Как выжить в прижизненной могиле

Нас потащили по длинным нескончаемым штрекам и бесконечным лестницам всё вниз и вниз, пока не грубо не швырнули на камни самого нижнего, пятьдесят седьмого уровня. Здесь было жарко настолько, что все мы, почти голые, сразу покрылись обильным потом. Первое, что я сумел разглядеть в темноте были семь кадок с прикрученными к рукоятям цепями: сосуды для поднятия вырубленного мрамора. То, что нам предстояло рубить именно мрамор: самый твёрдый из существующих минералов, я понял сразу же. Все стены обширной пещеры были словно сложены из белоснежно-голубых мраморных плит. Мрамор был даже под ногами. Чудное переплетение коричневых, золотистых, голубоватых жилок делало пещеру сказочно красивой, даже прекрасной, а почти круглое озеро в центре, от которого исходил пар, давало ощущение нереальности происходящего. Мы были замурованы в самой прекраснейшей мраморной купели со времён зари мира, только вот выход из неё был только в могилу. Надсмотрщики ушли, оставив нас предаваться печальным размышлениям о собственной участи, и, что самое главное, оставив нам вдоволь еды. Видимо, считалось, что пленники на пятьдесят седьмом уровне долго не протянут. Ила, по его собственным рассказам, добывал оранжевые кристаллы на пятьдесят шестом. Там рабов почему-то кормить вообще забывали, а многие и не ели совсем. Это были пристрастившиеся к дурманным кристаллам. Отойдя от первого потрясения, мы первым делом, все бросились к озеру, невзирая на вопли пытавшегося нас остановить Кахуранги. - Стойте, - взывал он к нашему благоразумию, - Это озеро порождено подземным огнём. Временами вода в нём превращается в смертельную жижу, к которой ни за что не подойдут даже дикие звери. Но его никто не слушал. Плавали и резвились мы долго, смывая многолетнюю застарелую грязь. Вдруг Ила заметил на другом конце озера подъёмный механизм. Такие механизмы включались через определённое время, за которое раб должен был привязать к бревну цепь от своей кадушки, и если когда механизм выключался, кадушка не уплывала вверх полной, то рабу не давали дневной пай. У нас, как вскоре выяснилось, это устройство включалось шесть раз в день. За время тишины мы должны были наполнить наши бадьи кусками мрамора определённого размера и рисунка, иначе бадьи спускались к нам пустыми. - Интересно, - сказал через два дня Ульр, - если забраться в неё, что будет? - Наверху тебя встретит злобный дядя надсмотрщик с кинжалом и в кольчужной рубахе. Хочешь проверить? – ехидно осведомился Любомир. Ульр как-то сразу сник и с остервенением стал рубить неподатливый мрамор. Прошло несколько дней. Кахуранги стал чаще уходить от остальных вглубь обширного подземелья, где в одиночку вырубал самые большие куски мрамора. Однажды Ила подозвал нас к Кахуранги, сидевшему на корточках у мраморной стены и глядевшего пустыми глазами в никуда. - Вот, - махнул он рукой на россыпь ярко-оранжевых кристаллов. – Это он ест уже несколько дней. Как я раньше не понял? Я уже столько лет вынужден был собирать эту отраву. Что будем с ним делать? Убить жалко, но что-то делать же надо? Хладнокровие Илы поразило нас. В итоге мы просто бросили Кахуранги в воду, отчего он пришёл в себя, заполошно забился и, выбравшись на берег, выпученными глазами уставился на нас. - Ого! – воскликнул Ила, - эта водичка не только тёпленькая, но ещё и дурман уничтожает. Надо бы все эти кристаллы в ней растворить и дело с концом. - Воду заразишь, - возразил ему Мал-Дун. Этой ночью мы с Мал-Дуном не могли уснуть. Обоих нас тревожило состояние Ульра. Он не ел, не пил, не разговаривал с нами. Под утро я всё же задремал и вскочил при вопле Любомира. В темноте с