***
Марк больше не проказничал, но учебный день показался мне напряженным. Каждый раз, когда мой супруг случайно касался меня, моё сердце выпадало на парту. Я не была готова к подобным приключениям. Нельзя вот так просто позабыть все страхи, с которыми мне приходилось жить. Да, пожалуй, читать о похожих историях может и забавно. Но пережить приступ беспощадного стыда — совсем другое. Кай бы меня наверняка понял. Мы выросли в одной общине. Марк же был далёк от привычного устройства моей жизни. Мы такие разные, и меня это немного пугает. Хочу знать о нём больше, чтобы понять и привыкнуть. Уроки давно закончились, но мы ещё в школе. У Марка репетиция хора. Я спряталась в темном углу актового зала, чтобы понаблюдать за ним и услышать его голос. Вглядываюсь во множество фигур, собранных на сцене под ярким освещением прожекторов. Звуки музыки медленно наполняют пространство, а вместе с ними и мое сердце, которое бьется в такт мелодии. Мой взгляд устремлен на него, он стоит там, среди остальных, его голос начинает звучать, проникая в каждую клеточку моего существа. Волшебство, не иначе. Задыхаюсь, но уже нет от приступа страха. Я не хочу портить звуками своего дыхания его прекрасный голос. Почти черные глаза сверкают в ослепительном свете сцены. Он не видит меня, меня никто не видит. Во мраке я могу без смущения наблюдать за ним. Марк талантлив и словно соткан из музыки. С каждой нотой, которую он исполняет, моё сердце замирает, словно ожидая следующего взрыва эмоций. Другие хористы лишь подпевают ему. Не понимаю, зачем Данилевский вернулся в поселение магулов. Его талант пропадёт среди моралистов, считающих музыку инструментом дьявола. Грустно от осознания того, что Марк не должен быть здесь. Ему не стоило возвращаться. Карга Герд обожала ломать талантливых людей. Бабушка рассказывала мне, что когда Надежда была ещё ребёнком, над ней частенько издевались ровесники. Герд не была красавицей, а над её ростом смеялась даже родная мать. — А разве Кай не рассказал брату, что магулам нельзя петь? — слышу знакомый голос за спиной и вздрагиваю. Это Лера, оглядываюсь назад, в темноте её практически не видно, а мне и не нужно. За долгие годы я выучила все её повадки. — Песнопения запрещены только на территории поселения, — отвечаю сквозь зубы. Она усмехается, я же возвращаю свой взгляд к брюнету, что поёт на сцене. Его голос звучит громче других. Он такой пленительный и невероятный. — Карге Герд это не понравится. Сын члена совета старейшин распевает песенки в хоре, — Бестужева равняется со мной. Сколько же желчи. Тоже мне, святоша! Я мечтаю растоптать её, разорвать в клочья. — Только попробуй ей об этом рассказать, — проговариваю свои мысли вслух, ощущая, как кто-то разжёг огонь ненависти в моей душе. Непривычно чувствовать подобное. Прежняя Марийка промолчала бы. — И что ты сделаешь? Расскажешь ей, что я не ношу традиционное платье в школу? Это максимум будет стоить мне двумя ударами плетью, — язвительно усмехается девушка, смакуя каждое слово на своих устах. Язва! Испорченная! Не понимаю, как мы могли дружить когда-то. — Действительно, за отказ ношения магульского платья тебя накажут всего двумя ударами плетью. Только это не единственный твой грешок. Про алкоголь, сигареты и тусовки не забудь, — будничным тоном произношу, сдерживая демона, что поедает мою душу изнутри. — И, кстати, зачем мне что-то докладывать Герд? Я лучше поговорю с Киром. Ему не понравится, как ты угрожаешь его сыну. Он после такого проголосует против кандидатуры твоей мамы на пост в совет старейшин, — договорив, сжимаю челюсть до ощущения тупой боли. — Корак, ты меня удивляешь! Не думала, что тебя когда-нибудь заинтересует политика, — она вновь усмехается, но уже без яда. Я