The Sisyphean Nightmare | Сизифов кошмар

      — Миссис Аддамс, как приятно наконец-то познакомиться с вами.       Уэнсдей неподвижно смотрела на протянутую перед ней руку, а затем вернула взгляд к лицу собеседника. После мучительно долгого мгновения рука была убрана с нервным смешком, а пальцы неловко сомкнулись вокруг теперь уже липкой ладони в момент отказа.       — Миссис Синклер-Аддамс, как замечательно, что вы присоединились к нам, — продолжал голос сквозь напряжение, на этот раз держа руки при себе, несмотря на изменение выражения лица, которое намекало на то, что фигура, возможно, чувствовала, что шансы на то, что Энид примет предложение, были выше.       В зале заседаний ощущалась искусственность, но не в том стерильном и ярком смысле, как в больнице. Стены были выкрашены в безликий серый цвет, ковёр лежал тонкими квадратами, а круглый стол с бледным оттенком древесины казался жутким пластиком, что удешевляло всю атмосферу. Что-то в этом пространстве, в корпоративной мебели, разбираемой и предназначенной для того, чтобы смотреть, а не сидеть, вызывало у Уэнсдей зуд. Это было настолько противоположно тому пространству, которое они с женой создали для себя, — винтажная, любимая мебель в сочетании с их коллекцией памятных вещей, вписывающая их личности в самые стены, комнаты, предназначенные для того, чтобы в них жили. Этот затхлый офис был аспартамом, его плоское, неудовлетворительное послевкусие только подчеркивало его несовершенную имитацию обитаемого пространства.       Как бы ни было парадоксально, но от него исходило ощущение дороговизны, возможно, не из-за выбора мебели, а скорее из-за того, что её окружало. Комната была залита удивительно ярким светом затянутого облаками неба, здание так высоко вздымалось в атмосферу, что, глядя из его окна во всю стену, можно было увидеть крыши других, менее впечатляющих зданий; их посыпанные гравием и гудроном поверхности были испещрены фигурами голубей, снующих к своим гнёздам из палочек, оберток от конфет и выброшенных сигарет. Среди них стоял один ворон — примета из детского стишка, которую Мортиша, будь она в комнате, провозгласила бы предвестием печали. Сам стол был завален МакБуками и проводами, которые, словно артерии, тянулись к его пластиковому сердцу в чёрной оправе, где исчезали в позвоночнике — толстом тёмном основании, уравновешивающем вес всего стола на его единственной ножке.       К ужасу Уэнсдей, оказалось, что провода подключены к проектору, свисающему с кессонного потолка, как военный беспилотник не потому, что они были подключены, а потому, что пингвины суетились вокруг пуповины своих ноутбуков, оглядываясь на большой белый экран, словно в поисках одобрения или дальнейших указаний. Там, где проектор был прикреплен к потолку, не было никаких цветных пятен от воды, отметила ворон. Должно быть, за неё убрали. Все места за столом, кроме трех, были заняты: пустые стулья явно предназначались для отдыха брюнетки и её жены, а место напротив было зарезервировано для фигуры, ожидающе стоящей перед ними.       — Мы очень признательны вам обеим за то, что вы приехали. — Добавил голос, явно ожидая словесного ответа, прежде чем напряжение спало бы и можно было бы приступить к делу.       У людей были самые бессмысленные социальные правила; слон в комнате, конечно же, заключался в том, что Уэнсдей не оказалась бы в этом чопорном офисе, если бы они не потребовали её присутствия — так почему же тогда пингвины, казалось, ждали, что она скажет что-то и избавит их от неловкости?       — Отель очень милый, спасибо, — поблагодарила Энид, даря комнате милость отброшенных любезностей, её слова вызвали коллективный облегчённый выдох у собравшихся перед ними людей.       На самом деле отель оказался не таким уж и хорошим. Получив ключ, Уэнсдей вошла в номер и тут же вышла, вернувшись в холл, чтобы протянуть тонкую полоску пластика через стол смущенно выглядящему администратору. Ворон недвусмысленно попросила женщину взглянуть на Энид — блондинка с опаской покосилась на витрину, но лишь слегка помахала рукой — и дождалась ответного нерешительного взгляда, прежде чем спросить, не считает ли она, что её жена должна подвергнуться бежево-красному преступлению, на которое они имели несчастье попасть.       Энид переживала несколько особенно несчастных недель, а в сетевом отеле, куда пингвины поселили супругов, не было даже бассейна. Вернувшись в Вермонт, оборотень в восторге сложила купальник, поднимая его к свету в их спальне с визгом, перед тем как сложить его в рюкзак и закрыть молнию, напевая, что она не может дождаться плавания. Что оставалось делать Уэнсдей? Отказать жене?       