В целом нечто странное (или Уэнсдей-мультиверс)

Разум Уэнсдей Аддамс представлял собой упорядоченное и категоризированное пространство почти на патологическом уровне. Это касалось всего её жизненного опыта и памяти, а также тех людей, которые были частью её жизни, постоянно присутствовали в ней или каким-то образом повлияли на неё. Её семья занимала видное место, которое она недавно разделила и с одной волчицей. Следующими по порядку шли те немногие люди, которых она объективно могла бы отнести к категории друзей, даже если бы настаивала на том, что это всего лишь люди, которых она терпит. Затем шли те, кого она на самом деле только терпит, те, кто заслуживает её презрения, постоянно меняющееся число объектов в её личном списке убийств, и так далее. Многие из них также были забыты или запомнились лишь частично — либо по прошествии времени, либо потому, что первоначальный интерес к ним рассеялся, либо потому, что с самого начала они считались несущественными для Уэнсдей Аддамс. А еще в её памяти осталась последняя, странная категория людей, существование которой она никогда бы не признала вслух. Сожаление. Те немногие темы, которые она помнила, были связаны с какой-то катастрофической неудачей с ее стороны. Как, например, Роуэн Ласлоу. Не то чтобы она испытывала к нему жалость или чувство вины. Но Роуэн имел несчастье стать символом и толчком к событиям, которыми ознаменовался первый год пребывания Уэнсдей в Неверморе. Его смерть стала первой загадкой и первой неудачей. Уэнсдей без труда признала, что поначалу её интересовал прежде всего сам процесс выслеживания чудовища, виновного в убийстве, и разгадывания тайны вокруг него. О раскрытии истины и восстановлении справедливости в отношении Роуэна или других жертв она задумалась лишь намного позже и то благодаря тонкому влиянию некой особы в виде Энид. Таким образом, имя Роуэна в её сознании было отнесено к иной категории, хотя какая-то часть её сознания могла уважать готовность мальчика совершить убийство в ошибочном акте предполагаемого героизма. Жаль, что потенциальной жертвой была она, а в игре участвовали другие, более ужасные силы. Но даже с учетом всего этого Роуэн был не более чем сноской. Уэнсдей даже не стала слишком глубоко копаться в остальной части его семьи, когда истинная причина его отсутствия стала достоянием общественности. Похоже, теперь это было то, что вернулось, чтобы, образно говоря, укусить её за задницу. — Кузина Роуэна, — сказала Уэнсдей, ни на секунду не отрывая взгляда от женщины, направляющей на неё заряженный магией кусок дерева и одновременно удерживающей обездвиженную Энид телекинезом. — Именно, — ответила Айседора Ласлоу с кривой улыбкой. — Удивлена, Аддамс? — В некотором роде, учитывая, что о твоём существовании мне не было известно до этого момента, — ответила Уэнсдей, медленно отходя в сторону. — И я думаю, легко предположить, что твои причины проистекают из своего рода проекции вины на мою персону за смерть твоего кузена. — Он умер из-за тебя! — воскликнула Айседора. — Уэнсдей… Уэнсдей не убивала Роуэна, — прорычала Энид, прислонившись к колонне галереи, окружавшей внутренний двор квадрата. — Разве это имеет значение? — возразила Айседора, почти крича. — Она — спусковой крючок! Из-за неё он умер! Из-за всех этих дурацких видений о том, как тетушка ест его мозги с самого детства! Что-то похожее на смешанный со всхлипом смешок вырвалось из горла ведьмы. — Я практически вырастила его сама, понимаешь? Постоянная работа нянькой. Последствия смерти его матери и того, что мой дядя был непутевым отцом. — Полагаю, материнский инстинкт может объяснить твой порыв к убийству, каким бы бредовым он ни был, — сказала Уэнсдей. — Но мне непонятен твой метод. Из книги в твоей сумке я поняла, что ты пыталась использовать против меня мультиверсальную магию, но эффект заклинания, возможно, был не тот, к которому ты изначально стремилась. — Магия… как я уже говорила, она нелегка для тех, кто не родился с ней, — объяснила Айседора. — Магия — голодный и нетерпеливый