Инструкция по взаимопомощи для сильнейших

Сугуру выдали конверт с деньгами. Не пересчитав и даже не заглянув внутрь, он закинул пачку к остальным, в коробку на шкафу. Наверное, стоило отправить хотя бы часть родителям, но никак не доходили руки. Переодевшись из формы в шорты и футболку, он сел за отчёт, для которого особой фантазии не потребовалось. Второй уровень, полтора часа времени. Дольше на дорогу потратил. Закончив, Сугуру сходил к холодильнику за энергетиком. Многодневная бессонница не давала о себе забыть. Он открутил крышку и в два глотка прикончил бутылочку с кисловатым, освежающим напитком. До конца дня нужно было сдать ещё и ученический проект по истории с описанием своего отношения к одному из великих шаманов прошлого. Смехотворно. Как будто это могло отсрочить смерть кого-то из студентов. По-хорошему, их образование можно было оставить на уровне начальной школы, а дальше обучать только техникам и физподготовке. Какая разница, с каким багажом знаний помирать? Из чистого упрямства Сугуру хотелось написать про кого-то отвратительного, вроде Короля Проклятий или Камо Норитоши, но он остановился на безопасном варианте и письменно рассыпался в притворном восхищении перед очередным великим предком Сатору. Благо, их было несчётное множество, выбирай на любой вкус: там вам и благородные мужи, и тираны с несгибаемой волей, и хитрейшие из интриганов. Однажды в их списке появится ещё одно имя. Пока печатал бессмысленный, наполненный пафосом текст, Сугуру не в первый раз задумался, каково это с детства жить в мире магии, жить, зная своё предназначение, зная о своём величии. Сатору никогда об этом всерьёз не говорил. Наверное потому, что и не знал другой жизни. Что тут сравнивать? Точно так же Сугуру не знал другого пути, кроме своего: по большей части одинокого, полного неопределённости, тошноты и детского страха. Его, конечно, довольно рано заметили и чему-то да обучали, но выдавали информацию и поддержку такими крупицами, что Сугуру до тринадцати лет был уверен, что бисексуальность, для которой он не знал тогда слова, это часть шаманства и всех шаманов привлекают и мужчины, и женщины. Вспоминать стыдно. К счастью, этой гениальной мыслью он ни с кем не поделился. Тёплая бумага из принтера оказалась в руках после недолгой возни с чернилами. Всё, абсолютно всё, каждое действие было бесполезно. Как будто Яга-сенсей действительно станет читать эту отписку. И его можно понять, зачем тратить своё время? Неужели прилежный студент Гето Сугуру плохо выполнит такое простое задание? Не напишет же он что-то вроде «Камо Норитоши был прав и шаманскому миру не помешала бы встряска». Время тянулось и тянулось, пойманное в ловушку жары. Запертый в своих мыслях, Сугуру не хотел ни ужинать, ни снова включать компьютер, ни смотреть уже наконец диск с ужастиком, который никак не мог вернуть Хайбаре с начала лета. Последнюю книгу он начал три месяца назад и прочитал не больше двадцати страниц. Возможно, стоило лечь спать пораньше. Возможно, именно сегодня его свалит накопившаяся усталость и даст забыться. Кохаи вместе с Сёко ужинали в столовой. Хайбара что-то украл из тарелки Нанами, пока тот отвернулся, и Сёко едва сдерживала смех. Чужое хорошее настроение раздражало. Запредельно, что кто-то веселился до сих пор в этой реальности. А ведь когда-то Сугуру смеялся над любой тупейшей шуткой Сатору и не мог сдержать нежности во взгляде. Но это была другая жизнь. Как будто даже чья-то чужая или, что точнее, взятая взаймы. Мимо столовой Сугуру пошёл дальше по кампусу к душевым и остановился у входа, потому что услышал звук льющейся воды. С ребятами не ужинал только Сатору. Значит, это был он. И у Сугуру не было ни малейшего желания сталкиваться с ним в душе. Они тысячу раз видели друг друга обнажёнными, и это бывало по-разному: и обыденно, и смешно, и неловко. Но сейчас Сугуру чувствовал, что просто не может показаться в таком уязвимом состоянии. Он похудел, его тело кричало об изнеможении. И, конечно, он не хотел смотреть на Сатору. Лишний раз травить себе душу? Нет, спасибо. Сидя на скамейке у входа, Сугуру прогнал все эти мысли по кругу с дюжину раз, а Сатору не торопился. Его можно было понять — в жару из прохладного душа вылезать не хотелось. Сугуру не взял с собой часы или телефон, но по внутренним ощущением прошло больше часа, а вода как шумела, так и продолжала шуметь. Да сколько можно мыться? Или что он там делает? Даже если мастурбирует, за это время уже можно было десять раз кончить. Тем более что в собственной комнате это явно удобнее делать, чем в общей душевой, куда в любой момент мог зайти кто угодно. Мысль о том, что Сатору могло стать нехорошо, отмелась как абсурдная — он даже простудой никогда не болел — но Сугуру всё же решил проверить. Если всё в порядке, то вежливо (или не очень) попросит выметаться уже. Первое, что насторожило Сугуру, была температура в душевой. Удушающая жара снаружи в сравнении казалась прохладным раем. Настоящее пекло, в котором можно свариться заживо. — Сатору?! Никакой реакции. — Сатору, я сейчас подойду! — предупреждая, крикнул он, уже полубезумный от паники. В памяти всплыл меч, торчащий из груди Сатору, и ухмыляющая рожа Тоджи Зенина. И ощущение полной парализующей беспомощности, льдом сковавшей каждую мышцу. Открыв дверь и шагнув на кафель, Сугуру чуть не задохнулся от волны горячего пара, бросившейся в лицо. Из лейки хлестал кипяток. Опустив голову и сгорбившись, Сатору стоял под душем, полностью одетый, но вода не касалась ни его волос, ни кожи, ни одежды. Отскакивала и стекала на пол, убегая обжигающим ручейком в слив. До конца не осознавая, что делает, Сугуру потянулся к нему, вздрагивая и отстраняясь из-за мгновенного ожога. — Сатору… — позвал Сугуру тихо и беспомощно, потому что голос не подчинился. Снова без ответа. — Сатору, посмотри на меня! Как давно ты не отключал технику? Сатору вроде говорил, что учится ставить Бесконечность фоново, не отключая, но сейчас явно что-то пошло не по плану. Если план, конечно, не заключался в том, чтобы стоять час под водопадом кипятка и пугать окружающих до усрачки. Из-за духоты и жары Сугуру почувствовал дурноту, но вместе с ней бессмысленный приступ решимости. Ступив прямо под воду, он попытался схватить Сатору за плечо, но Бесконечность отторгла и его тоже. В принципе, а чего он ожидал? Просунув наконец руку к смесителю через очередной поток кипятка, он смог вырубить воду. Сатору остался стоять столбом. Из него всегда жизнь била ключом, он не оставался статичен ни на секунду — болтал, смеялся, махал руками — поэтому жуть брала видеть его таким неподвижным, словно мёртвым. Нужно было кого-то позвать, но мысль о том, чтобы передать сейчас Сатору в чьи-то руки, казалась ужасающе неправильной. Как будто любой, кроме Сугуру, воспользовался бы этой слабостью сильнейшего. — Сатору… — начал он, возможно готовый сказать то, что не решался, когда Сатору его слышал. Он хотел сказать это сегодня ночью и каждый день на протяжении невыносимо долгого года. Объяснить, как невозможно, бесконечно скучает. Как тянется его каждый нерв, его каждая мысль, как возвращается всё его существо к Сатору снова и снова. Но Сатору услышал. Поднял голову, и Сугуру с ужасом посмотрел в его пьянющие глаза: маниакальные, расфокусированные, глядящие всюду и одновременно с этим никуда. Сугуру впервые пробрало до дрожи от этих глаз. Ожидая какой-то развязки, Сугуру беспомощно разинул рот и втянул всё ещё прогретый влажный воздух, но ничего не произошло. Сатору завалился на бок, и Бесконечность спала. Несколько раз поскользнувшись, Сугуру попытался хоть как-нибудь