Папенькин сынок

      — А почему ты не в палате, герой?       Банчан дернулся от неожиданности и сразу ощутил, как внутри головы что-то попыталось лопнуть, заставив его прикрыть глаза. Вдох-выдох, и прежде чем он глаза открыл, почувствовал, как Чон Хосок опустился рядом, на диван.       — Хо, извини…       — Что тебя не порезали, как Гука? Кажется, тебя слишком сильно приложили по голове.       Хосок ухмыльнулся, а потом, перехватив картонный стакан, положил руку на колено Банчана, сжав его. Улыбнулся, но не так, как обычно, по-другому. Блекло, бесцветно, тускло, как будто из стеклянного плафона выкрутили электрическую лампочку, при этом выключив солнце, лишив всяких бликов. Он был серым, и Банчан прекрасно понимал, почему. Несмотря на то, что операция прошла успешно, и прогноз был благоприятным, Чонгук до сих пор находился в реанимации, где медики тщательно следили за его жизненными показателями, ожидая, когда он проснется после наркоза.       — Раньше я бы убивался или даже полез с тобой драться, представляя себе все самые жуткие сценарии, но потом научился просто радоваться тому, что жив остался. Живой и хорошо. Потому что приготовиться к смерти невозможно, а каждый раз прокручивать в голове, что могло бы быть, и на это сердиться… — Хосок ухмыльнулся. — Ебу можно дать. А мне мозги нужны. — Он поднял глаза на Банчана, протянув стакан. — Хочешь? Кофе, с молоком и ванильным сиропом, горячий. — И вновь он увел взгляд, который бесцельно упирался куда-то, даже не пытаясь найти фокус. — Джун позаботился. Я кстати… Когда Намджона убили, пытался влезть в шкуру нашего альфы и примерить, что чувствовал бы я, если бы потерял Гука. При том, что Джун со своим старшим не слишком ладил, а я в своем души не чаю.       — И как? — Банчан немного развернулся, серьезно вглядываясь в серое лицо друга, пытаясь скрыть, как непросто ему далось это простое движение.       — Да никак. — Он усмехнулся. — Всё, что представлял — хуйня полная, и я уверен, что когда дело дойдет… И что самое страшное — даже если я запрещу Гуку во всем этом участвовать, найдя ему какое-то менее рискованное занятие… Это же не спасет. — Хосок перевел на Банчана задумчивый взгляд. — Знаешь, как умер отец Джуна?       — Обширный инсульт. Он…       — Это при мне было. Мы говорили на улице, и в какой-то момент Джун такой… — Хосок округлил глаза. — Смотри, как низко летит! Господин Ким просто поднял голову, чтобы проследить за взглядом сына. Просто задрал голову, Чан. И спустя несколько часов умер, не приходя в сознание. Не происки конкурентов, не неизличимая болезнь… — Хосок покачал головой. — Какая-то усмешка. Как будто смерть за ним следила задумчиво, размышляя о своем, а потом вдруг вспомнила, что пора. А знаешь, что еще и грустно, и смешно?       — Ты скажешь. — Банчан накрыл руку Хосока, которая до сих пор была на его колене, чуть сжав холодные пальцы.       — Пока вас пытались убить, я радостно скакал на члене Джуна, до этого мысленно матеря Гука за то, что он устроил для меня провокацию.       Банчан очень пытался скрыть свое удивление и ему это замечательно удавалось, потому что Чон Хосок опустил голову, смотря себе под ноги.       — До финиша доскакал?       — Пару раз.       — Зато теперь понятно, почему босс в таком виде.       — Руки тряслись от злости — он просто не смог застегнуть рубашку. — Хосок ухмыльнулся. — Но говорят, это тренд сезона.       — Рабочий костюм на голое тело? Надеюсь, нам на этой волне не изменят дресс-код.       Управляющий собирался ответить, когда заметил, как к ним стремительно направлялась вышедшая как будто из ниоткуда медсестра. И улыбка на ее лице сразу вселила в обоих мужчин самые смелые надежды.       — Господа, Гук пришел в себя. Его перевели в обычную палату, и вы можете его навестить. Прошу за мной.       Кажется, внутри Чон Хосока кто-то вновь включил свет, и он ринулся за девушкой, затем только заметив, что Банчан медлил с тем, чтобы встать, как будто пытаясь тщательнее примериться к этому простому движения.       — Хватайся.       Хосок подставил ему локоть, и начальник службы безопасности, ненадолго явив на своем лице страдание, всё же поднялся, придерживая себя за поясницу.       — Меня подбили на одну почку. Доктор сказал, до вашей с Джуном свадьбы заживет, но пока придется пострадать.       Банчан виновато улыбнулся, пока Хосок, быстро оглядевшись, оставил на столике кофе, для большей опоры, обхватив своего друга двумя руками.       — Я лично займусь вашими больничными. — По голосу управляющего было понятно, что настроен он решительно, а это значит, босс перечить не сможет. И вряд ли захочет. — Расскажи лучше, почему эта прелестница назвала Чонгука Гуком? Он успел сам представится?       — Он болтал без остановки, пока его не усыпили наркозом, и успел очаровать всех медсестер и анестезиолога. — Банчан старался быстрее переставлять ноги, но это давалось с трудом. Ушибленное, наверное, во всех местах (кроме самых нежных) тело, стоило адреналину схлынуть, вспомнило о том, что его били. — Чтобы не отключиться. Это я придумал. А еще Гук взял с меня обещание, что после операции я его поцелую.       — Чтобы точно очнуться. Дополнительная мотивация.       Хосок с тоской усмехнулся, и стоило им добраться до палаты, сразу услышал немного заторможенный, но при этом звонкий лепет своего младшего.       — Очнулся?       Банчан освободил Хосока от себя, чтобы тот смог первым подойти к больничной кровати, на которой началось копошение, сопровождаемое болезненным шипением.       — Лежи. Хватит ерзать.       Управляющий опустился в кресло, взяв брата за руку.       — Ты злишься на меня?       Глаза Чонгука были немного стеклянными, взгляд расфокусированным и суетливым, но это были лишь последствия общего наркоза, которые в течение пары часов должны сойти на нет. Доктор Пак его предупредил.       — Злиться на тебя, значит, возненавидеть Чана, а я, к сожалению, вас слишком люблю. Тебя, конечно, чуть больше. — Хосок устало, но с нескрываемым облегчением улыбался, пока Чонгук сильнее сжал его руку, прикрыв глаза. — Сильно болит?       — Не знаю. Не могу понять. Но помню, что мне кто-то кое-что обещал.       И теперь улыбка управляющего стала намного шире и радостнее, пока Чонгук открыл один глаз, устремив его на начальника службы безопасности.       — Я не смогу нагнуться, Гук.       — Что с тобой?       Кажется, все последствия общего наркоза разом выветрились из его крови, заменившись лишь самоотверженным беспокойством.       — Ничего серьезного. Но мы подождем, когда ты сможешь сесть.       — Что с ним? — Чонгук требовательно смотрел на Хосока, но сразу стало понятно, что несмотря на всю решимость, ему только предстояло прийти в себя.       — Ушибы. До твоей выписки заживет. — Он обратился к медсестре, которая сосредоточенно фиксировала показания аппаратов. — Скажите, а доктор Пак…       — Он готовит назначения и амбулаторную выписку. — Девушка улыбнулась. — Думаю, скоро появится.       — Чан, иди сюда. — Хосок поднялся, уже пока только глазами примерившись к паре кресел, которые стояли у окна. — Возьми его за руку, а я полюбуюсь вами со стороны.       Потому что брат братом, а любовь любовью, тем более, что им обоим пришлось пережить одну бойню на двоих. Пережить. И Чон Хосок позволил себе откинуться на мягкую спинку, вытянув ноги. Теперь можно было выдохнуть.

