Глупо желать незыблемой жизни. Мы хотим, чтобы время остановилось, чтобы любовь была вечной и ничто никогда не угасало, — хотим всю жизнь нежиться в золотом детстве. Мы возводим стены, чтобы оградить себя, и эти самые стены станут когда-нибудь тюрьмой.
Фредерик Бегбедер
Уникальность сердца состоит в особенном строении мышечных волокон и в очень быстрых обменных реакциях. А еще клетки сердца не регенерируются. Мышечная ткань сердца восстановлению после повреждений не подлежит. Диана знает этот факт, как одну из библейских заповедей. Это есть почти во всех брошюрках всех кардиоцентров, в которых она была. Диана знает еще кучу заповедей о сердце. Но думает сейчас именно об этой. Ведь после микроинфаркта, кусочек сердца ее мамы умер и восстановлению не подлежит. Но скачующая зеленая полоска, пересекающая монитор, говорит о том, что даже без этого кусочка, оно еще живо. Диана неотрывно следит за этой стрелкой, будто та может остановиться в любой момент. Мама спит и набирается сил. Диана бодрствует за них обеих. Говорит себе, что все это не страшно.***
В щиктане не многолюдно, но оживленно. Пар, разговоры, шкварчание мяса на плите, стук посуды. В воздухе витают ароматы еды, но есть не хочется. Слишком знакомая для Дианы атмосфера. Чон в приподнятом настроении. Его уже привычно видеть в строгом и дорогущем пальто в обстановке ресторана общественного питания. Хотя, Диана предполагала, что на ланч они пойдут в один из помпезных ресторанов, но как оказалось, он любитель традиционной кухни и мест, которые кажутся ему уютными. «Они напоминают мне о старых временах», под «старыми временами» имеет в виду стажерство. А Диане подобные места напоминают её пятнадцать-шестнадцать лет. Ведь… — Я раньше работала в щиктанах. — Признается она, оглядывая простой интерьер ресторанчика. — Я говорила? Они сидят на подушках на полу у низкого столика, напротив друг друга. Тут уютно и тепло. Рядом мельтешит аджума, которая тут же расставляет тысячу разных закусок. Диана отлично разбирается в том, как сочетать их друг с другом. — Говорила. Ты думаешь, меня это удивляет? Сейчас почти вся молодежь на подработках. И в мои времена было так же. Я тоже подрабатывал. — Думаю, тебя это может оттолкнуть. — После того, как Диана явилась на порог его квартиры, полная уверенности согласиться на его предложение, Чон настоял на том, чтобы они общались неформально. Диана ещё пробует на вкус это «ты». Вопиющий случай — общаться с человеком, кто намного старше тебя, так. — В богатстве и в бедности, помнишь? — Он заботливо разламывает палочки сначала для неё, потом для себя. Наполняет тарелки. Для неё и для себя. — Почему это меня должно отталкивать? — Ты богат. А я нет. — Подмечает Диана. — Между нами пропасть. Я даже не знаю, смогу ли возместить лечение мамы. — Думаешь, я выставлю тебе счет? Диана, мы теперь пара. Партнеры. Всё, что я делаю для тебя, я делаю безвозмездно. Так и поступают партнеры: имея возможность, помогают. Берут ответственность. Заботятся. — Партнеры обычно равны. — Возможно, Диана всё сейчас портит из-за скверного настроения. Возможно из-за мерзкой погоды за стенами ресторана. Там валит снег с дождем. Мир сияет в мрачных красках. — Я никогда не смогу быть тебе равной. — Не обязательно быть равными во всем. Достаточно заботиться друг о друге поровну. Я могу закрыть твои финансовые вопросы и потребности. Ты можешь закрывать другие мои потребности. Чон как скала. Детские попытки саботировать его разбиваются об него, как волны. А в Диану явно вселился какой-то бес, раз она говорит, что давно вертелось на языке, — — Например, физические? Чонгук смиряет её снисходительным, но в то же время строгим взглядом. Смотрит как на непослушное дитя, что сейчас явно капризничает. — Диана, я прекрасно удовлетворял свои физические потребности до тебя. Для этого есть много способов. Если бы мне нужно было от тебя только это, я бы обращался с тобой абсолютно по-другому. — Как? — Любопытство до добра не доведет, но кто Диана такая, чтобы ему противостоять? — Как минимум, мы бы сейчас не обедали. — Извини. — Всё-таки непослушное дитя ощущает укол стыда. Чон так много сделал для неё, явно не для того, чтобы она сейчас сидела и глумилась над ним. Или это всё его пришпиливающий взгляд, от которого дрожали коленки. — Я понимаю, ты не в духе. Я тоже расстроен. Будь я на твоем месте, со мной было бы ещё сложнее, поверь. Но мы пройдем через это. Вместе. Это и есть отношения, Диана. В горе и в радости, помнишь? А теперь капризного ребенка подвели к зеркалу и показали его во всей красе. Зря Диана так. Чувствует себя жалко и нелепо. — Что будет дальше? — Вопрос почти философский. Но Диана не может думать ни о чем другом. После той ночи она осталась в квартире Чона и в общежитие даже не приезжала. Всю необходимую одежду привез менеджер. В компании она тоже не появлялась, всё время проводила в маминой палате в сеульской кардиологии. Вечером её забирал водитель Ан. Иногда сам Чонгук. Он кормил её ужином, а потом они ложились спать. Диана была слишком уставшей, чтобы поддерживать какие-либо разговоры, лишь говорила то, что днём говорили ей врачи. Чонгук входил в положение и довольствовался тем, что она засыпает с ним на одной кровати. Большего не требовал. Так продолжалось уже четыре дня. И казалось, что Чонгук сейчас единственный, кто может ответить на этот вопрос. Единственный, кто видит и определяет