взгромоздить Сатору на себя, но тот упрямо отбивался, словно пройти по коридору оперевшись на плечо друга так же унизительно, как если бы его понесли как невесту. Сугуру донёс бы его как угодно — и как самую драгоценную невесту, и как мешок риса — лишь бы убраться из распаренной душевой и отдаться на растерзание Сёко. Уложив Сатору на кровать, Сугуру быстро включил вентилятор и побежал к Сёко. К счастью, она уже вернулась в комнату и курила, листая журнал. Увидев мокрого, растрёпанного, в скрипящих от воды резиновых тапках Сугуру, она вопросительно подняла брови. Не самый странный его вид, который она наблюдала, но сегодня ничего не предвещало. Впрочем, не ей было его осуждать. Комната Сёко всегда выглядела как в новостной сводке о последствиях землетрясения. Сатору, который тоже не был особенно аккуратным, по сравнению с ней, жил в идеальной чистоте. На разбросанной одежде валялись книги и тетрадки, смятые банки энергетиков стояли батареями, под пепельницы было приспособлено всё, во что можно стряхнуть сигарету. Под столом валялась коробка из-под пиццы. У Сугуру дёргался глаз от этого кошмара. Удивительно, как к нему в соседнюю комнату ещё не пробрались тараканы. Из-под кровати торчал кусок кофты Сугуру, которую он давал Сёко весной, когда та опрокинула на себя тарелку рамена. Потом она сказала, что кофту потеряла. Хотя сейчас это было неважно. Тем не менее на Сёко всегда можно положиться, и она мгновенно среагировала. Оказавшись снова у Сатору, Сугуру почувствовал неловкость. Он не был здесь с начала учебного года, да и сейчас его, в общем-то, не приглашали. Не сказать, что комната как-то изменилась, но жизни в ней явно стало меньше: не валялись разбросанные карточки с дигимонами, не стояли стопки книг, не лежала на тумбочке открытая пачка печенья с клубникой. Судя по этому запустению и по открытой сумке в центре, Сатору не распаковывался уже давно. Сугуру засуетился, не зная, чем может помочь, но не в состоянии просто так уйти. — Свали, Сугуру, — огрызнулась Сёко. Он ушёл, но почему-то не к себе, а обратно в комнату Сёко и рассматривал её хлам, пока она не вернулась. Ещё в коридоре Сёко успела закурить, обогнула Сугуру, сидящего на полу, и упала на кровать, перед этим стряхнув пепел в медицинский лоток на тумбочке. — У тебя ожоги, — сказала она, приподнимаясь на локте. — Что с ним? — Ты обжёгся, Сугуру. Сиди смирно, дай я залечу. — Что с ним? Ты смогла ему помочь? Сугуру встал на колени и повернулся к Сёко, как будто умолял её о чём-то. — Моя помощь ему не нужна. — Сёко нахмурилась. — Он вымотан и должен отдохнуть. А у тебя обожжены руки. — Много проклятой энергии израсходовал? Думал, что ему почти не нужно прилагать усилий. Разве не в этом суть его техники? — Нет, Сатору устал физически. Он уже очень давно не спал. Точно не могу определить, сколько именно. Сугуру это настолько повергло в шок, что он остался сидеть в одной позе и дал Сёко возможность использовать обратную технику. Чтобы убрать жжение на руках и лице, ей хватило минуты от силы. — Но я разговаривал с ним с утра, — сказал Сугуру, всё ещё не понимая. — Он показался мне совершенно нормальным. Сёко посмотрела на него со странным выражением лица, которое Сугуру смог расшифровать только как недоумение. — Что? — Ничего. Я с первого дня поклялась себе не лезть в это. — Во что? — В ваши отношения. — Причем тут наши отношения? — ещё больше запутался Сугуру. — Я говорю о его самочувствии. — Ни при чём, проехали. — Она отвернулась и снова рухнула на кровать. — Курить будешь? Соблазн был велик, но Сугуру хотел вернуться к Сатору, и в таком случае лучше бы от него не воняло сигаретами. — Не буду… Знаешь, мне показалось, что ты хотела дать какой-то совет. У тебя лицо такое было… Поучительное. — Тебе показалось, — сказала Сёко почти зло. — Если