Синергия

Raign — When It's All Over

Когда мир внутри трещит по швам, а душа воет в страхе — самое важное оставаться собой и разбираться с проблемами по мере их наступления. Ким Сынмин родился в городе Марс и жил в центральном районе, до десяти лет не ведая об ужасах, что творились в других. Мать и отец любили разъезжать по их маленькому миру и постоянно грезили о путешествии в саму Пустыню, пока однажды не сгинули в ней, не оставив после себя даже записки. Сынмину тогда исполнилось одиннадцать — и под своё потрёпанное, пропахшее сладкими духами и по́том крыло его взял дядя Тайхуа — дальний родственник его мамы. Мужчина представился дядей, просто дядей и просил называть также, пока одиннадцатилетний Ким скептически разглядывал его лачугу под названием дом. Однокомнатная квартирка находилась прямо над его борделем, коим Тайхуа заведовал с момента постройки этого двухэтажного здания и буквально жил на работе. Пропахшие табаком и алкоголем стены вызывали у Сынмина отвращение. Стоны, смех и даже ругань — ненависть. А иные звуки — рвоту. Сынмин ненавидел это место всей душой и своё свободное от самостоятельной учёбы время он предпочитал проводить в любых других местах. На улице он находил суматоху, а вот на старой, проржавевшей площадке — умиротворение. Мальчик сбегал к оранжевым турникам и скрипучим качелям каждый жалкий, — по его мнению — день существования, не сразу замечая, что за ним наблюдают. Хан Дживон всегда молчал больше, чем дышал — Сынмин бы не поверил в существование этого человека, если бы не увидел сам. Он молча присел рядом, молча поделился леденцом и молча смотрел на кровавый закат на горизонте. Медная пыль оседала на его широких плечах, а ветер игрался с тёмными завитками на висках. Глаза парня блестели недосказанностью, а бледная кожа искрилась золотом — в этом был весь Дживон. Иногда они всё же перебрасывались парой слов. Так Сынмин узнал, что парень — небесный — прибыл из приюта «Созвездие» и мечтал перевернуть мир. Вон сказал это так обыденно в совершенно рандомный момент, что Ким подавился минералкой, кашляя, видя, как перед глазами всё расплылось, он отчётливо помнил обронённое: «Солнце сгинет вместе с теми, по чьей вине мы оказались здесь». Дживон думал по-иному, не так, как думали парни пятнадцати лет. Он любовался оранжевыми бликами неба так, словно оно принадлежало ему, а руки, что были сжаты в кулаки, дрожали от перенапряжения. Как и другие жители приюта, Вон боролся за выживание. Иногда Ким замечал синяки на его коже, которые желтели со временем, чтобы позже исчезнуть окончательно — так парень узнал про надзирателей. «Нянек» приюта, людей, что любили бить детей куда больше своей зарплаты. Являясь одним из старших там, Дживону доставалось куда больше, ведь у него была цель, был смысл — прикрывать своего слабого и напуганного всем миром братишку. На скулах виднелись розовые пятна от хлёстких пощёчин, а на запястьях — синие полосы, когда его хватали, до мурашек зажимая кожу. Вон никогда не жаловался, он смотрел выше, метил прямо в Солнце, непонятно почему ненавидя королевскую семью. — Чтобы причинить нам боль, они должны хотя бы поднять свои золотые задницы, — как-то раз отшутился Сынмин, когда парни снова начали эту тему. Тогда Ким повернулся к Дживону с улыбкой на лице ожидая, что небесный поддержит эту шутку, но в тёмных глазах напротив стояла такая жгучая ненависть к Солнцу, что внутри Сынмина всё похолодело. Больше он не смел шутить при нём. Небесный… Не человек, существо, что открыло свой дар в семь лет и умело поднимать предметы любого веса. Дживон пользовался всплеском, откидывая уличную шпану в два счёта, показывая Киму свои возможности, пока сам Сынмин продолжал задаваться вопросом: зачем Вон тогда к нему подсел? В шестнадцать Сынмина знало всё побережье Марса. Не без Дживона, конечно. Они ставили на место мелкие банды, орудовали по районам в поисках наживы, избегали своего пристанища для сна. Наверное, именно это и сблизило их, ведь оба не хотели возвращаться «домой» перед сном. Сынмин продолжал ловить с первого этажа музыку, неприятные звуки, крики, смех и прочую какофонию. Сынмин начал курить, распахивая окно настежь, оставляя пепел на раме. Сынмин научился обманывать, играя в карты, чтобы получить собственную прибыль. А ещё Сынмину предложили попробовать орхи… — Совсем рехнулись?! — прошипел дядя Тайхуа, отталкивая от Кима побледневшего мужчину, что судорожно запихивал порошочек в свой карман, — Не смей сюда больше приходить! — Н-но… но… — Я сказал, — тогда в голосе дяди блестела настоящая, острая сталь, которая резанула по сердцу каждого присутствовавшего, поучая, — Что ты больше здесь не появишься. Мужчина исчез, а вместе с ним и желание попробовать наркотик, и тогда Сынмин понял, что жизнь, оказывается, ценная штука. В боях он не проигрывал, потому что никогда напрямую в них не участвовал, но всё же попросил знакомых Вона его научить. Пока небесный отвлекался на выбивание долгов, Ким наматывал бинты на кулаки для безопасного удара, несмотря на то, что кожа на костяшках всё равно лопалась. Он ненавидел свой всплеск. Ростки, корни и земля напоминали о матери, что пробуждала цветы прямо под его окном. В нежных лепестках парень вспоминал её улыбку, а в крепких корнях — смуглые руки. Родители исчезли, забрав с собой надежду и веру, но оставив после себя лишь всплеск, который Ким посчитал настоящим проклятием. Вон знал, что общается с небесным, но ничего не говорил, не настаивая использовать силу для их дел. Он был занят своей империей, всё грезил построить новое общество и свергнуть корону, пока Ким… превратился в настоящую няньку. — Почему он не берёт меня с собой? — в тысячный раз спросил надувшийся мальчик, и Сынмину пришлось вздохнуть, потрепать лохматую голову и возобновить рост мяты, что украшала своеобразную стену вокруг Джи. — Потому что там опасно, — заучивая все ответы, произнёс парень, наслаждаясь приятным ароматом цветения. — Я могу помочь, — в тёмных глазах горела решимость, так сильно напоминая Вона, что Сынмин выдохнул. Дживон был кровожаден. Чем старше он становился, тем изощрённее казались его методы. Вон умел убеждать, несмотря на свою привычку молчать — когда надо, он не закрывал рот целыми днями. Умел манипулировать, настаивать, наказывать. И если раньше они могли просто сесть бок о бок на крошившуюся лавочку, то теперь Вон уничтожал всё неугодное. Его банда росла, люди шли за ним как загипнотизированные и всё верили, что он приведёт их к свободе. Сынмин не верил, потому потерял приоритет, и вакансию правой руки заняли близнецы, что появились в их жизни из ниоткуда. Кристалл и Сапфир. Дети шахтёра, которого погребли покрытые медной пылью стены несколько лет назад. Они ненавидели слабость — говорили прямо, потому избегали неугодных также, как и Вон, заслужив доверие сразу, как только они сразились. Были людьми, но обходили по силе многих. Напомнили две огромные башни, что несли меж собой мост, способный перевести по нему к их новому лидеру. — Говорят, что серьги их — это драгоценности, которые их отец нашёл за день до смерти, — как-то доверительно прошептал Джи на ухо Сынмину, и небесный задумался. С каждым днём его окружали всё новые и новые люди. Банда росла не только в количестве людей, но и их историй. Вон терялся за массой личностей, в итоге сам напоминая зеркало, в котором отражались все, кроме него самого. Он отдалялся от Сынмина так заметно, что парню ничего не оставалось, кроме как отпустить и не вмешиваться в чужие дела. Он смотрел на играющего Джи, на его золотистые переливы в волосах и огромные глаза-пуговки и понимал, что не хочет жить среди Белых быков Вона. Не хочет больше делать плохие вещи ради территории. Иногда их посещали Кристалл и Сапфир, под отстранённые выражения лиц предлагая Киму сделку. Его всплеск бы отлично пригодился в делах Вона, но Сынмин отказался, предпочитая драить полы в «Tar». Тайхуа отлучался по делам, а Ким помогал работникам попросту не помереть. В один из таких дней к нему подошла Роза — высокая, стройная девушка с длинными и прямыми чёрными волосами. Под стать своему имени, у неё были полные, алые губы, напоминающие бутон и чёрные глаза, обрамлённые длинными ресницами. Девушки в «Tar» называли её растущим цветком и мимолётно завидовали её красоте. Иногда Роза наносила макияж, лёгкий, как её походка, чтобы подчеркнуть густые брови и едва заметный румянец на белых щеках. Её молочная кожа была усеяна родинками по всему телу, поэтому девушка часто надевала платья с горлом, стыдясь их, пока Тайхуа не сделал замечание, намекая на эту особенность: «пока гостям нравится, значит всё в порядке». — В последнее время я чувствую себя не очень хорошо, не найдётся ли у тебя ещё обезболивающего? — бледнее чем обычно, Роза напоминала призрака, что посетил коморку Кима в ночи. — Разве внизу нет аптечки? — изумлённо приподняв брови, Сынмин затушил сигарету, распахивая окно шире. — Господин Тайхуа запретил злоупотреблять… — намекая на то, что все обезболивающие уже давно закончились, прошептала она. — Как много ты выпила? — взволнованно спросил парень, становясь возле Розы, всматриваясь в её потухшие от усталости глаза. — Не знаю… — казалось, она не врала — действительно не знала, отчего Ким вздохнул, спускаясь вниз и обращаясь к старшей работнице по имени Келли: — Дай ей неделю отдыха, Кел. — Не много ли? — поправляя свои густые, золотистые локоны, недовольно спросила женщина. — Взгляни на неё. И, действительно, Роза едва не качалась, опираясь спиной о стену. Она спустилась за Кимом тихой тенью и оказалась в зале совершенно незаметно, но не для небесного. Он чувствовал почву под ногами, чужие шаги и вибрацию от любого движения — до того его всплеск был обострён. Розе позволили отдых, а по возвращению, Тайхуа отправил девушку к лекарю в сопровождении других ребят, чтобы на неё случайно не напали медные. Ожидая новостей, Ким сидел всё на той же проржавевшей площадке, рассматривая чертившего что-то на песке Джи, а слова, что внезапно вырвались из его груди, побудили мальчишку в удивлении поднять на него взгляд: — Почему у вас с Воном одинаковый всплеск? Джи отложил веточку, садясь прямо на медную пыль, не беспокоясь за штаны и стал думать, словно от правильного ответа зависела его жизнь. Через неделю ему стукнет тринадцать — неплохой возраст, чтобы решить, чем он хочет заниматься в дальнейшем, однако Джи никогда не раскрывал всех своих интересов. Чаще всего рядом с ним ошивался читатель — Ючи, что сторожил Хана-младшего как верный пёс, не подпуская к нему других ребят. Он напоминал Киму ревнивого ребёнка, у которого в детстве отняли все конфеты, поэтому сейчас он вырос жадным до внимания и отказывающимся делиться чем-либо. Кем-либо. Не сказать, что Джи выказывал какое-то сопротивление, иногда он читателя даже не замечал, забегая на встречи с Сынмином как на что-то спасительное, но поставить на место телекинезник всё же мог. Ребята в приюте его не любили. После новости о создании новой банды его старшим братом, против Джи объединилась настоящая свора, но навредить не успела, так как небесный впервые опробовал всплеск на живых существах. Ему это не понравилось. Не понравилось швырять вопящих ребят и слышать звуки их падения, не понравилось отталкивать, чувствуя искры на своих пальцах. После этого дня он старался исчезать из «Созвездия» на неопределённое время, видимо сбегая в какое-то место, поэтому сидящий перед Кимом небесный выглядел куда спокойнее, чем раньше. — Брат не любит разговаривать о прошлом, но я думаю, что, возможно, кто-то из наших родителей мог быть небесным, — осторожно отвечая на вопрос старшего, словно боялся, что Дживон вот-вот выскочит из кустов и отругает его, Джи прикусил губу, ломая веточку в ладони. — Мне он тоже про них не рассказывает, — желая поддержать, произнёс Ким и даже не солгал. Дживон молчал. О себе он говорить не любил, а о прошлом — тем более. Люди верили ему из-за харизмы и