1.
最后夏夜乡人获李 明日李香帮纳秋霪
В последнюю летнюю ночь крестьянин собирает груши, Чтобы завтра их аромат помог насладиться осенним затяжным дождем.
— Говорят, что несколько тысяч лет назад он был одним из самых жестоких богов! — Брось, по слухам, он выглядит так, будто ему не больше пяти сотен.. — В моем городе в ходу легенда, где он — прародитель всех небесных драконов! — ..всерьез думаешь, что с его уровнем духовного совершенствования было бы трудно поддерживать внешность, способную затмить луну? — У него были ученики? — Убийца! — Каменное сердце.. — Спаситель Китая! — Безумец! Тонкие губы, изогнувшиеся в улыбке-полумесяце, тут же спрятались за фарфором небесного цвета, казалось, и не касавшегося длинных пальцев, а лишь послушно замершим в воздухе между ними. От чашки шел густой пар, так подходящий к туману, что был извечным спутником горы Утай. В мгновение гладь кирпичного цвета жидкости подернулась, сбрасывая обжигающее тепло под напором все тех же губ, почти не приоткрывающихся, чтобы отпить ее. Покатав на языке чай, все это время неподвижно, словно статуя, сидевший в темном, с янтарными отблесками шелковой нити ханьфу человек повернул голову в сторону служителя горы, который, едва заприметив это, засеменил в сторону его каменного, довольно низкого, стола. Остановившись на почтительном расстоянии, служитель горы, склонив голову, тихо произнес: — Чего изволит господин? — Предложи им чай, — возле глаз говорившего после этих слов собрались еле заметные, будто прожилочки на мраморе, морщинки. — Время выбирать. — Будет исполнено, — опустив голову еще ниже, ответил служитель и шагнул ближе; придержав ниспадающий длинный рукав, он вытянул вперед руку, тут же ловя в ладонь бутон спрессованных чайных листьев в форме небольшого кирпичика, который игриво блеснул в солнечных осенних лучах и тут же потух, будто намеренно скрывая таящиеся в нем золотистые цветки. По правде говоря, среди прибывших на гору людей кого только не было: жаждущих славы заклинателя сынов богатых чиновников, уже научившихся мериться силой кошельков; простолюдинов из бедных семей, чьим главным желанием было найти себе кров и пищу; дочерей знатных особ, искренне надеющихся на благоприятные знакомства, которые помогут в дальнейшем составить самую выгодную партию для замужества; молодых и почтенных, с нефритовыми подвесками и дырявыми сапогами, белолицых и твердолобых, — всех-всех, кто только смог преодолеть непростой подъем на крутую, пикой упирающуюся в небо, гору. Галдеж, пререкания, смех, жаркие споры, выкрики «я победил!» после очередной партии в вэйци не стихли даже тогда, когда служители горы, облаченные в белоснежные одежды, подвязанные золотыми — будто в тон стоявшей на горе осени — поясами, ходили вдоль и поперек собравшихся с каменными, испещренными резными узорами подносами, на которых стояли маленькие, небесного цвета, чашки и — того же цвета — чайнички величиной с два кулачка незамужней девушки. Увлеченные своим, люди разных сословий пили горячий чай: кто пил залпом, а кто — шумно прихлебывая; госпожи из почтенных семейств — прикрывая рукой губы, порхающие над краями чашек, а молодые господа — за последним глотком опрокидывая оставшиеся на дне фарфора капли на землю, будто только что испили ритуального вина. — Почтенный даос.. — Что вы, госпожа, — глаза служителя горы, поднесшего чашку чая стоявшей в отдалении девушке, одетой в скромное, цвета дикого меда платье, вмиг округлились от удивления, — я всего лишь обычный служитель, нижайший здесь по статусу, а от того ко мне применимо и соответствующее обращение. — Думаю, что нижайшие по статусу — новоприбывшие на гору, — девушка осторожно приняла хрупкий фарфор в свои прохладные ладони. — У всех людей здесь, ровно как и у меня, нет опыта жизни в подобном месте, нет знаний магических техник, нет понимания священных текстов, и от этого, — чуть склонившись ближе к его лицу, она прошептала, — позвольте мне продолжить упрямиться. — К-как.., — служитель горы даже поперхнулся, — как прикажет госпожа. — Почтенный даос, — особенно выделяя эти слова, она продолжила, — вы не сказали, от кого это угощение? Золотые листья робко падали на каменный стол, отпустивший своего гостя. Полы темного ханьфу стелились по теплой земле и слегка шуршали при каждом уверенном шаге, слабым звоном переливался каменный колокольчик, привязанный к черному, расшитому янтарными нитями поясу, а ветер, гладивший каштановые длинные волосы, убранные в низкий хвост, бесстыдно нашептывал все, что слышал из разговора двух людей, ничего не подозревающих об этом. — Аромат чая подобран в соответствии со временем года: я слышу нотки осенней листвы так, будто она намеренно ложится в еще не разгоревшийся костер. А рядом, — девушка прикрыла глаза, будто описывая застывшую под веками картину, — звенят струны гуциня, и звук его — светлый и грустный, одинокий, но парящий — оседает вяжущим вкусом на языке. И вокруг, — девушка, не разжимая век, отпила из чашки небольшой глоток, — прохладно, и земля — мягкая от бесконечных листьев. — Невероятно точное описание осени, обитающей на горе Утай, и, что еще более важно, — приятный низкий голос, неожиданно раздавшийся за спиной девушки, заставил ее чуть вздрогнуть, — многих оттенков, присущих этому сорту чая. Госпожа