Я возглас боли, я крик тоски. Я камень, павший на дно реки. Я тайный стебель подводных трав. Я бледный облик речных купав.
Я легкий призрак меж двух миров. Я сказка взоров. Я взгляд без слов. Я знак заветный, — и лишь со мной Ты скажешь сердцем: «Есть мир иной»
Бальмонт Д.К.
Тьма. Бледное пятно дрожит вдалеке. Родня? Нет, другое... Вперёд… На свет, на свет! Под ногами хрустят тела. Треск! Нога застревает в пустой глазнице панциря. Не удержаться!.. Падение. Острое впивается в тело. Липкое стекает по туловищу и рукам. С панцирем на ноге медленно. Не успеть. Нужно стряхнуть... Резь. Липкие капли. Боль… На свет, на свет! Нога волочится по осколкам, неровно, можно упасть. Никчёмное тело… Остановиться, замереть… Нет! Нельзя! Скорей! Нужно за ним... Всё ближе. Можно разглядеть... Похожее. Но не родня. Другое. И звери рядом. Тоже держат свет. Но это не тот свет. Пустой свет. Уже близко, совсем рядом. Боль замедляет… Упасть… Больше не шевелиться... Нет! Нельзя! Вперёд, вперёд, на свет, на его свет! Звери замирают, их тьма прячет свет. Острый блеск надвигается, готовый резать, колоть. Убьют! Бежать, бежать!.. Нет! Нужно вперёд, к нему, к другому! К бледному свету! Блеск пропадает. Зверям безразлично. Они больше не угроза. Край мира. И свет. Наверху, где кончается край. Много. Приведёт ли к истоку? Жёсткое, гладкое спускается из-за края. Другое и звери ступают на него. Поднимаются. Медленно… Можно успеть. Вскарабкаться. Прыжок. Резь в ноге… Ещё прыжок. Всё тело — лишь боль. Хватит боли. Лечь… Замереть… Нет! Вдруг там иное? Есть ли там не звери, другие? Есть ли исток? Вдруг, конец тьмы? Конец боли, навсегда? Тьма вытекает из тела... Больше не слушается… Не останавливаться! Край мира закончился. Выступ. Туда ушёл бледный свет. За ним! Прыжок… ...Не хватило. Руки вцепились в край. Яркий свет... Он повсюду. Другое оборачивается. Похоже… не родня. Но оно меркнет, его свет меркнет! Нет, нет!.. Надо выбраться. Надо выбраться. Надо… выб… Падение. Беззвучный крик. Свет исчезает вдали. Тьма. Пустота. Он всё ещё стоял на краю пропасти. Смотрел в зияющую черноту Бездны, где только что исчезло бледное пятно, и кричал, кричал, кричал! — Юный Принц! — Что с вами? — Ему дурно? Он был грубо выдернут из-под водной тощи на поверхность громкими возгласами и чьими-то цепкими лапками, настойчиво тормошившими за плечи. Действительность медленно выплывала из тьмы, собиралась из разрозненных фрагментов, рябящих и мелькающих перед глазами. Толпа лакеев обступила постель, полог которой был отдёрнут, и его белые кисточки медленно проворачивались в воздухе. Светомушки ярко сияли в потолочной люстре; свет лился из окна, не оставляя ни единого тёмного уголка. Слуга, склонившийся над Принцем, тут же отскочил, как только увидел, что тот пришёл в себя. Принц приподнялся на кровати, озираясь по сторонам. — Ваше Высочество, — начал лакей с дежурной учтивостью, — вы так кричали, что переполошили весь Дворец. Какое облегчение, что вы пришли в себя! Однако, всё же стоит послать за лекарем… Принцу стало стыдно. — Обычный кошмар, — с трудом выдавил он. Слова застревали в горле словно вязкие комья. — Дайте мне побыть одному. Не нужно ничего. — Вы в этом уверены? Ваше недавнее состояние весьма красноречиво говорит о том, что вам лучше, показаться лекарю… — Не нужно никакого лекаря! — огрызнулся Принц. — Просто оставьте меня одного! Слуги повздыхали, однако покорно поторопились к выходу. Как только дверные створки захлопнулись на последнем из них, Принц попытался рывком подняться с постели, но тут же со стоном повалился на покрывало. Лёг, обхватив