Простые числа

      Изначально Мукуро, используя чужое тело, пробрался в среднюю Намимори без особенной цели — просто хотел посмотреть, как теперь жили люди, его победившие.       В основном — как жил один человек: Хибари Кёя; единственный Хранитель Вонголы, получивший удовольствие от той битвы в Кокуё-ленде. Самый забавный Хранитель.       Мукуро был даже немного ему благодарен за выбитый из рук пистолет с пулями подчинения. Вонгола в любом случае не собиралась его убивать — а он стоял в шаге от того, чтобы окончательно испортить с ней отношения и лишиться единственной семьи, готовой укрывать его от Виндиче.       По коридорам роились слухи о том, что второй человек в Дисциплинарном комитете после Хибари Кёи, его заместитель, скончался в больнице. Школьники вообще умирали нечасто, а соратников Кёи, похоже, в средней Намимори ещё и принимали за кого-то вроде небожителей, поэтому обсуждения — взволнованным полушёпотом — шли повсюду.       Мукуро подумал, что он мог перевестись сюда из Кокуё и, пользуясь телами школьной администрации, назначить себя новым заместителем Кёи. За этим немедленно последовали бы несколько драк, а потом — когда Кёя понял бы, что его новый заместитель не интересовался ни дисциплиной, ни школьной жизнью, — ещё столько же, но уже к зимним каникулам Кёя внутренне бы признал, что на самом деле ему всегда нужен был именно такой человек в комитете: способный вдохновлять и вносить в жизнь яркие краски.       Когда Мукуро впервые услышал имя погибшего заместителя, его ничего не смутило — а вот фотографию он запомнил лучше: в основном из-за дурацкой причёски, развеселившей всю банду. Такие же причёски носили и остальные члены комитета, поэтому сначала Мукуро, нервозно отсмеявшись, даже поверил, что обознался.       Уже тогда внутри он почувствовал, что ошибся не когда принял похожего мальчика за жертву Кэна, а чуть меньше месяца назад — когда отдал тот злополучный приказ.       По Кёе было сложно сказать, в каком эмоциональном состоянии он находился. Периодически он придирался к чьей-нибудь дисциплине, и это сигнализировало о том, что он не ушёл глубоко в себя, — но Мукуро не был уверен, проявлением чего это следовало считать. Кёя то ли развлекался — чаще или реже обычного? — то ли стравливал пар.       Иногда Кёя растерянно оглядывался по сторонам, но так ничего ничего не находил. В такие моменты, видя его беспокойство, Мукуро по-особенному ощущал вину.       Самым тупым, самым раздражающим в этой ситуации было то, что иллюзиями он мог бы спасти Кусакабэ, пока тот лежал в больнице, — если бы только кто-то сказал ему о возникших проблемах с лечением.       Реборн сообщил, что он знал о школьнике-медиуме, умеренно вежливо: подошёл к нему и сказал, будто бы без намёка, что он мог организовать перевод в среднюю Намимори для банды Кокуё, если в этом была необходимость. Мукуро покачал головой, отказался и больше не появлялся в школе до самого Конфликта Колец.       Битва Тумана прошла легко, а битва Облака закончилась так быстро, что Мукуро списал своё напряжение в её начале на какую-то случайную, слабо связанную с нею мысль. Самыми страшными для него в итоге оказались бои Ламбо и Гокудэры: первый из-за того, насколько серьёзным выглядел Леви, второй — из-за того, что Червелло сделали со школой. Это тоже казалось слишком серьёзным.       Впереди лежал последний, решающий бой Конфликта Колец.       Мукуро закончил бы битву Неба, почти не устав, если бы только не тратил силы на барьеры из Тумана, которыми защищал здание школы от выстрелов Занзаса, — просто так. Вряд ли кто-то живой стоял на тех линиях выстрелов — Мукуро спасал жалкие куски стен.       