будущее. — Твоя мама скоро придет в себя и отправится в Германию на лечение. Потом тебе наскучит сидеть дома, и ты вернешься к тренировкам и репетициям. Дебютируешь. Станешь популярной и будешь делать, что тебе нравится. И то, что должно. Блистать на сцене, петь песни. Я буду рядом. Смотреть на тебя из зрительских залов или из-за кулис. Поддерживать во всем. Вот такой вот план. Звучит как выигрыш в лотерее. Диана не верит в то, что звучит слишком хорошо. Такие вещи всегда отдают запахом неправдоподобия. — А если я не смогу вернуться к тренировкам? — Будешь сидеть дома? Я думал, ты мечтаешь о карьере айдола. Это изменилось? — Чон не хмурится. Он вообще не меняется в лице. — Я не помню, о чем мечтала. Мечтала делать, что умею. И желательно неплохо зарабатывать, чтобы позволить лечение для мамы и хороший дом для нас двоих. — Ты была рождена петь, Диана. У тебя прекрасный голос. — Чон продолжает пододвигать к ней тарелку с супом. — Разве ты слышал, как я пою? — Да. На записях с репетиций. Намджун показывал мне, просил оценки. Я считаю, что каждому по делам его. — Это из библии? — Диана ещё многое не знает про человека напротив. Но точно знает, что он кладезь мудрости, знаний и опыта. — Да. — Вы верующий? — Не замечает, как вновь переходит на «Вы». — Нет. Но библию читал. Как-то на досуге. Там много житейских мудростей и уроков, которые можно вынести. Умеешь петь — пой, умеешь руководить компанией — руководи. И тебе за это воздастся. Будешь «выкать», я с тобой тоже начну общаться формально. — Грозит он после ложки супа. Его суровость можно было найти почти забавной. Мягкие угрозы похожи на игру. — Но я абсолютно не против, если ты будешь просто дома. Хотя и поощряю, когда у человека есть желания и стремления, амбиции. Особенно у таких молодых ребят, как ты. В твоем случае непростительно было бы бездействовать. Конечно, такому человеку, как Чон неинтересны нахлебницы и содержанки. Такой же умной и мудрой, как он, Диана ещё не скоро станет. Оставался талант, который мог восхитить и привлечь. Глупо будет его похерить и погубить интерес Чона. — И я буду рад поддержать твои стремления и амбиции, Диана. — Я вернусь в общежитие? — Она не выдерживает его прямого раздавливающего взгляда, переводит тему, спрятав глаза. — Я думал, ты останешься у меня. Она только недавно сказала ему «да», чтобы вступить в отношения. Значило ли это то, что они должны тут же съехаться? Но Чон предусмотрительный и проницательный. Он спрашивает, будто читает мысли — — Или для тебя это слишком быстро? — Думаю, да. Быстро. Ведь не вечно же ей сидеть в его квартире. Пара ночевок ещё ничего… а потом? — Давай обсудим это позже? По крайней мере не пока ты пропускаешь работу и ездишь в больницу, хорошо? — Хорошо. Чон — единственный может предсказать и предвидеть будущее. А значит, ему видней.***
Машина для транспортировки лежачих пациентов не останавливается возле терминалов, они едут сразу на самолетную площадку. Диана держит теплую руку очнувшейся мамы. Она полностью пришла в себя пару дней назад, а сейчас храбрится и прекрасно знает, куда её везут. Рядом медработники и Николь — переводчица Чонгука. И сам Чонгук тоже. Мама никак не может перестать благодарить Чона и уверять Диану, что всё будет в порядке. Хотя это Диана сейчас должна уверять в этом маму. Но у неё глаза на мокром месте. Она единственная в этой машине такая: остальные сохраняют вполне позитивный настрой. Но и не они провели почти целую неделю в больнице на нервах. Только Чонгук знает, как ей было паршиво. Только он один видел, как она недосыпала и недоедала, и если бы не он, то Диану давно бы раздавило от переживаний. Этот мужчина взвалил на свои плечи всю тяжесть её состояния и заботу о ней — взрослом, и почти самостоятельном человеке. Он вытирал её слезы, уносил спящую из машины в спальню, кормил чуть ли не силой. Наверное, не этого ты ждешь, когда начинаешь с кем-то роман, когда хочется романтики, свиданий, страстного секса. Диана была просто не в состоянии всё это ему дать и испытать. Но Чон стоически вынес эти невзгоды. Принял её такой: напуганной и разбитой, и был рядом. А ещё совсем скоро маму погрузят в самолет и отправят в лучшую заграничную клинику. Она, наконец, получит отличное лечение и вернется почти здоровой. Ведь именно об этом Диана и мечтала. И всё благодаря Чону. А большего ей и не нужно. — Звони мне каждый день по фейс-тайму. Помнишь, я тебя учила? Или присылай фото. И хорошо питайся. — За меня не переживай, дочка. С такой-то заботой господина Чона со мной всё будет хорошо! — Она почти по-матерински поглаживает Чонгука за плечо, пока тот слегка и даже смущенно улыбается. — Позаботьтесь и о ней, господин Чон, очень прошу вас. — Всё точно будет хорошо, госпожа Мун. Я лично за этим прослежу. И позабочусь о Диане. Обещаю. — И он подписывается под каждым своим словом, ведь Диана знает, что это человек дела. Теперь всё точно будет хорошо. Ведь будет?***
