Хван Хёнджин:
Хён! Ты всё-таки успел!
Да, покажи визитку на входе, которую я дал. Иди к сцене, тебя проводят, я буду там ровно к началу.
К удивлению Чана, несмотря на район, заведение заслуживает внимания. Охрана действительно пропускает его, хостес проводит к столику у сцены. Интерьер приятный, соответствует названию – освещение и декор в серебристо-красных тонах, но не пошло. Наличие сцены с пилоном говорит Чану о специфике клуба. Очень странный выбор для деловой встречи с новым знакомым… Ещё Бан замечает, что вечер явно не тотал блэк, потому что судя по гостям – дресс-кода, как такового в принципе нет, а о сути мероприятия он вообще не знает. Несмотря на вечер воскресенья – народу не протолкнуться. При этом его не покидает чувство дежа вю. Чан садится за столик, заказывает безалкогольный коктейль, ждёт. Хвана нет. Его это тоже настораживает – Хёнджин очень дотошный и пунктуальный, приходит всегда вовремя или раньше. 21:58 гаснет основное освещение и затихает музыка. Остается только освещение сцены. 21:59 гаснет освещение сцены. Ни ведущих, никаких объявлений от сотрудников клуба о дальнейших планах вечера, но при этом – никакого ропота и удивления среди гостей. Как будто все знают, что дальше, как будто все свои и ждут чего-то конкретного. 22:00 начинается музыка. Хвана нет. На сцене загорается софит, и в контровом свете сквозь полупрозрачную ткань декоративного занавеса проявляется фигура, облокотившаяся на пилон. Ткань падает. Мелодия лёгкая, песня довольно известная, и когда артист начинает танцевать, на удивление Чана – не ожидаемый им стриптиз – он понимает, что это …Хёнджин. Действительно – ровно к началу. Бан удивлён и не совсем понимает, что чувствует. Если откровенно – он боится увидеть, что Джинни будет раздеваться. Но нет – песня с подтекстом, движения Хвана очень сексуальны, танец полон намёков и взгляды игривы, но с Хёнджина – ни блёсточки не слетело. Даже костюм не очень откровенный: белая рубашка оверсайз спереди заправлена в узкие черные кожаные брюки. Хван танцует от сердца – Чан это видит, ему нравится смотреть на хореографию и, конечно же, на самого исполнителя. Хван заигрывает с публикой, но в сторону продюсера – ни одного взгляда. Далее – небольшой перерыв, живое кавер-выступление какой-то юной певицы – Чан оценивает с профессиональной точки зрения, что вполне себе неплохо и в заданной атмосфере вечера. Он думает, что сейчас к нему придт Хёнджин, но Хёнджин снова выходит на сцену и снова танцует. На этот раз танец более динамичный и с более «тёмной» вампирской историей. Хёнджин – весь в чёрном наглухо – танцует не кавер-версию, а своё восприятие, и он здесь явно про смыслы – рассказывает историю в своих движениях. Если в первом номере – лёгкость и игра, то здесь движения, хотя и откровенно сексуальные, но ломаные, словно падение в самую тьму, потеря ориентации в пространстве. Хёнджин по-прежнему не смотрит в его сторону. Бан Чан читает его выступление словно книгу-автобиографию танцора. На перерыве – та же певица с драматичной балладой – всё подобрано очень в тему общего концепта, продумано. Далее освещение окрашивает сцену красным, начинается музыка, снова выходит Хван – к пилону, Чану с ракурса не совсем видны манипуляции танцора с руками. Кажется… да, точно – они связаны красной верёвкой в стиле бондажа, от которой танцор освобождается за несколько движений. Сейчас на нём – белый костюм с замысловатым пиджаком, охватывающий широкими завязками тело. Первые аккорды музыки, и – Чан просто в шоке – он слышит… свою старую песню в собственном исполнении. Всё встаёт на свои места – смутно знакомый адрес клуба, название, он даже знает владелицу! Он продал ей запись, потому что Инни не захотел тогда петь «эту пошлость», а Хваса, случайно услышав на студии аранжировку – буквально вцепилась в неё и гарантировала, что будет её использовать исключительно в своём клубе, и никуда дальше не продаст. На том тогда и порешили. Чан не очень рассчитывал на честность, но, как оказалось, девушка слово сдержала. Кто бы мог подумать, что когда-то увидит ещё и танец под неё, да ещё в исполнении Хёнджина, да ещё в концепте, который он сам для этого трека видел: цепи, ошейники, красные огни как сигнал опасности собственной страсти, и невозможность дышать, но признание собственной тёмной части как обретение свободы… И Хван танцует именно это, как финальный аккорд – прислоняется спиной к пилону, запрокидывая голову, и с руки танцора, сжимающего собственное горло, падают последние цепи. Поклон. Аплодисменты. Занавес. Чан в восторге. Его просто переполняют эмоции. От увиденного выступления, от того, что вложил туда Хёнджин, от того, что позвал посмотреть (здесь есть вопросы), и от танца под собственный давно забытый трек (его бы перезаписать, потому что Чан слышит огрехи записи, аранжировки, да и голос, боже…). Его накрывает такой волной любви, что это кажется просто невозможным. Он хочет пойти к гримёрным, встретить Хёнджина, но его останавливает цепкая рука с длиннющими острыми красными когтями. – Хэй! Куда полетел, красавчик? – Чан, оборачиваясь, видит перед собой статную высокую девушку с дерзким взглядом и в дерзком наряде – корсет с пышными рукавами, мини-шорты и колготки в крупную сетку, высокие каблуки, красная помада. Удивительно, но на ней выглядит совсем не вульгарно. – Хваса, здравствуйте! Вы, наверное, не помните меня... – Обижаешь, Чани, тебя не забыть. И когда это ты стал выкать? Выглядишь потрясно! Ты всё ещё по мальчикам? – Хваса смотрит оценивающе, на что Чан с очаровательной улыбкой разводит руками – мол, что поделать, владелица заведения уводит его к барной стойке, цокая и вздыхая с игривым сожалением, – Извини, но в гримёрку не пущу. Понимаю, что парень хорош, но это пространство артистов, я не разрешаю никому. У меня с этим строго. Кстати, от кого ты пришёл? – Я понял, хорошо. Я подожду. – Бан немного расстроен, что к Хёнджину не пройти, но рад, что его так берегут. – Я рад тебя видеть! Процветаешь, смотрю – и сама, и клуб. В смысле – от кого? Мне визитку дали. – Ну, визитку ты мог получить только от того, кто здесь бывает, а на сегодняшнее выступление только от сотрудника. – Оу, вот как. Мне Хёнджин дал, вот. – Хёнджин??? Тот небожитель со сцены? Ты про этого Хёнджина? Минги...