Многоцветье Микаэллы

«Та же самая красная парча», — крутилось навязчиво в полузатопленной голове Микаэллы. Он тащил её, держа за талию и закинув руку себе на плечо, вдоль бассейна к маленькой двери, а Мики спотыкалась, её хлюпающие кроссовки разъезжались от стекающей воды, а сил отбиваться не было. «Убегать неумно. Вдруг за дверью притаился ЭТОТ и ждёт?» — с такой мыслью Мики ударялась щекой о красное плечо и шапку коричневых кудрей. Их владелец не вызвал ужаса, тем более, такого хтонического. Но когда «красный» втащил Микаэллу во что-то вроде тренерской и отпустил, чтобы тщательно запереть дверь, Мики сразу отпрыгнула от него подальше и вскинула руки. «Мокрая мышь боксирует, смешно. А он красавчик! И опять… Рисованный!» Он, щелкнув ключом, повернулся к Микаэлле, широко раскрыв, как хищная птица, огромные темно-карие глаза. Высокий, смуглый, сложенный сильно и легко, с орлиным носом и шапкой темных кудрей, он идеально бы вписался в роль Адониса или Иосифа Прекрасного в каком-нибудь балете. Его красные рубашка и брюки были свободными, но все равно только подчеркивали длинные ноги, руки, грудь в расстегнутом вороте… Тряхнув головой, сгоняя неуместный морок, Мики попятилась назад. Они медленно обходили друг друга как коты во дворе перед дракой. Пальцы Мики дрожали, и не только от холода после «купания». «Красный парень» склонил голову, затем медленно взял с какой-то полки толстую тетрадь, ручку и стал размашисто в ней писать. «Умно. А как насчет «с двумя в блоке двери не выдерживают»?» Дописав, парень показал ей текст: «Ты приехала из города?» Потом протянул тетрадь и ручку. Осторожно взяв их, Микаэлла написала: «Да. А ты местный? Ты знаешь Феба?» Парень поднял темные брови и написал: «Местный. Как Феб, его рука и нос зажили?» «А ты дважды красавчик», — подумала Мики, выводя ответ: «У него нет руки и носа, у него клюв и маленькие крылья. Как тебя зовут?» «Мартин», — вывел парень, и Микаэлла заметила, что у них очень похож почерк. А еще, что она мёрзнет. — Я Микаэлла, — шепотом почему-то сказала Мики, уже подрагивая. Мартин обеспокоенно посмотрел на неё и, бережно взяв за руку, подвел к решетке в стене. А потом хлопнул в ладоши. Мики чуть не сбил с ног теплый шквал, ведь решетка оказалась гигантским калорифером, которые когда-то стояли в метро. Конечно, она чуть испугалась, но сушиться было приятно, тем более, толстовка высыхала буквально на глазах. Поворачиваясь под тугими теплыми струями воздуха, Микаэлла осмотрела комнату. В очередной раз ловя странности. У двери стояли все те же деревянные шкафы с книгами и тетрадями, кадка с каким-то растением, но затем в тренерскую были словно грубо врезаны полоса камня и два калорифера, будто кусок чертежа метро смешали с планом общежития. За ними — снова паркет, шкаф с мячами и прыгалками, узорчатая деревянная ширма, за которой виднелась кровать, а позади них — снова непропорционально высокая, выкрашенная в зеленый, стена, левый край которой уходил вбок и вверх косым треугольником высотой метров в пять. Под потолком мерцали лампы, окон не было. Еще одна дверь вела, наверное, в санузел и/или на кухню. «Неевклидова архитектура или просто кошмар прораба», — подумала Мики, замечая, что её одежда и волосы, всего за пару минут, полностью высохли. — «И проблема стирки решена!» Снова хлопок — и калориферы отключились. Мартин слегка улыбнулся, губы Микаэллы дернулись в ответ, но светский разговор у них не складывался, потому что не проходило ощущение ловушки. «Да и почему «ощущение?» Снова пошла