Алгоритм смерти

Гэвин посмотрел на свой жетон, обвязанный синей лентой. Паршиво-то как. Последний раз он так делал… года два назад? Вроде из-за какого-то белобрысого парня, который в департаменте и года не прослужил, только-только академию закончил. Но тогда все было по-другому, как-то… неважно что ли. Сейчас все иначе. Синяя лента смотрелась неправильно, на языке гадко было, глаза болели. Хоть и только-только наступил обед, на улице было светло, но бесчисленные мигалки полицейских машин ослепляли, резали глаза сильнее, чем закутанный значок. Было ли ему больно? Обидно? Наверное, да. Это ведь правильные чувства в такой ситуации, но вот только… Тина, сидящая на водительском сидении, взглянула на него, но быстро вернулась к дороге и хлопнула его по колену. Коллинз на заднем сидении вообще без лица был. Гэвин вспомнил: Хэнк тренировал Коллинза, когда тот только пришел. Гэвин понял, что испытывал грусть. Конечно, с Хэнком последние три года они вообще закадычными друзьями не были, но ведь это только из-за инициативы самого Хэнка. Он после смерти сына вообще с катушек слетел, пил как не в себя, херил расследования, игнорировал вызовы, постоянно ссорился с Фаулером. И Рид искренне пытался помочь, поговорить, ведь раньше они дружили. Ходили вместе в бар, а он заглядывал к лейтенанту в гости и играл с Сумо или с Коулом, парнишка вообще чудесным был. Но каждая попытка жестко пресекалась, переходила в ссору, угрозы, но только со стороны Хэнка. Фаулер как-то позвал Рида к себе в кабинет и сказал, мол, парень, оставь ты его, только хуже делаешь. И он оставил. Три года делал вид, что их связывали только сугубо рабочие отношения, не было никакой дружбы. Иногда только перекидывался с ним парой слов, а иногда и шутил. Но Хэнк уже не был прежним. Ходил словно мертвый. До одного момента. До появления в их участке Коннора. И он изменил все. Рид не ненавидел андроидов, наверное, просто злился на них, а точнее на их создателей, потому что… всего-навсего рядом с ними чувствовал себя никчемным. Адекватная самооценка — абсолютно не его конек (Тина пыталась его надоумить уже лет пять, но в какой-то момент сдалась). Он — жалкий человечишка, которому нужно спать и есть, справлять нужду, веселиться и общаться с людьми, чтобы не сойти с ума. Который может ошибиться, испугаться, пораниться и… умереть. Но вот они. Андроиды. Ладно, андроиды-няньки или учителя, или продавцы его не волновали. Но вот андроиды-детективы… Черт, да рядом с Коннором он никто, пылинка. Поэтому, увидев Коннора в участке, он испугался. Ведь если RK800 отлично сработает, выполнит миссию, то начальство же обрадуется, скажет, а зачем нам теперь люди? Вот ведь. Коннор. Выполняет работу за пятерых, сильнее, быстрее, лучше. У него сраная лаборатория во рту! Рид частенько криминалистам виски дарил, чтобы те поспешили с результатами, а тут… И, наверное, он немного завидовал Андерсону, что тому так повезло — рядом идеальный детектив и отличный напарник (так быстро сдружиться с Хэнком в депрессии? Гребаный гений). А Гэвину приходилось пахать на своих двоих и со своими двумя. Гэвин не умел больше ничего, кроме как быть детективом. Хотел получить сержанта, отработать еще сколько-то там лет, податься в лейтенанты. Хотел, чтобы начальство хвалило. Хотел, чтобы люди благодарили и говорили, какой он хороший, что защищает страну. Хотел что-то значить. А если пришлось бы погибнуть, то на службе. Защищая гражданских, что-то такое. Общество ведь гниет. Он искренне хотел истребить эту гниль, поймать каждого убийцу, засадить в тюрьму. И получалось ведь хорошо. Фаулер, наверное, единственный, кто понимал, что вся его грубость, на