– С этими словами Хваса кивает бармену, давая знак пальцами, чтоб тот приготовил что-то Чану "за счёт заведения". – Ну, да, про него, который танцевал. Ты реально используешь запись только здесь? Без алкоголя, пожалуйста, я за рулём, что-то освежающее и бодрящее на ваш выбор. – Вот это да. Кажется, он впервые за несколько лет кого-то позвал! А с записью – ну, как обещала! У тебя нет ещё чего-то такого? Я как увидела тебя, подумала – ничего себе удача! Автор любимого трека на живом выступлении под него. Да ещё хёнджиновском. Это ж как звёзды сошлись. – Какие звёзды, кто автор, какие треки, вы что знакомы?? – воркующий удивлённый голос Хвана возникает будто из ниоткуда сзади. – Привет, хён! Как тебе выступление? Минги, можно мне как обычно, передашь на кухню? Чан почти пропадает от голоса, нет бабочек в животе, но сердце пропускает удары. Нет подкашивающихся ног, но есть желание схватить в охапку и целовать каждый сантиметр вот этого человека с глазами-безднами. Он уже явно после душа – выдают влажные волосы и свежий запах, переоделся в простой чёрный пиджак с красным подкладом, черные кожаные брюки и белую майку, подчеркивающую рельеф мышц... Чан и Хваса заливаются смехом от количества одновременных вопросов, Джинни, как натура любопытная, творческая и эмоциональная смотрит слегка непонимающе, старые знакомые продолжают смеяться, на что реагирует бармен: – Джинни, ты бы определился с приоритетностью вопросов что ли, дорогой. Как обычно – это безалкогольная Пина колада, гёдза и моти? Ты какой-то неправильный разоритель бара, наш мучной мальчик. Держите, трезвенники. Апельсиново-ананасовый смузи с гренадином и мятой, освежает и бодрит; и "как обычно" для бриллианта "Красной Луны". Хвасочка, я могу их порции алкоголя в себя залить, а? Чё добру пропадать? Трезвый бармен – горе в семье. – Обойдёшься, переживу как-то это горе. Джинни, с чего начать? – С того что вы знакомы, и о каких авторах речь, нуна? – А, ну, Red lights, который тебя так зацепил – это песня Чана. Я купила её для клуба несколько лет назад. Поэтому я так удивилась, что исполнитель и автор присутствует на выступлении под собственное произведение. Я не думала, что вы знакомы. Мы не виделись несколько лет. – Чанаааа, это твой трек? ОООу... а что ты про исполнителя говорила, он тоже здесь, серьёзно??? Хёнджин в шоке, он смотрит на Чана совершенно по-новому. Это то, чего он абсолютно не ожидал. Он в диком волнении – от встречи с Чаном, от переполняющего желания оказаться наедине, от выступления и от такого поворота – танцевать под песню перед её автором – это особое чувство: то ли он передал в своём танце, верно ли понял смысл? Неужели ещё и исполнитель тут, это как? – Кхм... я тоже здесь, да, Джинни. Похоже, сегодня для всех вечер сюрпризов. – Чан смущённо улыбается, многозначительно смотря на танцора. У Хёнджина округляются глаза. Он удивлённо прикрывает рот рукой в изумлении. – Мне очень понравилось выступление – всё целиком. Так продуманно и проникновенно. Меня очень затронуло. Даже пара идей появилась. – А как тебе часть под твой трек? Я не перегнул, хён? Офигеть!!! – Охуенно. – Чан обычно не использует такие выражения, это значит только, что он в крайней степени эмоций. – Я видел это примерно в таком концепте, но от песни отказались, я отдал её Хвасе, чтоб просто в столе не валялась. И я даже не представлял, что это можно воплотить так. Я вообще о ней забыл. Если честно, я подумал, что её хорошо бы перезаписать – аранжировка устарела и запись не очень. – Чани, напиши что-то ещё такое, или поищи у себя в закромах, я куплю для клуба, эксклюзив даже оформлю, без проблем, слышишь? – Тут к Хвасе подходит одна из официанток и что-то шепчет на ухо. Лицо хозяйки приобретает тревожное выражение. – Ладно, мальчики, было круто поболтать, но рабочие дела не ждут. Чани, не пропадай, ладно? Минги, дай ему визитки и мой личный номер. Бриллиантовый мой, жду твой график, Джинни. Владелица уходит, посылая воздушный поцелуй, оставляя танцора и продюсера наедине с барменом. Минги протягивает стопочку визиток Бану и отлучается на кухню. – Хён, ты голодный? Здесь вкусно готовят. Чан смотрит Хёнджину прямо в глаза, берёт за руку, сжимая ладонь: – Очень голодный. Последний раз я ел… в Осаке. – Чан говорит чистую правду, он обедал перед вылетом в аэропорту, а сейчас время около двенадцати ночи, но звучит так двусмысленно, что Хёнджин аж выдыхает, удивляясь отсутствию привычного смущения старшего, но довольно улыбаясь: – Ууффф... Полегче, хён... – он ловит официантку, проходящую мимо, – Рю, зайка, есть свободный вип? – Не, брильянтик, ты же знаешь, когда здесь ты – всё занято, в випы очередь вообще. Но, кажется тот столик у сцены ещё за тобой. Принести туда что-нибудь? – Ага, тащи всего мясного и побольше. – Я спрошу, что там осталось, на кухне. Джинни, может, морепродукты возьмёте? Сухо сегодня по рецептику Ву-Ву готовил, пальчики оближешь, такая свежатина!! – Давай! Хён, это объедение, гарантирую, пошли. За столиком действительно никого нет, несмотря на забитый до отказа клуб. Еда и, правда, очень вкусная, Чан в восторге. Хёнджин ест с таким аппетитом, что Чану немного дурно: его ведёт от одного этого вида. Он не думал, что так соскучится всего за несколько дней. – Ммммм, боже, как же вкусно, я готов съесть свои пальцы. – А мои? Свои ты ешь очень аппетитно. – Чан не понимает, что на него нашло, но, кажется, сегодня он просто уже не в состоянии держать себя в руках. Хёнджин чуть не давится осьминогом, роняя палочки: – Хёооон... Что ты сделал с Бан Чаном? – Не по адресу вопрос, мой хороший. У зеркала спроси. – С этими словами Чан так пошло втягивает и глотает морского ежа, что Хвану становится не по себе. – Вообще-то мне очень интересно услышать историю про "бриллиант Красной Луны". Если честно, я немного испугался, что будет стриптиз, когда шест увидел. Я так понимаю, знакомства не планировалось? – Ну, собственно, это... оно и было. Я хотел тебя познакомить с этой частью моей жизни. Тебе… – Хёнджин заметно смущается, что Чана удивляет, – тебе вроде понравилось, как я танцую… ну, когда ты… пиджак вернул. Да и, ну... я хотел быть честным с тобой. Я в этом баре начинал работать админом, иногда танцевал, стриптиз, кстати, тоже, но не долго – мне это не очень нравится, потом мы с Уёном ушли в эскорт. Я говорил тебе, я люблю танцевать, но не для тусовки. Здесь не самое шикарное место, но люди смотрят не только на то, как кто-то раздевается. В общем, тут я танцую для души. У нас с Хвасой что-то вроде дружеского уговора: у меня – есть место, где я могу танцевать вживую что хочу, а ей – приток клиентов в невыгодные дни – здесь меня знают не как человека из тусовки со связями, а ...ну, просто артиста, на выступления приходят. Вот и вся история. А вот, что вы с Хвасой знакомы – для меня реальный шок. Оказывается, я поставил танец на твою песню, это... так бывает вообще? – Хван смотрит в шоке вообще от всего происходящего, эмоции и чувства переполняют. – Как видишь, бывает, Джинни, я удивлён не меньше. Спасибо, что позвал, я очень рад, правда. Мне так хотелось увидеть, как ты танцуешь ...вот так... искренне... сердцем. Я восхищён, мой хороший. И я в восторге от того, как ты проникся моей песней, это так волнительно было видеть. Ты так прочувствовал... Джинни, а почему ты не посмотрел на меня ни разу, ты ведь знал, где я сижу? – Ну... я... я стеснялся, Чан. Я не знал, как ты отреагируешь на всё это, и подумал, что если я посмотрю именно на тебя, то буду отвлекаться или потеряюсь, поэтому я решил выложиться в движения. Я рад, что тебе понравилось. Хорошо, что я не знал, что ты автор. – Ты? Стеснялся? – для Чана это слово вообще не про Джинни, хотя он и видел его смущение в откровенный момент, но неужели он стесняется самой творческой и воодушевляющей своей части? – Ты устроил мне... шоу по видео! – Это совершенно другое, хён! – настрой Хвана меняется моментально, – И… это было совместное шоу, ты там обещал кое-что сделать. Хёнджин смотрит настолько игриво, нарочито мокро всасывая и проглатывая какую-то очередную морскую фиговину, что Чан близок к тому, чтобы утащить его в ближайшее свободное помещение без посторонних глаз – да хоть под сцену или барную стойку, его кроет так, что невозможно адекватно думать. – М? А, точно, ты грифели просил. Я привёз. Как обещал. Я их дома оставил, тяжело было