В целом нечто странное (или Уэнсдей-мультиверс)

В ночной темноте Невермор был местом, созданным для теней. Конечно, в темноте ночи все места созданы для теней, в большей или меньшей степени. Именно на это Энид указала Уэнсдей в ответ на эту поэтическую пробу — одну из её редких попыток расширить свои писательские навыки за пределы прозаического повествования. Уэнсдей попыталась объяснить, что тени, о которых идет речь, были метафорой секретов, скрытых в человеческой душе, но для Энид объяснение показалось немного притянутым за уши. Уэнсдей больше не касалась поэзии, за исключением редких сонетов, фантазируя о расчленении преподавателей, которых она считала особенно некомпетентными. Но метафора это или нет, а Невермор безусловно был местом, которое после захода солнца приобретало свою собственную сущность. Темнота окутывала академию с таким притяжением, что Аддамс почувствовала себя комфортно. Это была та самая тяга темноты к старым местам. Такую же тягу она ощущала в детстве в комнатах поместья Аддамс. Подготовка прошла без серьёзных происшествий в течение всего дня. Бьянка, Аякс и Ленор разнесли информацию по всем залам академии, заставив наиболее многочисленные группировки ввести в курс дела остальных студентов. Малое количество студентов во время весенних каникул было несомненным преимуществом, позволяющим провести всё без лишних проблем. Этой ночью все присутствующие будут в безопасности в своих общежитиях, но будут готовы организованно покинуть их, если что-то пойдет не так. Лишь несколько непокорных оборотней доставили бедняжке Ленор немало хлопот, когда она попыталась объяснить им, что в эту ночь им нельзя покидать свои комнаты. Они отступили и стали более послушными, когда заметили пять или шесть пчел, которые незаметно для молодой волчицы порхали вокруг неё. Юджин заработал репутацию и учился ею пользоваться. И вот вскоре наступил закат. И теперь, примерно в девять вечера, квадрат был совершенно пустынен. Только две фигуры стояли в центре у фонтана и ждали. Слева — Уэнсдей Аддамс, справа — Энид Синклер. Уэнсдей Аддамс была одета в свой черный фехтовальный костюм. Он был легким, позволял двигаться, и обеспечивал определенную степень защиты. Маску она просто отбросила. С собой у неё был меч — фамильная рапира, которую она обычно хранила в своем маленьком потаённом арсенале в комнате. Энид Синклер, в свою очередь, была одета в простую майку с синими, фиолетовыми и пурпурными полосками. Она также выбрала шорты, которые были бы более уместны для летних месяцев, но в сочетании с тем, что она решила ходить босиком, становилось ясно, что целью было избежать потери одежды на случай, если ей придется подвергнуться еще одному частичному перевоплощению. У неё, конечно, не было с собой оружия. Оружием была она сама. Но даже несмотря на это, она явно нервничала больше остальных. Уэнсдей была совершенно неподвижна, её легко можно было принять за статую. С другой стороны, Энид представляла собой скопление мелких движений, маленьких прыжков и т.д. Казалось, что она буквально вибрирует от беспокойства. — Успокойся, — сказала Уэнсдей. — Я спокойна, я… Да кого я обманываю?! — прорычала Энид. — Это самая худшая часть. — Полагаю, ты имеешь в виду ожидание. — Конечно! — ответила Энид. — Это как… хм… Как итоговые тесты! Уэнсдей ничего не ответила, но слегка повернула голову, бросив на оборотня вопросительный взгляд. — Я имею в виду… — продолжала Энид. — Знаешь этот период ожидания, когда ты сидишь перед тестом? Перед тобой лежит бумага, но она перевернута, и ты не можешь увидеть вопросы, пока учитель не даст сигнал начинать. И вот ты беспомощно ждешь несколько минут, не зная, те ли это вопросы, к которым ты готовилась. — Если ты училась как следует, то любой вопрос на экзамене — это вопрос, к которому ты готовилась, — ответила Уэнсдей. Для любого другого человека её голос звучал бы так же, как и всегда, но Энид заметила в её тоне лёгкое изменение, свидетельствующее о веселье. — Ты понимаешь, о чем я, Уэнсдей! — ответила волчица, не сумев побороть и тени улыбки. — Это то ожидание, когда ты знаешь, что произойдет, и хочешь, чтобы это уже произошло. И не только сейчас, мне кажется, что это во мне уже целый день… — Если тебя это утешит, я не ожидаю особенно долгого противостояния, — сказала Уэнсдей. — Поначалу она будет больше говорить, чем что-то делать. — Что? — Если моя интуиция права, мы столкнемся с ужасно клишированной ситуацией. Энид приложила ладонь ко лбу. — О, черт, она собирается произнести