Ёкай для Тёмного Лорда.

      Новость о новом союзнике, в лице загадочной леди в багровых одеждах, и с белоснежным черепом в руках, поразила всех присутствующих Пожирателей, особенно показательная казнь Беллатрикс в ее исполнении, молниеносная, беспощадная, оставляющая лишь идеально-чистые кости и россыпь алых цветов. Леди в Алом, или леди Ликорис, так ее прозвали в кругах Пожирателей за кровавые цветы, в которые она рассыпала бывшую Блэк. Девушка, чьи волосы черны, как ночь, а глаза алы, как кровь, стояла за спиной Лорда, смотря на всех с интересом, словно изучая. Мало кто осмеливался смотреть на юную деву дольше пяти секунд, а те, кто все же смотрел, тут же вспоминали Беллу и оставшиеся после нее цветы.       — … на этом закончим, — сказал лорд, отпуская своих последователей по домам и порученным им миссиям, оставив лишь: — Северус, Антонин, Люциус, задержитесь, — голос его поразительно тих и спокоен, нет и намека на безумие, а так же змеиное шипение, которое нет-нет да мелькало в речи. Не только трое мужчин задержались после собрания, но и леди Ликорис, — Амариллис, останься, — попросил ее лорд, протягивая руку и предлагая сесть на свое место. Девушка не отказалась.       Опустившись на место Реддла, Амариллис откинулась на спинку кресла и закрыв глаза на пару минут расслабилась. В силу ее новой сущности, дышать деве ёкай было необязательно, но она все равно сделала глубокий вдох, а потом выдох, говоря с явным удовольствием:       — Определенно, — шепчет она так, чтобы слышал только Реддл, — здесь воздух чище, чем в Норе Уизли. Мне нравится мрачная атмосфера, чуть отдающий ночной прохладой воздух, и главное витающие здесь миазмы, — она подняла руку ладонью вверх и на миг сделала материальными темные нити магической энергии, блуждающие по комнате, — они питают и насыщают мой источник.       — Я рад, что обстановка моего мэнора пришлась тебе по душе, — рука Марволо была протянута деве алого цветка, она вложила свою, а лорд, о, тьма и безлунная ночь, чуть склонился и коснулся кончиков ее пальцев легким поцелуем. И как только поцелуй был закончен, он произнес, лишь для них: — что мое, то твое! — парселтанг резал по ушам Северуса и Люциуса, натягивая тревожную струну внутри груди, но ни грамма не задевал Долохова, понимающего по глазам и движениям лорда, что именно он сказал деве.       — Поздравляю вас, милорд, — склонил голову Антонин, — и вас, миледи, — второй поклон ей, — достойная пара для наследника темнейшего рода во всей Британии.       К поздравлениям присоединились и Малфой со Снейпом, пожелавшие молодым семейного благополучия и счастья. Но разговор, ради которого оставляли троих мужчин и одну леди, все же состоялся. Лорд говорил коротко, как и обрисовывал ситуацию, в которой оказались его враги, в будущем покойные. Но чтобы так и стало, окончательно и бесповоротно, необходимо провернуть один план, в котором будут задействованы эти трое. У каждого из них будет своя миссия.       — Антонин — Грозный глаз на тебе, — русский довольно оскалился, уже предвкушая битву с отставным аврором, сопровождающуюся проклятиями, непростительными, холодным оружием, и даже запрещенными, чернокнижными заклятиями, по сравнению с которыми Непростительные — детская шалость.       — Люциус — Фадж твой. Делай что хочешь, играй, шантажируй, угрожай, хоть под Империо бери, но он должен сдать пост министра мне, а не Кингсли или Скримджеру. А совет Попечителей с Палатой Лордов в твоем полном распоряжении, — руки у Люциуса так же чесались желанием взять Корнелиуса за ворот его мантии и вытолкать взашей из мира магии, к магглам, на окраину какого-нибудь пригорода. И вот она, долгожданная мечта, мелькающая в недалекой перспективе, вот-вот сбудется.       — Северус — на тебе профессора Хогвартса, — Снейп кивнул, подтверждая согласие, — проведи малый совет, просвети их на предмет грядущих перемен, мирным, а не кровавым путем, поясни, что ни им, не ученикам, даже магглорожденным, ничего не грозит. Что я не буду вырезать их под корень, и уже тем более ссылать в резервации и номеровать, как домашний скот.       — Как прикажите, милорд, — чуть склонил голову в поклоне Северус, при этом, смотря на Амариллис, спрашивая у лорда разрешения: — милорд, не сочтите за дерзость, позвольте поговорить с вашей супругой с глазу на глаз, — но просить разрешения нужно было у самой девы, ведь брак у Лорда и Леди равноправный.       И леди не отказала в личном разговоре. Вышла следом за профессором. Он привел ее к окну, с видом на палисадник, с растущими цветами. Тишина и стрекот сверчков, вот что нарушало тишину вечера, а не разговор этих двоих. Тишина и молчание так и продолжалось бы, не прерви ее девушка, задав вопрос:       — О чем же вы хотели поговорить, мистер Снейп? — поинтересовалась Амариллис, не смотря на бывшего профессора, а в окно, на ночное небо в россыпи точек-звезд.       Профессор, который только-только отошел от потери важной для него девочки, но возродившийся, пусть и поменявшей видовую принадлежность, готов был прижать ее к себе и не отпускать, даже вопреки ее желанию. Ведь Гарри, а теперь уже Амариллис, единственное напоминание о дорогом и важном в его жизни человеке, о подруге, возлюбленной, сестре, которой он считал Лили долгое время, переваривая и осмысливая те самые чувства, оставшиеся после ее смерти. Любил ли он Лили? Да. Дорожил ли? Несомненно. Питал ли теплые чувства любви? Тоже да, но постепенно, видя их с Поттером и понимая, что в сердце Лили он не как вторая половинка, а как родной душе человек, отпустил подростковую любовь и поддерживал, был в те минуты, когда надо — рядом, становясь братом, таким, к которому можно обратиться по любому вопросу.       — О тебе и твоих родителях, — начал рассказ профессор, готовый поведать истинного предателя, выдавшего тайное место. И не Петтигрю сдал Поттеров лорду, а тайный, оставшийся инкогнито наводчик. — Это не я рассказал милорду о пророчестве, и не я навел на ваше убежище, — сказал зельевар, делая шаг вперед, к деве, в глазах которой бушевало кровавое море в штормовую ночь.       Видя Амариллис такой, Северус не решался подойти ближе, и уж тем более коснуться плеча, сжав на нем руку, что уж говорить о том, чтобы обнять девушку, заключив в кольцо рук. Но он все же это сделал. Шаг, еще шаг и он за спиной Поттер. Руки на ее плечах, макушка у груди и мгновение, она в объятиях, а он не рассыпан цветами. Снейп выдохнул, Амариллис тоже. Прикрыв глаза, чуть улыбнувшись, привыкала к объятиям, которые она должна была принимать от Сириуса, или от отца будь он жив. Но, как дочь, ее к себе прижимал он — Северус.       — Тепло, — сказала она, касаясь его руки, — мне нравится, — сказала девушка, но все же покидая объятия, хоть и с неохотой, — но пора мстить, — улыбка из теплой и живой стала хищным оскалом, как и пробирающий до леденящих мурашек взгляд, в котором было лишь кровавое море, да белесые кости врагов, прыгающих на ниточках ее искусства кукольника, — я еще не всю коллекцию собрала. Не все предатели отдали мне долг телом и кровью, — шептала она, поглаживая свой белоснежный череп черными коготками.       — Бывшие друзья, директор, и, кто еще? — интересовался Северус, по-прежнему держа руку на плече Амариллис. Она же, отходя от окна, возвращаясь к лорду, ответила, обернувшись через плечо:       — По обстоятельствам, — и ее алые губы окрасила улыбка, широкая, обворожительная, не предвещающая обидчикам и предателям ничего хорошего, лишь быструю смерть в россыпи алых цветов. Они утонут в ликорисах, захлебнутся багряными лепестками, став марионетками на алых нитях, безвольными куклами, идущими вперед по приказу хозяйки. Красивая месть, ничего не скажешь.