трудом я различил тело Ульра, из-под которого ещё вытекала густая чёрно-красная струя. В руке сагирр держал зазубренный осколок мрамора. Рука была поднесена к виску. Мы сразу всё поняли. Больше уснуть в эту ночь никому не удалось. Ульра похоронили попросту скинув тело в горячие подземные воды. Дождавшись, когда он скроется под водой и успокоятся круги, я взглянул на Мал-Дуна. - Давай сплаваем до того берега? Всё равно сегодня уже не уснуть. - А ты не боишься мести подземных духов озера? Озеро было достаточно большим. Мы вошли в воду и поплыли. Одежды давно никто из нас не носил. Здесь это было ни к чему. Так что скидывать одежду не пришлось. Примерно на середине Мал-Дун сказал, что поплывёт к берегу. Больше не может. Слишком вымотала его моя любовь. Я кивнул и продолжил плыть. Предупреждающий крик Кахуранги я услышал, но до берега было ещё далеко. А в следующий миг мир взорвался болью, да такой, какой я ещё никогда не испытывал. Я успел подумать о том, успел ли Мал-Дун выбраться на берег. Безучастно глядел я на свои руки в ставшей ярко-голубой воде, на то, как с них пластами слезает кожа. И единственная мысль билась у меня в голове. «Больше никогда не любить мне моего милого!» Боли я уже не чувствовал, разум отсёк нечеловеческие страдания, и я словно во сне плыл и плыл к берегу, оставляя за собой кровавую дорогу. Я слышал, как вопит на берегу Мал-Дун, видел, как он бьётся в руках, пытавшихся его удержать Кахуранги и Илы с Любомиром, при чём истощённый Ила вцепился в него так, что на теле Мал-Дуна уже проступили багровые следы от пальцев. Как я добрался до берега не помню, просто вдруг я очутился на руках Кахуранги. Пока Ила и Любомир удерживали Мал-Дуна, тот, кажется, сошёл с ума от горя и потрясения, Кахуранги обкалывал оранжевые кристаллы со стен. - Ешь! – приказал он. Разума у меня хватило возмутиться. Но не тут-то было. - Жри, а не то рыбам скормлю! Мы оба знали, что никаких рыб тут не водится и в помине. Вдруг Ила закричал. Гортанный долгий крик разнёсся по пещере. И ему ответили. Через несколько минут вокруг нас стояло десятка два мужчин и женщин племени пещерных рейк. Без лишних слов, кто-то из них подхватил меня на руки и куда-то понёс. А куда я уже не видел, потому что кристаллы начали действовать, и я погрузился сперва в блаженное забытьё, а потом и в беспамятство. В себя я пришёл в огромной пещере, потолок которой терялся в вышине. Рядом со мной я сразу же услышал тихий плач. Это плакал Мал-Дун. - Мы думали, что ты уже не очнёшься! – сказал он, едва увидев, что я открыл глаза и крепко обнял меня. Только тут я заметил, что моё тело вымазано какой-то едко пахнущей грязью. - Долго я спал? – спросил я и поразился собственному голосу. Говорил я теперь необычайно высоким голосом. Услышав это, Мал-Дун вздрогнул и вновь залился слезами: - Я… это я виноват! – заламывал он руки, - прости меня, Молдвин! Я улыбнулся. - Ничего тут не поделаешь. Если мне суждено было стать таким… Я опустил взгляд и посмотрел на свои ноги. То что должно быть было на месте только воспалённое и ярко-алое. Ну, что ж, буду учиться петь. Я всегда хотел научиться хоть чему-нибудь. Вот и представился случай. А Мал-Дун меня научит. Он же посвящённый то ли друид, то ли филид, а филидам по должности положено. Да и бардам тоже. Об этом я и сказал Мал-Дуну. Тот улыбнулся сквозь слёзы. - Ладно, научу, галчонок! - Почему галчонок? – возмутился я. - А потому, - спокойно улыбаясь, ответил он, - что ты такой же маленький, взъерошенный и беззащитный. Тут только я заметил, что у Мал-Дуна перевязана рука выше локтя. - Что случилось? – спросил я. - А ты ничего не помнишь? – опуская взгляд, спросил он. Я помнил мало. Помнил, что меня кормили каким-то очень жёстким мясом, привкус был необычным, словно… А ещё помню слова Илы о каком-то их ритуале. Вспомнив всё, что когда-либо слышал о ритуалах его народа, я содрогнулся.