1.
— Тогда я и покинул город, — проморгавшись — колыхнулась на полях трава танси — Бай Чжу обвел взглядом притихших слушателей, сидящих на старых скрипучих скамьях, составленных так, что почти образовывали собой круг. — И отправился странствовать по свету в поисках Чан Шэн. — И сколько вы странствовали? — тихо спросила На Ин, все то время, что продолжался рассказ Бай Чжу, занимавшая место рядом с ним. — Если бы я знал, кхе-кхе, — ответил он, привычно улыбнувшись. — Я сбился со счета уже на второй сотне лет. — Ты.. так и не нашел ее? — стоявшие, не решившись войти, у ворот дома жители города Шэ: кто — тронутый до глубины души поведанным — теперь ревущий во весь голос, кто — тоненько всхлипывающий, а кто, тяжело вздыхая, — просто ковыряющий носком мягкого сапога подмерзшую землю, — прислушались к прозвучавшему мягко — не только на удивление толпы, но и всех шестерых — голосу Дилюка. В ответ Бай Чжу лишь молча покачал головой. — А трупный цветок.., — Дилюк облизнул пересохшие от волнения губы, — ..он все еще у тебя? — Честно говоря, хе-хе, — Биань почесал кончиком веера нос, пытаясь скрыть неловкость, — мне тоже интересно узнать об этом, доктор Бай Чжу. — Заглянув Уцзю в лицо, он зашептал так, что услышали все. — Говорил же, это был он! В тот день, когда у нас пропало семечко, я видел именно его, выходящего через ворота! Потому-то он и показался мне знакомым спустя много веков, когда мы искали доктора для На Ин и наткнулись на него! — Пэй! В таком случае ты вправе не только любопытствовать, но и требовать с него ответа, Биань, — буркнул Уцзю, отвернувшись: признавать то, что он зря не поверил Бианю, было все же стыдно. — Прошу вас, кхе-кхе, не ссорьтесь: я этого совершенно не стою, — замахал руками Бай Чжу, снова привлекая их внимание. — Я расскажу все, господа. Средь полей травы танси мелькнули, складываясь в разворотившие небосвод полосы-прутья, золотые искорки: посмотрев на Врата в Царство Мертвых и на мирно спящего прямо за ними стража — огромного тигра, изредка переворачивающегося с боку на бок, — Бай Чжу на мгновение застыл, а после — то ли подобрав нужные слова, то ли — просто сбросив оцепенение — посмотрел прямо на Бианя и Уцзю, сидящих на скамье напротив него. — Дражайшие господины, — неожиданно для всех Бай Чжу вскочил с места и тут же рухнул на колени перед Бианем — тут же чуть не проделавшим то же самое — и Уцзю, схватившимся за белый рукав и таким образом остановившим Бианя. — Я, кхе-кхе, прошу прощения за то, что украл то, что принадлежало вам. И от имени всех тех, кто тогда был спасен с помощью украденного, — коснувшись лбом стылой земли, он отбил поклон, — благодарю вас. — И я благодарю вас, господины! — закричал мужчина в дырявой чжули — только ее и было видно из-за ворот. — Пусть спасенным был не я, а мои предки, — но ведь, не выживи они тогда, и я бы белого света не увидел! — Пусть я и не одобряю, что вы якшаетесь с вором, но и от меня примите благодарность! — громче мужчины закричала из толпы женщина, потрясывая тем, что утром легко можно было назвать вырванным из пруда лотосом: теперь то были лишь его жалкие остатки. — Я не вор, — поняв, кого она имеет в виду, устало проворчал себе под нос Дилюк.— Благодарим господинов и доктора Бай Чжу за спасение наших предков!
— Да здравствует доктор Бай Чжу!— Да здравствует наш спаситель!
— А нас-то теперь получится спасти, доктор Бай Чжу?— Трупный цветок ведь еще у вас?
— Трупный цветок.., — не поднимаясь с колен, прошептал Бай Чжу. — Я, кхе-кхе, снова виноват перед вами, дражайшие господины: я его не сберег. — То есть.., — ладони Дилюка сжались в кулаки. «Нет, нет, нет!» — черные крапинки зрачков дрожали в налитой отчаянием бузине глаз. — «Разве я еще не подобрался близко к этому цветку? Почему же снова..» Хрустнули побелевшие костяшки пальцев: казалось, что на сжатых кулаках Дилюка вот-вот разорвется кожа. «Ты все шутил, что рожден под несчастливой звездой, Кейя», — в памяти всплыл родной образ: чуть надутые губы, растягивающиеся в казавшуюся совсем беззаботной улыбку. — «Ты ошибался. Под ней рожден не ты, а твой брат». — Господин Дилюк! — тоненько взвигнул Биань. — Не вздумайте набрасываться на доктора Бай Чжу.. — Если, конечно, не хочешь проспать до следующего дня с заблокированным меридианом сердца, — перебил его Уцзю. — Не уверен, что успею остановить Бианя, если он провернет это еще раз. — Я.., — тут же разжав кулаки, Дилюк положил ладони на скрытые под угольно-черным ханьфу собственные бедра. — Я вовсе и не думал набрасываться на него! От сорвавшихся вскриком слов вздрогнул даже Уцзю: попытавшись замаскировать пробежавшую по телу дрожь под недовольство ночным холодом, он картинно поежился еще несколько раз. Заметивший это Дилюк почувствовал стремительно приливающий к щекам стыд. — Хотя, стоит признать, — продолжил он вполголоса, — в последнее время я, действительно, часто гневаюсь. — Дражайший господин, — поднявшись с колен и оправив смявшиеся одежды, Бай Чжу подошел к Дилюку и осторожно — словно боясь спугнуть — присел возле него. — Вы хотите сказать, что обычно вам это не свойственно? Аяксу, сидевшему на одной скамье с Дилюком, пришлось подвинуться: стоило Бай Чжу опуститься на место рядом, как Дилюк отпрыгнул от него чуть не на самый край, задев Аякса крепким бедром и даже не извинившись. Пусть рядом с Чжун Ли и пустовало достаточно места: он единственный сидел в одиночестве, — но Аякс все же предпочел тихо ворчать себе под нос, чем присоединиться к нему. — Думаю, гневаться свойственно всем, — обронил Чжун Ли, посмотрев на — от недовольства закатившиеся к небу — голубые шпинели глаз. — Не могу сказать, что мое поведение во всем правильное, а сердце — всегда спокойное. Но в последнее время.., — говорил Дилюк, уперевшись взглядом в черную землю под собой, — я сам на себя не похож. — Дражайший господин, кхе-кхе, — Бай Чжу — под взором, казалось, тут же переставшего дышать Бианя — тронул Дилюка за плечо. — А вы, случаем, не отравлены? — Ч-чем? — Дилюк стойко принял чужое касание. — Дурман-травой, — так, будто это было очевидно, ответил Бай Чжу. — Какой травой? — переспросил Аякс. — Дурман, — поля травы танси светились как под дневным солнцем: так на дне глаз блестела догадка. — Эта — на вид безобидная — трава может стать источником сильного гнева: смешиваясь с энергией ян, кхе-кхе, она усиливает внутренний жар и выводит его из-под контроля. «Я не знаю, что на меня нашло», — в памяти закрутились образы: зал предков, полный свечей, дорожка иероглифов на памятной табличке отца, зеленые — точно молодая хвоя — глаза Аделинды. — «Вот именно, молодой господин. Что на вас нашло?» Дилюку казалось, что в ночной тишине глухо раздаются фразы из его недавнего прошлого: «Если вы и злились, то никогда ранее не брались за меч», «Господин, прошу вас, смирите свой гнев», «Может быть, те травы..» — Как она выглядит? — за мгновение преодолев жалкие цуни между собой и Бай Чжу и развернувшись вполоборота, Дилюк схватился за чужие худые плечи. — Как почти ничем не примечательный сорняк, — ответил он, глядя прямо в бузину глаз. — Привлечь, кхе-кхе, внимание может разве что крупными белыми цветами — да и они бледные, словно поганки, кхе-кхе, кхе-кхе.. «Белые цветы, белые цветы..», — Дилюк судорожно перебирал в памяти воспоминания рокового дня. — «В руках отца были не цветы, а травы, я уверен. И в округе тоже не было никаких белых цветов. Может, он ошибается?» Отпустив чужие плечи, он тут же вернулся на свое прежнее — мгновенно остывшее — место и невольно сжал кулаки. «Подожди-ка, Дилюк, с каких пор ты вообще веришь убийце своего отца?!» — Я не брал в руки никаких белых цветов, — Дилюк тяжело дышал. — И если кто и мог тайно отравить меня, то только ты: тот, кто разбирается в травах! — Дражайший господин, кхе-кхе, видя ваши страдания, я уже и сам не рад быть не тем, кого вы так ненавидите, — аккуратные губы украсила виноватая улыбка. — Но смею повториться еще раз: я, кхе-кхе, не мог отравить вас, как и не мог обмануть вас, вашего брата, вашего отца, потому что впервые встретил вас только сегодня! Между ними повисло молчание. Бузина глаз буравила взглядом поля травы танси напротив: прищуриваясь, Дилюк пытался найти в чужом взоре тень лжи, но Бай Чжу смотрел прямо и честно — даже мягкие, словно персиковый пушок, ресницы — и те ни разу не дрогнули. — Все, чего я хотел на протяжении своей жизни, — найти свою Чан Шэн, — тихо добавил Бай Чжу, снова дотронувшись до плеча Дилюка. — Ее поиски — вот то, чем я занимался на протяжении нескольких, кхе-кхе, веков. — И что с того? — Аякс вскочил с места и встал у скамьи перед Дилюком и Бай Чжу. Наклонившись к чужому уху, чуть выглядывающему из-под волос, заплетенных в косицу, он намеренно шепнул так, чтобы услышал не только Дилюк, но и все остальные. — Ты можешь поклясться, что никого не отравил? Отстранившись, Аякс перевел взгляд на Дилюка: голубая шпинель глаз, сверкнув, игриво подмигнула ему. — Если уж быть честным до конца, — прохладные пальцы тут же соскользнули с угольно-черного шелка, — я, кхе-кхе, действительно, отравил одного человека. — Ха! — победоносно воскликнул Аякс. — Кто это был, доктор Бай Чжу? — спросила На Ин, не веря в услышанное. — Могу предположить, что отравленным был сам господин Бай