Сжавшись под пристальным взглядом ворона, секретарша быстро тряхнула головой и взяла ключ со стола, после чего наблюдала, как пара молча вышла из холла. Уэнсдей сняла для них номер в гораздо более приятном отеле за непомерно короткое время; оборотень предположила, что мрачное настроение, в котором находилась в тот день жена, сыграло свою роль в быстроте этого взаимодействия, судя по языку тела нервно выглядевшего сотрудника, который организовал доставку их сумок в номер. Но в этом номере была ещё и сауна!       — Конечно, это меньшее, что мы могли сделать, — голос ответил с фальшивой искренностью. Пингвины накинулись на неё с такой силой, что ворон решила, что они, должно быть, надеются задушить её этим.       — В этом ты, безусловно, прав, — пробормотала Уэнсдей, глядя на фигуру со сдержанным презрением. Прошло несколько минут.       — Хорошо, если вы обе не против присесть, у нас есть презентация, которую мы с удовольствием обсудим.       Энид бросила на жену ожидающий взгляд и получила в ответ глубокий вздох, когда женщина нехотя пересекла комнату и опустилась в неудобное кресло, которое ждало её, как узник камеры смертников на электрический стул. Механическое жужжание проектора было достаточно громким, чтобы разжигать волнение в груди Уэнсдей. Услышав учащённое сердцебиение, оборотень ободряюще положила руку на колено женщины под столом. Теперь они были здесь. Самое трудное было позади.       Экран бесцеремонно переключился с загрузочного изображения на слишком яркий слайд PowerPoint с фотографией обложки восьмого романа рядом с нечестивым заголовком: «Уэнсдей Аддамс, авторское стратегическое совещание».       — Итак, как вы обе знаете, недавняя популярность вашего романа в социальных сетях побудила нашу команду изучить новые варианты маркетинга и продвижения книги, особенно те, которые предполагают ваше участие, — начал голос, в котором чувствовалась некоторая напряженность при упоминании популярности.       От флуоресцентного света в комнате у Уэнсдей разболелась голова. Энид неуютно пошевелилась на своём месте.       — У нас есть несколько идей, и мы хотели бы обсудить их с вами… — продолжил голос, сделав паузу и предвкушающе подняв руку в сторону пары.       — Вы, конечно, будете иметь право голоса при выборе тактики, но мы хотели бы напомнить вам, что вы…       — Обязана, — ворон сухо закончила фразу, её взгляд был настолько ядовитым, что мог бы проесть стол, как кислота, разъедая провода и устойчивый к пятнам ковролин.       — Именно, — настороженный взгляд и звук щелчка пульта. На экране промелькнуло следующее изображение.       — В Penguin Random House мы поощряем авторов устанавливать аутентичные связи со своими поклонниками. Если поклонники чувствуют себя друзьями, книги автора обычно продаются лучше, — сладко сказал голос, жестом указывая на Энид и Уэнсдей рукой с пультом.       — Наши исследования показали, что читатели охотнее покупают последующие части серии, если у них складываются своего рода… отношения… с автором, и лучший способ обеспечить это — разместить на обложках романов основную биографическую информацию, чтобы её можно было легко получить, закончив историю.       На стене появилось изображение ярко раскрашенной пыльной куртки, дополненное хорошо освещённой фотографией молодой женщины, позирующей с улыбкой, как будто она находится в отделе семейных фотографий в Walmart. Об авторе. Уэнсдей почувствовала желание выколоть себе глаза.       — Первым шагом, конечно же, будет составление краткой биографии для размещения на последней обложке серии. Из наших… — голос слегка понизился. — …предыдущих попыток собрать эту информацию, мы знаем, что вы не решаетесь написать подобную статью самостоятельно. Наши копирайтеры с удовольствием напишут этот раздел от вашего имени, и всё, что вам потребуется — это сделать несколько портретных снимков.       — Пуля в мозг кажется привлекательным способом закончить этот день, — ответила она, не моргая. Энид поймала себя на том, что улыбается, и попыталась подавить это выражение, нахмурившись.       — Эм… портрет, миссис Аддамс. Портрет. Отделу фотографии.       — Нет, — ответила она.       — Я… — глаза фигуры обежали стол, наблюдая за зеркальными выражениями дискомфорта и шока команды.       — Простите?       — Я не желаю участвовать в этом упражнении и отказываюсь фотографироваться. У вас нет моего разрешения на распространение информации обо мне, кроме моего имени в материалах романа, — она произнесла это так просто, что можно было счесть это заказом кофе.       Наступило ошеломлённое молчание.       Энид пожала плечами, обращаясь к одному из пингвинов, который смотрел на неё так, словно она могла что-то сделать, чтобы изменить мнение женщины. Ну, вероятно, она могла бы, но она была на девяносто девять процентов уверена, что слышала, как один из них назвал её Эдит до того, как они вошли в комнату, поэтому она не особо склонна была вовлекать свою жену в их игры. И вообще, она не была хранительницей Уэнсдей.       