Роса

      Путешествуя от города к городу, от селения к селению, Сяо Синчэнь занимался воистину благородным делом, убивая нечисть, терроризирующую людей. Не изменяя себе, он никогда не требовал платы за совершённые добродетели, и, к большому разочарованию нравственному, не все и спешили расплатиться за тяжёлый труд заклинателя, однако, всё же, находились люди, которые платили Синчэню, а если средств не было, давали что-то полезное, как, к примеру, заживляющие средства. Появление рядом А-Цин, в некой степени, упростило получение платы, пусть даже минимальной. Взрывная и смелая дева не скупилась на брань с «зажравшимися свиньями, чьи жизни были спасены столь благородным человеком». Пристыженные, они, пусть и нехотя, но давали монеты слепцу, однако Сяо Синчэнь никогда не чувствовал себя хорошо, после подобных событий: любое действие должно быть открытым и искренним, чистым и от сердца. Ну а выбитые А-Цин деньги лишь порождали ещё больше злости и гневных слов, сказанных за спинами в их адрес. Впрочем, девушку злые языки не волновали, и Даоджану она всеми силами навязывала эту философию: «поменьше думай о том, что думают о тебе другие. Ты — достойный человек, слишком хороший для этого прогнившего мира. Так с чего тебе переживать за мнения людей, которые тебя-то человеком не считают». И хоть в словах А-Цин была неприятная правда, они были колки и справедливы, что же мог сделать с собой Сяо Синчэнь, всю жизнь живущий так, всегда переживающий за безопасность людей, уважающий их жизни и души.       Однажды, всего лишь раз, Сяо Синчэнь невольно вспомнил Сюэ Яна, сравнив его с А-Цин. Разумеется, они очень различаются, но есть в их личностях черты, что поразительно схожи. Даоджану было очень стыдно и горестно от такого сравнения, возникшего в его голове. Он даже извинился перед девушкой, правда едва ли она поняла за что, а Синчэнь объяснять не торопился. Вспоминать Сюэ Яна всегда являлось настоящим испытанием для Даоджана, ведь встреча с этим человеком положила начало кровавому отсчёту их совместной истории, стала стартом для них двоих — вероломно, судьба пометила их души, соединяя их пути отныне. Любая дорога отныне стала направлением к единому завершению.       Убедившись, что А-Цин будет комфортно в гробу, что девушка сможет спокойно поспать, Сяо Синчэнь решает отправиться на ночную охоту, чтобы убедиться в том, что их дому не угрожает никакая опасность. Надо же… дому. Ну кто бы мог подумать! С лёгкой улыбкой он выходит на улицу, с блаженством подставляя лицо ласке прохладного ветра. Возможно, он слишком рано разочаровался в этом мире и людях, возможно, что ещё не всё потеряно.       Сюэ Ян же просыпается минут через двадцать после того, как провалился в столь короткий сон. От ноющей боли в груди становится дискомфортно, потому и желание спать пропадает, несмотря на усталость. Краем уха он улавливает беседу между Сяо Синчэнем и А-Цин, но продолжает молча лежать, прикрыв глаза. В его голове сейчас борются множество мыслей, начиная от кровавой резни, заканчивая долгой жизни подле Даоджана. Он запомнил его надолго: праведный лик небожителя, благородный стан и скромностью и честью белоснежное лицо украшенное — красивый, сильный, справедливый, — как же не восхититься таким противником, как же не возненавидеть такого человека.       Болезненная ухмылка выползает на сероватое лицо.       