В целом нечто странное (или Уэнсдей-мультиверс)

Уэнсдей Фрайдей Аддамс, а правильнее сказать, Ву Аддамс, как её стали называть в последние часы, наблюдала за ночным небом над академией Невермор с балкона комнаты, в которой остановились Фрайдей, её младшая версия и она сама в качестве гостей. Её поведение было стоическим, но в голове кипела бурная деятельность, вызванная ситуацией, в которой она оказалась, и разговором со старшей Уэнсдей Аддамс, а затем и с Вещью, после того как её старшая коллега и светловолосая соседка по комнате ушли в поисках ответов. С одной стороны, она была в восторге от всего происходящего. Та любознательная, не знающая покоя часть её разума, которая с самого раннего детства вызывала у неё интерес к странному и необычному. Мультивселенная существовала, и она ощущала это на собственном опыте! В реальности, в которой она сейчас находилась, был две тысячи двадцать четвертый год, её двойник родилась почти на двадцать шесть лет позже неё, и, несмотря на огромное сходство (результат того, что они были одним и тем же человеком на космическом уровне), различия тоже были ошеломляющими. Ученица академии для сверхъестественных детей, где познакомились её родители? Гомес и Мортиша Ву никогда не учились в одном и том же месте. Они познакомились ещё подростками на похоронах Бальтазара Аддамса (Гомес всё ещё был главным подозреваемым), и в тот же вечер Гомес сделал Мортише предложение. Эту историю Ву слышала сотни раз. И это была лишь одна из многих других деталей. Однако другая часть её души была недовольна. Была очень большая разница между самостоятельным исследованием новой реальности и невольным. Отсутствие контроля над ситуацией нервировало. И Вещь. Увидев версию Вещи, покрытую шрамами и швами, она почему-то пришла в ярость. Ву никогда бы в этом не призналась, но одним из самых ранних детских воспоминаний было то, как живая рука создавала фигуры теней в её детской комнате. Ему никогда не удавалось рассмешить её, но миниатюрная Аддамс всегда ценила старания того, кто, по сути, был для неё просто ещё одним почётным дядей. Вещь из этой реальности утверждал, что не помнит, откуда взялись его шрамы, — они были всегда, сколько он себя помнил. Ву считала, что это к счастью для тех, кто за это отвечал. Если бы кто-то нанёс ей такую травму, она бы нашла обидчиков и вырвала ногти из их пальцев плоскогубцами. Только она имела право проводить ненужные хирургические вмешательства в своей собственной семье. И наконец, в укромном уголке своего сознания она подумала о Пуберте, который в свои полтора года должен был стать свидетелем исчезновения старшей сестры. Она подумала о том, как Пагсли, отец и мать, должно быть, справляются с этим даже спустя несколько часов. Или дядя Фестер и тетя Деменция, которые были у них в гостях. А бабушка… Да, бабушка наверняка уже подумывает о том, чтобы устроить спиритический сеанс, чтобы найти её. Ву подавила собственную сентиментальность. Сдержав вздох, она покинула балкон и вернулась в комнату общежития. Фрайдей, похоже, копошилась под кроватью Уэнсдей, за которой пристально наблюдал Вещь. Ву не обратила внимания на свою более розового цвета версию и ещё раз осмотрелась. Комната говорила о многом и в то же время об очень малом. Невооружённым взглядом было видно, что между двумя половинами, на которые она была разделена, существует чёткий раскол. Одна сторона была тёмной, серой, аккуратной, со старой печатной машинкой, скудно украшенной и создающей ту же атмосферу, что и многие старые комнаты в поместье Аддамс. Другая сторона представляла собой взрыв цвета: очаровательные плюшевые животные, разноцветные ткани, что-то, что было по мнению Ву, нечто вроде портативного компьютера, и стены, украшенные плакатами бессмысленных поп-групп. Странно, но большинство из них, похоже, были корейскими. Но зоркий глаз юной Аддамс смог оценить мелкие несоответствия. В более тёмной части комнаты на письменном столе рядом с пишущей машинкой стояла пара чайных чашек, украшенных яркими буквами W и E, выполненными вручную. Среди массы чучел животных пастельных тонов выделялись очаровательные летучая мышь и паук, сделанные из чёрного фетра. На самой светлой стороне комнаты лежала старая тёмная виолончель в стиле Аддамс. На тёмной кровати так же находились пара похожих на шарфы кусков ткани, один из которых был чёрно-белым, а другой — ярко-розового и красноватого оттенка. Кусок ткани здесь, какой-то несочетаемый предмет там… Казалось, что две стороны комнаты постепенно становятся одним целым. Это вызвало вопросы, на которые, как она надеялась, старшая Уэнсдей ответит сразу же после её возвращения. Металлический звук и приглушённые причитания привлекли внимание Ву к Фрайдей. Маленькая девочка, одетая в розовое, была ещё одной загадкой. Из того немногого, что она рассказала, следовало, что