Глаза приходится открыть от короткого и тихого «дзынь». Смс. Диана находит телефон на ощупь и тут же открывает сообщения. Она проверяет телефон постоянно и даже выключила беззвучный режим. Только уменьшила звук, чтобы не будить Чонгука, который обычно засыпает к утру. Она всегда разгребает сообщения первым делом, когда просыпается, ведь это может быть весточка от мамы. Мама пишет коротко и иногда скидывает фотографии: обеда, сада на территории больницы, где гуляет, или неловкие селфи. Недавно она перенесла операцию и сейчас активно реабилитируется. Опасность позади. А значит, можно было выдохнуть. Неожиданно, но сообщение она получает не от мамы, а от Чимина. Ещё и ни свет, ни заря. «Куда пропала?» «Даже я уже после дебюта бездельничаю, а тебя в Хорайзен не видно» «Дай угадаю, с Чоном?» А Чон, кстати, спит на соседней подушке, и Диане немалых трудов стоило выползти из-под его тяжелой татуированной руки. «У вас что-то типа медового месяца?» Диана выключает звук, потому что это настоящий шквал сообщений. «У меня мама заболела, я была с ней». «Оу… она в порядке?» «Сейчас на лечении. Все хорошо» «Когда возвращаешься к практике?» Практика… Диана уже давно не была в компании. Тело забыло, как танцевать, сначала из-за сотрясения, потом из-за того, что она пропадала в больнице. Голос — петь. И правда, возвращаться давно пора. Но все эти дни Диана коротала в холостяцкой квартире Чонгука с блокнотом в обнимку, пытаясь сложить слова в песни. Это единственное, что её успокаивало и приносило радость. «И думаешь ли ты вообще возвращаться?» Диана кусает пересохшие губы, пока за окном в рассвете тлеет ночь. Она так отвыкла от холода стен Хорайзен. От кучи людей. От постоянных танцев и практик до изнеможения и тошноты. От подъемов в шесть и от падений на кровать без сил. От темпа жизни. Время в этой квартире замирало и тянулось в тревожном ожидании чего-то: сообщения от мамы, звонка врача, прихода Чонгука. «Ау» «Ты к дебюту собираешься готовиться вообще?!» Диана печатает быстрое и короткое «да», пока Чимин не обрушил вторую очередь смсок, и убирает телефон на тумбочку. Поворачивается, чтобы позалипать на спящего рядом человека. Всё равно не уснет больше. Шуршит одеялами и видит, что человек и не спит. Он молча моргает. Размеренно дышит. И смотрит в ответ. — Мама пишет? — Да. — Диана и сама не замечает, как быстро лжет. Она хорошо помнит реакцию Чона на бедного Чимина и не хочет чем-либо расстраивать его. Хоть, это и глупо, ведь Чимин — стопроцентный гей. — Как она? — Чонгук сгребает девушку в объятия вместе с одеялом. Прижимает к слишком горячему телу и зарывается носом в волосы. От него пахнет сном и шлейфом геля для душа. — Всем довольна и кажется почти здоровой. Она присылала фото. — Потом покажешь? — Руки обвивают талию ещё сильнее, и их тела прижимаются вплотную. Кажется, он снова проваливается в сон. Но всё, о чем Диана может думать, так это то, что часть его упирается в поясницу. Довольно твердая часть. Что, наверное, естественно для мужчины утром. Чонгук не настаивал на близости всё это время. Позволял себе лишь объятия, чмок в щеку или в лоб и иногда поглаживал руки или плечи, спину. На этом всё. А теперь, когда опасность миновала, он, кажется, хотел напомнить, что Диане можно расслабиться. — Ты вкусно пахнешь. Ты знаешь? — Сопит он, пока его губы мокро чмокают плечо. Щекотно. И то, что Диана начинает дрожать, будит его окончатетельно. Ведь за этим крохотным поцелуем, случается ещё парочка, где это позволяет край майки. Чонгук смахивает волосы с её шеи и целует её заднюю сторону. А Диана…всё дрожит и замирает. — А ещё, когда ты рядом, каждое утро — доброе. — Признает он, приподнимаясь на одном локте, чтобы было удобнее припасть к шее. Горячие пальцы пробегают по предплечью, губы захватывают нежную кожу шеи, оставляя на ней влагу. Диана соврет, если скажет, что это не будоражит. И не заводит. Потому что то, что Чон вытворял с её шеей, очень даже будоражит и заводит. Чонгук находит край майки у низа живота и хочет подцепить её, пока Диана сама его не тормозит, — — Не думаю, что готова. — Поволока желания с её глаз спала и сменилась испугом. Тяжело в такие моменты противостоять ониксовым глазам, в которых целых две бездны бесконечного желания. Это желание его плавит, и ему наверняка тяжело вот так просто взять и остановиться в разгаре. — Не хочу показаться слишком настойчивым или давящим, но около двух недель назад ты пришла ко мне сама и заявила, что готова состоять со мной в отношениях. — Он всё же нависает сверху, на боку. И горячих пальцев от её руки не отрывает, ведь имеет на это касание право. — Я не отказываюсь от своих слов. Я говорю, что пока не готова к… — Сексу? — Ему по всей видимости нравится бесстыдно говорить вещи, которые могут легко смутить Диану. И видеть румянец на её щеках. — Да. Что обычно делают парочки, когда начинают встречаться? — Хочу заметить, что слегка староват для поцелуев на последнем ряду кино. Или для того, чтобы катать тебя на задней седушке велосипеда, например. — Ещё недавно ты водил меня на свидания. Хочу испытать это ещё немного. — Так вот, чего хочет моя радость? Конфетно-букетный период? — Он расплывается в озорной улыбке, будто открыл её драгоценный секрет. — Это плохо? — Я могу сделать всю твою жизнь конфетно-букетным периодом, Диана. Если ты мне это позволишь. И секс может стать прекрасным дополнением к этому периоду. Глупо было полагать, что взрослый мужчина будет дожидаться, пока девочка «созреет». К тому же, учитывая то, что они уже были близки ранее… — Просто всё так навалилось… я только начала приходить в себя. И я хочу… — В её глазах серьезность, и потому Чонгук обращается в слух, насторожившись и приготовившись записывать желания своей девочки, — Вернуться в компанию. К тренировкам. — Хорошо. Я свяжусь с Кимом. Ан отвезет тебя в Хорайзен, когда