Порождение бездны

Этой ночью мне опять снился сон отвратительного содержания, он заставил меня вскочить на ноги прямо посреди темноты. Изо рта вылетали белые клубы пара, которые бесшумно проносились мимо меня, а затем бесследно угасали в глубокой тьме. Мне чудилось, будто вместо воды во всех реках медленно текла густая кровь, вылезающая на берег. Воздух вокруг был наполнен предрассветной дымкой, несмотря на это, на небе до сих пор судорожно мерцали звёзды, отдаляясь всё дальше и дальше с каждой минутой. Душный туман окутывал меня, оставляя на волосах свои холодные прозрачные капли. Откуда-то неподалёку до меня доносились тихие голоса, жизнь в деревне шла своим чередом, и никому не было до нас дела. Эти сны всё чаще и чаще беспокоили меня последнее время, должно быть, так на мне сказывалась усталость. Хотелось просто иметь крышу над головой, а не валяться всю ночь напролёт на холодной земле, в ужасе прячась от посторонних глаз. Я уже и забыл, каково это крепко спать, не заботясь ни о пропитании, ни о собственной безопасности. Снаружи было невыносимо холодно, вместе с землёй замерзали и мы сами, под утро было сложно пошевелить руками, и даже встать на ноги казалось совершенно невозможным. Здесь всё выглядело инородным и слишком чужим, даже уютный свет из окон прогонял нас прочь. Мне так и не удалось снова заснуть, поэтому я просто ждал пробуждения своего товарища. К счастью, совсем скоро над горизонтом стали появляться пыльные отблески пылающего зарева. Ночью опять шёл дождь, и мы насквозь промокли. От этого вся одежда растянулась и висела на нас, как огромный пыльный мешок. Лёгкие тянуло от боли, которая появлялась при каждом вдохе. Казалось, ещё немного, и они тотчас разорвутся на мельчайшие куски. Я уже не мог громко разговаривать, и это начинало слегка настораживать. Несколько дней, проведённых здесь, всё же сказались на моём и без того плохом здоровье, и до выздоровления было ещё далеко. А отсутствие лекарств и нормальной еды делало ситуацию ещё хуже. В этот день мы снова обещали встретиться с Цесилией, поэтому мне пришлось пораньше вытолкнуть Шестого из сна. Наши вещи были аккуратно разложены по походным сумкам, а все приготовления к предстоящему переходу были полностью завершены. Торчащий из сумки провиант так и просил, чтобы его вытащили наружу, но я старался сдерживать себя. Как ни странно, я никак не мог понять, что чувствовал, когда издалека наблюдал за Цесилией. Её черты лица завораживали, а вот то, что находилось за ними, было мне неподвластно. Она ничего не рассказывала о себе и постоянно уворачивалась от вопросов, вот я и потерял к ней интерес, хотя должно было быть совершенно наоборот. Её спокойный и скрытный характер порождал во мне только жалость и стремление помочь, ведь я точно знал, что именно за всем этим стояло. По легенде и словам девушки, божественный кратер находился на пересечении двух линий, которые Шестой с лёгкостью сумел показать на карте. Мы не были удивлены, что не заметили настолько маленькую отметину на бумаге, больше похожую на кусок прилипшей к ней грязи. Мы были настолько измотаны, что нужно было бежать прямо сейчас, иначе силы покинули бы нас навсегда. Однако оставался только один неразрешённый вопрос, было непонятно, как выбраться наружу, не привлекая особого внимания стражников, круглосуточно стоявших у ворот. — Я помогу вам, — сказала Цесилия и приподнялась с земли, бережно отряхивая от грязи светлое одеяние, — не стоит волноваться, эти часовые мне доверяют. Она склонила голову набок, и её лицо снова стало ласковым и до невозможности спокойным. Я был готов безоговорочно поверить каждому слову девушки, тем более её план звучал естественно и относительно просто. Её плавная интонация заставила меня поверить в то, что до сих пор казалось непостижимым. — Тогда не будем дожидаться темноты, — я поблагодарил девушку и пробормотал что-то совершенно несвязное, — мы бы пропали без тебя. Мы шли за ней между домов, а девушка даже не оборачивалась, и вот мы уже были совсем рядом с злополучными воротами. Два бугая стояли по сторонам, прислонившись спинами к соломенной стенке. Я с опаской посмотрел на их отрешённые наглые лица, и мне стало совсем уж дурно. Цесилия подбежала к стражникам, раскинув руки в разные стороны, она громко кричала дрожащим голосом и отчаянно пыталась привлечь их внимание. — Быстрее позовите отца, они сбежали прямо у меня на глазах! — слёзно молила она, попутно указывая рукой куда-то вдаль, — ну же, быстрее! Часовые умчались, поднимая за собой клубы затхлой пыли, она скручивалась в воздухе и поднималась ввысь, образуя собой такие же отвратительные фигуры. Цесилия же сделала