между их семьями есть большие различия, но в том, как она описывала свои переживания, было что-то странно… светлое. Очевидно, её версия семейки Аддамс была вовлечена в авто-путешествие по Соединенным Штатам на неопределённый срок. Любопытно. Младшая Аддамс вылезла из-под кровати Уэнсдей в своём розовом платье, пропитанном пылью и паутиной. На её обычно жизнерадостном лице появилось разочарованное выражение. Вопреки своим интересам, Ву почувствовала себя достаточно заинтригованной, чтобы задать вопрос. — Что происходит? Фрайдей повернулась к ней, в её глазах светилось что-то похожее на надежду. С момента ухода Уэнсдей и Энид два межпространственных беженца почти не разговаривали друг с другом. То, что Ву выглядела обеспокоенной, обрадовало сердце младшей Аддамс. — Я ищу гильотину, но, похоже, у Уэнсдей её нет. Ву приподняла бровь и перевела взгляд на гору хлама, сваленную на кровати Энид. — А, Робеспьер и террор, — сказала Ву. На лице Фрайдей появилась восхищённая улыбка. Ву пришлось побороть желание сделать шаг назад. Лицо человека, так похожего на её собственное, улыбалось так искренне. Это было легко использовать в психологических целях. Она знала это не понаслышке. — Да! — ответила младшая Аддамс, — Я хотела устроить революционный суд над чучелами мисс Энид и определить, кто из них враг Республики. Вы тоже играли в это? Странное чувство ностальгии нахлынуло на Ву, хотя её лицо ни на мгновение не сменило невыразительности. — Уже давно нет. По крайней мере, не с чучелами и куклами. Мы пытались однажды с Пубертом, но маленький монстр остановил лезвие рукой, — вспоминала Ву, — но у меня до сих пор есть кукла Марии-Антуанетты. — Пуберт, — прошептала Фрайдей. — Интересно, каково это — иметь младшего брата… — Разве у вас нет Пагсли? Фрайдей покачала головой: — Пагсли старше меня. «Что ж», — подумала Ву. — «Ещё одна деталь к списку различий». — Пагсли — старший брат? Мои соболезнования. — Он не так уж плох. Он всегда подпускает меня к своим взрывам, если я его прошу, а если у меня ломается гильотина, он всегда мне её чинит, — сказала Фрайдей. — Разве ты не ладишь со своим Пагсли? — Он… адекватный сообщник. Большую часть времени. Фрайдей посмотрела вниз, и на мгновение показалось, что на девочку опустилась странная аура меланхолии. Но она тут же исчезла, когда она снова подняла глаза. — Надеюсь, мы скоро снова увидимся, — убеждённо сказала она. — Я должна рассказать ему, что в другой реальности он — младший брат, это наверняка выведет его из себя. Ву не улыбнулась, но мышцы её лица микроскопически расслабились. — Конечно, да, — сказала она. — Ну что, я помогу вам казнить этих мятежников? Фрайдей снова улыбнулась. — Хочешь поиграть со мной? — Может, попробовать сыграть на виолончели, но меня всегда больше интересовало актёрское мастерство, чем музыка. А если нет гильотины, мы всегда можем импровизировать. Когда я брала арбалет, то, кажется, видела несколько мачете. — Здесь также есть топоры и ножи, — добавила Фрайдей. — Значит, у нас будут анахроничные средневековые казни. Это может быть хорошо. — О, мы можем начать с… — Фрайдей встала и начала хватать плюшевых животных Энид, — Этого кролика… о, и котик! И эта панда тоже. У него лицо коррумпированного сторонника старой монархии. Внезапно Вещь спрыгнул с кровати Уэнсдей на пол, где начал многократно постукивать пальцами. — Но мисс Энид разрешила мне поиграть, Вещь, — ответила Фрайдей, расшифровывая торопливый разговор на языке жестов. — Я знаю, малышка, — постучала живая рука, — но в представлении Энид игра с её чучелами не предполагает обезглавливания большинства из них или насаживания их голов на пики, украшающие стены. Фрайдей выглядела удручённой. — Наверное… мне уже казалось странным, что все они остались целы до сих пор. Ву от удивления протянула руку, словно собираясь ободряюще похлопать Фрайдей по спине. Она остановилась, не дождавшись контакта. Если Вещь и заметил, то живая рука ничего не прокомментировал. Ву слегка кашлянула, прочищая горло и снова привлекая внимание Фрайдей. — Ну, если мы не можем обезглавить эти плюшевые пастельного цвета кошмары, то уж точно придумаем, что с ними сделать, — сказала Ву. — Давайте снова заглянем под кровать и в ящики. Надеюсь, мы найдём иголки. Длинные. — О, мы можем провести ритуалы Вуду! — воскликнула Фрайдей, — Или даже ритуалы Пало-майомбе! — Это ерунда. Давайте я научу вас глазной инвазивной акупунктуре… Оба Аддамса принялись собирать материалы и инструменты для своей игры, чтобы скоротать время в ожидании и отвлечься от своих мыслей. Разговор между ними стал оживлённым, по крайней мере со стороны Фрайдей. Но Ву отвечала на её вопросы, и её бесстрастный голос, возможно, звучал уже не так резко. А Вещь, продолжавший внимательно наблюдать за ними, улыбнулся бы этой сцене, если бы у него был рот.