***
Пробуждение выходит совсем не красочным: Денис открывает глаза и садится, всем телом дрожа. Он обнаруживает себя в купе, кто-то уложил его на койку, прикрыл одеялом, заботливо переодел в сухое, кто-то – возможно, Макс. Титов помнит всё в точности теперь, когда сон остался позади, только вот, реальность ему не мила, тут всё сложнее. — Дэн? Ты очнулся наконец? – Максим сонный, нагруженный какой-то, но лицо его быстро озаряется усталой улыбкой. – Ты под водой, чертёнок, был минут тридцать, мы с Соней решили, что всё – не свидимся больше с тобой, потом едем в Топи, ты на берегу лежишь. Козлов сказал, что нас Топи выпустят, но не объяснил ничего, говорил: ты знаешь. Денис смотрит и смотрит, слушает, да, но глаз не сомкнуть. — Макс, давай потом, – Кольцов кивает понятливо и на койку садится, он тёплый, мягкий такой, а Денис с ним уже попрощался, ради него уже умереть спланировал. Он прижимается к горячему боку, самому-то холодно после внезапного утопления, и в щёку влажно целует. Они делятся загнанной нежностью, обнимаются и целуются медленно, вязко. Здесь, в непонятках, Денису хорошо настолько, что возвращаться в тяжёлую реалити не хочется, но нужно. Он ложится на пахнущее поездной свежестью постельное и тянет Макса к себе. Столько вместе провели, а, кажется, даже узнать друг друга нормально не сумели: Денису хочется разговаривать, целоваться, снова разговаривать, пока не отсохнет язык, чтобы смочить его чужой слюной. — Макс, Топи – это место живое, пластичное, как Зона, помнишь? Мы сюда попали, потому что, как ты сказал, аномалия эта изменяет пространство, отправляет всех не на тот свет, а на ваще другой. Мы попали в аварию, ты вспомнил, наверное, и впали в кому. Дальше там какая-то муть, главное – это что-то вроде испытания, которое нужно преодолеть, переступить через себя типо. Мы смогли, нас отпустили, это если кратко, хотя там, конечно, есть много андервотер стоунс, – Кольцов кивает, улыбается, как полудурок, и так сказочно выглядит, что Денис замолкает ради мягких губ и упругих кудряшек. Они отлёживаются какое-то время, прежде чем биологические часы бьют тревогу, и Титов хмурится. – Максим, не пугайся, сейчас кто-то из нас раньше, кто-то позже отключится, встретимся на нашем свете, хорошо? Когда в купе вошла сонная, но невинно радостная Соня, Денис увидел тьму.***
Лес. Какой такой лес? Денис пинает камушки, стучит по стволам, всячески пытается развлечься, ему здесь скучно и томительно ожидать финального пробуждения. Деревья темнеют и темнеют, а чаща приобретает сказочную окраску. Кажется, вот-вот из-за дубка выскочит Избушка на курьих ножках или Леший, кособоко разворачиваясь, посмотрит в его сторону. Денис улыбнулся, сам того не замечая, такая улыбка давно не показывалась на его лице: обычная, радостная, ностальгическая, а не маниакально-бешеная, которая тянется леской в руках кукловода. Титов помнит, как в детстве, бабушка рассказывала ему сказки про такие вот леса, он и не надеялся оказаться в этом чудесном мире. Берег гладкого, зеленоватого озерка каменный, Денис усаживается около воды, касается её рукой, вспоминает свою спасительницу. И, словно почуяв его мысли, кикимора показывается чуть поодаль. Она неловко открывает часть своего лица и приближается резко, будто заждалась. — Ну чего ты, Дениска, так угодил. Спасла я тебя, а дальше уж не моя заслуга будет, чуть не померли вы все, точно говорю, – Денис смотрит на неё, улыбается, верит, внимает. Хтонь местная его не пугает вовсе, тоску вызывает глубокую, будто давно он покинул бедняжку, пообещав вернуться однажды. — Да я ж чуда хотел, умереть, кажется, тоже не планировал, – кикимора смеётся и звонко обрызгивает его каплями тинистой воды. — Смерть не предупреждает и не слушает, запомни, только, Дениска, такие как ты не умирают за просто так да кикиморы к обычным людям не полезут. — Я необычный какой-то что ли? – хтонь шутливо наклоняет голову к плечу и хихикает. — Ты как Алябьев, понимаешь? Сила эта в тебе взращивалась, но выхода не находила, ты ж не знал о ней, потому обосновалась в мозгах, материализовалась. Но никто не заставит тебя пользоваться ей постоянно, хватит просто навещать знакомых тебе