в ход тетрадь. «Спасибо. Монстр подстерегает нас? У двери бассейна?» — «Не факт. Свет бассейна очень плохо на него влияет, плюс, у него свой какой-то ритм, он не круглые сутки на ногах». Новая информация порадовала Мики. Заодно, она украдкой разглядывала Мартина. В его в левом ухе девушка заметила золотое кольцо-серьгу, а в густых волосах — отдельные прядки, тоже выкрашенные золотом. От этого парня веяло летом, уединенным пляжем, голубой лагуной… Мики ругала себя за эти мысли, но они не уходили. И ей захотелось услышать его голос. Но когда Микаэлла в очередной раз скользнула взглядом по Мартина «балетной» талии, она вспомнила про фонарь. «Фонарь! Ключ, кошка!» Мартин успел подхватить тетрадь, выпавшую из её рук, когда Мики судорожно бросилась проверять карманы. К счастью, всё было на месте… Кроме фонаря, который остался лежать у бассейна. А Мартин, наблюдая за ней, впервые сказал вслух: — Долго оставаться тебе здесь нельзя, Микаэлла. У тебя же есть свой блок и живой свет? Могу помочь чем-то в дорогу, но тебе пора идти. Голос у него был довольно низкий и приятный. Мики ужаснула мысль, что надо подняться по лестнице, пройти голубой холл, Синий зал, вахтёрку, коридор… Каждая часть пути была сейчас для неё тяжелым горным перевалом и фонила страхом, как радиацией. Зато она поняла, что сейчас совершенно спокойно попросит о помощи: без стыда и ощущения себя слабой. — Да, всё есть. М-мартин, у вас не найдется полотенца и лишних тетради и ручки? И, — Мики улыбнулась уже нормально, — спасибо, что вытащили. Он довольно мило хмыкнул в ответ и показал рукой на шкафы: — Да, тетради чистые — возле книг, а полотенце сейчас принесу. Когда Мартин скрылся за ширмой, Мики подошла к полкам и взяла большую общую тетрадь в темной обложке и вытащила пару ручек из большой коробки. И машинально прочла название одной из книг: «Карл Густав Юнг. Анима и Анимус. Так и не прочла… Хоть и люблю его заочно больше дедушки Фрейда». Фрейда Микаэлла вспомнила не зря, потому что, когда Мартин появился с двумя аккуратно сложенными большими белыми полотенцами, Мики внезапно очень смутил факт, что он вынес их из своей, по сути, спальни. «У кого-то даже щеки слегка горят…» — Они чистые! — спокойно протянул их Мартин и добавил то, что слегка разгрузило Микаэллино сердце. — Я провожу тебя до «шайбы». — Дважды спасибо, — смущенно улыбаясь, Мики прижала к груди тетрадь и полотенца. Но флёр легкой романтики улетучился, когда Мартин стал отпирать дверь. Микаэлла физически ощутила, как снова перестраивается на выживание, и как же это её утомляло! Она сказала Мартину: — Ты первый. Он только слегка поднял брови: — Не хочешь оставлять меня за спиной? Микаэлла только кивнула. Но когда они вышли из тренерской к бассейну, то ахнула, рассмотрев пропущенное в панике: — Кра… Сотища… Бассейнов оказалось два. Один плескался у её ног, а второй — переливался над ним. Мики сначала показалось, что это отражение, но нет, волны ходили по каждому жидкому аквамарину по-своему. Дна у верхнего бассейна не было видно, вода просто уходила ввысь. От страха, но другого, благоговейного, Микаэллы прижала к губам ладноь. Рядом, красным рубином в царстве аквамаринов и бирюзы, встал Мартин. Он слегка улыбался, но в его руке снова были тетрадь и ручка: «Чудо, да? Поэтому ОН и сбежал: его очень жжёт. Я тоже однажды бросился в воду и быстро переплыл на эту сторону, а он просто ушёл прочь. Мики, пока они шли вдоль бортиков, непрерывно сканировала звуки вокруг. Но от этих строчек в её голове встрепенулись планы