Многоцветье Микаэллы

Руки задрожали, вцепляясь в гранит подоконника. Впереди мерцали огни бассейна, слева — тянулся коридор, откуда мог вылезти любой кошмар, а сзади… "Повернуться или кинуться вбок, НАВСТРЕЧУ?! Но голос хоть знаком". Колени дернулись. Диким рывком Мики развернулась и рефлекторно ударила воздух кулаком. И сначала перед глазами возник только пустой холл. Потому что ОН сидел внизу, на полу, светился розовым и высотой был с полметра. — Эй, ты как? — спросил он все так же хрипловато и низко. Микаэлле пришлось присесть на подоконник, от контраста голоса и облика. Губы дернулись, но она лишь облизнула их. На пыльном паркете в центре холла сидело и хлопало на неё глазами существо, больше всего похожее на игрушку Ферби, модели 90ых: широкое мохнатое тельце, круглая голова без шеи, огромные глаза с тяжелыми веками, большой клюв и большие торчащие уши. Жесткая шерсть была темно-розовой, с тут и там приклеенными зелено-фосфорными кристалликами; таким же зеленым, еще более призрачным светом мерцали круглые фонари глаз. Которые внимательно смотрели на Микаэллу. «Оно милое. И мне еще страшнее. Но вспомни ту же Настеньку из «Морозко». Да и бежать тебе некуда». — Эмм, добрый вечер! — Мики смогла не закашляться. — Добрый, добрый… Ты на него наткнулась, да? — «Ферби» сделал шаг вперед, стукнув пластиковыми лапками, но остановился, когда Мики снова вжалась в подоконник, молча и нервно закивав в ответ. «В таких местах будь вежливой. Базуки у тебя все равно нет. Даже монтировки», — думала девушка. А «Ферби» прикрыл глаза и сказал: — Я понял, что знакомимся заново. Я Феб. И он закрыл-открыл глаза, будто поклонился. «Ну, почти угадала. Де Шатопер, ага…» — Микаэлла, — стараясь краем глаза и одним ухом следить и за коридором, она быстро спросила, — он гонится за нами? Извините, если… — Нет, ты права. Времени мало, он же идет на наши голоса, — Феб засеменил вперед и, не успела Мики осмыслить его слова и испугаться, взлетел в воздух и медленно опустился на подоконник. Микаэлла отползла в сторону, держась за стену. Одна половина психики хотела завыть и отрубиться, вторая, закаленная с самого детства книгами и фэнтези-играми, пинала первую, не давая этого сделать. Держать невозмутимый вид Мики умела, так и отчеканила: — Если так, то нагонит нас на лифте через минуту! Мимики на мордочке у Феба не было, но он вполне выразительно прищуривался и качал головой: — Он не может зайти в лифт. — Почему?! — Не знаем, — снова качнулись уши. — Свет ему не нравится? Но слышит речь — идёт на неё без устали. Так что, быстро поговорим и разбегаемся. Её диафрагма будто дернулась к ребрам и окаменела, зато включился режим выживания: — То есть, обратно мне возвращаться на лифте? Он… на нас? Охотится? Микаэлла не спросила, что будет, если нагонит. Черный ужас крылся даже в самом вопросе. Феб же смотрел то на неё, то на бассейн: — Да. Если слышит, что нас двое или больше. Можешь на лифте, но они стали непредсказуемыми, то приезжают, то нет. Можно и по лестнице, если у тебя есть живой свет. Мики быстро достала и показала фигурку кошечки. Феб как бы довольно щелкнул клювом: — Подойдет. Ты в блоке в углу живешь, верно? — Да. Насколько там… Тихо шаркнуло. Мики судорожно повернулась. Феб пролетел мимо неё вперед и завис в коридоре. Его глаза разгоняли полумрак, тени Феба и Мики скользили по стенам в их зеленоватом свете. — Как думаешь, по какой лестнице поднимается? — прошептала Мики. Она ёжилась, не скрываясь. Но — пусть и тоже жутковатый в этой темноте — Феб хоть как-то утешал. Девушка даже дошла за ним до середины этажа. Возле лифтов Феб завис в воздухе и покружился вокруг себя: — Кажется, с той, справа. И снова зашаркало. Медленно и неумолимо. — Половину он прошёл, — снова зашептала Мики, но Феб вздохнул и сказал: — Шептаться