* * *

      — Босс.       Десять мужчин в кожано-байкерском облачении склонили головы, когда Ким Намджун вошел в ресторан. Это были друзья Чан Банчана, которых он привел с собой и которые не раз успели доказать свою преданность. Не столько альфе, сколько его идеалам, что в этом случае было надежнее. Не совсем банда, но и совсем безобидно законопослушными их нельзя было назвать — хотя бы по тому, как ловко они орудовали кастетами, цепями и электрическими дубинками. Больший интерес для господина Кима теперь представляли другие, уложенные лицом вниз. Они даже не были связаны. Намджун знал, что они просто успели испытать на себе болезненные укусы тока, которые, особенно попадая по одному месту, быстро начинали причинять страдание и ослабляли стремление к сопротивлению.       — Усадите их за столы.       Ким Намджун спокойно наблюдал за тем, как побитых и несчастных горе-бандитов дергали за плечи, ласково награждая унизительными тычками за ругань, а затем рассаживали, успев до этого ловко поднять столы. Которые опрокинул Чан. Стоило вспомнить об этом, до этого усыпленная размышлениями о вечном агрессия вновь подкатила к горлу, наливая кровью драконьи глаза, попутно напрягая жилы на шее и затачивая и без того убийственный угол челюсти. На него смотрели с опаской. Он теперь выглядел как пришедший на заказ стриптизер, светя голым торсом из-под нервно застегнутого на одну пуговицу пиджака, но всё это обманчивое впечатление меркло, стоило только посмотреть на его лицо.       — Готово, босс.       — Спасибо. — Намджун улыбнулся, продемонстрировал ямочки и взглядом пробежавшись по всем байкерам, уже благодаря без слов. Отец всегда учил, что нет ничего важнее зрительного контакта, пытаешься ты напугать или благодарить. Отец был сильным альфой. — Господа, я так понимаю, возникло недопонимание. Мой человек сказал, что упомянул в интеллигентном разговоре, на кого работает и кто придет за него мстить. И вы, несмотря на это, не стали извиняться и не изменили своим изначальным намерениям.       Это был тот случай, когда спокойствие в голосе судорожно поджимало плечи к ушам и холодным потом скатывалось по позвоночнику, заставляя одежду неприятно липнуть к телу. Они никогда не видели преснопамятного дракона лично, лишь слушая сказки о нем, и теперь… Оставалось надеяться, что в сказках преувеличивали. А Ким Намджун тем временем дал знак стоящим чуть позади него телохранителям, которые прилагались к машине и личному водителю, и те быстро разложили перед бандитами бумагу и ручки.       — Мне нужно, чтобы каждый из вас написал свое полное имя и адрес. И, желательно, разборчиво. Скажу сразу — я в любом случае узнаю каждого из вас, потому что у меня как минимум есть теперь ваши лица, а как максимум — паспорта и водительские права. Мне будет достаточно этого. — Намджун сделал паузу, пока бандиты лишь с недоумением переглядывались. — Имена и адреса фактического проживания, чтобы быть точнее. Я жду.       Заскрипели металлические стержни, пока альфа, как преподаватель на экзамене, расхаживал перед составленными в линию столами, внимательно контролируя процесс.       — Пока пишите — немного истории. Мой отец никогда не любил кровавые расправы. И я не люблю. Когда он умер, мне пришлось побегать, чтобы доказать, что его авторитет со мной и в моей крови, но потом я расслабился. Немного зажирел в дорогом кабинете, лениво разгребая доходы от легального бизнеса, при этом, поставив на поток нелегальный. И все начали забывать, какой я на самом деле страшный. Или просто не знали, но пришло время напомнить. — Намджун остановился, сцепив на груди руки. — Закончили?       Раздалось невнятное бурчание, и альфа сделал знак байкерам, которые подступили ближе, расположившись за сгорбившимися спинами. До этого свирепые головорезы вруг превратились в пристыженных за плохое поведение детей детей.       — А теперь мне нужно, чтобы каждый из вас написал еще четыре имени и четыре адреса. Родители. Братья и сестры. Дети. Четыре родственника, которых не жалко. И здесь правила немного меняются — если я узнаю имя, а в вашем перечне его не будет, я его вычеркну. Из вашей жизни. Убью, чтобы быть точнее. — Увидев поднявшиеся на него, наполненные одновременно страхом и ненавистью глаза, Намджун улыбнулся. — Человек такое животное, которое большую часть времени вынуждено бояться не за себя. Даже у таких отморозков как вы, я уверен, есть о ком переживать. Вас можно было бы теперь всех положить здесь, медленно размазывая по стенам кишки и мозги, но… Я, как и отец, не люблю кровь. Предпочитаю страх. Который держит и не отпускает. Это намного эффективнее, чем постоянные расправы, и опыт это доказывает. — Альфа скрестил на груди руки. — Как это работает: кто-то из вас идет против меня — его список начинает укорачиваться. Всё просто.       — Ты… уебок больной. — Один из бандитов процедил это сквозь зубы, которые затем, после одного резкого тычка, заскрежетали от ударившего в спину электрического разряда.       — Я или ты? — Намджун удивленно распахнул глаза. — Надеялись здесь забить их до смерти или запугать так, чтобы они не смогли потом рта открыть? М? — Альфа со всей силы ударил кулаком по столу, и тот жалобно затрещал. — Я жду! Закрыли двери, разбили байк — вы хотели угостить их за счет заведения, а они не поняли намеков и полезли в драку? Я жду ответ! Это не риторический вопрос, и если яиц хватает только на то, чтобы двоих безоружных попытаться забить толпой, придется вас яиц лишить.       — Проучить. — Один из бандитов говорил, не поднимая головы, нервно сцепив под столом руки, с громким хрустом заламывая пальцы. — Проучить хотели.       — Поздравляю — твои яйца останутся при тебе. — Намджун зло усмехнулся. — Я тоже просто хочу вас проучить. И для этого — взяли ручки и начали писать. Четыре имени, четыре адреса. Быстро — у меня мало времени.       Альфа развернулся, вдруг остановившись.       — Кто из вас использовал заточку? Моего человека пырнули в бок — кто это сделал?       В голосе была лишь задумчивость — ни намека на агрессию, однако, все молчали, только настороженно переглядываясь.       — Дже. — Намджун подозвал к себе одно из байкеров. — Когда закончат — устрой допрос с пристрастием. Если сам не сознается, я в любом случае возьму у Гука его приметы. — Альфа повернулся, задумчиво оглядев загнанных в угол и за столы бандитов. — Тому, кто это сделал, сначала поломать колени и руки, по пальцам, потом забить ногами. Сначала торс, потом голова. Кто-то должен их научить правилам честной драки. — Он говорил это так отрешенно, как будто теперь диктовал официанту заказ. — Наверняка, он судимый, судя по навыкам — обставим как старые счеты. Если кто-то из этих отважится давать показания в полиции — вы знаете, что делать. Всех на крючок.       — Понял, босс.       — Если кто-то откажется писать — применить силу. Больно, но не смертельно. Если что — я на телефоне. — И он направился к выходу, вместе со своим сопровождением, лишь в дверях, напоследок обернувшись. — Надеюсь, теперь вы поняли, как при случае нужно обращаться с теми, кто называет мое имя. И да, ваш покровитель. — Альфа многозначительно улыбнулся. — Я его не трону, даже если эта расправа была по его указке. Получать будут только те, кто на него работает — получать за него и вместо него. По одному буду отлавливать и учить. Я предупредил. Теперь вы знаете правила игры и можете передать их остальным. Всего хорошего, господа.       Выйдя на улицу, Намджун глубоко вдохнул свежий ночной воздух, который почти сразу смог остудить полыхавший внутри костер. Очевидно, он только что сделал первый ход в их с Ким Джисо партии. Однако, теперь были дела поважнее.

* * *

      — Ну, хватит на меня так смотреть.       Юнги закатил глаза, затем опустив взгляд на рукава пиджака, из которых пальцами потянул манжеты хлопковой рубашки. Немного старомодная темно-синяя двубортная классика в тонкую белую полоску, но почему-то на альфе она смотрелась… Слишком. Джин встал сзади, как будто стыдливо выглядывая теперь из-за плеча Юнги, старательно продолжавшего делать вид, что рукава что-то значат. Он зачесал назад волосы, убрал их за уши, и даже с синяками выглядел так, что…       — Джин, блять. Я серьезно.       Поднял глаза, смотря угрожающе, из-под бровей, пока омега только улыбался, что альфа никак не мог увидеть.       — Я же не виноват, что ты… красивый.       — Этот костюм выбирала для меня мама, чтобы я был похож на человека. Она так и отца одевала, только для того, чтобы полюбоваться на него лишний раз. — Юнги расправил плечи, опустив руки и приподняв подбородок, стараясь не замечать взгляд Джина. Который смущал. В нем было слишком много двусмысленного восхищения, которое альфа встречал слишком редко, чтобы к нему привыкнуть. — Хочу произвести на нее впечатление. Всё-таки, мы не виделись с ней полтора года.       — Сколько?       Юнги готов был выдохнуть, когда Джин удивленно округлил глаза, перестав испытывать его на прочность.       — А ты думаешь, она просто так так долго молчала в трубку? — Он повернулся к омеге, который с зеркала перевел на него растерянный взгляд. — И скажу сразу — у нас сложные отношения. Мы с ней слишком похожи, чтобы спокойно выносить друг друга.       — Она любит тебя. По голосу было понятно — наверняка заволновалась, когда увидела звонок, и даже если пыталась говорить холодно… — Джин вздернул нос, уже сделав важный вывод. — Первая будет радоваться вашей встрече.       — А ты совершенно не волнуешься, как я посмотрю.       Юнги вновь смотрел на него в зеркало, деловито поправив узел тонкого галстука, пока Джин, не церемонясь и не боясь помять роскошный костюм, крепко обнял его со спины.       — Джин.       Да, альфа не любит такое. И даже если они теперь были вместе, и даже если у них уже пару раз был секс…       — Прости.       Омега покорно опустил руки, и Юнги повернулся к нему, как будто собирался отчитать, но вместо этого обнял за плечи, дернув к себе и прижав к своей груди. И Джин готов был запеть от помешанного с чувством облегчения наслаждения, обвив его талию руками и сцепив на пояснице руки.       — Так же приятнее.       Голос звучал мягко-мягко, так нежно-нежно, чтобы омега в очередной раз смог убедиться в том, что с ним всё будет по-другому. И что обычно щетинящийся на любую ласку свирепый дворовый кот будет лишь послушно открывать пушистое пузико и урчать, подаваясь за заботливыми руками.       — Не волнуюсь. Знаю, что у тебя замечательные родители, и знаю, что легко им понравлюсь. И знаю… — Джин уткнулся носом Юнги в шею, затем прижавшись к ней губами. — Ты меня не бросишь.       — Маме на съедение? — Альфа запустил пальцы в пока лишь высушенные и задорно взъерошенные волосы Джина, который, в отличие от него, собраться не успел. — С тобой она будет мила и очаровательна. Шипеть будет только на меня. А об отце и говорить не нужно — ты уже знаешь Тэхена, а он весь в него.       Омега беспечно улыбался, прикрыв глаза и подставляясь под ласковые руки, как вдруг… Под носом как будто кто-то быстро, боясь быть замеченным, пронес чашку с кофе. Отчетливый горьковатый аромат, который был размыт и разбавлен, но при этом… Джин сильнее вжался носом в шею, начав быстро и глубоко втягивать в себя воздух. Юнги стало щекотно и непонятно, но потом омега отстранился от него.       — Запах! Я сейчас почувствовал… Несильный, но ты точно пахнешь!       Он торжествовал, пока альфа быстро потянулся к его шее.       — Я тебя не чувствую.       — А ты хочешь всё и сразу? — Джин искренне удивился, затем мягко улыбнувшись. — Сначала пахнешь, потом чувствуешь запах. А потом… — Его щеки многообещающе заалели, пока взгляд как будто стыдливо опустился. — Будешь любить меня, пока не устанешь. — Он поднял глаза. — Или пока не потеряешь сознание.       Джин даже не дернулся, когда пальцы Юнги в его волосах сжались, чувствительно оттянув корни. Именно чувствительно, а не болезненно, и омега мог бы даже прикрыть глаза от удовольствия, если бы только не взгляд альфы, за который он невольно и бессильно зацепился. Власть.       — Ты больше рискуешь. — Он приблизился к губам омеги, по которым тот неосознанно провел языком, но вместо поцелуя оставил на них лишь короткий вздох. — Иди, одевайся.       Но омега не торопился отпускать своего альфу, вместо этого еще раз потянувшись к его шее, задышав чаще. И Юнги только прикрыл глаза, поцеловав Джина в висок. Кто бы мог подумать, что его будет распирать от нежности, и он эту нежность даже не подумает скрывать? Наверное, его запах стал чуть сильнее, потому что омега скользнул носом к его уху.       — Поцелуй меня, и…       — Пойдем грабить гардероб Тэтэ.       Юнги мягко отстранился, вглядываясь в затянутые безмятежной негой глаза Джина, томные, блестящие… А ведь когда он начнет чувствовать запахи, наравне с омегой, он перестанет замечать такое. Наглядеться впрок? Но сначала поцелуй. Сладкий, сочный, волнующе горчащий на языке крепким кофе, тут же растворяющимся в нежную молочную пенку. Это был вкус любви, теперь совершенно точно.