курить не будешь, иди и раздень Сатору, а то ныть завтра будет. — Я не буду раздевать его. — Ну а я тем более не буду. Можешь позвать Нанами, он будет в полном восторге, но тебе из уважения не откажет. Сугуру скривился. Не совсем же он всё-таки садист. Не совсем садист, поэтому он не стал звать Нанами и не оставил Сатору в мокрой одежде на всю ночь. Быстро, стараясь не думать о том, что делает, снял чуть влажные от валяния по полу душевой шорты и футболку, взял из шкафа чистые и переодел. Прошло пару минут, но Сугуру чувствовал себя таким уставшим, как будто победил проклятие первого уровня, не меньше. Опять же, смотреть на неподвижного Сатору было сложно. Он не мирно спал, не отдыхал, он лежал скованный чем-то невидимым. Сугуру не нашёл в себе сил уйти. Сна не предвиделось в любом случае. К тому же, Сугуру хотел убедиться, что Сатору не выкинет ещё чего-нибудь: не начнёт левитировать над кроватью посреди ночи с безумным хохотом или не телепортируется в какое-нибудь женское общежитие. Сидя у кровати спящего друга, Сугуру впервые за долгое время думал не про себя, не про несправедливость в шаманском обществе, а про Сатору, про то, что тем летом случилось с ним. Сугуру представлял, как Сатору сутками напролёт беспробуден, как он, должно быть измотан, как ломается под грузом навалившегося могущества. Как глупо. Он столько думал о Сатору за этот год, но по сути страдал только о себе и своих чувствах. В эгоизме обычно обвиняли Сатору, но тот хотя бы не притворялся, что ему есть дело до других. Имел ли он право гневить судьбу и мучиться от одиночества, не протянув руки первым? Не заметив как, Сугуру провалился в сон, а проснулся в кошмарно неудобной позе оттого, что Сатору подул ему в ухо. — Твою мать. — Зачем так про мою матушку? Она очень высокого мнения о тебе. Голова Сатору свешивалась с кровати. Глаза его смотрели осознанно и снова не казались такими жуткими. Сугуру даже устыдился того, что вчера испугался, словно это было предательством своего рода. — Сатору, как ты? — Поспал от души. Сам себе завидую. Отдельное спасибо, что охранял мой сладкий сон. Мило с твоей стороны. Сугуру нахмурился. То есть серьёзного разговора не выйдет? Сатору решил отшутиться? — Ты помнишь, что вчера произошло? — Кажется, я слишком долго принимал душ. Такое бывает, когда мальчик становится мужчиной, если ты понимаешь, о чём я. Хотя конечно понимаешь, уж я-то знаю, между нашими комнатами очень тонкая стеночка. — Сатору, ты час стоял под кипятком в одежде, пока я тебя силой не вытащил. Перевернувшись и дотянувшись до тумбочки, Сатору надел очки. — Да, пожалуй, слишком драматично. — Он сел, подогнув под себя ноги, и устремил взгляд в потолок. — Как в каком-нибудь фильме. Но вот такой вот он я — неотразимый главный герой боевичка. А ты — мой незаменимый напарник. Не такой уж и не незаменимый, как выяснилось. — То есть ты ничего не хочешь мне рассказать? Зубы Сатору сверкнули в вымученной улыбке, но при этом лицо осталось удивительно неподвижным. — А что рассказывать? Небольшой передоз величием. Это, знаешь, как после первой дрочки. Дрочишь так много, что в какой-то момент чуть сознание не теряешь. Только не делай вид, что с тобой такого не было. Сатору перебарщивал с пошлятиной. Пытался казаться хуже, чем он есть. Эти симптомы уже ни с чем не перепутать. Сейчас Сугуру был точно уверен, что слышал абсолютную неправду, от первого и до последнего слова. И каким же это обернулось всепоглощающим облегчением. Глупая, детская, завёрнутая в обложку скабрезности, ложь дала Сугуру вздохнуть первый раз за год. Он по-прежнему не знал, что делать дальше, не хотел мириться с окружающим миром, не понимал себя, но он был уверен в том, что Сатору нуждался в нём. И на время ничего, кроме этого, не имело значения. Сначала это, а потом всё остальное.