сможет назвать его? — Боюсь, что, — трепетавшие ресницы прикрывали небольшое смущение, притаившееся в ее глазах: кто бы мог подумать, что ее и служителя горы могут подслушивать, — не настолько сильна в сортах чая, го.., — чтобы все же не ошибиться с выбором обращения, девушка медленно повернулась и, едва взглянув на мужчину, продолжила, — достопочтенный даос. На мгновение мелькнувшая улыбка спряталась в уголках тонких губ. — Как вы определили разницу между мной и тем, к кому вы обратились «почтенный даос»? — Вы.., — на секунду девушка замолчала, затеребив подол платья так, что утопила в его складках несколько солнечных лучей, весело прыгнувших в них, — не сочтите за грубость, достопочтенный даос, но вы выглядите старше. «И страшнее», — подумала она. — Вы хотели сказать, страшнее, я прав? — Откуда вы.. кхм! То есть.. нет, именно «старше». Будто в недрах горы на секунду перевалился с боку на бок небольшой камень — так прозвучал небольшой смешок, слетевший с уст мужчины, все это время внимательно разглядывающего стоящую перед ним девушку. Ее светлые, как кора муравьиного дерева, волосы бесстыдно перебирал ветер, так и эдак слегка задирая длинные пряди, будто показывая: вот, гляди, обладательница таких волос — носитель непростой судьбы. Лицо девушки — полная луна — аккуратное и круглое, с разлетом светлых бровей; из-под пушистых, густых ресниц смотрели темные бусины, то и дело скользящие взглядом по рисункам, вышитым на чужом поясе, намеренно избегая смотреть в глаза напротив; маленький носик, казалось, до сих пор улавливал аромат оставшегося на дне фарфора чая и от того чуть подергивался, а губы — нежные лепестки цветущего персика — были чуть поджаты так, что маленькие трещинки розовой кожи на мгновения становились глубже и выделялись резче. — Госпожа.. м-м, кажется, вы не представились. — На Ин. — Ин.., — мужчина посмотрел куда-то за девушку, скользя взором по темным местам под кроной неподалеку раскинувшегося дерева, — ..как тень? — Как затяжной дождь. — О-о, — казалось, еще более задумавшись, протянул он и, убрав одну руку за спину, устремил взгляд к проглядывающим сквозь туман легким серебристым облакам, неожиданно для девушки проговорив, — «в последнюю летнюю ночь крестьянин собирает груши, чтобы завтра их аромат помог насладиться осенним затяжным дождем». Я.., — чуть помедлив, мужчина, будто от неловкости, кашлянул в поднесенную ладонь, сжатую в кулак, — подумал о том «на»? — Вы правы, — прошелестел голос На Ин, — достопочтенный даос не расскажет, чьи это стихи? — Вам, правда, хотелось бы узнать? — Да, — не сумев подавить внутренний порыв, девушка даже сделала шаг вперед, — это и то, как называется сорт чая, за который.., — будто в движении танца подняв обе руки на уровень плеч и сложив их перед собой так, что правый кулак обхватил левый, а после — склонив голову — качнулась в волосах то ли простая деревянная шпилька, а то ли и вовсе веточка гинкго, — На Ин проговорила, — я должна благодарить всех обитателей горы, а значит — вас и, — чуть повернувшись, она повторила жест, — вас, почтенный даос. Служитель горы, все это время стоявший в молчании, бросился вперед, пытаясь, не коснувшись и рукава платья, помочь девушке выпрямиться. Приговаривая «не стоит, госпожа» и «нижайший не достоин» он кружил подле На Ин; где-то вскрикнул дикий журавль, а мужчина в темном ханьфу, заложив обе руки за спину, повернулся и медленно зашагал в направлении небольшого бамбукового леса, раскинувшегося на восточном склоне горы. Отдалившись — немного-немало — шагов на десять, он, не повышая голоса, молвил: — Я выбрал. Будто только того и ждал, служитель горы, отпрянув от девушки, вмиг вытянулся по струнке. Не расслышавшая чужих слов На Ин, приложив ребро ладони к собственным губам так, чтобы голос стал чуть громче, почти крикнув, спросила: — Достопочтенный даос что-то сказал? — Вы, — мужчина, подавляя нарастающую улыбку, проговорил громче, — прибыли на гору, чтобы вас взяли в ученицы? — Да, — все еще используя ладонь в качестве импровизированного рупора, На Ин продолжила, — но, как мне известно, по правилам горы все кандидаты должны сначала пройти испытание и.. — Вы его прошли. — Я.. что? — Жду вас на первое занятие в начале недели. До того времени, — плавящаяся, обжигающая медь в глазах напротив вмиг превратилась в остывающее золото, — будьте просто гостьей горы Утай: наслаждайтесь чаем, слушайте музыку горных ручьев, обживайте новые покои. — А вы.., — На Ин, все еще не веря в происходящее, стояла ни жива ни мертва, и только бесстыдник-ветер продолжал играть то с подолом ее платья, то с локонами волос. Мужчина поднял ладонь вверх, этим жестом пресекая дальнейшие слова, и, довольно картинно покачав головой, произнес: — Совершенно забыл представиться. Чжун Ли, — и, развернувшись на пятках, мужчина, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь. «Врет, что забыл», — подумала было На Ин, но фигура Чжун Ли быстро удалялась, и крикнуть вслед что-либо еще казалось совсем постыдным, потому мысли На Ин — в соответствии с молодостью — быстро сменились другими: предвкушающими, радостными, — и девушка, обратившись лицом к небу, улыбалась, а туман все плыл, и солнце клонилось к горизонту, знаменуя собой вступающий в свои права вечер.2.