* * *

      — Добрый день, госпожа Мин. Я Джин.       Оставив Юнги, который скрывался за большим букетом нежно-розовых хризантем, омега сделал шаг вперед, навстречу открывшей им дверь женщины. Она улыбалась, как Юнги, и смотрела как Юнги, цепким кошачьим взглядом, как тонкими коготками, подцепляя кожу и пытаясь заглянуть под нее. Не оценивающе — с живым любопытством, и Джин расслабил плечи.       — Просто Тэян. И я очень рада познакомиться с тобой, Джин.       Женщина протянула руку, показав тонкое запястье из-под широкого рукава яркого шифонового платья, украшенного цветами. Короткие волосы были забраны за уши, и Джин задержался на ее лице, пытаясь найти еще немного сходства со своим альфой. И заметив это, Тэян забавно надула губы.       — Он моя копия. Клон. Злобный.       Омега, с первого взгляда успев пропитаться их взаимной симпатией, потянулся к женщине, как будто пытаясь предать секрет, и та потянулась к нему в ответ.       — Он ради вас костюм надел. Я, когда увидел, чуть сознание не потерял.       — Я когда тебя увидела, чуть сознание не потеряла. — Тэян тоже перешла на шепот. — Знала, что с моим котярой может быть только принц, но не подозревала, что они живут не только в сказках.       То, о чем говорил Юнги. Мин Тэян заговорщицки ему подмигнула, и Джин окончательно влюбился. А потом сделал шаг в сторону, в последний момент увернувшись от резко выставленного букета.       — Покажись, бесстыдник. — Женщина как будто непримиримо скрестила на груди руки, гордо подняв подбородок.       — Сядь, а то упадешь. Я охуеть какой красивый.       — Сначала дам тебе по ушам за мат, а потом сяду. Бесстыдник и негодник. Разбойник. Причем, в прямом и переносном смысле.       — Ма, у меня гон скоро, так что ты бы…       — Ты мне угрожаешь?       Тэян возмущенно распахнула глаза, и именно в этот момент Юнги показался из-за букета, который Джин почти силой вырвал из его рук. И женщина замерла, всё еще пытаясь быть строгой и со всех сторон уязвленной и обиженной, но чуткое и слабое материнское сердце, которое во все времена в сыновьях души не чаяло (даже если со старшим приходилось драться) подвело ее.       — Засранец. — Она неуверенно расплела руки. — Специально ждал, когда твой папочка освободиться, чтобы заиметь заступника, на всякий случай?       — Нет, ма. Я просто нашел свое счастье и захотел им с тобой поделиться. А еще напомнить, что люблю тебя.       Часто ли она слышала от старшего сына такие нежности? А таким голосом? Мин Тэян была вредной и в некоторых вопросах непреклонной, но не теперь, разом ощутив всю ту скуку, что до этого от нее скрывал ее непростой характер. И она просто сделала шаг, а Юнги сделал второй, уже через мгновение заключив маму в объятиях. Джин прекрасно слышал тихое сбивчивое ворчание, пока деликатные женские руки наглаживали укрытую пиджаком спину. Мамы все, наверное, такие. Ругаются, злятся, но никто не будет тебя любить больше. Никогда. К глазам Джина подступили слезы — либо от тоски, либо от того, насколько сентиментальным был этот момент, которым нельзя было не проникнуться… Наверное, он просто скучал. Наверное, он бы тоже хотел разделить с ней свое счастье, за которым она теперь наблюдала со стороны. Издалека. Слишком далеко.       — Беги к отцу — у него дежурство на кухне, пока Тэтэ с Чимом ходят по магазинам.       Тэян быстро вернула себе самообладание, отстранив сына, но совсем отпускать его не торопилась. Наверное, пыталась налюбоваться.       — Всё-таки, у меня отменный вкус.       И сказав это, женщина повернулась к Джину, с теплом улыбнувшись.       — Поможешь мне расправиться с букетом, милый? У меня есть подходящая для этого ваза.       