Чжу, — горное золото глаз так и мерцало в ночной темноте. — Вы правы, дражайший господин, — просто ответил Бай Чжу Чжун Ли. — Я.., — Дилюк явно пребывал в замешательстве. — Я не знаю, как мне поверить тебе. — Я тоже, — поддержал его долго молчавший Уцзю. — Уцзю, господин Дилюк, хе-хе, — занервничал Биань, переведя взгляд с одного на другого — оба мужчины были страшно нахмурены, — не помогайте росткам вытянуться раньше времени, хе-хе, хе-хе.. Уверен, доктор Бай Чжу поведает нам обо всем! Согласно кивнув, Бай Чжу встал со скамьи и, пошатнувшись — было заметно, что для опоры ему не хватает бамбукового посоха, — вышел в центр, оказавшись на виду у всех; Аякс же, напротив, снова сел возле Дилюка, и теперь взирал на доктора, не в силах скрыть нетерпение: ерзал по иссохшемуся дереву скамьи и почти не моргал, словно боясь ненароком пропустить что-то важное. Поля травы танси спрятались за ресницами, чтобы через мгновение показаться вновь, лучась решимостью. — Единственный, кого я травил, — одним точным движением он поддел пояс ханьфу, ослабив его, а следом — распахнул складки на груди, обнажив полупрозрачное в свете луны тело, — единственный, кого я истязал, единственный, кому я всегда желал и смерти, и жизни, — всегда был я сам. Стоило ему молвить это, как луна — будто не могла вынести представшей перед ней картины — спряталась за услужливо подлетевшее к ней облако. Когда-то белоснежная кожа на груди Бай Чжу была вся исполосована багровыми рубцами, а один — самый крупный, уродливый, темный — змеился по области сердца: рваный и неприглядно сросшийся — даже человеку, который не смыслит ничего в искусстве врачевания, он мог рассказать о том, что тот, кто взрезал на нем кожу, делал это снова и снова, точно полностью лишившийся рассудка. — Уцзю, — прошептал Биань, выронив веер: с глухим стуком упав на землю, он раскрылся, словно хотел прикрыть собой голую землю, тоже ставшую невольной свидетельницей увиденного. — Мне думается, что доктор Бай Чжу — безумец похлеще тебя. — Безумец, — хрипло повторял Уцзю, казалось, и не расслышавший слова друга. — Ты безумец! Чжун Ли, к которому Бай Чжу стоял спиной, неслышно поднялся с места и тенью — так растворялись в ночной черноте его одежды — скользнул к На Ин, прикрывшей ладонью губы, с которых вот-вот норовил сорваться вскрик. Горное золото глаз мазнуло взглядом по израненной груди: увидев то, что открылось всем, Чжун Ли поднял ладонь и провел ей по воздуху прямо перед На Ин. В следующее мгновение лицо девушки скрыла тонкая вуаль: сплетенная из крошечных драгоценных камешков, поблескивающих даже в темноте, — она пропускала образы всех находившихся рядом через мельчайшие отверстия в плетении. — Это.., — раны на груди Бай Чжу теперь казались ей нечеткими, словно бы они — всего лишь игривый блик очередного камешка. — Не думаю, что вам стоит смотреть на чужое тело. Тем более, — в плетении ярко блеснуло: горное золото глаз плавилось, обращаясь медью, — на такое израненное. Это на время. Снимете, как господин Бай Чжу оденется. — Спасибо, ш-шифу, — касаясь ее губ, прохладные камешки чуть теплели. — Так, и правда, лучше. У уголков глаз Чжун Ли, точно от удара по хрупкой глине, изойдя малюсенькими трещинками, проявились морщинки; желая сказать что-то еще, он вдохнул, но так и не успел произнести ни слова — единственный любовавшийся чужими багровыми рубцами воскликнул: — Лихо, лихо! — Ты что же, вонючий лис.., — начал было Уцзю. — Ты.. сделал это сам? — перебил его Дилюк, обратившись к Бай Чжу. — Для чего? Будто одичавшие — пожелтевшие пуще прежнего поля травы танси встретились с бузиной глаз, в которой таилось, скрываясь их последних сил, сочувствие. — Чан Шэн предупредила меня, кхе-кхе, — тихо проговорил Бай Чжу, — трупный цветок несет жизнь всему, что должно умереть, и.. — Смерть всему живому, — шепнула На Ин. — Доктор Бай Чжу, неужели вы.. Не договорив, она накрыла ладонями то место на груди, куда — словно колотушка в латунный гонг — ударялось собственное сердце. — Когда я украл у вас семечко, дражайшие господины, — Бай Чжу склонился, снова принося извинения, — мое здоровье, кхе-кхе, кхе-кхе, было подорвано; ухаживая за больными в городе Шэ, я, признаться, толком не ел и не спал, потому что днем и ночью искал способы спасти людей: читал многочисленные свитки по медицине, которые удалось раздобыть у жителей — пусть сами они и не были искусны во врачевании, но сохранили то, что оставили им их предки; собирал, кхе-кхе, травы, сушил их, толок, делал из них снадобья, — а когда выдавалось время отдыха, то вместо него я направлялся к больным, чтобы успокоить их разговорами и напоить новыми снадобьями, ни одно из которых, к сожалению, не могло излечить их — только, кхе-кхе, ненадолго облегчить страдания. — Потому на момент нашей встречи, хе-хе.., — забыв про веер, так и лежащий на земле, Биань просто обмахивал себя растопыренной ладонью, — вы, доктор Бай Чжу, как бы это сказать, хе-хе, хе-хе.. — Смахивал, скорее, на мертвеца, чем на живого, — закончил за него Уцзю. — Вы абсолютно правы, — закивал Бай Чжу. — Думаю, именно это и спасло меня от настоящей смерти в тот, кхе-кхе, момент, когда я коснулся семечка трупного цветка, и все последующие — когда я выращивал его. Вырастить его, кстати, было той еще задачей: мало того, что все — даже, кхе-кхе, кхе-кхе, любимые колокольчики Чан Шэн, росшие у крыльца, — погибло, будто семечко отравляло собой всю землю на несколько чи вокруг, так еще и, как бы я не ухаживал за ним, оно никак не прорастало, пока однажды я не попробовал в качестве удобрения.. Он поджал аккуратные губы и стыдливо опустил взор. — Что ты попробовал? — спросил Дилюк, сглотнув. — Труп, — глухо отозвался Бай Чжу. — Безумец.., — в который раз повторил Уцзю. — Пэй! Пэй-пэй-пэй! — отплевывался Биань, прыгая сидя на скамье. — И это.. помогло? — прошептала На Ин. — Не то слово, дражайшая госпожа, кхе-кхе, — ответил ей Бай Чжу. — Уже на следующий день семечко проросло, а через неделю — дало первый лист. Используя его, я и приготовил несколько порций нового снадобья и ранним утром — едва доварилась последняя капля и занялась заря — отнес его тем больным, кто, кхе-кхе, вот-вот должен был умереть. Уже к вечеру всем, кто принял его, стало заметно легче: их дыхание выровнялось, тела — потеплели, кожа — прямо на моих глазах светлела, избавляясь от черных трупных пятен. В течение очень краткого срока все больные выздоровели и чувствовали себя так, словно заново родились — так, вслед за трупным цветком, бурно расцвели и цветы моего сердца. Вскоре я, кхе-кхе, вылечил каждого, кого коснулся этот страшный недуг, а после — не дождавшись Чан Шэн — отправился искать ее, странствуя по свету. — Вместе с трупным цветком, — подметил Аякс. — Вы правы, дражайший господин, — кивнул Бай Чжу. — Видя, что он губит все живое в саду, я подумал, что оставлять трупный цветок в городе Шэ будет, кхе-кхе, опасно. К тому же, мне хотелось лучше изучить его. — И-зу-чить? — по слогам повторил Дилюк. — И.. как ты это делал? — Разумеется, проверял на себе, — просто ответил Бай Чжу. — Все шрамы, которые вы на мне видите, — это следы тех, кхе-кхе, ран, что я нанес себе сам, чтобы узнать, сможет ли их вылечить трупный цветок. — Раз ты умер лишь недавно и, как я понимаю, от чужой руки, — он может, — заключил Уцзю. — Доктор Бай Чжу, хе-хе.. Неужели и этот.., — Биань указал на самый большой шрам, тянущийся по всей области сердца, — ..ваших рук дело? — О, — Бай Чжу любовно посмотрел на уродливо сросшуюся кожу. — Признаться честно, кхе-кхе, он здесь не один. Предвосхищая ваш вопрос, дражайший господин, — обратился он к Дилюку, который, желая что-то сказать, вдохнул побольше воздуха, — в моей, кхе-кхе, затянувшейся жизни были моменты отчаяния: в постоянных странствиях, в которые я отправился, есть своя прелесть, но у моих была определенная цель — найти Чан Шэн. Вам знакомо, кхе-кхе, то чувство, когда вы блуждаете по лесу и возвращаетесь на одно и то же место, которое уже проходили? Думаю, оно, кхе-кхе, лучше всего описывает то, что я переживал, когда, спустя годы скитаний вновь оказывался в тех деревнях и городах, где уже бывал ранее. — Доктор Бай Чжу, вы.. себя.., — забыв о вуали, На Ин накрыла ладонью собственные губы: маленькие камешки тут же прильнули к ним, согреваясь. — Этот трупный цветок — мое проклятье и спасение, — поняв, что девушка имеет в виду, он взглянул на свои дрожащие руки. — На его поиски отправилась Чан Шэн, а я — так и не поверивший в то, кхе-кхе, что он существует, — нашел его; я истязал себя, чтобы понять, на что он способен, а он — всегда излечивал; я — глупец, отпустивший собственную жену на верную погибель, — и я же — безумец, желающий узнать, вытащит ли меня цветок из лап самой смерти, — раз за разом накладывал на себя руки, а трупный цветок — заставлял биться мое тоскующее сердце даже с торчащим из него ножом. И, кхе-кхе, живой я, — поля травы танси утопили луну в горьких слезах, осевших на каждом стебельке как роса, — был рад тому, что выжил, что нашел и проверил на собственной шкуре средство, дарующее бессмертие, что Чан Шэн была права, и в то же время.. — Каждое мгновение такой жизни было тебе не мило, — закончил за него Дилюк. Накинув ханьфу на худые плечи и скрыв за его