нет смысла. Что крик, что шёпот — он слышит и сразу кидается на звук речи. Всех нас разогнал. Микусь, я отвлеку его, а ты беги к лифту. Не откроется сразу — на лестницу. И да, в блоках — безопасно! Двери прочные. — Я тебя не брошу! — Мики, живо представив, как пушистик разлетается от страшного удара на куски, выпалила это, как в кино. — Он наверняка за мной охотится! Я приманила его на красный фонарь! Глаза Феба полностью распахнулись: — Ты нашла ещё живой свет?! Наоборот, спаслась им! Беги, не думай! Я летать умею. Шарк. Шарк. «Да, справа». «Нет, нет, не надо», — гулко стонало в груди Микаэллы. Ноги едва не бросались в бег. «Спроси, давай, вдруг один шанс!!!» — Феб, как отсюда выбраться?! Вообще, за ограду?! Три сильных удара сердца. И страшный ответ из этого милого клювика: — Я не знаю. Ты приехала на автобусе. Зимой пешком приходила. А мы все тут и живём. Сердце рухнуло вниз. Разум же работал. — Мы можем где-то позже встретиться еще? Я не могу, — голос Мики сорвался в визг. — Всё время бегать и сидеть в блоке, надо что-то менять! И снова они оба повернулись в сторону ЗВУКА. Он стал совсем отчетливым. — Какая ты сильная, — прикрыл глаза Феб. — Найди красный фонарь и зажигай его в своем холле. Как увижу — приду к большому окну, если что — легко разбежимся, ты — в блок. Только запирай дверь. — Побежали вместе! Спрячемся у меня! — сверкнула идея у Мики. — Не могу! Ещё помочь надо. У неё нет своего блока. — Что?.. — Потом! — а кислотный пушистик тоже умел рявкать. Шарк. Шарк! ШАРК! Еще и эхо добавилось, усиливая ужас. Мики быстро закивала и невольно подняла руку, словно, чтобы погладить Феба, но остановилась: «Он же не игрушка. Голос сурового создания». Затем отчеканила: — Вызываю лифт, всё. Как я узнаю, что ты убежал от него, Феб?! Он прикрыл глаза, открыл клюв, но закрыл его и ответил через несколько секунд: — Давай я посвечу в круглое окошко напротив твоей кухни? Туда полечу сразу, как запутаю его. Минут через 15. Мики приложила руки к груди: — Будь осторожнее! А затем, снова разлохматив пальцами волосы, крадучись прошла два метра до от лифта. Шарканье нарастало. Эмоции ушли. Феб застыл, глядя на лестницу, когда Микаэлла вдавила кнопку вызова. Дзынь — и мягкий гул лифта стал приближаться. Как и ЕГО шаги. Мерзкие шаркающие шаги. Микаэлла запретила себе даже вспоминать, что она успела увидеть внизу. И оно было почти на этаже! Феб, розово-зеленая искра, казался таким маленьким в сумраке этих жутких коридоров! «Быстрее!» Когда лифт подъехал, шаги и их эхо уже били по ушам, заставляя подкашиваться ноги. Едва увидев, что кабина пуста, Мики протиснулась между дверьми, снова вжалась спиной в стенку, нажала на кнопку второго этажа… Но двери сначала открылись… Тыкая в кнопку закрытия, Микаэлла увидела, что Феб метнулся навстречу ЧЕМУ-ТО, пропав из виду. Лифт стал закрываться. И едва двери сомкнулись, как страшный, низкий воющий голос раскатился по этажу: — Поговори мне ещё! Поговори! Грохнул удар, от которого Микаэлла рухнула на пол лифта, как подкошенная. Ещё удар! Но затем раздался голос Феба, очень сильный для полуметрового тельца: — Старый убийца! Прочь от меня! Лифт уносился вниз, голоса стихали. В животе неприятно тянуло. Нежный звон — и лифт открылся в тот самый холл второго этажа. Мики — снова на четвереньках — выкатилась на паркет, устало закрыв глаза. Страх и адреналин стихали. Девушка не сразу поняла, почему что-то красное бьет в веки. Открыв глаза, она увидела, что лежит в круге алого свечения от того самого квадратного фонаря. Фонарь валялся в метре от неё. В паркете зияли две дыры… Будто два мощных удара молота расколотили доски, разбросав перед лифтом обломки и щепки. Четко за алым кругом «Как в «Вие», — оцепенело подумала Микаэлла… Поднялась на ноги. Вспомнив слова Феба, подняла и фонарь, но резким поворотом рубильника выключила его. И медленно пошла вперед по коридору прижимая фонарь к животу, глядя только перед собой. «Напади из-за поворота… На лестнице чисто… Ветер дует. Не смогу же сопротивляться. Мне плохо». Но всё было тихо. Открывая ключом замок, Мики подумала: «А откуда он у меня, собственно? Я не помню…» Ввалившись в прихожую, запершись и трижды подёргав дверь, Микаэлла упала на колени на пол, не глядя отставив фонарь. Голова гудела: «За два часа произошло больше, чем за два дня… Почему тут нет нигде часов? 