голову, поджав ноги. Его трясло. Грудь сковало льдом, и липкий ужас медленно расползался по телу. Принц судорожно обхватил себя руками. Ему казалось, они вот-вот провалятся в дыру, зияющую в груди. Из него вырвался рваный вздох облегчения, когда он нащупал лишь прохладную твердь камушка, подарка отца. Мысли успокаивались, тиски страха медленно разжимались. Но боль в груди осталась. Даже не боль, а нечто намного хуже. Словно из неё вырезали большой кусок, оставив холодную щемящую пустоту. Нужно было использовать фокус. Принц уже достаточно овладел им, и мог фокусировать душу даже во время тренировки для залечивания повреждений. Однако, тут всё иначе, ведь внешне он был абсолютно невредим. И всё же, нужно было попытаться. Он сконцентрировался, но вместо блаженства, сопутствующего фокусу души, почувствовал лишь изнеможение. Ещё вечером он опорожнил целый сосуд неосязаемой светлой сущности, наполнившей тело лёгкой силой. Но не осталось ни капли. Будто незримая дыра у него внутри высосала силы без остатка. С трудом, он соскользнул с кровати и чуть ли не ползком подобрался к сосуду, наполнившемуся за ночь до краёв. И жадно впитал в себя светящиеся невесомые частички, припав к стеклянной колбе тяжело дыша. Знакомое белое пламя фокуса вырвалось наружу, заполняя дыру в груди, изжигая боль и страх. Худшее позади, но наслаждение тоже длилось недолго. Все сильные чувства миновали, оставив после себя лишь тяжёлый осадок и звон в голове. Всё ещё сжимая в руках отцовский подарок, Принц медленно вернулся к кровати и влез на неё, задернув полог. Что это было? Кого он видел? Что это за место? Сон был странный, но до ужаса настоящий. Ему казалось, словно он забыл слова, забыл, кто он, забыл всех, кого знал... Как будто опустел внутри. Кто-то вырезал из него память, чувства, оставив лишь эту жуткую голую волю, что влекла его вперëд, несмотря на раны. И бесформенные рваные мысли, короткими вспышками загорающиеся в мозгу. Нужно рассказать об этом сне! Но кому? Почему-то он не хотел говорить о нём с отцом. Стыдно было отвлекать его от дел своими ничтожными переживаниями. Это всего лишь глупый кошмар, так ведь? Но откуда тогда ледяная дыра в груди… Рассказать матери? Казалось, это самое очевидное, что он мог сделать. Мать всегда выслушает, поддержит, утешит, но… Едва ли она поймёт. Какие сны видит мать? Наверное, наполненные зеленью и светом. В памяти всплыли торопливые шаги Варса и Кретто, затихающие вдали, строгий взгляд матери и его собственный сбивчивый рассказ об острых шипах, о темноте, о голосе Бездны. — Голос Бездны? — Стоило Принцу проронить слова, пришедшие на ум сами собой, лицо матери вновь смягчилось, в голос появилась теплота. — Да, мама! Она звала меня! Хотела, чтоб я прыгнул, ты представляешь! — Значит, голос из темноты призывал тебя перепрыгнуть через балюстраду? — теперь в её голосе отчётливо слышалось удивление. — Да. Прямо с обрыва! И я пошёл туда, во тьму. Представляешь! — Ну и ну, — покачала головой мать, — это просто возмутительно. — Что я чуть не спрыгнул в Бездну? — То, что во Дворце ещё остались такие места! Темнота страшна, может вызвать головокружение. Тем более, у детей. — Я не ребёнок, мам! — Конечно, не ребёнок. — согласилась мать. На её лице заиграла лукаво-очаровательная улыбка. — Но ты устал. И тебе нужно отдохнуть. Он помнил, как засыпал в её раскидистых ветвях. Сначала он недовольно бормотал и обижался, что мать ему не верит. Но потом успокоился и забылся в блаженном сне. На следующий день его внимание полностью поглотили привычные заботы, и воспоминание о Бездне вытиснилось на край