Мукуро выдохнул и морально приготовился сначала к отповеди, а потом — к продолжению боя. Он стоял рядом с любимой — сейчас пострадавшей — школой Кёи, он заслужил его неприязнь, и он отлично понимал, что больше Кёе не на ком было сорваться.       Опираясь на трезубец, Мукуро пытался за считанные секунды перевести дыхание. Кёя подошёл ближе и поднял голову — кто вообще бросал вызовы, не глядя при этом в глаза?       Мукуро уловил, что Кёя не злился, ещё до того, как услышал:       — Спасибо, что пытался защитить мою школу.       Кёя бросил это так расслабленно и так просто, будто Мукуро в жаркий день по-дружески толкнул его в руку и протянул ему бутылку холодной воды.       Даже с лучезарной улыбкой на губах Кёя не прозвучал бы мягче.       Мукуро почувствовал слабость в ногах.       — Рад помочь, — отозвался он как мог непринуждённо и быстро.       Наверно, перед этим ему надо было прокашляться.       Кёя слабо кивнул в сторону всё-таки пострадавшей стены.       — В следующий раз больше старайся. Иначе я загрызу тебя до смерти.       Взяв себя в руки, Мукуро ответил абсолютно безмятежно:       — Надеюсь, следующего раза не будет. В мои планы не входило помогать Вонголе долго.       — Почему?       — Потому что Вонгола — часть мафии, а я ненавижу мафию.       — Мне казалось, в составе Вонголы ты более эффективно борешься с тем, что ты ненавидишь, чем в одиночку. Впрочем, я не против когда-нибудь стать твоим врагом.       После того, как Кёя ушёл, Мукуро ещё долго прокручивал в голове его слова.       Разве они не были врагами уже сейчас?       Кёя, не настаивая, советовал ему остаться в Вонголе?       Намекал ли он, что проблема была не в мафии в целом?       Это было ещё хуже, чем сама благодарность, от которой Мукуро чудом не покраснел.       Мукуро не раз видел, во что превращался Савада от одного ласкового взгляда той девочки — то ли Коко, то ли Кёко, В такие момент Мукуро невольно думал — неужели смущение на лице Савады появлялось только из-за страха, что его чувства перестанут быть тайной? Неужели Савада совсем не стыдился того, насколько это было… жалко?       Теперь Мукуро понимал, что изнутри такие моменты ощущались терпимо. Стыдно за свою бестолковость становилось потом.       Из Кёи получился отличный объект невзаимной любви. Даже при том, что Мукуро следил за ним через тела животных чаще, чем ему стоило, Кёя не давал ему поводов для ревности — даже по-приятельски он общался с людьми нечасто.       Остаток осени и зиму они пересекались лично не так часто: в основном по инициативе Реборна, когда он организовывал что-то масштабное. Крупных проблем — уровня взбунтовавшейся Варии — больше не случалось; школу защищать не приходилось; Мукуро по-прежнему думал о Кёе чаще, чем это было прилично. Случайное избегание, продлившееся около месяца, не помогло — может, из-за слишком короткого срока.       Погода стояла такая, что на улицу можно было выходить уже и без куртки, но не слишком надолго и обязательно в пиджаке.       Мукуро без всякой спешки возвращался с собрания через парк. Наушники защищали его от ветра и посторонних звуков, поэтому он не сразу заметил преследование.       Он встал на небольшом, длиной в пару метров, мостике, опёрся предплечьями на перила и позволил Кёе себя нагнать.       Кёя остановился рядом и спросил:       — Ты решил не уходить из Вонголы?       Мукуро рассмеялся.       — Ты рано в это поверил, — весело ответил он — и продолжил серьёзнее: — В последний раз, когда мы говорили об этом, ты сказал, что мы стали бы врагами, если бы я ушёл из Вонголы. Разве ты не считаешь меня врагом уже сейчас?       — Почему должен?       Молчать было бы глупо.       — Из-за Кусакабэ Тэцуи.       Кёя резко помрачнел.       — Я не обязан тебе объяснять, — резковато ответил он. — Я хотел предложить тебе подраться.       Мукуро поддержал его попытку сделать вид, что недавних напряжённых секунд не было, и широко улыбнулся.       — У тебя что-то случилось? Нужно сбросить напряжение — или просто кончились другие противники?       — Зима кончилась.       Кёя будто считал, что его ответ был исчерпывающим.       — Ты хочешь это отпраздновать?       — Ты болел осенью. Было бы неразумно заставлять тебя драться зимой.       Мукуро не до конца понимал, была ли эта забота милой — или уже считалась унизительной.       — То, что в холодную погоду люди чаще болеют, всего лишь иллюзия. Но, несомненно, сейчас драться будет приятнее, чем зимой. Пойдём.       На собрании Мукуро почти спал, и даже присутствие дона Каваллоне, впервые присоединившегося к встрече Хранителей Вонголы, не придавало ему бодрости. Ситуация с якудза, судя по составу собрания, действительно была неприятной, но его мозг требовал просто отдыха.       Спарринги с Кёей легко сочетались бы с повседневной жизнью, если бы Мукуро хоть немного выстроил режим. Пока силы воли ему для этого не хватало.       В замедленном темпе Мукуро понял: из его носа что-то текло. Почти сразу он догадался, что текло сильно, и уловил запах крови.       Зря он, ленясь, в сражении с якудза положился на разум, а не на тело. Недосып превратил обычное умственное напряжение в чрезмерное.       Мукуро знал, что так делать не стоило, но запрокинул голову и зажал одну ноздрю. Вскоре он почувствовал толчок в руку.       Открыв глаза и опустив взгляд, Мукуро увидел, что Кёя протягивал ему несколько раз сложенный пополам кусок белой ткани. Приняв импровизированный платок, он прижал его к носу и опустил голову. Кровь полилась сильнее — настолько, что Мукуро почти сразу почувствовал липкое тепло на пальцах; ткань пропиталась насквозь, зато голове стало легче.       Постепенно Мукуро осмыслил, что совсем недавно он слышал треск. Он посмотрел на живот Кёи и почти без удивления отметил, что одна из пол его рубашки была короткой и неровной. Оборванной.       — Спасибо… — рассеянно бросил Мукуро — и улыбнулся. — Как ты это сделал?       Кёя взглянул на него с едва уловимым недоумением.       — Я оторвал кусок рубашки.       — Это так легко сделать?       — Несложно.       — Ткань тонкая, — понимающе сказал Мукуро, чтобы не молчать.       — Летняя форма.       Самым удивительным было то, что Кёя на вид вообще не испытывал никакой неловкости. Будто именно так он и представлял вежливую болтовню ни о чём.       Его спокойствие было заразительным.       — Я должен тебе что-то за твою помощь?       — Нет.       — И это, как я понимаю, возвращать тоже не нужно? — кончиком мизинца Мукуро приподнял чистый край перепачканной кровью ткани.       — Оставь себе. Хочешь встретиться завтра ещё раз?       — С удовольствием.       Последний час Мукуро то и дело думал, как он мог прекратить это сражение. Убегать ему не хотелось, а без этого Кёя мог продолжить бой в одностороннем порядке.       В какой-то момент Мукуро устал настолько, что побег перестал казаться ему таким уж плохим вариантом — и примерно тогда Кёя, стоявший на расстоянии в пару метров, замедлил движения. Следя друг за другом, они сначала начали делать шаги по крупному кругу всё реже, а затем и вовсе остановились.       Мукуро не знал, чему он обрадовался сильнее: возможности наконец-то отдышаться или тому, что они с Кёей мыслили — по крайней мере сейчас — одинаково.       