везти. Чан смотрит дьявольским взглядом и абсолютно невинной улыбкой, сдерживая смех. Он не знает, что с ним такое: как будто отключили тормоза, оставив чистое желание близости – после их откровенных разговоров и не-разговоров, после искреннего такого проникновенного выступления Хвана под песню Бана – для Чана это подарок от вселенной. Хочется словно расправить крылья и вдохнуть новый воздух рядом с Хёнджином – свободы и всех красок жизни. Потому – сегодня нет предохранителей, и Бан смотрит в глаза напротив, заглядывая в самую душу, не отводит прямой взгляд с искрами – передать всё, что чувствует, нырнуть на самую глубину и взять своё сокровище. – Хён, ты же знаешь, что это выглядит очень горячо, да? – Возможно. – Чан в странном ощущении: не желает скрывать себя ни от того, кто рядом, ни от себя. Возможно, его смущение вернётся, но сегодня есть только океан страсти, – У меня к тебе есть ещё вопрос, Джинни. Бану жарко, он простым жестом снимает запонки, пряча их в нагрудный карман рубашки, и закатывает рукава, обнажая венозные мускулистые руки. Это выглядит настолько эротично, что Хёнджин зависает, ему надо освежиться или просто не видеть перед собой этого человека пару-тройку минут, иначе его терпение кончится прямо вот тут – в самом пошлом смысле слова. – Чанааа, ты просто не представляешь насколько ты охуенен сейчас. Погоди две минуты, окей? Я вернусь, и ты спросишь меня. Хёнджин уходит, через минуту Чан не выдерживает и идёт за ним – очевидно в уборную. По пути он ловит их официантку и расплачивается, потому что уверен: дальше они будут утолять другой голод и не здесь. Когда Хван выходит из кабинки, Чан умывается, чтоб как-то охладиться. Усмешка Хёнджина в зеркале никак не помогает этому процессу: – Что, жарковато стало, хён? – он запускает руки под струю воды, трогая ладони Чана. Вместо ответа продюсер прямо мокрыми руками хватает Хвана за лацканы пиджака, притягивая к себе – целует так жадно, запуская одну руку в волосы, другой проходится по спине под пиджаком, это так остро, что Хёнджин готов раздеться прямо здесь и сейчас, его просто уносит от такого обжигающего Чана. – Я очень соскучился, Джинни. – Хён, ты же не думаешь, что мои грифели пролежат у тебя дома дольше сегодняшней ночи, правда? Искусство не должно ждать, мне нужно забрать их срочно. Чан притягивает танцора требовательным жестом за талию, спуская ладонь на поясницу: – Ты кое-что забыл, мой хороший. Say «please». Хёнджин смотрит откровенно поплывшим взглядом и совершенно бессовестно провоцирует, ухмыляясь: – Немедленно, Чани. Хван не думал, что Чан это сделает, но чувствует лёгкий шлепок по ягодице (скорее вопрос-проверка на реакцию, чем наказание) и сжимающие её пальцы. Хёнджин довольно улыбается. Бан думает, что сойдёт с ума, чувствуя своим возбуждением касание твердого бугра хвановых штанов, и от "взять прямо здесь и сейчас" его удерживает желание сдержать "обещание кое-чего достаточно долго". – Тебе надо научиться вежливо говорить со старшими. – Я закрою столик, и мы можем идти, – у Хвана в глазах просто пожар от такого глубокого голоса Чана, от того, как он говорит – буквально пробивает мурашками по всему телу, – Чтобы ты подробно объяснил мне несколько раз, как надо говорить со старшими. Знаешь, я очень непонятливый, придётся долго объяснять. Я… подготовился к... занятию, хён. – Ты был так уверен, что оно состоится? Так хочется быть наказанным? Бана выбрасывает от этого за край вселенной, кажется: Хван… готовился, значит… хотел встречи, хотел его. Хёнджин ждал его, Чана. И Джинни подтверждает, произнося вслух: – Я на это надеялся. Очень хочется. Чан отвечает прямо в губы Хёнджина: – Я закрыл и расплатился, и оставил чаевые Рюджин. Пошли отсюда. – Нахрена заплатил, дурак? Хваса мне все мозги проест. – Опять хамишь? Какой невоспитанный. Совсем не жаль свою красивую задницу? Хёнджину, кажется, нужна кислородная маска, потому что сегодня воистину вечер сюрпризов. Он не понимает, что произошло с Чаном в Японии, но перемены явно на пользу. Бан просто до одури сексуален, когда настолько игрив и уверен в себе – в нём нет пошлости, в его властности абсолютно нет пренебрежения, только красивая сила. И это всё настолько выводит из равновесия и сбивает дыхание, что Хёнджин хочет упасть перед ним на колени прямо среди чёртовой толпы в клубе, это какое-то животное желание. Идя к машине, Чан думает, что боже-мой-помоги-господь-и-все-святые, он не доедет, или кончит по дороге, потому что это всё слишком горячо, совсем запредельно, насколько берега его не держат. Когда они садятся в авто – даже нет раздумий – впиваются друг в друга, чуть ли не до крови кусая. Еле отрываются, потому что нет – не в машине, точно не сегодня. Просто гонка на выдержку, невозможно. Хван старается не смотреть, как Чан ведёт машину, не залипать на его руки и шею в расстёгнутых верхних пуговицах рубашки. Чтобы хоть как-то ненадолго отвлечься от дикого возбуждения и, вероятно, собственной скорой гибели, потому что это становится попросту больно, Хван решает спросить: – У вас был какой-то вопрос, Чан-щи? Хёнджин хочет пошутить, выбирая нарочито уважительное обращение, но, кажется, Чана это заводит ещё сильнее, кажется, ему прилетят штрафы за превышение скорости, а в голове Бана только один вопрос: какого чёрта ни один из грёбаных учёных не изобрёл телепорт? На чём он держится, вообще не ясно, но собирается и отвечает: – Хёнджин-щи, вы меня обманули. – Они тормозят на светофоре, и продюсер поворачивается к Хвану, берёт того за подбородок, притягивая, выдыхает в губы, – Тотал блэк, значит? Не боишься быть наказанным, а? Танцевать ведь не сможешь. Хёнджин расплывается в абсолютно блядской улыбке, в глазах пляшут черти, он шепчет: – Зелёный, Чани. Тот аж давится от двусмысленности, смотря во все глаза. Хёнджин откидывается на своё сиденье так, чтоб его стояк был сильно заметен, кивает вперёд: – Светофор зелёный, давай, не тормози. Кажется, оставшиеся семь минут пути Чан просто не помнит. Возможно, его лишат прав. В подъезд они просто вваливаются, благо – аджумма спит и не видит этого разврата. В лифте Чан буквально накидывается на Хёнджина, который почти задыхается от желания, тянет руку к его паху, как танцор её резко убирает: – Стой, хён. Слово Джинни – закон. Но Чан совершенно не понимает. Он, тяжело дыша, откидывается к противоположной стене лифта. Хёнджин завидует выдержке этого невероятного мужчины, потому что вот он не может даже говорить, он просто на краю. – Прости, милый, это слишком, да? Я слишком напираю? Хёнджин хочет и не может внятно ответить, что он не хочет кончить в лифте, что слишком хочет такого потрясающе безудержного Чана, что слишком жарко, слишком хорошо... только бы дотянуть до квартиры. Но получается выдавить только: – Сли ... Слиш... шком всё... Чан думает, что делает что-то не так, что неверно расценил поведение Хёнджина, или тому что-то не нравится. Но Чан заведён настолько, что не понимает, как сдержаться, если он с Хёнджином будет вдвоём в квартире. Невозможно. Ему уже просто адски больно. Он снова теряется в тревожных мыслях и боится смотреть на Хвана. Когда они подходят к квартире, Бан достаёт ключ и, решая идти ва-банк, протягивает танцору: – Если зайдёшь, не отпущу, не смогу просто. Я зануда. Выбирай. Хёнджин выхватывает ключ, открывая дверь. К нему вернулась способность связывать слова в предложения. – А я истеричка. Я тебя уже выбрал, смирись. Хёнджин втягивает Бана в его же квартиру. Начинает снова неистово целовать, но Чан реально сбит с толку. – Джинни, если ты продолжаешь, просто потому что я хочу, то – нет. – Ты с ума сошёл? Я думал посреди клуба тебя... Потрогай, – Хёнджин берёт руку Бана и заканчивает движение начатое... – Я не понимаю, в лифте… – Оооу, чёрт, ахах, Чани, я просто не мог говорить, я чуть не кончил от того, какой ты, это так охуенно, хён, иди сюдааа, – Хван притягивает его за пуговицу рубашки, целуя в губы и шею – Окей... Я...