Нахмурив брови, фигура резко выдохнула и снова щелкнула пультом, глядя на брюнетку с тонко завуалированным раздражением. Изображение переключилось на картину переполненного зала, большие баннеры у входов и фужеры с шампанским в руках у веселящихся гостей.       — Наша команда считает, что наполовину публичная вечеринка по случаю выхода книги в свет станет отличным способом привлечь внимание к её выходу в офлайн, — снова начал голос, а глаза Уэнсдей метались туда-сюда, словно контролировала его выступление перед важной встречей. В комнате возникло неприятное противоречие между его неприязнью и странным желанием добиться её одобрение.       — Мероприятие будет проходить здесь, в Нью-Йорке? — спросила ворон размеренным тоном.       — Естественно, — ответил голос с нотками недоверия, просочившимися в комнату. Пингвины за столом снисходительно захихикали.       — Отлично. Нас не будет, — заключила она. Рот фигуры открывался и закрывался, как у пучеглазой золотой рыбки.       — Что ж, миссис Аддамс, в идеале вы должны были бы присутствовать. И вы, — поспешный жест в сторону оборотня, которая приподняла бровь в забавном выражении. — Но смысл вечеринки в том, чтобы познакомить вас с лидерами индустрии, прессой и тому подобными людьми.       — Меня задерживают? — сухо спросила Уэнсдей, нахмурив брови.       — Конечно, нет… — напряженно ответил голос, выдавая, что, если бы пингвины имели на то полномочия, она вполне могла бы оказаться под стражей.       Глаза Уэнсдей с вызовом расширились в безмолвном «Итак?»       С прерывистым вздохом члены команды начали перешёптываться между собой и стучать по клавиатуре, слайд-шоу продолжилось.       — Instagram-трансляция, — продолжил голос, и на его маске появился обнадеживающий, но неискренний вид солидарности по отношению к Энид.       — Вы могли бы провести день, отвечая на вопросы о своей жизни и сериале для наших подписчиков — уверен, им было бы интересно узнать, как выглядит ваш день, как вы готовитесь к написанию, — взгляд на мгновение упал на Уэнсдей, а затем вернулся к оборотню.       Она добродушно улыбнулась ему в ответ.       — Конечно, я могу выслать вам свои расценки на корпоративный контент, — невинно ответила женщина. Лица пингвинов опустились.       — Нет, миссис Синклер-Аддамс, мы предполагали, что трансляция будет более органичной. Что-то спонтанное, что заставит фанатов с воодушевлением предзаказывать книгу.       — О, я вполне могу сделать это спонтанно, — усмехнулась она, видя, как лица сидящих за столом начинают подниматься от уверенности. — Это даже не будет стоить намного дороже, — они снова опустились, озлоблённые.       Лицо фигуры начало краснеть.       — Спасибо, мы примем это к сведению… — ответил голос сквозь стиснутые зубы, стараясь сохранить приятный тон.       На этот раз кнопка щёлкнула более агрессивно.       — Мероприятие по подписанию книг в формате «вопрос-ответ», — выдавил голос, и взгляд снова упал на Уэнсдей.       — Насколько я понимаю, меня уже заставили принять участие в этом бессмысленном занятии завтра днём, — проворчала ворон.       — Ах, да, именно так. Но, видите ли, мы добавили компонент, который, как нам кажется, очень понравится фанатам, — маленький красный лазер на конце пульта управления крутился вокруг Q&A с чуть большим удовольствием.       Глаз брюнетки начал подёргиваться. Проектор жужжал слишком громко, свет мерцал слишком резко.       — К счастью, мы уже согласовали эту часть мероприятия с администрацией, — уверенно заявила фигура, протягивая одинокий лист белой бумаги для принтера по поверхности стола в сторону Уэнсдей.       — Хотя ваша… хотя миссис Синклер-Аддамс будет рада присоединиться к вам на этом мероприятии, мы взяли на себя смелость подготовить несколько рекомендаций по ответам на вопросы, которые могут возникнуть во время прямой трансляции, — ворон перевернула страницу, не сводя с неё впечатленного взгляда.

В: Вопросы о создании и выпуске романа (хронология, личные анекдоты, связанные с процессом написания, информация о распространении и предзаказах).

О: Отвечайте честно.

В: Вопросы о выпуске обложки книги и последующей загадке.

О: Головоломку можно назвать «попыткой вовлечения», «погружением» или стратегией «маркетинга с участием». Следует избегать таких слов, как «утечка», «случайность», «doxx/doxxing», «вторжение» и «приватность».

В: Вопросы о будущих или ненаписанных романах серии, и/или вопросы о персонажах и их будущем.

О: Рекомендуется отвечать на вопросы типа «продолжение серии романов во многом зависит от реакции читателей на книги по мере их выхода», чтобы стимулировать предварительные заказы. Избегайте предоставления информации, которая может помешать продажам, например спойлеров и/или информации, выходящей за рамки хронологии предстоящего романа.

В: Вопросы о вашей личной жизни, поступках, способностях и отношениях.