будешь готова. И заберет вечером. — Чтобы отвезти обратно? — Она уточняет, потому что в мыслях мелькает общежитие. — А ты хочешь вернуться в ту квартиру? — Вопросом на вопрос. Так свойственно ему. — Ещё не решила. — Ситуация с Нгоком была ярким примером того, что может случиться, если ты будешь не в поле моего зрения. Я не могу допустить подобного, Диана. И думаю, что будет лучше, если ты останешься здесь. К тому же, зачем жить в ужасных условиях, если можешь кататься как сыр в масле здесь? Они будто сидят за столом переговоров, но вместо стола кровать. Диана чувствует, как быстро нагнетается обстановка. Чимин тоже говорил, что с Чоном она будет как за каменной стеной. А у стены будет дверь, чтобы мочь выйти, когда захочется? — Нгок получил по заслугам и сейчас, вероятно, носит отслеживающий браслет на ноге. Этого не повторится. — Никто не может этого гарантировать, Диана. Был один Нгок, появится и другой. Я бы хотел, чтобы с тобой была моя охрана. Тем более, учитывая, что ты со мной. — У тебя есть враги? — Вряд ли Диана станет его слабым местом, если кто-то захочет отыграться за какие-либо его старые дела. — И не мало. Я управляю одним из самых крупнейших конгломератов в Корее, Диана. И для этого мне пришлось на многое пойти и многое сотворить. И многим это могло не понравиться. Я не хочу, чтобы из-за меня страдали люди, которые мне дороги. — Так значит, я тебе дорога? — Диана пытается свести всё на нет, сменить курс, Чон обычно охотно поддавался таким девичьим фокусам. — Даже не сомневайся в этом. Чон запечатывает свои слова чмоком в губы и вылазит из-под одеяла. — Я в душ. Потом позавтракаем вместе? Вот и порешали. Как всё, оказывается, просто.***
Хорайзен блестит в лучах мартовского солнца, как сапфировый дворец. Дворец, где куют мечты и закаляют идолов. Хорайзен слишком высокий и величественный, настолько, что кажется великаном, по сравнению с маленькими и ничтожными человечками. Диана отвыкла от этого места. Двери перед ней открываются сами. Менеджер Ким встречает у входа. Он совсем не изменился, но Диана будто видит его впервые. Прошедшая неделя прошла как сто лет, и за прошедшую неделю она успела здорово повзрослеть и забыть знакомые лица. Мужчина выдает ей бумажное расписание, чтобы было перед глазами и отправляет в танцевальный класс. Еще у нее сегодня психолог. Наконец-то. Диана уже успела соскучиться по успокаивающим ее беспокойный разум беседам. Да и обсудить было что. В классе нет преподавателей. Зато есть коллеги по еще безымянной группе. Они реагируют на внезапное появление Дианы, как датчики движения. И судя по удивленным взглядам, успели забыть, что она вообще есть в их коллективе. — Посмотрите, кто вернулся! — Гюри чуть ли не хлопает, но не от радости, а саркастично. — Мы думали, ты собираешься уйти. — Констатация их общего вывода от Хани. Она и бровью не повела, увидев Диану. И только Мэри улыбнулась. Но как-то жалостливо. — И где же была наша принцесса? — Это допрос? — Диана отрастила клыки и научилась защищаться. А может чувствует себя так уверенно, потому что теперь у неё есть сильный покровитель. — У меня были личные причины. — И что это за причины такие, по которым можно прогуливать тренировки? Мы уже полмесяца пашем над предебютным номером, ты будешь слабым звеном, раз начнешь не сначала. — Отстань от нее, Гюри. Сказала же, что у нее были причины. Неожиданно, но на помощь приходит Хани — единственная, кто могла противостоять этой бестии еще со временем набора. И Гюри фыркает, но повинуется. Отстает. И всё бы было хорошо, если бы не… — Понятно же, что она была занята потрахушками с Чоном. С тем богатеем-инвестором. — Удар в спину, после того, как ее перекрыли от первого. — Только не завидуй сильно. Всё-таки, это не менеджер Ким. А Диана молодец. Быстро приблизит нашу группу к дебюту. Есть вещи, которые порой просто неэтично говорить. А есть люди, которые любят говорить неэтичные вещи и делают это вполне намеренно. Как, например, Хани. — Это ведь не секрет? — И есть люди, которые сначала делают, а только потом спрашивают. И это тоже Хани. — Или секрет? Прости, не хотела раскрывать твою тайну. Диана обескуражена. В ее личную жизнь не просто вторглись. По ощущениям, они покопались в ее нижнем белье. — Да ты не дрейфь. Все делаешь правильно. Поди твой инвестор расщедрится, и мы скоро дебютируем. Теперь они все будут думать, что она делает то же, что и все остальные тут — спит с кем-то богатым и влиятельным за деньги и путь к славе. Ведь они и не догадываются, что Чон, вообще-то, предлагал ей стать его парой. И про клятву, которую он дал тогда в больнице, про «в горе и в радости». И про то, что она ему дорога. Ничего они не знают. — Привет, Диана! Рад, что ты снова с нами. — Весь этот неловкий разговор прерывает Хосок. Замену Нгоку еще не нашли. — Давайте начнем? Уже разогрелись? Осадок мерзкий, но пора бы уже и привыкнуть. Это место не только, где куют мечты, оно — обитель подлости. Ведь ради мечты многие готовы на всё. И не только на подлость.***