вид, что бежит за ними, даже некоторые люди выглянули из окон, проводя их взглядом и вслушиваясь в отдаляющийся топот. В этот момент можно было открыть засов. Как назло, стало тихо, и только деревянная занозистая доска, преграждающая путь, звонко хлопнула, освобождая нам дорогу. Защемило где-то глубоко внутри, ведь девушка смотрела на нас широко распахнутыми глазами, её ресницы вились вверх и словно гобеленом закрывали травяные очи. Губы немного дрожали, как будто она хотела заговорить с нами и сказать последнее слово на прощание. Ещё раз предложив ей идти с нами, мы остановились у выхода, придерживая тяжёлую дверь, которая была готова вмиг закрыться под своей тяжестью. Незамедлительно послышались отдалённые тяжёлые шаги, кто-то рьяно бежал прямо на нас, громко дыша. Впереди ревущей толпы бежал Негус, который махал своими руками и чуть ли не падал, спотыкаясь о землю. Всё произошло чуть ли не мгновенно. Он окинул нас своим взглядом, и сразу стало ясно, что он всё прекрасно понял. Я заметил, как старейшина деревни мелкими шагами, разворачиваясь боком, начал подходить к Цесилии. Наместник как будто ждал, когда его позовут. Она ничего не замечала и даже не оборачивалась по сторонам. В руках Негуса под первыми отблесками солнца отсвечивал продолговатый предмет. Не успел я сказать и слова, как он с невероятной скоростью набросился на свою дочь со спины с остервенелым выражением на лице. И тут внезапный и резкий рывок дал обжигающе горячей крови вылиться наружу. Стали слышны булькающие звуки от последних попыток лёгких продолжать работать. Я попытался сдвинуться с места, но у меня ничего не вышло, и эта картина надолго осталась в моей памяти. Даже дыхание напрочь перехватило, настолько в тот момент я оторопел. Негус разжал пальцы, и нож сверкнул зазубренным лезвием, исчезая в густой помятой траве. Приглушённый стон вырвался из его груди, и он схватился окровавленными руками за свою трясущуюся голову. Алая густая жидкость мелким ручьём потекла по его щеке, смешиваясь с холодными каплями желтоватого пота. Наместник наклонился над дочерью, попутно поднимая её голову над прокисшей землёй. Обезумевшие глаза девушки были наполнены слезами, но она продолжала биться под ним, хватаясь за трещину на горле. Наместник сорвался на крик и начал просить прощения у своей дочери, но было уже поздно. Бледные руки девушки с синими прожилками в тот момент казались прозрачными, они скатились на землю, постепенно останавливаясь от предсмертных конвульсий. Шестой резко потянул меня за руку, и мы буквально вывалились за пределы деревни, услышав только щелчок тяжёлого засова. Ворота постепенно закрылись с протяжным шелестом, а я всё продолжал сидеть на земле, слушая завывания ветра, которые перемешивались с отчётливыми воплями наместника. Я чувствовал опустошение, ведь мог просто выкрикнуть её имя или встать между ними, мог легко загородить Цесилию собой. Но было уже слишком поздно. Никто же не был виноват, именно в этом я и пытался убедить себя, постоянно вспоминая её испуганное лицо и последний взгляд, брошенный на меня исподлобья. Впервые за долгое время мы шли молча, даже не пытаясь выдавить из себя ни звука. Шестой скрестил руки на груди, изредка вздыхая и смотря под ноги. Мне не хотелось ничего слышать от него, мне было достаточно того, что мы просто находились рядом и чувствовали одно и тоже. Я был уверен, что тогда мы и думали об одинаковых вещах. Даже теперь я пытался отвлечься, как и раньше, поэтому просто рассматривал природу вокруг. Это помогало мне хоть как-то забыть о предмете моих беспокойств. Лёгкий влажный ветер пролетал мимо, и я закрыл глаза и пошёл вперёд наощупь, полностью теряясь в его освежающих вихрях. Земля становилась слишком влажной и больше не казалась такой безжизненной, затопленные поля хлюпали под ногами, и в них повсюду плавали насекомые с толстой чешуёй и мощными мохнатыми лапками. Они переворачивались на спину, оголяя желтоватые брюшки, из которых вырывались маленькие прутики. Я пытался поймать их руками, но они быстро зарывались в ил, выпуская наружу свои длинные усики. Жук живёт в этой огромной луже, питается перегнившей травой, но если лужа пересохнет или в ней иссякнет пища, то плавунец мигом улетает в поисках другого водоёма. Прямо как мы. Вода была очень тёплой и отдавала запахом прелой травы, из мягкой земли вылетали пузырьки, которые лопались, соприкасаясь с нежной плёнкой воды. Я опускал ладони в воду и смотрел, как её поверхность с рябью начинала покрываться трясущимися кругами. Всё вокруг переливалось от солнечных лучей, а воздух над горизонтом дрожал от наступившего дня. Пейзаж вокруг становился всё более