И всё понял. В ужасе я вскинул глаза на Мал-Дуна. А тот улыбнулся. - Да, - просто сказал он. - Без этого ритуала тебя невозможно было привести в чувство. Ты бредил, а когда закончилось действие тех кристаллов, что тебе скормил Кахуранги, ты так кричал, требовал, ох, сколько ты всего требовал. Двое рейк отнесли тебя на берег того озера в пещере. Ты его как увидел, так и пришёл в себя и тут же потерял сознание от ужаса. Что же тебе пришлось вытерпеть, если ты даже при виде озера теряешь сознание. Три дня тебя невозможно было привести в чувства, тогда Ила и предложил этот ритуал. Во время ритуала ты пришёл в себя и всё время смотрел мне в глаза, пока мы тебя кормили. - Но ты, как же ты. Это же! – начал я, не в состоянии договаривать. - Если бы понадобилось, я бы вырвал для тебя своё сердце. Давай поищем наших гостеприимных хозяев. - Наших гостеприимных друзей, - сразу же исправился он. Гостеприимные друзья нашлись сами. Они вошли к нам в… комнату, покои, не знаю, как и назвать ту пещеру, где я лежал вместе с остальными, то есть с Кахуранги, чьи руки были забинтованы, Илой и Любомиром. Выяснилось, что держа меня на руках, стекающая с меня невода пожгла руки Кахуранги. - Шрамы останутся, - заметил Любомир. - Для вождя островных маотори как раз подходящее украшение! – дружелюбно улыбаясь, ответил будущий вождь маотори. Через месяц я смог вставать, и всё это время, пока мы гостили у пещерных рейк, несколько рейк, сменяясь, долбили мрамор в соседней пещере. А нам исправно поставляли еду. Приносила её женщина: младшая сестра вождя племени. Она и рассказала, что её сестра не желает видеть гостей. До сих пор не может простить людям, что из-за них погиб её отец. Её пытались переубедить, но она не в какую. Приказала, как только гости поправятся и окрепнут, вышвырнуть их вон. А помогли рейк только потому, что услышали священный для их народа призыв о помощи. Такой призыв нельзя игнорировать. Через три месяца я смог выходить в длинные запутанные подземные галереи и коридоры, а ещё через пару дней нас выставили вон. И снова очутились в «нашей» пещере. И вновь потекли наши безрадостные дни. Когда однажды… Как-то утром мы проснулись от вопля Илы. - Подземный огонь! Мал-Дун сообразил быстрее. Помимо прочего снаряжения и инструмента нам оставили стальные когти на руки и ноги. И Мал-Дун раньше всех сообразил, что нужно делать. Нацепив когти, он полез по отвесной стене вверх, мы бросились за ним, и вовремя. Мраморные глыбы рушались в озеро, и гибельная невода взлетала из него фонтанами. А над головой синело небо, Горы таясли на глазах. Когда мы выбрались под палящее солнце, вокруг уде растилалось озеро, наполненное талыми водами вечных снежников и ледников. Мал-Дун подхватил меня. Из-за малого роста, я мог захлебнуться под создаваемыми рушащимися горами волнами. И мы поплыли. Плыли долго. Выбравшись на берег, все одновременно рассмеялись. - Вот мы и выбрались! – сказал Кахуранги. - Куда теперь? - Я на родину, - ответил Ила. Наши пути разошлись у берега моря. Корабли Кахуранги и Илы отходили через день, а мы с Мал-Дуном оставались ждать судна, которое отвезёт нас на его родину. Вернуться в родные края я не мог. Моя деревня была полностью уничтожена, и что мне было делать в Валлии? Я ничего не умел, не знал. Ни пахать, ни сеять, ни мастерить я не мог. А Мал-Дун обещал взять меня в ученики и обучить знаниям друидов, научить петь и слагать песни. И вот я отправлялся с ним.