монолог, не так ли? — Более чем возможно, — ответила Уэнсдей. — Твоё видение… — начала Энид. — Я знаю, что в нём мы только вдвоем, но… — Mia lupa, если мы чему-то и научились за последние два года, так это тому, что мои видения будущих событий могут быть изменены или лишены фундаментальных деталей, — ответила Уэнсдей. — Следуя своему обычному шаблону негатива, видение показало мне тебя частично преобразованной и обездвиженной невидимой силой, а меня — стоящей перед нашим противником. — Одной. — Но мы ведь не совсем одни, правда? Энид кивнула, оглядываясь по сторонам. Даже с её усиленными чувствами её зрение едва проникало в самые темные уголки квадрата Невермора, где, как знала молодая волчица, притаились другие фигуры в ожидании заранее условленного сигнала. Она знала, что Уэнсдей наметила позиции со своими двойниками. Фрайдей, Пап и Шарк находились где-то на нижнем уровне квадрата. Ву — на возвышении в верхних галереях с видом на двор. И Нидлер… Ну, Энид не была уверена. Безумная ученая Аддамс в последний момент заглянула на кухню. — В поисках материалов, — сказала она. Уэнсдей лишь кивнула, уверенная, что её бледная копия знает, что делает. Энид решила последовать её примеру. И, несмотря на всё это, её нервозность не отступала. За себя, за Уэнсдей и за остальных девочек. Она понимала, что её девушка права, что попытка не пустить их в ход ни к чему хорошему не приведет, но инстинкты Энид постоянно кричали ей о необходимости защитить их, особенно младших. Волчица внутри неё начала воспринимать всех Уэнсдей как часть своей стаи, а в стае детёнышей нужно было защищать от любого вреда и держать подальше от опасности. Неважно, насколько они были способными сами по себе. Энид издала еще один рык, перешедший в разочарованный скулёж. Напряжение, накопившееся в мышцах, ослабло, как только она ощутила руку, нежно лежащую на её левом плече. Энид повернула голову, и её голубые глаза встретились с темными глазами Уэнсдей, вглядывающимися в её. Редко случалось, чтобы из них двоих именно Аддамс была инициатором физического контакта. — Я знаю, о чём ты думаешь, mio bellissimo sole, — сказала Уэнсдей с мягкостью в голосе, предназначенной только для одной Энид. — Я знаю, что оптимизм может показаться неестественным из моих уст, но мы одержим победу перед лицом предстоящего испытания. Энид положила руку поверх ладони Уэнсдей у неё на плече, нежно поглаживая и сжимая её, не отрывая взгляда от своей возлюбленной. — Давай надерём задницу этой ведьме, — сказала Энид. Её улыбка стала волчьей. Её зубы внезапно заострились, а глаза засверкали жёлтым светом. Уэнсдей наблюдала за тем, как её девушка, как и в первый раз, частично превратилась в волчицу. Уши заострились, нос слегка удлинился, словно хотел превратиться в волчью морду, на лице вырос тонкий мягкий золотистый мех, так же как и на руках и ногах, мышцы и кости её тела увеличились… — Ты самый великолепный зверь, которого я когда-либо видела, — сказала Уэнсдей, почти затаив дыхание. — Ты все время так говоришь, — сказала Энид. — И я буду повторять это до конца своих дней, — ответила Уэнсдей, чувствуя, как по позвоночнику пробегает приятная дрожь, когда она слышит глубокий, гулкий голос наполовину обращённой Энид. Ей нравилось слышать этот звериный голос, шепчущий ей на ухо… — Сосредоточься, дорогая, — с усмешкой ответила Энид. — Ты выделяешь феромоны. Уэнсдей знала, что ей следует сосредоточиться, убрать руку с плеча Энид и приготовиться к бою, но… Её мысли оборвались. Всё тело Энид напряглось, и Уэнсдей это почувствовала. В горле оборотня зазвучало низкое, но постоянное рычание. — Я чувствую её запах, — сказала она. Уэнсдей отдернула руку и крепче сжала меч. Теперь и она заметила перемену в настроении. Атмосфера в квадрате стала более напряженной, более гнетущей. Словно предвкушение внезапно превратилось в нечто массивное, стремящееся раздавить их обеих. Уэнсдей услышала шаги. Ворота Невермора, ведущие во внутренние дворы Академии и к лесу, и реке, открылись. Те самые ворота, которые два года назад едва не сорвали с петель Джозеф Крэкстоун и его потомок-последователь Лорел Гейтс, пытаясь сжечь это место. На этот раз ворота открылись медленно, почти бесшумно. В лунном свете показалась фигура, стоящая на пороге. Новоприбывшая сделала попытку войти, но остановилась, заметив присутствие Уэнсдей и Энид. От неё исходило удивление. После минутного напряжения незваная гостья, похоже, приняла решение и вошла внутрь. Уэнсдей и Энид смогли разглядеть её более