За время поединка они сместились с холмов к морю. Мукуро слышал его шум и порой даже замечал, что часть земли неподалёку была подвижной — и на ней то и дело появлялись блики от звёздного и лунного света. Теперь, присмотревшись, Мукуро увидел, что берег облизывали волны — почти неизменные, с резкой каймой белой пены; будто невидимая рука двигала вперёд и назад полоску аппликации, изображавшую море.       Мукуро подумал, что он мог бы, закатав брюки, снять ботинки с носками и медленно пройтись по берегу, — по лодыжки в воде, весь в лунном свете. Наверно, это смотрелось бы драматично — но Кёя вряд ли бы впечатлился.       — Ты помнишь дорогу до холма, где мы начали бой? — спросил Мукуро.       — Да.       — Тогда у меня не остаётся иного выбора, кроме как проследовать за тобой.       Кёя молча зашагал в направлении от воды.       В темноте склоны и даже деревья на них выглядели одинаково, но Кёя как-то их различал, и уже совсем скоро они вернулись к месту на вершине, где остались лежать их сумки.       Внизу, вдалеке, лежали улочки с жилыми домами. Кое-где в окнах горел свет, больше его исходило от фонарей, но в целом — Намимори спал.       — Как ты думаешь, — негромко заговорил Мукуро, — отсюда открывается более красивый вид днём или ночью?       — Ночью.       — В этом и правда что-то есть. Но всё-таки — слишком мрачно. Поэтому мне больше нравится дневной вид.       — Ты боишься темноты?       — Нет, и всё же для людей естественно больше доверять свету.       — Потому что при нём лучше видно дорогу, — согласился Кёя. — Ты сможешь вернуться домой?       — Надеюсь, что да, — осторожно ответил Мукуро. Он опасался выставить себя идиотом — и ещё больше боялся упустить приглашение в гости, если вдруг Кёя подводил к нему.       — Если хочешь, я могу проводить тебя до отеля.       В считанные секунды Мукуро настолько поверил, что Кёя сейчас позовёт его к себе, что даже немного разочаровался, приглашения не услышав. Хотя отель правда был хорошим вариантом.       Ещё по фасаду отеля Мукуро понял, что его владельцам явно хватало денег на круглосуточного администратора, и перестал сомневаться, заселят ли его в такое время. Огромное светлое здание казалось перенесённым в крошечный городок Намимори даже не из Токио — из Рима. Большую часть времени отель наверняка стоял полупустым.       Через несколько минут, в просторном холле, Мукуро узнал, что все номера были заняты.       Вернувшись на улицу, он с ироничным осуждением перевёл взгляд на Кёю. Не стушевавшись, тот сказал:       — Значит, пойдём ко мне.       Мукуро сопоставил бы факты ещё по дороге к дому Кёи, если бы не отвлёкся на разговор.       На последнем собрании Хранителей присутствовал Дино. Он никогда не приезжал в Намимори один, его людям были неудобны посторонние, не связанные с мафией постояльцы в отеле, он не экономил деньги, и это он снял все номера, какие смог, — а Кёя, который регулярно договаривался с ним о боях-тренировках, не мог не подумать об этом. Он понимал, что отель будет занят, и даже знал, через кого можно будет добыть лишний номер.       Мукуро понял это, когда Кёя показывал ему свою комнату, и, подобрав момент, осторожно накрыл его ладонь своей — а потом Кёя подался в его сторону быстрее, чем обычно замахивался.       После тяжёлого, неуютного молчания Кёя произнёс то, чего Мукуро совсем не ожидал услышать:       — Моей вины в том не меньше.       До каких мыслей Кёя успел дойти за эти пять лет? Что если бы он тогда был сильнее — ничего бы и не случилось?       — Почему ты так думаешь?       — Потому что после того, как Тэцу подошёл ко мне раненым, я разозлился и оттолкнул его к стене. Насколько я понимаю, его рёбра сломались как раз от этого.       — Но если бы я тогда не отдал Кэну приказ, ничего из этого вообще бы не было.       — Я не идиот, — сказал Кёя, вставая. — И я больше не хочу обсуждать эту тему.