К часу Собаки бамбуковый лес был особенно прохладен. К тому времени, когда Чжун Ли добрел до маленького горного ручья, скрываемого плотными стволами, уже давно стихли возгласы разочарования многих прибывших на гору. Кто же знал, что в этом году соревноваться придется не в магической силе, а в учтивости? Ни один кандидат в ученики, помимо На Ин, и не поинтересовался, чье же угощение он принимал, и не поблагодарил за поданную чашу чая. Задумавшись об этом, Чжун Ли было хотел покачать головой, но — лунным бликом в пиале с вином — сверкнуло, отогнав прочие мысли, воспоминание о светлом образе девушки в платье цвета дикого меда. «Деревянная шпилька в ее прическе была неплоха, но, думаю, больше бы подошел янтарь», — еще раз и еще вызывая в памяти одеяние На Ин, мужчина, подобрав полы темного ханьфу, прогуливался у самой кромки беспокойной воды, разглядывая мелкие драгоценные камешки под собственными ногами. Вдали послышался треск — то всполошились горные лисицы, в это время года часто устраивающие танцы на опавших листьях. Их рыжий мех сливался с красками осени, то и дело неожиданно вспыхивая меж деревьев, завлекая, и Чжун Ли, обернувшийся на звук, хотел было присоединиться к наблюдению, но вдруг особенно ощутимо врезавшийся в подошву мягкого сапога камешек отвлек его, заставляя отдернуть ногу от на мгновение прорезавшей ступню боли. Медленно склонившись, мужчина осторожно поднял неограненный, потемневший местами, рыжий, почти бурый осколок. Покатав его на ладони и — еле слышно — одобрительно хмыкнув себе под нос, Чжун Ли спрятал камешек в складках рукава. Степенно двигаясь в сторону выхода из леса, Чжун Ли чувствовал нарастающую внутреннюю слабость: будто по костям шли трещины и тут же срастались, а кровь — и бурлила, и пузырилась, — и от этого он шел медленно, цепляясь за тут и там мелькавшие стволы бамбука. Завидев просвет, созданный услужливой луной, Чжун Ли, ведомый лишь знанием многократно пройденного пути, поспешил выйти из чащи, но, только оказавшись на опушке, был ослеплен сиянием богини Доу Му, раз в сотни, а то и в тысячи лет являющей себя для изречения пророчества. Волны духовной силы Доу Му были настолько подавляющими, что с легкостью смогли бы склонить и гору, однако Чжун Ли, невзирая на мучительную боль, вспыхивающую в теле с каждым новым шагом, все же подошел к богине, парящей в паре метров над остывшей к ночи землей, и изогнулся в почтительном поклоне, не смея обратить собственный взор к глазам, что все это время были прикрыты, будто Доу Му крепко спит. Однако, стоило только взгляду мужчины огладить кромки опавших листьев, как Доу Му распахнула веки, а от глаз ее разлился нестерпимый, обжигающий, чистый свет, способный в секунду лишить зрения любого смотрящего: и простого человека, и совершенствующегося даоса, и даже бога. В небе, на котором в этот час не было ни облачка, пророкотал гром: то богиня отверзла уста для изречения пророчества. — Как жизнь, — сказала она, и на мгновение луна отразила ярчайшую вспышку солнца, — и смерть, — будто погасли луна и звезды — гора Утай тут же погрузилась в бесконечную тьму, — существуют в едином цикле, как горы делят землю с озерами и реками, так и слезе дочери Бога Дождя суждено пролиться. Дабы не вышли моря из берегов, вода должна обточить собой камень, чтобы, ведомая им, откатиться назад в свои владения, не учинив пустоты для всего живого вокруг. А иначе — положено будет начало раздвоению планет, и возродится темный Пан Гу, что нести будет не жизнь, а лишь хаос и разрушение. Произнеся последние слова, Доу Му воспарила выше тумана, еще более спустившегося к ночи. Чжун Ли, словно каменная статуя, простоял в поклоне еще несколько мгновений, а затем, выпрямившись во весь рост, взглянул на пейзаж, все также раскинутый перед ним, однако, помимо лунного света, пробивающегося через туман, редких, еще сохранившихся, осенних цветов, в его глазах отражалась и заронившая зерно тревога: о какой такой дочери Бога Дождя говорила богиня и почему явилась с пророчеством именно ему на горе Утай? Не отдавая себе отчет, Чжун Ли, обеспокоенным жестом разгладив несуществующие складки на ханьфу, двинулся в сторону Миян Ши — залы секретов камня, — расположенную всего в одной ли вверх по склону от границы бамбукового леса и часто используемую мужчиной в качестве места, где можно предаться медитации, восстанавливающей силы после долгой прогулки.***
— А вот и госпожа с прекрасным ароматом! Скорее-скорее, подойди ко мне! На Ин, только вышедшая из собственных покоев, наблюдала довольно странную картину: в раскинувшемся у ее домика небольшом саду, зацепившись ногами за ветви дерева, висел вверх тормашками молодой на вид паренек. Подол его ханьфу теперь был у макушки, отчего взору открывались шелковые, цвета весенней изумрудной зелени длинные штаны, так неожиданно сочетавшиеся с, казавшимися огромными, яркими глазами, взгляд которых был обращен не куда-нибудь, а прямо на девушку, так и остановившуюся на самом пороге. Юноша помахал ей рукой, и в его прическе, теперь явно испорченной, закачались тонкие косички, увенчанные горными цветами. На Ин, бегло осмотревшись и не завидев больше ни души и в двадцати шагах, чуть повысив голос, спросила: — Вы.. это мне? — Конечно! Ты видишь здесь кого-то еще? — паренек не сводил с нее глаз, смотря прямо и с ожиданием. — Нет, но.. откуда вы знаете, как.., — На Ин, откровенно стыдясь, все же решилась продолжить, — как я.. кхм.. — Как ты пахнешь? Ха-ха, — игриво сверкнувшие, радужки его глаз, казалось, засияли еще ярче, — ветер нашептал! — И.., - На Ин шагнула вперед, недоверчиво щурясь, — чем же? — Юностью, — он резво поднял указательный палец вверх, а затем, оттопырив средний, добавил, — и свобо-о-о-а-а! Худенькое