Совместное проживание с Чоном оказалось не таким уж и безоблачным, как Диана себе рисовала. Да и вообще, как и с любым человеком по первости: в общежитии тоже было тяжело привыкать к чужому укладу и повадкам. Мелкие трудности естественны в начале для всех. Да и так можно было увидеть Чонгука вблизи, его настоящего, а не за фасадом офиса, дорогих авто и одежды. Реальный Чонгук иногда ворчал по утрам, после работы не особо был разговорчив и часто после вечернего душа шел доделывать дела в свой кабинет. Диана не знала, когда он возвращался в постель. Порой слишком резко разговаривал со своими сотрудниками по телефону. Порой мог высказать недовольство чем-либо в грубой форме своим подчиненным, которые присматривали за домом. Или, как например сейчас. На столешнице из черного мрамора красивое блюдо с Английским комплексным завтраком: яичница, сосиски, зеленый салат, фасоль, тост. Диана никогда ещё не питалась так хорошо, как в доме у Чона. Блюдо только что подал молодой, но не очень юный, повар — господин Ли. Диана было потянулась за вилкой, как заметила морщинку от нахмуренных бровей на лице напротив. В темном взгляде зарождается буря. — Господин Ли, попробуйте яичницу. — Голос у него сдержанный, не выдает недовольства, но Диана знает, что он недоволен. Фибрами души чувствует. Она неплохо успела измучить его повадки. Господину Ли к такому не привыкать. Он невозмутимо берет новую вилку и пробует кусочек. По лицу пробегает тень недоумения. — Господин Чон, можете сказать, что вам не понравилось? — Мужчина ещё молодой, и наверняка своенравный, раз позволяет себе легкое пренебрежение в тоне. — Хорошему повару не пришлось бы спрашивать, господин Ли. Вы переборщили с солью. И вероятно, потратили мое время, раз вам придется переделать блюдо, а мне придется задержаться, ожидая его. Повар Ли бледнеет на глазах, хотя старается не меняться в лице. Он уже нутром чует, что это его последний рабочий день в этом доме. И делает, что велено — молча, и с виноватой улыбкой переделывает блюдо. — А по-моему соли в меру, и ты придираешься. — Диана уже попробовала свою. — По крайней мере у меня. Хочешь мое блюдо? Я все равно обычно не завтракаю. — Тебе надо завтракать. Тренировки отнимают слишком много сил и энергии, и они тебе нужны. Ешь. И Диана ест. — В последнее время ты иногда возвращаешься даже позже, чем я. Сильно устаешь? — Он смягчается в тоне. Буря отступает. — Я много пропустила. Хочу наверстать. Мы готовим пред дебютное выступление для презентации внутри компании. Ты тоже… будешь присутствовать? — Я самый крупный акционер Хорайзен. Конечно, буду. — Он переключается на черный кофе, все еще недовольно поглядывая на спину повара. — Я думал над тем, что ты сказала насчет свиданий и прочего. Как насчет ужина при свечах сегодня в ресторане? Сегодня день в компании завершится тяжелой хореографической тренировкой с Хосоком. Там будут присутствовать многие танцоры для оценки их успехов перед презентацией. — Сегодня? Может, выберем другой день? — У меня вся неделя расписана. Освободить вечер получилось только сегодня, и то, Тэхену пришлось попотеть, чтобы отменить некоторые встречи. — Чонгук все-таки получает свою яичницу, вдобавок одаряя повара неодобрительным взглядом. — Почему ты хочешь перенести? — Тогда не переноси. Все в порядке. Сегодня заканчиваю танцевальной практикой, подумала, что немного устану. — Отдохнешь за ужином в красивой обстановке и с хорошим вином. Для этого и ходят в рестораны. Ан тебя отвезет и заберет сегодня вечером. О да, Диана теперь под постоянным присмотром Ана. Он ее не напрягал, не разговаривал, не указывал, просто… был приставлен как тень. И с машиной. Да и Диане было спокойнее: ни Нгок, ни кто-либо другой к ней не сунется, пока этот угрюмый мужчина приличной комплекции и с суровым лицом поблизости. — До вечера, котенок. — Поцелуй в щеку на прощание. — Уже считаю минуты до его наступления. — До вечера. Впереди длинный и изнурительный день.***
Стрелки часов сегодня жутко медленные. День состоял из нескольких больших пунктов: собрание с командой, в которой были не только девочки, но и менеджер Ким, арт-директор, стилисты и дизайнеры, имидж-менеджеры и пиарщики. Мозг покинул Диану на втором часу обсуждения, примерно, когда у всех был кофе-брейк. Диана не пьет кофе, и наверное поэтому всё ещё была сонной мухой по сравнению с взбодрившимися людьми. Потом индивидуальное занятие по вокалу, обед, психолог. С госпожей Чан они виделись стабильно на этой неделе, и если по началу Диана выносила на обсуждения переживания о больной матери, то теперь её тревожило сожительство с Чонгуком, о котором она уже более уверенно рассказывала и пыталась разобраться, насколько такое быстрое решение оправдано и нормально. Чан не давала четких ответов, она уповала на внутреннюю готовность, а ещё упоминала зону комфорта и личностный рост, пролегающий за её границами. Мол, хочешь расти — претерпевай дискомфорт и иди в перемены. Диана решила, что подумает об этом на досуге, перед тем, как пошла на двухчасовую дэнс практику. Сначала они репетировали с Хосоком до седьмого пота. И перед финальным прогоном он отпустил всех на небольшой перерыв. Диана, взмокшая и уставшая, отправилась до ближайшего автомата с водой. — Посмотрите, как она старается! — Знакомый голос, по которому она соскучилась. — Обнимать не буду, пот и всё такое, сама понимаешь. Я брезгливый. — Да что ты?! — Диана бежит на встречу, притворяясь, что хочет обнять, и оба рассыпаются в дурачливом смехе. — Как ты вообще? — Чимин покупает сразу две воды и одной делится с Дианой. — Как мама? — Чонгук отправил её в Германию. И мы теперь… — Чонгук? — Она всегда называла его господином Чоном, — Стоп, вы всё-таки вместе?! Чимин слишком громко разговаривает, приходится