притворной, ласковой улыбки, но никто даже не догадывался каким образом он оказался у ворот приюта с маленьким свёртком в руках. Кто-то однажды сделал предположение, что братья Хан — беженцы из Солнца или вовсе королевские незаконнорожденные отпрыски, коих послали в Марс, чтобы они не посягали на корону. Этого человека больше никто не видел, и слухи прекратились. Когда Роза вернулась с новостью, что носит ребёнка, никто даже не удивился. Около месяца к ней несколько раз захаживал мужчина, предпочитающий только её внимание и присутствие. После его исчезновения Роза сникла, но не опустила руки, продолжая работать как раньше, хоть и стала более молчаливой, задумчивой. Состояние ухудшилось, появились головные боли и слабость в ногах. Когда она обратилась к старшей, а та посоветовала ей обезболивающие, девушка согласилась, не подозревая об изменениях в организме. Всё всплыло после задержки, которую Роза заметила совсем недавно и только поэтому согласилась пойти к лекарю. — У неё будет ребёнок, — рассказал Сынмин удивлённому Хану, который любил слушать истории работников «Tar», хорошие истории, без грязи и страха. — А отец?.. — Так и не объявился. Возможно он был очередным снобом из Солнца, где сейчас проводил время со своей семьёй и думать забыл про куртизанку по имени Роза. — Урод, — прошипел Джи сквозь стиснутые зубы, вызывая у Кима мимолётную улыбку. Сынмин вставал на рассвете. Брал швабру в руки и намывал деревянный, пахнувший плесенью пол. Зал выглядел большим из-за сноса нескольких перегородок, высокий потолок, когда-то белый, а сейчас посеревший из-за сигаретного дыма, сверкал в свете позолоченных ламп и отражал блики на ядовито-красных диванчиках, расставленных в округе. Несколько комнат — как Тайхуа называл их «вип-зонами» были поделены по стоимости, которую посетили готовы были оплатить в зависимости от их статуса. Позволяя Сынмину и жить, и работать там, Тайхуа защищал племянника от непристойных предложений навязчивых клиентов, которые видели его у ветхого бара с напитками, которые предлагали, если кто-то оплачивал депозит. Укладываясь на своей скрипучей и жёсткой кровати, иногда Ким думал о побеге. Использовать всплеск, чтобы выжить, но сгинуть где-то на границе Пустыни, возможно повстречав своих медных родителей — это ли предел его мечтаний? А присоединиться к Быкам? Должно быть, Вон был бы счастлив, сверкая своей самодовольной улыбкой. А Джи? Что станет с парнем, когда он поймёт, что на площадке больше не будет мяты? Всё внутри перекрывало тянущей болью, и Сынмин закрывал глаза, предпочитая не думать об этом вовсе. Когда Джи стал пропадать по ночам, Ким сделал вид, что не в курсе. Окно «Tar» с верхнего этажа его коморки позволяло рассмотреть дальние, чугунные ворота, что запирали на ночь, перекрывая приют от внешнего мира, за исключением одного небесного. Иногда, выкуривая очередную сигарету, Сынмин видел крадущегося младшего и лишь надеялся, что тот не ввязался во что-то плохое. — В последнее время ты какой-то мечтательный, — поделился своими наблюдениями Ким, замечая, как поодаль вздрогнул Ючи. — Да так… встретил кое-кого, — счастливо улыбнувшись, обронил Хан, и Сынмин отстал, понимая этот блеск в глазах. Сам он такого, должно быть, никогда не испытывал. Иногда Сынмин приглашал девушек наверх, только тех, кто был не против его внимания — он никогда не навязывался и тем более не заставлял. Они были гостьями в «Tar», не работниками, поэтому не знали Кима также хорошо. Кто-то надеялся на большее, кому-то хватало одной ночи, но все они никогда не задерживались с ним надолго. То ли деятельность, то ли непростой характер Сынмина повлияли на фактор его одиночества, но парень особо не страдал. Ему хватало коротких ночей, мягких поцелуев и запаха духов в комнате, чтобы почувствовать что-то отдалённое от апатии. Хватало. Но однажды в его жизнь вошла Миён, на короткий, но запоминающийся период перемешав все его карты. Миён состояла в группировке Белых быков и пришла в «Tar» по приказу Вона в очередной попытке завербовать небесного. Геокинезников по-прежнему не хватало, в банде небесных было куда меньше, чем людей, поэтому лидер не оставлял попыток пополнить ряды кинеза в своих сетях. Натирая барную стойку и как всегда впитывая в одежду запах табака, Ким заметил её не сразу. Сначала он просто почувствовал взгляд: томящийся в ожидании, опасный, стреляющий прямо в сердце и только тогда обернулся, встречаясь с янтарными глазами. Напоминая ласку, она скользила меж гостей как белоснежная лента с волос императора: такая же изящная и наполненная чистотой, лёгкая на ветру, но крепкая в густых прядях. Девушка представилась Миён, не сводя своего внимательного взгляда с сильных рук Кима и попросила коктейль «любой, на ваш вкус». Они переспали в первую же встречу, внутренне надеясь на новую, которая всё-таки состоялась. Посматривающий в их сторону Тайхуа только хитро усмехался, а подбадривающая друга раздобревшая во время беременности Роза показывала большой палец, кивая наверх с намёком, что с баром она справится сама. Их короткие встречи переросли в умные диалоги, пока Миён одевалась, поворачиваясь к Киму спиной. На плече её покоилась маленькая родинка, по форме напоминавшая цветок, которую парень то и дело сверлил взглядом, словно был не в силах обратить своё внимание на что-то ещё. Они разговаривали на любые темы, но все они в итоге сходились на одном и том же: группировка Белых быков. Отказав девушке однажды, Сынмин боялся, что она больше не придёт, но Миён приятно удивила, появившись в дверях борделя снова. — Вон ждёт от тебя положительного ответа, — в очередную ночь произнесла девушка, натягивая на плечи блузку, скрывая родинку, не замечая, с какой силой Ким поджал губы. Скулы напряглись из-за ненавистного «Вон», что срывался с её губ с таким обожанием, что внутри всё пекло от отвратительной ревности. Когда Миён говорила о лидере, то не могла остановиться, не желая менять тему. Она вздыхала, словно мечтала оказаться в постели с ним, а не с Сынмином и обещала, что в пристанище Быков ему понравится. Там нравится всем. Она описывала эти мерзкие серые стены как нечто прекрасное, проржавевшие сады для неё были лучше Крепости Miroh, а лидер милосерднее королевской семьи в Солнце. Ким знал Вона слишком хорошо, чтобы давиться усмешками. — И братца его прихвати, — как-то уверенно заявила Миён после очередного отказа, сверкнув раскосыми глазами, остановившись у выхода из комнаты, — Он будет прекрасно смотреться в кабинете Вона. И это стало последней каплей. На следующий день Сынмин попросил её больше не приходить. Он не хотел слушать о Воне, обнимая её нежные плечи, не хотел видеть в янтарных глазах другого, пока входил в её податливое тело, утыкаясь носом в острую ключицу. Не хотел вместо выдохов слышать невысказанное «Вон», которое Миён наверняка сдерживала, обвивая его талию ногами и совершенно точно не хотел заставлять Джи присоединяться к Быкам, как и себя, не видя там своего места. После просьбы девушка и правда исчезла. А спустя неделю он узнал о её смерти. — Медные загрызли, — сообщила Кристалл, смотря на Сынмина как всегда высокомерно, пока её покачивающаяся на плече серьга ловила весь свет «Tar», отражая его маленькими бликами по округе. Внутри всё вспыхнуло. Отпуская Кристалл, Сынмин осел на пол, хватаясь за голову. Почему-то он знал, что дело было не в медных, и если Вон убил Миён из-за того, что та не справилась со своим заданием, у Сынмина появился ещё один повод возненавидеть Быков. Когда Роза родила маленького Чонина, вся тьма в сердце на время растворилась. Девушки «Tar» редко соглашались на роды, боясь оставить малыша на произвол их жестокого мира. Ким запрещал Джи появляться на пороге борделя, потому на словах рассказал о том, какой этот малыш непослушный. Он кричал так много, что работники «Tar» не высыпались. Злой Тайхуа ругался на заднем дворе здания в пустоту, не желая пугать бесцветную и потерявшую яркость губ Розу. Сынмин помогал как мог, растроганный поступком Джи, который потратил свои сбережения на синее одеяльце, что выкупил на границе, когда в очередной раз шёл навестить старого мастера Рю и немного его подоставать. С синим одеяльцем Чонин не расставался, сжимая ткань в своих маленьких, пухлых кулачках под смех матери. Ел он плохо, потому быстро терял вес и кричал, очень много кричал. — Он небесный, — сообщил лекарь, когда напуганная здоровьем ребёнка Роза пригласила его проведать состояние младенца. И после этой новости Роза тщательно изучала его повадки. Девушке было интересно какой всплеск достался её малышу, потому она фиксировала любые изменения и мимику Чонина, пока тот мог просто лежать и залипать в потолок. Прознав о рождении ещё одного небесного, Вон прислал в бордель подарок — несколько игрушек и питание, которые Роза приняла как дар, наслышанная, что лидер Белых быков был очень ответственным небесным. «Глупая, в будущем он может использовать Чонина» — подумалось тогда Сынмину, но он ничего не сказал, предпочитая радоваться наличию новых вещей, так как сами они были едва ли в состоянии добыть что-то ещё. Бедные районы не процветали. Нападки медных увеличились, поэтому жителям Марса строго запретили покидать дома в тёмное время суток. Бродить по пустырям было сродни самоубийству, поэтому Сынмин попросил Джи пока не навещать мастера Рю без весомой на то причины, но ушедший с головой в свои любовные радости небесный даже не стал спорить, кивнув и убежав в известное одному ему место. Рутина не угнетала. Крики Чонина сократились вдвое, когда малышу стукнуло два года. Всплеск, что так тщательно хранился в душе Кима, иногда рвался наружу, но парень тщательно его прятал, не желая использовать. Когда он встречался с улыбчивым и таким разговорчивым Джи, временные тревоги отступали на второй план. Парень мог щебетать без умолку, иногда скользь упоминая того человека, с которым проводил своё свободное время. Телекинез в его пальцах искрил и переливался от бушевавших чувств, парень напоминал сверкающую звёздочку, и Ким искренне радовался, видя Джи таким. Они стали братьями, настоящими братьями, которые делили свои переживания между собой. Занимавшийся своей империей Вон даже не представлял как расцвёл его брат, как укрепилась надежда в его округлых глазах, когда небесный стал заниматься своим всплеском. Как розовели его пухлые щёчки, когда Джи влюбился — по-настоящему, без фальши и лжи, впервые и так искренне, что Сынмин был готов пожать руку тому, кто так бережно хранил сердце его младшего. Иногда Дживон был снисходительным. Никто из них не говорил вслух, но Сынмин видел, как между братьями вспыхивало напряжение. Один хотел, чтобы его слушались, а другой — свободы. Джи не раз говорил брату о том, что не желает иметь ничего общего с Белыми быками, пока смотрящий за ним Ючи лишь успокаивал, поглаживая напряжённые плечи. В такие моменты Вон отступал, тяжело вздыхал и уезжал с их места на свою территорию, оставляя вспыхнувшего от гнева младшего остывать. Сынмин щурил глаза, пытаясь рассмотреть что-то, что от него так чётко прятали, но сталкивался с предупреждающим взглядом читателя, который давно прознал про его планы. — Ты ведь следишь за ним, да? — однажды напрямую спросил Ким, зажав парня в подворотне и приставив к дёрнувшемуся кадыку нож как в старые и не добрые времена службы Вону, — Докладываешь своему многообожаемому лидеру о всех его передвижениях, я же прав? — Не понимаю о чём ты, — сквозь зубы процедил читатель, ощущая холод металла на коже. Он знал на что способен Сынмин. Видел собственными глазами, когда прятался за спинами шестёрок Быков. Ким отстранился, не желая продолжать этот фарс, впервые жалея, что не имеет всплеск чтения. «Я тебя предупредил» — оставил Сынмин напоследок, зная, что его прочитали и покинул подворотню ни с чем. Напряжение достигло пика, когда двери «Tar» распахнулись. Дождь тогда достиг такой мощи, что безжалостно хлыстал сгорбившиеся