чувствую кожей, как переменилось её настроение. Внезапно в актовом зале загорается главный свет. — Я — Данилевская. Ты забыла? — поправляю одноклассницу, глядя на неё взглядом, которым Кай частенько унижал своих недругов. Она фыркает и отходит. Провожаю её глазами, мысленно прожигая в её затылке дыру. — Давно здесь стоишь? — Марк оказывается рядом со мной, киваю. Брюнет притягивает меня к себе за талию и целует в макушку. Теперь я чувствую себя умиротворенной, от злости не осталось и следа. Так быстро. За одно мгновение. Только вот расслабляться не стоит. Лера способна на гадость. — Пойдём домой, я есть хочу, — негромко произношу. Смущаюсь, ведь мимо нас проходят хористы. Обниматься на людях — это что-то новое, совсем непривычное. Скорей бы покинуть школу и вернуться в стены неродного дома. Там хотя бы можно спрятаться в спальне. — Пойдём, — Данилевский наклоняется и шепчет мне на ухо, вызывая табун мурашек на моей коже. Его голос прекрасен, а дыхание медленно сводит с ума. Честно признаюсь, что я соскучилась по Каю. По его мрачному лицу и недовольной ухмылке. Мой мир меняется. Постепенно, но всё же меняется.***
Дорога домой показалась мне слишком длинной. На мне новые туфли на невысоком, но всё же каблуке. Я натёрла пятки. Мы шли не спеша. Босиком ходить ещё рано, да и после болезни — довольно глупо. Марк рассказывал мне о теории музыки, о нотах и аккордах. Он пообещал преподать мне парочку уроков. Сомневаюсь, что у меня что-то получится. В первом классе учительница музыки уже вынесла свой вердикт. У меня полностью отсутствует музыкальный слух. Было обидно. До сих пор помню этот момент. Когда мы выходим на тропу, ведущую к каменному мосту, Данилевский останавливается. — Это колокольный звон? — он задаёт вопрос, вслушиваясь в звуки тишины. Оглядываюсь по сторонам и пожимаю плечами. Мы продолжаем движение в сторону поселения. Через несколько метров и я начинаю слышать похожий звук. Странно. Неужели что-то произошло? Ускоряю шаг. Через несколько минут мы выходим к мосту. Теперь уже я останавливаюсь, заметив двух мужчин, что работают на совет старейшин. Они смывают с подпорной стены каменного моста надпись: «Дочери Гекаты…». — Что ещё за «дочери Гекаты»? — спрашивает Марк, заметив моё замешательство. Громко выдыхаю. Не знаю, стоит ли ему рассказывать о страшилке, которой магулы пугали своих детей. Брюнет наклоняет голову в бок и дёргает меня за рукав платья. — Ты знаешь, почему девушек магулов выдают замуж за братьев? — начинаю свой рассказ издалека. — Потому что женщин в поселении меньше чем мужчин, — он пожимает плечами. Кай ему не рассказал. Мы начинаем движение к мосту. Тихо. Слишком тихо. Даже не слышно пения птиц. Солнце спряталось за пушистое облако. — Тридцать лет назад наша община столкнулась с эпидемией краснухи. Местная повитуха не знала, что это за хворь. Беременные девушки умирали или рожали больных деток. Тогдашний пастырь был сумасшедшим. Он сказал, что наши женщины испорчены грехом, — замолкаю, и выжидаю пока мы пройдём по мосту. — Пастырь распорядился отдавать новорожденных девочек в детские дома города. — Старый дурак, — Марк перебивает меня. Киваю. Я с ним полностью согласна. — Ходили слухи, мне рассказывал о них дедушка, что не все магулы отдавали девочек в детские дома. Некоторые отказывались идти в город и уносили новорожденных в лунный лес, — договорив, замечаю, как брюнет от удивления округляет глаза. Действительно, это довольно мрачная история. Мама просила меня не верить в сказки вредного деда. — И причём тут «дочери Гекаты»? — Данилевский задаёт уточняющий вопрос, вздрогнув. Наверное, он представил себе те тёмные времена. Для парня, что здесь не рос, моя история звучит как дикость. — Так появилась местная