Легенда об Алькоре.

Ходила по земле легенда, одна из тех, что передаётся из уст в уста, из рук кормящей матери в пасть ненасытного ребёнка, словно колыбельная, одна из тех историй, что присуждались по долговечности святым, которым возводили рукотворные алтари, а позже - храмы. Человеческая слабость, раскрошенная между Равкой, Керчией, Фьердой и Новым Земом. Когда-то последний был Земградом, но времена те далёки, как вершины северных гор, устланных вечным морозом. Шептали о звезде, что упадёт на землю, о звезде, которую будут пытаться искоренить, о звезде, которая объединит две самые мощные силы, а небосвод после этого обретёт покой и благоденствие. Шептали о святых, которые умоются не своей кровью, но чужой, и кровь эта станет валютой Северного королевства, обернётся во благо и даст новую жизнь. Они звали её Богоматерью, а его - Праотцом, родоначальниками и защитниками, будущим, которое слыло поверьями без войн и скрежета металла. Их ждали, о них шептались тяжёлыми ночами, находя новые силы в своей неискореннимой вере. Солдаты уповали на них в предрассветный час, вытирая боль колен о стылую землю на границе своей Родины, взирая с мольбой на уходящую тьму и ступающий в своим права свет. Их ждали все - как символ, как знамя, но больше всего их ждала Равка. А на Севере ярко горела звезда, дожидаясь своего часа, чтобы кометой расчертить ночные просторы, повегрнуть мир в ужас и хаос, потому что созидание возможно только через разрушение. И петь им сказания веками, хранить молитвы до каждых сумерек и блажить, лелеять в себе гнилую, отчаянную надежду спасения от распрей и кровопролития. Ходить по земле поколениями, верно преданными лишь одной легенде. Легенде, которая передавалась колыбельной. Песней, у которой не существовало автора. Легенда древних сил гласит о крае северных лесов, В сердцах людей она звучит как благо прахом их оков: В сказаниях тех есть свет огней, увенчанных толпой дорог, Пересечённых средь морей и жадности людской порок. И дети верят, что тогда, когда шрам землю рассечёт, Минуя время, города, благословение потечёт. Но правда жёстче — свет далёк, и поискам не быть конца, Людьми усвоенный урок — беда с условием творца. ××× Алина стянула сапоги, даже не поморщившись от усилий, которые пришлось приложить уставшему телу. Болела шея, ныла поясница после изматывающего пути и не менее изматывающих переговоров. Кинжалы легли по правую сторону на несвежую постель, но она и не привыкла к роскоши в сотне таких же походах, которые можно было посчитать по шрамам. Однако. Портные, гриши, соперничающие по редкости со всеми остальными подразделениями, убрали уже тысячи до этих, новообретённых. И до тех пор, пока ей вновь не предложат свои услуги, кривым буграм на её коже быть. Ей было все равно, сколько ждать. Треклятая Фьерда, которой она служила, ненавидя всей душой эту страну фанатичных убийц — культ дисциплины и воспитания. Старкова скривилась, будто ей под нос сунули тухлую рыбину, которую так часто продавали в подоле фьерданки на побережье Истиноморя. Равка по сравнению с ней была повенчана на независимости и свободе, впрочем, там люди это не ценили, судя по донесенным ей сведениям о мятежах. Чем больше у людей свободы, тем шальнее будут последствия. Таковы правила — их не изменят ни века, ни правители. Сейчас, сидя в Ос Керво, наконец-то за долгое время на своей родной земле, Алина не ощущала никакой радости, только привкус желчи и мрачную усталость. — Ваша светлость, — Старкова бросила равнодушный взгляд на дверь, где замер солдат. — Путь к Тенистому Каньону чист. Про это недоразумение, растёкшееся до небес, она и без рисков на чужой территории могла рассказать на Совете, но вот вопросы, которые бы это вызвало, могли лишить её всего, чего Алина добилась в этой проклятой стране предрассудков и насилия. Упорный труд сделал из Старковой герцогиню, за ней была земля, поместье и титул, а ещё возможности, ради которых она так билась. Жадность Фьерды поражала. Они готовы были рисковать лучшими людьми, лишь бы иметь информационное преимущество. Хотя тут Алина судить их не могла — как правило, кто владеет информацией, тот владеет миром. — Запрягите лошадей. — сухо отозвалась, не прекращая переодеваться; солдат её не смущал. — Есть. Верные люди… Старкова покачала головой. Она доверяла свою спину в бою, потому что для солдат этой страны не было ничего священнее приказа вышестоящего, но ни на секунду не теряла головы и бдительности. Прочная накидка легла на худые плечи, а длинные чёрные волосы она заколола в тугой пучок. Корни начали отрастать, белоснежный лоск прядей неумолимо проступал, привлекая внимание. По приезде надо будет заняться этим вопросом. Кинжалы вновь опоясали талию, она ещё закрепляла их, когда спускалась по скрипящей лестнице, оказываясь перед полным усатым мужчиной с заплывшими глазками, — таких в Фьерде за глаза звали ’’dajfran’’ - свинья. Он подозрительно щурил их, из-за чего все больше походил на пивной бочонок, к тому же от него и разило подходяще. Алина обезоруживающе улыбнулась, сталь под накидкой язвительно звякнула. — Благодарю за гостеприимство. — её чистый равкианский заставил его расслабиться, а звон монет на прилавке и вовсе расположил. — Сдачи не нужно. — и вышла. Вскочив одним выветренным движением на вороного жеребца, безостановочно фыркающего, Старкова подала знак и пришпорила коня, ловко собрав повод. Магистр помчался с готовностью шхуны под ветрами шквальных, а каньон возвышался над ними, хотя до него им было еще полдня пути верхом. Шесть человек за спиной — отряд самоубийц, но Фьерда любила давать ей невыполнимые задания, особенно после сотни таких, которые никто кроме неё не мог выполнить. Они скакали ровным строем, идеальным, слишком идеальным для расхлябанной Равки, поэтому Алина первая нарушила клин, а солдаты тут же перестроились, разбивая строй — она выдрессировала их понимать её приказы слету, поэтому уютное молчание продолжилось. Тенистый Каньон притягивал Старкову — чем ближе они оказывались, тем сильнее туда влекло, тьма шевелилась под пристальным взглядом, и, казалось, тянулась навстречу. Первый раз, когда она туда попала, Алина чуть не задохнулась от чувства единения, наконец-то ушедшего одиночества — тьма лезла в лицо, касалась рук и лежала у ног, будто покорная собачонка. С тех пор она скучала по этой живой темноте каждую ночь. Из мыслей выдернул крик — Старкова сжала бедра, останавливая разгоряченного коня. За ней молча остановились фьерданцы. Они не попытались остановить её, прекрасно зная, что она никогда не слушала советов. поэтому покорно направились за Магистром, на котором она рысью преодолевала расстояние до девушки и небольшой толпы крестьянских мужиков. — Оставайтесь тут пока я не подам знак. — Но Ваша Светлость… — она обернулась, с намёком положив руку поверх накидки на рукоять кинжала. — Это приказ, что-то неясно? — ответа она не ждала, оставляя их на почтительном расстоянии. Магистр встал на дыбы, когда она пустила его галопом на крестьян, те с проклятиями бросились в сторону, заваливаясь друг на друга. Девушка была бледна, юбка изорвана и в грязи, будто она бежала не один день. — Кто ты такая? — грубо сплюнул самый рослый из них. Старкова подняла бровь, будто только их заметила. — Эта девка ведьма, в шею гнать таких, как она, одни беды. — Алина смотрела на него, не мигая. — Поэтому поезжай-ка дальше, дамочка. И прихвостней своих забери с наших земель. — Забавно. Разве земли Равки не принадлежит роду Ланцовых? — она тонко улыбнулась. — Что же, похоже, об этом стоит доложить. — мужик скривился в гневе. — Чтоб вас всех передавило. — с ненавистью взглянув на неё, а потом на девушку, ответил второй, дернув остальных и разворачиваясь. Старкова спешилась, подавая руку в перчатке рвано дышащей брюнетке. Та опасливо ухватилась за неё, а Алина одним рывком подняла её на ноги. Раздался сдавленный и пораженный вдох. — Кто ты? — мягкость голоса почти не вязалась с цепким взглядом. — Ты гриш, кто ты? — Нина, сердцебит, госпожа. Я направлялась в Малый дворец, Генерал обещает защиту всем гришам. — Старкова чуть не скривилась, лишь кивнув. — Умно, только как ты собралась пересечь Каньон? — девушка тут же