зверь, если у тебя нет собственной силы, чтобы освоить ее, поэтому мне пришлось прибегнуть к жертвоприношениям. Человеческая жизнь была бы хорошим топливом, но это было сложным делом. Слишком много внимания. Поэтому я выбрала животных: охоту. Но олени и медведи тоже не были легкой добычей. Таким образом, я провела последние полтора года, собирая жертвоприношения из крови животных, к которым было легче получить доступ… — Боже мой, — размышляла Энид. — Пропавшие домашние животные в Джерико. Это была ты? — Это и некоторые сельскохозяйственные животные, да, — ответила Айседора. — Видите ли, я не хотела пачкать руки… — Скажи это хозяевам этих домашних животных, — заметила Уэнсдей. Айседора продолжала говорить, не обращая внимания на замечание Уэнсдей. Предсказание Аддамс, похоже, сбывалось: оппонент произносила злодейский монолог. Энид и Уэнсдей обменялись хитрыми взглядами, как бы молча разговаривая друг с другом. Ты можешь в это поверить? — Видишь ли, у меня в голове постоянно крутится мысль о том, что Роуэн был бы жив, если бы тебя не существовало, — продолжила Айседора. — И тут я вспомнила об этой книге из моих визитов в студенческие годы в библиотеку Белладонн. Тогда группа была распущена, но я знала о доступе в их комнату от тети и дяди. — Это объясняет, откуда ты знала это место и как незаметно обойти охрану Невермора, — сказала Уэнсдей. — Но не объясняет того, что, как я полагаю, является предсказуемой неудачей в твоих планах. Айседора нахмурилась. — Я думала… Я думала, что у меня достаточно сил для заклинания. Я почувствовала, что разрушаю заклинание, когда произносила его, поскольку оно дало обратный искажённый эффект… Ведьма вздохнула, её пристальный взгляд как никогда ранее был прикован к Уэнсдей. — Тогда я действительно не хотела, чтобы на моих руках была человеческая кровь. Поэтому я решила, что не должна убивать тебя. Я должна была стереть тебя. В этой книге содержится заклинание под названием Deletio Existentiae, довольно говорящее название… — Стирание существования, — перевела Уэнсдей с латыни. — Роуэн был бы жив, если бы тебя не существовало. Заклинание должно было стереть тебя из этой реальности, переместив в другую. Здесь бы ты как будто никогда не рождалась. Всё существование было бы переписано, а ты была бы вынуждена жить в изгнании в другой вселенной! — воскликнула Айседора в новом словесном порыве, но затем снова успокоилась, и в её чертах появилась странная меланхолия. — Но я облажалась из-за недостатка силы… Вместо того чтобы стереть тебя из этой реальности, магия начала переносить варианты Уэнсдей Аддамс из других реальностей в эту. И делала она это, используя якорь, вокруг которого они материализовались. Айседора искоса взглянула в сторону Энид, усиливая свою телекинетическую хватку на волчице. — У меня были подозрения, и то, что я увидела вчера в переулке, когда одна из них появилась рядом с тобой, подтвердило их. Ты — якорь, Энид Синклер. Энид старалась не замечать дискомфорта, вызванного открытием, что она все ещё находилась под наблюдением во время появления Пап и что её органы чувств не уловили этого — Почему я, почему я — этот якорь для Уэнсдей? — Разве это не очевидно? — спросила Айседора с ноткой недоверия в голосе. — Потому что из всех людей в этой реальности ты, Энид Синклер, единственная, кто считает Уэнсдей Аддамс самым важным человеком во всем мире, превыше всего остального. Ты готова умереть за неё! Ты готова убить за неё! — О, какое блаженство, — прошептала Уэнсдей, глядя на Энид, её темные глаза сияли от страсти, пылавшей в её душе в тот самый момент. — La mia feroce lupa… — Ma lune noire… — ответила Энид с той же силой. О, если бы только она могла двигаться. Ведьма уже лежала бы в красноватом пятне изрезанной плоти у её ног, а она могла бы обнять свою возлюбленную и… — Хватит! — воскликнула Айседора, глядя на них с отвращением. — Да что с вами такое? Вы находитесь на грани смерти, а от вас исходит столько сексуальной энергии, что даже я её чувствую! Уэнсдей посмотрела на Айседору так, что