Их встреча с Сяо Синченем была настоящей случайностью — поганец Чан Пин, решивший взыскать справедливости за гибель своего бесчестного клана, обратился за помощью к легендарному заклинателю, в то время путешествующему со своим другом. Он-то! Отродье того выродка, что превратил Сюэ Яна в того, кем он является сейчас, набралось наглости и смелости найти помощи на стороне справедливости! Если бы он только знал, что клан Лань Лин Цзинь стоит за Сюэ Яном. Ха-ха, в такие моменты, как никогда, Сюэ Яну хочется разразиться диким хохотом, ведь идиоты, что искренне верят в порядочность и честность вышестоящих чинов, воистину смешны и позорны! Чан Пин самолично подвёл Сяо Синчэня к мукам! Не обратись он к заклинателю за помощью, молча приняв своё справедливое бремя, возможно, Даоджан и Сун Лань, таки создали бы свой клан. Это же получается, что и его самого, и Сяо Синчэня изувечил клан Чан.       Сюэ Ян всё же не справляется с порывом истеричного смеха, покрепче сжимая израненную грудь ладонью.       Именно потому, что в мире нет места справедливости, честности, искренности, во всяком случае, в правление и властью над судьбами, не суждено было сбыться мечте двух друзей, в принципе, по той же причине был убит Старейшина Илин.       Клан Чан Пина заслужил более жестокой и мучительной смерти, нежели получил. Но кто же знал, что Сяо Синчэнь дойдёт до безумного поступка, отдав свои глаза Сун Ланю? Разве мог Сюэ Ян простить того, кто привёл его на суд в Башню Золотого Карпа? Даоджан смотрел на него с жалостью и отвращением, — этот взгляд глубоких, карих глаз Сюэ Ян запомнил на всю жизнь, как и те эмоции, что они вызывали. Это целый взрыв, словно вулкан, пожирающий всё на своём пути. Как он смел на него так смотреть? Что он вообще знал о нём, чтобы судить? Они мнят себя вершителями правосудия, но разве Ченмэй не совершил того же?! Конечно же Сюэ Ян решил позабавиться с Сяо Синченем, не отрицая своей вины, но и не признавая её перед кланами. Доказательств, как таковых, у Даоджана не было, да и приверженность Сюэ Яна к клану Лань Лин Цзинь своё дело сделала. Заинтересованные в создании Тигриной Печати, едва ли они отправили бы его на казнь.       И даже когда всё затихло, когда интерес к этой истории пропал, Сюэ Ян, не сомневаясь и секунды, решился на месть заклинателю, что посмел встать на его пути, что посмел смотреть на него с такими эмоциями, но что важнее и больше всего злило Сюэ Яна, это то, что Сяо Синчэнь счёл справедливой защиту клана Чан Пина, в то время как сам Сюэ Ян считал это верхом несправедливости. Его благородство, добросердечность, добропорядочность, милость и необходимая жестокость, твёрдость и уверенность, — всё это безумно выводило из себя Ченмэя, в котором загорелось желание показать Синчэню, насколько ошибочен его идеализированный взгляд на жизнь и людей! Коварный и жестокий, не знающий жалости даже к себе самому, Сюэ Ян не собирался вредить Синчэню напрямую: он сосредоточился на его друге, выразив всё своё негодование на человеке, который разделял с Сяо Синчэнем мечты и жизненный путь. Сюэ Ян не сомневался в своём выборе, и он достиг высшей точки наслаждения и восторга, когда узнал, что, после того как, Ченмэй лишил зрения Сун Ланя и вырезал храм, в котором тот рос, тот велел Сяо Синчэню убираться! Только со временем Сюэ Ян узнал о том, что Синчэнь, вероятно, движимый выжигающим чувством вины, решился отдать собственные глаза единственному другу. И после этого Сун Лань всё равно просил его удалиться, поставив точку фразой: «Нам нет надобности больше встречаться».       