плечи, скатываясь с волос водопадом. Алые полосы превратили одежду в мокрую, пропитанную ржавчиной тряпку, а тяжёлое, с облачком пара дыхание, слышалось даже сквозь хлёсткие потоки. «Бедный малыш» — сказал тогда дядя Тайхуа, втаскивая Джи внутрь и осматривая на ранения. «Беги» — подумал тогда Сынмин, тяжело сглотнув. Почему-то ещё в тот день Ким почувствовал, что это станет для Джисона отправной точкой. И не ошибся. Жизнь в «Tar» протекала также размеренно и обыденно, как и прежде, за исключением усилившейся у Кима нервозности, когда он боялся спустить с Хана глаз. В борделе Джи не обижали, не обманывали и даже предложили работу за ночлег — он драил полы на пару с Сынмином, поливал редкие, но вечно растущие цветы в зале, натирал подоконники и барную стойку до блеска, а ещё, сгорбившись, начищал порог. Дядя Тайхуа был рад обзавестись ещё одним помощником, что получал в качестве зарплаты хлеб и кров, а Сынмин был готов дёргать волосы на макушке каждый раз, когда какой-то перебравший посетитель закидывал на хрупкие плечи парня свою ручищу. Раньше Ким волновался лишь о своей заднице и мог постоять за себя, отпихивая наглых гостей, теперь же он был вынужден следить и за состоянием друга, который… мягко говоря, чувствовал себя подавленно. Джисон не рассказывал о случившемся. Он и слова не проронил после того, как прихромал в «Tar» с разбитыми от падения коленками и осколками вместо души. Сынмин догадывался, узнав когда-то, что Ли Минхо — тот самый парень, покинул Марс вместе со своей семьёй, но лезть в это не стал, предпочитая дать Джи немного времени. Они пересекались пару раз — если мимолётные взгляды можно было так назвать. Джи любил кататься на его тачке, а этот самый Минхо любил улыбку Джи — всё просто. Сынмин бы понял, если бы однажды солнечный не сделал его другу больно, уехав, но судить не мог никого — не его это дело. Однако дрожащие руки и улыбка сквозь боль ранили Кима куда сильнее, чем он думал. Парень видел, как перед сном дёргались плечи Джи и как он, должно быть, закусив палец, пытался сдерживать свои всхлипы. Ючи не помогал. Он стал липнуть к Джисону куда активнее, словно заметив зелёный свет, а Ким сдерживал себя от потока ругательств в сторону читателя, ведь Джи нужно было время, а Ючи этого времени не давал. Иногда Хан улыбался. Он всё ещё говорил реже положенного, но искренние улыбки касались его губ мягким светом, когда небесный сюсюкался с Чонином. Однажды они увидели друг друга и, как сказала Роза, зацепились взглядами понимания. Двухлетний ребёнок не мог понять всю ту боль, что Джи испытал, брошенный на произвол судьбы любимым человеком, но его маленькие, пухлые ручки цеплялись за розоватые щёки парня так, что тот ощущал облегчение, отвечая на искреннюю улыбку своей. — Ну давай же, я помогу! — трепетно следя за державшим самодельную рогатку Чонином, произнёс Хан, пока Сынмин лениво наблюдал за их игрой. В жаркий полдень работать совершенно не хотелось. Роза ушла на рынок за продуктами, так как сегодня была её очередь, а в здании не было никого, кроме рабочих, даже Тайхуа куда-то смылся со своей очередной пассией. Стены пропитались влагой, а летающая по округе медная пыль, что вот-вот норовила ворваться в холл, липла к старому, оранжевому слою кирпичей здания, которые потом омоют холодные, переменчивые дожди. Подоконники пожелтели, ворчащая Норт захлопнула дверь, стряхивая с плеч пыль и спешно скрылась в уборной под смех её подруг. Сонную негу Кима нарушал лишь заливистый смех Чонина и подбадривающие слова Хана, который и сделал эту самую рогатку, поставив перед этим на три табуретки по пластиковому стаканчику. — Запомни: главное сосредоточиться. Если будешь прыгать как обезьяна, то никогда не сможешь попасть. Джи нравилось обучать — Сынмин заметил это ещё на площадке. Когда Ючи было тяжело с собственным всплеском, именно Хан был тем, кто поддержал его начинания. Он закрывал глаза, пряча руки за спиной и заставлял парня читать его образы в голове до тех пор, пока тот не называл верное количество пальцев, которые Джи там показывал. — Кто такие обе… зяны?.. — суя палец в ноздрю, спросил Чонин, но тут же надулся, стоило Хану этот самый палец вытащить и натянуть на его запястье рукав кофты. — Животные были такие, прыгали по деревьям, много кричали, на тебя похожи. — Сам ты обизяна! — скрестив руки на груди и отвернувшись, прокричал Чонин, заставив небесного расхохотаться. Когда Чонин всё же сбил свой первый стаканчик, подскочил даже засыпающий Сынмин, радуясь за их бедового, но любознательного ребёнка. Стоило Чонину наконец открыть в себе всплеск, Джи взялся за его обучение всерьёз. Помимо Сынмина, в окружении мальчика небесных почти не было, а так как Ким, на недовольство Хана, не любил использовать свою силу, то и примера у него почти что не было. С позволения Розы и собственных стремлений, Джи помогал Чонину понять, что всплеск — это прежде всего часть небесного, его не нужно бояться и избегать, а нужно принять и использовать во благо. Их тренировки походили на поле битвы, смешанной с развлекательным шоу для Сынмина, который не мог смотреть на них без улыбки на лице. Вскидывая перед собой кирпичи на заднем дворе «Tar», Джи велел целиться в них точно также, как и с рогатки, но вместо самодельных патронов в них должна была попадать молния. Упражнения вызывали вопросы и даже смех, однако Ким понял, что они приносят результат. Со стороны трёхлетний Чонин и семнадцатилетний Джисон выглядели комично, но стоило одному мощному потоку разнести-таки хотя бы один кирпич, улыбаться перестал даже Тайхуа. — Он силён, — хлопая в ладоши, рассмеялся мужчина, положив локоть на плечо ворчащего Сынмина, — С него будет толк. Вскинув руки, Чонин продемонстрировал удар, разнося груду камней и едва не попадая отскочившим в глаз хозяина «Tar» под его возмущённые крики и прыснувшего Сынмина. Уж кто-кто — подумалось небесному — а Хан мог бы похвастаться настоящим терпением. Однако стоило их дверям открыться и пропустить осунувшегося, бледного, с покрасневшими глазами Ючи, терпение Джи вышло из-под контроля. — Что случилось? — встревоженно подойдя к другу, спросил небесный, беря его дрожащие руки в свои. — Я больше не могу… — шептал его потухший голос, что всегда звучал так ярко и звонко, сильно контрастируя с тихим хрипом и горечью на конце, — Больше не могу там находиться… — Там… — нахмурившись, Джи повёл его к бархатному, вишнёвому дивану в холле, чтобы осторожно присесть и убрать прилипшие ко лбу чёрные завитки, — В «Созвездии»? Ючи не ответил, но его кивка хватило, чтобы лицо парня помрачнело. Густые брови сошлись на переносице, пухлые губы превратились в тонкую линию, а кулаки сжались. Сынмин подорвался, думая, что Хан прямо сейчас помчит в приют, чтобы надрать задницы всем, кто мог бы обидеть его друга, но вместо этого подушечки пальцев стали утирать солёные дорожки на чужих щеках, а голос, что превратился в успокаивающий тембр, полился над ними медовым потоком: — Всё хорошо, Ючи, тебя никто не тронет, всё хорошо. «Я бы поспорил» — мысленно сделал галочку Ким, скрестив руки на груди. Вскоре читатель поведал об издевательствах, что происходили с ним в приюте после ухода Хана. Дети, жившие там, знали их тесную связь и крепкую дружбу, а потому не рисковали трогать читателя так, как могли бы с отсутствием телекинезника. После осознания, что своей силой Джи мог пользоваться, он отражал чужие удары с такой лёгкостью, что нажил себе ещё больше врагов. С ужасным чувством в груди Ким понял, что всё это время Вон только и делал, что наблюдал со стороны. Да, он больше не жил в приюте, да он покинул те края, как только начал самостоятельную жизнь, но одного его щелчка пальцев хватило бы прекратить беспорядки. Он вырос на этих улицах, а вскоре и обзавёлся собственной шайкой, которая медленно, но верно превратилась в группировку Белых быков. Он вёл за собой людей, что свято верили в его покровительство и смотрели в его рот с таким обожанием, что Сынмина порой просто тошнило. Он не понимал действий бывшего друга, пока не понял одно — тот проверял младшего. Он испытывал силы брата и проверял его способности. Дживону было интересно как далеко Джисон мог бы зайти и не прогадал, когда однажды возле ворот приюта кто-то устроил масштабную заварушку. Жертв не было, ровно как и испорченных стен, ворот и фонарных столбов, о чём уже успел испугаться Ким, но было доказательство того, что и терпению Джи пришёл конец. Он приютил Ючи, умоляя Тайхуа оставить его в «Tar», пока тот не согласился на временное проживание читателя за плату, разумеется. В конечном итоге драить полы стали все трое, и пока Ючи и Джи вспоминали свою жизнь в «Созвездии», хорошее и плохое, Сынмин наблюдал со стороны с тяжёлыми для него мыслями. Просыпаясь с утра от бьющей по черепушке дилеммы «сказать/не сказать», Сынмин чувствовал, как сходит с ума. Он смотрел на улыбающегося друга и не мог понять: как кто-то вообще хотел причинить ему вред? Как собственный брат мог спокойно оставить его из-за их разных взглядов? И как тот, кого Джи считал близким, мог вот так бессовестно стучать на него? Присев на прохладную лавочку и закурив, Ким даже не повернулся в сторону севшего у его левого плеча парня, что щёлкнул зажигалкой в ответ, выпуская сизое облачко дыма. Густота воздуха душила сквозь вечернюю прохладу, лёгкий ветерок трепетал каштановые вихри, а сигаретный дым отпечатывался на одежде знакомым запахом. Никто из них не проронил ни слова ни спустя минуту, ни спустя пять, но на этот раз между ними не было никакой комфортной тишины. Вдруг перед взором Кима появился телефон с слегка размытым из-за сумерек кадром, однако не узнать людей на нём было невозможно. Подавив рвущийся наружу возмущённый выдох, Сынмин уставился на Дживона холодным, пробивающим взглядом, осознавая, что теперь небесного это нисколько не трогает. Он смотрел в ответ прозрачным безразличием, в котором было невозможно прочитать хотя бы одну эмоцию, и Ким не выдержал, отталкивая от себя руку, отчего телефон едва не упал на каменную крошку под ногами. — Что всё это значит?! — прошипел парень, хотя уже давно знал ответ на свой вопрос. Целующиеся на фотографии Джи и Минхо отпечатались в голове судорожными шестерёнками, которые стали активно крутиться с каждой принимающей мыслью. Заплаканные глаза Джи, его белое лицо, когда парень только-только вошёл в «Tar», не удосужившись даже стереть с чёлки влагу, настороженные взгляды, когда кто-то ему улыбался или пытался заигрывать потом — всё это копилось в душе Хана как огромный, спутавшийся ком из эмоций. Его бросили. Они расстались год назад, именно поэтому Джи пришёл в тот день, пришёл туда, где мог бы почувствовать успокоение. Тогда Сынмин этого не понимал. Не понимал почему его друг выбрал именно «Tar», почему не пошёл к Ючи или кому-то ещё, но стоило ему взглянуть на фото, стоило взглянуть в тёмные глаза Вона напротив, как крошившийся пазл в руках наконец сложился. — Это был ты, — прошептал Ким, вскакивая с лавки, роняя сигарету, но забывая наступить на неё ногой, заставляя тлеть и оседать на тёмных брюках дымком, — Ты подстроил их расставание, я прав? Нет, конечно же я прав, но зачем? — Он мешал, — затянувшись, Вон выпустил дым прямо в лицо небесного, не скрывая горькую ухмылку, — Мешал Джи развиваться. Нахмурившись, Сынмин пытался прочитать на его лице хоть что-то, но совершенно не узнавал бывшего товарища. Он знал, что Вон изменился, но слишком долго не видел эти изменения. Оливковая кожа превратилась в синеватую из-за нездоровой бледности, пухлые щёки осунулись, а глаза, казалось, стали ещё темнее. Он напоминал возродившегося из могилы мертвеца, пообещавшего отомстить всем, кто довёл его до этого состояния. Вдалеке послышался шорох, нет, Ким почувствовал его, непроизвольно воззвав к всплеску из-за ярких эмоций и вздрогнул, как только понял, что они не одни. Они никогда не были одни, потому что где-то в тени всегда ошивались гиены Вона. Его