Не сотвори себе кумира. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои.
ветхий завет, исход, глава 20, стих 4
The Weeknd - Fill The Void (Feat. Lily Rose Depp & Ramsey)
Крики зала льются за закулисье. Зазеркалье, но все зеркала кривые. Иначе почему ни в одном из никого не узнать? Себя тоже. К ушам приложили по две морских раковины, оттого так шумит. На деле же, это вскипевшая кровь. Внутричерепное давление растет. — Выход через тридцать секунд. — Кто-то мимоходом дежурно оповещает. Полная готовность. Готовность? Полный раздрай. Лица команды и коллег по цеху размазываются сияющим конфетти. Ярким, брызгами шампанского. Жизнь — маскарад и праздник. В зале её ослепят вспышки камер. Софиты. Лучи, в которых никогда никому не согреться. Как так вышло, что даже любовь миллионов не может и на капельку заменить любовь одного? Как так вышло, что один смог проделать в сердце черную дыру? Откуда у человека такая власть над другим? Кто дал ему такую чудовищную силу? — Хорош не так ли? — Перед глазами навязчивая иллюзия его ассистента. И тихий баритон, шепчущий в ухо. Змей-искуситель. — Позвольте дать вам дружеский совет, мисс Мун. Не связывайтесь с Чоном. Лучше держаться от него подальше. И чем дальше, тем лучше для вас. Он дьявол во плоти. Поздно. С их первой встречи она подписала этот контракт взглядом, вдохом, кровью. А теперь он пришел за обещанной душой и забрал её. В библии писали "Не сотвори себе кумира". Может, не зря? — Я всегда буду рядом. Обещаю. — В другом ухе. Но рядом никого. Лжец. В памяти всплывает собственный и такой наивный ответ - — Всегда-всегда? Даже если я прогоню? Или… захочу расстаться? Не отпустишь меня? Он тогда обнял со спины и притянул к себе сильнее, потдверждая сказанное — — Буду стараться тебя переубедить. И никуда не отпущу. В психологии это называют самосбывающимся проклятьем. Кто-то однажды сказал «бойся своих желаний». До абсурда смешно. Ведь этого она и хотела — стать свободной. И как всё нелепо. Сейчас её никто не держит, но это ли свобода? Руки дрожат, в голове вспыхивает мысль: «Как держать микрофон? Упадет…» — Ты в порядке? — Перед глазами маячит стилист по костюмам. Затягивает застежки на спине, да так, что дышать трудно. Те впиваются в чувствительную кожу. Медленный кивок усыпляет его бдительность. Очередная ложь. Конечно, она не в порядке. Настолько, что хочется вонзиться ногтями в руку. Хочется хоть так почувствовать, что она всё ещё стоит на земле, а не улетает в небо. Что тело на месте и умеет кровоточить. Ловит косые взгляды коллег по группе. Направлены на неё, как острия копий и стрел: «только попробуй что-нибудь опять выкинуть!». Мир царапает, колет, оглушает, бьет. А она… возносясь на сцену, вспыхивает. Птица-феникс. Тело горит, но огня нет. Звуки оглушают. Защитный наушник вообще в ухе? Глаза щурятся от яркого, как в операционной, света. Привыкают. Выискивают среди кучи лиц лишь одно. Его взгляд погасит тревогу, потушит пожар, придаст сил. Она ненавидит его всем сердцем, но сейчас он ей как никогда нужен. Он её заставил гореть. Он этим пламенем и управляет. Пусть сейчас успокоит. Но глаз-ониксов в зале нет. Лица — сине-лиловый океан: шаг вперед, поскользнись, утони. Его волны уносят. Его нигде нет. Ни в зале, ни за кулисами, ни в её жизни. Облегчение? Пытка. Танец с дьяволом обрек вечно гореть в этом аду. Так пусть всё горит. Огни застилают взор, тело теряет силы, удара о холодную сцену не ощущается. Реальность ускользает вместе с последней мыслью: «Где ты?».