Разве Сюэ Ян не был прав? Ещё в раннем детстве ему, далеко не добровольно, пришлось столкнуться со всеми реалиями мира. Ему пришлось вырасти таким: озлобленным, подозрительным и сильным. Люди, идущие за собственными желаниями, совершают ужасные поступки, они не жалеют даже самых близких, вероломно ломают чужие души. Сяо Синчэнь, в глазах Сюэ Яна, был непростительно непорочен, и, по мнению Ченмэя, именно это стало причиной всех тех несчастий, что свалились на заклинателя.       «Я не виноват». — Эй, Слепышка, — глухо произносит Сюэ Ян, поворачивая голову к двери. Он точно знает, что Сяо Синчэнь сейчас ушёл, а значит, у него есть возможность узнать, настолько ли слепа эта девка, или же она способна узреть опасность. — Иди сюда. — Что? Зачем?! — недовольный голос раздаётся из другой комнаты, но Ченмэй слышит, как она выбирается из гроба. — Я дам тебе конфетку, — лукаво улыбается он, доставая из кармана одну сладость. Но не слыша звука её бамбуковой трости, Сюэ Ян решает поторопить деву. — Неужели боишься? Раз сама не можешь подойти, что насчёт того, чтобы я к тебе пришёл? — хоть и произносит эти слова с улыбкой, взгляд его ужасно холоден и жесток. Ему эта девка неинтересна, но если она будет находиться рядом с ними, то он точно должен понимать, что можно ожидать от этой грубиянки.       Но А-Цин правда напугана. Стиснув покрепче зубы, она ни на секунду не выкидывает из головы то, что в этом доме они только вдвоём. И, в случае чего, Даоджан не спасёт её от этого психопата. Но она просто не может начать вести себя иначе, теперь-то… Нельзя, чтобы этот парень понял, что она — маленькая лгунья. — У меня вообще-то имя есть! — постукивая тростью, возмущается А-Цин, а Сюэ Ян с интересом смотрит на то, как она движется к нему. — Слепышкой меня звать не надо! — Но разве ты представлялась мне? — усмехается Сюэ Ян, готовясь к слабому броску. — Меня зовут А-Цин!.. Ой!!! — подпрыгивает девушка, довольно-таки искренне удивившись прилетевшей в её грудь конфете. Разумеется, она видела, что Сюэ Ян собирается сделать, и уже поняла, что наглец проверяет её на истинность слепоты, но А-Цин годами жила на улице, и годами она лгала, отыгрывая роль «несчастной, слепой девы». Ну а сейчас, когда её жизнь, можно сказать, в опасности, едва ли она плохо изобразит свой недуг. — Да что с тобой не так?! Зачем кидаешься в меня чем-то?! Фу!!! Нахал! Грубиян! — и для правдоподобности агрессивно стучит тростью по полу.       Ченмэй лишь усмехается её поведению, явно не удовлетворённый до конца. Если она на самом деле слепа, то это многое упростит для него. — Я забыл, что ты не видишь, — коротко пожимает плечами парень, а А-Цин лишь возмущённо надувается — нет, ну вы видели нахала?! Он называет её Слепышкой, а затем говорит о том, что забыл?! Он считает её полной идиоткой, раз думает, что она способна на это повестись! — Странный ты, — фыркает в ответ дева, опускаясь на пол. Руками шарится, пока Сюэ Ян внимательно следит за ней. — Не пойми кто, весь в крови и израненный, но носишь с собой конфеты, — и вот найденная сладость отправляется ей в рот.       «Дрянь, ты, правда, считаешь, что способен разоблачить меня?»       Сюэ Ян усмехается, с какой-то особой нежностью смотря перед собой. Одной из рук он продолжает поглаживать конфеты, лежащие в кармане. Мечты сбываются. — Я в детстве безумно любил сладкое, но был беден и не мог есть сладкое. Так что я пообещал себе, что, когда вырасту и разбогатею, у меня всегда будет полно конфет.       «Разбогатеет? Значит, он богат?» — Так у тебя ещё есть? — не хочется признавать, что небрежно брошенная конфета оказалась весьма вкусна.       