самом деле, ничего не значила. Внутри ведь он совсем другой. А сближаться ни с кем не хотел и не получалось из-за страха. Поэтому и шел навстречу. Разрешил работать без напарника, закрывал глаза на конфликты с коллегами. Только иногда вызывал к себе и ругал, гневался, угрожал увольнением. А иногда хвалил за самый высокий процент раскрываемости, пару раз говорил о повышении, но твердо говорил, что нет примерного поведения — нет сержанта. Рид бесконечно кивал, но справиться не мог. Вот и тыркал Коннора, издевался, шутил, даже мог ударить. После произошедшего в архиве Фаулер так настучал по шее, что он сразу сел на жопу ровно и не отсвечивал. А потом революция андроидов, изменения в конституции, новые законы, полная перестройка. Времени на злость и страх не оставалось. И он, наверное, успокоился. Подошел как-то к Коннору, сел рядом и опустил голову. И извинился. Диод у него тогда мигал алым, лицо выражало полное замешательство и неверие. Но Рид не мог по-другому. Ведь Коннор вытащил Хэнка из ямы, заставил его улыбаться, и в какой-то день Андерсон даже подошел к нему, и они поболтали как в старые деньки. Коннор только сказал, что все хорошо, и больше они особо не пересекались. Жил своей никчемной жизнью, расследовал дела, ловил преступников, проводил допросы, отправлял отчеты, как и всегда, вовремя, иногда выбирался в город с Тиной, где они усердно пытались найти ей жениха, ведь «Гэвин, меня тошнит от департамента и работы, а бросить не могу». Вот и вчера его день ничем особым не отличался. Легонькое убийство (ревнивый муж, жена-изменщица, все дела), несколько кружек кофе, выкуренная пачка сигарет, злой с утра Фаулер, грустная от переработки Тина, все как обычно. Рид только отметил, что Хэнка и Коннора весь день не было в участке. Не то чтобы волновался, просто стало как-то не по себе. Поспрашивал у патрульных, а те сказали, что со вчерашнего вечера напарники корпели над делом, всю ночь провели в допросной, а утром поехали к криминалистам, на место преступления, и что вообще — расследование у них какое-то дикое. Увидев, что Хэнк и Коннор, вернулись к вечеру, Гэвин почему-то облегченно выдохнул. Непонятно из-за чего, но внутри сидело паршивое предчувствие, щекотало нервы, царапало глотку, вообще давило всем весом. Но он, как только смена закончилась, отмахнулся от такого неуместного в тот момент чувства и пошел домой, перед уходом отметив, что Хэнк какой-то дерганный, а лицо у Коннора вообще каменное, холодное такое, ни одной эмоции не выражало. Странно это. Но Рид не стал заморачиваться и ушел домой. А вернувшись в участок утром, услышал громкое: — Лейтенант Андерсон застрелился сегодня ночью. То ли из-за недосыпа, то ли из-за усталости, нервов или еще чего, но Гэвин сразу свалился на пол, прямо посреди участка, потеряв сознание. Пришел в себя уже в обезьяннике (а-а-а, медпункт на ремонте? Ну ничего страшного, можно его и сюда кинуть). Фаулер намеревался отправить его домой, но он наотрез отказался, сказав, что в норме. Только пошел в курилку и просидел там часа два, выкурил сигарет шесть и задушено рыдал. Фаулер и вовсе с катушек слетел, когда позвонило начальство и строго запретило провожать Хэнка в последний путь, ведь тот умер, не выполняя свой долг, а всего-то застрелился. Да, у капитана вообще башню снесло. Как он кричал в своем кабинете в трубку еще снится будет. — А может, он вообще застрелился из-за работы этой?! Сколько лет отдал нашему департаменту! Кровь проливал! — кричал он тогда. Гэвину стало стыдно, что он подслушивал, поэтому поглубже зарылся в бумажки, чтобы не отсвечивать. Ой как плохо было бы попасться под горячую руку капитана. Коннора в участке не было. Сейчас, сидя в машине и направляясь на кладбище за катафалком, Гэвин не желал думать, где Коннор. От тоски и боли в сердце совсем голова не соображала, но он уже слышал пару словечек от патрульных на этот счет. А чего это верный песик пропал? Неужто перегрелся от утраты? И смех. Такой мерзкий смех. Хотелось подойти к ним и сказать — вы, придурки, заткнули бы хлебала, да сели в машину и проводили своего лейтенанта, как подобает офицеру. Но сдержался. Фаулер бы за такое по голове не погладил, но потом, в своем кабинете, поблагодарил бы, наверное. Гэвин, когда они прибыли, вышел из машины и, со всем убойным отделом, пошел к катафалку. Увидев гроб, накрытый флагом Америки, почувствовал, как затошнило и задрожали колени. Там же Хэнк лежал. Который помогал ему в начале. Который позвал как-то в гости и показал маленького щенка, заявив, что это Сумо. Который поддерживал в неудачах и хвалил за успехи. Который запомнил, какое у него любимое пиво. Который первым пришел навестить в больнице, когда Рид схлопотал пулю в бедро. Который постоянно твердил, что пора бы Гэвину жениться. Который чуть в обморок не упал, когда узнал, что тот гей. Который отдалился после смерти сына. Который игнорировал и скалился в ответ на каждую попытку завести разговор. Который потом расцвел и подошел первый. Который сидел вчера в участке, а на его лицо было написано, что что-то не так. И которого Гэвин вчера проигнорировал, хоть и чувствовал все. Гроб был неимоверно тяжелым, хоть и несли его восемь человек. Рид стоял справа в самом конце, решив, что права не имеет находиться впереди. Не после такого. Не после того, как проигнорировал пусть и когда-то близкого человека. Пот бежал по лицу, силы постепенно покидали, пустой желудок за такую нагрузку не благодарил. Но Рид шел. Шел так, словно хотел извиниться, хотел что-то доказать. Они встали ровно, в шеренгу, когда опустили гроб. Все внимательно слушали речь, которую приготовил Фаулер. Все, кроме Гэвина. Тот стоял, сжавшись, и смотрел на гроб, отчаянно желая последний раз взглянуть на старого друга. Хотя бы один раз. Хотя бы на секунду. Всего разочек. Тина сжала его руку. Один из офицеров по рации попытался связаться с Хэнком. Спустя несколько мгновений тишины сказал, что лейтенант не отвечает. И настала минута молчания. Сердце Гэвина упало. Мысленно он пообещал Хэнку Андерсону исправиться, стать лучше, успокоиться по-настоящему, исправить все свои ошибки. Зачем? Наверное, ему показалось, что он обязан был дать такое обещание. И сдержать его. Обратно в участок все возвращались молча. Даже те невоспитанные ублюдки-офицеры замолкли, неожиданно осознав, насколько ситуация страшная. Умер человек. Только что его предали земле. Но служба такого не понимала и не принимала — все отправились на работу. Оказавшись в участке, Рид перекинулся парой слов с Тиной, которая выглядела куда лучше его, и пошел в курилку, держа в руках заранее купленную пачку сигарет. Этот день обещал быть тяжелым. Сел на скамейку и опустил голову, зажмурившись. Не верилось. Гроб ведь не открывали. Может, все подстроено? Старина Хэнк просто решил отойти от дел, схватил Коннора и уехал куда-нибудь далеко. Господи, о чем ты только думаешь, кретин. В курилке появился Фаулер. Капитан редко курил, уже лет как пять перешел на политику «курю, когда все хреново». Вот и пришел сюда, прижавшись спиной к стене и закурив. Лица на нем не было. Конечно, они с Хэнком тоже были близки, даже остались после смерти Коула, сына Андерсона. Познакомились, когда Фаулер только-только стал детективом, а Хэнк устроился патрульным. — Как ты, Рид? — спросил он таким охрипшим голосом, словно