не очень хорошо умею... боже... – Хён, мы говорили об этом. Хватит думать, чего ты там не умеешь. – Хёнджин знает, что в голове у Чана, поэтому просто наклоняется к уху и шепчет нежно, – Перед тобой просто человек, который очень тебя хочет, ты так сильно мне нравишься, хён... – его тон моментально меняется на резко нетерпеливый, что Бан только удивляется, как Хёнджин переключается между состояниями. – Этот японский засранец отнял у меня четыре дня. Я скучал. Давай, Чани, за дело, не умеешь – научим. – С этими словами Хёнджин толкает партнёра на диван, освобождая Чана из рубашки по пуговичке. – Хочу тебя. Целует, гладит, кусает, даёт полную волю рукам, расстёгивает брюки старшего, мыча от удовольствия и предвкушения. Это помогает очень быстро. Чан возвращается в прежнее состояние почти моментально, резко усаживая Хёнджина на себе на бёдра, фиксирует сильными руками: – Я сказал, что ты не умеешь вежливо говорить со старшими... Повтори как надо, чего ты хочешь. У Хёнджина глаза загораются как фары. – Твой член хочу, – тянет руку, но Чан не даёт прикоснуться, снова дразнит. Хван надеется на "наказание за дерзость" и получает ожидаемый шлепок по ягодице. Заводит до предела. – Попроси вежливо. – Бан смотрит пьяно, дико, держит одну руку на пояснице Хвана, другой блуждая по спине, шее, проникая под майку. – Пожалуйста. – Это – всё? – Чани-хён, разреши мне тебе отсосать, пожалуйста. Чана уносит на новый уровень помешательства от голодного взгляда Хёнджина, от его голоса, от слов, что он говорит. Он снова целует, не может насытиться. – Можно, хён? Я буду послушным, – ничто в младшем не говорит о правдивости его слов, Хван нетерпеливо ёрзает на бёдрах продюсера. – Можно, мой хороший. – Чан запускает обе ладони в волосы Джинни, легко их оттягивая, жадно целует, – Возьми, что хочешь. Хёнджину безумно нравится, до дрожи. Чан с ума сходит, он Хёнджина целует так дико и мокро, сдирает пиджак, майку, расстёгивает штаны, Хван стонет и мечется, когда Чан гладит его по телу – они слишком долго тянули. – Хён... Ещё... Поцелуй ещё, боже, как же я... Ааааа... Дай! Чан целует, Хёнджин теряется в ощущениях, потом резко отстраняется, слезая с Чана, начинает стягивать с него брюки вместе с бельём. Бан рвано выдыхает, когда Хёнджин смотрит на его член горящими глазами: – Хён, ты такой огромный, мммм... это всё будет во мне... Наконец-то... Он становится на колени и трогает член старшего, и, начиная сначала водить вверх вниз рукой, распределяя естественную смазку, берёт в рот головку и резко насаживается ртом больше чем наполовину, он делает это так жадно, как будто фаллос Чана – его единственная необходимость в жизни. Бан откидывается на спинку дивана с диким стоном: – Ааауф... Твои губы, боже... Хёнджин продолжает – мокро чавкая, играет языком с головкой, надавливая языком на уретру, мнёт яички, захватывает ствол на полную длину – пошло, в горло, снова и снова, мычит от удовольствия, смотря Бану исподлобья в глаза, от чего Чана раскидывает, как песок по ветру. Он рычит – это что-то животное, сплошные инстинкты, которые просто срывают резьбу до цветных кругов перед глазами. – Джинни... Я сейчас... Хёнджин отрывается, обводя головку языком и зажимая член у основания. – Как ты хочешь кончить, хён? Мне в горло или на лицо? – Хван, всё ещё держа член Бана у основания, водит головкой по своим губам. Чан просто не здесь. Он какой-то далёкой частью понимает, что Хван тоже, должно быть, на грани, он ещё даже не прикоснулся к себе. – Я хочу кончить с тобой, сладкий. Иди ко мне. Хёнджин немного удивлён: это не совсем по плану. Небольшая корректировка, окей, Бан хочет вместе, значит, себе нужно немного помочь. Он запускает руку себе в трусы, поглаживая и сжимая собственный пенис. Это весьма кстати, потому что ему действительно больно от возбуждения и давления ткани. Он знает, что Чан не совсем это имел в виду, но у него такое дикое желание... – Я так хочу тебя попробовать, Чани, можно, пожалуйста? – он проводит сначала языком вдоль ствола, потом губами, – скажи, как ты разрешишь, хён? – О, боже... Ааауф. Что ты со мной творишь, – у Чана нет больше сил сопротивляться своему великолепному демону. – Хочу… тебе в горло. Хван плотоядно облизывается, беря член в рот, сжимает ладонью мошонку, играет языком и насаживается ртом до основания, помогая себе второй рукой. Чан не может смотреть и одновременно не может НЕ смотреть на такого Хёнджина. Это что-то запредельно горячее, он кончает почти с криком, чувствуя и оргазменный стон Хвана вибрациями по своему фаллосу, впивается пальцами в волосы танцора. Когда Хёнджин отрывается от органа Бана, проводит чистой рукой по его лицу, смотрит в глаза и сглатывает, облизываясь, поднимается, молча направляя взгляд Чана на свой пах, показывает мокрое белье, проводит рукой, собирая немного спермы, слизывает её с пальцев. Хёнджин делает всё, абсолютно не отводя взгляда: – Ты хотел вместе, хён. Я послушался. Чан, кажется, в космосе. Он только что испытал ярчайший оргазм, но Хёнджин перед ним такой, что Чан не собирается останавливаться ни на минуту, толком не отойдя. Что это? Он просто дичает рядом с этим человеком. Бан притягивает Джинни, целуя до головокружения, попутно освобождает его и себя от остатков одежды, берёт что-то (вроде рубашку свою) и вытирает ею остатки спермы с Хвана, на что слышит: – Чан, стой! Это же... Это же... был... Гуччи. Бан Чан подхватывает Хёнджина под бёдра, несёт того в спальню, как добычу: – Похуй вообще. Закончили с разминкой, перейдём к основным упражнениям. Я надеюсь, ты отменил планы на ближайшие три дня. – Не поверишь, хён, на год вперёд отменил. Чан не придаёт значения словам Хвана, думая, что тот заигрывает. Бан укладывает Хёнджина на кровать, начиная целовать и гладить его всего, ставит засосы, занеживает, шепчет жаркие комплименты, Хван улетает от того, что с ним делают и от такого Чана. Это слишком прекрасно. Он снова возбуждён, зовёт хёна нежно: – Чан... Чааааниии... – Что, милый? – Ты охуенный, Чан. – Джинни смотрит, словно в душу, своими тёмными безднами – невыразимо прекрасный, страстный и отзывчивый. У Чана от этого будто крылья вырастают, не хочется сдерживаться, да и сил на это нет. – Мой хороший... Я хочу кое-что сделать, Джинни, чего раньше не делал. – Мм? – Могу я начать, и, если тебе не понравится – просто останови меня, хорошо? – Ты стесняешься говорить или не хочешь? – Хёнджин очень заинтересован, он ласкает и целует Чана в ответ, а тот плывёт от ласки, отвечая честно, всё-таки некоторые вещи произносить ему пока трудно: – И то, и другое, ничего опасного, обещаю. Можно? – Хорошо, я тебе верю, хён, давай. Чан целует в губы, ведёт языком по шее, кусает в мочку, спускается