складками грудь, Бай Чжу кивнул. — В то, что ты поведал сейчас, я верю, — неожиданно для всех тихо сказал Дилюк. — Ты говорил, что не уберег трупный цветок. Как это случилось? — Это произошло так давно, — Бай Чжу начал загибать тонкие пальцы, но быстро бросил это дело, — я уже и не вспомню, кхе-кхе, сколько столетий прошло после того случая. Мои странствия, дражайший господин, не всегда проходили через деревни и города: иногда мне ничего не оставалось, кхе-кхе, кроме как ютиться у кромки рек, в лесах или просто посреди полей. На одном из таких я и потерял навсегда трупный цветок. — Что там произошло? — одновременно спросили На Ин и Чжун Ли. — Где бы я ни оказывался, — Бай Чжу заглянул в горное золото глаз: в них закипал не замечаемый им на протяжении предыдущего рассказа интерес, — я боялся, кхе-кхе, оставить трупный цветок без должного ухода, потому, когда звезды сошлись так, что мне выпало ночевать посреди поля, я посадил цветок прямо там. Позже, когда он начал расти не по дням, а по часам, я понял, что остановился не просто на поле, а.. — На поле битвы, — догадался Аякс. — Да, кхе-кхе, дражайший господин, кхе-кхе, кхе-кхе, — закашлялся Бай Чжу. — Тогда я собрал с него много листьев: именно их мне и хватило, чтобы поддерживать собственную жизнь до недавних пор, — потому и оставался в том месте дольше, чем обычно. Разве мог я знать, что это — ошибка, которая повлечет за собой смерть невинного существа? — Невинного существа? — переспросил Уцзю, нахмурившись. — Какого? — Златокрылой птицы Пэн, — в один голос отозвались Аякс и Дилюк и тут же уставились друг на друга. — Откуда, кхе-кхе, дражайшие господины знают об этом? — удивился Бай Чжу. — Слышал, — голоса Аякса и Дилюка снова прозвучали в унисон. — Тот день я помню и теперь, — поля травы танси пожухли: завертевшиеся в них осколки памяти заставили Бай Чжу часто моргать и жмуриться. — Я подумал, что надвигается гроза: в один миг небеса потемнели так, словно, кхе-кхе, сама Дъен-Му хочет обрушить на меня свой гнев. Но, когда я понесся вглубь поля, туда, где был посажен трупный цветок, вместо грома, который я ожидал услышать, раздался пронзительный свист. Замерев на месте, я посмотрел вверх: на небе не было единой тучи — лишь гигантская золотая птица, преодолевающая за один взмах своих крыльев тысячу ли, взрезала ими небесную твердь и приближалась так стремительно, что я.. кхе-кхе.. Что я.. — Испугался, пэй! — сплюнул Уцзю. — Я бы тоже испугался! — заверещал Биань. — Ха-ха! Испугался птицы? Ха-ха-ха-ха-ха! — смеялся Аякс, схватившись за живот. — А что? — посмотрел на него коршуном Дилюк. — Почему бы ему не испугаться птицы? — Аякс, — горное золото глаз встретилось взглядом с искрящимися весельем голубыми шпинелями. — Продолжайте, доктор Бай Чжу, — тихо сказала На Ин, приподняв вуаль из драгоценных камешков. — Кхе-кхе, вы правы, дражайший господин, — обратился Бай Чжу к Уцзю, — я испугался. Услышав, что Бай Чжу снова заговорил, все шестеро тут же замолчали. — Что я, что трупный цветок — мы оба в том поле стояли словно журавли посреди кур; пусть я, кхе-кхе, странствующий по свету долгое время, и слышал о златокрылой птице, но видел ее впервые. К тому же, откуда мне было знать, какой у нее нрав? Окажись она людоедом, я бы.. кхе-кхе, — Бай Чжу схватился за собственные одежды — в этот же момент Чжун Ли легонько взмахнул рукой, и вуаль из драгоценных камешков снова опустилась на лицо На Ин. — И все же лучше бы она оказалась именно людоедом: тогда умер бы я, а не она. — Птица Пэн.. склевала трупный цветок? — от собственной догадки Биань затрясся всем телом. — Как богомола, кхе-кхе, бросившегося на цикаду, подстерег чиж, — вздохнул Бай Чжу, — так и Птицу Пэн, что камнем полетела к трупному цветку и вмиг склевала его, поджидала смерть. До сих пор помню, как она кричала — точно звала кого-то — и била крыльями о землю. Тогда я стремглав побежал к ней, но она — наверное, и не заметив такого маленького человека, — ударила меня крылом, и я кубарем покатился по полю, пока не ударился головой о как назло подвернувшийся мне собственный же чугунный горшок, в котором я варил снадобья. Когда я, кхе-кхе, очнулся, кхе-кхе, кхе-кхе.., — разволновавшись, Бай Чжу закашлялся. — То птица исчезла, точно брошенный камень в море. А с ней.. кхе-кхе.. — И трупный цветок, — заключил Дилюк. Все еще пытаясь справиться с приступом кашля, Бай Чжу лишь согласно кивнул. — Не помню, чтобы мы провожали душу этой птицы, — шепнул Уцзю всхлипывавшему рядом с ним Бианю. — Не реви ты! — Я то-же-е не по-о-ом-ню, — хватая ртом воздух в попытке успокоиться, протянул Биань. — Но история-то грустная! — Пэй! — сплюнул Уцзю. «Не помню, чтобы мы провожали душу этой птицы», — до сих пор звенел набатом в ушах Дилюка чужой шепот. «Значит, птица Пэн все еще..», — облизнулся Аякс своей догадке. Долго молчавшая толпа жителей города, так и не расходившихся от ворот, наконец разразилась громкими возгласами. — Значит, трупного цветка больше нет, доктор Бай Чжу?— Как же быть?
— Доктор Бай Чжу, а у вас, часом, не осталось хотя бы пары его листиков?— Неужели вы не сможете спасти нас? Мы ждали вас здесь так долго!
— Я сожалею, дражайшие господины и госпожи, кхе-кхе, — развел руками Бай Чжу. — Но без трупного цветка я — перед лицом и вашей, и собственной смерти — всего лишь краб, упавший в кипяток. — Потому, если не хотите стать озлобленными духами и бесцельно скитаться по земле, впитывая в себя лишь злобу, — громче толпы вскричал Уцзю, — перестаньте упрямиться: мы собираемся сегодня же переправить вас всех в Царство Мертвых. — А доктор Бай Чжу? Он отправится с нами?— Признаться честно, я смертельно устал..
— Да неужели? Ха-ха!— Аякс.
— Ай-я! Сколько же лет мы ждали, что и не заметили, как превратили себя в куриный пух да чесночную шелуху!— Точно! Пора нам отправляться к предкам: небось заждались они!
— Разве вам не страшно? А что если наши души развеятся, точно пыль? — тыкала общипанным лотосом в небо женщина. — Так чего нам стоит спросить у этих проводников? Поди не солгут! — храбрился мужчина в дырявой чжули. — Дражайшие господины, кхе-кхе, — обратился Бай Чжу к Бианю и Уцзю, едва из толпы донеслись последние слова. — Прошу, утолите наше любопытство: есть ли за теми вратами.. хоть что-то? — Конечно, есть! — громко воскликнул — будто и не рыдал всего мгновение назад — Биань, наконец подняв с земли все это время лежавший у его ног веер; раскрыв его, он начал описывать им величественные пейзажи прямо в воздухе. — Прямо за Вратами — пределом людского мира — течет персиковый источник, окруженный огромными горами, покрытыми цветами и мхом! Широко раскинуты — точно на платье небожителей — его рукава: реки, полные хлебов, — а белые полы — края, где в изобилии рис и рыба! — И там.., - сглотнул Бай Чжу, — можно жить? — Так же, как и здесь, — отозвался Уцзю, не сводящий восхищенного взгляда с Бианя, продолжающего рисовать веером деревья с сочными плодами, моря луговых ягод, кристально-чистые водопады с талой водой, — все они легко срывались с бумажного края, завораживая толпу. — Тогда почему вы здесь, а не там? — тихо спросил Дилюк. — Потому что мой персиковый источник — это не.. — Рис, сыплющийся словно песок! Алые волны водяных яблок! — отбросив веер, Биань загибал пальцы. — Росы, точно сливовое вино: как выпьешь — упадешь пьяным! Уцзю, хе-хе.. Почему ты так смотришь на меня? Т-ты.., — приглядевшись к Уцзю, Биань вдруг затрясся всем телом и начал обмахивать себя веером так, что того гляди вывернет собственное запястье. — Ты еще и, хе-хе, хе-хе.. Улыбаешься? — Кхм-кхм, — кашлянул Чжун Ли в поднесенную к губам ладонь. — Дражайший господин, кхе-кхе, вы, часом, не захворали? — едва услышав чужой кашель, забеспокоился Бай Чжу. — Мой Повелитель в полном порядке, — протянул Аякс, даже не взглянув на Чжун Ли, и широко зевнул. — А вот я почти готов упасть замертво! Вам не кажется, — обратился он к Уцзю, посмотревшего в его сторону так, словно вот-вот съязвит в ответ на предпоследние слова, — что настала пора переправить весь город туда, где текут эти ваши реки риса? — Дядюшка Уцзю, дядюшка Биань, смотрите! — громко позвала На Ин, указывая на небо. То ли задвигались золотые прутья, а то ли — полоски на тигриной спине: перед тотчас обратившимися к небу взорами замелькали, отплясывая неизвестный танец на белых лицах, яркие отблески, да так, что всем, даже Бианю и Уцзю, видевшим это не один раз, приходилось жмуриться; спустя несколько мгновений все остановилось, и перед удивленными взглядами предстали отворившиеся ворота и восседавший за ними огромный тигр. Смотрящий на толпу внизу и сонно, и — по-кошачьи — лениво он бил упругим хвостом по плывущим мимо облакам, которые, продрейфовав еще немного, снова сшивали разорванные от удара собственные края; приставленные к друг другу лапы казались мощнее стволов многовековых деревьев, а когти на них — острее клинков чуаньвэй, того и гляди соскребущих пласт неба под собой: так впивались они в ночную темноту, еще не отступившую к часу Тигра. В притихшей толпе раздались первые шепотки, постепенно переросшие в крики: — Какой огромный!— Такой тигр за один прыжок преодолеет не менее сотни ли!
— Шерсть словно молодая хвоя: смотрите, как топорщится!— А клыки-то! Не иначе заморские сабли!
