Снова

Она знала, что психологи не для неё. Курс психотерапии - хорошо, таблетки - замечательно, сеансы, где всё за пару часов раскладывают по своим местам - превосходно, но не для неё показывать своих тараканов, упорно и нехотя доставая из головы каждого на протяжении неизвестно какого количества времени, незнакомому человеку, наблюдая за тем, как он открывает противопаразитное средство в виде своих осознанных заключений, забираясь и забирая в дебри прошлого. Ей сказали, она выбирает мужчин, с которыми ей ничего не светит, потому что боится создавать семью из-за травмирующего опыта. Травмирующего опыта, блять. Её бы воля, она бы сейчас планировала беременность, заранее зная, что не отдаст сына в хоккей, а дочь на фигурное катание. Вот уже две недели она в другой стране, а он две недели живёт без снов. Такая неравноценная смена картинки. Каждое её утро начинается с белых простыней, тяжёлого хрустящего одеяла, спасающего от низкой температуры на включенном, как правило, в душный вечер кондиционере, и потрясающего вида из окна, прячущегося не по своей воле за блэкаут шторами. Это отельная романтика, хочешь того или нет. У него из романтики только дом, семейные ужины не при свечах и поцелуи хоккеистов с девушками, которые встречают их с выездных игр. - Виктория Михайловна, скажу честно и быстро, мы не справляемся без вас, - говорит Калинин, у которого просто нет времени на красноречивые фразы и долгие объяснения, - Может быть, вы передумаете и вернётесь? А ей бы только повод. Она убирает телефон под подушку, смотрит на лежащего на другой половине кровати мужчину, ночующего рядом четвёртую ночь подряд, и понимает, что терять ей пока нечего. За две недели не произошло ничего, что удержало бы её тут, но там произошло для этого слишком многое. На кону ничего нет, ни тут, ни там, и это, наверно, больнее всего. Две недели без работы сводят её с ума так же сильно, как его две недели беспрерывной работы, хотя, казалось бы, не привыкать. Пустота заполняет обоих, и отсутствие друг друга это или что-то другое - никому нет дела. С того утра у них нет азарта, нет влюблённости, нет интереса. Хотя казалось бы. На высоте десять тысяч метров она чувствует вполне объяснимую тревогу, именно сейчас осознавая, что ей не нужно было улетать. Турбулентность. После внутренней бояться внешней бессмысленно. Заложенные уши пробивает музыка из наушников, и она, как обычно, не верит, что может быть так красиво. Стоит взлететь на каких-то несколько тысяч метров над землёй, чтобы она стала такой. Посадка. Всегда бы садиться так мягко и с аплодисментами. По канонам турецких сериалов у Макеева должно было сейчас кольнуть в сердце, но им до всего этого вряд ли когда-нибудь придётся дожить. - Добрый день, Виктория Михайловна, - доносится из трубки голос Калинина, у которого, видимо, кольнуло, только она вышла из аэропорта и подошла к такси, - Вы что-нибудь решили? - Добрый, Олег Иванович, - отвечает Вика, - Дайте мне день, я позвоню завтра. Она не уточняет, что уже в городе. Чемодана с собой нет, значит, всё ещё можно вернуть назад. Только бы при необходимости прокрутить столько, сколько нужно, чтобы вернуться в нужное «назад». Заселившись в гостиницу, она первым делом достаёт из сумки телефон, находя нужный контакт и зависая над номером на несколько минут, пытается дышать «квадратом», не понимая, как и кому это помогало успокоиться, и всё-таки нажимает на кнопку вызова, осознавая, что подобные моменты - пустая трата времени. Ты либо хочешь, чтобы на другом конце провода раздался звонок и высветилось твоё имя, либо нет. Никто не узнает, что ты хотел сделать, есть только то, что ты сделал. - Алло, - твёрдо, без эмоций, и это невольно рушит откуда-то взявшиеся ожидания. - Привет, - говорит она, выдавая себя гораздо больше, уступая в стойкости, - Я в городе, в гостинице, можем увидеться? Набор каких-то только что придуманных в сумбуре мыслей фраз, слишком громко кричащих о том, что они любовники, даже если правды в этом мало, заставляют их почувствовать некоторую неловкость. - Может, в другом месте? - Макеев пытается повернуть ситуацию в другое русло, слыша сразу же после этого её невесёлый смех. - В ресторане в центре города? - спрашивает она и хочет вернуться в свой уже полюбившийся номер с блэкаут шторами, чтобы спрятаться от этого сюра. - Да, ты права, - закатив глаза, отвечает он, - Какой