ниже, целует снова вставший член Хвана, тот наблюдает с искренним жарким интересом. Чан запускает руки под бёдра Хёнджина, оглаживает внутреннюю сторону, поднимает повыше, давая себе больше пространства и... Спускается поцелуями прямо к сфинктеру, несколько раз влажно обводит языком вокруг и слышит судорожный вдох-полустон Хёнджина. – Джинни? Мне остановиться? – Продолжай, хён, пожалуйста... Хён продолжает. Целует, мокро вылизывает отверстие своего мальчика под его поощрительные стоны, играет языком и в какой-то момент проникает кончиком внутрь тугого пульсирующего кольца. Когда он это делает, Хёнджина почти подбрасывает. – Джинни, всё хорошо? – Д... Ддааа, хён, пожалуйста, можешь сделать так ещё? Ещё... – Хёнджин разметался по кровати, хватается руками за всё подряд, выгибается дикой кошкой. Чан повторяет. – Так? Нравится? Ммм... – Очень, очень... Чан, ещё, прошу... Чан начинает буквально трахать поплывшего Джинни языком, ему самому нравится – нравится пробовать что-то новое, нравится вид и скулёж Хёнджина, Чану нравится видеть, до чего он доводит своего жаркого партнёра. Берёт в руку хванов истекающий член, всего пара движений, и Джинни достигает оргазма с именем Чана. Бан чувствует восторг, удовольствие и какую-то сумасшедшую силу рядом этим невероятным парнем, что открывается ему с таким доверием, что так реагирует на его действия и касания. И он хочет больше, хочет всё. Хочет поделиться всем жаром, что есть, доставить удовольствия столько, сколько сможет. – Мой хороший, Какой ты вкусный везде... – Чан... Хён... – Хёнджин словно в бреду, – Мне мало... – Чшшш, не волнуйся... я с тобой только начал, ммм... только посмотри на себя... Такой прекрасный, такой горячий и ненасытный... Сводишь меня с ума просто. Бан берёт с прикроватной тумбочки влажные салфетки и вытирает Хвана. Гладит по жилистым рукам, Хёнджин притягивает и целует, несмотря на протесты Чана – жадно, пошло, мокро. Садится напротив хёна, обнимает, заставляя Бана таять от касаний изящных длинных пальцев. Спускается поцелуями к шее, охватывает кадык, кусает в основание, Чана аж трясёт от какого удовольствия. – Джинни... ммм... Сделай так снова. – Волшебное слово, Чани? – Пожалуйста, – Хёнджин снова кусает с языком, оставляет засос, тянется рукой к каменному стояку старшего: – Тебе надо помочь с этим, хён... Чан впивается поцелуем в хвановы губы, резко разворачивает его к себе спиной, прижимается своим возбуждением меж ягодиц танцора, вызывая новый судорожный вдох, ложится на Хвана своим весом, укладывая любовника на живот, зарывается нежно одной рукой в волосы, другой сильно держит за тазобедренную косточку, словно вплавляя в себя, толкается легонько, шепчет обжигающе, наклоняясь к скуле: – Сейчас поможешь. Хвана просто уносит в очередной стон от такого дикого Чана, Хван намёки понимает на ура, приподнимается бёдрами ближе, но – Ахаха, мой хороший, такой нетерпеливый... Чан проводит руками по бокам Хёнджина, и, усаживаясь на его ягодицы, начинает делать ему массаж: – Хёнджини, у тебя такая красивая спина... Хван, кажется, в другой реальности, вне времени от ощущений: он чувствует сильные руки Чана на спине, вес Чана на ягодицах, член Чана на пояснице, и он снова чувствует нарастающее возбуждение к чести Бана, который, похоже, всерьёз решил исполнить обещание и, видимо, вообще не собирается останавливаться, а только распаляется сильнее. Хёнджина такой расклад более чем устраивает. Он даже не просит член Чана в себе, он знает, что получит его, он хочет насладиться сполна предвкушением, их неистово страстной игрой, бесконечной лаской и поцелуями и тянущимся диким удовольствием. Он хочет всё, что Чан сможет дать. И хочет ответить ему всем, чем сможет сам. – Хён, твои руки... Боже... – Нравится, Джинни? Тебе хорошо? – Чан, мне с тобой охуенно. Дай сюда руку. – Хёнджин провоцирует намеренно. Бан прекрасно это понимает, наклоняясь к уху: – Ай-ай-ай, чью-то прекрасную невоспитанную жопку давно не наказывали? – Чан смещается, проводя ощутимо стоящим фаллосом между ягодиц, а пальцами по половинкам нежно до щекотки. – Попроси как следует, Джинни. – А то что, хён? Окей. Джинни любит дразнить и провоцировать, Чан – испытывать терпение ожиданием. Идеальное попадание. Чан захватывает сзади руки Хвана и неожиданно кусает его за ягодицу, сжимая вторую половинку свободной рукой, смачно целует следом в укус: – А то накажу. Хёнджин аж вскрикивает от неожиданности, он изумленно поворачивает голову, пытаясь посмотреть на Чана округлившимися глазами. Он до сих пор не может поверить в метаморфозы этого человека. Они встречаются глазами и Чан подмигивает с абсолютно шаловливой улыбкой до ямочек. – Скажи "пожалуйста". У Хвана нет сил сопротивляться этому Чани. – Пожалуйста, хён, дай руку... Боже, Чан... Это ты вообще? Чан протягивает руку, гладя по лицу тыльной стороной ладони, целует Хёнджина в лопатку, отпускает его запястья. – Не нравится? Есть сомнения? Хёнджин целует чанову руку в ладонь, берёт средний и указательный палец в рот, мокро облизывает и со словами: – Нет сомнений, пиздец как нравится, – направляет пальцы Чана к своему анусу. Чан смеётся, массируя то, что уже попробовал на вкус. – Мой хороший... хочешь помочь? – Очень. Очень хочу. – Тогда открой верхний ящик и дай мне всё, что нужно. Боже... Ты такой нереальный... Джинни... Мммм... Хочу тебя невозможно, хочу, чтоб тебе было очень-очень хорошо. – Хён, мне потрясающе. Чани... тебе всё нравится, милый? – До сумасшествия... Давай сюда, не могу больше. Джинни кладёт на постель рядом с Баном смазку и пакетик с презервативом. "Возьми, хён, пожалуйста". Чан наклоняется, приподнимает бёдра Хёнджина, подкладывая под него подушку, чувствует уже твёрдый член ("такой большой, такой ненасытный, ммм"); Раздвигая половинки ягодиц, ещё раз проходится языком, чуть втягивая горячее колечко, обильно смачивая слюной. Хёнджин полустонет-полувскрикивает: – Хён, ты чего творишь, боже... – Чан не понимает реакцию – больше всего он боится причинить вред своему сокровищу. – Оу, прости… неприятно? Больно? – Нет-нет! я... Ааауф... Можно так... ещё? – добавляет почему-то шёпотом, – Охерительно. Чан делает. Ему охерительно от собственных ощущений и реакций Хвана. Никогда с ним такого не было. – Хочешь кончить ещё раз от моего языка, Джинни? – Бан начинает играть и пальцем, и языком с пульсирующим анусом Хёнджина, его заводит до предела, целует и гладит ягодицы, возвращается к начатому, запускает руку к пенису Хвана. Хёнджин снова начинает извиваться, но пару минут спустя словно сам себя ловит: – Оооо, аааауф. ... Нет, хён, в другой раз. Твои пальцы и член хочу. Пожалуйста, Чани. – Я сейчас кончу от того, как ты это говоришь. – Тогда – давай на меня, хён, и… продолжим, окей? – Хван горит от нетерпения, жаждет получить всё, что только… – Можно, Чан? Или ты устал, милый? – Да как от тебя вообще устать можно... – Чан действительно близок, а голос Хвана, его искреннее отзывчивое желание и абсолютная открытость подводят Бана к краю и одновременно заводят до предела. Он немного срывается и начинает толкаться между ягодиц своего горячего партнёра. Хёнджина это возбуждает ещё больше, а Чана почему-то очень смущает: – Чёрт... Прости. Хёнджин тянет руку, наощупь сжимая бедро старшего. Он не видит, но чувствует, что у Бана сменился настрой. Нет-нет-нет. Вот