Когда последний возглас долетел до тигра, он — будто бы понимал людскую речь — распахнул пасть и громко рыкнул: мокрые от слюны клыки, заблестевшие в лунном свете, и вовсе заставили многих собравшихся преклонить колени от волной накатившего на них ужаса. — Пора, — буркнул Уцзю и уже направился в сторону бамбуковой изгороди, как путь ему преградил Дилюк. — Господин Дилюк, хе-хе.., — тут же бросился к Уцзю Биань, на ходу спотыкаясь о собственные одежды. — Нам никак нельзя медлить: у нас есть всего час, чтобы переправить всех жителей города Шэ за врата! — Я хочу, чтобы он.., — Дилюк кивнул в сторону Бай Чжу, — остался здесь. Я не могу отпустить его, пока не узнаю всей правды о смерти моего отца! Уцзю и Биань уже хотели раскрыть рты, но Бай Чжу, опередив их, колыхаясь на каждом собственном шаге точно лист на ветру, приблизился к Дилюку и встал рядом с ним. — Что вы делаете, доктор Бай Чжу? — первым оправился от удивления Биань. — Признаться честно, — уверенно молвил Бай Чжу, — желание, кхе-кхе, господина Дилюка совпадает и с моим собственным. — Доктор Бай Чжу, — На Ин встала со скамьи и — не успел стоящий с ней рядом Чжун Ли протянуть и руки, чтобы остановить ее, — бросилась к Бай Чжу, но не смогла пробраться дальше Уцзю и Бианя, тут же ловко схвативших ее за оба локтя. «Это опасно», — читалось в покрасневших глазах. «А-а-а-а-а-а-а!» — не сорвавшийся с уст визг все равно можно было услышать: так искривились, открывшись, бледные губы. — Доктор Бай Чжу, — поняв своих дядюшек без слов, На Ин послушно осталась подле них. — Господин Дилюк ведь считает вас.. — Убийцей, — закончил за нее Бай Чжу, ничуть не меняясь в лице. — Есть еще кое-что, о чем ты не знаешь, травник, — бесшумно скользнул к нему Аякс, приблизившись так, что рыжие локоны налипли на белые одежды. — О, кхе-кхе, чем же, дражайший господин? — О том, — голубая шпинель глаз встретилась с тотчас побагровевшей бузиной глаз, — что, называя тебя убийцей, он сам притащился в этот город с твоим телом. «На самом деле, все наоборот: не по моей, а по воле Бай Чжу мы и оказались здесь с ним вдвоем. Возможно ли, что если бы я не взял его, то талисман все же перенес бы меня на гору Утай? Проклятье! Что толку рассуждать. А этот лис..» — Дилюк смотрел на хитрый прищур, видневшийся из-под рыжих ресниц. — «Все никак не могу взять в толк, на чьей он стороне. То помогает мне: несет меня почти через весь город, зазывает вместе со мной на площадь толпу мертвецов, торопится вслед за мной, когда я бросился догонять травника, — а теперь — посреди ничего чинит препятствие». — Вы.. неужели.., — прервав его мысли, прошептал Бай Чжу, выглядя совершенно растерянным; часто моргая, он пытался заглянуть Дилюку в лицо, но тот и сам имел весьма недоуменный вид: стоял, уставясь в землю, и то открывал, то закрывал рот. — Говори прямо, что ты имеешь в виду, вонючий лис, — буркнул Уцзю. — А не он ли, — кивнул Аякс в сторону Дилюка, — и есть твой убийца, травник? — Это не так! — в один голос прокричали На Ин и всполошившийся тут же Дилюк. — Не лезла бы ты в это дело, — одновременно зашипели на нее Биань и Уцзю. — Но, дядюшки, я видела.. — Услышанное — фальшь, увиденное — правда, — вдруг раздался позади них низкий приятный голос. Обойдя всех троих, Чжун Ли встал перед ними и, заглянув в темные глаза напротив, тихо сказал. — Поведайте, что именно вы видели, На Ин. — Да, шифу, — согласно кивнула девушка. Дождавшись, когда Чжун Ли отойдет немного в сторону, она громко произнесла. — Доктор Бай Чжу, я уверена, что господин Дилюк — не ваш убийца. — Почему же? — не унимался Аякс. — Впервые мы увидели ваше тело в городе Мэй, — На Ин перевела взгляд на краснеющего Дилюка. «Он понял, что я хочу сказать, и потому стыдится?» — подумала девушка. — «Прошу прощения, господин Дилюк, но, чтобы снять с вас подозрения, мне придется рассказать, как вы играете на гуслях с заклеенными колками». — Никто из нас: ни я, ни двое моих друзей, ни господин Дилюк, — не приносили вас туда; до последнего мы думали, что вы спите или пребываете без сознания, но, когда обнаружили, что ваше тело и вовсе бездыханно, то удивились все без исключения, а господин Дилюк, признавший в вас убийцу своего отца, вообще вышел из себя. Он досадовал на то, что вы.. Что вы.. — Что ты умер раньше, чем я нашел тебя, — признался Дилюк, заглянув в поля травы танси, где того и гляди колыхнется, всплыв наружу, многовековая печаль. Биань и Уцзю оцепенели от услышанного, а Чжун Ли, пусть от Дилюка и не исходило никакой угрозы, чуть шагнул вперед, почти скрыв за собой На Ин. И только Аякс смотрел на Дилюка так, будто вот-вот падет всем телом прямо на землю и вцепится в угольно-черные одежды, более не выпуская их из рук. — Такую ненависть невозможно сыграть, доктор Бай Чжу, — заключила На Ин. — Поэтому я уверена в том, что ваш убийца — отнюдь не господин Дилюк. — Вы не представляете, кхе-кхе, как я этому рад, дражайший господин! — повернувшись к Дилюку, Бай Чжу весь лучился воодушевлением. — Благородному мужу и не пристало становиться убийцей! — Я.., — только и смог вымолвить Дилюк. — Позвольте мне, кхе-кхе, остаться подле и сопровождать вас в поисках настоящего убийцы вашего отца, — уверенно говорил Бай Чжу. — Уложим одной стрелой двух ястребов: я, кхе-кхе, очищу перед вами свое имя, а вы, дражайший господин, найдете истинного виновника такой трагедии. Прошу, кхе-кхе, не отказывайте мне, — и сам того не заметив, он вцепился в чужой теплый рукав. — Вместе у нас должно получиться, ведь небо награждает упорных! «Говорит как мой отец», — подумал Дилюк, крепче сцепив зубы. — «Неужели мне стоит поверить в то, что он не убийца? Но в тот злополучный день я видел его собственными глазами!» — Но, доктор Бай Чжу, хе-хе.. Мы думали, что этой ночью переправим в Царство Мертвых и вас, хе-хе, хе-хе.., — неловко отсмеивался Биань. «Что бы сделал Кейя?» — продолжал рассуждать Дилюк, почти не обращая внимания на разговоры вокруг. — Дражайшие господины, я совершенно не готов, — взгляд Бай Чжу блестел решимостью. — Я еще не помог господину Дилюку, не обелил свое имя, не нашел свою Чан Шэн! «Кейя никогда бы не начал действовать на горячую голову. Думай, Дилюк, думай», — мысленно перебирая осколки воспоминаний, Дилюк вдруг замер от одного, что кольнул его пуще других. — «Кейя часто хвастался тем, что читал книги по военному искусству, хранящиеся в нашем клане. Одной из его любимых фраз была.. Как же.. Точно! Сначала будь как невинная девушка — и противник откроет свою дверь, потом же будь как вырвавшийся заяц — и противник не успеет принять мер к защите!» — Ты что, и после смерти не сдашься? — лениво протянул Аякс, обращаясь к Бай Чжу. — Сколько бы мимо меня ни проплывало облаков и ни выпадало рос, — я искал ее. — Бай Чжу с жаром ударил себя в грудь: туда, где под белыми одеждами прятался уродливый шрам. — И, пока не высохнут моря и не сгниют камни, — я буду продолжать искать! Кхе-кхе, кхе-кхе.. кхе-кхе, кхе-кхе! — Безумец! Пэй! — ворчал Уцзю. «Пусть это и удивительно, но, стоит признать: сейчас мы с тобой похожи», — отчетливо расслышав последние слова Бай Чжу, Дилюк уставился прямо на него. — «Ты — как и я — не хочешь сворачивать с пути, несмотря на сотню препятствий на нем. Даже смерть — и ее ты переступаешь». — Что же вы молчите, Повелитель, — к черным блестящим одеждам ластился — точно лис к корзинке с куриными яйцами — Аякс. — Разве не вы любите говорить про то, что нельзя изменять неизменное? О, или, — голубая шпинель так и искрилась озорством, — про то, что нужно следовать принципам и законам миров? Мне кажется, если этот травник останется здесь, разделенный на душу и тело, — это будет прямым нарушением всех.. — Я не могу распоряжаться чужими душами, Аякс, — покачал головой Чжун Ли. — Пусть так, — хищно улыбнулся он и, подумав о чем-то, добавил чуть тише. — Но моей душой — можете! Я ведь не чужой? — Аякс, я.. — Господин Биань, — выйдя вперед, Дилюк сократил расстояние между собой и Бианем с Уцзю до одного чи и, сложив руки в почтительном жесте, поклонился сначала Бианю, а после — Уцзю. — Господин Уцзю. Позвольте травни.. кхм, доктору Бай Чжу остаться подле меня до тех пор, пока мы не найдем убийцу моего отца и трупный цветок. — Повернувшись к Бай Чжу, он — все еще не привыкший к тому, как чужое имя слетает с собственных уст — произнес с запинкой. — Д-доктор Бай Чжу. Я не могу обещать вам, что мы найдем вашу жену, но.. — Что же вы кланяетесь, дражайший господин, — прошептал Бай Чжу и хотел было броситься к Дилюку, но его опередил Биань: отпустив На Ин, он в два прыжка оказался рядом с Дилюком. — Не стоит так церемониться, господин Дилюк, — едва он схватился за крепкие локти, как Дилюк, сжав кулаки, тут же спрятал в них собственные мизинцы, что не укрылось от взора Бианя. — Не бойтесь: того, что случилось в прошлый раз, больше не повторится, хе-хе, хе-хе.. Пока Биань тряс чужие руки и что-то тихо приговаривал, остальные шестеро притихли. Каждый думал о своем, пока тишину, повисшую между ними, не нарушила На Ин. — Вы позволите доктору Бай Чжу остаться, дядюшки? — А что нам еще остается, пэй! — сплюнул Уцзю. — Если он не хочет идти, силком его в ворота не затащит даже Биань! — Уцзю! — тут же всполошился Биань. — Ты сегодня какой-то странный: то, глядя на меня, улыбался, а теперь возомнил, что у меня силы, что шерстинок у быка? Как я могу доктора Бай Чжу.. — Да не ты, дурень Биань! — побагровел Уцзю. — А тигр Биань! В тот же миг, то ли услышав свое имя, а то ли — оповещая о том, что до часа Кролика осталось гореть всего трем палочкам благовоний, — тигр, стерегший Золотые Врата, утробно рыкнул. — Пора! — заторопился Биань и первым ринулся за бамбуковую изгородь. Влетев в толпу, он начал так истошно вопить, что перекосило даже Уцзю. — Господины и госпожи! Нам нужно поспешить обратно на городскую площадь! Переглянувшись: голубая шпинель глаз встретилась с алой бузиной, чаще, чем пару часов назад прячущейся под веками от усталости, горное золото — с темным, точно стена дождя посреди ночи, взором, а поля травы танси — с покрасневшими, точно лицо их владельца, смоковницами, — все вышли со двора на улицу вслед за Бианем, и в городе Шэ, ходуном заходившего под сотнями ног, началось невиданное вот уже много лет оживление:— Поспешить? Ха! Мы только вас и ждали!
— Вот именно! Разве это не вы говорили о востоке, а добрались — немного-немало — до самого запада?—А нам только и оставалось, что слушать да не перебивать!
— Пэй! Не толпитесь, пустите меня к Бианю!— А доктор Бай Чжу? Он, правда, останется? Что же нам делать, если мы заболеем?
— Второй раз не умирают, ха-ха!— Аякс.
— Подождите, кхе-кхе! Прошу всех построиться в соответствии с причинами смерти: слева-направо от внезапных до естественных! Перед тем, как вы пересечете Врата, я бы хотел, кхе-кхе, каждому дать совет, который поможет сохранить здоровье! Вот вы, дражайший господин..— Я уже и не помню, от чего умер!