15 минут! Феб!» Вспомнив слова Феба, Мики встала, насколько смогла быстро, и подбежала к занавеске на кухне. Отдернула — и внимательно пригляделась к ряду маленьких круглых окошек на самом верхнем, техническом, этаже корпуса напротив. Везде были ночь и чернота, а Мики нервно закусила губу, пытаясь отсчитать время: «Один, два… Пятьдесят. Это место моего детства? Я просто приехала сюда! Сто двадцать. Не было у меня в детстве «Ферби»! И даже не хотелось. Двести пятьдесят. Дождь моросит… Я Барби любила. Нет, только Барби тут не хватало! Триста. Так платье в коробочке уже есть! Триста пятьдесят! Ну же!» В едва различимом окошке блеснула искра. Салатовым! Микаэлла прижалась носом к стеклу, на которое уже падали капли. Блеснуло розовое, подвигалось вверх-вниз, как бы давая сигнал, пролетело вбок — и исчезло. — Слава Богу, — прошептала Мики себе под нос, отходя от окна и задергивая штору. «И не смей думать, что Феб в сговоре с этим чудовищем». Только сейчас разувшись и пихнув ногой кроссовки в прихожую, девушка ушла в комнату и упала на кровать. Спина благодарно расслабилась, мозг тут же покатился в бездну сна. Мысли на поверхности метались странные, не про поиск выхода, не с просчетом вариантов. «Ты устала? Сколько образов из детства, начиная с Университета. — Детство, прекрасно. — Ты постоянно называешь себя вечным ребенком, вот и живи среди них. Деньги-блесточки! — Действительно, взрослого бы чего-то. Только не ЭТОГО. — Опора в детстве. — Взрослей, давай, ты же учитель. — Где-то, там…» Микаэлла уснула, не раздевшись. Спалось плохо: когда не то просыпаешься, не то смотришь сквозь веки тягучий сон. Тело придавило к шершавому пледу. Далеко-далеко простучало метро. Мики перевернулась на живот, и словно белая простыня пролетела мимо неё во сне. Приблизилась. Что-то черное и волнистое качнулось над лицом. И мягкое, приятное прикосновение к руке… Заставило распахнуть глаза на потолок. Широко-широко. — Так нельзя, — пробормотала под нос измученная Мики, стаскивая себя с постели. Хотелось в душ, тело начало пахнуть, но было страшно раздеваться открывать краны. Умывшись, не открывая глаза, Мики поставила чайник, пока он закипал, скинула одежду, заставила себя сделать растяжку, потом, еле опрокинув в себя чашку чая, почувствовала, однако, как-то самое, мешающее нам спать напряжение, уходит. Вытащив из кармана джинсов кошечку, поставила её на стол возле кровати: «И пусть по-детски». «И пижаму надень. Дисциплина — твой конёк. Даже отдыхай правильно, если не хочешь помереть в этом блоке», — открывая шкаф с этими мыслями, Мики услышала шум дождя за спиной. Ветер и дождь будто что-то напевали сквозь её полусон. Протяжное, долгое, но ласковое. Приятно поёжившись от мягкой ткани пижамы, Микаэлла вернулась к кровати, нормально её расстелила — и провалилась в сон мягкий, нежный и обволакивающий. Дождь и ветер исполняли прекрасную колыбельную… … А проснулась Микаэлла с таким же наслаждением, как в первое утро. Страшные воспоминания вчерашнего дня были — как она привыкла — надежно убраны за ширму в памяти. Ей казалось, что она плывет по реке на спине. Натянув белое одеяло и простыню до подбородка, Мики смотрела в зеленоватый сумрак и не шевелилась. Впереди был новый день.