солдаты. Вон параноик, он страдал манией, и его недуги определённо лишь укрепились, когда в руках появилась власть. Тогда ещё Сынмин не задумывался к чему это может привести, но стоя перед ним сейчас и рассмотрев наконец в притворной безразличности настоящее безумие, он отшатнулся. Почва под ногами промялась, камешки опасно завибрировали, сигарету поглотили корни — Ким вскинул руки, намекая Вону отступить, на что тот лишь кровожадно улыбнулся. Ухмылка разрезала бледное лицо подобно месяцу в тёмном небе, острые клыки сверкнули в темени опасным бликом, а почерневшие глаза превратились в две огромные, бездонные ямы сумасшествия. — Не хочу пренебрегать своим долгом старшего брата, — касаясь тлеющей горки, парень потушил сигарету пальцами, откидывая куда-то в кусты, — Поэтому возьмусь за него сполна. И развернулся, игнорируя отчаянный и наполненный яростью вскрик Сынмина: «ты не посмеешь!». После этого разговора Ким не спал несколько дней. Он возился на своей крохотной кровати и смотрел на спину Джи тяжёлым взглядом. Иногда ему казалось, что парень давно заметил изменения, но ничего не говорил, продолжая ярко улыбаться и возиться с Чонином. Когда Роза примеряла серьги и заметила на своей шкатулке пристальный взгляд, то с улыбкой подарила Джи одну, напоминая, что он не должен стесняться своих желаний. Ким наблюдал, понимая, что ничего не изменилось, но внутри осело неприятное чувство, заставлявшее его сердце ударяться о грудную клетку с вязкой болью. Как только жара в Марсе спала, а на её место ступил настоящий, пробирающий до костей ветер, жители попрятались в своих домах как грызуны, не высовывая носа без надобности. На окнах появились оранжевые узоры, земля под ногами хрустела из-за льдинок, а руки краснели без карманов и перчаток. Чонин постоянно ныл «можно мне с тобой?», пытаясь уговорить Хана взять его с собой на осмотр, пока остальные работники «Tar» не рисковали выходить из здания из-за сильного, ледяного ветра. Вокруг их территории никого не было. Вернувшись с обхода, который парень предложил устраивать каждый час, он устало уселся на вишнёвый пуфик, потирая переносицу. В последнее время дни шли неспокойно. Количество банд в Марсе превышало норму безопасности; особо наглые заявлялись в «Tar» с мнимым величием желая заполучить эти земли, несмотря на власть Тайхуа, который едва-едва держал оборону. Что-то наступало, что-то большое и опасное. Справляясь с трудностями, используя всплеск, Джи вызвался защитником, несмотря на то, что небесным в борделе был не он один. Сынмин не использовал силу без надобности, но мог защитить, если опасность дышала в его каштановый затылок, а милый паренёк Рики, что захаживал к ним явно не с целью подцепить кого-то, помогал Чонину скрасить серые будни, пока Джи был на обходе, а Роза занималась своими делами. Рики не любил свой гидрокинез на уровне Сынмина, но активно пользовался всплеском, если кто-то устраивал в холле дебош. Всегда улыбчивый, с лисьей хитринкой в глазах, он рассказывал о вещах, что ведал и о историях, что сотрясали его сознание. Рики Кровавый — в народе, в «Tar» он был просто Рики Рэд, смышлёный малый с ларцом легенд внутри. Кровавый из-за родителей, что держали куриную ферму и рубили их головы собственными руками, отчего под каждым ногтем виднелась запёкшаяся кровь. Рики не любил такого рода занятие, но не мог пойти против, когда родители упрекали его в том, что из-за собственных прихотей ему будет нечего есть. Нелёгкие времена, отсутствие той роскоши жизни, что была доступна лишь солнечным и простое желание поесть заставили его проглотить страх и начать работать. Джи был единственным, кто сказал ему перечеркнуть неприятное прозвище «Кровавый», пока он находится в «Tar», так и случилось, поэтому Кровавый превратился в Рэд, а на лице заиграла умиротворённая улыбка. — Чем они занимаются? — лениво спросил Джи, раздвигая ноги и упираясь локтями о колени, чтобы получше разглядеть игру друзей. Когда он плюхнулся на пуфик, то едва не уснул от усталости. Сынмин восседал на таком же, но не обратил на друга ни мгновения внимания, продолжая беседовать с заинтересованной чем-то Розой. Она расспрашивала парня о внешнем мире и истории до Вспышки, при этом прося уточнять детали так, словно Ким жил в те времена и мог поведать то, что видел лично. Они обсуждали разное, но когда тема коснулась денег, Джи прыснул, привлекая к себе внимание. — Что смешного? — недовольно проворчал Сынмин, откидываясь на спину и едва не слетая с пуфика, несмотря на то, что позади его подпирала стена. К Джи подбежал Чонин с ложкой каши, которую никак не мог осилить, и парень улыбнулся, готовый ему в этом помочь. — Деньги были приоритетом во все времена, даже до Вспышки, это иронично, — пожал плечами небесный. — Деньги? Раньше ещё какие-то были, да?! — заплетая волосы, спросила Роза, с весельем наблюдая, как Джи пытается накормить смеющегося и хулиганившего ребёнка, — Они же не такие как у нас? Наши гроши из примеси металлов явно не стоят рядом с- — Как и у солнечных, у них было и золото, и серебро, и даже пластик, — с видом учёного начал Ким, ощущая бредущий по полу сквозняк, — Пластик… карты. — Карты? — тёмные глаза Розы забавно увеличились. — Сам не знаю, так пишут в книгах, — казалось, Ким знал, но ему было слишком лень объяснять. С кряхтением мудрого старца он потянулся к небольшому столику с зелёными узорами на ножках и подцепил пальцем ручку маленькой, изящной кружечки, из которой приятно пахло кофе. Отпив немного, он послушал мимолётную тишину, чтобы тут же посмотреть на продолжившую тему Розу: — А бумажные? Бумажки были? — Ну конечно были, — закатил глаза Сынмин, отпивая ещё кофе, а затем стал перечислять, загибая пальцы: — Доллар, евро, вона, йена… Внезапно его перебил яркий смех, заставивший замолчать и с нежностью посмотреть на хихикающего младшего. — Йен! Йен! Йен! — хлопая в ладоши, кричал Чонин и радостно смеясь на руках Джи. Оставив волосы в покое, Роза подорвалась, беря его маленькие ладошки и ласково касаясь ими своих щёк, вызывая у сына ещё больше смеха. По его пухлым щёчкам размазались остатки каши, засыхая, сморщенный в смехе носик напоминал кнопочку, а лисьи глазки сияли радостью. На руках Джи он чувствовал безопасность и несмотря на свою природную застенчивость, именно небесные вызывали в нём больше уверенности. Возможно… возможно ли, что его отец тоже был небесным?.. — Йен? — посмеиваясь, повторила она интонацию сына, ловя ответную улыбку, — Тебе нравится? — в глазах Розы заплясал блеск счастья, который был всегда, когда её сын смеялся, и никто не мог потушить его, даже мрачные, оранжевые тучи за окном. — Йен… — повторил Джи, ощущая трепет. В окно ударил очередной порыв, но смотрящий на бушующую погоду на улице Сынмин знал, что в такие моменты в его сердце царит настоящий покой. Через неделю Ким Сынмину исполнилось двадцать семь лет. Через неделю он узнал, что царившая в «Tar» жизнь навсегда покинет эти стены. Всё произошло так внезапно, что Сынмин не успел ничего придумать. В голове не было ни плана, ни подготовки, а на руках — кровь близких ему людей. Дни осады Гончих казались ему сном. Небесный боялся, что не вспомнит собственного имени тогда, смотря на потемневшие от крови стены и алую лужу у порога, когда вошёл в «Tar» на следующий день после прихода Гончих к побережью. Ещё несколько часов назад Сынмин говорил с Дживоном, сидя на той же скромной, но заполненной воспоминаниями площадке, совершенно не подозревая, что задумал бывший товарищ. «Сегодня я хотел бы тебя задержать» — говорил он, усмехаясь своим мыслям, — «Ведь имениннику позволено куда больше внимания», — и Сынмин не подозревал что значили эти слова, пока не вернулся домой. Дом… давно ли «Tar» стал его домом?.. Давно ли улыбчивый и не менее хитрый Тайхуа стал дядей, а не человеком, которого Ким стыдился назвать родственником? Давно ли улыбка малыша Йена грела его сердце, а смех Джи — душу? Давно ли образ окровавленной Розы, с которой стащили одежду и облили бензином, чтобы поджечь замученное тело вызвал в Сынмине громкий щелчок? Он не помнил ни себя, ни окружение, отдавшись чувствам, что одолели бренное тело после возвращения. На языке всё ещё чувствовался вкус никотина и коньяка, который Вон принёс с собой, чтобы «отметить», ведь они давно не разговаривали. Но, по правде говоря, Вон никогда не делал ничего просто так. А ещё он знал, что небесный стал бы сопротивляться, стал бы защищать своих и, возможно, погиб бы там же из-за своего несовершенного всплеска. Что он мог? И что может сейчас? «Запомни: главное сосредоточиться» — вдруг раздался в голове знакомый, врезающийся эхом в душу голос, останавливая кровавую пелену перед глазами, — «Если будешь прыгать как обезьяна, то никогда не сможешь попасть», — образ Джи встал перед ним фантомной тенью. Проморгавшись, Ким взревел, выставляя руки вперёд, забывая о голове Тайхуа на пороге, о горевшем теле Розы и о пустых глазах Йена, что смотрел на огонь с белым безразличием. Грудь стянуло узлом, его затошнило, но Сынмин не отнял рук даже тогда, когда по запястьям прошлась ледяная дрожь. Небесный не принимал свою силу и не совершенствовал её, желая однажды потерять окончательно, и именно эти мысли привели его в глубокое отчаяние. Глаза закрылись, а когда открылись, Ким обнаружил покрытый трещинами и вьюнами потолок его коморки. Кто-то перенёс его в комнату, оставив там или умирать, или восстанавливаться — кто знает, однако узнав позже о подпорченном им же фасаде, Сынмин опешил, рассматривая глубокие трещины на стенах. Из-за вырвавшихся наружу расколовших его душу чувств, Ким не ожидал встретить ниже нуля так скоро. Он совсем не ожидал его встретить, не выпуская всплеск из-под контроля. Однако эмоции его были нестабильны, барахлили, как сломанный механизм и отказывались работать дальше. Несколько дней Сынмин думал, что умирает. Его тело трясло в горячке, жажда вырвать всплеск из тела с корнем становилась наваждением, ухмылки лиц, что окружали его, не покидали напуганный разум, а вода толчками выливалась из горла. Кто-то пытался его кормить, но Ким выблёвывал всё, что бы ему ни дали. Кто-то твердил о лекаре, и когда глаза спектра столкнулись с глазами мастера Рю — местного лекаря трущоб, Сынмин понял, что потерял что-то важное. «Ты слишком долго противился силе» — сказал он тогда, вкалывая что-то с особым усердием, заставляя спектра поморщиться, — «Поэтому позорно проиграл». С тех пор слова мужчины застряли в голове. Сынмин винил и ненавидел тот день, когда остался с Воном распивать жалкий коньяк, пока в стенах «Tar» творился настоящий ад. Он творится и сейчас, когда этим местом завладели Гончие с их кнутами, клыками и жгучей меткой, что с шипением прикладывалась к спинам каждого пленного. Кроме него. Кроме Сынмина. — За тебя попросил Джи, — раскладывая стиранные вещи дрожащими руками, заявил Ючи, боясь поднять голову. — За тебя, меня и Йена. Сидеть было трудно. За последнюю неделю Сынмин понял, что кормил его всё это время Ючи. Он подносил ложку с пресной кашей и тыкал в полные губы с лёгкой дрожью, намекающей о том, что парня запугали. Читатель не рассказывал о том, что творится внизу, но Ким догадывался, что ничего хорошего. Йена поселили с ними же, потому что чёрт знал что стало с его и Розой комнатой, ну а Джи… Джи Сынмин не видел ни разу после случившегося, боясь, что парня измучили до смерти. — Сказали, что если он будет сопротивляться или воспользуется всплеском, они придут з-за слабаком, ребёнком и к-калекой… — Он ведь не знает, что это дело рук Вона? — хрипло спросил Ким, ощущая, как крупицы силы покидают его даже после пары слов. — Также, как и не знает, что тебя в здании тогда не было, — подтвердил Ючи, намекая, что знает один маленький секрет Сынмина его встреч с главой Гончих. — Но теперь это не имеет значения… — посмотрев на свои потрескавшиеся ладони, выпалил Сынмин, внезапно подрываясь и игнорируя колющую тело боль, — Я должен ему