ведьма уже умерла бы сотней смертей, если бы Аддамс действительно могла бы уничтожить кого-то своим взглядом. Пора было положить этому конец. — Я бы пожалела тебя, если бы не весь тот ущерб, который ты причинила, вытеснив людей из родных мест в чужую реальность, оторвав их от семей… — сказала Уэнсдей. — О, но я планирую это исправить, Аддамс. Я могу отправить ваши другие вариации обратно в их реальности. Это очень просто, — сказала Айседора. — Мне нужно только удалить то, что привязывает их к этой вселенной. — О, это звучит не очень хорошо, — сказала Энид. — Конечно, это значит, что Энид Синклер должна умереть, — сказала Айседора с садистской улыбкой. — Похоже, в конце концов мне придется прибегнуть к более варварским методам, но на самом деле мне уже все равно. Не волнуйся, Аддамс, я убью и тебя, но сначала я хочу, чтобы ты помучилась, глядя, как умирает твоя сучка. Уэнсдей сузила глаза. Она позволила ярости затопить каждую клеточку своего естества, но не позволила ей управлять собой. Ещё не время… — Ты так уверена в своей победе. Убеждена, что можешь доминировать над нами, — сказала Уэнсдей. — А разве я не должна? — спросила Айседора с неприятно торжествующей улыбкой. — Тебе следовало бы изучить, что мы, Аддамсы, делаем с каждым, кто пытается нас подчинить, — сказала Уэнсдей. — Sic, Gorgiamus Allos Subjectatos Nunc! Многое произошло в одно мгновение после того, как Уэнсдей произнесла кредо Семейки Аддамс как боевой клич. Что-то просвистело в воздухе. Левая рука Айседоры Ласлоу вспыхнула красным, когда её пронзил металлический болт. Это был арбалет Ву, который появился на одном из верхних уровней галерей, окружавших двор. Подросток Аддамс улыбнулась, осознав, что ей выпала честь стать первой. Ведьма закричала от боли и неверия, теряя концентрацию. Энид упала на землю, когда телекинетическая энергия, удерживающая её в неподвижном состоянии, рассеялась. Две маленькие фигурки вышли из тени возле ворот, через которые несколько минут назад вошла сама Айседора. Фрайдей и Пап бежали со скоростью и координацией, которые мало кто ожидал увидеть у двух девочек одиннадцати и шести лет. Они бежали за спиной Айседоры, неся между собой веревку. На бегу они разделились, протянули веревку и ударили ею по ногам ведьмы, отчего та рухнула на землю. Они повернулись, намереваясь прыгнуть на противницу и использовать остатки веревки, чтобы обездвижить ее. Но, несмотря на боль от болта в руке и дезориентацию от падения, Айседора, казалось, сохранила достаточную ясность мысли, чтобы инстинктивно поднять палочку. Из ниоткуда возникла стена пламени, которая могла бы настигнуть двух маленьких девочек, если бы их не схватила Энид Синклер и не укрыла за фонтаном одним прыжком оборотня. Уэнсдей была вынуждена последовать примеру своей возлюбленной и укрыться, несмотря на желание немедленно воспользоваться мечом. Пламя, наколдованное Айседорой, распространилось так, что даже Ву на высоте пришлось пригнуться. «Это снова похоже на ситуацию с Крэкстоуном» — подумала Уэнсдей. — «Думаю, если ты сражался с одним магом, ты сражался со всеми ними». — А-А-А-РГХ!!! Вы маленькие куски дерьма!!! — воскликнула Айседора, вырывая болт из руки. Кровь хлынула наружу, но ведьма не обращала внимания на боль, поглощенная своей яростью. Её внимание было приковано к оборотню и нескольким Уэнсдей, укрывшимся за фонтаном в центре двора. — Думаешь, это тебя защитит?! — закричала она. — Я убила достаточно котят, чтобы превратить гребаную землю в лаву! Я поджарю тебя! Я…! Что-то сильно ударило её по голове. Айседора не потеряла сознание, но на этот раз она повернулась, дезориентированная и страдающая от боли, и обнаружила перед собой другую Уэнсдей. Шарк усмехнулась, подняв лопату. — Второй раунд, ведьма. — Что за…? Лопата снова ударила Айседору по лицу. И снова ведьма не потеряла сознания, несмотря на дезориентацию и обилие черных точек в глазах, что говорило о её стойкости. Тем не менее, она потеряла пару зубов. Уэнсдей, Энид, Пап и Фрайдей вышли из-за фонтана и стали наблюдать