легенда, согласно которой некоторые брошенные девочки выжили. Мой дед считает, что они вернутся в общину, дабы отомстить, — произношу слова в непривычном для себя тоне. Будто я рассказчик жуткой истории и решила напугать Марка. Брюнет щурит глаза и усмехается. Мы входим в поселение и слышим колокольный звон. Нам не показалось. Что-то случилось. Похоже, что обед отменяется. Мой желудок заурчал. — Я правильно понимаю, что нам нужно идти в дом собраний? — недовольным тоном интересуется Данилевский. Киваю. Он шумно выдыхает через нос. Издаю истеричный смешок. Его поведение кажется мне забавным. Мы сворачиваем на главную улицу и шагаем в сторону дома собраний.***
Вокруг нас царит мёртвая тишина. Все магулы уже отозвались на колокольный звон. Через пять минут мы входим в огромный дом, украшенный тёмным полированным деревом, которое придает интерьеру мрачную атмосферу. Не люблю бывать здесь посреди белого дня. При свете свечей дом собраний не выглядит так жутко. Высокие потолки украшены массивными деревянными балками, словно ветви древних деревьев, поддерживающие небеса. Свет проникает внутрь через высокие, узкие окна, бросая лучи на дубовые полы. Стены здания покрыты массивными деревянными панелями, на которых вырезаны сцены из священных писаний. Каждая деталь, каждый орнамент, словно рассказывает свою собственную историю безумия и величия магулов. Главный зал переполнен. Я замечаю на последнем ряду Кая, рядом с ним единственное свободное место. Многие члены общины толпятся у стен. Здесь душно. На сцене стоит пастырь. По одному его виду можно сказать, что Алексий в бешенстве. Довольное редкое явление. — Садись рядом с Каем, я тут постою, — Марк обращается ко мне. Киваю. Протискиваюсь сквозь толпу и иду к старшему мужу. Он замечает меня практически сразу. Мягко улыбается. Надеюсь, что он тоже скучал по мне. Присаживаюсь рядом, поправляя подол своего платья. — Что-то случилось? — поворачиваю голову к мужу и шёпотом интересуюсь. Вдыхаю запах его парфюма и ловлю себя на мысли, что мне снова хочется заснуть на его плече, пока пастырь читает свою речь. — Сейчас узнаем, — прочистив горло, отвечает Кай. Алексий выходит к трибуне. Шум голосов в доме собраний утихает. — Прихожане, я собрал вас здесь по двум вопросам. Первый, касается вандализма, а второй — расследования гибели Назара Елевского, — громко заявляет пастырь. Его лицо покраснело. Тучный мужчина поправляет ворот своей рясы. Я же напрягаюсь всем телом. Новый сыщик, вероятнее всего, сегодня огласит своё решение. Боюсь, как бы оно не коснулось моей семьи. — Не ожидал я такого, — качает головой Алексий мученически выдыхая. — Не ожидал, что среди святых людей нашей общины живут грешники, — он продолжает свою речь, и я скрещиваю пальцы на правой руке. Грешники? Он имеет в виду убийц? Надеюсь, что Кай мне не соврал, когда сказал, что он не причастен к смерти Назара. — Мало того, что вандалы покусились на достояние нашей общины — старый каменный мост. Так ещё они совершили своё деяние самым низменным образом, — голос пастыря звучит неприятно и слишком пискляво для мужчины средних лет. Его речь становится похожей на приступ истерики. Не понимаю, что происходит. Боковым зрением поглядываю на Кая. Мой муж округлил глаза. Его брови приподняты, он удивлён не меньше моего. — Дочери Гекаты — это глупая сказка! Вы слышите меня? — Алексий срывается на мерзкий визг. Морщусь, моим ушам этот звук не приятен. Окружающие нас магулы кивают, словно зомби, согласные со своим нелепым предводителем. Я вспоминаю дикое увлечение нашего пастыря, о котором мне стало известно благодаря тайным тоннелям. Сложно теперь смотреть на священнослужителя и не представлять его в вечернем платье. — Я поручил новому сыщику немедленно отыскать