расска- — Нет! — вдруг подбежал к нему Ючи, хватая за плечи так, что Ким поморщился из-за сильных тисков, — Он сойдёт с ума, если узнает, что собственный родной брат сотворил с ним и другими такое… Сынмин не хотел знать последствия, но не мог больше сидеть. Слабое тело сопротивлялось, но парень встал, опираясь о взволнованного читателя, чтобы остановиться у входа. Молчаливый Йен смотрел на их взаимодействия с таким безразличием, что внутри Сынмина всё завыло. Мальчик закрылся в себе, игнорируя окружающую его опасность, смешки проходивших мимо Гончих и слабую улыбку читателя, который пытался его подбодрить. Небесный ел, но мало, спал, но всё равно выглядел как медный на стадии обращения, а ещё много, очень много думал. «Защитная реакция» — так сказал мельком осмотревший его мастер Рю, который и сам не знал как помочь мальчику — он лекарь, а не психолог. В тот день Сынмин так и не вышел из комнаты. Остановившись у проёма двери, он упёрся лбом в холодное дерево стены и глубоко вздохнул. Снизу раздавались смех, споры и музыка, «Tar» стал ещё более гиблым местом, чем был, оголяя всю извращённую душу каждого члена Гончих. Быки разбежались, Вон разгромил собственных же ребят под личиной другого человека, официально назвав себя погибшим — это Ким узнал уже из уст Ючи, который изначально знал всё. Казалось, знали все, кроме скорбящего Джи. Его Сынмин увидел уже когда сам смог ходить, остановившись однажды у входа «Tar», чтобы опешить от количества синяков на когда-то пухлых щеках. — Ты не обязан это делать, — качая головой, нервно заявил Сынмин, чувствуя удушающую вину, — Дело в том, что… — «Вон жив» — так и не смог договорить он, смотря на потухший перед собой взгляд. — Всё хорошо, Сынмин, — выдавливая улыбку, произнёс Джи, а затем отвернулся, чтобы зайтись в нездоровом кашле, прикрывая нос и кровь, что хлынула из него. «Я должен ему рассказать» — твердила мысль изо дня в день, смешиваясь со словами Ючи о безумии младшего, которое овладеет им окончательно, когда тот узнает правду. «Это моя вина» — глодала эта же мысль, впиваясь в сознание острыми когтями и раздирая, подобно вороне. «Ты должен взять всё в свои руки» — вторила рациональность. Эти месяцы были самыми тяжёлыми в их жизни. Потерявший всплеск Сынмин чувствовал апатию из-за собственного бессилия и ухудшения здоровья, не желавший его слушать Джи потерялся в своём страхе и отвращении к собственному телу, желая спасти всех, кроме себя самого, а опускавший глаза на крики небесного снизу Ючи выводил на эмоции. Сынмину хотелось его встряхнуть, хотелось привести в чувства и ткнуть лицом в окровавленную постель, на которой истязали их близкого небесного, но всё, что делал Сынмин — это помогал работникам как раньше за исключением только не мытьём полов, а тел, с которыми творили ужасные вещи. Они были в заложниках, но на разных уровнях осознанности. И, принимая на свою территорию беглых, выживших Белых быков, Ким знал, что покоя им не будет ни здесь, ни где-либо ещё. Ситуация казалась адом и были мысли, что хуже уже не будет, пока… …пока в Джи не влили орхи. Тогда крики увеличились, но на этот раз из-за удушающей тело ломки. Если кто-то попросит Сынмина вспомнить о тех эпизодах жизни, он предпочтёт закрыть глаза и влить в себе всю бутылку коньяка, чтобы не вспоминать. Потому что трясущиеся руки, градины пота на голой спине и кровавая рвота уничтожила Кима окончательно. Тогда он не сдержался. Выпалил всё как на духу, хватая костлявые плечи в свои дрожащие ладони и встряхивая рыдавшего Джи так, словно он мог прийти в себя, совершенно не ожидая, что тот отзовётся. Услышит и запомнит. Чтобы потом отключиться. Держать его худое тело на своих руках стало таким привычным делом, что по ночам Ким закрывал ладонями лицо и кусал язык до крови, чтобы не взвыть вслух. Вкус собственных слёз был знакомее вкуса похлёбки, а запёкшаяся под ногтями кровь друга служила напоминанием о существовании настоящей, зверской жестокости. Он споласкивал сгорбленную спину, помогал Джи вылезать из ванны и накрывал халатом дрожащие плечи, чтобы потом залечить все его раны. Он перестал стесняться, когда Джи, не способный даже сделать самостоятельно хоть один глоток воды, просунул в его ладонь мазь и встал, опираясь руками о стиральную машинку, с просьбой обработать его везде. И пропало не только стеснение, но и эмоции, словно Сынмин устал даже плакать. Однажды он даже спросил Джи, почему тот перестал бороться, на что получил наполненный горечью ответ: «Если проиграл даже Вон, то мой всплеск будет бесполезен», и тогда Ким почувствовал, как запекло в глазах. Он открыл рот, чтобы сознаться, но тут же его закрыл, потому что не знал как. Но этого не требовалось. В голове Джи что-то щёлкнуло. Щёлкнуло также, как и у Сынмина, когда Ючи схватили за руку и под его мольбы не делать этого потащили в комнату. День назад Гончие угрожали забрать Сынмина, а с самого утра вошедший в бордель Гул скалился так, словно что-то задумал. «Вон» — пронеслось в мыслях Кима, когда он с расширенными в ужасе глазами понял, что Джи теряет контроль, — «Вон устал ждать». И высказанная в бреду и скорби правда вырвалась наружу. Джи не стал спрашивать кто прав, а кто виноват, потому что запомнил те последние слова Кима о причастности Дживона, о том, что он выжил и что намеревался сделать. Ючи отпустили, Гул со смехом отбежал, не воспринимая всерьёз посеревшее лицо напротив, но посчитать это за ошибку было уже поздно. Его размазало по стене от простого щелчка. Вооружившиеся Гончие пустили в тело Джи град пуль в надежде, что это его остановит, но взметнувшийся вверх небесный запрокинул голову, вырывая ниже нуля на свободу. Что тогда творилось в его голове и были ли это последствия его сломленной психики — Сынмин не знал, но никогда не забудет удушающий запах мяса, крови и не долетевший до ушей крик боли, потому что ни один Гончий не успевал даже открыть рот, как его разрывало на части. «Что это за сила?» — с ужасом спросил сам себя Ким, не припоминая за Воном ничего такого, пока до мозга окончательно не дошло, что Джи сломался. Принял на себя ниже нуля и уничтожил всё, что когда-то причинило ему боль. Всё, кроме него — Сынмина. — Убей меня, — заявил тогда Ким, смотря в холодные и пустые глаза напротив, ожидая чего угодно, но только не руки, что потянулась к нему, помогая встать. — Выведи остальных, — только и сказал этот хриплый, ледяной тон, и Сынмину не оставалось ничего иного, кроме как послушаться. Перед глазами всё ещё застыл образ обляпанного в чужой крови спектра. Лицо, волосы и одежду Джи пропитали алые брызги кусков плоти. Для него это не имело значения, но Сынмин почувствовал дурноту, как только вышел за территорию «Tar», сопровождая выживших Быков и работников. Джи сломался, но переломный момент наступил не в ту минуту. Казалось, он что-то задумал, казалось, кто-то подтолкнул его действовать. Позже Сынмин узнает о встрече Джи с Манипулятором и об их диалоге, не одобрив такой связи. И когда Ким обернулся, чтобы посмотреть на здание «Tar», то с ужасом заметил, как оно стало постепенно рушиться, превращая их прошлое в руины. — Что теперь будет? — прошептал кто-то из Быков, но Сынмин не нашёл в себе силы ответить. Когда от Гончих, оставшихся на побережье Марса, не осталось ни следа, наступил рассвет. За долгое время Сынмин впервые посмотрел на своё отражение, чтобы понять кто он теперь и существует ли ещё, ужаснувшись. В золотистом рассвете поблёскивала седая макушка, лопнувшие губы побелели, как и кожа, что стала такой не естественной, словно её намеренно намазали побелкой. В потухших глазах появился огонёк надежды, который горел даже тогда, когда Ким с уверенностью в своей гибели ждал прихода Джи. Дрожащие руки нашли последнюю сигарету, чиркнувшая зажигалка напомнила о площадке, а похолодевшая спина ощутила чужой взгляд. — Трус, — вдруг произнёс знакомый, хриплый голос позади, и Ким подорвался, обернулся и выронил сигарету, встретившись со льдом в тёмных глазах, которые с внимательностью кобры рассматривали его сжавшееся тело. — Я знаю. Но его не убили, не осудили и не прогнали. Почему, как и зачем, Ким поймёт позже, бок о бок с Джисоном борясь с несправедливостью этого мира. Они разрушили что-то важное, но взамен построили не менее могущественное, отличавшееся от планов Вона и закрепляющее их непрерывную связь. «Белый монстр» — назовут его — Джи — вышедшего ко всем измазанного в побелке и пыли паренька с окровавленными руками и оскалом мести на лице, но его это, кажется, более чем устроит. «Переродившийся» — с довольной ухмылкой скажет брошенная Воном Кристалл и вместе со своим братом станет верным человеком Белого монстра, принявшая его силу и готовая слушать его слово. — Я с тобой, — скажет вынырнувший из своего закрытого мира Йен, упуская вопросительное «можно», оставляя после себя уверенность в собственных силах. — Отец. Когда они выстроили территорию с нуля, уверенность окрепла. Не желая участвовать в расправах других городов, Белый монстр замкнул свой круг владений на Марсе, в частности, на побережье, чтобы никто другой не совал туда свои заинтересованные носы. Они соорудили доверительные отношения между членами группировки благодаря тому, через что прошли вместе в прошлом и сохраняли доверенность до сих пор благодаря тщательному отбору лиц, который лидер проводил самостоятельно. Здание «Tar» отстроилось заново, сменив планировку и вывеску «Star» у входа, окончательно перечёркивая мрачные воспоминания. И пусть последствия никуда от них не делись, Сынмин очень старался затмить их будущим, которое теперь казалось ему слегка оптимистичнее. Он потерял всплеск, но всплеск не потерял его. Взявшись за силы спектра, Джисон настаивал на его восстановлении, говоря о замыкании, которое Ким спровоцировал из-за сильного потрясения. Сила и правда имелась, но отчего-то мужчина боялся её использовать, ссылаясь на внутренние конфликты. Нехотя он посещал тренировки с другими Быками на их старой базе, которую Гончие хотели снести, но не успели. С годами всплеск в руках креп, а вместе с ним и уверенность в раскрытых способностях ниже нуля. Уверенный в том, что не получится, Сынмин, однако, сменил направление на иной ход мыслей, и уже через неделю после промывания мозгов у него стало получаться. Он консультировался у Джисона как сделать лучше, мимолётно замечая его состояние и тяжко вздыхая. После восстановления шли месяцы, годы, миллион мыслей и боли, но даже так Хан продолжал ощущать фантомные ужасы. Когда он отделался от орхи, его стали посещать кошмары. Мастер Рю разводил руками и вкалывал в него лошадиную дозу снотворного, но даже так Джисон не мог спать. Он проваливался в тревожные сны на какие-то два часа, а потом подрывался, снося всплеском стоявшие рядом предметы, и так по кругу. На третий год такого мучения он сдался и впился в собственные мочки ушей, пока его вдруг не озарило. Сынмин помнит, как ему приходилось тащить Джисона в домик лекаря, но ни за что не вспомнит то, как он пришёл туда самостоятельно. Вернувшись, он покажет на свою первую «тяжесть» под судорожный выдох Йена и миллион воспоминаний о нежной улыбке Розы. Последующие серьги не имели для парня никакого значения, однако он стал чувствовать себя гораздо лучше. С баром было сложнее. Сынмин чувствовал, что не справлялся, несмотря на то, что в прошлом в этом здании тоже имелся бар. Стаканы выскальзывали из ослабевших после тренировок рук, полотенце раздражало тем, что постоянно мокло, а разговоры марсиан вызывали головные боли. Ким думал, что не справится и с этим, ругая себя в кабинете, который сделал на месте каморки, опустив голову в счета, пока в их жизни не появился всхлипывающий и дрожащий Феликс. Смотря на читателя в прошлом, Сынмин понял, что есть кто-то, кто чувствует себя гораздо хуже. Поделившись этими мыслями с Ханом, он получил долгий, изучающий взгляд, пока не услышал в ответ: — Сосредоточься на себе. Не смотри на других. — Всегда ты