— Наверное, от того, что что-то забыл, ха-ха!— Шифу, не вставайте к тем, у кого были камни в желудке: вы загораживаете доктору Бай Чжу обзор..
— Ты сказала «камни в желудке»? Я сейчас.. просто умру от смеха, ха-ха-ха-ха-ха!— Ты, вонючий лис, никак смерти и ищешь!
— Уцзю, почему ты все еще там?— Дражайший господин, кхе-кхе, прошу вас, не стойте рядом с больными оспой: так вы выглядите еще бледнее!
— Я боюсь, что они затопчут твое.. кхм, ваше тело, доктор Бай Чжу: оно все еще на площади. Потому и иду в первых рядах.— Неужели вы собираетесь взять с собой не только меня, но и мое, кхе-кхе, тело?
— Доктор Бай Чжу, сюда!— Не забудьте про нас, доктор Бай Чжу!
Когда толпа выкатилась на площадь, от горизонта уже отделилась первая полоска света: подсвечивая бледные лица, она окрашивала их в теплый розовый цвет, а, попадая на прутья ворот, за которыми величественно сидел тигр, — рассыпала в воздухе золотые искры, одаривая каждый устремившийся к небу взор давно утраченным блеском. Посмотрев на тех, кто в это мгновение оказался рядом с ней — вуаль из драгоценных камешков, что могла бы ей помешать, давно пропала будто ее и не было, — На Ин тяжело вздохнула. — Печалитесь о них? — прозвучал за ее спиной голос Чжун Ли. — Отчасти, — ответила она. — Жизнь что золотой ветер да яшмовая роса: в этом мире нам уготовано до смешного мало времени. — Повернувшись к ожидавшему увидеть на ее лице грусть Чжун Ли, На Ин улыбнулась. — Но этого времени более, чем достаточно, чтобы засиять ярче бессмертных звезд. Стоило последним словам сорваться с ее уст, как всех вокруг залило таким светом, будто в городе Шэ взошло второе солнце. Стараясь не жмуриться, На Ин смотрела на то, что происходило дальше из-под дрожащих ресниц: взблескивающие былинки, в которые обратился каждый житель, поднялись, и, увлекаемые взмывшими в небо Бианем и Уцзю, полетели за ними. Обгоняя друг друга, они стремились к свету Врат словно малюсенькие мотыльки, а, скользнув за них, — на мгновение приобретали прежнюю человеческую форму, чтобы, размахивая руками, зазывать отставших. — Торопитесь!— Скорее! Мне уже не терпится отведать персиков!
— И то верно! Я еще издалека почувствовал их запах! Когда все, даже самые медленные былинки, оказались за Вратами, подле них — притянутый неведомой силой, как и все остальные — остался лишь Бай Чжу. — Не пойдешь? — тихо спросил его Уцзю, выйдя из толпы. — Я.. не войду сюда без Чан Шэн, — уверенно ответил Бай Чжу. — Уцзю! Все готово! — закричал Биань и тоже выскочил за врата. — Время прощаться! — трубным голосом возвестил Уцзю, а следом — раздался громкий рык: возглавлявший толпу тигр наконец опустился на четыре лапы и, оттолкнувшись от небесной тверди, прыгнул со всей силы. За мгновение преодолевая более десятка ли — только и видно было мелькающий хвост — он уводил всех жителей города Шэ прямиком за среброликую луну. Когда последние возгласы, все еще доносившиеся до земли, стихли, а высоко в небе перед луной — не осталось ни единой души, Врата в Царство Мертвых захлопнулись, и трое — Бай Чжу, Биань и Уцзю — бесшумно опустились на землю. Какое-то время все молчали, наблюдая, как золотые прутья Врат тлеют, словно костровые искры, а когда последняя такая, вспыхнув с особым жаром, растворилась в темноте ночи, — на месте Врат вдруг возникла плотная завеса, сотканная будто из туманной дымки. — Это.. туман? — неслышно подкравшись к Чжун Ли, спросил Аякс. — Мне кажется, это что-то иное, — ответил ему Чжун Ли и обратился к На Ин. — На Ин. Вы ведь не впервые видите подобное, я прав? — Вы правы, шифу, — отозвалась девушка. — Дядюшки говорили мне, что это — место, похожее на Мир Снов. — Похожее? Но тогда что же это на самом деле? — заинтересовался Аякс. — Место для тех, кто находится на грани между жизнью и смертью, — буркнул Уцзю, поправляя съехавший колпак. — И там.. всегда идет снег? — прошептал Дилюк. — Снег? О чем вы, господин Дилюк? — Биань сначала просто вглядывался в дымку в небе, а затем подскочил к Дилюку: проследив за тем, куда именно направлен чужой взор, он, пытаясь узреть то же, что и Дилюк, то щурился, то вновь широко распахивал веки. — Но я не вижу никакого снега! — Дражайший господин, кхе-кхе.. Боюсь, вы слишком устали, — крепкое плечо тронули холодные пальцы. — Но.. разве вы не видите? — не обратив внимание на чужое прикосновение, он продолжал смотреть вверх, не моргая. — Снег, точно лепестки отцветающего персика, и лед — гладкий и блестящий, как зеркало. Все шестеро еще раз пристально вгляделись в повисшую в небе дымку и, не узрев в ней ничего, покачали головами. — Мы ничего не видим, господин Дилюк, — сказал Чжун Ли. — Наверное, вам и правда не помешает хороший отдых. — Когда вы, кхе-кхе, в последний раз хорошо спали, дражайший господин? — Бай Чжу мягко улыбнулся. «Когда я в последний раз хорошо спал?» — сам себя переспросил Дилюк. — «Когда Кейя еще..»2.
На раскинувшемся на многие ли вокруг поле резвились, неуклюже прыгая в кучки снега, белые кролики: перескакивая друг через друга, они заваливались на мягкий бочок, а после — начинали шустро перебирать маленькими лапками, чтобы подняться и вновь повторить незамысловатый цикл. Вместе с Кейей за их игрой наблюдала луна: растущая каждую ночь — теперь она напоминала собой огромную протянутую ладонь, на которой — если бы только мог высоко подпрыгнуть — легко бы уместился один из кроликов. Такой смельчак, действительно, нашелся: вдруг оторвавшись от стаи, он сделал несколько тщетных попыток добраться до той, что молчаливо сияла в небе, а, потерпев неудачу, просто направился к сидящему прямо на снегу Кейе. Заметив, как осторожно двигается зверек, Кейя медленно опустил собственную ладонь и замер: боясь спугнуть кролика случайным шевелением, он даже реже моргал, отчего казалось, что неведомая сила в один миг обратила его в ледяную фигуру, завернутую в таусинный шелк. Приблизившись, кролик сначала принюхивался, смешно подергивая носиком, но свойственное зверьку любопытство все же заставляло его медленно красться вперед, пока до длинных, с таинственно мерцающей в свете луны смуглой кожей, пальцев не осталась пара цуней. Набравшись невиданной для такого крошечного создания смелости, пушистый кролик оттолкнулся задними лапами от снежной поверхности и прыгнул прямо в раскрытую ладонь, но — будто за мгновение смог вдоволь понежиться в исходящем от человека тепле — тотчас заторопился обратно на землю. Коснувшись лапками снега, он тут же — Кейя не успел ничего сделать — рассыпался на искрящиеся былинки и слился с белым покрывалом в единое целое так, что было и не разобрать, где только что были длинные уши, а где — коротенький хвост. — Похоже, я начинаю сходить с ума, — прошептал Кейя. — Этот снег.. когда-нибудь закончится? В следующий миг, словно отвечая на вопрос, в лицо ему, взметнувшись то ли от ветра, то ли — по собственной воле, ударились снежные крупинки, оставив после себя покалывающее ощущение прохлады. Помотав головой, Кейя устремил взгляд в темное небо. — Я хочу покинуть это место, — тихо сказал он, а следом — набрал в легкие побольше воздуха и закричал что есть силы. — Эй ты, тот, кто заключил меня в эту снежную тюрьму! Когда ты выпустишь меня отсюда? Привычно обступавшая тишина скрыла звук снега, вновь бросившегося в точеное лицо и на этот раз попавшего в глаза, царапнув холодом сизую радужку. — Да чтоб тебя! — в сердцах воскликнул Кейя и продолжил кричать, зажмурившись. — Кто бы ты ни был: темный практик, демон, пусть даже сама смерть, — выпусти меня отсюда! Я не хочу оставаться здесь в одиночестве! «Я не хочу оставаться здесь в одиночестве», — набатом звенела в голове мысль и после того, как луна, смолчав на каждый, повторившийся не раз, громкий возглас, осветила сизый взор, в отчаянии устремленный к ней. Блеснув — точно солнечный блик на ягодном бочке, — ее слабый луч вдруг скользнул по снегу и, проплыв несколько чи, утонул в высившимся над белоснежной поверхностью холмике. «Тот росток», — тут же вспомнил Кейя о своей находке. — «Как же я мог забыть!» Бросившись к нему, он несколько раз споткнулся: так хотелось убедиться, что вспомнившийся росток — не его собственные выдумка или сон, — но продолжал бежать, пока носки мягких сапог не уперлись в горку снега. Стоило смахнуть лишь пушистую верхушку — как росток, пробивающийся из-под твердой, подмерзшей земли, отразился в сизо-ягодной радужке. «Странно», — подумал Кейя. — «Сколько бы здесь ни шел снег, его не стало больше. Но этот росток стал куда выше, чем в прошлый раз». — Но на тебе по-прежнему нет ни единого листочка, — сказал он, огладив кончиками пальцев стылые веточки — такие хрупкие, что казалось, будто хватит и легкого дуновения ветра, чтобы загубить их. — Я помню, что пообещал беречь тебя, — с этими словами Кейя подобрал полы таусинных одежд и, с сожалением вздохнув: эти одежды нравились ему гораздо больше, чем белые, — дернул за мягкий шелк, оторвав довольно большую полосу ткани. Немного повозившись, — чтобы ненароком не сломать веточки, — Кейя довольно улыбнулся: обернутый точно младенец — росток высился над землей. — Если присыпать тебя снегом теперь, — приговаривал Кейя, снова сооружая невысокую снежную горку, под которой легко скрывался весь росток, — то ты не промерзнешь до самых корней. Стряхнув с ладоней налипший снег, не иначе как тоже желавший согреться, Кейя поежился. «Пробирает, и правда, до самых костей, будто я только что окунулся в то озеро», — он невольно взглянул на уже привычно покрытую льдом гладь, чуть присыпанную снежными перьями. Подумав было отвернуться — озеро навевало не самые теплые воспоминания, — Кейя вдруг заметил, как невысоко — всего в паре цуней над ледяным зеркалом — висит, мерцая, маленький красный осколок. «Еще один!» — возликовал Кейя и тут же побежал к озеру. Но, чем ближе оно становилось, тем больше хмурился Кейя, а, когда оказался у озерной кромки, — и вовсе несколько раз