сознания, где продолжало колебаться едва различимой тревожной струной. Наверно, и в этот раз она вновь заключит его в тёплые, успокаивающие объятия. Он расслабится на её широкой груди, погрузившись в безмятежную дремоту. И забудет обо всём, как о досадной ничтожной мелочи. Но надолго ли? Как бы он не хотел позабыть этот сон навсегда, он понимал, что не сможет. Да, он бы расслабился рядом с матерью, поверил, что это лишь ночной кошмар. Но мысли бы вновь и вновь возвращались к нему, стоило ему остаться одному. И терзали разум, словно клешни глубинных охотников. Ведь он не спал. Он видел. Видел его глазами. Видел смерть, видел трупы, видел кромешную черноту Бездны… И он не хотел наслаждаться сладким утешительным самообманом. Принц вытащил свой ракушечный гвоздь из-под кровати, по обыкновению выбросил завтрак в окно и, не дожидаясь слугу, сопровождающего его на тренировку, выскочил из своих покоев и рванул к платформе. Нет! Пусть он прав, и это на самом деле видение. Всё равно, не время ломать голову над снами. На нём лежит тяжёлая миссия. А этим пусть занимаются провидцы. По дороге в тренировочный зал, когда он мчался по коридорам и проносился по мосту, он всеми силами пытался выкинуть кошмар из головы, хотя бы на время. Но когда он проходил между двумя каролингами, неподвижно несущими дозор по обе стороны от входа в здание, холодок пробежал по оболочке. Звери. Звяк! Тонкая белая игла отскочила от стены слева от мишени, и беспомощно упала на пол, где уже лежали две её копии. — Сосредоточься! — велела Дрия. Принц шумно выдохнул и взвесил на ладони обоюдоострую иглу. Зажал посередине, отвёл руку назад… Игла выскользнула из руки и, со звоном ударившись о каменный пол, отскочила в тень. — Да что с тобой сегодня такое? — проворчала Дрия. — Ты ещё более несобранный чем обычно. — Простите… — пробормотал Принц. Сколько он не пытался, никак не мог перестать думать об утреннем сне. Но, что ещё хуже, в груди, словно ледяной ручеёк, зарождалось нехорошее предчувствие. — Простите, — рассеянно повторил он, шаря по полу в поисках иглы, — сейчас… Не должна далеко укатиться… — Нет времени на это, — оборвала его Дрия, вытаскивая иглу из-за пояса. Принц, уже в который раз пробормотав извинения, потянулся было за иглой дрожащей рукой, но Дрия перехватила его за запястье. — Я вижу, ты не в состоянии продолжать занятие. — Нет, нет, всё в порядке, я могу! — само собой вырвалось у Принца. Он ожидал выговора, едкого замечания, штрафного времени на «брусьях»… Но только не этого. Позволить Дрии отпустить его — показать слабость и тем самым признать её правоту. Этого Принц допустить не мог. — Просто приснился плохой сон, и я не могу перестать о нём думать. В общем, ерунда! Со мной часто такое бывает! — Ты тут не причём, — сказала Дрия и отвела взгляд. — И так всегда перед очередной процедурой… — со вздохом пробормотала она. Но Принц услышал. — Перед процедурой? О чём вы? Дрия вновь вздохнула и покачала головой. Принц понял, что ответа на свой вопрос не получит. — Если ты считаешь, что в силах, можем продолжить, — сказала она, всё ещё избегая смотреть ему в глаза. Принц, терзаемый противоречивыми чувствами, выхватил иглу у неё из рук. Наверно, несколько резче, чем намеревался. Но стоило ему занести руку для броска, как раздался стук в дверь. Дрия вздохнула. — Входите, — сказала она, выждав небольшую паузу. В голосе не было извечных стальных ноток. Лишь усталость. Дверь отворилась, и вошёл королевский слуга. — Госпожа, — сказал он, отвесив поклоны поочередно Принцу и Дрии. — Простите за дерзость, но я вынужден вас прервать. Приказ Короля. Его Высочеству необходимо незамедлительно прибыть в башню… — Понятно, забирайте, — сказала Дрия без выражения. Принц бросил быстрый взгляд на рыцаря. Он никогда не видел её настолько усталой. Она стояла, прислонившись к стене, приложив руку к панцирю, словно мучалась от сильной головной боли. Лица было не видать, но, едва ли, на нём можно было увидеть улыбку. — Ваше Высочество? Принц медленно подошёл к двери. Тело пробило дрожью, когда он увидел двоих каролингов, стоявших за плечом у слуги мрачными истуканами. Звери. И Принц покорно побрёл за слугой. Пока дверь ещё не захлопнулась за ними, он снова обернулся на Дрию, почему-то надеясь поймать её взгляд, но та уже повернулась к нему спиной. Мерзкий холодок предчувствия вновь пробежал по оболочке. Принц в очередной раз напомнил себе, что сам принял решение, что бы ни ждало его там. Он знал, на что идёт. Но сейчас он ощущал лишь глухую обречённость. Наверно, так чувствует себя пленник, которого ведут на казнь. Сводчатые потолки, белые колонны, высокие окна, крыльни, зависшие в воздухе… всё, к чему он так привык, теперь казалось незнакомым, Дворец, где он родился и вырос — чуждым. Но от одной мысли стало теплее. Мать. Она всегда поддержит, всегда поможет. Она способна облегчить любую боль. С ней ему ничего не страшно, что бы ни ждало его там. Он сам не заметил, как добрался до Главного корпуса. В Грандиозном зале ярко сверкали огни. Со стен свисали пёстрые гирлянды цветов, столы были убраны кружевными скатертями, а звуки шагов смягчали серебристые ковры. Слуги суетливо сновали по залу, расставляя кубки и блюда из хрусталя. Должно быть, намечался приём. Но даже для приёма слуг было необычайно много. Возможно, праздник вот-вот начнётся, и именно за этим его привели сюда… Перед колоннадой, разделяющей зал на две части, Принц остановился, с надеждой взглянув на слугу. — Пойдёмте, Ваше Высочество. В сегодняшнем торжестве вам уготована особая роль. — Слова зловещим эхом отразились от стен. Принц посильнее сжал амулет на груди, ощутив прикосновение успокаивающего холода и, стараясь не смотреть по сторонам, зашагал деревянным шагом, подобно каролингам, шедшим позади. Поднявшись по просторной лестнице, загибавшейся широкой дугой, они оказались в коридоре с платформами, расположившимися в два ряда, в нишах по обеим стенам. А конце самая большая платформа уносила вверх, в башню Короля. Вход в неё всегда был защищён печатью — мерцающем в воздухе полупрозрачным белым миражом, что на ощупь твёрже любой стены. Почему-то Принц совсем не удивился, когда увидел, что печати больше нет. — Дальше вы сами, Ваше высочество. Стражники будут сопровождать вас, — сказал слуга и поспешил прочь. Принц с отчаянием смотрел на удаляющуюся слегка сгорбленную спину в белой накидке и пышную шляпу, скрывающую голый панцирь, когда каролинги надвинулись на него, и ему пришлось попятиться на платформу. Звери…***
В тронном зале было светло. Миллионы светомушек трепыхались, заточённые в стекле, заставляя люстры ослепительно сверкать. Отражённым светом сияли большие остроконечные зубья, расставленные у трона наподобие королевского венца. Сияли белые одежды слуг. Сияли чистые гвозди в руках у рыцарей. Сияла и она сама: мягкий свет окружал тело подобно призрачной броне. Но ярче всех сиял он. По сравнению с ним светомушки меркли. Наверняка, если собрать их всех вместе, со всего Халлоунеста, их сил бы не хватило чтобы достичь хоть малой доли того ослепительного сияния, что излучал Король. Её Черв. Казалось, весь зал загорался от его света: каждый хрустальный кубок, каждый завиток решётки, каждый