на него шикнуть. — Ты всё-таки сдалась? Прости, конечно, но это было очевидно. Ты долго ломалась. — В тот вечер, когда ты дебютировал, мама попала в больницу с микроинфарктом. Ей нужно было хорошее лечение и операция. В тот же вечер я поехала к Чону. И согласилась. Чимин присвистывает. И в глазах у него что-то такое… что Диане не нравится. Он быстро соотносит факты, анализирует и не одобряет. — Стой, только не говори, что явилась к нему и вывалила все это, попутно согласившись стать его девушкой. Ты ведь так не сделала? В ответ красноречивое молчание. — Нет… ты — нечто, Ди-Ди. — Чимин мотает головой. А ему не показалось, что ты делаешь это только ради собственной выгоды? Потому что мне бы показалось. Хотя… — Он обводит взглядом потолок и мигающие местами лампы. — Думаю, это не имеет значения. Чон из тех типов, которые любой ценой должны получить, что они хотят. Для него обстоятельства навряд ли были важны. — Давай лучше не обо мне. Ты-то как? — Да, они с Чимином близки, но Диане даже наедине с самой собой тяжело открывать душу и выискивать истинные мотивы своих поступков. Просто так сложились обстоятельства — вот, что она себе говорит. — После дебюта не продохнуть. Записываем первый альбом круглыми сутками. Даже времени на моего богача-ухажера нет. — Он не предполагал съехаться? Чимин смотрит на собеседницу так, будто та объелась белены. — С ума сошла? Он мой спонсор, а не парень. Чон предложил съехаться? — Этот вопрос пока открыт. Но я живу у него. Не хочу впадать в сильную зависимость. Его телохранитель привозит меня сюда и увозит, в телефоне он видит мою геопозицию и все такое… это не слишком? — Для простых смертных, как мы — слишком. Для таких, как Чон — норма. Они все хотят контролировать, мол, посмотри, какой я важный. К тому же, люди серьезные. Наслаждайся личным водителем и прочими благами. Что еще остается? К тому же, регулярный секс в качестве главного бонуса — очень даже неплохо, я лично по нему уже соскучился, учитывая свою занятость и занятость своего… попечителя. От него другого и не ожидалось: Чим берет от жизни все, что та готова ему предложить. Диане бы поучиться. — Мы не спим. — Выходит как-то резко, а после виснет тишина. Сложив мысли в слова, Чимин всё-таки дает оценку ситуации, — — Тогда я точно не понимаю Чона. Не принимай на свой счет, но я не понимаю, почему он тебя ещё не кинул. — Думаешь, это плохо? — Это печально. — Ты идешь? Все уже собрались. — Из-за угла выглядывает Мэрико, отводя от парня робкий взгляд. И не давая закончить столь щепетильный разговор. — Да. Иду. Пока, Чим-Чим. Еще увидимся. — Получается как-то безрадостно. Или в ней говорит усталость. Чимин напоследок дарит слабую улыбку. А в классе и правда куча людей, которые жаждут узреть, что заготовила новая женская группа Хорайзен. Там душно и шумно. Нервы играют, желудок завязывается в узел, Диану прошибает на пот. Но танцевать нужно. И нужно сделать это на все сто. После сил остается катастрофически мало. Настолько, что хочется уйти в режим энергосбережения. Но Диана плетется в душ, после, не досушив от бессилия волосы, натягивает чистую майку и спортивные штаны, белое худи сверху. Господин Ан встречает её в холле здания с огромным черным пакетом. — Что в нем? — Господин Чон просил передать это вам. Картон скрывает такое же черное платье. Ткань гладкая и дорогая. Наверняка, красивое. Наверняка, с выбором помогала Николь — переводчица и ассистентка. Вряд ли бы господин Ким ходил по бутикам женской одежды в поисках вечернего платья. — Спасибо. — Диана берет пакет, но не спешит возвращаться в раздевалки. Она слишком устала. Ведь мир не рухнет, если она побудет в том, что на ней сейчас? Она все-таки стажер-трейни. Это часть её. К тому же, она слышала, что богатые могут посещать рестораны даже в пижамах, и ничего. — Давайте поедем сразу в ресторан? Я слишком устала. Во взгляде Ана мелькает сомнение, но он коротко кивает. Этот человек не из тех, кто будет лезть с непрошенными советами. В машине есть время передохнуть и очистить разум. По пути она начинает сомневаться в своем решении остаться в серых спортивках и кроссовках. Но что сделано, то сделано. Остается убедить себя в том, что это ерунда. На входе в полупустой ресторан её встречают девушки-хостес. Забирают куртку и молча осматривают с ног до головы. Сомнения растут. Но её хотя бы не запрещают вход, а это уже хороший знак. Диана сообщает имя, на которое должен быть забронирован столик, и её любезно к нему ведут. Чон уже ждет. Она замечает его издалека: взгляд притягивает магнитом. Выглядит восхитительно даже после полного рабочего дня. Он сосредоточен на меню. И так красиво вписывается в эту обстановку роскошного интерьера в современном азиатском стиле, свечей, дорогого дерева и приглушенных ламп в стиле модерн. Эта картинка кажется миражом. Но он тоже поднимает взгляд, и сердце учащает темп. Это напомнило Диане об их первом «свидании». Куда она ехала с твердым намерением отказать ему. — Привет. Работница отодвигает для Дианы стул, и только когда она уходит, Чонгук начинает разговор. — Привет. Почему ты в спортивной одежде? Ан не передал тебе платье? — Голос мягкий, но нотки недовольства уже проклевываются. Самое время начать оправдываться. — Передал. Просто я ужасно устала. Я уже не смогла вернуться, чтобы надеть его. Ничего ведь, если я буду так? Чон тяжело вздыхает, хотя сохраняет на лице