виновников, — закивал Алексий, вглядываясь в зал. — Они будут наказаны пятью ударами плетью! — мужчина щурит глаза, поворачивая голову сначала вправо, а затем влево. Выглядит так, будто он решил кого-то напугать своим взглядом. Только эффект — обратный. Где-то в толпе послышался истеричный смешок. Пять ударов плетью? Довольно серьезное наказание для детской шалости. Зал загудел. Магулы перешептываются друг с другом, обсуждая в первую очередь поведение пастыря. Не мне одной показался жестоким выбор его наказания. — Тише, тише! Передаю слово Демиду Белому, — Алексий спешит покинуть сцену. Как удобно! Он наверняка решил поскорее перевести тему собрания. Пять ударов плетью? Даже мне стало интересно. Что такого в сказке о «дочерях Гекаты»? Надо наведаться к дедушке в ближайшие дни. — Благодарю, пастырь! — на сцену выходит новый сыщик. Гул голосов снова затихает. Внимание магулов привлекает эксцентричный вид молодого мужчины. Он одет в белый костюм и ядовито-желтую рубашку. Вместо привычного всем пиджака — фрак. Даже у меня рябит в глазах, а я ведь хожу в городскую школу. — Для начала, я хотел бы выразить свои публичные соболезнования семье Глеба Валентиновича Дмитрова, — Демид отводит левую ногу назад и наклоняется, приложив свою ладонь к груди. Кай накрывает рот рукой, и я слышу его приглушенный смешок. Не могу сдержать улыбку. Сложно с ним не согласиться, новый сыщик выглядит весьма вычурно. — Итак! Что мы знаем о смерти Назара Елевского? — Белый резко выпрямляется и начинает ходить из стороны в сторону по скрипучему полу сцены. — Молодой мужчина упал с высоты и разбился. Он не оставил записки и был весел и добр перед трагедией, — он произносит свои мысли громко и слишком быстро. Магулы внимательно наблюдают за ним из зала. Такого аншлага здесь не было с самого Рождества. Добр? Я же подавляю в себе желание расхохотаться. Елевского едва ли можно было назвать добрым. Перед смертью он надо мной издевался, от этого и был весел. — Кто-то может подумать, что Назара убили, — Демид подходит к краю сцены и словно обращается к публике. Он кивает, а затем поджимает губы. — Это не так! — молодой мужчина качает головой и всматривается в толпу завороженных зрителей. Его выступление напоминает мне театральное представление. — Елевский стал жертвой несчастного случай, — выдержав паузу, громко произносит сыщик. Я замечаю, как многие магулы начинают переглядываться. — После того, как его друзья и Маргарита Бестужева покинули помещение клуба молодежных собраний, Назар решил закрыть окно. Щеколда располагалась слишком высоко, и он забрался на подоконник, — объясняет Белый, а затем делает резкий шаг в сторону ближайшего окна, что располагается у сцены. — Назар Елевский поскользнулся и упал с высоты второго этажа. Его смерть наступила в результате перелома шеи. Рядом с его телом было найдено ведро. Оно стояло на подоконнике, — печальным тоном произносит молодой сыщик, и я слышу знакомый плач. Кажется, это мама Назара. Здание собраний погружается в тишину. Ведро. Теперь понятно, почему Демида так интересовало именно ведро. Если бы я не оступилась, то Елевский был бы жив. Чувствую, как Кай берёт мою ладонь в свои руки. Он словно смог прочитать мои тревожные мысли. — А вам не кажется, что для такой версии у вас недостаточно доказательств? — внезапно Маргарита Бестужева прерывает тишину. Сыщик поджимает губы и качает головой. — Достаточно. На подоконнике я нашел следы обуви усопшего, а на оконной раме клочок ткани от его пиджака. Траектория полёта и место падения так же подтверждают мою версию. Назар не был самоубийцей. Семья Елевских вправе похоронить его на освященной земле, — Демид отвечает на выкрик Бестужевой быстро, чётко и ясно, и немного