тело, угодившее прямо на белые камни, служившие украшением сада, тут же задвигалось, поднимаясь. Юноша, вскочив на ноги, небрежно поправил складки белоснежного — в тон горным цветам — ханьфу, и, тряхнув головой — коснулись ключиц тоненькие темные косички, — стремительно засеменил в сторону На Ин, в удивлении застывшей на прежнем месте. — Госпожа, а, госпожа, о-том-ри! — весело кружил он подле нее и, казалось, бесстыдно касался — того же, что и вчера — платья, или то был ветер, поднявшийся от его суетливости, но На Ин, более не выдержав, скрестила руки на груди, отстраняясь. — Перестаньте, наконец, — громко возмутилась она, — я.. даже не знаю вашего имени, не говоря уж о том, чего вы от меня хотите! — О-о, это легко исправить, мое имя Венти: «вен» — как теплый, а остальное — сама догадаешься, ха-ха! — Венти замер, бесстыдно заглядывая в темные глаза напротив, — а хотел я просто познакомиться: не каждый день этот булыж.. кхм! Теперь это твой учитель, так что будем повежливее — этот достопочтенный кусок камня — берет себе учеников, да еще и таких.., — юноша вдруг посерьезнел: зелень глаз из сверкающей стала глубокой и темной, напоминая На Ин малахит, — неоднозначных. — Я.. не назвала бы себя так, — потупив взор, молвила девушка. — Скромность, конечно, украшает, но не тогда, когда она излишняя, — на одном духу выпалил Венти, — госпожа не могла бы представиться, а то мне ужасно неудобно разговаривать, не зная имени. — На Ин. — Значит, я правильно расслышал, то есть.. кхм! Очень приятно, На Ин, — он протянул ей маленькую, а для юноши, можно сказать, крошечную ладонь для рукопожатия, однако девушка и не пошевельнулась, — о, нет, только не заводи эту песню про то, что мужчинам и женщинам нельзя касаться друг друга! Я, — Венти коснулся указательным пальцем собственного носа, — может, вообще еще не определился, кем мне больше нравится быть, так что, — его теплые ладони, разжав все еще скрещенные на груди руки девушки, крепко обхватили их за запястья, плавно съезжая к тонким пальчикам, — вот так, будем друзьями, а? Его обаянию было невозможно противостоять: На Ин, улыбнувшись, просто кивнула, в то время как улыбка Венти, и так ни секунды не сходившая с его лица, стала еще шире, округляя его щеки чуть больше так, что они становились похожими на молодые розовые яблочки. Зацепившись за локоть девушки, Венти вел ее прочь от покоев, носивших название «Юй Фен» — Зала горного пика Дождей. — А вы.. — Молю тебя, оставь это для других, — Венти смешно скривился, — друзьям принято говорить «ты», так или нет? — Так, но.., — На Ин, все это время не знавшая, куда деть руки, поправила совершенно не нуждавшуюся в этом шпильку в собственной прическе, что не укрылось от зелени глаз, — в.. ты.. Ты - горный дух? Почему ты сказал, что.., — девушка перешла на шепот, — что еще не определился с.. — Горный.. кто? Ха-ха! — Венти, отпустив, наконец, На Ин, схватился за живот. — Даже если я дух, то точно не горный, — юноша склонил голову на бок, подобно сове, — лишь временно здесь обитаю, потому что гуляю там, где хочу, сколько хочу и когда хочу. Последние пару сотен лет, — подняв указательный палец вверх, он обвел им окружающий их пейзаж, — обитаю здесь. — Так ты.., — На Ин, прижав подушечки пальцев к губам, продолжила, — бо.. — Но-но-но! Давай не будем раскрывать все мои козыри, ха-ха, — улыбка Венти выражала крайнюю неловкость, — лучше.., — он снова задержал взгляд на ее прическе, — давай украсим это.. м-м, недоразумение. Венти, раскрыв ладонь, прошептал что-то себе под нос, и в следующее мгновение над ней появилось слабое сияние, а следом — белый горный цветок, чьи лепестки еще были покрыты свежей прохладной росой. Шагнув ближе к девушке, юноша осторожно вплел цветок в крошечные веточки, служившие навершием шпильки. Отойдя на небольшое расстояние, Венти удовлетворенно кивнул и, щелкнув пальцами, вдруг растворился прямо в воздухе. — Э-эй, Венти, куда ты? — только и успела воскликнуть На Ин, но ее слова тут же унес прохладный ветерок, напоследок потрепав теперь украшающий ее волосы цветок так, что казалось, будто по нему пробежалась чьи-то игривые пальцы. Вздохнув и с небольшим укором покачав головой из стороны в сторону, На Ин, осмотревшись по сторонам, обнаружила, что они с Венти отдалились от Залы Дождей на более чем сотню шагов. Возвращаться не хотелось, и девушка решила прогуляться по горе, думая о том, что такое, свободное от учебы утро, скоро станет абсолютной редкостью; а пока она — гостья, вольная гулять тут и там. С этими мыслями она продолжила путь, осторожно ступая на выложенную камнем дорожку, ведущую куда-то на западную часть горы.3.
«Привязываться к балке, колоть ногу; привязываться к балке и колоть ногу; колоть ногу, привязываться к балке», ― так думала Кэ Цин, один за другим разворачивая хрупкие свитки, раскладывая их подле себя, прямо на бутоны колхикума, которые так подходили ее нежно-сиреневому платью. Сидя на коленях, подминая под себя тонкий подол, девушка вглядывалась в иероглифы: зная их все, перечитывая снова и снова, она никак не могла понять, как же освоить магию Дъен Му ― Богини Молний, ― бесчисленное количество раз складывая указательный и средний пальцы правой руки вместе и направляя их в небо. Кэ Цин представляла, что в точке, куда она указывает, вот-вот мелькнет яркая вспышка, но проваливалась раз за разом, даже спустя семидесятую попытку. «Я должна доказать ему, что достойна стать его ученицей», ― пронеслось в ее голове, и девушка, сделав глубокий вдох, продолжила занятие, стараясь не отвлекаться на шорох опадающих тут и там листьев и тихое пение покачивающихся веток. На раздавшиеся почти рядом с ней шаги Кэ Цин сначала не обратила никакого внимания, однако, их звук, пробивающийся через поток мыслей, все же отвлек ее, заставляя разозлиться. ― Кто здесь? ― громко спросила она и тут же завидела мелькнувшее за одним из деревьев яркое платье. ― Я.., ― спустя пару секунд молчания отозвалась На Ин, выходя из-за крепкого, широкого ствола на поляну с обильно цветущим на ней колхикумом, ― ..