***
— Сынмин! — грубо крикнул он, увидев в конце коридора своего секретаря. Он откашлялся. — Слушай мой приказ! И только попробуй его нарушить! Сынмин кивнул и произнёс: — Да, мой император! — Собери армию на площади, мне надо сделать заявление. Только так, чтобы Чонгук об этом не знал. Займи его чем угодно! — Ты уверен? Что происходит? — Я приказал тебе! Хватит воспринимать меня как ребенка! Я принял решение. И подготовь парадную одежду. — Ваше Величество, я всё выполню. Но с императором Чон Чонгуком будет сложнее всего... Чимин развернулся и отправился в свой кабинет. Теперь он был окончательно зол. Ему не хватило громко хлопнувшей двери, не хватило скинутых со стола книг. Он чуть успокоился, только когда разбил графин, и вода потекла по ковру. Глядя на осколки, Чимин сделал несколько шагов назад. Он не хотел разбивать графин, этого хотел кто-то другой. Тот, кто засел в его сердце. Тот, кто когтями скрёб его душу. Тот, из-за кого он стал таким... Стал лучше слышать, видеть дальше, изменился... Чимин закрыл лицо руками. Хотелось кричать, но он сдержился. Сев за рабочий стол, он обмакнул перо в чернила и вывел одно слово на пергаменте. Нужно было придумать, что он скажет армии. Тем, кто присягнул ему на верность. Речь не хотела составляться. Она выходила скомканной и непонятной, поэтому Чимин откинул перо в сторону. В этот момент кто-то постучался, и омега нервно крикнул, пытаясь узнать, кто еще потревожил. Сынмин юркнул в дверной проём, и Чимин увидел у него в руках парадную одежду. — Скоро всё будет готово. — А Чонгук? Впрочем, не важно... Чимин замолчал и не проронил больше ни слова, пока его одевал Сынмин. Стоя перед зеркалом, омега надел на голову корону. И сейчас впервые усомнился в своем решении. Но, сжав кулаки, он все же вышел из кабинета. По пустым коридорам раздавался звук его шагов и шелест одежды. Сынмин бесшумно следовал за ним. Входя в тронный зал, у Чимина затряслись руки, а ноги отказывались ему служить. — Император, — Сынмин тихо обратился к правителю. — Я готов, — прерывисто ответил омега, и перед ним распахнули двери на балкон. На площади была собрана часть армии, которая сейчас была в городе, несколько простолюдинов ютились вдалеке. Гордо подняв голову, Чимин вышел к ним. Он огляделся. Этот вид с высоты был ему знаком, хотя и не предавал уверенности. Сейчас омега пожалел, что всё-таки не написал речь, и теперь он просто смотрел на солдат. — Чимин, — прошептал секретарь. Это слегка подбодрило Чимина, и он произнёс: — Я... — и запнулся. «Нет, не так», — пронеслось у него в голове. — Ласимирцы! Верные воины! Мой народ! Я, Чон Чимин, обращаюсь к вам! Вы — наша опора и сила! И я считаю, что мы не имеем права что-либо утаивать от вас! Чимин говорил громко, его голос не дрожал, хотя внутри желудок делал уже не первое сальто. — Вы видите, что со мной произошли изменения. И вам страшно и непонятно так же, как и мне. Я не знаю, что происходит, но есть крошечная надежда, что проклятье может исчезнуть. Это всего лишь маленький лучик надежды, ведь мы ничего не знаем! Но остаётся только верить и ждать! Я пойму, если вы не примете меня в новом облике, но никогда в своей жизни я не предам вас! Я, император Ласимирии Чон Чимин, до конца своих дней буду служить вам! Омега замолчал. Давящая тишина на площади окутывала его сознание. Что он сделал? Его одолевало сомнение. Воины после минутного молчания стали опускаться на одно колено, отдавая этим честь Чимину. Кто-то, посмотрев по сторонам, начал повторять за товарищами. Это было искреннее, не прописанное правилами действие. Они в один голос прокричали: «Да здравствует император Чон Чимин! Да здравствует император Чон Чонгук!» Чимин низко поклонился. Ему не подобало этого делать, но, склоняясь все ниже, он чувствовал связь, которая в этот момент устанавливалась между ним и его солдатами. Постояв пару минут, не поднимая головы, он выпрямился и взглянул на небо. Непривычно яркое