Краем глаза А-Цин улавливает, как резко меняется настроение нового знакомого. Она уже заметила это ранее, и, честно признаться, от такого умения у неё холодок по спине пробегается. Такие люди особо опасные и непредсказуемы: всего секунду назад взгляд его был нежен и спокоен, а вот теперь он подозрителен и жесток. — Подойди ближе, — голос спокойный, дружелюбный, но у А-Цин внутри бьёт крупная дрожь, ведь даже искоса она видит, что истинный настрой парня вовсе не соответствует его интонации. И не ошибается. Буквально в следующую секунду в руке Сюэ Яна оказывается Цзян Цзай — его меч, верный спутник, пожалуй, единственный, кто никогда не предаст. С жутким блеском в глазах он направляет меч на А-Цин, спокойно идущую к нему, но внутри у девы вот-вот случится разрыв сердца. Этот незнакомец несомненно станет их погибелью, — проносится в её голове, когда, за секунду до того, как она наткнулась бы на Цзян Цзай, Сюэ Ян убирает его в сторону, протягивая Слепышке ещё одну конфету. — Угощайся, — самодовольно усмехается Сюэ Ян, явно гордый тем, что теперь способен не только баловать себя сладостями, но и других людей. Одну из конфет он закидывает и себе в рот. — Кстати, — пережёвывая конфету, Сюэ Ян закидывает руки за голову, — А-Цин, а куда твой Даоджан отправился посреди ночи? — и вновь взгляд и голос раненного заклинателя переменились, и нет в них ни опасности, ни подвоха. А-Цин лишь очередной раз поражается этому таланту парня, стараясь отогнать растущий в ней ужин. Не очень хочется, чтобы гроб, в котором она теперь спит, использовался по назначению. Может, дева и не образована, но далеко не глупа. Этот парень точно не хочет, чтобы кто-то знал его настоящую личность, ему есть, что скрывать, и он готов на многое пойти, ради этого. — На охоту, вероятно, — А-Цин специально решает схитрить: каждое слово, сказанное Сяо Синчэнем, каждый его рассказ и истории, она помнит дословно. Она лишь хочет убедиться в том, что его предположения верны.       Сюэ Ян едва заметно вздрагивает от услышанного. Презрение, злость, досада вспыхивают в нём с новой силой, однако он с полной серьёзностью уточняет: — На какую охоту он ходит? На ночную, что ли? Он же слепой, так как он может заниматься нечто подобным?       Он даже не пытается злорадствовать. Признаться, он не следил за жизнью Сяо Синчэня после того, как их пути разошлись, думал — да, но сам Сюэ Ян был поглощён множеством других дел, однако, почему-то не сомневался в том, что с жизнью заклинателя для Даоджана покончено. Но сильнее всего выводит сейчас из себя странный, просто дикий для Ченмэя острый укол облегчения, словно его когда-то тяготило то, что он лишил человека возможности полноценно жить. Но это даже не он сделал, а мерзкий Чан Пин!!! — Боже мой! — пренебрежительно корчится А, Цин. — Какой же ты человек… Слепой он или нет, какая разница?! Даоджан всё ещё талантливый и невероятный заклинатель! Его недуг лишь делает его сильнее! — расхваливая Сяо Синчэня, А-Цин ни капли не лукавила, увлекаясь восхвалением самого главного человека в своей жизни. — И меч у него невероятно быстрый и сильный! Он с любой дрянью справится, — а сама слегка улыбается, просто представив, как прекрасно было бы, окажись этот меч где-то в печени у этого психопата.       Но Сюэ Ян, возмущённый возникшими эмоциями, резко поворачивается в сторону девушки, выцепив самую подозрительную фразу. — Откуда ты знаешь, какой меч у Даоджана? Ты же слепая.       