зелёным, и от этого становилось легче на душе. Было весело наблюдать за шелестом мелких колючих листьев, отважно висевших на карликовых деревьях. Тонкая жёлтая трава сменялась высокими злаковыми растениями, которые крошились от одного только прикосновения. Они кучно стояли рядом и трепыхались на ветру, покачиваясь в разные стороны. Это зрелище завораживало, и мне ничего не оставалось, как идти мимо этой живой изгороди, иногда срывая траву и пробуя её на вкус. Я разжёвывал длинные стебельки и отрывал плоские листья у самого основания. Горькая трава много о чём мне напоминала, и эти воспоминания напрочь забивали голову. В какой-то момент я просто перестал понимать, где нахожусь. Так было хорошо и одновременно до ужаса грустно. По пути к божественному кратеру мы обнаружили, что местность становилась всё более непредсказуемой. Плотные тени от высоких холмов создавали впечатление, будто время здесь остановилось. Вдалеке мы слышали тихое журчание, которое доносилось из самой глубины земли. Раз за разом переходя ручьи, мы удивлялись тому, сколько воды видели за раз. Сейчас же она была уж слишком холодной. Ни одной травинки не было в стремительных ручьях, ни одного живого насекомого не пряталось в их глубинах. Проникая через ботинки, вода замораживала ноги и сильно колола пальцы, делая их отяжелевшими и неповоротливыми. Зато освежающая влага быстро наполнила наши фляги, мы сделали несколько коротких остановок, чтобы хоть как-то перевести дух. Внезапно глубокая река преградила наш путь, показавшись взору голубым отражением неба на горизонте. Её каменное дно было видно сквозь бурлящую у берегов пену. Скосившиеся булыжники прорезали бурные потоки, и капли непрерывно летели в разные стороны. У самого берега росли небольшие кустарники с колючими стволами, они угощали стрекоз и других крылатых насекомых своими спелыми дикими ягодами. Мы разбили лагерь прямо у кромки реки, её холодные брызги попадали в лицо и освежали. Над водой пролетали мелкие птицы, которые ласково щебетали и опускали свои розовые лапки в воду, пытаясь хоть что-то поймать и затащить в своё логово. Было решено перейти реку до наступления темноты, она не казалась очень глубокой, и мы точно были уверены в том, что с лёгкостью перейдём её вброд. Собравшись с силами, мы высоко подвязали штанины и высоко взгромоздили рюкзаки на плечах. Как только я вошёл в воду, сразу почувствовал колющую боль во всём теле. Мало того, что вода была просто ледяной, так ещё и острые камни врезались в ноги прямо через тонкие ботинки. Я задыхался из-за холода, который прожигал кожу насквозь. Сердце бешено билось в груди, но я спокойно шёл дальше, не обращая внимания на такие пустяки. В один момент я поскользнулся на камнях, и вода накрыла меня с головой, я попытался подняться, но не смог вдохнуть. Вода просто не отпускала меня из своих оков, и я только видел свет над головой и расплывающийся силуэт Шестого. Обильная пена попадала в ноздри и стекала в мои лёгкие. Я почувствовал, как мой товарищ поднял меня за пояс и стал тащить к берегу. Я больше не мог сопротивляться силам природы и полностью перестал что-либо делать. Как же хорошо было вновь почувствовать ртом воздух. Зубы стучали друг о друга, до сих пор было трудно дышать и шевелиться. Я продолжал выливать воду из своих лёгких до тех пор, пока боль не стала слишком жгучей. Мой товарищ разжёг костёр, но я так и не смог отогреться. Теперь меня беспокоил только постепенно нарастающий кашель, и после долгого очередного приступа я увидел кровь на ладони. Я беспрерывно кашлял всю ночь, и холодный воздух вылетал из моего рта, совершенно не грея озябшие руки, которые я подносил прямо к лицу. Шум речного потока скрежетом отдавался в голове. Я никак не мог успокоиться и ровно лечь без лишних телодвижений. Идти дальше мы точно не могли, и я винил себя за это. Я разговаривал, но сам не мог понять, о чём. Обрывки фраз, которые я произнёс за день, крутились в моей голове и долго повторялись с разными интонациями и нарастали в громкости, с треском надавливая на голову с внутренней стороны. Сквозь дремоту я почувствовал, как опять погрузился в тот сон, только теперь уже меня затягивало в тёмную жидкость. Она сковывала все движения и заставляла кровоточащие нарывы появляться на моей коже. Жар от костра постепенно начал ослабевать, и меня обдало ночным холодом. Стало чуточку лучше. Я видел мёртвые тела на дне реки, они своими вывалившимися глазами таращились на меня и поворачивали их, следя за каждым моим движением. Гнойный запах преследовал меня в закоулках сознания, и я всё не мог проснуться, только смел наблюдать, как меня с головой накрывала тягучая бездна.