такой, — прошептал Ким, смотря на белоснежную спину и усмехнулся, покачав головой. Феликс стал человеком на двоих. И как бы странно это ни звучало, Киму не хотелось вдаваться в подробности взаимоотношений Манипулятора и Белого монстра. Ему хватало своих монстров, в том числе и Синего — покрасившего волосы Йена, который ругался похлеще своего отца, получая за это щелбаны. Он совершенствовал свой всплеск на уровне Хана и даже в свои тринадцать уже мог похвастаться невероятными способностями. Они стали продолжением друг друга с той лишь разницей, что пока Белый монстр был занят своей группировкой, Синий не желал вылезать из его тени, предпочитая уединение. Поэтому когда Сынмин заметил изменения в своём всплеске и не побежал докладывать об этом Джисону, он испугался последствий. Не привыкший делиться личным, Ким экспериментировал с силой как ему вздумается, замечая изменение клеток. Всё началось с руки, которую он мог перекроить так, как ему вздумается, создать ногтевую пластину любого цвета или перекрасить кожу ладони. Он мог изменить размер пальцев так, словно они были из пластилина и толщину запястья, но боялся идти дальше, страшась однажды не узнать себя в зеркале. Дни шли стремительно быстро, а всплеск спектра развивался ещё быстрее, Сынмин не ожидал, что после желанного пробуждения силы у него появится что-то ещё. Наблюдая за Джисоном, его действиями и всплеском, Ким догадывался, что статус спектра меняет небесного, меняет его способность или, быть может, усиливает её. Но Сынмин не носил «тяжесть» и даже не пытался бороться с тем, что лезло из его рук постоянно — будь то деревянная барная стойка, которую он создал собственноручно или выбитое окно в очередной потасовке в «Star». Однако перекраивать себя, с задумкой или без, Сынмин не привык. Думая о том, как бы поделиться своими наблюдениями и результатами с Джисоном, Ким с усердием протирал стаканы, замечая в дальнем углу знакомую красную шевелюру. Штат Белых быков постепенно пополнялся. Люди приходили, иногда уходили, но все они знали, что впервые под крылом лидера может быть безопасно. Живя под началом Вона, осознавая последствия своих действий, члены группировки не привыкли к иному отношению, поэтому первое время политика Хана-младшего была для них чужда. Джисон относился ко всем одинаково, не бранил прилюдно, но наказывал жёстко за непослушание потом. Он не показушничал, однако о его правилах знали все. Вызывая «на разговор» каждого, кто присвоил себе решение менять или нарушать правила побережья, Хан прерывал любой бунт с корнем, умело огибая все возможные вопросы. Возможно он был куда проще Вона и не умел манипулировать так, как мог старший, но он отлично справлялся с порядком внутри строя, не позволяя ему упасть. Он не игрок — так однажды сказал Сынмин, глядя в глаза Вону, — не игрок и сейчас, однако Джисон придумал свои правила, которые посыпались по артериям системы. Именно поэтому присоединившаяся к ним небесная по имени Ён удивила Сынмина своим безразличием. Она не нарушала правила и не пререкалась, но имела своё мнение, которое не стыдилась выкладывать вслух. Возможно поэтому она Белому монстру и нравилась — он уважал честность и верность своим словам. Однако между лидером и Ён присутствовало негласное перемирие, в которое входило не вмешиваться в её способ выполнять миссии со стороны Хана и не нарушать главные правила группировки со стороны Ён. Они нашли общий язык, почти не разговаривая, и именно это восхитило Сынмина. — Какими судьбами? — уже зная, что девушка не ответит, хмыкнул Ким, наливая её любимый кофе без сахара, однако небесная нашла чем удивить снова, вдруг заявив: — Мне нужно на ферму к Тао, босс на обходе больше часа. Нужно срочно. — Так сильно скучаешь по ней? — приподнимая брови, объявил очевидное Сынмин, получая в ответ привычное молчание. Так-то лучше. — Валяй. Думаю, у него не будет вопросов, — подавая чашку кофе, Сынмин не успел закончить предложение, как девушку унесло почти что буквально, ведь она была носителем аэрокинеза. И единственным членом группировки, кому не обязательно спрашивать разрешение на отлучку конкретно у Джисона. Сынмин не был его правой рукой, не был секретарём, отдавая всю эту грязную работёнку на хрупкие плечи лиса-Ючи, но был верным товарищем, который стоял с ним бок о бок в самые тяжёлые времена. Поэтому, должно быть, Ён и смекнула что к чему, не утруждаясь дождаться Хана лично. Об отношениях Ён и Тао ходило много слухов, несмотря на то, что девушка с фермы была их прикрытием, была носителем множества тайн благодаря её старшей сестре Тии. Смышлёная, она никогда бы не озвучила ни одну вслух, однако стоило ей всего раз появиться в дверях «Star» навестить сестру, как вечно мрачная и хмурая Ён пропала. Буквально. Ён унесло ветром из бара, и до конца дня она больше не появлялась. Только потом, потягивая пиво, Хан поделился своими наблюдениями. — Ещё одна безнадёжно влюблённая душа, — хмыкнул он, отставляя стакан. — Не переманивай всех на свою холостяцкую сторону, — той же интонацией ответил ему Сынмин, повторяя заказ. — Но ты уже на ней со мной. — О да, я буду холостяком всю жизнь, вот увидишь… От воспоминаний его оторвала открывшаяся дверь, которая дала Сынмину сигнал наконец признаться Джисону в открытии новой силы. — Это может нам пригодиться, — внимательно выслушав друга и убедившись на деле, сказал Хан, пока в голове его уже во всю вертелись шестерёнки. Они стояли в спортивном зале на базе Быков. Сынмин догадывался, что после узнанного Джисон не оставит его в покое, однако с удивлением понял, что парень перед ним думает. Было бы странно упускать союзника с такими возможностями, однако Хан не спешил предлагать ему миссии и, конечно же, вознаграждения за них. — Ты знаешь: заставлять не буду, — сидя на скрипучей скамейке, заявил Джисон, рассматривая растворяющуюся в воздухе дымку. Они вышли на перекур всё обдумать, но получилось так, что Сынмин стал чувствовать себя на приёме у психотерапевта. Ему стало неуютно. Хан стал чертовски понимающим и все амбиции, что буквально бурлили в его груди во имя мести, с годами поутихли. То ли таблетки мастера Рю, то ли выматывающие дела главы Белых быков так повлияли на спектра, но он стал уходить в себя гораздо чаще. Ким со вздохом вспоминал те времена, когда мог беззаботно положить ладонь на тёмную макушку и хорошенько потрепать густую шевелюру. Сейчас же макушка седела — как и у него самого, волосок за волоском напоминая чистый лист, а спектр же готов был откусить руку, прикоснись кто к нему без спроса. Сам Сынмин пользовался краской, которую однажды приволок откуда-то Сапфир и с истинным безразличием на лице оставил у барной стойки, исчезнув тут же, стоило Киму повернуться. Будто бы он не чувствовал вибрации от его шагов, как же. — Не боишься потерять такую способность? — усмехнулся Сынмин, туша сигарету и поворачиваясь к спектру с огоньком в карамельных глазах: — Раньше бы не давал мне спать, лишь бы я согласился. Даже в толчке бы достал. — Раньше ты бы мне эту способность и не показал, — пожал плечами Хан, засунув руки в карманы. Верно. В прошлом Сынмин так часто и старательно избегал темы всплеска, что это вошло в привычку. Конечно он использовал силы, хотя бы для того, чтобы порадовать мальчонку-Джи, когда тот снова скучал по брату. Мелкие дела не затрагивали много энергии, Киму было не сложно разок другой построить песочный замок или разгрести листья, однако это всё было не одно и то же. Вспоминая свой ниже нуля, который Ким, казалось, проспал, он чувствовал ком где-то глубоко в горле, словно кто-то намеренно его туда забил. Он помнил дикие трещины на стенах и настоящие джунгли в холле, и всё никак не мог понять что произошло. Ребята отмалчивались, некоторые настолько испугались, что не запомнили детали, а Хан же… Он никогда не рассказывал о тех днях, но по следам и шрамам на его теле Сынмин догадывался, что в тот момент парень активно сопротивлялся Гончим, и ему не было дела до чужой активации новых способностей. Впрочем, Сынмин даже рад — меньше знаешь… — Я помогу, если это поможет подавить всех уродов, — имея ввиду их общего врага — Гончих, всё же произнёс Сынмин, замечая едва мелькнувшую тень на чужом лице. Несмотря на месть, что Джисон совершил прямо на территории завоевателей, он казался ненасытным до сих пор. Не беря умеренное состояние в расчёт, Хан спал с открытыми глазами, словно ощущал шёпот Гула у своего плеча. Возможно он даже не догадывался, что бармен посматривает на него, но Сынмин точно помнил, как тот вздрагивает, когда кто-то внезапно вырывает его из мыслей. Чужие прикосновения словно приносили адскую боль, а фантомные, чёрные руки хватали его за волосы. Видя шрамы от гвоздей на руках, когда Ким посещал комнату друга, чтобы покрасить волосы и вспоминая его истязания в попытке избавиться от ломки, он не понимал как тот морально ещё жив. Именно поэтому Сынмин принял решение, впервые перекроив лицо, смотря на собственное отражение глазами Рики Рэда. Парнишка, что так часто посещал бордель с красными щеками и милыми ямочками на них, небесный, что помогал с патрулём и всегда был наготове защитить местных, друг, что так храбро погиб, атакуя Гончих в ответ, но не устояв перед сильным ударом. Местные помнили его как хорошего небесного, Сынмин же помнил как сильного воина, несмотря на то, что внешне он выглядел миролюбивее всех на свете. Его огромные, круглые глаза всегда блестели жизнью, переполненные энтузиазмом — глаза же Сынмина смотрели в ответ тускло, как замороженная, мутная вода. Улыбка на лице напоминала солнце, а ямочки — лучики, Ким же улыбнуться так и не смог, несколько раз извиняясь перед покойным за украденный образ. Им нужны были эти образы, потому что придумать из головы Ким не мог, а использовать ещё живого было опасно — должно быть, любого бы смутило наличие собственного клона. Однажды он даже попробовал сымитировать Хана, но тот был слишком эмоциональным по сравнению с нынешним Белым монстром, который даже от мух отмахивался с лицом-кирпичом. Поэтому Ким взялся за дело упорнее, он мог перевоплощаться в кого угодно, даже в женщину, с единственным минусом — ему бы пришлось молчать, потому что когда милая брюнетка внезапно начинает басить — она привлекает слишком много внимания. И отмазка с простудой тут не помогала. Спектр не любил участвовать в миссиях и по возможности избегал чьей-либо стороны, построив бар с той же целью, но когда на слуху играли очередные мерзкие истории о проделках Гончих, его всплеск сам по себе рвался в бой. Не то что бы он действовал опрометчиво, всё же, первостепенной задачей была слежка за новоприбывшими или подозрительными личностями, однако Сынмин ещё имел на памяти прошлое, в котором Вон втянул его в далеко не самые благородные деяния. Выбивание долгов, допросы и запугивание было не тем, чем бармен мог бы гордиться. — Появились новые поставки орхи, — однажды услышал Сынмин у входа на крышу, когда пришёл за краской для волос, но не нашёл Джисона в кабинете, — Манипулятор играется? — Мой господин ни за что бы не стал так поступать, — ответили ему извечно ласковым, бархатным голосом, и Ким тут же насторожился, стараясь ни о чём не думать, хотя почему-то казалось, что читатель уже просёк его по потокам мыслей. — Птичка, твой господин способен на что угодно, — хмыкнул Хан, а затем, по-видимому, направился внутрь, и мужчина отступил, скатываясь по лестнице, как застуканный. Когда дверь в кабинет лидера Белых быков приоткрылась, Ким замер у стола, делая серьёзный вид и вовсю погружаясь в инструкцию краски. — Тебе не кажется, что в кабинете воняет? — вдруг заявил Хан, плюхаясь в своё кресло, постукивая пальцами по крышке стола. — Воняет? Чем? — Шпионами. В тот же день Сынмин выпорхнул из кабинета, как застуканный. — За живот держится, — прошептал Ючи, внимательно всматриваясь в поджавшую губы Кристалл, которая вливалась в работу на уровне других, но чувствовала явный дискомфорт. Они