за происходящим. Энид попыталась вмешаться, но Уэнсдей остановила её, положив руку ей на плечо. — Позволь ей повеселиться. И действительно, Шарк, казалось, веселилась от души, нанося своей лопатой удар за ударом. Айседоре удавалось уклоняться от большинства ударов или блокировать их своей палочкой, создавая нечто похожее на небольшой световой щит, который распадался при каждом ударе. Ее лицо распухло и покраснело, изо рта сочилась кровь. Её глаза светились диким страхом. Шарк смеялась от восторга. Наверху Ву воскликнула. — Держи её неподвижно, чтобы я могла выстрелить снова! — Пап и Фрайдей зааплодировали. Энид наблюдала за всем этим с недоуменной, но не менее искренней улыбкой. Недоумение вызвала не столько сцена избиения двенадцатилетней девочкой взрослой женщины лопатой, сколько то, что она сама наслаждалась этим зрелищем. На данный момент она уже, безусловно, была Аддамс во всем, кроме фамилии. К сожалению, веселье было недолгим. Восклицание Ву, казалось, пробудило в Айседоре Ласлоу какой-то первобытный страх. Ведьма закричала, вытянув руки. Из неё вырвался всплеск невидимой телекинетической силы. Шарк отбросило в сторону, и она полетела, пока не врезалась в одну из колонн на краю площадки. То же самое произошло и с остальными: фонтан в центре разлетелся на осколки. Энид закрыла Пап своим телом, а Уэнсдей сделала то же самое с Фрайдей. Ву пыталась стрелять сверху, но все её болты разлетались, падая на землю. Всплеск телекинетической силы прекратился, и на месте осталась только задыхающаяся Айседора Ласлоу. Шарк начала подниматься, опираясь на лопату, но было очевидно, что сила удара ошеломила юную Аддамс. На другом конце квадрата Энид сидела, не обращая внимания на боль, вызванную ударившими её каменными осколками из фонтана. Она сосредоточила свое внимание на Пап. — Ты в порядке, малыш? Самая маленькая Аддамс кивнула, её лицо было таким же искренним и безмятежным, как всегда. — Летать — это весело. Энид улыбнулась. — Со временем я войду во вкус, — сказала полупревращённая волчица, оглядываясь по сторонам. Уэнсдей уже была на ногах, а рядом с ней — Фрайдей. Аддамс в розовом выглядела невредимой, но у Уэнсдей на лбу была кровоточащая царапина. Она выглядела скорее раздраженной, чем что-либо ещё. Она крепко сжала меч. — Давайте покончим с этим. — Ты собираешься убить ее? — спросила Энид. — Я знаю, что ты не одобряешь… — О, нет, нет. Эта сволочь пыталась заживо сжечь Пап и Фрайдей. Если ты не убьешь её, это сделаю я. Все обсуждения были прерваны новым криком боли Айседоры Ласлоу. В центре площадки ведьме в правое плечо воткнулся новый болт. Её палочка упала на землю. — Наверное, я дезориентирована от такого выброса энергии, — утверждала Ву. — Я целилась в голову. — Вы… все вы… — пробормотала Айседора, поднося окровавленную левую руку к своей сумке и доставая пузырек с флуоресцентно-фиолетовой жидкостью. — Я понятия не имею, что это такое, но могу поспорить, что это плохие новости, — сказала Энид. — Должно быть, это какое-то зелье, мы не должны позволить ей выпить его… — сказала Уэнсдей, начав продвигаться с мечом в руках к Ласлоу. Но она замерла на месте, когда ведьма ударила себя, разбив пузырек и выплеснув пурпурную жидкость себе на лоб. Айседора начала смеяться — смех постепенно становился всё глубже и чудовищнее. Её бледная кожа приобрела фиолетовый оттенок, похожий на жидкость из флакона, вены вздулись по всему лицу, шее и телу. Её лицо всё ещё оставалось человеческим, но черты выглядели дикими, гротескными, а глаза выпирали из глазниц. Она наклонилась вперед, и одежда на её руках и ногах начала рваться из-за увеличения мышечной массы. В частности, её левая рука превратилась в непропорциональную массу мышц и скрученной плоти, почти такую же большую, как её туловище, что вынуждало её ходить, наклонившись в ту сторону. Её левую руку теперь венчали когти, напоминающие когти Хайда. — Энид, querida, как писатель я могу сказать, что перед нами то, что в народе называют Diabolus Ex Machina. — Что? — Тяга за задницу, mia lupa.