На Ин, ― решилась добавить девушка. Кэ Цин, быстро собрав свитки, поднялась на ноги, вопросительно глядя на потревожившую ее На Ин. ― И что ты здесь делаешь, ― выдержав паузу, Кэ Цин продолжила, исковеркав чужое имя, ― Чжэр Ин? ― Извините, что помешала, ― На Ин, казалось, и не заметившая того, как прозвучало ее имя, пыталась понять, кто же перед ней, ― госпожа.. ― Кэ Цин, ― чуть задрав аккуратный остренький подбородок, девушка с гордостью проговорила, ― будущая ученица Чжун Ли. ― О, и вы тоже, ― с облегчением выпалила На Ин, наконец узнав, что между ними не должно быть сильной разницы в статусе: ученики, независимо от того, из какой семьи они прибыли, взойдя на гору, становились равными. ― Что значит «тоже»? ― Вчера господин Чжун Ли выбрал меня в ученицы и, ― На Ин приветливо улыбнулась, ― вас в том числе, так? ― К твоему сведению, я живу на горе Утай уже год, с прошлого отбора, который никто не прошел, как и.., ― губы Кэ Цин недовольно скривились, ― десятки и, говорят, сотни лет до этого. Поэтому, ― девушка, уперев руки в расшитый фиолетовыми цветами пояс, продолжила, ― я упросила его позволить мне остаться на горе и доказать, что я ― самый лучший кандидат. И ты, судя по всему, сделала то же самое? ― Может быть, возникло какое-то недоразумение, но господин Чжун Ли, ― На Ин на секунду замолчала, еще раз детально припоминая вчерашний разговор, ― сказал, что мы приступим к занятиям со следующей неде.. ― Что-о-о? ― перебила ее Кэ Цин, сделав несколько шагов по направлению к На Ин, остановившись в жалких сантиметрах от нее, и, гневно сверкая собственным взором, посмотрела ей прямо в глаза. ― Ты хочешь сказать, что ты прошла испытание? ― Я.., ― девушка, немного растерявшись, чуть отступила назад, не отводя взгляд, ― честно говоря, я и не проходила никаких испытаний. ― Немыслимо! Я.., ― Кэ Цин почти задыхалась от нахлынувшей злости, ― сегодня же пойду к нему и потребую объяснений! А с тобой, ― понизив голос, она процедила, ― мы еще увидимся. Тряхнув прической так, что зазвенели многочисленные заколки, вплетенные в нее, Кэ Цин, прижав свитки крепче к груди, развернулась на пятках и, держа спину так прямо, будто ее позвоночник ― стальная спица, удалилась прочь, оставляя На Ин в одиночестве. «Кажется, сегодня день скорых расставаний», ― подумала На Ин, возобновив путь по западному склону горы, пиная маленький камушек, попавшийся ей под ноги.***
Небольшое горное озерцо, встретившееся на пути На Ин, было таким чистым, будто его гладь ― грань пещерного кристалла; сама вода была холодной настолько, что ладони девушки, омывшей в нем руки, вмиг неприятно заломило. Усевшись на берегу, На Ин бездумно пошарила тонкими пальцами подле себя, под ворохом листьев наткнувшись на маленькие плоские камешки. «Идеально подходит для игры в блинчики!» ― обрадованно воскликнула На Ин, не заботясь о том, что произнесла это вслух. Подобрав один из будущих «блинчиков», она, слегка отведя правую руку назад, замахнулась, а затем, чуть прищурившись, ловко пустила камешек по плоскости воды и начала считать, бормоча себе под нос: ― Раз, два, три, четыре, пять и-и-и, проклятье, чуть-чуть не дотянула до шести! ― уже подбирая следующий камень с земли, проговорила На Ин. ― Один, два, ― девушка, бросив следующий «блинчик», даже сжала кулаки в предвкушении лучшего результата, ― три, четы.. ― Что вы делаете? ― А-а-а! ― вскрикнула На Ин, явно не ожидавшая ничьего появления за собственной спиной. Девушка круто развернулась, чтобы увидеть говорившего; ее взгляд, выцепивший еще только темное ханьфу, каменный колокольчик, бившийся в чужое бедро, и пояс, расшитый янтарными нитями, осторожно поднимался выше, очерчивая красивый стан, разворот плеч и, остановившись на мгновение в нерешительности, все же уперся в недоуменный взор раскосых глаз, изредка моргающих. ― Чжун Ли, господин, ой, то есть.., ― На Ин тряхнула головой, словно сбрасывая испуг, ― господин Чжун Ли, я.. или мне лучше называть вас «шифу»? ― Предлагаю использовать это обращение, когда мы приступим к занятиям, ― голос мужчины был мягок, отчего На Ин невольно расслабилась, ― так чем моя гостья себя развлекала? ― Игрой в «блинчики», но вы, конечно, это и так поняли, ― с уверенностью произнесла На Ин. ― Игрой в.., ― Чжун Ли, чуть сдвинув брови, будто находится в глубоком раздумье, переспросил, ― в «блинчики»? Что это? ― Вы, ― девушка прикрыла ладонью изогнувшиеся в улыбке губы, издав короткий смешок, ― хотите рассмешить меня? ― Вовсе нет, ― сделав шаг вперед ― захрустели под ногами мелкие камешки, ― мужчина внимательно всматривался в лицо На Ин, ― я никогда не слышал о подобном. На Ин, все еще взирающая на мужчину снизу вверх, перевела взгляд на собственные ладони, чуть испачканные землей, стертой с камешков, а затем ― снова на Чжун Ли, в чей безупречный облик не закрался ни один изъян, и, думая, что сейчас ляпнет полную глупость, тихо пробормотала: ― Присоединитесь? ― Прошу прощения? ― Чжун Ли, не разобравший ни слова, чуть наклонился. ― Я не расслышал. ― Вы, ― девушка, набравшись смелости, похлопала по земле, усыпанной осенними листьями, рядом с собой, и произнесла отчетливо и громко, ― можете присоединиться ко мне. Это совсем не сложно, ― заигравшая на ее губах улыбка была ободряющей, ― я объясню вам, что делать. Высокая фигура Чжун Ли еще несколько секунд так и возвышалась над девушкой, а на его, казалось, выточенным великим мастером лице даже появилось