барельеф, изображающий венценосного жука на стене… Но его свет не опалял. Напрасно среди подданных Халлоунеста ходили слухи, что на монарха больно смотреть. Его свет ласкал, в нём хотелось раствориться... И внутри каждого зажигалась его крошечная отражённая частичка. В каждом рыцаре, сановнике или слуге. Свет многократно усиливался, отражаясь от прозрачных витражей на высоких окнах в стенах. Яркие блики блестели на паутине окон в потолке, высокие стрельчатые своды которого нынче не были сокрыты туманной дымкой. Но за ними... За ними была пустота. Зияющая бесконечная тьма, где свет умирал, не успев родиться. На миг, Белая Леди восхитилась глубине символизма, заключённого в картине перед ней. Жуки, представшие пред очами того, кто когда-то зажёг искру разума в них, некогда диких зверях, загорались его отраженным светом. Но эта малая искра так нежна, так хрупка. Единственного неосторожного порыва ветра хватило бы, чтоб затушить то, что он с таким старанием создавал, погрузить всё живое во мрак, подобно тому, что царит за окнами в потолке. Корень стояла позади трона супруга, обвив его спинку ветвями, заключив в ажурную оправу. По обе стороны от трона, неподвижные, словно каменные истуканы, застыли пять Великих Рыцарей, опершись на гвозди. Огрим стоял слева. Его тщательно вычищенная броня сверкала ослепительной белизной. Но этот могучий запах… Запах влажной земли и прелых листьев. Корень издала беззвучный смешок, представив как долго Изма уговаривала Огрима избавиться от него. И как они вдвоём провели долгие часы у горячего источника, выскребая землю, скопившуюся между пластинами. В любом случае, до конца избавиться от запаха так и не удалось даже их совместными усилиями. Корень улыбнулась: должно же быть хоть что-то приземлëнное на этом торжественном параде. Этот запах напоминал о еë давно покинутых садах с их рыхлой плодородной землёй и густыми зарослями цветов. Вспомнив, как Огрим и Изма неумело скрывали свои неподобающие для рыцарей отношения, она снова улыбнулась про себя: не догадался бы только ребёнок. Тем более, подобное не могло укрыться от Королевы, которая ощущала теплоту их мимолётных взглядов, направленных друг на друга, вызывающих ответную нежность в душе каждого из них. Она не возражала: лишь любезно делала вид, что ничего не замечает. Всё было готово к торжественному приёму гостей: Музыканты изящными движениями перебирали струны, на столы стекались реки изысканных яств, слуги наполняли нектаром графины. Корень с сожалением взглянула на то, с какой тщательностью и любовью расставляются блюда по столам. Учитывая, для кого они предназначались... Тут, двустворчатые двери распахнулись, и Мономона плавно заскользила к трону в дюйме над серебристой ковровой дорожкой. За ней шли двое: в одном Корень узнала ученика Мономоны — долговязого жучка, который всюду следовал за ней и вёл записи. Второй же... Корень почувствовала, как по телу пробегает неприятный холодок, а сердце начинает биться чаще. Лицо Королевы непроизвольно скривилось от отвращения и тревоги. Казалось, даже зал потускнел. Захотелось отвернуться, или вовсе оказаться отсюда подальше, лишь бы только не лицезреть эту мерзость. Сгорбленное, тёмное. С длинными, тощими, руками. Уродливое напоминание об их очередном вынужденном компромиссе. Зачем это существо здесь? Пусть пресмыкается в пыли Котлована или полумраке лабораторий, где ему и место! Зачем портит торжество? Зачем тормошит старые раны в памяти?.. Мономона с учеником учтиво поклонились Королю и Королеве. Оно же согнулось чуть ли не до земли. Казалось, что скрючиться ещё сильнее