только не сейчас. – Чааан, ты чего? Ааайщ, ауч, как круто, дааа… рехнулся извиняться? Мне охуительно, аааа, ещё, ещёоо... тебе не нравится? Как ты хочешь? – Хван разрывается от ощущений и желаний, от дикого возбуждения и дикого Бана. – Я рассчитывал кончить внутри тебя, ааа... Ммм, чёрт, я совсем близко... Хёнджин поворачивает голову, насколько возможно – ууу, стадия скромника – немного не подходящий образ для ситуации. Хван понимает, что Бан Чан, возможно, боится его разочаровать или поставил себе какую-то планку. Ладно, он уже понимает, как из этого вырулить. Хёнджин шепчет игриво, глядя дьяволёнком: – Хёооон, посмотри на меня, пожаааалуйста... Я тебе не обещал, но мне тоже хочется, чтоб ты кончил несколько раз... Твой член был во мне, Твой язык... Ааааа... боже... твой язык был во мне, ну, же, хён, давай, кончи для меня, пожалуйста… даже не думай, что мы прекратим. – Этого достаточно, чтоб тёплая вязкая жидкость выстрелила по спине довольного Хёнджина. – Я не успокоюсь, пока не сяду тебе на член сегодня, понял? Чан не понимает: как это возможно – возбуждаться ещё больше после оргазма, но с Хваном, видимо, и не такое возможно... Хёнджин чувствует, как струйка семени стекает по боку, и хочет сделать несколько дикую вещь: – Хён, хочу попробовать с тобой кое-что... грязное, можно? – Вымышленным персонажам всё можно. – Чан, всё ещё сидя, держит Хвана за бока, смотрит тёмным взглядом на эту красивую спину с растекающейся по ней его собственной спермой. Этот вид перед ним лишает Бана остатков разума. – Что?? – Хван смеётся. – Не уверен, что ты не плод моего воображения. Дерзай, мой хороший. Чан даже не знает, что собирается делать его ненасытное «божество». Но он чувствует безоговорочное искреннее доверие и вожделение Хёнджина, и сам верит ему полностью. А неизвестность подстёгивает любопытство и… заводит. Хёнджину повторять не надо. Он чуть направляет руками Чана, чтоб тот немного приподнялся. Пластика танцора позволяет ему осторожно сесть и выгнуться так, что он рукой обхватывает шею сидящего на коленях Бана, мокро его целует, продолжая прижиматься к его паху, берёт правую руку партнёра, направляет, собирая чужой ладонью сперму, стекающую в ложбинку ягодиц, берёт палец Чана. Тот думает, что, наверное, Джинни захочет, чтоб они вдвоём его облизали, смотрит вопросительно, улыбаясь с интересом: – В рот? Хёнджин выдыхает в губы: – Лучше… – Он собирает субстанцию рукой Чана и, ложась из своего положения в коленно-локтевую в прогибе, направляет палец Чана, надавливая им прямо себе на сфинктер. – Я ещё не кончил, хён. Хочу сейчас кончить от твоих пальцев. Помоги мне, пожалуйста... Чан смотрит на это и охуевает. Это – грязно, пошло, одновременно интимно и... красиво... Это так идёт Хёнджину, что Бан зависает на пару секунд, проводя рукой по тренированной подтянутой спине Хвана: – Ты не существуешь, да? – Давай проверим. Я могу к себе прикоснуться, значит … – Хёнджин играет и провоцирует, и с Чаном это отлично работает, возвращая того в состояние «доминанта». Договорить танцор не успевает, потому что Бан отдёргивает его тянущуюся руку от собственного члена, и Хёнджин – бинго – слышит властное: – Не можешь. Ты сказал, что хочешь кончить от моих пальцев? – Бан начинает массировать круговыми движениями сфинктер, проталкивая туда палец на пару фаланг – он проходит легко, потому что языком Чан уже облегчил этот «путь». – Да, хён, ааа…очень хочу. – Значит, ты кончишь только от них, и не будешь себя касаться. Ты ведь будешь послушным, Джинни? – Чан начинает вводить палец глубже, на всю длину, совершая им круговые движения внутри, он чувствует и видит, как его сперма затекает внутрь Хёнджина и его от этого просто выносит из реальности. Хван хочет немного подразнить: – Не знаю, ааауф…это сложно, Чани, ммм… очень хочется… – Хван снова тянется к своему возбужденному органу, и… Чан убирает палец полностью, второй рукой оставляя небольшой шлепок на аппетитной ягодице Хёнджина. Прекрасно. Хван в восторге, но слышит то, что не вполне вписывается в его планы. – Тогда ты останешься и без моих пальцев и без моего члена. – Бан сам не знает, что им движет, уже нет тормозов. – Нееееет! Хорошо, хён, я буду послушным, я не буду себя касаться, верни, пожалуйста. Чан возвращает палец, он с ума сходит от этой игры, отзывчивости Хёнджина на свои действия, от собственного желания и страсти Хвана. Чувствуя, что один палец проходит легко и двигается свободно, он добавляет второй с осторожностью – есть небольшое сопротивление, он слышит мычание Хёнджина, но не совсем понимает реакцию: – Джинни, всё хорошо? – Да, хён, продолжай, прошу… Чан очень аккуратен. Он помнит, что у Хвана был долгий перерыв, не знает, играл ли он с собой таким образом в отсутствие партнёра, немного боится, помня откровения Джинни после их свидания, что тот из-за желания Чана и своего «голода» будет склонен терпеть дискомфорт молча, а его реакций из-за позы Бан не видит, поэтому решает поменять положение, аккуратно вытаскивая пальцы. Хёнджин недоволен, он растворяется в ощущениях и не понимает, думая, что Чан его «наказывает», поэтому возмущается: – Хёоон! Хён, почемууу… я же слушаюсь тебя… – Чшшш, мой хороший, всего на минутку, обещаю. Перевернись, пожалуйста…Мммм…да, вот так. Ты идеальный, Джинни, такой послушный. – Чан целует и одновременно снова проскальзывает пальцами внутрь, – Хочу тебя целовать, хочу тебя видеть. Хёнджин тает. Он доволен, что Чан поменял позу, потому что так у него больше возможностей: он не может касаться себя, но может вдоволь трогать, ласкать и любоваться Чаном. И целовать. Чан продолжает растягивать Джинни, оглаживая бархатные стеночки изнутри, раздвигает пальцы, чуть сгибает, массирует, свободной рукой периодически ласкает, куда может дотянуться. Хван стонет, подается вперёд, растворяясь в ощущениях, старший продолжает изучать жаркое нутро и…Хёнджин вскрикивает, выгибаясь навстречу. Нашёл. Чан улыбается, горячо целует. Хёнджин мечется, скулит: – Чан, ещё, пожалуйста, ещё… – Что ещё, милый? – Ещё… один…– Хёнджин уже говорить связно не может, настолько его раскидывает от ласк Чана. Бан берёт смазку, выдавливает достаточное количество на пальцы, греет, растирает по пульсирующему отверстию и осторожно входит тремя пальцами, даёт немного привыкнуть и начинает двигать, иногда задевая простату Хвана. У того абсолютно потерянный вид – он закатывает глаза, весь блестит в испарине, извивается, скулит и кричит, когда Чан задевает заветный комочек нервов, твёрдый член танцора просто течёт, но он послушно себя не касается, позволяя вести Бану. Когда Чан уже свободно трахает его тремя пальцами – он сам уже каменный, а Хёнджин, теряясь, заходится в мольбе: – Чан-Чан-Чан…я больше не могу… не останавливайся…– Хван выстанывает еле-еле, но это звучит тааак горячо, выдыхает куда-то в грудь любовника, – пожалуйста... дай кончить, хён… не останавливайся… И Чан даёт… четвёртый палец, замедляясь и добавляя лубриканта. Хёнджин сначала открывает глаза шире, потом закатывает их, запрокидывая голову и обнажая шею в испарине, он пропадает: от ощущений, звуков, от жадного Чана, от его рук. Хван просто не здесь, в каком-то параллельном мире, настолько охуенно. Продюсер наклоняется, целует в губы неистово, мокро, пошло, продолжая трахать Хвана пальцами, второй рукой