существ, – кикимора смерила его напряжённым взглядом, пытаясь понять, дошло ли до чумного Дениски хоть что-то, взмахнула руками, забрызгав каплями и исчезла под водой. Титов остался в полном одиночестве на берегу. В голове настолько пусто и свежо не было уже давно, это, как глоток прохладной воды в песках жаркой Сахары. Денис улыбнулся, не чувствуя тяжесть навалившейся на него ответственности, и встал, сильно захотелось насладиться этим лесом, будто такую возможность отнимут совсем скоро. Он слонялся по нетронутым лужайкам, касался сухих стволов деревьев и нежных листиков кустарников. Это единство, которое предоставил ему лес, ощущалось самым дорогим подарком, наилучшим даром. Денис дышал и не мог никак надышаться этим, чуть сладковатым и терпким, свежим запахом. Небо темнело, однако, быстро, а в ночи лес становится совсем другим. Титов запомнил наизусть бабушкины истории и, пусть не боялся, опасался за свою и без того покалеченную шкурку. Стоило этой мысли сформироваться, подул ветер такой силы, что Денис не удержался на ослабевших ногах. Когда тело его свалилось на мягкую моховую подстилку, сознание отключилось. Наконец-то.***
Приборы пищали неистово громко после лесной тишины. Денис тяжело открыл глаза и почувствовал ужасную сухость в горле, даже воздух втягивался через боль. Он обнаружил себя намертво пристёгнутым к койке – ни шевельнуться, ни повернуться. Настроение, однако, держалось на наивысшей отметке – всё-таки они выжили, снова в своём мире, теперь, может, жизнь будет хороша. Тревожной кнопки не обнаружилось, зато получилось найти взглядом приборы и понять, что состояние его весьма стабильно, про остальных только предстояло узнать. Денис здраво рассудил, что ловить тут нечего, его, наверное, не планируют проверять до поры до времени, – значит, можно продолжить спать. Разбудил Дениса доктор, настойчиво светящий в глаза фонариком. Он сухо поздравил с пробуждением, осведомился "не болит ли чего" и собирался уйти в ординаторскую, испить чайку. — Сорян, конечно, что отвлекаю, но не подскажите, что там с моими друзьями? Меня же с ними нашли, да? – доктор едва заметно закатил глаза и кивнул. — Нашли вас впятером, двое были найдены мёртвыми, Вы, Максим и София – в коме. Вы, Денис, очнулись самым первым, про остальных сказать пока ничего не могу. Прогнозы на Кольцова более радужные: придёт в сознание в течение двух дней, Громковская, скорее всего, – в течение недели, – вид скучающего и явно уставшего врача радовал до усрачки – Денис уже и забыл, какого-то это с другими людьми разговаривать, на эмоции их смотреть. — А с мозгом у меня что? – страшно, но проверить было просто необходимо. Титов почти затаил дыхание в ожидании ответа. — Мы всё проверили, подняли московские архивы – с вами всё в порядке, более того, вы божественным образом излечились от неоперабельной опухоли. Я, конечно, не угрожаю, но есть вероятность, что к вам приедут люди, которым до смерти этот случай интересен, – мужчина скосил взгляд на часы и тяжело выдохнул. — А, понял, спасибо, – Денис кивнул и откинулся на подушку, шея заныла от неудобного положения. Стоило доктору покинуть палату, помещение наполнила непонятная тоска. Титов почти физически ощущал то, насколько плохо было его сознанию. Предстояло многое обдумать. Денис радовался своему выздоровлению, как ребёнок, но старался не сильно доверять Архангельским врачам, затыкая ликование ложкой дёгтя. И без того было, однако, не просто. Топи, кажется, подарили ему нового Дениса, который не понравится большей части населения планеты. С ним невозможно договориться, он абсолютно не желает быть управляемым и явно позволяет недолго главенствовать другому. Титов чувствовал в себе огоньки эти истеричные, запалы и искры непотухающие. "Что ж нам с тобой делать?" – никто не отвечал, тогда закралась новая мысль: а вдруг Денис просто изменился, стал другим частично или полностью. Топи подарили не нового старому, а поломали его, перешили и кинули на обочину так, как захотелось. Алябьев, сука, лично приделывал уродливые заплатки. В коридоре кто-то забегал, будто что-то неожиданное случилось и заставило подняться всех и вся. Денис тяжело вздохнул, не имея возможности выбраться из палаты самостоятельно. Ему оставался только сон, бесконечный сон.***