задрожала, а на её глазах появились слезы глухого отчаяния. — Я надеялась, что у него найду того, кто смог бы переправить меня, госпожа. — Алина склонила голову. — Я помогу тебе пересечь Каньон, но ты и словом не обмолвишься обо мне. И в Каньоне поедешь со мной с завязанными глазами, иначе никакой помощи. Снимешь повязку, и я перережу тебе горло раньше, чем это сделают волькры. — девушка жевала губу, но испуга в её глазах не было; Алина с уважением хмыкнула. — Вы не врёте. —заметила та. — У меня больше нет вариантов, как только согласиться. — тихо ответила сердцебитка, — Вот и отлично. Полезай в седло и помалкивай. Алина приблизилась к фьерданцам, переходя на другой язык. Девушка напряглась, но покорно молчала, только сжалась вся, словно ей уже подписали самую мучительную смерть. Старкова покосилась на неё и тихо хмыкнула. — Она поедет с нами. Мне нужна жертва для Каньона. — конь рванул вперед. Ответа она опять не ждала. Верхом Нина до этого времени если и ездила, то, вероятней всего, только случайно упав в седло. Они задержались почти на час, а Старкова ненавидела задержки. Они не сулили ничего хорошего. Поджав губы в тонкую полоску, она гнала жеребца, у которого изо рта падали шапки пены. Когда они наконец затормозили у чернильной стены, Алина едва удержала себя от желания поскорей коснуться жаждущей тьмы. Рядом не было никого, как и следовало ожидать от проклятого места. Она размотала черный нарукавник, жёстко завязывая Нине глаза. Удостоверившись, что всё, что серцебитка может видеть, это темнота, Старкова повернула коня к солдатам. — Дальше я иду одна. Так быстрее и безопасней, если кто-то там потеряется, мы никогда не найдём его. Ждите меня здесь, только спрячьтесь, ваша выправка привлекает внимание. — и шагнула вместе с конём прямо в пасть тьмы. Первое ощущение, которое она почувствовала — тишина, давящая на уши, будто они находились под толщей вод Истиноморя. Магистр уверенно бежал вперед легкой рысцой. Перехватив поудобнее девушку перед собой за талию, герцогиня с удовольствием прикрыла глаза, ощущая хоровод теней вокруг них. — Вы совсем не боитесь.. — изумленно прошептала Нина. — Ваше сердце бьётся так, словно вы.. счастливы? — Алина мрачно посмотрела туда, где по её мнению должна была быть макушка назойливой девушки. — Я мало чего боюсь. — пожала плечами Старкова. Продолжать разговор не хотелось. — Как ваше имя? — поинтересовалась Нина спустя минуту молчания. — У меня много имён. — последовал ответ. Перчатки она сняла поочередно, закусив кожу зубами. Самый надёжный способ их снять был плотно сопряжён с ртом. Алина протянула руку вглубь темноты, чувствуя прохладные касания к коже и едва не улыбаясь во весь рот от удовольствия. И отдернула, стоило услышать хлопанье крыльев. Явились к трапезе, куда без них. — Волькры, — успела выдать едва дышащая Нина, прежде чем вскрик раздался прямо над ними. Старкова вскинула руку и сияющий свет разодрал тьму в клочья, образуя вокруг них сферу. Жар опалил ей лицо, а чудовище взвыло, сгорая до кучки пепла, упавшего на такого же цвета землю. Щит мигнул и исчез, словно его и не было. — Вы гриш? — Алина издала смешок. — Инферн? Было так жарко. Вы её сожгли? — Да. — она отвечала на последний вопрос. Нина же подумает, что это три ’’да’’ разом. — Почему тогда не оправитесь со мной в Малый дворец? — живо заинтересовалась девушка. — Генерал будет вам очень благодарен, если вы расскажите, как переходите Каньон. — Старкова хмыкнула. Благодарен, а как же. — Я вроде говорила тебе цену за переправу. — холодно напомнила Алина. Нина умолкла. Когда солнце ударило ей в глаза, а дышать стало легче, она не почувствовала ничего, кроме пустоты и вялой радости, что груз дальше понесёт себя сам. Щурясь, она всмотрелась вдаль и желудок сделал кульбит, падая вниз холодным смятым комком. Впереди были гриши — она узнала их по пестрым кафтанам. Глаза метнулись и Старкова зашипела от досады, потому что его бы она не перепутала ни с кем, какое бы ни было расстояние. Отнюдь не бережно сдернув повязку с глаз Нины, Она рывком сняла ту с седла. Дезориентированная, серцебитка