у тебя номер? Я приеду через час. И он действительно приедет. Чтобы снова получить на утро записку со словами «спасибо, что позволил себе то, что не мог позволить». Он до сих пор не простил себя, поэтому ему не страшно снова пойти на это. Одной ошибкой больше. Он не помнит, когда и к кому последний раз срывался по первому звонку, откладывая все свои планы. Может, к будущей жене. Может, к сыну, который упал на тренировке. Нет, он не помнит, и к чёрту. - Привет, - Макеев входит в небольшой номер, в котором всё по скромной классике: кровать, стол и два кресла. И наверняка есть чайные пакетики. А ещё она. Что для скромных гостиниц, конечно, нетипично. Она пропускает его внутрь, не решаясь что-либо говорить или просто не находя слов для нужного приветствия. А он слегка обнимает её, потому что то, что он пришёл сюда, к ней, уже всё говорит за себя. Как и то, что она позвонила ему, хоть и не уточняя причину. Они сейчас тут, вместе. И им нечего скрывать. Даже того, что они хотят быть здесь вместе. Быть предельно честными тоже не имеет место быть. Как ни парадоксально, но это слишком нечестно по отношению друг к другу. Потому что, если честно, они не вместе только из-за него и его давно не убедительных убеждений. А она даже не знает, интересно ли ей было бы быть с ним вместе, или это всё действительно только ради подобных встреч и своеобразного мазахизма. - Кофе нет, - констатирует Каштанова, никого не удивляя, - Будем пить чай. - С удовольствием, - без мыслей о чём-нибудь покрепче и какого-либо права выбора соглашается он. Она наливает чай, садится напротив, и они вместе ловят определённые флешбеки совместных чаепитий, даже тех, в которых не было чая. - Почему ты не остановилась дома? - спрашивает Макеев, не сомневаясь, что та квартира всё ещё принадлежит ей. Он напоминает им о тех нескольких днях, которые никто не забывал, но которые каждый поместил на свою дальнюю полку, чтобы те запылились и стали незаметными, ненужными. Тогда они разрушили личный самообман и не оставили себе никакого шанса на изъезженное «ничего не было», хотя это уже никого и не волнует. - Не хотелось туда, - говорит Вика, не собирающаяся в свою квартиру до принятия окончательного решения, - Или я просто очень привыкла к гостиницам. Хоть и привыкла она к уровню выше этой гостиницы. Из бизнес-класса сюда - так ей хотелось его увидеть. - Не нужно нам было проводить те дни вместе, всё было бы проще сейчас. - Жалеешь? - банально. - Нет, просто всё понимаю, - отвечает она и поднимает с блюдца чашку, - Странно, что ты не жалеешь. Она не задумывалась до этого, почему он всё ещё здесь, почему приехал, почему не считает никого виноватым. Ей не хочется подкалывать его, напоминать о семье (по большей части, это было всегда его обязанностью), она просто не выбирает выражения. А он не придаёт этому большого значения. - Ты надолго? - спрашивает Макеев, не решаясь предположить, что она вернулась. - Не знаю, - ей бы себе ответить, - Есть кое-какие дела здесь. - Понятно, - отвечает, одновременно с ней делая глоток чая. Они помнят такой же номер в другом дне и другой гостинице. Возможно, он был отправной точкой, первым пропущенным буллитом. До этого они давали слабину, но не сдавали позиции, а тогда сдали и впоследствии сдались. - Кстати, поздравляю с выходом в плей-офф, - говорит Вика, поднимая чашку, как бокал шампанского после тоста. - Спасибо, - принимает тренер, - Последние две недели выдались продуктивными. - Завидую, - признаётся Каштанова, - У меня был двухнедельный отпуск. - А нам бы не помешали ваши услуги, Виктория Михайловна, - с иронией и некоторой обидой за время руководства Николая говорит Макеев, - Наш новый спортивный директор на третий день работы получил другое предложение и ещё через три уехал. И вот уже больше недели руководство ведёт помощник Калинина. - Как же вы справляетесь, Сергей Петрович? - Вика подхватывает его тон, хоть и понимает, что Николай с его мамой - то ещё наказание. - Я скучал, - выдаёт он, не давая им право на лёгкую, непринуждённую беседу. - Я тоже, - отвечает она, зажигая в глазах знакомое, но такое редкое для него тепло. Так спокойно, что не верится. Не верится, что неправильность всё ещё не разъедает изнутри. Не верится, что они позволяют это друг другу и себе. Можно списать это на сбитый механизм, но у них было полно времени вызвать мастера, так что, возможно, его