зажимает его член у основания, видит его дикий взгляд и шепчет в ухо: – Кончи для меня… в меня, я не остановлюсь, обещаю. И мокро опускается ртом на орган Хёнджина, отпуская руку. Он одновременно сосёт член и продолжает двигать пальцами внутри парня. Хёнджина хватает буквально на пару минут, не больше, он кончает с криком, скуля имя Чана, задыхаясь и дрожа, впиваясь пальцами в волосы, а ногами прижимая к себе спину продюсера. Чан глотает всё, не оставляя ни капельки, не вытаскивает пальцы, отрывается от члена, блядски облизываясь: - Тебе нравится, Джинни? Мне продолжить? У Джинни нет связки слов с реальностью, но всё, что он может, притягивает к себе Бана, бессвязно шепча севшим голосом, смотрит поехавшим взглядом: – Охуенно... тебя…. всё хочу. Чан помнит, что во время их видео-звонка, Хёнджин говорил, что ему нравится сверхстимуляция, в ином случае он бы остановился, видя такого разобранного Джинни. Сейчас же Бан вытаскивает пальцы под недовольное мычание своего горячего мальчика, вытирает, нашаривает пакетик с презервативом, раскатывает контрацептив по изнывающему члену, распределяет побольше лубриканта и приставляет, дразня, к пульсирующему отверстию Хёнджина. – Милый? Хван хватает Бана за бёдра, нетерпеливо трогая его член: – Дай! Как отказать? Чан входит медленно с голодным стоном, видя закушенные губы Хёнджина, слыша тихий удивлённый скулеж, сначала наполовину, потом ещё чуть-чуть, пока не входит на полную длину. Это совсем немного дискомфортно из-за сжимающегося чувствительного ануса и размеров Бана. И хотя Чан хорошо подготовил Джинни, всё равно останавливается, давая привыкнуть им обоим. Перед глазами всё плывёт, это что-то запредельное. Ждёт, когда партнёр даст знак, смотрит на Джинни, страстно целует, шепчет нежности («мой хороший, такой великолепный, такой идеальный, самый прекрасный, какой узкий, такой неземной…»), ласкает руками, кусает в шею – боже, они оба уже раскрасили друг друга своими метками, где только можно. Хёнджин смотрит пьяно: – Чани…можно?.. – полувопрос-полутверждение. Чан закидывает ноги Хёнджина себе на плечи и начинает двигаться – сначала медленно, проверяя реакцию, выходит и входит снова на полную длину. У Хвана уже сел голос, он уже не кричит, но от этого его страстное «ещё» кажется Бану ещё более жарким. Чан плавится от того, что он – причина такого Хёнджина. Это понимание буквально выносит его за пределы сознания. Он начинает толкаться в Хвана, ускоряя темп, просто не в состоянии остановиться – вколачивается в жаркое тело. У Хёнджина уже снова стои́т, он в полубессознательном состоянии, абсолютно дикий и блестящий от пота, охватывает торс любовника ногами, впивается в Чана зубами и ногтями (он найдёт способ извиниться за эти царапины на мускулистой спине). Переворачивает Бана на спину, не отрываясь, седлает со словами: – Хочу всё, с ума сводишь… Джинни насаживается на Чана так, будто хочет им пропитаться насквозь, взять до последней клеточки. Чан держит Хёнджина за бёдра до синяков, словно вторит этому желанию. Между ними – такая чистая страсть, такой первозданный огонь, который будто сжигает сомнения и боли прошлого. Остаются только они – наедине с неистовым желанием проникнуться друг другом, отдать и взять столько, сколько возможно. Сейчас – нет рамок, стеснения, запретов. Соединенные тела, стоны, звуки шлепков и смазки, горячие руки, блуждающие друг по другу, почти высекающие искры, задыхающиеся слова нежности и огненные взгляды глаза в глаза. Хёнджин, седлая теряющегося Чана, говорит заплетающимся языком, облизываясь, тяжело дыша: – Боже... Чании… какой ты красивый, нереальный, такой большой… – «как целая вселенная», – как же я хотел… – «упасть в эту вечность», – как глубоко, – «хочу почувствовать всё, пожалуйста, люби меня…», – сильнее, хён… – Как скажешь, мой хороший…– «я так влюблён, готов поделиться всем, что есть, буду любить тебя так сильно, как только смогу, мне так нравится, что ты…», – такой ненасытный… Иди ко мне, – «пожалуйста, желай меня, я так хочу сделать тебя счастливым, я не подведу». Чан сначала толкается в сидящего на нём Джинни, потом выходит, укладывает того на спину и входит резко, на всю длину. И ещё раз. И ещё. Хёнджин дрожит, когда член Бана в очередной проходится по простате, он просто улетает. Чан вбивается сильно, резко, но сохраняет средний темп, пока не слышит новый скулёж Хвана: – Хёен, я сейчас…я… Бан понимает, но сам не знает, какой демон в нём просыпается: – Рано, сладкий, ещё… чуть-чуть, вместе со мной… ты же послушаешься хёна? О боги… Хёнджин уже в полузабытьи. Но ему тааак нравится… конечно же, он послушается. Чан целует в губы, направляет его руку к каменному члену, обхватывая у основания его же пальцами, ускоряет темп, он сам уже на грани: не щадит ни себя, ни Джинни: рвано, дико, жарко, быстрее, ещё, ещё, сильнее… Убирает руку Хвана с его ноющего органа, и начинает сам надрачивать ему в темпе собственных движений. Хёнджин почти отключается, когда слышит горячий шёпот в губы: – Давай, ммм…аауф...кончи для меня, Джинни. – Чааан… – Хёнджин мычит и стонет, – ты… скажи… – говорит невнятно, совсем бессвязно, но Бан почему-то понимает. Он ласково шепчет, продолжая вбиваться в предоргазменном жаре в податливое горячее тело: – Мой хороший. Хван кончает в ту же секунду, мыча и поскуливая, просто отключается; Чан продолжает терзать сжимающееся отверстие Хёнджина буквально с полминуты, пока не падает на любовника с рыком удовольствия, еле дыша. Они лежат так, кажется вечность – вне времени и пространства, но на самом деле – не больше нескольких минут. Когда Чан приходит в себя, он аккуратно выходит из Хёнджина, под возмущенное «нееет, хён», укладывает того обратно, снимает презерватив, собирает разбросанные салфетки – идёт выкидывать. Возвращаясь, застаёт Хёнджина со слезами на глазах и пугается. – Джинни, милый, ты чего? Я сделал тебе больно? Перегнул? Что не так? – Бан обеспокоенно кидается к младшему с объятиями. – Чани… мне никогда не было так охуенно… ни с кем…спасибо. Хван действительно не чувствовал ничего подобного раньше. И не в физическом удовольствии от жаркого любовника дело. Хотя и это – тоже – прежде Хван стремился удовлетворить, позаботиться (что уж скрывать – такая работа), с Чаном что-то совсем другое: сначала Хёнджин думает, что дело, возможно, в длительном воздержании, но это не просто удовольствие от процесса, не просто утолённый голод тела – это ощущение близости внутренней. И оттого волны эмоций захватывают: от упущенных лет без этого и такого внезапного обретения. – Боже, ты напугал меня… Чшш… мой хороший, – Чан обнимает, нежно целует в лоб, шепчет, гладя по голове, – я рад, что тебе понравилось. Спасибо тебе, милый… – Бану в принципе сложно осознать происходящее: от физических ощущений, возможностей и страсти своего тела, от вырвавшихся желаний, которые впервые в жизни никем не сдерживались – ни им, ни партнёром, а только поощрялись с открытым интересом и… жаждой. Он не знает, как благодарить за это и за то чувство интимности, которое просыпается рядом с Джинни, – Ты невероятный, мне тоже никогда не было так. У меня даже слов нет. – Это – правда: слов нет, потому Чан просто целует Хвана в макушку, – …Душ? Хёнджин капризничает, бормоча, что у него нет сил, и он ни за что не хочет выбираться из рук Бана. Это совсем не