— Эй, просыпайтесь, тут ваш друг будит всю больницу, потому что требует подселения к вам в палату, – всё тот же врач светит ему в глаза фонариком и недовольно бурчит, не проходит чувство дежавю. — И? — И мы не можем его к вам положить, у нас на такое персонал не подписывался, – он, наконец, закончил экзекуцию и что-то упорно вписывал в карточку. — Ну, скажите ему, что я великодушно послал его нахуй, – Денис чувствовал какую-то жуткую усталость, несмотря на постоянный сон. Он едва мог открыть глаза от сухости и боли, а потом смотрел часами в потолок. Возможно это ударит по его психике, но клин клином, как говорится. — Так и сказал, он не успокоился. Это я к тому, что он скоро к вам прибежит. Кольцову значительно лучше, чем вам, – мужчина тяжело вздохнул и пристально вгляделся в глаза Титова. – У вас должно что-то болеть, либо вы врёте и на самом деле спокойно сидите на кровати. — Голова болит, а сесть не получается. Всё тело ломит, мне казалось, это последствия аварии, – Денис в испуге пошевелил пальцами рук и ног, проверяя подвижность, её наличие хоть как-то успокоило. — У вас лёгкое сотрясение и перелом обеих рук в разных местах, помимо микро травм: синяков и царапин. Возможно, это мешает вам двигаться, я назначу большую дозу обезболивающего, – он отложил карту, улыбнулся, как-то чрезмерно заботливо похлопал Дениса по колену и удалился. Денис был обречён ждать. Смертельная скука одолевала, а Макс, в отличие от медсестёр, появляться и не думал, совсем гад от рук отбился. И Титов свыкался с новым собой: обдумывал новые позиции на некоторые вопросы, по-другому смотрел на книги, фильмы и всю подобную лабутень. Это было действительно увлекательно, хотя и пугало поначалу. Через полтора дня он пришёл. Сел на стул в изголовье кровати и мягко улыбнулся, наверное, Топи и в нём многое поменяли. — Ну чего ты, Дениска? Я сбежал, как смог, сорян, что так долго, – Макс выглядел хорошо, не сильно синюшно, будто во время аварии рядом стоял. — Я в ахуе, Макс, рак у меня исчез, Алябьев со мной что-то взамен сделал, я себя едва узнаю. А главное – я, короче, тоже Хозяином могу быть. Мне кикимора сказала, что сила во мне та же, что она не могла выйти все эти годы и засела в башке у меня, понимаешь? Мне нужно иногда на природу ездить, навещать живность, силой с ней делиться, если Хозяйствовать не захочу, – выражение лица Макса усложнилось, а в такие моменты он выглядел исключительно как "мужчина не должен быть умнее обезьяны", поэтому смеяться над ним хотелось неимоверно. Вот Денис и заржал, совершенно по-скотски. — Так, Диничка, давай ты не будешь усложнять мне жизнь, мы и так в больнице, потом подробнее объяснишь. Я напомню, тебе ещё по возвращении работать нужно, возвращаться, дела решать, – Максим мягко уложил голову Денису на живот и посмотрел ему в глаза. – А мне ещё рядом с тобой, сукой такой, быть, напоминаю. Денис рассмеялся и впервые за дни, проведённые в больнице, привстал, чтобы украсть у Макса поцелуй.***
Лес волшебный как всегда, ради такого не жалко и с работы уйти пораньше и выходные себе выбить. Денис расстёгивает куртку и с удовольствием вдыхает воздух, насыщаясь им полностью. В груди от переизбытка покалывает, от того и приятно до щекотки. Природа ведь его любит и рядом посмеивается, а тело здесь расслабляется, отдыхает. Титов выезжает сюда впервые, страшно было, а потом отлегло: купил машину и поехал с другой стороны, сразу к озеру. Кикимору встретил, хтонь всю местную рассмотрел да гулять отправился. Здесь всё пропитано неистовой мощью, силой устрашающей, которой Денис владеет. Королём себя чувствовать приятно, а ещё лучше этим делиться, да. Титов раздаёт направо и налево, в себе бесконечные потоки ощущая, радостно ему, хорошо. Кикимора его почаще к ним зовёт, а нельзя. Денис границу преступать не хочет, Хозяйством себя обременять, когда в Москве тоже жизнь. Ему приятнее раз в пару месяцев выбраться, уехать и срастись с природой, в ней утопиться. А потом доехать до Архангельска, выпить с врачом, жизнь его когда-то спасшим, и вернуться домой, где его всегда ждёт Максим.