Рука начинает плотнее сжимать Цзян Цзай, и признайся сейчас Слепышка, подтверди опасения Сюэ Яна, меч молниеносно вонзится ей в грудь.       А-Цин лишь про себя плотоядно усмехается: «Какой же идиот! Тебе никогда не раскрыть меня, дрянь!» — А какой ещё меч может быть у Даоджана? — дева не скрывает своё разочарование и досаду, пытаясь смотреть на Сюэ Яна. — Разумеется, он быстрый и сильный, по-другому быть просто не может! — снова с восхищением произносит она, и Сюэ Ян верит в это, верит в то, что А-Цин по-настоящему восхищается Даоджаном. — К тому же, — начинает дразниться она, — может, я и слепая, но не глухая. И прекрасно всё слышу, особенно, как меч Даоджана рассекает воздух!       А-Цин начинает чувствовать себя намного увереннее. Если этот парень считает, что такими дешёвыми трюками сможет разоблачить её, то ей вообще не о чем переживать!       Сяо Синчэнь возвращается по утру, в первую очередь проверяя А-Цин в её странной, но весьма комфортной кровати. Видимо, более тщательно порывшись в доме, А-Цин смогла найти больше старых тряпок, которые постелила на солому, чтобы удобнее было спать. Эта девушка безумно смышлёная, а её ум и тяга к жизни, порой, вдохновляют и Даоджана. В его безмятежном существование ведь может найтись места для небольшого комфорта и капельки томных чувств? Не так уж и плохо иметь свой небольшой уголок, в который ты можешь вернуться, чтобы пообедать с теми, кто скрашивает твоё одиночество.       Зайдя в старую кухню, оставив корзину с овощами и крупой, Даоджан направляется в комнату Ченмэя, намереваясь проведать и его. Мысли о раненом госте не покидали головы Сяо Синчэня всю охоту, так что он спешил домой с особым рвением: необходимо помочь человеку. Поставить того на ноги. Странно ли, что Сяо Синчэнь даже не допускал мысли о том, что спасённый им человек если не Сюэ Ян, то попросту преступник или такой же душегуб-психопат? Наивность и вера Сяо Синчэня достигали таких масштабов, что он был полностью уверен, что подобные Сюэ Яну люди никогда не приняли бы его помощи, либо попытались убить его, либо сбежали бы. — Вернулся? — не открывая глаз, тихо интересуется Ченмэй, когда Даоджан заходит в небольшую комнатку. Он плотно прикрывает дверь, с тёплой улыбкой подходя к постели. — Как ты себя чувствуешь?       Приоткрыв один глаз, Сюэ Ян искоса наблюдает за действиями Даоджана: тот вновь достаёт из мешочка цзянькунь какие-то пузырёчки. На корню языка вдруг заиграл вкус горечи тех снадобий, что споил ему Сяо Синчэнь, и Ченмэй, недовольно поморщившись, приподнимается на постели. — Я в порядке, так что не стоит… — Не спорь со мной, — строго, но с улыбкой произносит Синчэнь, поднося ко рту Сюэ Яна одно из лекарственных средств. — Ты же хочешь полностью поправиться, чтобы не страдать потом от неправильного исцеления?       Сюэ Ян, прищурившись, всматривается в белоснежное и раздражающе мягкое лицо. Худощавый, более, чем при ранней их встречи, Даоджан никак не растерял своей привлекательности, и даже то, что он сейчас позволяет Сюэ Яну, в конечном итоге, самому решить, пить или не пить снадобье, приводит Ченмэя в колкое раздражение. Кто он такой, чтобы так подло помыкать им?!       Грубо выхватив бутылёк из рук, Сюэ Ян, плотно стиснув зубы, делает два больших глотка горькой жидкости, поспешно возвращая лекарство в руки. — Мерзость какая…       Но Даоджана, кажется, вовсе не заботит грубость и нахальство нового знакомого. — Это временные неудобства. Ради твоего комфортного будущего.       