ощущаю себя некомфортно. Полыхаю от жгучего чувства стыда.       — Не сразу. Мы с мамой как-то гуляли у пруда, когда Марийка ловила там лягушек. Она смеялась и заставила меня улыбнуться. Мама сказала, что я, возможно, улыбаюсь своей будущей невесте. Спустя неделю она умерла. В день её похорон я и подарил Марийке кольцо. Отец был чертовски зол, — договорив, Кай отбрасывает корсет в сторону. Я осмеливаюсь обернуться, чтобы посмотреть ему в глаза. Карие омуты одаривают меня непостижимо прекрасным взглядом. Задыхаюсь, в буквальном смысле этого слова.       — Я бы… Теперь займемся бинтами, — он словно хотел сказать что-то другое, но не смог. Прервал фразу и закончил свою мысль другой. Сердце стучит по рёбрам. Кай видел меня голой, но Марк ещё нет. От переизбытка адреналина мне сложно совладать с эмоциями. Шатен развязывает узел на моей талии, а затем начинает избавлять меня от бинтов.       Внезапно пальцы младшего из братьев обхватывают мой подбородок, вынуждая меня посмотреть на него. В почти черных глазах пылает похоть. Он с наслаждением наблюдает за моим перепуганным лицом. В его взгляде столько власти, что я кажусь себе абсолютно ничтожной. Время застывает на мгновение, когда Марк наклоняется, чтобы коснуться моих губ своими. Я слышу только своё неровное дыхание и почти бесшумный звук, с которым бинты падают. Полностью голая. Брюнет яростно сминает мои уста, вышибая своей властью мою душу из тела. Его язык нагло толкается в мой рот. Я, если честно, не знаю, что мне делать. Он закусывает мою нижнюю губу, а затем я ощущаю мягкое прикосновение к коже на моём плече. Это Кай, замечаю его боковым зрением. Меня пугает это странное чувство, которое медленно зарождается внутри. Вздрагиваю, когда рука шатена ложится на низ моего живота, заставляя меня выгнуться.       — Не бойся, сегодня мы не будем тебя мучить, — шепчет шатен, посыпая мои плечи мелкими поцелуями. Я вся покрываюсь гусиной кожей. Страшно, но приятно. Марк отстраняется, разорвав наш поцелуй. Он отходит на шаг и наклоняет голову в бок.       — Нравится? — интересуется Кай, его дыхание обжигает мою шею. Не могу даже шелохнуться. От испуга я просто замираю. Моё тело больше мне не принадлежит, они вольны делать со мной, что захотят.       — Она прекрасна, — отвечает младший из братьев Данилевских.       — Я чертовки устал, но мы можем сделать ей приятно, — слова шатена выбивают из моих лёгких остатки кислорода. В ушах шумит кровь, и мне начинает казаться, что мир сошел с ума. Отступаю на шаг назад, и упираюсь спиной в грудь Кая, он подхватывает моё тело как пушинку и несёт на кровать. Очень сложно подготовить себя к такому морально. Странно, но я вспоминаю о своём мерзком прозвище. Фригидная Марийка. А что, если это правда?       Мой муж укладывает меня на белоснежную простынь, и я замечаю, как Марк приближается к нам, сбрасывая с себя сначала пиджак, а затем рубашку. У него прекрасное тело. Но меня пугает его хищный взгляд. Кай ложится справа от меня.       — Всё хорошо. Не пугайся так, — шепчет он, а затем прикусывает зубами кожу на моём плече. Мне с самого детства говорили, что жены магулов не могут отказать в близости своим мужьям. Это правило вшито в подкорку моего сознания. Брюнет снимает с себя брюки, а затем устраивается по левую руку от меня. Он пошло улыбается, разглядывая мою грудь. Его почему-то не пугают раны на моих рёбрах и тазовых косточках.       Я покрываюсь волной мурашек, когда Кай властно произносит: «Раздвинь ножки!» Испуганно смотрю в его глаза, в которых плескается вожделение. Не понимаю, что они задумали, но мне стыдно признаться в своём любопытстве. Раздвигаю ноги, проклиная себя за греховные мысли. Но ведь это — правильно. Я теперь жена, а жена должна подчиняться мужьям.       — Умница, — шепчет Марк, снова облизывая свои пухлые губы. В этот момент пальцы шатена касаются моего живота, втягиваю в себя воздух. Будто это поможет избавиться от прикосновений. Пальцы скользят вниз, я провожаю их глазами. Они не останавливаются на лобке, а двигаются дальше. Задыхаюсь, позабыв, как дышать. На моём животе оказываются пальцы брюнета, они движутся по следам своих собратьев. Умираю от стыда от прикосновения к комочку нервов, расположенном между половых губ. От испуга свожу коленки.       — Нет, так не пойдёт, — усмехается Кай и, обхватив внутреннюю поверхность моего правого бедра, вынуждает меня снова раздвинуть ноги. Теперь уже Марк касается меня там. Выгибаю спину и закусываю губы. Вот почему грех так приятен на вкус. В каждом человеке есть что-то порочное. Оно и заставляет меня сейчас почувствовать волну возбуждения. Данилевские принимаются растирать комочек нервов между моих ног указательными пальцами.       — Ах! — глухой стон предательски вырывается из моих уст. Кай свободной рукой убирает мои волосы с шеи, чтобы поцеловать. Я отпускаю свои страхи от усталости. Как же приятно! Закусываю губы, ощущая, как что-то разгорается внизу живота.       — Мариичка, ты себя никогда не ласкала? — Марк внезапно задаёт вопрос, поджигая меня на костре стыда. Качаю головой, а в его глазах зарождается безумие. Один из его пальцев скользит вдоль складочек половых губ, и я теряю рассудок, когда он останавливается у входа во влагалище.       — Не бойся ты так, сегодня не будет больно. Мы просто хотим, чтобы ты к нам поскорее привыкла, — шепчет Кай, замечая всепоглощающий страх в моих глазах. Киваю. Мне почему-то хочется ему верить. Палец Марка проталкивается внутрь меня, и в моей привычной сущности что-то ломается. Я инстинктивно развожу бёдра шире. Шатен опирается о локоть и его уста обрушиваются на мои. Слишком сильные чувства толкают меня к пропасти. Мне начинает казаться, что сердце вот-вот разорвётся в груди. Я ощущаю, как что-то тёплое и вязкое вытекает из моего лона. Палец брюнета аккуратно толкается внутрь. Кай же продолжает ласкать мой клитор. Вот зачем я изучала в школе биологию. Старший из братьев Данилевских сминает мои уста.       — Ах! — очередной стон нарушает тишину комнаты, освещенную лишь свечами. Шатен пользуется моментом, и его язык вторгается в мой рот. От сладкого наслаждения у меня тянет низ живота. Марк закусывает зубами мой сосок и усмехается, услышав новый стон. Я пропадаю в омуте собственного сознания. Время сходит с ума вместе с нами. Боже, как это пошло! В следующее мгновение меня накрывает страх. Все мои мышцы напрягаются, будто что-то спешит вырваться наружу. Я ощущаю движение пальцев на мне и одного внутри. Они беспощадно терзают мою душу, доводя меня до исступления. Их власть надо мной абсолютна и безоговорочна. Моё тело резко содрогается в подобии судороги, и мой рассудок пропадает в тёплой безмятежной неге. Кай отстраняется, чтобы взглянуть мне в лицо. Непостижимое чувство наполняет моё сердце. Он по-прежнему пугает меня, но это уже не важно.