уже нельзя, но оно всё пригибалось и пригибалось, едва не царапая о пол своим плоским лицо. Руки торчали по сторонам, словно засохшие черенки. Король жестом приказал рыцарям отойти. И все пять зашагали, чеканя шаг, встали рядом с колоннадой, что разделяла зал на две равные части. Слуги замерли и, как по команде, покорно развернулись и вышли через боковую двустворчатую дверь кто с чем был — с подносами, бокалами, мягкими подушками из паучьего шëлка. Музыканты прекратили играть и поспешили покинуть зал вслед за ними. Мономона коротко взглянула на Квиррелла. Он в миг всё понял, спрятал свиток и перо под накидку, ещё раз поклонился и ушёл вслед за другими. Остались лишь Корень, Коронь, два безмолвных каролинга, Мономона и это... — Ваше Сиятельное Величество! — заговорило оно, заискивающе глядя снизу вверх своими чëрными бегающими глазами. Это существо, эта… тварь. Как оно не силилось изобразить раболепие, голос его звучал как противное назойливое бормотание. — Всë готово к процедуре... Осталось лишь ваше окончательное слово... Подтверждение... И ваша эссенция... Точно! Процедура. А Корень уже умудрилась про неё забыть, ослеплëнная сверкающим великолепием приёма. А может, сделала всё возможное, чтобы забыть... — Эссенция готова, — сказала Мономона. — Коль всё готово, можете начинать, — сказал Король. — Да-да, мы можем, можем! Но вот вопрос! Выстоит ли он? Справится ли? — У нас нет времени ждать. Мы знаем о последствиях, и я готов принять на себя их бремя. Это уже не ваша забота. — Что вы, что вы, Ваша Ослепительная Светозарность! Как может столь недостойный раб посягнуть... — Довольно, — резко оборвала его Мономона. — Ваше Величество, мы готовы начать прямо сейчас. — Пусть так и будет. Но никто из гостей не должен знать какой путь приведёт их к спасению. — Само собой разумеется, Ваше Бледное Сиятельство! — забормотало существо. — Я бы и помыслить не посмел о подобном!.. — Он уже ждёт вас, — сказал Король. Наставница поклонилась, и заскользила к выходу из зала. Сгорбленная мерзость быстро взглянула на Корень, и на миг Королеве показалось, что за белым, пустым лицом, похожим на маску, оно ухмыляется. И проворно поползло по ковру, перебирая длинными тонкими ногами. Подготовка к празднованию продолжилась так, будто и не прерывалась вовсе. Вновь вбежали торопливые слуги с подносами. Рыцари снова заняли свои места. Наконец, двери открылись и вбежал жук, торжественно провозгласив: — Лорд богомолов, бесстрашных воителей Грибных Пустошей! — Лишь один? — Королева опустила глаза на Черва. — Его сëстры-соправительницы не приняли наше приглашение. — Как недальновидно! — Тем хуже для них. Двери распахнулись, и гости не вошли, ввалились в зал. Нестройной толпой зашагали мимо ковров, оставляя тёмные следы на мраморных плитах пола. Громко переговариваясь на своём трескучем языке, Богомолы показывали клешнями на всё, что видели по сторонам. За спиной у каждого был длинный гвоздь, сверкающий в ярком освещении зала, и Корень невольно подумала, что одного молниеносного движения длинной крепкой руки хватило бы чтобы вытащить оружие и нанести смертельный удар. На их предводителе не было никаких отличительных знаков: та же серая короткая накидка, что у остальных. Он выделялся, пожалуй, лишь значительным ростом, горделивой походкой и большей сдержанностью, чем сопровождающие его воины. Но видимое спокойствие не могло обмануть Королеву: в нём таилось живое, яростное пламя, готовое вспыхнуть в любой миг, стоит кому-то косо посмотреть на богомола или сделать неосторожный шаг. Дикари, что с них взять. Гордые, неукротимые