Наверное, она заметила, как блестели глаза омеги и поэтому, при всей своей жесткости и шероховатости обладая чуткостью, захотела его немного утешить лаской, на которую Джин охотно откликнулся. Возможно, Тэтэ успел ей рассказать, что Джин давно маму похоронил. Возможно, и скорее всего, Джин просто ей сразу понравился, но Юнги теперь как будто вернулся в то время, когда они жили спокойно и счастливо. Когда маме не нужно было показывать иголки, и отец…       Юнги зашагал в гостиную, только теперь заметив, что Ентана нигде не было — очевидно, Тэтэ потащил его с собой. А на кухне раздавалась какая-то возня, и быстро преодолев гостиную и оказавшись в дверях, альфа остановился, взглядом уперевшись в широкую спину. Белая футболка, легкие светлые брюки, делающие акцент и ударение (по самолюбию) на модельно длинных ногах — как будто не было семи лет.       — Пап.       Мужчина замер, а потом, как будто это могло оказаться обманом, медленно повернулся. Совсем не изменился, и альфа незапланированно шмыгнул носом, тут же нахмурившись, чтобы скрыть то, как переживал и тосковал всё это время. Папенькин сынок. И папенька, отложив металлические шипцы, налетел на него, стиснув в болезненных объятиях, перекрывших кислород и сдавивших грудную клетку. Любовью.       — Кот.       Второй самый любимый сын. И вновь слезы, которые Мин Юонг не собирался утирать. Да к черту! Он самый счастливый человек сейчас.       — Похудел, но мама это исправит.       Юнги доверчиво льнул к отцу, забыв о том, каким сильным и смелым альфой он был. А Юонг тем временем мягко, но настойчиво отстранил его.       — В тюрьме мне было проще, знаешь ли. — Он нахмурился, а затем широко и квадратно улыбнулся. — Но ты же знаешь — перед моим обаянием… — И вдруг выражение красивого лица изменилось, и мужчина сжал плечи сына, пристально, почти пронзительно вглядываясь в его глаза. — Спасибо, Юнги. Ты спас меня, и я буду ценить это до конца своих дней.       В голосе была твердость и ни намека на чувство вины, которое в альфе обязательно вызвало бы агрессию. Отец всё понимал и не собирался теперь разыгрывать из себя злодея, который разрушил жизнь сына и лишил его надежд, перспектив, и прочая-прочая чушь. Юнги улыбнулся, при этом всё же чуть нервно дернув головой.       — Ты просто хороший отец. Вот и всё.       — Да, твоя мама так и сказала. И это единственное, что меня пока спасает.       Мин Юонг закатил глаза, пока альфа почувствовал, что с его плеч что-то упало, помимо родных рук. Он знал, что отец больше не вернется к этому разговору, и уже был за это очень благодарен. Теперь хотелось думать о другом, и как будто что-то почувствовав, Юнги обернулся, заметив Джина и маму, которая держала его под локоть.       — А ты Джин, верно? Я Юонг.       — Это Джин, и он мой омега, пап.       Мужчина, сделал шаг к господину Киму младшему, который теперь мог лишь удивляться тому, как Тэхен и Юонг были похожи — родители поделили детей.       — Тогда, добро пожаловать в семью, сынок.       Мин Юонг протянул большую ладонь, улыбаясь с искренним теплом, которое не могло в Джине не откликнуться. Наверное, это было слишком быстро, и можно было засомневаться в том, что это было осознанное приглашение, а не простой порыв вызванных счастьем чувств, но Джин верил. И не мог скрыть довольную улыбку, пожимая руку Юонга.       — Спасибо. Я… Очень рад нашему знакомству!       Тэян хотела что-то добавить, когда из прихожей раздался заливистый собачий лай.       — Юнгиииии! Иди я тебя обниму!       Это был голос Тэхена, и Юнги только закатил глаза, на всякий случай встав поближе к Джину и заняв его талией свои руки.       — Теперь ты мой телохранитель.       Он сказал это омеге на ухо, до этого скользнув за его спину, и Джин лишь самодовольно улыбнулся, уже представляя, как вероломно подставит своего альфу под горячие братские объятия. А вдруг, у него теперь на самом деле будет настоящая семья?.. По крайней мере, у него будет приятный вечер. А возможно, и насыщенный, потому что последнее, что смог сделать Юнги, прежде чем его омега его предал, отдав на съедение Тэхену — уловить едва тронувший нос запах брызжущих сахарным соком мандаринов. Тронул и рассеялся, но внутри стало теплее. Как будто до этого потухшие угли лизнуло огнем, вернув их на медленное тление. И стоило только вдохнуть посильнее…