О: Мы поощряем честность, чтобы способствовать развитию отношений с фанатами. При этом мы советуем тактично относиться к любым упоминаниям о неприятных событиях в прошлом. Употребляйте такие слова и выражения, как «незначительный», «несмертельный», «обвинения не выдвигаются», «обвинения сняты», «самооборона», «жената» и «гражданский долг». Избегайте таких слов, как «травма», «заслужить» и их вариации, «серийный убийца» и «яичко». Мы не рекомендуем упоминать о смерти и насилии на мероприятиях для всех возрастов.

      Энид наклонила лист бумаги пальцами с ярко накрашенными ногтями, выделяющимися на белой поверхности, чтобы лучше прочесть текст, и подняла бровь с выражением наигранного неверия. Уэнсдей ничего не сказала, выражение её лица было нечитаемым.       — Эти инструкции должны быть предназначены и для меня? — спросила оборотень, на её лице заиграла недоуменная улыбка.       — Да, конечно. Мы предполагаем, что присутствующие могут быть знакомы с вашим присутствием в сети и захотят привлечь вас к сотрудничеству.       — Но я не имею никакого отношения к книге, почему они должны задавать мне вопросы? — спросила она, пытаясь понять, что именно это мероприятие должно было предложить фанатам и извлечь из них пользу.       — Мы ожидаем, что присутствующие захотят поближе познакомиться с вами и миссис Аддамс, а наши маркетинговые исследования показали, что читатели с большей вероятностью поддержат серию или книгу, если почувствуют связь с автором.       — Верно. Так что… отвечай на вопросы о нашей жизни, но не о книге, и постарайся не говорить о яичках. Поняла. — она усмехнулась. Лицо Уэнсдей почти незаметно вытянулось в ухмылку.       — Да, миссис Синклер-Аддамс. По существу, — ответил голос, в его тоне начала проступать усталость.       Пульт снова щёлкнул, и экран переключился на яркую страницу с заголовком: «Пострелиз и далее».       — Наконец, мы хотели обсудить, как может выглядеть наше сотрудничество после выхода романа и продвижения последующих частей. — Улыбка Уэнсдей померкла, когда весь стол пингвинов неуловимо переместился и пристально посмотрел на неё. Что-то в энергетике комнаты изменилось, беззвучно, но ощутимо. Ей стало не по себе.       — Если мероприятие с вопросами и ответами и автографами будет успешным, а общие продажи существующих и готовящихся к выходу романов будут и дальше превышать наши прогнозы в результате совместных маркетинговых усилий, мы надеемся продолжить укреплять связи с поклонниками, используя социальные сети и живые мероприятия, связанные с прессой.       Наступила тишина.       — Вы хотите сказать, что моё участие в мероприятии призвано загнать меня в угол, как дикого зверя, для более интенсивных отношений с публикой и вами, паразитами? — холодно спросила Уэнсдей, наклонив голову, когда за её глазами забурлила буря, отбрасывая тёмную тень на комнату своим взглядом.       Пингвины высокомерно сдвинулись с места, как будто каждый из них был движущейся частью какой-то большой, нечеловеческой массы тел.       — Конечно, нет, миссис Аддамс. Возможно, вы предпочли бы думать об этом так… — ответил голос с искусственной сладостью, в комнате воцарилась атмосфера самодовольства.       — Если это мероприятие, которое мы организовали для продвижения вашей книги и вашей дальнейшей карьеры как автора, будет хорошо принято, это может позволить нам найти место в нашем плотном списке таинственных и остросюжетных книг, чтобы продолжить поддержку серии о Вайпер.       Тело Уэнсдей начало вибрировать от кипящего в ней гнева; лёд, сковывающий её неустойчивость, стремительно таял от наступающего жара, становясь всё тоньше с каждой секундой. Уже не в первый раз за последние дни её разум быстро перебирал варианты.       Разорвать контракт, пожертвовав при этом средствами к существованию и своей страстью. Самоиздаться и взвалить на себя всю тяжесть ещё более интенсивного и трудоёмкого рекламного проекта — у неё не хватало ни терпения, ни умения работать с людьми, чтобы успешно осуществить его, даже с помощью Энид; движущиеся фигуры затмевали их двоих своими размерами, и в итоге ответственность за продвижение полностью легла бы на её плечи.       Саботировать мероприятие — возможно, заранее сообщить об угрозе взрыва или включить пожарную тревогу, прежде чем ей придется предстать перед всем миром на каком-нибудь отвратительном отдельно стоящем стуле или сцене, по которой её хотели провести — и снова рискнуть первым вариантом, имея гораздо меньше возможностей для переговоров. Перезаключив контракт, она рискует быть вынужденной обменять свои с таким трудом добытые победы на душевное спокойствие, что в конечном итоге приведет к дальнейшему погружению в технологию и избавит её от физической составляющей писательского процесса, который она сейчас хранила, как сокровище, на своей груди.       