проблема. Чан цепляет его на себя руками и ногами («только держись, окей?») буксует их вдвоём в душ. Джинни никак не помогает привести себя в порядок – виснет на Чане, пока тот моет их обоих, шепчет нежные глупости. Чану хорошо. Он закутывает Джинни в халат, себя в полотенце, вытирает ему голову, гладит ласково по щеке: – Пойдёшь или отнести? – Отнести. Хёнджин улыбается, отводя глаза. Он идти-то, по-честному – может, но чувствовать себя в руках Чана слишком хорошо, чтоб отказываться. Чан совсем не против такой драгоценной ноши. Подхватывает своё сокровище под «наказанные» ягодицы, несёт обратно в спальню, аккуратно усаживает на кресло. На вопросительный взгляд Хвана кивает на постель – нужно поменять. Чан делает всё быстро, молча приносит воды Хёнджину, ставит на тумбочку бутылку воды и кладёт телефоны, предусмотрительно захваченные из разбросанных по гостиной вещей. Перемещает полудремлющего Джинни из кресла на кровать, укладывает… на живот, поднимает полу халата, на что Хван тут же заинтересованно и игриво поворачивается и спрашивает с улыбкой и готовностью, мотая в воздухе ногами: – Ещё? – Ага. Ещё будет вечером, а пока мы побережем твою прекрасную пятую точку. – Чан достаёт из тумбочки гель и смазывает покрасневший сфинктер («хён, ээй, зачем, я в порядке!»), целует в каждую половинку и накрывает халатом. – Ты такой внимательный, хён, и когда успел в аптеку заехать? – Хван, улыбаясь, намекает, что заметил: и презервативы, и смазка были в не начатых упаковках, – даже гель взял – так хотел меня «наказать» построже? Чан снова смущён, он не знал об исходе сегодняшнего вечера, но от очевидного не уйти: они оба вроде как, намерений и желаний своих не скрывали. И свидание, полное бережности и нежности, и откровенный видео-звонок, и нетерпеливые жаркие намёки, и общая досада из-за прерванного горячего утра, и негодование Джинни на «обломщика-японца», и пламенная встреча в клубе… Это всё – было дорогой к этой ночи. – После аэропорта заехал. Я не хотел… я не… планировал тебя… «наказать». – Чан заливается краской и смущается ещё больше. – Просто я помню, что у тебя… эээ… тоже был «перерыв», и, зная свой размер, я подумал… я боялся не сдержаться, боялся… навредить. Хёнджина разрывает от эмоций – его безумно трогает забота Чана и такая чуткость, но обескураживает другое: – Хён, ты первый мужчина, который смущён собственной страстью и стесняется большого члена. Ты невероятный. – Ну, я знаю, что это может быть… неприятно. – Иди сюда. Мне до лампочки, кому там придурошному неприятно, мне пиздец охуенно. – Тебе дать пижаму или футболку? Ты мёрзнешь ведь. – Ничего не нужно. У меня есть сексуальный обогреватель с красивыми сильными руками и большим членом. Давай ложись уже. Полотенце только сними. Я хочу кое-что спросить перед сном, хён. – Чан лезет в шкаф за бельём, пока Джинни снимает халат и заползает под одеяло. – Не-не-не, Чани, ты ж говорил, без ничего спишь, я всё равно сниму с тебя всё лишнее. Только не говори мне, что ты стесняешься спать при мне голым и смотреть на меня. – Замолчи, – Чан, улыбаясь, закрывает лицо руками. – Чанаа, после того, что было на этой постели, поздно краснеть. Ты попробовал на вкус каждый сантиметр моего тела. Буквально. Что ты на это скажешь, хён? – Скажу, что было вкусно. Прекрати говорить мне такие вещи. – Не-а. Это даже мило. Привыкай. – О чём ты хотел спросить? Чан понимает, что этот вопрос с его стороны – большая ошибка, потому что видит лукавые искры в глазах Джинни, его хитрую улыбку и думает, что это не сулит ему ничего, кроме очередной порции смущения. Бан даже не представляет, насколько он прав. – Хён, ты, правда, никогда не делал римминг, скажи честно? Да, предчувствия Чана не обманули. – Ты просил говорить, если что-то впервые, я сказал. Конечно, честно! Тебе же вроде понравилось? Всё хорошо? Хёнджин садится на Чана, накрывая их одеялом. – Ты просто лгун, хён. – Что? Это правда! – Ты говорил это про свидания, а спланировал до мелочей такой сюрприз, как будто это обычное дело; – Хёнджин целует в висок, – ты говорил, тебя не трахали в горло, а в рот принимал как последняя блядь. – Хёнджин целует в горящую щеку, – ты сказал, что у тебя не было секса по видео, а говорил такое и дрочил так, как будто камбой в вебкаме. – Чан пытается закрыть лицо руками, но Хёнджин их фиксирует по бокам. Целует в шею. – Ты говорил, нееет, не закрывай глаза, смотри на меня! Ты сказал, что не пробовал римминг, а вылизывал так, что я первый раз кончил. – Тебе никогда?.. – Бан реально удивлён, что у Джинни что-то впервые в сексе. – Нет, мне делали, но я ни разу от этого не кончал, да ещё так. – Хёнджин целует в губы. – Серьёзно, Чан, поверь профи, эскорт и порно сильно потеряли без тебя. Я бы боялся такого конкурента. Это – комплимент, если что. И при всём этом ты смущаешься, как будто не целовался ни разу, и постоянно говоришь, что не умеешь. Как ты это делаешь, а? – А ты? – Чан переворачивает Хёнджина на бок. – А что я? – У меня никогда не было такого, что я возбуждался, хотел ещё больше, после оргазма. А с тобой как будто мало было, и ты такой ненасытный, что это тааак заводит. Как ты это делаешь? – А, ну, это просто. Я просто очень тебя хочу. По-настоящему. – Хёнджин обнимает. – В смысле – тебя, Чан, не просто секса. – Ну, наверное, у меня так же. Я просто хочу тебя всего попробовать, во всех смыслах. Ты такой отзывчивый и так доверяешь, так открыт, я просто с катушек слетаю. Я, честно, никогда ничего этого не делал. И раньше у меня всё было… не так. Поэтому меня всё это очень смущает. А с тобой хочется, и я чувствую, что ты… не будешь… смеяться или осуждать. Так искренне всё принимаешь. – Хён, вау... Ну, ты чего, как же можно смеяться или осуждать за такие вещи. Это ведь так интимно. – Мой хороший, ты такое сокровище... – Чан обнимает, Хёнджин гладит и щекочет «идеальные кубики». Хван вроде дразнится и заигрывает, но хочет показать Бану, что он видит его внимание и бережность в каждом жесте, замечает всё-всё: – Чани… – Мм? – Чан видит, что Хёнджин уже разморенный, дремлет, а сам он немного погружен в мысли о том, что неделя, запрошенная Хёнджином, закончилась, и между ними есть нерешённый и очень важный, по крайней мере, для Чана вопрос. – Спасибо за заботу, хён, и вообще... Ты был таким чутким во всём… мне потрясающе. Поговорим … утром… Вырубает совсем…. Хёнджин укладывается на плечо Чана, думая, что "и это только одна неделя, кайф", он хочет всё, и ему, по обыкновению, любопытно, во что это выльется, потому что готов нырять с головой, и решения приняты. Чана эти слова настораживают, и он думает, обнимая своё горячее сокровище под боком, что если этой ночью всё закончится, и Хёнджин не захочет продолжать, то прошедшая неделя определённо стоила всего им пережитого. Несмотря на усталость после прошедшего насыщенного дня и бурной ночи, Чан засыпает не сразу. Пока Морфей не забрал его в своё царство, он тихонько, чтоб не потревожить уже спящего Хвана, оформляет интернет-заказ – он хочет сделать сюрприз в благодарность за подаренное время и искренность. Чан действительно готов к любому решению Хёнджина: он понимает, что для него это была непростая неделя, и, возможно, Чан с претензией на отношения сейчас совсем не вписывается в его состояние и планы. Реальность не совпадает с его предположениями и фантазиями.