первым делом увидела именно гришей, а после перевела взгляд задумчивых глаз на Алину. Они были ещё слишком далеко, чтобы заметить их. — Ни слова! — раздраженно рявкнула на неё Старкова. — Надеюсь, ты умеешь быть благодарной. — и, развернув Магистра, на всех парах ворвалась обратно в чрево Каньона. *** До Фьерды она летела почти без остановок. Ей в спину дышали и чудища Каньона и Дарклинг, чудилась непрерывная погоня. Дыхание было таким же загнанным, как у жеребца, вздымающего свои черные бока. Сейчас они напоминали Алине кафтан Дарклинга, расшитый серебряными нитями. Она обожала чёрный, он забрал её цвет, будто варвар, утвердив на весь мир. Старкова зло прищурилась, будто это могло что-то исправить или изменить, но реальность была холодна и жестока, как земля об которую ударились колени, когда почти слетела с седла на границе с Фьердой. Она ненавидела её, но сейчас это было непререкаемым убежищем, в котором Алину скрывали тени. Обернувшись, Старкова с затаённой жалостью проводила Каньон взглядом, а после без оглядки скрылась в лесах. Доклад её был сухим и кратким -- на стол легли мешочек с землей и конечность убитой волькры. Описывая внутренность непроглядной тьмы, она упомянула и те особенности, которые не замечали остальные: тишину, сдавливающую уши и голову обручем, и тяжесть вдохов. На вопрос о том, как она осталась жива, Алина, пожав плечами, пробормотала что-то про удачу. Не первая тайна, списанная на излишнюю удачливость. За эту удачливость ей присудили и титул, и земли. Женщина добилась влиятельного положения. Конечно, Старкова с удовольствием бы проигнорировала и обязанности, которые за этим следовали: посещение приёмов у королевской семьи. У них рос наследник, его высокомерие измерялось в милях. О Дарклинге, с которым едва не столкнулась нос к носу, Алина решила промолчать, всё же это не Равка, честно служить Фьерде Заклинательница и не думала. Совет длился без её плотного участия, поэтому Старкова позволила себе думать о своих планах. Сегодня ночью новая вылазка. — Через неделю в Ос Альте королевский бал, мы приглашены на переговоры о торговых путях. Герцогиня, полагаю, женская красота и ум оставят их впечатлёнными. — с девушки слетела вся краска, но ни единым движением она не выдала себя. — Я хороша, как тень или шпион, господин Брук. При всём уважении... — При всём уважении, — с нажимом перебил её мужчина, неприятно улыбаясь. — Вы должны играть множество ролей, если хотите удержать своё положение среди дрюскелей, мадам. — намёк был толсто размазан по тонкой корочке хлеба. Алина коротко поклонилась, сдерживая ревущую ярость света в своих венах. Иногда ей просто хотелось спалить их всех дотла, но она знала, что этот путь куда сложнее при кажущейся лёгкости. У неё было время проверить. — Как прикажете. Стук сапог почти совпадал с яростью биения сердца, когда Старкова покинула здание, направляясь в свой особняк. Забавно, но они с Дарклингом работали сообща, только он этого не знал, как и не знал о ней, ища по младенческим койкам великую Заклинательницу Солнца — был одержим ей. Встречаться с ним не тянуло, но выбора не было. К тому же, о ней никто не знал ничего, кроме высушенного чернилами титула на пригласительной бумаге. Ехать в карете она не жаждала, верхом куда удобнее, а делегация привезёт платья. Не её забота, в конце концов. Была надежда, что генерал просто не явится на бал. Главнокомандующий Второй армией, быть на приёмах ему было необязательно. Сегодня ночью она выведет гришей на территорию Равки, а завтра направится в столицу, чтобы первым делом посетить Малый Дворец. Должна же она видеть результаты своих рисков, так? За эту работу её некому было похвалить. Однако Алине хватало просто спокойствия и знания, что она способна что-то изменить. Особняк встретил деланной тишиной, а после раздался шум голосов, говорящих с ней на ломанном равкианском: — Госпожа Алина! — они окружили её, наперебой показывая, чему научились за время отсутствия своей благодетельницы. Она улыбалась. В библиотеке хранились книги о Малой Науке, собранные по Равке, а свои знания она передавала