С их с Энид совместными доходами они жили безбедно, но у них ни в коем случае не было возможности вложить десятки или сотни тысяч долларов в наём жестоких адвокатов, чтобы зубами и ногтями вырвать авторские права из рук пингвинов. Она могла попросить денег у своей семьи, воспользоваться их юридической помощью и унизительно представить им свою независимость, как первенца в обмен на солому, превращённую в золото. Ворон могла признать, что её гордость была слабостью, но, несмотря на все усилия, это был тот недостаток, от которого она не могла избавиться; просить о помощи было всё равно что отрезать конечность — вся боль, потеря и уязвимость без жутких интриг. Всё ещё зализывая раны от разоблачения, вызванного утренним разговором с матерью, она чувствовала себя непреодолимой проблемой. Во рту Уэнсдей появился привкус меди, а зубы впились в нежную кожу на внутренней стороне щеки, и ей пришлось с трудом сдерживать себя.       — Ваши попытки вымогать у меня деньги жалки. Нужно ли напоминать вам, что я сохраняю авторские права на свои произведения независимо от их распространения? — она выстрелила, в её глазах появилось безумное, сумасшедшее мерцание, от которого комната беспокойно отпрянула.       Энид теперь смотрела на свою жену, на её лице было запутанное и нервное выражение — неужели они действительно могут это сделать? Падающее атмосферное давление Уэнсдей подсказывало ей, что да, они действительно могут, а смешанное выражение неловкости и снисхождения на лице фигуры заставило её почувствовать тяжесть в желудке. Если воздух был пропитан влажностью невысказанных угроз раньше, то теперь он буквально потрескивал от электричества. Энид начала испытывать укол беспокойства, когда смотрела на провидицу, теперь приближавшуюся к пропасти и стоявшую перед выбором — повернуть назад или уверенно шагнуть навстречу водной бездне.       — Напоминание излишне, конечно, вы сохраняете своё авторское право. Однако мы настоятельно просим вас задуматься о сложившейся ситуации. Раскрытие вашей… красочной истории… произошло в рамках действующего контракта — мы были готовы, несмотря на ущерб для имиджа нашего бренда, принять на себя последствия в качестве жеста доброй воли для продолжения наших отношений… — голос зазвучал, невидимые железные пружины и шарниры застонали от намеренного давления, с которым пингвин держал пульт. — …Как вы полагаете, захочет ли другое издательство взять на себя такую проверку, когда общественный интерес к ситуации уже так высок? — голос задумчиво хмыкнул, что-то в резкости его тона намекало на то, что общественный интерес, о котором идёт речь, может иметь меньше отношения к интернету, а больше — к промышленным струнам, искусно натянутым за плотным занавесом.       — При всем уважении, миссис Аддамс, вы выжженная земля.       Челюсти медвежьего капкана с щелчком сомкнулись вокруг ворона. Энид вздрогнула от гнетущего импульса, глаза отчаянно метнулись к жене, когда та молча поднялась, тело напряглось, глаза потемнели и подернулись смертельной опасностью, вызванной торможением, когда тонкий лёд, на котором стояли пингвины, поддался с тошнотворным треском. Она не отворачивалась от уступа, а сдирала с себя слои одежды, готовясь лебединым прыжком нырнуть в тёмное море внизу. О, чёрт…       Блондинка вскочила со своего места и быстро шагнула между Уэнсдей и столом, через который та, похоже, вполне могла перелезть, чтобы вонзить ручку в жадный глаз фигуры, встав своим телом на пути её полета и протянув руку, одновременно защищающую и настороженно прижимающуюся к груди женщины.       — Вы когда-нибудь видели Кэрри? — произнесла Энид, острие бритвенного лезвия пронзило её неугрожающую манеру поведения.       Её когти выскользнули со звуком вынимаемого лезвия; хотя жест, которым она блокировала Уэнсдей, был явно альтруистическим, что-то в её собственном присутствии бесшумно смещалось. Ничего не изменилось в блондинке, её пёстрой одежде и широко расставленных голубых глазах, но пингвины ощущали тревогу от её размеров, силы и шрамов, пересекающих её лицо, от которых волосы дыбом вставали на их затылках. Тела вокруг стола взглянули на неё настороженно, несколько сглатывая, и кивнули в ответ на вопрос, глаза метались между пугающей формой оборотня и приближающейся угрозой брюнетки.       — Я знаю, что вы не так много знаете о способностях Уэнсдей, но, скажем так, долго милыми они не останутся, — Энид зарычала, крепко сжав грудь жены, чтобы отвести её от стола и направить к двери, так как в комнате нарастали взгляды ужаса и страха, вызванные этим намёком.       Люди ни черта не знали об экстрасенсах и вообще об изгоях — разве не должны стереотипы нормальных людей время от времени срабатывать в её пользу? Они могли бы блефовать с телекинезом, не то чтобы она думала, что они знают разницу, но блондинка подозревала, что они не захотят возиться и выяснять это. В планах Уэнсдей, несомненно, была кровь, и она надеялась, что одного этого образа будет достаточно, чтобы свести на нет необходимость его исполнения… так сказать.       