просто заменили. Возможно, это его нормальная работа и к прежней уже не вернуться. Возможно, кому-то очень хотелось встроить новые механизмы в старые приборы. И им остаётся только дать сбой или научится функционировать с тем, что есть. - Слишком хорошо, - он озвучивает вслух свои мысли, не желая оставлять их для рефлексии. - А мне тревожно, - отвечает она, выбирая из несовместимых «тревожно» и «хорошо» то, что овладевает ей больше. - Что-то случилось? - уточняет Макеев, считая должным тоже почувствовать тревогу. - Мне предложили вернуться в «Медведи», - признаётся Каштанова, хотя удивительно, что он не сложил к этому моменту пазлы, разложенные перед ним картинками вверх. - И что ты решила? - Пока ничего, - тише обычного произносит она и даёт понять, что её решение - этот вечер, - Получила звонок от Калинина и практически сорвалась сюда, не понимая, зачем. Я всегда знала, чего хочу, а сейчас даже не понимаю, где хочу жить. Как будто вернулась в свои двадцать лет. Она сменяет на несколько секунд появившуюся улыбку на задумчивость, как будто вспоминая, что было в её двадцать лет, что она всё же не всегда знала, чего хочет. Или что было бы, если бы им было по двадцать лет. Что они бы сделали, если бы могли позволить себе гораздо больше, чем этот номер и две чашки с остывшим чаем. Он сам запутался и не может ответить ей на это. Он не может просить её уехать или остаться. Её отъезд забрал с собой часть него самого, но её возвращение может забрать гораздо больше. Во время прощания люди позволяют себе слишком многое, не задумываясь о том, что ветер может поменять направление и всё вернуть. И вот, он поменял, и они снова пьют чай, который неизвестно к чему приведёт их. Как минимум после постели. - Как тренер могу сказать, что клубу бы не помешало обзавестись спортивным директором в лице Каштановой Виктории Михайловны, - говорит он, разбавляя появившийся от тишины звон. - Знаю, - без каких-либо сомнений в своих профессиональных данных отвечает Вика и как будто отражает на лице свою маленькую рабочую победу. У Макеева звонит телефон, и он мгновенно сбрасывает вызов, что случается довольно редко. Впрочем, не реже, чем подобные вечера. - Василий Геннадьевич, - непоятно зачем уточняет, как будто важно, что не жена, - Потом перезвоню. - Ты уйдёшь сегодня? - Вика говорит это, переформулировав «Ты вернёшься сегодня домой?» и всё равно загнав его в тупик. И нет в этом никакого скрытого упрёка. Им это больше не нужно. Он уходит от ответа и ответственности, берёт в руки её лицо и приближается к нему через этот мешающий стол, оставляя на губах короткий, разорванный ею, поцелуй. - Может, не будем всё портить? - с явным флиртом говорит Каштанова и в то же мгновение сама целует его, заставляя вслед за собой встать с кресла, - Мы так мило сидим, как старые друзья. - Думаешь, ещё не поздно? - выдыхает он, обрывая поцелуй и начиная новый - им неинтересно без игр. - Поздно менять, а попробовать не портить - нет, - безуспешно пытаясь вернуться к серьёзному тону, произносит она, а в глазах всё ярче отражается пламя. - Значит, остаёшься? - не замечая частицу «не» у слова «портить». - А ты готов снова перейти со мной на «вы»? - она смеётся прямо ему в лицо и целует в уголок губ, то ли промахиваясь, то ли снижая градус, и крепко обнимает его. С берега видно, как два человека со спичками в руках стоят посередине горящего моста. Он разваливается вокруг, давая им шанс самим выбрать свою участь: сгореть или утонуть, вместе или по-отдельности. Два человека, которые не смогли сказать «люблю», не решились попросить остаться, не выдержали напора обстоятельств. Два человека, разрушавших себя, друг друга и окружающих. Снова.

Что теперь между нами? Я не сдам, я не сгину Не прошу тебя сдаться, Помогу тебе сдаться, Погибнешь

- Почему так хорошо? - спрашиваешь ты у знакомой женщины, находясь в помещении, которое так долго искал по однотипным коридорам. - Вас так наказали, - отвечает она, пожимая плечами. - В каком смысле? - уточнчешь ты, не желая искать в этом смысл без помощи. - Чем лучше сейчас, тем хуже потом, - поясняет женщина с каштановыми волосами. Ты хочешь пить, но все стаканы пустые. - Вы можете налить мне воды? - просишь ты. - Конечно, я сейчас вернусь, - как всегда не задумываясь отвечает она и уходит. Её долго нет, а ты всё сидишь и ждёшь. Потому что она обещала вернуться. Снова.