кричал много часов. Гэвин в ответ неопределенно пожал плечами. Изливать душу и так страдающему капитану не хотелось. Признаваться в своем грехе тоже. Наверное, было страшно и стыдно признавать, что он видел, по-настоящему видел Хэнка тогда, но ничего не сделал. — Коннор все так и не объявлялся. Не знаю, что с ним и где он… Как же все… Ему не надо было договаривать. И так понятно, что все дерьмово. После революции такое началось. Многие начали уходить из участка. Люди, потому что не хотели рисковать жизнями ради андроидов. Андроиды, потому что стали девиантами и хотели найти себя в этом жестоком мире. И очень невовремя скакнула преступность. Рук не хватало, все офицеры практически ночевали на работе. Тина еще сильнее ныла о том, как ей все надоело, как ей хотелось семью и детей. Коллинз так исхудал, что страшно за него становилось. Фаулер и вовсе не вылезал из кабинета и постоянно отчитывался перед начальством, проводил собрания, пытался найти сотрудников, посылал запросы в Иерихон, желая получить хоть кого-то. — Рид, — начал капитан, докурив, и подошел ближе. Встал прямо перед ним и спрятал руки в карманах, сощурившись. — Продолжай в том же духе. Расследуй дела, не ссорься ни с кем, не отсвечивай. В последнее время ты покладистый, чем радуешь. Сверху к тебе уже присмотрелись. Даю тебе три месяца. Справишься — отправлю сдавать тест на сержанта. Продолжишь в том же духе — получишь лейтенанта. А там уже… У тебя светлая голова, Рид. Гэвин горько усмехнулся. Еще позавчера он бы так обрадовался этим словам, прыгал бы от счастья, но сейчас… все это было таким неправильным. Но и Фаулеру не легче — мужчина хмурился, еле выдавливал из себя слова тем же охрипшим голосом, под глазами залегли синяки, кожа бледная, губы искусаны. — Спасибо, капитан. Спасибо, — все же выдавил из себя он и сильнее опустил голову. Он обещал. Он постарается, не даст заднюю. — Хэнк, он… знаешь… Ты ведь ему дорог был. Постарайся ради него, Рид. Не ступай на кривую дорожку, ясно? — Так точно. — Голос предательски задрожал. Фаулер все понял и учтиво промолчал. Только отвел взгляд в сторону, почему-то не в силах смотреть, как рыдает подчиненный. — Возвращайся к работе. Как понимаешь, ее у нас хоть жопой жуй. — И ушел, оставив Рида рыдать на скамье. Гэвин выкурил еще несколько сигарет, а затем резко встрепенулся. Жизнь не закончилась, больно и паршиво, синяя лента на значке просто карман уже прожигала, но он не имел права сидеть тут и рыдать, пока на столе его ждала стопка бумаг, а терминал перегревался от количества нераскрытых дел. Да и единственное, что помогало направить мысли в нужное русло — работа. Вина грызла грудную клетку. Перехватывала дыхание и заставляла слезы катиться по щекам. И если уж и вправду так стыдно, то возьми себя в руки, тряпка, и иди работать. Заработайся так, чтобы ни о чем не думать. Искупи вину перед городом, которого оставил без лейтенанта. Возможно, думать так — абсурдно. Возможно, у Хэнка все это началось уже давно и пара его слов ничего не изменили бы. Но он должен был, нет, обязан был попытаться и сделать хоть что-то. Но ушел. Просто развернулся и ушел. Рид, успокоившись, глянул на себя через камеру телефона и ругнулся. Глаза опухли и раскраснелись. Весь участок поймет, чем он тут занимался. И, скорее всего, никто ничего не скажет. Он вздохнул и встал на ноги, отправившись к своему столу. Сидя за терминалом и заполняя бланки отчетов, мужчина постепенно забывался. Вылизывал отчеты так, что не было ни одной ошибки, ни одна запятая не была пропущена, все идеально. Он отчаянно желал, чтобы Фаулер скинул на него с десяток дел, но этого не происходило, все