несколько дорожек-морщин, особенно выделявшихся на лбу. Мужчина явно пребывал в каких-то, одному ему известных, раздумьях, и На Ин уже хотела обратить все в неудачную шутку, когда Чжун Ли, шагнув к ней ближе, подобрал полы темного ханьфу, и ― с присущей ему необычайной грацией ― опустился на землю, чуть развернувшись всем корпусом по направлению к девушке, молча направил на нее заинтересованный взор. ― Так, ― На Ин, все еще не верящая в происходящее, чувствовала искреннюю вину за то, что даже такое темное ханьфу будет неприглядно испачкано, ― для начала вам нужно найти подходящий камешек. Он должен быть чуть меньше вашей ладони, чтобы удобно было держать, и, самый важный критерий, ― девушка, обеими руками водящая по земле и лежащим на ней опавшим листьям и сломанным веточкам, подцепила подходящий камешек, зажав его между большим и указательным, и, поворачивая его разными бочка́ми перед взором Чжун Ли, продолжила, ― он должен быть достаточно плоским. Внимательный взгляд блестящих горным золотом глаз переместился сначала на свободную руку На Ин, будто измеряя ее, а затем ― на направленную внутренней стороной к небу, раскрытую ладонь мужчины, на которой тут же появился камень нужной формы и размера. ― Это жульничество! ― воскликнула На Ин, но тут же осеклась. ― Т-то есть, оно было бы им, но вы и так испачкали свои одежды, поэтому пачкать еще и ладони, если можно обойтись малой кровью, конечно, не стоит, ха-ха-ха.. Ее слова и ― явно наигранный ― смех, заставил чужие брови ползти сначала вниз, а затем ― плавно изгибаться вверх, однако мужчина не успел даже приоткрыть рот, вынужденный продолжить слушать без остановки стрекочущую На Ин. ― Теперь нужно удобно взять камень и хорошо размахнуться, но, ― На Ин, демонстрируя необходимые действия, взялась за собственное плечо, ― будьте осторожны и не повредите плечо. Ваша цель ― бросить камешек так, чтобы он, коснувшись водной глади, не утонул, а, подобно взлетающей утке, оттолкнулся от нее несколько раз. Победит тот, чей «блинчик» прыгал больше. Вот, например, мой, ― и она, наконец, прицелившись, бросила камешек, стремительно полетевший к озеру, ― один, два, три, четыре, пять, шесть, семь! Совершил целых семь прыжков! Радость от очередной удачной попытки заставила ее захлопать в ладоши. Чжун Ли, плавно переводящий взгляд с искрящегося в лучах солнца озера на девушку, был все также тих, лишь горное золото в его глазах, казалось, стало чуть теплее. Недолго думая, он, даже не размахнувшись, используя лишь внутреннюю духовную энергию, пустил камешек, все это время паривший над его ладонью, к озеру. Проскакав девятнадцать раз, он приземлился на другом противоположном берегу, весело сверкая мокрым бочком. ― Нет, нет и еще раз нет! ― На Ин, чьи глаза теперь были широко раскрыты, почти не моргая, с жаром объясняла. ― Господин Чжун Ли, смысл игры познается в мастерстве и истинном соперничестве, и, ― она тыкала собственным указательным в сторону мужской ― теперь сиротливо пустующей ― ладони, ― если вы будете делать вот так, это и не игра вовсе! Чжун Ли, все это время наблюдающий за раскрасневшимся, чуть сердитым лицом девушки, и ее быстрыми жестами, пытался внимать вновь и вновь звучащим объяснениям, как надо держать «блинчик», как перед броском заводить назад руку, как запустить камешек параллельно плоскости воды, и просто молча ― и невпопад ― кивал, терпеливо ожидая следующей попытки. ― Ну же, попробуйте, ― наконец закончив долгую тираду, сказала На Ин, и Чжун Ли, снова материализовавший на своей ладони идеально подходящий для игры камешек, замахнулся и бросил его, однако «блинчик» с первым же прыжком плашмя ударился об озерную гладь и стремительно пошел ко дну. ― Так? ― ничуть не расстроившись, спросил мужчина. ― Что ж, ― На Ин, которой явно было не за что хвалить столь неудачную попытку, все же нашлась со словами, ― принцип броска вы поняли, а ваша следующая задача ― заставить «блинчик» прыгать. Новый камешек Чжун Ли совершил два уверенных прыжка, и На Ин, дабы поддержать мужчину, стала тоже пускать «блинчики». Зыбью шли облака, дрейфующие в бликующей солнцем глади озера, и летела листва, а особые багряные смельчаки касались то платья цвета дикого меда, то темного ханьфу, которое На Ин, наконец, удалось рассмотреть лучше: ткань тона землистого пуэра была испещрена крошечными чешуйками, что можно было подумать, будто какой-то змеиный дух отдал свою кожу на изготовление этих одежд. Девушку так и подмывало спросить, но ― ввиду присущей ей молодости ― она часто отвлекалась то на похвалы, то на расстроенные возгласы, когда, несмотря на собственное мастерство, ее камешки не прыгали и трех раз, и уже сам Чжун Ли призывал ее быть внимательнее. Тут и там высовывали любопытные носики рыжие лисицы, а одна ― особенно резвая ― с ясными, цвета голубой шпинели глазами и вовсе подошла к ним совсем близко, зарывая мордочку в листья, словно тоже в поисках камешков. Заметив это, Чжун Ли, направив собственный взор в блестящие бусинки и чуть прищурившись, тихо сказал: «Подглядывать невежливо», ― и лисица, смешно пискнув, тут же бросилась наутек, в то время как На Ин, увлеченная подсчетом прыжков своего очередного «блинчика», даже не заметила этого, повернувшись лишь тогда, когда пускала уже третий камешек одна. От белоснежного цветка, вплетенного в ее шпильку, в этот момент ярко отразилось солнце, слегка уколов горное золото глаз, тут же метнувших взор куда-то вбок, а потом и вовсе на камешек, покорно лежащий на мужской ладони. Спустя считанные секунды, тишина, установившаяся вокруг, была нарушена плеском воды, в которую только что нырнул «блинчик» Чжун Ли. ― Три, четыре, пять, шесть! ― На Ин даже подскочила, искрясь радостью. ― Если вы еще потренируетесь, то, я