Энид крутанулась на каблуках, бросив последний взгляд, её физическое присутствие вырвало весь воздух из комнаты, пока пингвины впитывали в себя осознание той угрозы, которую она представляла собой всё это время. Самые опасные существа — это те, которые выглядят доступными. Оборотень положила обе руки на плечи Уэнсдей и с силой направила её к выходу из комнаты, обратив внимание на узор из полумесяцев, который та вырезала на ладони, пытаясь сдержать себя.       Через минуту они выскочили из парадной двери высотки на тротуар, сердце Энид заколотилось от того, что она едва не пропустила ситуацию, которая разворачивалась над ними в заоблачных высях. Чёрт. возьми.       — Разве им разрешено это делать? — вздохнула она, проведя рукой по волосам и уставившись в пространство, пытаясь осмыслить только что произошедшее.       Впервые со школьных времен Энид подумала, что, возможно, она действительно видела, как её жена собирается причинить кому-то боль или что-то похуже. Что могло бы произойти в альтернативной вселенной? Вышли бы они из здания, прижавшись друг к другу, залитые кровью? Стала бы она до конца жизни писать надушенные духами письма в какую-нибудь тюрьму строгого режима? Она ненавидела ощущение крови под ногтями. Что она могла бы натворить? Оборотень сглотнула при этой мысли.       Уэнсдей пристально смотрела на землю, но в её глазах было пустое, озабоченное выражение. Брови нахмурились, губы сосредоточенно сжались, а радужные оболочки, казалось, мерцали, погрузившись в раздумья.       Предчувствие не проходило. Тёмное облако, поселившееся в её груди тем утром, запотевшее стекло, видение, до которого она никак не могла дотянуться, всё ещё давило на легкие с тяжестью разбивающейся волны, сбивая дыхание и леденя позвоночник. Когда пингвины с ликованием наблюдали, как она шагнула в железные челюсти их ловушки, вгрызаясь в её плоть и раскалывая кости своим обманом, она была уверена, что предчувствие оправдалось; прощение её издателей относительно её истории, её будущего с их отделом, которое казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой, отступило, обнажив клеймо, пометив её своей плотью с шипящим звуком их факела.       И всё же, несмотря на сжигающее пламя, дым, скрывавший формы и звуки, зловеще нависавшие над ней с тех пор, как она обняла спящую Энид в ту ночь, так и не рассеялся. Как это возможно? Она только что наблюдала, как все детали встали на свои места, пингвины раскрыли свою махинацию, чтобы сковать её оковами, большими, чем просто личный выбор разрыва контракта; у неё было необычное чувство, что, не считая интернета, они лично позаботились о том, чтобы отношения с другим издателем были исключены из карт, которые ей раздали. Их собственные извращенные усилия по умиротворению масс представляли более крупный, более угрожающий образец; если корпорация чувствовала, что её имидж будет запятнан, она скорее выпьет стакан воды в своей руке, чем польет водой огонь, пожирающий фигуру у своих ног. Ей придется играть по правилам пингвинов или отказаться от карьеры писательницы.       Это заставило её кровь застыть, ощущение было жутко похоже на то, как она моргала, придя в сознание в склепе Крэкстоуна, когда Лорел постепенно проявлялась, и она поняла, что была всего лишь марионеткой, двигавшейся под действием дергающих струн, над которыми не имела контроля. Она ненавидела чувство, когда её загоняют в угол, но несмотря на её манёвры, она оказалась в ловушке. Так почему же это ощущение не прошло? Уэнсдей, возможно, не имела конкретных знаний о своих предчувствиях, но она знала знакомое чувство свершившегося предсказания; чёрная дыра закручивающегося, тянущего давления должна была утихнуть, и её мозг мог бы восполнить недостающую информацию, скрытую стеклом.       — Уэнсдей? — она слышала голос Энид сквозь туман, но не могла оторваться от него, погружаясь всё глубже и глубже в себя. Это было неправильно. Что-то всё ещё было не так. Что-то хуже, чем пингвины.       Экстрасенсорные способности — это такое же упражнение в ощущениях, как и в видении.       Уэнсдей позволила себе моргнуть, позволяя темноте захватить её. Она искала, цеплялась, пробиралась сквозь дымку, скопившуюся внутри неё, как мокрый цемент. Она видела перед собой матовое стекло, приглушённое, искажённое, непроницаемое. Казалось, её наказывают, как ребенка, отброшенного в тёмный и далекий угол и забытого, оставленного без наставлений, вынужденного принять решение покинуть уединение без присмотра тех, кто её к этому приговорил. Ворон чувствовала себя так, словно у неё что-то отняли и подвешивают прямо за пределами её досягаемости, какая-то жестокая шутка, призванная подчеркнуть, насколько она на самом деле мала и неуверенна.       