нейтральную маску. А после слегка поучительным тоном начинает, — — Диана, это ресторан с мишленовской звездой. Сюда не попадают просто так. А если и попадают, то точно не в спортивных штанах и толстовке. — Я ведь говорила, что вечером танцевальная практика. Я постоянно в зале. Тренируюсь. И вся моя одежда такая. — Я ведь не прошу тебя носить платья и каблуки постоянно. Но для каждого места должен быть соответствующий вид. Это этикет, Диана. И у нас свидание, если ты помнишь. — Неужели это так важно? — Губы кривятся, а по голосу слышно, что она потеряла самообладание. Кожаная корочка меню трещит под пальцами, потому что её сильно сжимают. — Для меня да. — Это такая ерунда, Чонгук. Как с яичницей сегодня утром. Но ты все равно нашел повод к этому прицепиться. Слова, слетевшие с губ так легко, повлекут за собой последствия. — Большие вещи строятся из маленьких вещей. Утром повар испортил завтрак. А значит, одним вечером может испортить важный банкет. Сегодня ты пренебрегла моей крохотной просьбой одеться соответствующе событию, а что будет в один день, Диана? Отношения тоже строятся из таких простых и маленьких вещей. Тебе же было важно, чтобы твоя мама получила отменное лечение. И я к этому прислушался, а не пропустил мимо ушей. — Как ты можешь сравнивать две таких разных вещи? — У Дианы открывается рот от возмущения. Она не знает, что ещё сказать, да и не может, потому что в этот момент Чонгук подзывает официантку. — Готовы заказать? — Да. Пожалуйста, бутылку красного Шато Лафит, сет закусок, тарелку свежих морепродуктов и два стейка «Korean Inspired». И просьба. Переместите нас в приватную обеденную. Чонгуку настолько не по себе из-за спутницы в спортивном костюме, что он хочет скрыться с глаз? Второй удар. — Не нужно перемещать. — Тут же обращается она к официантке, из-за чего девушка выглядит растерянной. А потом Диана смотрит прямо в требовательные глаза напротив, — Я переоденусь. Не дожидаясь ответа, Диана встает, набирает Ана и идет к выходу, за пакетом с платьем. Дело остается за малым: дождаться водителя и переодеться в туалетной кабинке. Хотя по всему телу клокочет злость: как он мог сказать такое? Как он мог упомянуть лечение мамы, ведь это было его собственное решение? Диане даже не нужно было просить. И в душе она очень боялась, что рано или поздно Чон запросит что-либо в ответ или начнет этим оперировать в конфликтах, как этот. Ведь именно это — её уязвимое место. В кабинке не очень комфортно переодеваться, но это ерунда. Платье она видит полностью только тогда, когда выходит к раковинам и длинному зеркалу: черный атлас идёт её светлым волосам, лямки открывают плечи и соединяются за шеей, спина оголена. На ней огромный вырез до копчика. Спину Диана прикрывает волосами. Платье невероятное и даже по размеру. У Николь глаз алмаз. Когда она появляется в поле зрения Чона, у него даже глаза меняются: в них гаснет смятение и буря. В них то, что Диане так нравится — восхищение. Но Чон не проронил ни слова, лишь молча пронаблюдал за тем, как она возвращается за стол. Вино уже подали и разлили по бокалам. — Зачем ты упомянул про лечение? Будешь теперь использовать это против меня? — Злость не улеглась. Она кипит да так, что Диана даже пытается залить её большим глотком приятного красного. — Я не собирался использовать это против тебя. Я всего лишь пытался напомнить, что отношения это про вклад с обеих сторон. Я обеспечил лечение, потом что тебе это было важно. Хотелось бы, чтобы и ты пошла навстречу и сделала так, как я тебя прошу. А именно надела платье. Ведь, как ты и сама сказала, это вещи несопоставимые в масштабе. К тому же, платье тебе очень идет. И для меня это важно. Перед ними тут же ставят и тарелки с закусками. И блюдо с морепродуктами, ведь ресторан специализируется именно на этом. И внутри у Дианы поднимается новая волна возмущения, — — Ты сам всё заказал. И даже не спросил, что буду я. Зачем тогда мне дали меню? Ради приличия? — Я часто бываю в этом ресторане и знаю, какие позиции в меню самые достойные. Ты не доверяешь моему вкусу, моя радость? Я выбрал то, что тебе точно понравится. — Чон — сама невозмутимость, хотя от глаз девушки не скрывается то, что на самом деле он трещит по швам. — Как ты можешь знать, что мне понравится, а что нет? — Градус этого диалога растет вместе с алкоголем, который попадает в организм. — Я просто знаю. — Ты так уверен в себе? Диана чудом выдерживает этот долгий взгляд глаза в глаза. И почти жалеет, что так заносчиво вздернула подбородок. Что саданула этим вопросом, как кухонным ножом по горлу. Возможно, эта фраза была совсем неаккуратной. И очень вероятно, что Чону она пришлась не по вкусу. Такой как он, не может быть не уверен в себе. — А ты давно стала такой уверенной в себе, радость моя? — Он мягко напоминает, что ещё совсем недавно она была никем. Простым стажером без гроша за душой. И что быстро зазналась. Но Диана уже допила свой бокал, и язык начал развязываться. — Возможно, мне бы не понравилось то, что я выбрала. Но это было бы мое плохое решение. — Ты считаешь, что самостоятельность решения важнее, чем то, хорошее оно или плохое, само по себе? — Да. И то, что мне не понравилось бы, было бы на моей совести, а не на твоей. Так о чем ты переживаешь в таком случае? Я считаю, что каждый сам вправе принимать решения, даже если они плохие. — Я не хочу, чтобы тебе что-либо не понравилось. Я