были в зале, наблюдали за тренировками новобранцев и подсчитывали успехи бывалых. Сынмин согласился прийти только из-за того, что на дворе стояло раннее утро и бар был закрыт, ни за что не признаваясь себе, что ему всегда было интересно. Хан участвовал в тренировках так часто, как только мог, составляя планы, графики и иногда даже рацион. Он заботился о своих небесных и людях, хоть никогда не скажет этого вслух, и эту заботу видели, прекрасно понимая намерения лидера. Однажды ненавидящая слабаков Кристалл встала на сторону Белого монстра, чтобы в последствии сражаться с ним плечом к плечу, а имевший такие же взгляды на жизнь её брат-близнец — Сапфир, влился в коллектив так, словно никогда и не был нелюдимым, грубым и молчаливым парнем. Близнецы узнали о настоящей слабости, которая не заключалась в физических показателях — они узрели поступки Вона и ощутили их последствия на собственной шкуре. Забытые и брошенные погибшим отцом дети выросли в переживших суровые реалии молодых воинов, на этот раз способных не только уничтожать. Находясь под крылом Джисона, Кристалл раскрылась для многих в новом свете, оказывается, увлекаясь рисованием и чертежами. Она переносила на холст всё, что видела так умело, что это действительно завораживало. Засматриваясь на её работы и даже повесив одну в баре — оранжевое поле, пропитанное медью и ласковым ветерком, Сынмин ощущал, как коричневые стены сразу же ожили, а настроение прибывших заметно возросло. Брат её был не столь творческой личностью, но отлично управлялся в механике. Иногда Киму казалось, что нет мастера лучше Сапфира. На пару с Йеном они возились в проржавевшем хламе с такими умными лицами, что позавидовал даже мастер Рю, мигом растеряв весь свой сарказм. Близнецы оказались в безопасности после ухода манипулирующего ими Вона, в безопасности, да, однако старые привычки всё же остались. — Кристалл, — тихо, но твёрдо позвал Джисон, не повышая голос, но этого и не требовалось, чтобы девушка тут же оторвалась от боксёрской груши и посмотрела в сторону лидера, — Подойди сюда. Насторожилась. Прищурив глаза, Сынмин заметил это по мигом окаменевшему телу и сжатым кулакам. Несмотря на то, что Хан не позволял себе поднимать руку на подчинённых, только если это не тренировочный спарринг, Кристалл и Сапфир ещё помнили отношения бывшего лидера в их кругу и каждый раз вздрагивали, когда слышали свои имена. Джисон заметил это однажды и старался звать их мягко, не пугая былой резкостью, с горькой усмешкой понимая: не сдалась им эта осторожность. Сестра и брат сильные, пожалуй, достаточно сильные для людей, раз способны вгонять в страх даже небесных, но и они не роботы. Они тоже имели чувства. — У тебя месячные? — прямо, как и всегда, спросил Джисон, соединяя пазл наблюдения. Среди Белых быков было достаточно девушек, чтобы Хан выучил примерные симптомы и вовремя предлагал помощь. Он знал Тию, что пережила страшное, когда Гончие истязали её тело и душу, знал её спасшуюся от этого кошмара сестру. Знал, как больно было Тие потом и как горько она плакала, думая, что этого никто не слышит. Мастер Рю позаботился о её ранах, восстанавливая пострадавшее тело, но о душе её позаботиться так и не смог. Не смог никто, пока Тия сама не встала с постели и не схватилась за пистолет, чтобы побелевшими губами сообщить, что она ещё отыграется. Она достанет каждого гада, что примкнул к этой группировке, что отправит их всех туда же, куда отправил их Белый монстр, уничтожив компашку Гула в «Tar», размолов их в труху. Боль Кристалл была очевидна, хоть она и старалась этого не показывать. Наклонив голову, она согласно кивнула, думая лишь о прерванной тренировке. — Всё в порядке. Сапфир, — тем же тоном позвал Хан, хотя этого и не требовалось, так как парень тут же оказался возле сестры, всматриваясь в её побледневшее лицо, — Отведи её в комнату и останься на сегодня с ней. — Тренировка… — попыталась Кристалл вновь, но спектр положил ладонь на её плечо, слегка сжав. — Всё в порядке, — повторил Джисон, подбодряя. Близнецы направились к выходу, храня в голове свои размышления, пока Ючи не хлопнул в ладоши, намекая возобновить тренировку. Наблюдавший за этим Сынмин хмыкнул, покачав головой, а затем вытянул руку ладонью вперёд, словно вот-вот мог воспользоваться всплеском. Так и не смог, думая о своём повышенном ранге и сущих пустяках. Не раз говоря прямо о предателе-Ючи, Сынмин столкнулся с его доносом лицом к лицу, когда вышел покурить за бар. Читатель говорил по телефону как можно тише, но уловив чужие мысли с нецензурными сравнениями, обернулся, чтобы с подозрительным прищуром уловить насмешку в карамельных глазах напротив. — Ты даже уже не прячешься, — хмыкнул Ким, прикуривая, пока из трубки не донёсся знакомый, но одновременно чужой голос: — Мог бы к нему присоединиться. — И стать мусором? Увольте, — изо рта вырвался дымок, но Ким проигнорировал его, хотя обычно не курил против ветра из-за вонявшей потом чёлки. — Удивляюсь такой преданности, — протянул Вон по ту сторону и, кажется, где-то там щёлкнула зажигалка, — Вы словно голову из-за него теряете. — А ты достоинство, ах, точно, — сделав вид, что задумался, усмехнулся Ким, — У тебя же его нет. — Рад знать, что ты всё ещё в добром здравии. Звонок прервался, громкими гудками заглушая бурлящую по венам кровь. Сынмин выдохнул, беря себя в руки, а затем с отвращением посмотрел на читателя. — Прекращай творить хуйню. — Даже так? — тонкие брови Ючи приподнялись, а сам он скрестил руки на груди. — Я не могу назвать это как-то иначе. Если любишь его, то прекращай. На этот раз слова возымели эффект, и читатель отвернулся, то ли пряча свои бесстыжие глазёнки, то ли скрывая не менее бесстыжее смущение. — Это тебя не касается, — выдавил парень, игнорируя пустившего в него дым Кима. — Ты на моей территории — тут всё касается меня. Развернувшись, спектр уловил тихое: «как раз потому что люблю…» и под крики знакомых о том, что у барной стойки уже собралась очередь, он захлопнул дверь запасного выхода. Так прошло ещё несколько лет. Белые быки росли не только в количестве, но и в силе, о них прознал не только весь Марс, но и другие города, в частности о монстрах, что обитали внутри группировки. Так как нынешние Быки не приносили проблем, для местных жителей и королевской гвардии они не предоставляли угрозы, но мелкие шайки не могли смириться с их существованием просто так. Помимо набегов медных, Белым быкам приходилось иметь дело с проходимцами из завистливых банд, желавших оторвать лакомый кусочек от такой сочной территории побережья. Белые быки не заняли весь Марс, отдавая предпочтение своему уголку, но даже так местные негласно объявили их королями. Они не носили белое вопреки названию — кроме лидера, конечно, — не бодались в схватках, да и кольца в носах были далеко не у всех, но отчего-то все вместе они подтверждали свою принадлежность к группировке. Возможно то были общие черты, которые появились у них в совместных тренировках, да и лидер сближал, попивая с ними пивко в «Star». Когда появилась вся эта заварушка с Синергией, приездом Пак Сурён, возвращением Гончих и Вона, Сынмину казалось, что он сошёл с ума. Его повседневность превратилась в расширенную версию драмы, а история кардинально поменялась. Белый монстр нервничал куда больше, чем за все эти несколько лет правления из-за появления его прямой слабости — Ли Минхо, что не покидал головы Джисона ни на миг, пока Киму казалось, что пора бы уже забыть. Потом появились разногласия, потом в игру вступил молчавший какое-то время Манипулятор, и понеслось. Дни напоминали круговороты, Сынмин и опомниться не успел, как люди Miroh оккупировали его барную стойку, а вечно улыбающийся и оптимистичный Хёнджин даже схватился за его полотенце, уже во всю протирая стаканы. «Я старею» — подумал тогда мужчина, позволяя Хвану стажироваться и вспоминая то, что произвело на него впечатляющий эффект. В день, когда Джисон подтвердил, что намерен спровоцировать падение пролетающей мимо их планеты кометы, Сынмин едва не потерял ухнувшее сердце. Он до последнего не верил, что друг на это способен, пока Хан не разогнал своих Быков, оставшись в шахте Гончих наедине со своим прошлым. Ким признается — на какое-то мгновение он спектра возненавидел. Подумал, что потерял, вдавливая педаль газа, пока не наткнулся на борющихся Чанбина и Хёнджина. Они отбивались от медных, что окружили их у заброшенных обозов в намерении сожрать. Тогда при них были лишь пистолеты и всплеск Хвана, что обрушился на медных с особой яростью. Парень заметно привязался к лидеру Белых быков и во всю пытался доказать свою нужность ему, совершенно не понимая, что в первую очередь Хан обучал небесного для его же блага. Для собственной защиты и раскрытия потенциала. Сынмин видел его намерения как сквозь воду, наблюдая за тренировками и слушая его мнение, когда спектр пытался подобрать правильные упражнения. Хана не волновало то, что в конечном итоге получит Хёнджин, он лишь хотел помочь принять то, что дала им когда-то сама природа. И Хван воспользовался этими знаниями, вбирая в ладони искрящиеся блики и закидывая медных мощными, преобразившимися огненными потоками. Прищурив глаза, Ким рассмотрел его движения, понимая, что небесный пользуется техниками, что обучил его Хан и усмехнулся, выходя из машины, одновременно взывая к всплеску. — Ты… — не веря своим глазам, прошептал Чанбин, на мгновение отрываясь от обороны и едва не отлетая от врезавшегося в него медного. — Бин! — испуганно вскрикнул Хёнджин, отталкивая противника и разжимая руки. Тогда в его глазах вспыхнуло что-то, что напомнило Сынмину себя прошлого. Это был не ниже нуля и даже не близко тот страх, что он испытывал при нападении Гончих. Это была ярость. Чистейшая, наполненная энергией ярость, что вылилась в огромную, огненную стену, окружившую их. Послышались истошные вопли, медные, что не успели отбежать, врезались в прожигающие их потоки и плавились на глазах. Их иссушенные кости и мышцы хрустели от чёрной корочки, отвратительный запах наполнил лёгкие и ноздри, и Ким чертыхнулся, прикрывая рукавом нос. — Невероятный… — послышался изумлённый голос за спиной, и Сынмин обернулся, замечая забавную для него картину. Чанбин сидел на песке, сжимая редкие травинки в собственных кулаках. Он упал, когда пытался спихнуть с себя медного, но так и не поднялся, во все глаза смотря на тонкий силуэт, что освещался настоящим, огненным заревом. Он смотрел на Хёнджина и не мог отвести взгляд, смотрел потрясённо, смотрел так, будто бы только что переродился. — Небесные сводят с ума, не правда ли? — усмехнулся тогда Сынмин, но Со его даже не услышал. Теперь Чанбина он видел куда чаще, чем хотел бы. По правде говоря, Информатор не вызывал у него негативных эмоций, Сынмин знал это, ещё когда просто наблюдал издалека. Когда строил с Джисоном планы по поводу вторжения людей Miroh на их территории и вынюхивания Информатора в баре. Повсюду были глаза и уши Белого монстра, но его главное всевидящее око было одно — Сынмин. Его проницательность, внимательность и догадливость помогли во многих делах. Даже сейчас, казалось бы в простом деле, Ким заметил, как часто Хёнджин стал потирать шею, видимо почувствовав усталость, поэтому погнал парня отдохнуть, занимая его место. Подумать только — его место! Раньше это было местом Сынмина, да и только… — Найди себе хобби, — как-то, закатив глаза, сказал Хан, вчитываясь в свои очередные документы. И быть может спектр бросил это чисто случайно, подобная мысль засела в голове Кима до сих пор и сверлила его мозг безжалостными размышлениями. Хобби? Чем бы он мог заняться? Даже у безжалостных близнецов были свои интересы, а у него? У него был только бар… Только «Star» заставлял мужчину чувствовать себя по-настоящему живым. Звон стаканов, чужие разговоры, негромкая музыка и скрип двери — вот то, что он мог бы назвать своим хобби. — Помнишь, что я сказал тебе на той развалине, которая