раздраженно. — Спасибо, — слышу голос мамы Назара. Я не вижу её с заднего ряда, но могу предположить, что она сидит у самой сцены. Белый кивком головы принимает благодарность Елевской. В этот момент в зал врывается перепачканный грязью мальчишка лет восьми, не больше. Взгляды магулов обращаются уже к нему. Он останавливается между рядами и пытается отдышаться. — Что случилось? — сыщик задаёт вопрос мальчишке. Тот же только кашляет в ответ. Опять тишина. — Там это! — наконец-то произносит мальчишка, задыхаясь. Похоже, он напуган. От предчувствия очередной беды по моей коже расползаются мурашки. Кай сжимает мою ладонь крепче обычного. — Что? — не выдерживает Глафира Степанова. Та самая любопытная девчонка. Меня не удивляет, что она осмелилась хоть что-то произнести, когда пастырь передал слово сыщику. Любопытство побеждает страх осуждений. — Кровь, — дрожащим голосом отвечает мальчишка. Вздрагиваю, но не двигаюсь с места. Толпа магулов по щелчку пальцев превращается в стихийное бедствие. Крики. Паника. Многие поднимаются с мест и начинают бежать к выходу. Кай крепче сжимает мою ладонь. Он не торопится покинуть зал. Оглядываюсь назад и не вижу Марка. На душе начинает вопить тревога. Сердце истошно грохочет в груди. За пару минут зал собраний пустеет. Мы с Каем поднимаемся со своих мест и начинаем медленно идти за толпой. Сначала я подумала, что все поспешили вернуться домой, но ошибалась. Магулы ринулись на место происшествия. Похоже, им не хватило впечатлений от выступления Демида Белого. Мы выходим на улицу. На поселение надвигается гроза. Сильные порывы ветра срывают молодые листья с деревьев. Тёмные тучи быстро застилают небосвод. Темнеет. Магулы толпятся у статуи пророка. Кай не отпускает мою ладонь. Я замечаю, что он снова облачился в мрачную маску. — Это правда кровь? — когда мы подходим ближе к статуе, я слышу вопрос Глаши Степановой. Через секунду замечаю её любопытное лицо. Она стоит по левую руку от сыщика. Демид Белый, похоже, только что мокнул свои пальцы в багровую жидкость. Опять тишина. Даже ветер на секунду замер в воздухе. Я съёживаюсь, когда молодой мужчина облизывает указательный палец. Боже! Какая гадость! Кай морщится. Наши мысли совпадают. — Да, свиная, — причмокивая, отвечает сыщик. Мы стоим в стороне от толпы, и поэтому кроме небольшой темно-красной лужицы у основания статуи ничего не видим. Оглядываю толпу и замечаю Марка. Он стоит рядом со своим отцом. Облегченно выдыхаю. С ним всё в порядке. — Откуда вам знать? — слышу ироничный голос Маргариты Бестужевой. Ищу её глазами, но вижу только подол её сиреневого платья, он виднеется за статуей. Маргарите явно не нравится новый сыщик. Похоже, она ещё не нашла общий язык с Демидом, или вовсе была против его назначения. — Убили! — слышу истошный крик за своей спиной. Снова вздрагиваю. Мимо нас пробегает женщина средних лет, кажется, она работает на ферме Елевских. Неосознанно цепляюсь пальцами свободной руки за рубашку Кая. — Кого убили? — Белый делает шаг в сторону и оказывается перед женщиной. Она крутит головой, словно ищет кого-то в толпе. Молния сверкает где-то вдалеке. Несколько магулов, что стоят рядом с сыщиком, по привычке перекрестились. — Мою свинушку убили! — кричит женщина, и Белый закрывает уши руками. Толпа магулов выдыхает, и мы вместе с ними. Зачем кому-то убивать чужую свинью? — Я же говорил, что кровь свиная, — Демид оборачивается, адресуя свои слова Маргарите Бестужевой. Глаша, стоящая рядом с мужчиной, смотрит на него зачарованным взгляд. Он только что стал её кумиром. Кай тянет меня за руку и мы делаем несколько шагов ближе к толпе. Теперь я понимаю, почему такой ажиотаж вызвала лужица крови. На статуе Магула кто-то оставил надпись: «Дочери Гекаты жаждут мести».