ещё охотнее, впрочем, не являя их глазам свой дар. Они часто спрашивали, гриш ли она, на что Старкова мягко качала головой, не стыдясь своей лжи. Для её дела необходима конспирация, ни в Равке, ни здесь не должны знать ни о её делах, ни о ней самой столько времени, сколько это возможно. Она пожертвовала столь многим ради своей цели, и результат нужен был ей больше, чем спасённым детям, которые уселись подле неё на коврах, демонстрируя свой дар. Старкова ощущала к ним материнскую любовь, но расставалась достаточно быстро, чтобы не привязаться. Для подобного необходимо было одиночество и холодная голова, привязанности лишали её этого. Вода попала на край походных штанов, проливной испуганно ойкнул, но Старкова лишь улыбнулась. Никто не заметил, как до странного быстро высохла ткань. Люди вообще не особо внимательны, к тому же дети. Сколько им тут? Семнадцать, шестнадцать? Кому-то было и двадцать, но Малый Дворец принимал любые возраста, потому что гриши бежали тогда, когда могли, когда до них доносились вести о Дарклинге, покровителе гришей. — А вы верите, что Заклинательница Солнца уже родилась? — неожиданно донёсся вопрос. Алина неопределенно хмыкнула. — С чего ты вообще взял, что это не сказка? — тут же парировала девушка рядом с ним, брезгливо поморщившись. — И без неё справляемся. — Замолчи! — воскликнул парень, едва не подскакивая. — Никто кроме неё не уничтожит Каньон! — А зачем его уничтожать? — пожала плечами шквальная, если Алина верно помнила, её звали Дарья. Старкова наклонила голову вбок, улыбаясь и присматриваясь к ней внимательнее. Верно, зачем его уничтожать? То, что пугает жителей Равки, пуще остального пугает и её врагов. Из всего можно было извлечь выгоду. Как много зависело от детей, от нового поколения — Дарклинг был умён, взяв под свой контроль молодое поколение. Он растил верных солдат, но Алине было плевать. Пока гриши в безопасности, пока их не сжигают, будто чумных, не гонят из их домов, ей до сведённых зубов было все равно на амбиции генерала Второй Армии. Власть? Все хотят власти, а уж когда у тебя в распоряжение вечность, пригодится находить цели жизни. Гонка за властью, попытка удержать её, иерархия — всё это обеспечивало его развлечением на многие десятилетия. Старкова видела, сколько он сделал, видела каждый шаг на пути его становления конём на шахматной доске. Мальчишка учился слёту, учитывал ошибки и с необъяснимым рвением шёл вперед. Это вызывало уважение, но больше — раздражение. Оно распускалось где-то у горловины майскими цветами с шипами, царапающими кожу, прорастающими до глаз и в них, в глазницах, теряясь беспечными лепестками роз. Алина ненавидела розы. Когда-то она самолично убила одну из таких назойливых носительниц этих цветов. Религия в Равке была ещё дремучее, чем во Фьерде. То ли дело Керчия — вера в деньги одна из самых надёжных и крепких. Спор гришей она уже не слушала, отпивая из чашки дорогой чай, услужливо принесённый служанкой Кристиной. Самые верные люди — это благодарные дети. Старкова пользовалась этой наукой, которой не было названия и места в этом мире приверженцев высших сил. Кристину она спасла от изнасилования, когда той было пятнадцать. Дрюскели ставили женщин либо на колени, либо ни во что. Алина поставила порядки этой страны раком, потому они были готовы поступиться принципами, если на кону их военная мощь и преимущество — земли. Таким образом вот уже порядка десяти лет она являлась герцогиней, и вот уже как семь лет выводила гришей из Фьерды, тайком спасая их от гонений и казней. В этой стране был суд, но всё, что касалось гришей было фарсом, который имел лишь один конец — с привкусом пепла на губах. Тридцать лет назад она выводила точно так же гришей-шуханцев. Алина даже наловчилась их всех обучать равкианскому в полевых условиях и в кратчайшие сроки. Сейчас ей казалось, что половина Малого Дворца способна её узнать. Скользнула ненавязчивая мысль о маске. Создать печальную историю о шраме, уродующем лицо, о её природном стеснении... это казалось хорошим вариантом, но подобное привлекает внимание еще больше. К тому