чертыхнулся: точно шаловливый дух — осколок плавал над поверхностью, и, стоило сделать даже небольшой шаг в его сторону, резво устремлялся к самому центру, будто желая, чтобы за ним погнались. — Значит, вот чего ты от меня хочешь, — заключил Кейя, когда, проверяя свою догадку, несколько раз шагнул вперед и назад, быстро протоптав на берегу узкую дорожку: то отдаляющийся, то приближающийся осколок все же упрямо стремился в центр над озером. — И, как бы мне ни претило, я вынужден последовать за тобой, потому что ты, — ягодно-сизый взор сверкнул решимостью, — нужен мне. Мелькнул, точно росчерк кисти, таусинный всполох — Кейя уверенно ступил на ледяную гладь и сделал первый шаг. «Удивительно», — думал он, затаив дыхание. — «Лед даже не треснул». Из груди тут же вырвался вздох облегчения. «Быть может, в этот раз все обойдется, и мне не придется мерзнуть. Но..», — следующий шаг был чуть меньше предыдущего. — «Если гонишься за одной быстротой — ничего не достигнешь». Догорела целая палочка благовоний — и Кейя — не промочивший и полы ханьфу — наконец сделал последний шаг, оказавшись в самом центре озера. Осколок, дожидавшийся Кейю здесь, теперь не двигался. Стоило присмотреться получше, и он — принятый Кейей издалека за красный — на самом деле оказался почти багровым, точно поспевающая дикая бузина. — Куда ты отведешь меня на этот раз? — тихо прошептал Кейя. Не в силах устоять перед таинственным мерцанием осколка, он протянул к нему ладонь и — сделав глубокий вдох — схватил, крепко сжав. В то же мгновение лед под ним проломился, и Кейя, не успев и моргнуть, рухнул в черную воду.***
— О, небе.. кха! И тут снег! Кха! — отплевывался Кейя, сидя на снегу. Краем рукава утерев с тонких губ последние капельки воды из озера, он оглянулся. Повсюду действительно был снег: он лип к покрытым глиной стенам, создавая на них новые узоры и будто бы негласно соревнуясь с мастером, однажды нанесшим на стены цветные волны, причудливые ромбы и зигзаги, мириады кружочков и точек; скатываясь с коньков крыш, он падал на составленные у стен винные бочонки, словно бы хотел спрятать их от ветра, то и дело порывавшегося стянуть с бочонков цветные ленты, повязанные умелой рукой; даже на сизых волосах, все время заправляемых за ухо тонкими пальцами, — и на них был он — чистый, белый, искрящийся — какой бывает в редкий зимний погожий день. — Кейя! — воскликнул Кейя, обрадовавшись тому, что снова видит мальчишку: копающийся в снегу, он, как и несколько раз прежде, не замечал чужого присутствия. — Ты здесь один? Неужели прячешь что-то от своего любимого брата? Хитро сощурившись, Кейя поднялся и, так и не отряхнув полы ханьфу, двинулся к увлеченному чем-то мальчику. Обойдя его, он присел рядом на корточки и обомлел от представшей перед ним картины: собираясь из снежных крупинок в единое целое, с маленьких ладоней спрыгивали, трусливо прижав длинные ушки, кролики. — Это.., — Кейя зажмурился и затряс головой. — Этого не может быть. Я просто схожу с ума от одиночества и бесконечного белого перед собственным взором. Мысленно повторяя: «Этого не может быть, этого не может быть, этого не может быть», — Кейя приоткрыл один глаз и бросил осторожный взгляд из-под темных ресниц на комочек снега, оказавшийся рядом с ним. Некоторое время он просто смотрел на него — ничуть не шевелящегося, а — стоило лишь подумать о том, что снежные кролики привиделись ему и тогда, у озера, и сейчас, — как снежный пушистый шар задвигался: покатившись к мальчишке, он сначала врезался в острую коленку, скрытую синим шелком ханьфу, а затем — лишь дрожащий от холода указательный дотронулся до искрящейся спинки — оттолкнулся от снежной поверхности сильными лапами и, оттопырив прижатые уши, запрыгал вокруг своего маленького создателя. В следующее мгновение прячущиеся — кто за маленькой, а кто — за крепкой спиной — кролики повысовывали беленькие носики и, смешно подергивая блестящими усиками, завозились. Уже вскоре оба — улыбающийся мальчишка и затаивший дыхание Кейя — еле поспевали следить за устроенной зверьками чехардой. — У тебя здорово получается, Кейя, — произнес Кейя, переведя сизо-ягодный взор с мелькающих белых пятен — так быстро прыгали кролики — на мальчишку. — Но что это? Кто тебя этому научил? Дилюк? Аделинда? Крепус? — Кейя! Кейя! Где ты? Едва заслышав голос Дилюка, Кейя тотчас вскочил и, махнув рукой — зверьки безмолвно рассыпались, слившись со снежной поверхностью так, будто их и не было, — бросился к винным бочкам: только теперь, когда мальчишка оказался на ногах, Кейя заметил, что тот немного подрос, но так и остался достаточно худощавым. «Сколько ему уже? Одиннадцать? Двенадцать? Тринадцать?», — остановившись на предпоследнем, он наблюдал за тем, как Кейя, достав из складок ханьфу цветные ленты, судорожно повязывает их на еще оставшиеся пустыми горлышки винных бочонков. Когда из-за поворота выскочил раскрасневшийся Дилюк и, едва завидев Кейю, помчался к нему со всех ног, тот уже оборачивал лентой последний бочонок. — Вот.. ты.. где! — запыхавшись, отчеканил Дилюк. — Кейя! Ты что, пропустил тренировку со мной, только из-за.., — постепенно белеющее лицо скривилось в страшной гримасе, — из-за того, что помогал Коннору? — Брось, братец, — закатил глаза Кейя. — Я помогаю вовсе не Коннору, а Аделинде: она попросила меня повязать эти ленты. — Пф, — фыркнул Дилюк. — Для чего их вообще нужно повязывать? Разве благородному мужу должно быть до этого дело, Кейя! Лучше вот, посмотри, — за спиной Дилюка вдруг замерцали красные искорки, в следующее мгновение обратившись духовным мечом, — чему я научился сегодня! Уверенно схватившись за рукоять, Дилюк перекинул меч через плечо и, описав им в воздухе знак огня, вонзил его в снег. По белым крупинкам тут же заструилось пламя, и — не успел никто из троих и моргнуть — маленькие огненные язычки, расползшиеся на пару чи вокруг, слизали снег так, будто его и вовсе не было; под таким огненным натиском даже промерзшая земля — и та теперь исходила призрачным маревом, точно несколько часов пробыла под солнцем в жаркое лето. — Ну как? — довольный произведенным эффектом — в сизо-ягодном взоре искрилось восхищение, — Дилюк вынул меч, увязший в мягкой земле, и гордо выпрямился. — Лихо? — Не то слово, — прошептал Кейя. — Мне кажется, я.. никогда так не смогу. — Если будешь пропускать тренировки, конечно, не сможешь, — съязвил Дилюк. — Но ты умеешь кое-что другое. Почему ты не скажешь ему об этом? — вслух проговорил Кейя, глядя на мальчишку. — Я просто.., - сказал было он, но осекся. На мгновение Кейе показалось, что мальчишка собирался ответить вовсе не Дилюку, а ему. Уже давно смирившийся с судьбой бесплотного миража в местах, куда приводят его осколки, он снова попытал счастья, помахав руками сначала перед Кейей, переминающимся с ноги на ногу, а после — перед насупившимся Дилюком, но и первый, и второй продолжали смотреть только друг на друга. «Остается лишь продолжать смотреть и слушать», — разочарованно подумал он. В это же время не выдержавший долго молчания Дилюк с шумом набрал в грудь побольше воздуха. — Неужели ты снова думаешь, что Магия Огня тебе не подчинится, Кейя? Сколько раз ты прикажешь мне повторять, — убрав меч за спину — тот тут же растворился в воздухе, рассыпавшись огненными искрами, — Дилюк шагнул к Кейе, — все без исключения в Клане Сов рано или поздно овладевают этой магией! Чем ты отличаешься от других? «Тем, что ему уже подчиняется другая магия», — мысленно отвечал Кейя. — «Так вот почему ты прятался здесь, Кейя: боишься, что Дилюк узнает про то, что ты используешь Магию Льда, боишься разочаровать его, боишься стать той лошадью, которая испортит все стадо, — единственным в клане Сов, кто отличается и внешностью, и способностями». Вдруг ощутив, как что-то сдавливает грудь, Кейя опустил взор: оказалось, что он, сам того не замечая, какое-то время крепко сжимал складки ханьфу, неприглядно сминая мягкий шелк. «Что это со мной?» — удивился он и разжал пальцы. — «Неужели я так беспокоюсь об этом мальчишке?» — Кейя, Кейя.., — пробормотал он, посмотрев на мальчика: тот вот уже несколько мгновений стоял, не издав ни звука — только приоткрывались и вновь закрывались тонкие губы, чуть посиневшие от холода у самых уголков. — Ты боишься. Но знаешь ли ты, на что способен страх? Он, — Кейя облизнул пересохшие губы, — вынудит тебя лгать. А ложь, в конце концов, губит своего же владельца. Если ты намерен не выдать своей тайны, — в сизо-ягодном взоре мелькнуло красным: то — ведомая порывом ветра — мазнула по чужому смуглому лицу алая прядь волос, — то в будущем она может ранить тебя самого. — Дилюк, я.., — Кейя потянулся к выбившемуся из чужой прически локону. — Не вздумай увилива-а-а.. с-с, Кейя, — зашипел Дилюк, едва кончики пальцев, заправлявшие его непослушные волосы, коснулись белого уха. — Почему, скажи на милость, у тебя такие холодные пальцы? — Я долго возился с лентами, — тут же выпалил Кейя. Пробежавшись взглядом по аккуратно повязанным на каждый винный бочонок лентам, Дилюк вновь воззрился на Кейю. — И как тебе это удается..? — завистливо пробурчал он. — Мне ни сам отец, ни даже Аделинда никогда не доверяют ничего подобного, а ведь я мог хотя бы попытаться! Впрочем, сейчас важнее другое, — Дилюк оборвал сам себя. — Нужно немедленно отогреть твои руки. Пойдем в дом, Кейя. — Пойдем, — просто ответил мальчик и, наконец, заметно расслабился. — Там я надеюсь или услышать ответы на все свои вопросы, или.., — Дилюк напустил на себя загадочный вид. — Или что? — поддался на его уловку Кейя. — Или тебе придется выманить Аделинду с кухни, чтобы я стащил наше любимое печенье: сегодня она напекла во-о-о-т такую гору! — взмахнул он руками так, словно напеченных сладостей было и впрямь высотой в несколько чи. — Выбираю второе, — сказал Кейя, совершенно не раздумывая. — Но, если она все же поймает тебя, — не забывай, что за содеянное