Эти нравственные речи начинают щекотать нервы Ченмэя. Но он не может выдать себя, не может перегибать палку, ведь, чтобы получить Сяо Синчэня полностью, ему стоит проявить хитрость и стойкость, и тогда… — Значит, Даоджан, ты занимаешься ночной охотой, несмотря на то, что слеп?       Несмотря на дружелюбную интонацию и теплоту в голосе, холодно и расчётливо обращается он к Сяо Синчэню, наверняка зная, что подобные разговоры заставят себя чувствовать нехорошо. Но здесь стоит отметить, что Сюэ Ян делает это не повинуясь своим желаниям, скорее, просто делает по инерции, как заведённый всегда пакостить и приносить страдания. Просто… ну как ему вести обычную беседу с человеком, который, на секундочку, является ему врагом? Расскажи, какой твой любимый цвет и о чём ты мечтаешь? Вот же бред!       Даоджан и правда замирает от полученного вопроса. Вновь в нём начинают скрести тревога и печаль, но с натянутой улыбкой он тихо отвечает: — Моя слепота не может стать преградой для моей жизни. Пусть я и не способен видеть так, как делают это другие люди, но духовные силы помогают мне…       «Так вот оно что… Понятно, почему он так ловко передвигается». — Я бы на твоём месте поселился где-то в глуши и тихонько жил, — потягивает Сюэ Ян, принимая с рук Синчэню очередную пилюлю. Он, в принципе, так и думал, что разбитый и травмированный заклинатель сойдёт с этого «достойного пути», но, очевидно, ошибся.       Осунувшись в плечах, Даоджан пытается скрыть горечь в своей улыбке. Осесть где-то, просто жить… после того, что он сотворил с Сун Ланем, после того, что он сотворил с теми невинными людьми? Жить где-то постоянно, словно довольствуясь осколком от большой и великой мечты… Сердце мучительно сжимается в груди, волнами разгоняя по телу агонию. — Даоджан… — тихо бубнит Сюэ Ян, во все глаза смотря на притихшего заклинателя. Он ведь позабавиться хотел, но что-то ничерта не весело, когда Синчэнь уходит в себя. — Я же просто спросил, не принимай близко к сердцу слова такого простачка, как я! — но самодовольство играет внутри сердца, ведь Сюэ Ян способен видеть, что уроки, данные им Сяо Синчэню, возымели такой правильный эффект! Да, разочаруйся в них всех! Осознай всю гнилость людскую!!! Ненавидь и презирай их также, как они когда-то подло отвернулись от тебя! — Всё в порядке, — чуть дрогнувшим голосом отвечает Сяо Синчэнь, поворачиваясь к Сюэ Яну. Пусть он и не может видеть парня буквально, но всё же очертаниями энергии Даоджан воспринимает мир вокруг себя. Едва ли это сравнится с яркой картинкой, что он видел раньше, но так даже… лучше. Не видеть лицемерие этого мира, не видеть лжи в глазах напротив — небольшое успокоение для Сяо Синчэня. — Ты интересный человек, Даоджан, — свесив ноги с постели, выдыхает Ченмэй. — Сеешь добрые дела по миру, бескорыстно, но при этом скрываешь в себе столько печали.       Сяо Синчэнь замирает на месте, напрягаясь каждой клеточкой тела. Неужели всё так очевидно? Неужели абсолютно посторонний человек смог прочитать боль его сердца? Разве Даоджан плохо скрывает раны в своей душе?       Но Сюэ Ян знает. И только благодаря этому знанию всё это говорит. — С чего ты решил, — как можно увереннее произносит Даоджан, — что во мне столько печали?       «Потому что печаль в твоей душе посеял я». — Глядя на тебя, я чувствую нечто… похожее… — ладонь Сюэ Яна едва касается груди напротив, а Синчэнь вздрагивает от неожиданного прикосновения. Он совершенно не был готов к тому, что кто-то сможет прочитать в нём такие личные, глубоко спрятанные эмоции, но этот человек так профессионально это делает. — В моей жизни тоже полно горя, — произносит Сюэ Ян с усмешкой и, пожалуй, сейчас он не лжёт. Вот только горе не может объединить их, не может позволить им вместе идти по единой тропе. Будь Сяо Синчэнь зрячим, эта тропа стала бы их полем боя, а сейчас, в угоду сложившихся обстоятельств, Сюэ Ян дорвался до немыслимой власти, возможностей и мечтаний — непорочный человек, оставшийся верным своим идеалам несмотря на весь пережитый ужас, оказавшийся сломленным, теперь попал во власть психопата, чья одержимость замкнулась ровно в тот момент, когда ладонь ощутила трепетное биение чужого сердца.       Настаёт очередь Сюэ Яна растерянно замирать на месте. Он всего-то дразнил и подначивал к откровениям чувствительного Синчэня, но почему-то Чемнэй заворожённо позволяет стуку сердца Даоджана ввести себя в ступор. Понятное дело, перед ним живой человек, и его сердце бьётся, но Сюэ Ян озадачен. Вероятно, не стоило ему делать столь наглый и необдуманный шаг, нарушая личное пространство заклинателя. Прежде стоило подумать, прежде чем проникаться глубиной жизни, находящейся перед ним. Как же ему подвергать его возмездию, когда в груди Синчэня так чувственно колотится сердце? — Я Слепышку конфетами накормил, — уже без эмоций произносит Сюэ Ян, убирая руку от чужой груди. Красные глаза пронзительно и злобно смотрят на спокойное выражение лица напротив: какого чёрта Сюэ Ян вообще ощутил подобную оторопь из-за подобного пустяка? Он-то! Человек, для которого жизнь и смерть не являются чем-то обременительным, вдруг оказался очарован стуком чужого сердца? Никак разум помутнился от пилюль и трав, которым Даоджан его поит!       Сяо Синчэнь лишь растерялся от подобного действия к себе, но он едва ощутил давление пяти пальцев на себе через ткань ханьфу. И хотя ему было непривычно, что кто-то прикасается к нему, откровенная беседа, так неожиданно начавшаяся, подпитала интерес Сяо Синчэня к новому знакомому. — Вот как? Ты молодец, — а затем опускает свою ладонь на голову Сюэ Яна, словно ребёнка поощряя за какие-то заслуги. Чтобы не сорваться и не оттолкнуть руку, Сюэ Ян прикусывает губу. Находится один на один с благородством и непорочностью оказывается весьма непростым испытанием. — Даоджа-а-а-ан! — разносится сонный голос из соседней комнаты. А-Цин проснулась. — Ты вернулся?       Сюэ Ян недовольно фыркает. Какая эгоистичная девка! А если бы Сяо Синчэня здесь не было, она бы разбудила, по чём зря, Ченмэя! — Я сейчас приготовлю завтрак, — мягкий шёпотом обращается он к Сюэ Яну, приковывая к себе холодные глаза. — Ты пока что можешь отдохнуть ещё немного… — Большое спасибо, Даоджан, — голос переполнен благодарностью, которую Сюэ Ян на самом деле не испытывает.       Покинув комнату с гостем, Сяо Синчэнь, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить спокойствие после короткой беседы с Сюэ Яном, украсив своё лицо скромной улыбкой, Даоджан идёт в сторону кухни, где уже вовсю работает А-Цин, намывая овощи, что он купил. Девушка особо любит помогать Синчэню, и если у неё нет возможности ходить с ним на ночную охоту, то она с большой радостью помогает ему в готовке. К тому же ей, как зрячей, проще контролировать процесс. — В этот раз тебе заплатили? — с подозрением обращается А-Цин к заклинателю, нарезающему редис и лук. Сяо Синчэнь коротко кивает, зная о пылкости своей подруги в вопросе финансовой благодарности за его работу. — Ну хоть что-то хорошее! — расплывается в улыбке А-Цин. — Тебе сегодня не нужно куда-то