Ёкай для Тёмного Лорда.

      Тишину дома, стоящую вот уже несколько дней, нарушила вспышка портального камина. Зеленый столп огня, опаляя каминную кладь языками пламени, появившийся словно из неоткуда, принес с собой пятерых подростков, четверо из которых были почти на одно лицо, лишь рост да половая принадлежность давала понять что это не один и тот же человек скопированный несколько раз. Двое высоких, даже долговязых парней, как раз почти идентичной внешности, встрепанный, помятый и хмурый младший брат, за спиной которого маячила самая младшая из детей рыжей семьи. И по одаль, осматриваясь по сторонам, отмечая, что слишком тихо и убрано, стояла кудрявая шатенка, не входящая в состав конопатой семьи, являясь лишь подругой рыжих отпрысков.       — Здесь что-то не так, — шептала она сама себе под нос, обводя взглядом кухню, гостиную и лестницу наверх, на следующие этажи со спальнями, — Молли очень чистоплотная, но тут не чистота, а словно операционная стерильность, — на ее слова фыркнул Рональд, переглянулись близнецы и забеспокоилась Джинни, крича и зовя мать:       — Мам! Мама! — кричала Джин на весь дом, да так, что стены дрожали и перепонки в ушах Гермионы, — Ты где? Мам! — она переживала за родительницу, за отца и Сириуса с Римусом нет, ей важна только мать. В голову младшей Уизли лезли разные мысли, но гостиную девушка покидать не стала, рядом с братьями ей спокойнее, а то мало ли что произойдет.       — Странно, — в один голос удивились Фред и Джордж, — у нас же Сириус и Римус гостят, а их не слышно. — Тишина и правда была идеальная, — даже споров… — начал перечислять Фред привычное общение Мародеров, его поддержал Джордж:       — Даже криков…- и снова Фред:       — Да вообще ничего, словно… — но не договорил, так как заметил таки на обеденном столе четыре алых, словно кровь цветка, переливающиеся на солнце.       Эти кроваво-красные лепестки манили и звали, тянули к ним свои лепестки, распространяя сладко-цветочный аромат. И близнецы, Рональд и Джинни поддались, оказались рядом со столешницей, на которой и лежали свежие цветы. Лишь Гермиона подошла к цветам последней. О чем-то эти цветы ей говорили. Что-то о них и значении она читала, но что именно, не помнила. Знания ускользали от нее, как мыло из рук. Но вспомнила, стоило увидеть реакцию Рональда и Джинни, прикоснувшихся к стеблю цветка.       Они стояли у тех самых мест, где обычно сидят их родители и гости. Рон рядом со стулом отца, Джинни у места матери, а Джордж и Фред там, где любят обедать Сириус и Римус. И как только в пальцах каждого из четырех Уизли оказались кроваво-красные цветы, их прошиб разряд, как от электричества. Они на несколько секунд замерли без движений. В глазах каждого отражался страх, паника и ужас. Гримасы их лиц не назовешь приятными. А все потому, что цветок для каждого из коснувшихся нес личное послание.       «- Это ш-ш-ш-шдет и тебя, предатель», — шипел знакомый голос на грани змеиного прямо в ухо, предупреждая, но при этом угрожая. А так же показывая, что произошло с тем, кто последним сидел на этом самом стулом.       Перед глазами Рональда предстала кровавая картина. Он видел, как за считанные мгновения его отец погибает, как откуда не пойми взявшийся алый туман, поглощает магию, растворяет тело. Видел, как слоями снимается кожа, вытекают глазные яблоки, свисая с глазниц черепа скользкими нитями, как шустрыми, покидая артерии и вены, движется потоками кровь, всасываясь в алое марево, и как с костей, словно лоскутами сползает мышца за мышцей, оставляя на прежнем месте белоснежный, без изъянов скелет. Цветок из рук парня упал, он вернулся из видения, насланного убийцей, а по его щекам потекли слезы. От страха ли, от боли ли потери, кто знает. Причину он не назвал.       «- На твой труп не позарятся даш-ш-ш-ш-ше некроманты», — зло выплевывалось каждое оставленное в послании слово, так же едва не переходящее на змеиное наречие.       Девушка не могла возмутиться или послать в Запретный лес оставившего сообщение, лишь слушать этот шелестящий шепот в самое ухо и видеть, как на этом самом месте заканчивает свое существование мать, не успевшая покинуть Нору. Как ее, с ног до головы, окутывает багровый туман, жадно выпивая кровь, магию и жизнь, попутно снимая кожу и мышцы с костей, точно и филигранно, слой за слоем, как нож шкурку с овощей. И как на любимом мамином месте остается лишь чисто-белым сверкающий скелет.       — Мамочка, — всхлипнула Джинни, как только вернулась в реальность, выходя из потока насланного на цветок видения. По ее щекам текли ручьями черно-серые от туши слезы, губы кривила гримаса боли. А после она не удержалась и рухнула на пол, вой на весь дом. Гермиона хотела к ней подойти и утешить, но не стала вмешиваться, лишь наблюдала за близнецами, которые так же видели кончину Сириуса и Римуса от кровавого тумана. Во всех ее прелестях и красках, до мельчайших деталей, как сходила с тел кожа, вытекали глазные яблоки, доходил до идеальной белизны скелет. Все это предстало перед их глазами, а после фраза:       «- Расчетливые мерзавцы!» — только это, как набатом самых звучных колоколов, ударило по ушам близнецов с такой силой, что цветы выпали из их рук, а сами они потянулись к ушам, закрывая их. От громогласности произнесенной фразы, им казалось, что лопаются их барабанные перепонки и капает каплями кровь. Но нет. Голос девы, забравшей жизни их родителей и друзей семьи, лишь на время оглушило рыжих близнецов, выводя на время из строя их слуховые аппараты.       — Что вы видели? — все-таки задала вопрос Гермиона, подходя к Джинни, уже успокоившейся и приведшей себя в порядок. По ее щекам больше не бегут черные дорожки слез, губы вновь красны от помады, а сердце и душа холодны, как лёд.       — На, — протянула Джинни цветок ликориса, чтобы девушка сама увидела, что здесь не так давно произошло.       Рука Мионы незамедлительно потянулась к цветку, сжимая пальчиками тонкий, изящный стебелек. Как оказалось, ей тоже было оставлено цветочное послание. Оно несло в себе такую же теплоту, как и близнецам. Над плечом, в волнистый поток каштановых волос, раздалось:       «- Тебя не трону», — раздался как будто издалека голос покойной подруги. Мионе казалось, что Гарри стоит за ее спиной, смотрит у нотками упрека и обвинений, хотя знает, что у нее не было выбора, что ей его просто не оставили, а поставили перед фактом, повязав всевозможными цепями.       «- Гарри! — мысленно сказала Миона, узнав голос лучшей подруги, даже не смотря на то, что она умерла, — мне не дали выбора, — шепнула девушка, выходя из наведенного цветком мира, смотря на всех печальным взглядом. Перед ее глазами, как и перед глазами других прибывших в Нору, все еще стояла та самая картина жестокой расправы, оставляющей после багряного тумана лишь белесый скелет. — Твоя душа канула во тьму, сердце почернело, путь отныне залит кровью предателей, а отмщение — твое второе имя, — прошептала она, с силой сжимая стебель Паучьей Лилии.       Девушке жаль подругу, но убийство не выход. Но сущности не прикажешь, она ведет и требует крови тех, кто причастен к смерти и боли, просит жизней тех, кто обманул и растоптал девичьи надежды и мечты, и требует сердца в руке того, кто убил, отправив душу во тьму и пучину крови. Слеза, предательски накатившая, так и не успела упасть на пол, была перехвачена Гермионой. А цветок оставлен себе, как связующая нить с Поттер. Может, с его помощью с ней получится связаться? По крайней мере она на это надеялась.       — Что дальше? — смотрит Джинни на близнецов и Рона, не беря во внимание Грейнджер, — доложим директору? — поставить старшего в известность было необходимо, как и отнести ему цветы с посланием от таинственного убийцы.       Медлить не стали, и с цветами в руках, каждый переступил порог камина, уносясь в всполохах зеленого пламени прямо в кабинет директора Дамблдора, с порога вручая ему кроваво-красный цветок ликориса. И стоило ему коснуться тонкого стебелька, попав под шлейф цветочного аромата, вдыхая его полной грудью, как в мысленный поток ворвались слова:       «- Твой конец уже близок, Альбус! — в самое ухо, наигранно-нежным тоном шептал девичий голос, касаясь его морщинистой щеки невидимыми пальцами, самыми кончиками, холодными, как у мертвеца, показывая все то, что произошло со старшей четой Уизли, Люпином и предателем-крестным. Он видел все то, что видели и Джинни с Рональдом, миг за мигом, в замедленном действии. И стоило видению подойти к концу, шепот огласил: — Тебя ждет та же участь, Дамблдор!» — и легкий, как весенняя капель смех, оглушил его ментальное море, обдав еще и холодным порывом ветра, пробирающим старые, не нужные ёкаю кости.       — Это мы еще посмотрим! — сказал Альбус покидая наведенный цветком мир, выгоняя всех из кабинета, оставаясь наедине с самим собой и мыслями, кто же эта алая дева, убившая его последователей и оставившая цветы. Он не знал, но узнает. В этом нет сомнений.