Ворон подошла к стеклу и протянула руку, дрожащей рукой закрывая пространство между кончиками пальцев и стеклом. Она почувствовала, как в ней крепнет решимость, и заставила себя ослабить гнетущую хватку собственных эмоций.       Это было…       Беспомощным. Постыдным. Устрашающим. Слабым. Уязвимым.       Она прикоснулась к стеклу и с любопытством наблюдала, как оно трескается от прикосновения, паутинка острых граней мгновенно разлетается от того места, где её палец коснулся гладкой поверхности. Её сердце забилось. Она видела, как что-то прорывается сквозь трещины.       — Уэнсдей, ты в порядке? — спросила Энид, едва слышно шепча, глядя на жену, встревоженную и обеспокоенную. Она протянула руку с накрашенными ногтями, блестевшими в пасмурном свете, и осторожно коснулась плеча женщины, чтобы вывести её из транса.       Тело ворона напряглось, шея нечеловечески резко откинулась назад, глаза закатились. Энид почувствовала, как дыхание покидает её тело, и рванулась вперед, чтобы подхватить женщину, когда та упала на землю, всё её тело было парализовано силой видения.       Энид.       Болезненный скрип колес, теряющих сцепление с дорожным покрытием. Скрежет металла о цемент, стук автомобиля, вылетевшего с дороги и перелетевшего через бордюр, неуправляемо вращающегося и несущегося к блондинке.       Энид.       Она смотрела на всё это как в замедленной съемке, видя, как её собственное тело стоит на месте, беспомощное, не знающее, неспособное остановить машину, летящую к ним. Она наблюдала за тем, как её собственное тело регистрирует его очертания, как она бросается вперёд и набрасывается на жену, как в отчаянном пируэте они обе уходят со смертоносной траектории, но слышит ужасный шум от соприкосновения плоти с металлической рамой машины, когда та врезается в пилон позади них, сминаясь вокруг неумолимой формы.       Уэнсдей резко вернулась в реальность, испуганно озираясь по сторонам сквозь дезориентацию. Энид. Обнимающая её. Она должна двигаться.       Женщина вскочила на ноги, потеряв равновесие от видения, а оборотень смотрела на неё в замешательстве и стрессе, формулируя зачатки какого-то протеста. У неё не было времени слушать, она встретилась взглядом с паникующим лицом водителя, когда его руль начал резко дергаться, и машина съехала с тротуара с жутким визгом шин по бетону. Вовремя ворон бросилась к жене, её правая рука инстинктивно потянулась к затылку прекрасной хрупкой головы, чтобы смягчить падение, отправляя их тела кувыркаться по тротуару, словно фигуристы, за мгновение до того, как машина врезалась в то место, где они стояли.       Уэнсдей почувствовала, как её левая сторона сотрясается от ужасной боли, когда машина захватила её руку в своем яростном движении вперёд, прежде чем её передняя часть смялась с оглушающим ударом о каменную колонну, сокрушительная боль заставила её голову закружиться, когда их тела тяжело рухнули на бетон с криком жены.       Энид.       — Ты в порядке? — ворон задохнулась от прерывистого дыхания: боль в руке, словно ударная волна, прокатилась по её телу.       Она настойчиво смотрела вниз на оборотня, чьи ошеломлённые глаза быстро метались, пытаясь осознать стремительные события последних мгновений. Лицо жены было защищено от грязи тротуара рукой Уэнсдей, жгуче болевшей после того, как её протащило по шероховатой поверхности при их столкновении с землей. Волосы блондинки рассыпались вокруг головы, открывая шрамы для дневного воздуха. Никакой крови. Ворон почувствовала волну глубокого облегчения. Энид встретилась взглядом с Уэнсдей, нахмурив брови и сузив зрачки в замешательстве, прежде чем её взгляд сфокусировался на разбитой машине, смятой, как алюминиевая банка, о выступающий цемент перед дверями в здание пингвинов. Её глаза расширились от ужаса, зрители начали кричать и стекаться к месту происшествия, пытаясь понять, можно ли вытащить водителя из дымящейся оболочки автомобиля.       — Ты в порядке, Энид? — потребовала Уэнсдей, глаза её жены снова встретились с её взглядом. Энид молча кивнула, приоткрыв рот, очень стараясь больше не смотреть на сцену аварии.       — Она мертва, — ответила ворон на невысказанный вопрос торжественно, глядя в её глаза так, словно она смирилась с этим фактом, даже не обернувшись. Это был взгляд ужаса, облегчения и чего-то неописуемого. Энид почувствовала, как у неё свело живот.       — Могу поклясться, что она нас сбила… — тяжело вздохнула блондинка, осторожно поднимая туловище с земли. — Мне показалось, я слышала… — она обвела взглядом тело жены, всё ещё широкими раскрытыми глазами, словно подозревая, что та может очнуться в любой момент. Её взгляд упал на ворона, и она побледнела. — О Боже, Уэнсдей, твоя рука… — воскликнула она, в ужасе поднося руку ко рту.       