и теории. Она дописала ниже, каракулями: «Этот бассейн — источник живого света? А вы не пробовали столкнуть его сюда и утопить?» Мартин потер рукой подбородок, потом вздохнул и вывел: «Идея хорошая, интересная, но он силён, а я тут самый… Спортивный». Его глаза потемнели, взгляд помрачнел, словно Мартин вспомнил что-то страшное. Мики тихо спросила: — Насколько он силён? Мартин взглянул на неё сквозь упавшие на глаза кудри, его ноздри чуть раздулись, в шёпоте была боль: — Я видел, как он убивал и калечил. «Значит, мои страхи справедливы… Лучше бы надежды на лучшее срабатывали. А страхи параноика вечно куда-то попадут, да попадут. Фонарь!» Он лежал там, где она снова его выронила, беднягу. Спешно, как потерянного кота, подняв фонарь, Мики вспомнила про надпись «Для Мики», уже полустертую, и показала её Мартину. «Это не ты написал?» — «Нет. Где…» Ручка упала на плитку из пальцев парня. «Шаркнуло?!» Оба замерли, но, вроде, показалось. А Микаэла успела подумать, что не стоит выбалтывать ему всё. Тем более, скоро им покидать защитную зону бассейна. Зато она спросила вслух: — Это ты где-то полчаса назад бежал через те две большие лестницы? — Да, — он хмуро кивнул, отложив тетрадь на пол и вытаскивая какой-то пузырек из кармана. — Все попрятались, наглухо заперлись в блоках, а я так не могу. Омерзительна эта жизнь в западне, когда даже заговорить не смей! — Ох, как ты прав… Мартин сунул пузырек, вытянутый стеклянный шестигранник, в бассейн и, набрав в него воды, завинтил крышечку. Мики не удивило, что вода и внутри продолжила сиять зеленым светом. Проверяя фонарь, она повернула рычажок, и красный свет брызнул вокруг и слился с зеленым мерцанием в руке Мартина… И потом и Мартин, и Микаэлла с одинаковым изумлением уставились на призрачное золотое свечение, возникшее на стыке красного и зелёного. Оно повисло в воздухе изящной дугой, как радуга в фонтане, легкое и радостное, как сама весна. Мики, готовая смотреть на это золото час-другой, прошептала: — Что это? Мартин лишь покачал головой: — Это, это… Очень нехотя, Микаэлла погасила фонарь. Мартин же зажмурился, встряхнул головой, напомнив Мики её саму, и сказал: — Мы мало знаем о живом свете. Да, этот бассейн — один из его источников, но вода из пузырька скоро «выдохнется». Микаэлла, мы тут долго стоим, кстати. Засмотревшись на чудеса, Мики и забыла, что они стоят у самой входной двери! Поняв это, она даже отпрыгнула в сторону, крепко прижимая к себе и тетрадь, и полотенца, и фонарь. «Отращивай раковину или добудь рюкзак. Опять двери!» Синхронно открыв две створки, Мартин и Мики осторожно оглядели коридор, лестницу вверх, толстые трубы, уходящие вдоль стен куда-то. Тени и гул от ламп, запах пыли. И звуки их шагов… По лестнице они поднимались молча. Мики думала, радуют ли её всё новые знакомства или тревожат, ответа не находила. «Вся эта красота — немного чересчур, как ужас, как это огромное здание. Слишком острое блюдо для моей души». Но Мартин, постоянно слегка притягивая, не пугал. «Может, зря, а обут он, кстати, в обычные белые кроссовки», — подумала Мики, выходя в холл-«шайбу». Снова музейный полумрак и отполированный гранит. Микаэлла вспомнила, что не попробовала спросить у Мартина, почему закрыты двери, но разум пискнул в ответ: «Хватит информации, ты свихнешься». И Мики задала вопрос проще, витальнее: — Если ОН нападет на меня по пути, я могу снова побежать к тебе? Мартин нахмурился: — Да. Но о ночевке даже не думай, опасно. Хочешь, я постою здесь, пока ты не повернешь в свою