сейчас гордо зовётся баром? — однажды спросил Хан, после их неприятного разговора, касающегося предательства Ючи и планов спектра в дальнейшем. Он сидел за стойкой с обновлённой кружкой пива и о чём-то думал. Когда Джисон всё же озвучил свои мысли, они Сынмину не понравились. — Помню. Ты назвал меня трусом и оказался прав. — Нет. Знаешь ли ты, почему я так тебя назвал? — Потому что не помог с Гончими и ничего не предпринял? — пальцы сжались до побеления костяшек, но мужчина этого не почувствовал, полностью отдаваясь страшным воспоминаниям. — И снова нет, — взявшись за кружку, Хан отпил немного, слизывая пенку с верхней губы и усмехнулся, качая головой, — Потому что на мгновение ты потерял смысл жизни. Развалина, что когда-то стала твоим домом, стала домом для многих благодаря тебе. На мгновение ты пал духом и не собирался предпринимать что-то дальше, пришлось тебя пнуть. — И построить развалину помасштабнее, — хмыкнул Ким, облокачиваясь о стойку и внимательно всматриваясь в глаза друга. Мужчина понял к чему он вёл. «Моя жизнь — это «Star», моё убежище и хобби» — теперь понимал и сейчас. И не нужно копаться в себе и клещами вытаскивать потаённое, когда нужное всегда находилось на поверхности. Хёнджин отдохнул; он умылся, если судить по мокрой, светлой чёлке и сразу посвежел, поэтому Ким не стал мешать его работе, отходя в сторону. Хван отлично справлялся, и быть может когда-нибудь Сынмин доверит ему ещё и какие-то мелкие документы у себя в кабинете. — Старик, — раздался знакомый голос, и Сынмин хмыкнул в ответ, отворачиваясь к кофемашине с целью разобрать и почистить. — Волосы на затылке седые. — Закройся. — Только после тебя, — улыбнулся Йен, присаживаясь на то место, где обычно сидел его отец. — Ты стал смелее, — со смешком заметил Хёнджин и одобрительно ему подмигнул. Сынмин тоже это заметил. После случившегося Йен открылся для всех с новой стороны. Он обнажил свои эмоции, свои истинные чувства и на мгновение даже решился спрятать их вновь, но заметив поддержку в глазах Белых быков понял, что в этом нет никакого смысла. После душевного разговора с Ханом его сердце смягчилось, желанные объятия согрели скрипевший лёд, а одобрение в чёрных глазах принесло уверенность. Йен стал тренироваться усерднее, стал больше слушать, чем перебивать, бранясь то там, то тут, а ещё стал спокойнее, концентрируясь на всплеске и повышая свой ранг. От таких невероятных изменений Белые быки вздохнули с облегчением, ну а сам Джисон одобрительно трепал его по отросшей, тёмной макушке. — Пустыня сдвинулась, но не ушла до конца, — зачем-то сообщил он, будто бы присутствовавшие могли с этим что-то сделать, — А в Солнце началась настоящая движуха из власти. Все небесные и люди одинаковые. — Ты прав, — кивнул Хёнджин, представляя, что сейчас творится в столице, и какая молва там идёт по поводу нашумевшей кометы, — Однако именно сила твоего отца защитила приближённые к Пустыне города от её нападения. — Да уж, он крутой, — закатил глаза парень, но не мог не улыбнуться. Сынмин вспомнил свой разговор с мастером Рю, который предположил, что за Ханом ещё пошлют. Королевской семье явно стало любопытно что это за спектр такой, способный дать другим шанс на свежий воздух и отогнать Пустыню на несколько сотен километров, пожертвовав своим всплеском. Тогда Джисон показал средний палец и сказал, что королевская семья может лицезреть его и дальше, но он из Марса никуда не поедет. «Ясно всё с тобой» — со вздохом ответил мастер Рю и больше не поднимал эту тему. Сынмин же попросил поговорить с Информатором и договориться с ним о маленькой услуге в виде сообщения, если из Солнца всё же приедут, чтобы они были готовы. «У меня не одна птичка в запасе» — усмехнулся Хан, но от разговора отнекиваться не стал. — Ну а ты? Что планируешь делать дальше? — спросил Хёнджин задумавшегося Йена, на что тот только пожал плечами. — Доставать вас в баре, — коротко ответил парень, а вышедшее солнце, что пустило свои блики в окно, столкнулось со сверкнувшей в его ухе серьгой. Йен ещё растёт, а когда будет в возрасте своего отца — станет непобедимым. Это пророчил не только Сынмин, но и все в округе, поэтому мужчина даже не удивится, если все банды, что когда-то желали Белому монстру смерти, однажды просто вспыхнут поджаристой корочкой. — Кстати, я сейчас от мастера Рю, и он просил передать это отцу, но дело в том… — Йен почесал затылок, нервно смеясь, а затем прокашлялся, чтобы продолжить: — Я взял дополнительные тренировки у близнецов и должен быть на базе через двадцать минут, так что… — Я передам, — со вздохом согласился Сынмин, и ему вручили компакт диска, который Ким не видел, должно быть, лет десять, как перестал копаться во всяком барахле, что приносили купцы в виде «подарков из прошлого». — Спасибо, старик! Пока, Хёнджин! — помахав, Йен по привычке выскочил из бара как можно быстрее, чтобы до его слуха не дошло обычное «захлопнись», но Сынмин не успел даже рта открыть, во всю смотря на картинку диска. — Дом на ножках? — Похоже на ту постройку… как же… до Вспышки их называли замками? — предположил Хван, но долго думать не стал, переключаясь на посетителя. «Ходячий замок» — промелькнуло в голове Кима, однако он не стал заморачиваться, откладывая диск до прихода Минхо, который взволнованно спросил его где сейчас находится Йен. — Не это ищешь? — помахав диском перед носом, меланхолично спросил Сынмин, и глаза Ли засверкали. — Да, его, спасибо. — Свиданка? — хитро улыбнулся Хёнджин, посмеиваясь с реакции бывшего коллеги. — До встречи, — отворачиваясь, бросил Минхо, выходя из бара также быстро, как в нём появился. — Что Белый монстр сделал с этим мужчиной? Почему он как розовое облачко? — Как кто? — приподнял бровь Сынмин, на что Хван отмахнулся. И Белый ли монстр что-то делал с Минхо, а не наоборот? Ким посмотрел на свои руки, вспоминая день, когда Джисон попросил его помочь с покраской волос. Пепельный сменился на чёрный, до сих пор привыкавшие к этому Белые быки были ошарашены новыми переменами, но, кажется, только в лучшую сторону. Они оба… делали что-то друг с другом такое, что казались двумя этими самыми розовыми облачками. В любом случае, ассоциации Хёнджина всегда были странными. — Ох!.. — прижимая стакан к груди, просиял этот самый Хёнджин, и Сынмин заметил в проёме двери Чанбина, что взмахом руки поприветствовал их. — Как там Манипулятор? — больше смеясь, чем действительно волнуясь, спросил Сынмин, мотнув головой Хёнджину — его смена закончилась. — Ему определённо нужна нянька, — вздохнул Со, дожидаясь, когда Хван захватит свой рюкзак — он стал часто забирать небесного на своей машине, и Ким предположил, что тот ехал самым долгим маршрутом, чтобы подольше посидеть в обществе этого яркого парня. — У него же есть Ликс. — Он не выпускает беднягу из своей комнаты, потому что: «так мне лучше спится, и вообще, я болен», нет, а кто работать будет?! — закатил глаза Чанбин, но его мрачное лицо тут же переменилось, как только Хёнджин выпорхнул из подсобки с широкой улыбкой на лице. — Ну что, идём? — Удачи на свиданке! — махнув рукой, крикнул напоследок Ким, со смешком ловя в ответ средний палец красного Чанбина. Возможно, он действительно женится на этом баре, потому что успел стать свидетелем образования множества пар. Прошлое есть прошлое, и его не изменить, но Ким вполне доволен своим настоящим. Конечно им предстоит столкнуться с ещё более интересными событиями. Доживая свой век, Сынмин хотел бы увидеть, как развеется Пустыня, как исчезнет точно также, но без кометы и жертв. Как появится не только голубое небо, но и зелёная трава, ростки которой уже проклюнулись в особенно тёплых местах. Как алый дождь сменится водой — такой же чистой, как в фильтрах, и как фермы наконец откроют без страха заразить чистые растения. Хочет увидеть луга, переполненные цветами, как на старых фото и посадить сочные пионы вокруг своего бара. А ещё хочет увидеть птиц, что так боялись городов, постоянно пролетая мимо. Однажды он сбросит все маски, в том числе и Рики Рэда, что послужил ему верным призрачным товарищем. Конечно же встретит компанию Пак Сурён и спросит Хана о Ким Ынсу, о которой он стал заботиться, пока девушка гадает — кто же пробивает ей путь в карьере, ведь ей никогда так не везло. Узнает, что Ан Ники женился, уйдя в отставку, а Ён наконец предложила Тао съехаться. Манипулятор потеряет актуальность этого прозвища и займётся каким-то бизнесом, темня на каждом углу, но не забывая о своих друзьях по оружию с Марса, с которыми Феликс будет поддерживать дружеские отношения, ибо крыша Белого монстра — отличное место для переговоров. Йен займёт главенство над Белыми быками, получив достаточно знаний и опыта от своего отца, но даже так, сидя в белом кресле, будет просить его совета под тёплую улыбку. Мастер Рю откажется сотрудничать с учёными из Солнца, но будет помогать заражённым в ближайших к Марсу городах, пока медная пыль окончательно не выветрится из их организмов, не без сотрудничества Минхо. Королевская семья… не откроет стены, нет, но заметно потеряет авторитет, когда жившие в столице люди узнают, что творилось у границ с Пустыней и потребуют помогать всем немногочисленным жителям этой планеты. Будут забастовки, митинги, голосование, но до этого ещё долго. Сурён признается, что после её командировки мать откажется идти на контакт, зато отец неожиданно похвалит за проделанную работу, и в дальнейшем Пак займёт хороший пост исполнителя, направив учёных завершить изучение воронки и откроет старые дела, чтобы восстановить справедливость. Тия найдёт в себе силы уйти из группировки, чтобы завести семью, а близнецы станут верными помощниками Йена. Информатор как и всегда будет верной правой рукой лидера Miroh и всё же однажды заберёт из бара не парня, который ему нравился, а мужчину, которому он сделает предложение. Белый монстр… О нём будут слагать легенды — с хитрой улыбкой пообещала Тия, возможно, уже приложив к этому руку. У Джисона и Минхо будут свои препятствия и их преодоления, их долгая разлука скажется не так, как они боялись, но самому Хану придётся ещё привыкнуть к человеку рядом с ним. К его теплу и заботе, к его любви. К их любви. Сынмин удивится, однажды подловив их за страстными поцелуями, стоящий за спиной Йен только закатит глаза, ведь отец счастлив, но можно же поворчать? Всё изменится — без изменений никуда, но всё это будет… правильно — потом. «Бан Чан определённо был как-то связан с королевской семьёй» — думал Сынмин, пока протирал барную стойку, совершенно не замечая, как с самого краешка кто-то тихо, аккуратно подсел, — «У него точно есть какие-то подпольные дела, которые он будет предлагать Джисону… нужно будет с ним потолковать…» — Извините, — раздался тихий, но приятный голос, вырывая Сынмина из мыслей. Он поднял голову, на мгновение замирая, вцепившись в тряпку так, словно она могла привести его в чувства. — Я здесь впервые, но слышала, что тут наливают не только алкоголь, — улыбнулась незнакомая ему девушка, поправляя выбившуюся чёлку за ухо. В свете солнца её длинные волосы отливали медью, но не той, что несла хаос во всём мире и пугала в кошмарах — медь была тёплой, как и её улыбка, как и блеск в красивых глазах. — Конечно, — отозвался Ким, подходя ближе, стараясь не смущать девушку своим прямым взглядом, — Желаете что-то конкретное? — Красный чай, — с готовностью отозвалась она, продолжая жаться так, словно лёгкий шум находившихся и прямой разговор с барменом её смущали, — Каркаде, знаете такой? Жениться на барной стойке? Что ж, ехидница-судьба подкинула ему задачку. Мирное, голубое небо над головой, блестящие звёзды и зелёные росточки с птицами, что прилетят к сидящим на них жучкам — всё это действительно будет. Обязательно. Как и прекрасный блеск в её глазах напротив — вот что понял тогда Сынмин, впервые улыбаясь посетителю «Star» открыто и искренне: — Конечно знаю, одну минуту! И ему определённо нравится начало новой истории.