Брюнетка даже не подумала посмотреть на собственное тело. Она перевела взгляд на левую руку, внезапно осознав, что предплечье пронзает острая, молотящая боль. Оно было неестественно вывернуто, искривлено под таким углом, под которым кости точно не должны срастаться. Открытого перелома нет, машинально отметила она, глядя на неё с недоверчивым интересом. В видении она не заметила этой детали. Несмотря на боль, рука казалась чужой, словно к её телу прикрепили что-то чужеродное. Уэнсдей попыталась пошевелить ею и отшатнулась, издав резкое шипение, а её лицо исказилось от усилия. Она услышала, как Энид издала приглушённый рвотный звук, с ужасом глядя на конечность, и, подняв глаза к небу, выдохнула с усилием, чтобы посмотреть на жену.       — Я в порядке, — пробормотала Уэнсдей. Она была почти уверена, что это правда, несмотря на неприятный образ, который её жена изо всех сил старалась не выдать своей глубокой озабоченности.       Могло быть и хуже. Значительно хуже. Энид могла оказаться зажатой между искорёженной рамой машины и пилоном, который внезапно прервал её путь, её прекрасная кровь чернела на цементе, уносимая поливом трещин тротуара.       Ворон могла справиться с болью от ранения. Она не могла позволить себе думать… об этом.       На мгновение она почувствовала нежность по отношению к Мортише, а в голове росла уверенность, что если бы она не вспомнила её слова, видение никогда бы не пришло вовремя, застыв за стеклом в виде неопределённых форм и приглушённых звуков; она не испытывала полноценного видения уже более полугода, получая лишь разочаровывающие смутные предчувствия большую часть года. Её взгляд упал на ключицу Энид: кулон из белого золота, подаренный им накануне вечером, нежно висел на чудом не поцарапанной коже её груди. Действительно, memento mori.

———

      Свидетели аварии вызвали скорую в считанные минуты, парамедики прибыли на место происшествия на своих машинах; они констатировали смерть водителя по прибытии и, к неудовольствию Уэнсдей, погрузили её и Энид в багажник своей машины и отвезли в ближайшую больницу. Она знала, что оборотень не любит больницы, но, несмотря на это, а также на собственное отвращение к удушающему вниманию со стороны незнакомцев, увидевших её неприятно выглядящую руку, ворон вынуждена была признать, что поездка была необходимой.       Остаток дня и большую часть вечера они провели в холодном, мерцающем освещении приемного покоя, где Уэнсдей наполовину позволяла, а наполовину заставляла себя терпеть прикосновения медсестер и рентгенологов. Это был спиральный перелом от удара машины, когда она ударила по её вращающемуся телу, но в конечном итоге не впечатляющий, несмотря на его физический вид; кости и конечности, согнутые ненормальным образом, всегда кажутся необычными для глаза, но на пленке это был чистый и несложный перелом, подсвеченный светодиодными лампами, когда их прикрепляли к стене для исследования. Операция не потребовалась (к большому разочарованию Уэнсдей — ничто не может сравниться с теплым гулом анестезии), но на шесть недель она была обездвижена в нелепой гипсовой повязке и тонкой перевязи через плечо.       После первоначальной установки Энид выскользнула из комнаты и предупредила студента, собирающего цветные бинты для экзоскелета, чтобы он не подбирал цвета и облегчил всем им жизнь. Тот кивнул в знак понимания и наложил их в чёрном цвете — никакого контраста для подписей, но, возможно, это и к лучшему. Копию рентгеновского снимка разрешили забрать домой, и ворон впервые с полудня ухмыльнулась, что позволило оборотню немного сбавить нервозность. Саму Энид осмотрели врачи, которые заявили, что она поразительно цела и невредима, ни один волос на её голове не выбился из общего ряда, если не считать того, что в последующие дни станет довольно неприятным цветущим синяком на бедре и плече.       Персонал отметил, что даже Уэнсдей отделалась лёгким испугом: сломанной рукой и дорожной пылью. Вызвав пингвинов через регистратуру, Энид объяснила им их участие в аварии, всё ещё кишащей на улице перед их зданием, на что получила несколько притворных вопросов о беспокойстве; после того как выяснилось, что авария была несмертельной, главным вопросом стало, какую руку сломала ворон. Оказалось, что она сломала не доминирующую руку, на что секретарша радостно заверила её, что подписание книги всё ещё возможно! Энид была слишком измотана, чтобы спорить, но это уже не имело значения, так как после бодрого «до завтра, поправляйтесь скорее!» линия поспешно оборвалась.       Услышав эту новость, Уэнсдей сморщилась, выражение её лица ещё больше помрачнело, когда она уселась поудобнее, маленькая рука была поглощена преувеличенной формой гипса.       Медсестра почтительно отклонила последующую просьбу брюнетки о смертельной инъекции инсулина в перерывах между обезболивающими.       Шоу должно продолжаться.