подозреваемые по текущим делам уже были опрошены, а по тем, где их нет, он ждал результаты криминалистов. Вызовов, что удивительно, не было, а ему и вправду хотелось прокатиться по городу, поглядеть на трупы, поспрашивать свидетелей. Оставалось только ждать. Наверное, к капитану лучше не соваться и не просить дополнительной работы. Тот раскричится, скажет, что и так дел у Рида по горло, и так скоро снова сознание потеряет, отправит домой, а что хуже — припомнит все отпускные дни, от которых Гэвин благополучно отказывался уже лет пять, и отправит отдыхать. Гэвин с какой-то скукой читал присланный недавно отчет криминалистов, потому что уже догадывался, что в крови жертвы найдут красный лед, а значит дело перейдет в отдел по борьбе с наркотиками. Неожиданно его плеча коснулись. Сначала мужчина посмотрел на время и отметил, что через двадцать минут смена заканчивается, а потом повернул голову к стоящему рядом человеку. Тина легко улыбалась, спрятав руки в карманах. К концу смены уже выглядела уставшей, волосы выбились из-под фуражки, куртки на ней не было, только черная облегающая футболка. Рид с горечью подумал, что выглядела она так же, как и вчера, как и неделю назад. Выглядела так каждый день, а сегодняшнее событие практически на нее не повлияло. Наверное, это хорошо — уметь закрывать глаза и мгновенно возвращаться в строй. Но и Хэнка знала она плохо, наверное, грустила только из уважения к старшему и к его заслугам. — Не хочешь сегодня ко мне заглянуть? Выпьем пива, поговорим по душам. Сыграем во что-нибудь. Рид усмехнулся. Она хорошо понимала то, в каком он сейчас состоянии, поэтому и позвала к себе в гости, в надежде, что так сможет ему помочь, подставить плечо и все такое. — Прости, настроения нет, — честно ответил он, зная, что девушка ни за что не обидится на такой прямолинейный отказ. С Гэвином было тяжело, все в участке это знали, вот только Тина нашла к нему подход и оказалась так близко, стала таким другом, о чем он и мечтать не мог. — И прекращай уже со мной водиться как с пятилеткой. Мне нужно… время. Просто нужно время. — Как знаешь. Если что, звони. Я всегда на связи. — И ушла, напоследок погладив по плечу. Гэвин смотрел ей вслед, чувствуя себя еще паршивее от того, что не в состоянии принять чужую помощь. Но так лучше. Ему и вправду нужно время. Взгляд невольно потянулся к месту, где сидел Хэнк. Когда-то сидел. Но больше не будет. Никогда больше не зайдет в этот участок и не сядет за свой стол. Никогда. Гэвин подумал о Конноре. Где он? Чем занимается? Как он себя… чувствует? Дерьмо какое-то в голову лезет. К черту. К черту все, я хочу надраться в сопли, мать вашу. Он потряс головой и выключил терминал. Прибрался на столе, положил неразобранные бумаги в папку, весь мусор выкинул, отметил в ежедневнике дела на завтра. Встал и взял куртку со спинки стула, тут же ее натягивая. Вряд ли Фаулер разозлится, если он уйдет пораньше. Особенно в такой день. Последний раз скользнув взглядом по столам Хэнка и Коннора, Рид даже разозлился от собственных мыслей. Эти четыре месяца после революции сделали с ним невероятное. Если раньше он просто решил не обращать внимание на андроидов и не отсвечивать, как приказывал Фаулер, то теперь по-настоящему задумывался о душевном состоянии одного андроида. Дурдом какой-то. Гэвин вспомнил собственное обещание, данное себе днем, и нахмурился. Он правда постарается. Сделает все, что может. Просто… странно это. Думать так об андроиде. Мне нужно пиво. Тине он отказал, но в одиночку выпить уж очень желал. Достал ключи от машины и, отметив время об уходе, глянул на кабинет Фаулера, где тот сидел, закопавшись в бумажки, и ушел