же её отрастающие белоснежные волосы, которых ни у кого не было — далекий от седины цвет, похожий на первый снег в южных краях. Они отрастали, укрывая её почти до ушей белым покровом. Она обязательно озаботится этим после ночной вылазки. А пока... Алина вновь улыбнулась, вслух корректируя стойку инферна. *** Сколько бы она это не делала, подобное всегда било адреналином под дых, разве что движение и осторожность проходили все новые уровни профессионализма, который Старкова оттачивала каждый месяц будто по часам. Из сена в повозке повыпрыгивали подростки, тут же ныряя в лес. Как хорошо, что именно он находился на границе! Алина шла быстрее и быстрее предвкушая встречу, которая лелеет её душу каждый раз. Каньон начинался именно здесь — вглуби лесов Фьерды, чуть раньше границы. И именно так она научилась выводить гришей — через Каньон. Глаза она завязала каждому очень плотно, но никто ничего не сказал, — они предвкушали переход, боялись и вожделели, как вожделеют свободы пленники, распилившие решетку окна на башне. Когда их поглотила тьма, Старкова наконец-то смогла дышать полной грудью, тогда как остальные задыхались от плотности воздуха и жались друг к другу, сцепившись руками. В её руках была потная ладошка юного инферна, который мелко вздрагивал от каждого шороха, даже если это были его же шаги в густой тишине Каньона. Алина прекрасно ориентировалась здесь, с каждой секундой всё больше задаваясь вопросом, почему не явились волькры спустя столько времени. Они шли неровной шеренгой, когда неожиданно по лицу герцогини полоснул луч раннего рассвета. Родной свет тут же приластился, забирая её у тьмы. Развязывая всем детям повязки. Старкова замерла с улыбкой у края черной пропасти, которая звала обратно. Здесь им надлежало расстаться. — Почему вы не пойдёте с нами, госпожа Алина? — другие голоса робко подхватили этот глас надежды, но Старкова лишь покачала головой с печалью. — Я не могу. Вам придётся молчать обо мне, иначе я не смогу спасти ваших будущих друзей-гришей из под гнёта религиозного культа Фьерды. — они будто и не ожидали ничего другого. Ос Альта отсюда была почти недалеко, и расставались они тёплыми объятиями. Обещали сохранить её тайну, запомнить доброту и учиться усердно в стенах Малого Дворца. Кивая на все слова, словно болванчик, Алина прижимала их к себе и целовала макушки, заверяя их, что дар — благословение, а они сами талантливые части гришийского общества. — Но не ставьте себя выше обычных людей. У крови нет цвета и дара, она одна. — это было последнее, что Заклинательница Солнца сказала спасённым ею же детям, ныряя в чрево Каньона. На той стороне её уже ждала Кристина с Магистром, чтобы вернуться в особняк и начать поспешную подготовку к королевскому балу. Новый спектакль, который следует тщательно разыграть перед теми, кто легко мог раскусить всю её конспирацию и пустить по ветру то немного, что Старкова смогла выгрызть у жадного мира. Алина меняла мир, и тот неохотно двигался вслед, словно давая ей фору. Но этой гонке столько лет — в конце концов, она выучила уже все последствия, была в множестве безвыходных ситуаций... в конце концов, Алина Старкова, Заклинательница Солнца и Покровительница Гришей, как её почетно прозвали спасённые дети в Равке, уже умирала. Это было нестрашно, быстро и переоценено. Хуже всего не умирать, а возвращаться, зная, что возвращаться тебе суждено ещё миллионы раз, заново привыкать к миру, который изменился, пока она отдыхала. Вечность — не подарок, но приговор, из которого следовало извлечь плюсы и бесчисленные уроки. Один из них был самым болезненным — привязываться было нельзя. Гриши живут много дольше обычных людей, но и они умирают, только лишь двум Заклинателям в этом бесконечно-мучительном мире дарован проклятый дар. Алина усмехнулась, сжигая перед собой волькру. Она изощренно издевалась на судьбой, показывая, что её воля ещё чего-то стоит, и так, как должно, получится нескоро, а лучше — никогда. Лишь она вправе писать на страницах своей жизни о том, что ей предначертано. Старкова ненавидела пророчества. Она ненавидела легенды.