уверена, сможете превзойти и мое мастерство, ― чуть более тихо добавила она. ― Чтобы добраться до ваших одиннадцати, думаю, мне потребуется много часов, ― рассуждал Чжун Ли, ― но у меня их, к счастью, много. Кстати, о времени, ― мужчина, медленно поднимаясь с земли, окинул взором озеро и небо над ним: туман, слабый на западном склоне днем, к часу Обезьяны уже сгущался, ― госпожа, вы, как я понимаю, не обедали? ― Я.., ― девушка, только сейчас обратившая внимание на, становившийся розоватым, свет солнца, пробормотала, ― кажется, я совершенно об этом забыла. ― Это не мудрено, ― в уголках тонких губ мелькнула слабая улыбка, ― время на горе Утай течет иначе, а за один день невозможно привыкнуть, ― горное золото глаз медленно превращалось в медь, ― думаю, вам нужно поспешить, чтобы не опоздать к ужину. ― Как и вам, ― вежливо проговорила На Ин, чуть потупив взор, ― и, наверное, я должна извиниться за то, что задержала вас до самого вечера. ― Ни в коем случае, ― Чжун Ли, дождавшись, пока его взор не встретится с темными глазами напротив, уверенно продолжил, ― моя гостья вольна использовать все блага горы Утай, в том числе, ― уже повернувшись спиной и удаляясь от На Ин, мужчина закончил, ― и меня. «Он всегда так уходит?» ― подумала На Ин, провожая взглядом мужчину, чей образ вскоре растворился в густом туманном полотне. Какое-то время она не уходила, всматриваясь в эту белую пелену, словно оттуда вот-вот выйдет Чжун Ли и скажет еще что-то, но призывно заурчавший живот все же вернул ее в реальность, и На Ин, положившая на него теплые ладони, будто пытаясь заглушить звук на случай кого-то, проходящего мимо, засеменила, стремительно покидая западный склон горы.***
Тут и там мелькали опадающие листья, словно сговорившись с тем, чье присутствие так удачно скрывали некоторое время. Чжун Ли, узнающий эту поступь из тысячи подобных, очень правдоподобно делал вид, что абсолютно ничего не замечает, и продолжал медленно идти вперед. Вспыхивающие в памяти картинки нескольких прошлых часов были похожи на быстрых ярких бабочек, что, взмахнув тоненькими крылышками, тут же устремляются к ослепляющему свету, тем самым играючи прячась от смотрящего. Совсем близко зарокотали мелкие камешки, выдавая вес преследователя, который, Чжун Ли был уверен, только что вернулся в человеческий облик. Спустя считанные секунды, взгляд Чжун Ли встретился с хитро прищуренной голубой шпинелью глаз, опушенных рыжими ресницами. ― Как давно вы предаетесь забавам смертных, о великий Пове.. ― Как давно ты вернулся, Аякс? ― будто передразнивая, прервал его мужчина, вперив взор в торчащие в разные стороны, словно они ― язычки дикого пожара ― волосы, и, уже было потянув руку, чтобы пригладить непослушные вихры, снова опустил ее. ― И была ли какая-то причина, по которой ты решил.., ― мужчина на секунду задумался, ― последовать за мной на западный склон? ― Только мое неутолимое любопытство, Повелитель, ― без зазрения совести игнорируя первый вопрос, ответил юноша и убрал обе руки за спину, словно подражая Чжун Ли, идущему также. ― Так что же? Расскажете, что за прекрасная молодая госпожа составляла вам компанию? ― Моя ученица, ― без утайки открыл правду Чжун Ли. ― Ах, да, несчастное создание, которое потратит свое драгоценное время, чтобы.., ― прервав поток собственных слов, Аякс замолчал и остановился, уставившись себе под ноги. ― Погодите-ка, вы сказали, ученица? ― Да, и поэтому, ― Чжун Ли, не сбавив шаг, продолжал идти, чуть похрустывая тут и там попадавшимися ему под ноги камешками, будто намеренно стелющихся перед ним тонким ковром, ― попрошу не прерывать наши уроки, которые, к слову, начнутся на заре следующей недели. ― Я.., - всполошившись, Аякс догнал опередившего его Чжун Ли, ― о-о, Повелитель, а там, случайно, не Сяо? ― вдруг сказал он, вытянув тонкую руку, обернутую в длинный рукав ханьфу дымчатого цвета, и указывая по направлению к горному выступу, на самом краю которого стоял невысокого роста юноша в маске и смотрел в их сторону. ― Он зол или всегда так выглядит? ― Аякс.., ― начал было говорить Чжун Ли, но замолчал: мелькнули и ― будто враз съеденные туманом ― растворились дымчатые одежды, а самой лодыжки мужчины игриво коснулся рыжий лисий хвост, уже в следующее мгновение вместе со своим хозяином скрывшийся за ближайшими зарослями заячьей капусты. Покачав головой, Чжун Ли направился к выступу.***
Сяо часто представлял себя птицей: как, раскинув руки, дотронется до ветра кончиками пальцев; как горный выступ, всегда кажущийся маленьким и скользким, перестав быть таким, обратится в препятствие между ним и свободным полетом, а оттого его захочется преодолеть; как появятся за спиной сильные, оперенные будто золотом, крылья, и простой их взмах со свистом рассечет воздух; как падение больше не будет страшным, ведь оно ― всего лишь момент перед взлетом. Сяо взирал на туман, к вечеру заполняющий собой все пространство вокруг, с отвесного склона и вовсе казавшийся мягкой периной, укутывающей гору. За мыслями юноши подглядывала луна, однако, издалека послышавшийся низкий голос, заставил Сяо прервать их и обернуться. Завидев Чжун Ли, возле которого так и крутился один рыжий прохвост, он не стал скрывать свое присутствие, чтобы скорее передать тревожные вести. Однако, не решаясь подходить и нарушать чужую беседу, юноша застыл, не шевелясь, словно он ― тонкий, но крепкий ствол бамбука. Спустя некоторое время мужчина в темном ханьфу сам двинулся по направлению к нему, вышагивая неспешно, покинутый трехвостым собеседником. «Какой же.. малец», ― подумал Сяо, нахмурив кустистые, но тонкие брови, а стоило только Чжун Ли оказаться в нескольких шагах от него, как юноша, развеяв маску ― словно сверкнула и тут же исчезла нефритовая