отвечаем мы оба. — Именно поэтому я собираюсь провернуть все аккуратнейшим образом. У меня есть план! — подмигнул ему Дилюк и, сжав ладонь Кейи еще крепче, рванул с места. Кейя побежал вслед за ними. Едва он свернул за поворот, за которым мгновением ранее скрылись мальчишки, как ему на макушку — будто того и ждал — с конька крыши свалился увесистый пласт снега: облепив заплетенные в косицу волосы, холодя тонкую кожу век и губ, забираясь под ворот ханьфу, он, казалось, сыпался бесконечно, пока, наконец, сквозь сплошной белый не пробился слабый солнечный луч, озаряя светом ягодно-сизую радужку. Фыркнув: снег щекотал нос, — Кейя смахнул с лица снежные крошки, а следом — стряхнул их с волос и плеч. — Что за невезение, — сетовал Кейя, отправляя последние снежинки, цепляющиеся за его одежды, в полет до земли. — Так я могу и упустить этих двоих из виду. Когда последние слова сорвались с его уст, совсем рядом вдруг раздались звуки возни и тихого хихиканья. Повернувшись, Кейя увидел Дилюка и Кейю, прячущихся за большим сугробом, который на самом деле еле мог скрыть их: подросшие — каждому нельзя было дать меньше тринадцати, — они тыкали друг друга в бок в попытке вытолкать лишнего из укрытия, слишком маленького для них двоих. К удивлению Кейи, побеждал в этом маленьком противостоянии отнюдь не Дилюк: тонкие смуглые пальцы не только вонзались под чужие ребра, но и щекотали, отчего Дилюк весь извивался, точно уж, и то шипел, то шикал, а то — просто смеялся в голос, тут же ощущая на губах прохладную смуглую ладонь, закрывающую рот наподобие кляпа. «Когда вы..» — оглядывая мальчиков, ставших почти юношами, подумал Кейя, — «..успели так вырасти?» — Кпфе.. Кейя! Ш-ш.. ай! Ты мне сейчас в боку дырку проделаешь! — Тогда перестань дергаться, — кончики пальцев огладили было теплый бок, но спустя мгновение ощутимо цапнули, щипая горячее тело. — Твоя макушка алеет на всю округу! Так Аделинда заметит нас, едва выйдет из дома! — Ничего подобного! — вскинулся Дилюк, но, внимая словам Кейи, все же немного пригнулся. — Нет вообще никакой гарантии, что она сейчас появится! — Вот как? — вкрадчиво прошептал Кейя, заглядывая в бузину глаз напротив: все еще искрящаяся детским озорством — она все же неумолимо темнела, поспевая. — А что же тогда это за звук? — Какой еще звук? — думая, что его хотят обвести вокруг пальца, недоверчиво сощурился Дилюк, но все же чуть притих, прислушиваясь. — Я слышу.., — пытаясь разобрать доносившееся из дома бряцанье, он зажмурился, — ..как Аделинда стучит палочками по горшку! — Вот именно, — ловкие пальцы снова пощекотали чужой бок, заставив Дилюка скорчиться в приступе смеха. — Знаешь, что это значит? — Ш-ш-ш-то, ха-ха-ха! Перестань, Кейя, или я отдавлю тебе ногу! — Это значит, что с минуты на минуту она появится на пороге дома и будет звать нас на обед, — в сизо-ягодном взоре читалось знание дела. — Три, два, один! Слушай! — Молодой господин! Второй молодой господин! — глухо донеслось из дома. — Сначала она пойдет в твои покои, а следом — в мои, — зашептал Кейя, — и, не найдя нас нигде, отправится искать нас снаружи. — Тогда не болтай, а готовься, — схватившись за чужую руку, Дилюк с силой оттащил ее от себя: тонкие пальцы разжались, успев послать последнюю волну щекотки по горячему боку. — Ты уже слепил снежок? — Ха! Разве для этого нужно покрывать голову луной и укутываться звездами? — погрузив пальцы в снег, Кейя достал из него ровный, будто только что слепленный снежок размером с лонган и покрутил его перед восхищенным взором. — Все никак не могу понять, как ты это делаешь? — дивился Дилюк. — Я.. Идет! Смотри в оба! — зашипел Кейя и первым уставился на пустующее крыльцо. А спустя миг на него, чуть скрипнув отворяющейся дверью, вышла Аделинда: длинные палочки, будто приросшие к ее руке — так крепко женщина держала их, — казались птичьими когтями, а суженный взор зеленых, словно молодая хвоя, глаз придавал ей особенно хищный вид, делая ее похожей на коршуна, высматривающего свою добычу. — Молодой господин! — громко позвала она. — Второй молодой господин! — Пора! — заторопил Кейю Дилюк, так и заелозив на месте в предвкушении. — И-и-и.. бросай! Пусть и метко пущенный в сторону крыльца — снежок, по расчетам Кейи, не смог бы пролететь больше, чем пару десятков чи, но, будто ведомый какой-то силой, он продолжал свой стремительный полет. Переведя взгляд с него на Дилюка, который смотрел за снежком, не отрываясь и затаив дыхание, а следом — на Кейю, он все понял: заведя руку за спину, мальчишка, сложив вместе указательный и средний, собрал на кончиках пальцев энергию, поблескивающую снежинками на солнце, — и держал их до того момента, пока снежок не оказался в жалких цунях от крыши, с которой, отбрасывая тень на крыльцо, свисал снежный пласт. Стоило Кейе легонько обвести пальцами круг прямо в воздухе — и снежок, тут же повторив его движение, не упал — прыгнул, точно испуганный кролик, прямо в центр снежного пласта, обрушив на голову Аделинды крохотную лавину. Все трое — Кейя и мальчишки — тотчас прыснули в поднесенные к губам кулаки: пусть Аделинда и не была в своей истинной форме, но всем своим видом напоминала нахохлившуюся полярную сову, отчего-то упавшую с неба и приземлившуюся прямиком на крыльцо. Больше всех смеялся Дилюк: сначала в кулачок, а потом — зажимая собственный рот ладонью, он пытался сдержать рвущийся наружу хохот, но как только Аделинда пошевелилась, стряхивая с себя снег, и из-за упавших на деревянные половицы снежных перьев неуклюже заскользила по ним, растопырив в стороны руки как крылья, — Дилюк, уже раскрасневшийся, точно спелое водяное яблоко, покатился со смеху, тем самым выдав свое укрытие. — Молодой господин! Я-а-а-а! — вскричала Аделинда, в очередной раз поскользнувшись и чуть не сверзившись с крыльца. От падения ее спасли крепкие руки, вовремя высунувшиеся изнутри дома. — Тише, Дилюк! — зашипел заметивший их Кейя. — Я.. не.. могу.. ха-ха-ха-ха-ха! — задыхаясь, продолжал смеяться Дилюк, не видя, как на крыльцо, поддерживая Аделинду за талию, выплыл Крепус. Едва шевельнув указательным пальцем, с кончика которого на краткий миг сорвалось теплое пламя, он высушил деревянные половицы и наконец освободил оцепеневшую Аделинду из плена рук. Киноварь, в которой густело смущение: благородный муж никогда не позволит себе лишних прикосновений, — скользнула взглядом по поправлявшей одежды женщине, заснеженной земле у дома и сугробу, из-за которого торчала алая макушка, а сизая — пусть то и дело мелькала, но оставалась почти незаметной. — Дилюк, Кейя, выходите, — голос, поднявшийся, казалось, из самой глубины груди, прокатился по всей округе. — Мой господин, — почтительно склонилась Аделинда, — не ругайте их: я того совершенно не стою. — Ты одна стоишь нескольких городов, Аделинда, — уверенно заявил Крепус. — А вот они, если продолжат свои шалости.. — Посмотрите на ситуацию иначе, господин, — женщина, заслышавшая скрип снега под чужими ногами, посмотрела в сторону приближающихся мальчиков: пусть они и шли, свесив головы, но оба торопились предстать перед отцом. — Сколько бы ни дурачились — а, следуя тому, что вы наказали им однажды, до сих пор за каждую провинность отвечают вдвоем. Значит, все их шалости есть всего лишь следствие детства. Ваши же слова и заветы ими обоими вырезаны глубоко в сердце. Добредя до крыльца, мальчики остановились и тут же склонили головы еще ниже. Невидимый для всех Кейя, все это время шедший позади мальчишек и слушавший их тихие препирания, прошел еще несколько шагов и остановился рядом Крепусом, в который раз восхищенно разглядывая искусно вышитые на белом ханьфу облачка: красные и золотые — они переливались даже в тусклых лучах зимнего солнца. — Отец! — выпалил Дилюк, первым не выдержавший повисшего среди четверых молчания. — Отец, — незаметно для Крепуса и Аделинды, Кейя дернул Дилюка за край одежд и выразительно посмотрел на него, тут же повернувшегося, призывая замолчать. — Дилюк, Кейя, — Крепус поочередно посмотрел на каждого. — Кто из вас это сделал? — Я, отец! — глядя прямо в теплую киноварь, ответил Кейя. — И я, — нахмурившись, буркнул Дилюк. — Дилюк тут совершенно не при чем, отец, — Кейя пихнул Дилюка в бок так, что он покачнулся. — Это я запустил снежок. — Твоя меткость, конечно, поражает, Кейя.., — тихо сказал Крепус и, оборвав сам себя, продолжил громче. — Но ты мог.. — Я готов принять наказание, отец! — перебил его Кейя. — С чего вдруг такое послушание, — глухо донесся откуда-то изнутри дома голос Коннора. — Сначала напакостит, а после — еще и наказания просит. Знает ведь, что наш господин.. — Кхм, — тихо кашлянула Аделинда. — Кхм! — в то же время громко кашлянул Крепус. Голос за дверью тут же смолк. Переглянувшись — Крепус с Аделиндой, а Дилюк, скорчивший гримасу отвращения еще при первых звуках вмешавшегося в их разговор голоса, — с Кейей, еле сдерживающим себя от того, чтобы ненароком не рассмеяться: так уродливо гримаса смотрелась на красивом лице, — они — взрослые и дети — вновь воззрились друг на друга. «Ты стал не только старше, Кейя», — в сизо-ягодном взоре теперь отражался не просто худощавый мальчик, а тот, кто вот-вот войдет в пору юности с гордо — как и стоит сейчас — выпрямленной спиной. «Ты стал смелее. А ведь еще в прошлый раз, когда я видел тебя, готового взять на себя вину за разбитую курильницу, — ты был совершенно другим: даже твой голос казался мне не громче снежного хруста». — Коннор прав: Кейя, я не накажу тебя, — пусть в уголках красиво очерченных губ и угадывалась улыбка, но отеческий тон звучал как никогда строго. — Но тебе стоит извиниться перед Аделиндой. Как и тебе, — Крепус перевел взгляд на алую макушку, — так ведь, Дилюк? — Я и не собирался отказыва.., — задрав подбородок, начал Дилюк. — Слушаемся, отец! — перебил его Кейя и склонился перед Аделиндой. Видя, что Дилюк так и стоит столбом, Кейя — под видом