зону? — Хочу, — только и выдохнула Мики. Она показала слабость, но он уже видел ее донельзя слабой в бассейне. «Who do you need, who do you love, when you come undone?» Прокрадываясь в голубой холл, Мики так остервенело вслушивалась в тишину, что, казалось ей, её уши стали увеличиваться. Дважды она обернулась. Силуэт Мартина, с зеленой искоркой в руке, алел посередине «шайбы». В третий раз Мики, нервно улыбаясь, обернулась уже из Синей Залы. Мартин помахал ей рукой с искрой и медленно скрылся из виду… Оставшись одна, Мики вдруг поняла, что чуть не плачет. «Опять одна. Опять эти коридоры. Где найти Феба? Кто тут еще бегает? Где меня подстерегает монстр?! Не могу!» — пульсировало в её висках и, казалось, эхом отдавалось по всей Зале. Но, сделав резкий вдох, Микаэлла включила фонарь. Алое свечение разогнало океанский сумрак, а ядовитый страх — упорная фраза: «Я не одна. Не одна. Я столько всего пережила. Я оставлю за спиной и эту бурю». Микаэлла перекрестилась и пошла вперед, вглядываясь в красный фонарь в руке. Мысли о символике цвета помогали ей идти ровно и держать внимание: «Красный, алый. Цвет самой жизни, крови и огня. Пылкая любовь, лето. Красная клубника, прикрытая листьями. Её сок на губах возлюбленного. Тугая красная парча, отливает золотом и зелёными. Толстый теплый платок в извивах «хохломы». Пасхальное яйцо. Собирай части. Закат на самом юге. Птицы, снегири и колибри. Вот и арка, Мики! Гранат! Его зерна — россыпь рубинов. Алая лампа на свидании влюбленных. Это жизнь». Она стояла у Серой лестницы. Вокруг была тишина. — Я, Мики. Я вынырнула из глубин, — гордо прошептала Микаэлла себе, не удержавшись. Она ужасно устала, но её пропитывало и удовлетворение: то ли от такого броска по Университету, то ли от встречи с Мартином, то ли от новых открытий. Подумав, Мики не стала спускаться в магазин, хоть и доела запас первых дней. Достаточно ей было испытаний. «Невнимательность от утомления загубила немало народу, шахматных партий, картин, омлетов», — повторяла себе Микаэлла, мягко крадясь по коридору в уже родной «сапожок», заглядывая за каждый угол. … Фонарь она погасила, только плотно закрыв и несколько раз подёргав дверь. В родном блоке её ноги таки затряслись, но на пол, как очень хотелось, Микаэлла упасть себе не дала. Сначала надо было аккуратно положить тетради и ручки в шкаф, рядом поставить фигурку кошечки. Снять кроссовки, поставить на сушку. Полотенца отнести в ванную. Вытащить оставшиеся полубтылки кефира и поставить греться на столе, а потом самой с блаженной улыбкой понять, что можно помыться. Воду в маленькой, стоячей, душевой, Микаэлла включала очень осторожно. Краны крутились легко. И горячая, и холодная вода были на месте, немного ржавой воды быстро стекло. Полотенца Мартина были мягкие и большие, махровые, кипенно-белые, с тонкими завитками красного узора внутри. Мыла по-прежнему не было, но Мики торопливо скидывала одежду, лишь бы быстрее встать под горячий душ! «Мммм! Были прохладная вода и горячий воздух, а теперь, наконец-то, горячая вода!» — Микаэлла мылась под горячим душем, растирая тело ладонями, с таким колоссальным наслаждением, будто попала в райскую лагуну. «Завтра. День или ночь сейчас, все мысли и действия — завтра», — уже полусонно думала Мики, вытираясь одним пушистым полотенцем и заматываясь в другое. Уже с закрывающимися глазами выпив кефир прямо из бутылки, Микаэлла дошла до кровати и уснула, едва укрывшись одеялом. Ей снились теплый золотой свет, морская вода и горячая на ощупь алая парча…