отчетливо. Она не была одета как типичная ведьма, не использовала мантии или плащ. На ней были темные брюки, серый свитер и коричневые сапоги. Её прикрывал длинный плащ с капюшоном темно-зеленого цвета, но лицо оставалось в тени. С её плеча свисала потертая коричневая сумка, из которой торчала огромная книга. Несомненно, это был украденный справочник по межпространственным заклинаниям. Палочки не было видно. Незваная гостья наклонила голову, наблюдая за Энид и Уэнсдей. — Ну, я не ожидала приветственного комитета, но вы избавили меня от необходимости пробираться в вашу комнату, — сказала она. — Так будет легче покончить с этим. Из горла Энид Синклер вырвался звук, состоящий из крика, рева и воя, когда она бросилась на ведьму. Их разделяло около пятидесяти футов — расстояние, которое волчица могла преодолеть за несколько секунд. Но злоумышленнице хватило и этих нескольких секунд. Ведьма подняла левую руку с раскрытой ладонью, и внезапно Энид Синклер взлетела в воздух, дезориентированная и неспособная пошевелить конечностями, и оказалась отброшенной к одной из каменных колонн галерей, окружавших центральный двор квадрата, и ударилась о неё спиной. От удара она не смогла сдержать болезненный стон, вырвавшийся из её рта. «Телекинез» — подумала Уэнсдей, глядя, как её девушку, одну из самых грозных созданий Невермора, швыряют, словно тряпичную куклу, и вбивают в камень Невермора на несколько футов. Взмахнув мечом, Уэнсдей приготовилась к атаке, но была остановлена, когда в правой руке её противницы со вспышкой света материализовалась палочка. Её кончик светился красноватым светом и потрескивал от едва сдерживаемой магии. — Стой там, Аддамс! — рявкнула незваная гостья, направляя палочку на Уэнсдей так, как направляют заряженный пистолет. Борясь с разочарованием и понимая, что должна сделать, Уэнсдей подчинилась. «Заставьте её говорить» — сказала она себе. — «Докажи, что права, и ей понравится слышать свой собственный голос, будь то хвастовство или оправдание. Заставь её рассказать тебе всё». — Палочка, — сказала Уэнсдей. — Какая прелесть. Немного старомодно, пожалуй. Если ты собиралась прибегнуть к классическим очагам силы, то посох был бы куда более грозным. Ведьма издала смешок, в котором чувствовалась некая истеричность. — Ну, это одно из того, что является более универсальным и простым в использовании для тех из нас, кто не родился прирождённым магом. Уэнсдей отметила про себя эту новую информацию и сделала попытку отойти в сторону, но ведьма не отвела от неё глаз и не перестала направлять на неё свою палочку. Её левая рука по-прежнему была вытянута в воздухе, удерживая Энид в неподвижном состоянии. Со своего места оборотень могла лишь молча наблюдать за происходящим, разочарованно рыча. — Как я уже сказала, я не ожидала, что столкнусь с вами вот так, — сказала ведьма. — Очевидно, вы ждали меня. Я слышала о твоей репутации детектива, но ты, должно быть, более грозная, чем я ожидала. Уэнсдей нахмурилась, надеясь, что её жест несколько искреннего раздражения выглядел естественным, а не преувеличенным ради попытки разговорить оппонента. — Я знаю, что ты сделала с книгой что-то, что привело к ситуации последних двух дней, но у меня нет точной информации о том, кто ты и каковы твои мотивы. — А ты хотела бы знать, не так ли? — спросила ведьма. На этот раз её голос звучал необычно мягко, как бы покорно, но в то же время с оттенком самодовольного удовлетворения. Она одним движением откинула голову назад, отчего капюшон упал и обнажил её лицо. Это была молодая женщина, лет двадцати, а может, уже и тридцати. Её волосы, взъерошенные и растрепанные, были такими же темно-каштановыми, как и глаза под очками. Лицо, которое при других обстоятельствах было бы мягким и нежным, выглядело трупным, словно она страдала от недоедания и давно не спала. Её кожа была бледной и блестела от пота, выступившего на лбу. Под глазами у неё были темные круги. А её улыбка… улыбка человека, которого, возможно, ещё не охватило безумие, но он был очень близок к этому. Она улыбалась Уэнсдей так, словно они были друзьями, хотя Аддамс видела в этих карих глазах огонь иррациональной ненависти. Улыбка исчезла, и теперь спокойное и почти безэмоциональное лицо смотрело на Уэнсдей с решимостью человека, который подошел к концу своего пути. — Меня зовут Айседора Ласлоу, — сказала она. Красноватое свечение на конце палочки усилилось, превратившись в голубоватый цвет. В воздухе запахло озоном. — А мой младший кузен умер из-за тебя.