обещал тебе сказку. Я её тебе подарю. Без «не». — Наотрез. — Я бы сам хотел, чтобы кто-нибудь в свое время уберег меня от плохих решений. И, поверь, выбор блюд — не самое важное плохое решение, которое ты можешь принять. — Мне уже не нравится. — Вопиюще честно. Возможно, даже слишком честно. И Диана даже жалеет о том, что только что сказала: она сидит в шикарном платье от известного модного дома, в дорогущем ресторане, с кучей блюд на столе и бокалом лучшего вина в руках. Грех жаловаться. Но ей не нравится. Ни то, что Чон заставил её переодеться, ни этот разговор. — Ты устала. Давай, тогда просто поедим и поедем домой? Не будем и дальше портить вечер. — Он не придает конфузу значения. Или, по крайней мере, старается сделать вид. Сам разрезает для нее поданный стейк и пододвигает тарелку. Он даже стейк разрезает сам. — У меня есть и свои руки. Я умею пользоваться ножом и вилкой, Чонгук. — Диана. — Он пытается смирить её снисходительным тоном. Как взрослый родитель непослушного ребенка. Иногда мама говорила с такой же интонацией. И это задевает ещё сильнее. — Ты всё решаешь за меня, Чонгук. Когда меня увезут и привезут в компанию, когда мы пойдем ужинать, что мне надеть, что мне съесть на завтрак и ужин и что выпить. Мне не пять лет, я могу и сама прекрасно справиться! — Диана не скупится ни на слова, ни на эмоции. К щекам прилила кровь. От возмущения или вина. — Ты сама выбрала быть со мной. Быть со мной — значит принимать мои решения и заботу. Чон выдерживает паузу, запивает её вином. Взвешивает. — И что ты предлагаешь? — Он, как и любой взрослый, или хороший предприниматель, открыт для диалога. Готов выслушать жалобы и предложения. Диана к такому готова не была. Действительно, а что она может предложить? — Я хочу вернуться в общежитие. — Неожиданно даже для самой себя. Но может, ей нужно время, чтобы постепенно привыкнуть просто к тому, что теперь рядом человек, который возлагает на себя частичную ответственность за неё. А не нырять в омут с головой, как она это сделала. Может, так будет лучше? — Жить отдельно? Ты этого хочешь? — Он спокоен. Холоден, как лед. — Да. Хочу. — Она, наоборот, огонь. Лицо пылает от возмущения. — Мы, что, впервые ругаемся? — Тяжелый вздох. Чон прикрывает уставшие веки, и Диана только сейчас замечает, какой он вымотанный. Явно в мужчине никаких сил, чтобы ещё и терпеть капризы юной подружки и выстраивать переговоры ещё и с ней. — Называй, как хочешь. Я хочу. Вернуться. В общежитие. — Диана чувствует, что он не уступит. Поэтому на всякий случай делает паузы между словами, чтобы её точно поняли. — Хотя бы на время. Чон даже не отрывается от стейка. Не ведет бровью. Не ругается. Вместо этого уверенное и твердое, — — Нет. Ещё один невидимый удар под дых. Опустошающий. Такой, что и есть не хочется. Кусок не полезет в горло. Как это «нет»?! — Ты не можешь удержать меня в своей квартире, Чонгук. — Получается нервно и неуверенно. А его твердый взгляд говорит о том, что ещё как может. — Ещё недавно ты шутила по этому поводу, а я спрашивал, хочешь ли ты этого. — Я шутила. — Ты не вернешься в общежитие. Но я подумаю, что можно сделать. Давай есть. Пожалуйста. Чон, хоть и суровый, но сейчас выглядит уставшим. И Диана делает поблажку. И вновь так, как просит он. К тому же, в ней и самой не так много сил, чтобы продолжать эту нелепую ссору, о которой завтра она пожалеет. Подобные капризы у неё уже были. — Хорошо. — Можешь выбрать десерт, если хочешь. Меню тебе дали для этого. — Вдруг добавляет он, а Диана душит в себе очередной приступ негодования. Хочет съязвить: «Как щедро с вашей стороны, господин Чон. Вы — само великодушие». Но в этот момент она просто молча делает вывод, что за властью и деньгами скрывается и властолюбие и тяга к контролю, самоуверенность и заносчивость. И что Чону они чудовищно к лицу. И что ничего с этим она сделать не сможет. Чона можно только принять или отвергнуть. Выбор был сделан в пользу первого. Ужин заканчивается в тишине из чистого принципа. Диана слишком упрямая, чтобы пытаться поговорить. Чон слишком устал и, видимо, не привык делать первый шаг. Такую же тишину они сохраняют и на заднем сидении машины, пока Ан везет их домой. И если за ужином молчание ещё можно было стерпеть на накале страстей, то в машине она отрезвляла и… поглощала. Диана делает для себя открытие, что ей не нравится эта тишина. Или то, что Чон смотрит куда-угодно, но не на неё. Хоть они и не разговаривают, мужчина так же по-джентельменски открывает перед ней двери, а дома снимает пальто. Но всё так же молча идёт в душ, а потом валится на кровать, пока Диана лежит к нему спиной. Он тоже отворачивается спиной. Впервые. Упрямец. В голове звенит это его «Подумаю, что можно сделать». И Диана уже жалеет, что вообще начала весь тот дурацкий разговор. Тишиной она была сыта по горло. Ужин не удался. А ещё тут же всплывает это его "в горе и в радости". В клятве должно было быть ещё и "в ссоре, и в согласии". Всё ощущается странно: вот она - крепость, о которой все мечтают и говорят. Каменная стена. Но кажется, что крепость не в стенах этой холодной квартиры. Та самая стена пролегает между Диану и человеком рядом. Она никак не позволяет приблизиться к нему хоть на миллиметр, а Диана тихонечко остается поскуливать у её подножья: спиной ощущать его спину и их разлад. И ведь как всё глупо: всего-лишь из-за какого-то дурацкого платья.