того, что запутался в собственных одеждах — легонько пнул его, отчего тот, зашипев, тотчас наклонился потереть ушибленное место. — Прости нас, Аделинда. За это век нам грызть имбирь да пить уксус! — Фе-е-е, — зафыркал Дилюк. — Мое прощение вы получили, но грызть имбирь и пить уксус? Вот еще! Вы только послушайте этих двоих, мой господин! — Аделинда всплеснула руками и — под провожающим ее киноварным взором — скрылась в доме, откуда некоторое время еще доносилось ее негодование. — Грызть имбирь.. Вот ведь придумали! Не ждите от меня подобных зверств даже тогда, когда ваш отец сам попросит меня об этом! Зашуршали, касаясь друг друга, перья, прикрепленные к кожаному тисненому поясу, — то Крепус отправился в темноту дома, напоследок выразительно взглянув на мальчиков. Стоило подолу белых одежд шмыгнуть за порог, как Кейя и Дилюк облегченно выдохнули и разогнули, наконец, спины. — И нужно было тебе вступаться за меня, — буркнул Дилюк. — Это же я все придумал. — А я провернул, — просто сказал Кейя. — К тому же, отец никогда не наказывает меня строго, Дилюк. Поэтому, — он с жаром опустил одну ладонь себе на грудь, а вторую — выставил перед собой, сложив пальцы в клятвенном жесте, — я обещаю брать на себя вину снова и снова! И надеюсь, что ты вернешь мне долг сполна, когда отец передаст тебе главенство над кланом. — И как же мне вернуть такой долг? — Дилюк весь нахохлился. — М-м-м, — задумался Кейя, пока в сизо-ягодном взоре не блеснула яркая искорка. — Например, ты не изгонишь меня из клана! — Изгоню? Тебя? Почему? — сыпал вопросами Дилюк. — Молодой господин! Второй молодой господин! Обедать! Как только голос Аделинды достиг его ушей, Кейя тут же схватился за горячую ладонь Дилюка и понесся в дом, нарочно или нет оставив все вопросы без ответа. «Значит, вот откуда берется твоя смелость», — подумал Кейя, глядя на то, как пробежавшие мимо него мальчишки, немного потолкавшись у входа, все же втиснулись внутрь и, громко топая, помчались в сторону кухни. — «Ты хочешь помочь хоть как-то разделить бремя, которое рано или поздно ляжет на плечи Дилюка. Ты хочешь — но все еще боишься себя самого». Тяжело вздохнув — что-то будто давило на грудь — Кейя тоже направился в дом, но едва ступил за порог, как пространство комнат, казавшееся темным от того, что резные окна почти полностью завалило снегом, оказалось и не пространством вовсе: то была вода — плотная, будто бы из стоячего озер, поглотившая все вокруг, — а, когда носок мягкого сапога коснулся невидимой стены — она поглотила и его тоже, уже через мгновение затянув в свои глубины всего Кейю. Не успела раствориться в воздухе и струйка дыма — мокрый всего по щиколотку Кейя обнаружил себя стоящим посреди лужи, оставшейся после того, как стаял один из сугробов, высившихся за домом еще зимой. — Неужели я родился под несчастливой звездой? — пробормотал Кейя, намереваясь поскорее выбраться из лужи. — Неужели я родился под несчастливой звездой? — вдруг, будто эхо, вторил оказавшийся за его спиной мальчишка. Тотчас обернувшись, Кейя застыл, невольно завороженный представшей перед ним картиной: будто одинокий бамбук посреди тихого озера — мальчик стоял прямо в луже, имея вид сосредоточенный и увлеченный; сизо-ягодный взор был направлен точно на сложенные вместе пальцы — указательный и средний, — на кончиках которых то и дело собиралась серебристая энергия: контрастировавшая со смуглой кожей — она была похожа на маленькую звезду, так и норовящую упасть с кончиков пальцев прямо в воду, пустив по глади не аккуратные — резные круги; тонкие губы — синие то ли от усердия, то ли от лижущего ступни холода — все шептали что-то, но Кейя так и не смог разобрать ни слова, пока не склонился к сизой макушке и не заглянул прямо во взволнованное лицо. — Обнажить меч.. Обнажить меч.. Обнажить меч! — Обнажить меч.., — повторил за ним Кейя, но мальчик не повел и ухом, продолжая шептать. — Думаешь, это сработает? — Обнажить меч! Обнажить меч! — было видно, что раз за разом повторяющиеся неудачи подтачивают уверенность в том, что мальчишка делает: он начал кусать губы и сопеть так, будто вот-вот заплачет. — Почему не получается? Почему, почему, почему? Я ведь хочу просто встретиться с мечом! — Я бы на твоем месте был поосторожнее в словах, — одернул его Кейя. — Встретиться с мечом — звучит, скорее, как приговор. Тебе так не ка.. О, небеса.. Пошатнувшись от удивления, Кейя оборвал себя на полуслове: серебристая звезда, сорвавшись с кончиков пальцев, рассыпалась на мириады снежных крупинок, а они — стремительно притягивающиеся друг к другу — тотчас соткались в единое перышко, которое зависло в воздухе прямо перед затаившим дыхание мальчиком. Недолго думая, он коснулся его, и перышко, послушно скользнув в маленькую ладонь, вмиг обратилось изящным мечом: небольшая рукоять приятно холодила кожу, а длинное и тонкое, словно ивовый лист, лезвие переливалось, отражая проплывающие мимо облака, черные ветви деревьев, еще не успевшие отрастить первые весенние листочки, и сизо-ягодный взор, искрящийся от восхищения. — Получилось.. У меня получилось! Дилюк.. Он должен первым узнать об этом! — Кейя хотел сорваться с места, но собственные ноги будто в чем-то увязли; нахмурившись, он опустил взгляд и увидел, как не только мягкие сапоги, но и полы ханьфу покрылись плотной корочкой льда. Не привыкнув к тому, что теперь в его руках есть меч, мальчик сначала смешно подпрыгивал на месте, пытаясь выбраться, а после — когда тонкое лезвие сверкнуло, поймав собой солнечный луч, — направил меч на лед и разрубил его одним легким движением. Хрустнули ледяные осколки — Кейя, расшвыряв их носками сапог, наконец поспешил выбраться из лужи, а после, едва ступив на еще не прогревшуюся землю, помчался в сторону дома, крепко сжимая в ладони меч, издалека похожий на случайный лунный блик, лизнувший пространство и готовый вот-вот исчезнуть. — Дилюк! Дилюк, где ты? — слыша, как, уже скрывшись за домом, кричит мальчик, и желая взглянуть на то, что будет происходить дальше, Кейя до сих пор не мог сделать ни шагу: его ноги так же, как и ноги мальчика несколько мгновений назад, были покрыты достаточно толстой корочкой льда, и, сколько бы он ни пытался, — сдвинуться не получалось ни на цунь. — Кейя! — раздался где-то вдалеке оклик Дилюка. — Что ты голосишь, как раненая птица? Попытавшись сломать лед руками, Кейя раз за разом ударял по нему, но, пусть по искрящейся поверхности и расходились крошечные трещинки, слой льда, не поддаваясь, так и оставался намерзшим на сапоги и ханьфу. Разозлившись на собственную беспомощность, Кейя — точно делал это сотни раз — не задумываясь сложил указательный и средний пальцы вместе и направил их на лед: с кончиков тут же сорвалась серебристой звездочкой энергия и, упав на лед, то ли в мгновение расплавила его, а то ли - поглотила, не оставив и следа. Обрадовавшись, Кейя уже хотел шагнуть вперед, когда вдруг с собственных уст сорвалось: — Что я только что сделал? Словно бы эти слова были тайной магией — лужа под ногами Кейи тотчас забурлила. «Нет, нет, нет!» — проносилось в мыслях, пока талая вода не облепила все его тело прозрачным коконом и, напоследок звучно чавкнув, забрала в свои бездонные недра. «Пожалуйста, только не туда!» — сначала в сизо-ягодном взоре отражался лишь бурлящий поток, вспенивающий каждую каплю на своем пути, а спустя считанные мгновения он исчез, уступив место засиявшей в небе среброликой луне, продолжавшей неуклонно расти. — Дьявол! — Кейя ударил кулаком по снегу, тут же разлетевшемуся в сторону. — Что за злой рок меня преследует, стоит лишь на мгновение забыть об этом месте?! Я хочу остаться там, в том доме, рядом с Аделиндой, Крепусом, Дилю.. «Что я говорю?» — замолчав на полуслове, подумал Кейя. — «Аделинда, Крепус, Дилюк, Кейя.. Кто они на самом деле? Духи? Призраки? Видения? Или просто обычные люди? Но..» — Кто тогда я? — сглотнув, Кейя почувствовал, как в груди нарастает, распирая ее изнутри, отчаяние. Сжав дрожащие то ли от него, то ли от холода губы, он вдруг вспомнил, как стоящий в луже мальчишка делал точно также. На ниточку мысли начали бусинами нанизываться и другие совпадения: брошенная и тем, и другим одна и та же фраза, серебристая энергия, звездочкой сформировавшаяся на кончиках и чужих, и его пальцев, даже снежные кролики, почему-то возникающие возле них обоих. Ухватившись за одну из бусин, Кейя поднял руку и, едва указательный и средний сложились вместе, — увидел серебристое мерцание маленького светила, еле заметное под взглядом висевшей в темном небе луны. «Не может быть», — думал он, словно бы боясь произнести собственную догадку вслух. — «Этого не может быть! Если Кейя.. Нет, я не могу оказаться им: иначе почему я здесь и совершенно ничего не помню?» Сыплющийся снег — маленькие, бесшумно падающие перышки — перед приземлением почему-то розовел, словно ловил, отражая собой, стелющиеся по земле красные блики. Думая, что это ничто иное, как плод его воображения, Кейя долгое время не поворачивался, продолжая смотреть на небо сквозь веер темных ресниц, но, когда веки уже начали тяжелеть от накатившей усталости, он все же повернулся: неподалеку от него, прямо из-под снежной горки, пробивался росток, а рядом с ним лежали, переливаясь красным, несколько крупных — в пол чи величиной — осколков. Не веря в увиденное, Кейя пошарил рукой за поясом. — С-с-с, — зашипел он, уколовшись одним из осколков, но все же потянул и вытащил сначала его, затем — спрятанный там же второй осколок, а третий, который еще совсем недавно завел его в центр озера, теперь одиноко лежал в снегу, так и норовя взрезать собой край таусинных одежд. Собрав их все в собственной ладони, Кейя снова взглянул на росток: лежавшие возле него на снегу красные осколки оставались на месте. — Новые! Ха-ха! Это новые! — обрадовался Кейя и, прижав к груди ладонь с ценным грузом, стремглав бросился к ростку.