крошка, ― упал на колени, выставив перед собой руки в приветственном жесте. Избегая смотреть в глаза, Сяо склонил голову, и, едва завидев носки темных сапог, то ли расшитых блестящей нитью, то ли впитавших пыль горных сокровищ, глухо произнес: ― Владыка, я.. ― Сяо, ― крепкие руки в уверенном жесте потянули его за оба локтя, заставляя подняться, ― как я уже говорил, мы можем обойтись без церемоний. ― Но.. ― Сяо, скажи мне, ― в интонациях мужчины заиграли вопросительные нотки, ― ты служишь мне из страха или из благодарности? ― Второе, ― выпалил юноша, не задумываясь ни секунды. ― Тогда, ― Чжун Ли по-отечески погладил растрепанную макушку, ― перестань вставать на колени, ― лукавая улыбка-полумесяц озарила красивое лицо, ― ты пачкаешь подаренные мной одежды, а это ― отнюдь не благодарность. ― С.. слушаюсь приказа, ― еле вымолвил Сяо, судорожно сглатывая, и, словно испуганная птичка, часто моргая, поднял, наконец, взгляд, тут же утонув в плавящейся, тягучей меди глаз. ― А теперь, ― Чжун Ли, поравнявшись с юношей, спросил, обращая взор к наблюдательнице-луне, ― что тебе удалось узнать? ― Клан Сов, ― Сяо говорил тихо, но уверенно, чеканя каждое слово, ― ищет трупный цветок. ― Это безумие, ― мужчина подавил рвущееся наружу возмущение, ― глава клана ― не безрассудный юнец, и, даже если кто-то погиб, он не стал бы.. ― А если я скажу, ― словно сотканные из самого воздуха, рядом с Чжун Ли и Сяо появились сначала белоснежные горные цветы, а затем и тот, кто вплел их в растрепанные косички, ― что он ― мертв, а кланом управляют его сыновья? Ох, прошу прощения, ― Венти, поднеся ладонь к собственным губам, постучал по ним самыми подушечками пальцев, ― то есть один из них: тот, что хотя бы напоминает живого. ― Он.., ― Чжун Ли лишь единожды взглянул в потемневшую зелень глаз, но, словно и ничуть не удивившись такому вмешательству в беседу, продолжил рассуждать, ― он, что, не понимает принципов и законов миров? Ни мы, ― он осекся, на мгновение вслушиваясь в окружающую их вечернюю тишину, а затем, сделав голос подобным сыпящейся каменной крупе ― глухим и тихим, ― заговорил снова, ― ни смертные не могут изменять неизменное. Неужели мне придется.. Дальнейший разговор Сяо слышал плохо: все это время подавляя желание отпрыгнуть от бессовестно вторгшегося в их разговор Венти, он, наконец, выбрал момент, чтобы бесшумно отступить на несколько шагов назад, в тумане и вечерних сумерках пряча то краснеющее, то бледнеющее лицо. Безумно чесались ладони, словно в желании нащупать что-то эфемерное, и Сяо, призвав собственную маску, исходившую нефритовыми искорками так, будто возле нее кружат беспокойные светлячки, крепко сжал ее в тонких пальцах. Надевать ее сейчас было бы совершенно не к месту, но зелень чужих глаз, скользнувшая в его сторону, не оставила юноше выбора. Поспешно скрыв за маской свое лицо, Сяо, не обронив и вздоха, со свистом взвился в небо, окутанный миллионами темных былинок, которые все вместе походили на столб черного дыма. ― Сяо, я.., ― обернувшись туда, где раньше стоял юноша, Чжун Ли, коротко выдохнув, покачал головой, ― уже исчез. ― Могу с легкостью разыскать его, ― загадочно щурясь, Венти не смог сдержать так и просящейся на губы собственной улыбки, ― но он, скорее всего, убежит еще дальше, чем теперь. ― Не нужно. Он, ― голос Чжун Ли выражал сожаление, ― и так слишком долго не был дома. Пусть отдохнет. Лишь сверкнула зелень глаз ― и на горном выступе он остался один, однако тревога, так скоро пустившая корни в его сердце, не позволила насладиться привычным ему одиночеством, и Чжун Ли, поджимая тонкие губы, неспешно направился к собственным покоям.***
Зала Чшун Шан встретила Чжун Ли свойственной ей прохладой комнат. Аккуратно лежали на низеньких столах темные бруски туши и каменные, с причудливыми резными узорами, тушечницы; древние свитки с превосходной каллиграфией на них и чистый пергамент; вэйци, плоские кружочки которых были цвета густой охры и угольные, почти черные, с вкраплениями вулканической пыли, что ловила собой блеск бесчисленных свечей, льющих вязкий воск на аккуратные подставки в форме золотых ромбов. Едва взглянув на стоящую у раскрытого окна, рамы которого почти касались крыши и пола, кровать с высоким пологом, мужчина, несмотря на явную усталость, отвернулся и шагнул к небольшой кушетке, обитой дорогой парчой, с нитью к нити вышитыми на ней горами и парящими над ними журавлями. Удобно устроившись на сиденье, подобрав под себя лишь одну ногу и опустив локоть на прохладный мраморный подлокотник, Чжун Ли сотворил перед собой небольшой, с ровными гранями, камень, который поворачивался то тем, то другим бочком по велению своего создателя. Подперев щеку изящными, с натянувшейся на них тонкой кожей, костяшками, он просидел в немом созерцании весь час Быка, так и эдак сопоставляя события последних дней, в попытке вплести их в одну канву, но ни появление новой ученицы, пусть и за такой долгий срок, ни пророчество, изреченное устами самой Доу Му, ни возвращение Аякса на гору, ни известия, принесенные Сяо, ни потери в Клане Сов никак не складывались в общую картину, только и мелькая перед, в скромном пламени свечей казавшимся янтарным, взором в своем бесконечном танце. Лишь завидев предрассветные блики, еле пробивающиеся через густой туман, чтобы заглянуть в широкое окно, Чжун Ли, в небрежном жесте изогнув запястье, растворил камень, не оставив и былинки, и, ненадолго зайдя за ширму с плывущими по ней кучными облаками, направился к кровати. Раздвинув полог, в качестве которого служили длинные нити прохладных, будто отлитых в одной форме, камешков, лег, наконец, на шелковые простыни, и, едва голова коснулась высокой и твердой прямоугольной подушки, тут же уснул, окутанный темнотой.