осеннее солнце слепило ему глаза. — Император Чон Чимин! — крикнул один из командиров с площади. — За Ласимирию! — он поднял свой меч. И Чимин громко вторил ему: — За Ласимирию! — и тоже вынул меч из ножен. Входя в тронный зал, Чимин смотрел только себе под ноги и поэтому слегка подпрыгнул от удивления: на него смотрел Чонгук. Его глаза горели то ли от злости, то ли от разочарования. Омега не отступил под этим взглядом, лишь поджал губы . — Это твоё первое самостоятельное решение, и только ты будешь нести за него ответственность, — сухо и спокойно говорил Чонгук, и это пугало омегу больше, чем горящие глаза. — Да, Чонгук. Это моё решение. И Чимин прошёл мимо альфы. Внутри всё сжалось, а на глаза навернулись слёзы. Сынмин нагнал его, и омеги вместе закрылись в кабинете младшего монарха.***
Чхоль нерешительно подошёл к императору. — Чонгук, они кричали его имя первым. Потом только твоё. Они приняли его. Но надо наблюдать за ситуацией в столице. Я отправлю в город людей. Думаю, всё будет хорошо. Чонгук ничего не ответил, лишь кивнул, позволяя другу действовать. Когда тот удалился, альфа тяжело опёрся о стену. «Они кричали его имя первым», — эти слова эхом отдавались в голове правителя. Да, солдаты приняли Чимина и его надежду, но что насчёт народа? Что будет, когда вся империя будет говорить о его преображении? Что будет, когда новость покинет границы и вражеские государства узнают об этом. Над Чимином теперь нависла смертельная угроза. Каждый правитель, что так долго хотел низвергнуть династию Чон, будет охотиться за омегой. Никто не захочет возвращения оборотней. Если проклятие спадёт, ласимирцы будут непобедимыми. Всё было слишком сложно. Но Чонгук понимал лишь одно: Чимина нужно защищать. Надо сделать всё возможное. Научить его сражаться, удвоить охрану. Узнать настроение воюющих государств. Слишком много всего. Чонгук трёт виски: резкая боль заставила его поморщится, голова раскалывалась.***
Чимин, шатаясь, дошёл до стула. Только сейчас, когда за ним закрылась дверь кабинета, его ноги задрожали, как и всё тело. — Ты справился. — Нет... — Чимин покачал головой. — Сынмин, моя речь была ужасной? — Для первого раза вполне приемлемо, Ваше Величество. Чимин хмыкнул. Хоть что-то, но что же теперь делать с Чонгуком. Как объяснить ему, что именно так он и должен был быть поступить. В дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, Чонгук вошёл. Сымин вскакивает со стула и стремительно покидает комнату, как можно тише закрывая дверь. Чимин тяжело поднимается со своего места. Он пытается поймать взгляд мужа, но тот просто садится в кресло напротив и рассеяно оглядывает комнату. — Чон-гук — заикаясь, обращается к нему омега. — Чимин... Я хочу, чтобы ты понял. Теперь ты в ещё большей опасности. — Они приняли меня... Чонгук закрыл лицо руками. — Да, но я говорю не о ласимирцах. В соседних государствах идет война. Как только будет известно, что мы, возможно, снова сможем превращаться в волков... Чимин не дал императору договорить: он прижал ладошку к его губам. — Посмотри на это с другой стороны. В этом наша сила: если они так испугаются того, что ещё не произошло, то это говорит не о нашей слабости. Если я и в правду смогу снять проклятье, значит, это наша судьба, и мы не можем скрывать это от наших людей. Чонгук вяло кивнул и, прокашлявшись, язвительно заметил: — Кто-то говорил, что не верит в судьбу. — Гук, — Чимин наклоняется и целует мужа. Это был лёгкий невинный поцелуй. — Гук, прости меня. Альфа кивает и обнимает омегу. — И ты меня прости, мы должны были вместе принять это решение. Вдруг оба резко обернулись. Они совсем забыла про их нового питомца. Эрэли мяукал в углу комнаты. Котёнок лежал на подушечке, свернувшись калачиком. — О, моё маленькое создание! — Чимин подбежал к животному и взял того на ручки. — Его надо покормить. Чонгук подошёл к мужу со спины и приобнял омегу, положив голову ему на плечо. Они со всем справятся. Вместе.