воины. Сотрудничество с ними — ещё один весьма неприглядный компромисс, которых, увы, им не избежать. Однако, если всё пройдёт успешно, они могут сослужить очень хорошую службу… Рядом с предводителем шла юная богомолка. Она была гораздо стройнее, но всё равно похожа на него: те же длинные светлые крылья и тёмно-зелёный окрас. Однако, в её тонком теле чувствовалась необычайная сила, точно такая же, как у лорда. Корень видела в них много сходства, но также много отличий. Она хорошо различала внешность существ вокруг себя, ведь была так на них непохожа. Потому привыкла рассматривать мельчайшие детали. Про двоих богомолов перед ней она сразу же поняла, что они — отец и дочь. Предводитель взглянул на своих воинов, и бросил им что-то отрывистое на своём языке. Те эхом повторили его слова. И, не обращая внимания на хозяев, пёстрым роем ринулись к праздничным столам. Лорд богомолов приблизился к трону вместе со своей дочерью. — Король Халлоунеста! Королева! Гордимся предстать здесь, перед вами! — отрывисто сказал он и коротко поклонился. Его дочь в точности повторила его движение. — Не многим подданным Халлоунеста выпала такая честь. Слова лорда не обманули Белую Леди. Его напряжённо-расслабленная поза выдавала опытного охотника и убийцу. Глаза на узком треугольном лице смотрели насмешливо, дерзко и чуть презрительно. Королева была даже восхищена: редко доводилось видеть смертного, не испытавшего благоговейного ужаса при первой встрече с Королём. И как совладать с этим воплощением дикости и гордости? Даже если Корень сделает всё, что в её силах, едва ли план Черва ждёт успех. Черв благосклонно кивнул. — Для меня большая честь принять богомолов, столь славных своим бесстрашием, — ответил он. — Пусть ваши воины чувствуют себя как на родине. — Надеюсь, эта встреча не отнимет у нас много времени. Моим войнам в тягость быть среди этих стен и горы бесполезных вещей. Они здесь как в тюрьме. И ваши слуги… Они слабы. Не ручаюсь, что мне долго удастся сдерживать охотничьи инстинкты моих подданных. Корень подумала, что пред ней живое воплощение воли народа богомолов. Он не просто чтил их древние традиции. Он жил ими. С каждым словом лорда закравшиеся в душу сомнения разрастались всё сильнее. — Искренне желаю, чтобы наша встреча стала в высшей мере полезной для вас. Я ожидал увидеть здесь ваших соравительниц. Жаль, что они не смогли порадовать нас своим визитом. Передайте от меня и моей супруги для ваших властвующих сестёр наилучшие пожелания и КЦИЧИХ КЦАХХАР. Слова, сказанные на чужом языке, даже Корень застали врасплох. Пожелания сытного обеда после брачного ритуала. Ведь по традиции после брачной ночи новобрачная поедала своего новоиспечённого супруга. Пожелать такое женщине в племени богомолов считалось хорошим тоном, поэтому Король не сказал ничего дурного, лишь отдал дань богомольим традициям. Но красная вспышка гнева полыхнула в груди у лорда в груди и тут же потухла под чёрной волной страха. Его жвала дёрнулись, крылья затрепыхались. Он быстро обрёл контроль над собой, но было уже поздно. Корень обнаружила брешь в его, на первый взгляд, непробиваемой броне. И лишь немного удивилась, что получилось так быстро. — Дитя моё, — сказал лорд с деланным спокойствием. — Побудь среди воинов. — Король, Королева, — речь дочери лорда показалась удивительно чистой. Она поклонилась им поочерёдно с грацией, которую не ожидаешь от богомольей воительницы, и плавно проследовала к столам. Корень взглянула на лорда и улыбнулась внутри. Одного несдержанного порыва чувств хватило чтобы понять, кто стоит перед ней. Охотник, или лёгкая добыча.