идти, Даоджан, — продолжает она словесное нападение на тихого Сяо Синчэня. Тот хоть и не думает ни о чём, но продолжает находиться в некомфортном состоянии из-за слов найденного им парня. Столько людей встречалось на пути Даоджана, и хоть бы кто-то смог узреть в его душе боль и тоску… Глаза — зеркало души, а у того, кто глаз лишён, узреть душу попросту невозможно. — Тебе необходимо хорошо отдохнуть! Этот пакостник, — цокает А-Цин в сторону Сюэ Яна, и Сяо Синчэнь невольно концентрирует внимание на её словах, — угостил меня двумя конфетами, — произносит она с досадой, хотя Даоджан не сомневается, что ей понравилось угощение, которым её угостили. — Вот же странный тип он! Помирал от таких ран, весь в крови, грубый и нахальный, но конфеты носит с собой!!!       Возмущение А-Цин вызывает тихий смех у Сяо Синчэня: — Что же, по-твоему, не может быть такого, что попавший в беду человек мог когда-то радоваться сладостям?       Но Сяо Синчэнь уверен в своей правоте: они же не знают человека, что лежит за стеной, так к чему судить о том, что он любит, а что ему не нравится? Проще всего спросить напрямую, однако… — Ты что?! Защищаешь его?! — не сдержанно вскрикивает А-Цин, резко прикусив свой язык. Ей стоит быть тише, иначе этот псих услышит её возгласы в его сторону. — Я просто не понимаю твоей агрессии в его сторону. Он же даже не успел ничего сделать тебе, — парирует логикой Сяо Синчэнь, поставив рис на огонь.       Но А-Цин зрячая, а потому способна судить по другим вещам, о которых, по своей же глупости, не может рассказать. — К чему ждать беды, когда от неё можно избавиться сейчас? — недовольно бормочет она под нос, как-то между словом вспомнив, что заметила отсутствие мизинца на одной из рук Сюэ Яна. Но даже этого она сказать не может! В миллионный раз прокляв себя за то, что так и не решилась покаяться перед Даоджаном, с глубокой виной в белых глазах она осторожно смотрит на его спокойное, вечно улыбающееся лицо. Может, признаться теперь? Вот прямо сейчас? Рассказать, да и всё! Зато она сможет донести до Даоджана причины, по которым Ченмэй не должен быть рядом с ними, но…       «Он не простит…»       Хоть А-Цин никогда не говорила этого, ведь старалась не лезть в чувства Сяо Синчэня, она, порой, замечала глубокие тени печали и горя на его лице. Она давно догадалась, что этому человеку пришлось пройти немало испытаний, а также преодолеть сильную сердечную боль. Она так сильно хочет уберечь его, защитить, ведь он единственный человек во всём мире, кто признал её, кто заботится о ней, кто принимает её. Он стал её семьёй, как и она заполнила часть окружающей его пустоты, и именно поэтому страх признания в обмане вырос и покрылся колкими колючками, угрожая разрушить их идеальный, уютный мир. — Будь с ним немного добрее, — от голоса, раздавшегося рядом, А-Цин слегка подпрыгивает, ведь, погрузившись в свои мысли, не заметила, как Сяо Синчэнь подошёл к ней ближе. — Давай поможем ему поскорее поправиться… — И тогда он уйдёт от нас! — перебивает девушка Даоджана, радостно хлопая в ладоши. Ну, судя по всему, такой вариант событий её, во всяком случае мотивирует, и потому Синчэнь решает не вносить свои сомнения насчёт его ухода.       Просто… когда ладонь едва коснулась его груди, когда слова прозвучали с уст Сюэ Яна, Сяо Синчэнь ощутил между ними странную связь. Это было не так, как с А-Цин, и хоть Даоджан безмерно ценил и любил девушку, ставшую ему почти сестрой, Синчэнь не сомневался в том, что их гость не захочет покинуть их скромную компанию.