Хван Хёнджин:
Здравствуйте, господин Мин.
Благодарю Вас за хорошее предложение и высокую оценку!
К сожалению, я не смогу вам помочь, так как больше не оказываю услуги сопровождения.
Если вам нужны контакты специалистов, я могу их предоставить за определённую плату списком без личного знакомства.
Что касается остальных услуг – рекомендую обратиться к Чон Уёну. Его контакт ниже.
>>прикреплённый Контакт
Гарантирую лично, что ваш друг останется доволен качеством сопровождения во всех возможных смыслах.
С уважением.
Мин Джебом (спон.недвиж): Хёнджини, ты шутишь? он абсолютно адекватный, отвечаю любая цена, любые условия, 3 недели с "легендой"Хван Хёнджин:
Джебом-щи, это не шутка, я не набиваю цену.
Я не сомневаюсь в Вас и Ваших друзьях.
Я действительно больше не сопровождаю.
Моё предложение выше в силе.
Вы можете сказать мне, и я предупрежу Чон Уёна о ваших предпочтениях.
Извините, если нарушил Ваши планы.
Хорошего дня!
Бан Чан всё ещё не вполне понимает: – Не хочешь с ним работать? Изящный способ отказать. – Хёнджин поворачивается к Чану, усаживается сам и поднимает в сидящее положение Бана, берёт его за плечи, смотрит в глаза: – Ты не понял, Чани. Это… правда. Я решил закончить... эту историю. Когда я писал тебе, что мне нужно сделать пару важных дел – это было про это, ну, и репетиции выступления, которыми я себя радовал. Я два дня назад встретился с Уёном, ты его видел – парень с красными волосами. Мы раньше работали в «Красной луне». Вот. И мы договорились, что я отдам ему свою "очередь", кому нужны контакты – могу дать просто списком, без личного знакомства, или пусть через Уёни знакомятся. Я же вчера сказал тебе, что отменил планы на год вперёд. Я не шутил, хён. Так что вот. Ты, получается, мой последний клиент по сопровождению. – Джинни, почему ты так решил? – меньше всего Чан хочет, чтоб Хёнджин воспринял то, что он говорил как манипуляцию, – Ты же говорил, что тебе... нравится? – Я так решил из-за тебя. – Джинни, боже... я не имел в виду, что ты должен!.. – Я знаю, Чани. Я не должен. Чан, я не для тебя это делаю. Но твои вопросы, и… наше свидание, и наш разговор, когда ты был в Японии, ну, в смысле разговор после... – Хёнджин чуть щурится, смотря в глаза улыбающемуся Чану ("я понимаю"), – Я много думал об этом. И, как оказалось, мне это не очень нравится. Это – правда, мне интересно с некоторыми людьми, помогать со связями, были даже те, с кем мне круто было работать и в плане... ну... услуг секса до... какого-то момента. Я не скрывал этого. Я не думал об этом раньше. Но всё это не делает меня счастливым. Не настолько, когда я танцую или рисую. Я подумал, что я ведь могу и дальше общаться с этими людьми, а налаживать связи я могу другим способом. Я... не хочу больше... так. Я не знаю, что будет дальше, мне немного страшно, но… Знаешь, я подумал, и идея с выставкой мне понравилась, я не уверен, что получится, но мне интересно. И есть ещё причина, хён. То, что я хотел бы решить, пока... наша ночь не закончилась. Чан хочет сказать, что уже перевалило за полдень, но понимает, что Джинни имеет в виду интимность момента – пока они не вылезли из постели, пока они полностью обнажены друг перед другом во всех смыслах – "их ночь" продолжается. Он сам в шоке от всего услышанного, и ещё он видит, что Хёнджин заметно нервничает – мёрзнет, мнёт одеяло и кусает губы, бегает глазами по комнате. Чан укутывает сидящего Джинни, словно в кокон, прикрывая себя по пояс. Гладит своё сокровище по волосам, поправляя прядку волос, внимательно смотрит, предполагая, что за решение имеет в виду Хёнджин. – Чан, когда я был у тебя в прошлый раз, ты задал мне вопрос… и я попросил дать мне неделю. Она прошла. Если... если ты ещё хочешь... спросить, то я готов ответить, как обещал. Бан боится думать в сторону предполагаемого ответа, он тоже волнуется, когда повторяет вопрос: – Хёнджини, мы пара? Ты хочешь со мной встречаться? – Наверное, нужно было по-другому спросить, и ещё…Ему кажется очень важным сказать, что он думает… пока есть возможность, ему кажется, что он говорит так нелепо, но это очень важно, – Джинни, ты должен знать, что я очень благодарен тебе в любом случае, что бы ты не решил. Я пойму и приму любой твой ответ, или дам столько времени, сколько нужно, если ты сомневаешься или не готов сказать сейчас. Хёнджин всё решил. Ему не о чем думать, нечего взвешивать и больше времени ему точно не нужно, потому отвечает сразу и прямо, видя трогательное волнение старшего: – Да, хён, мы пара. Не знаю, как сложится, но я очень хочу быть с тобой вместе. Это то, в чём я не сомневаюсь вообще. Это ещё одна причина, по которой я попросил неделю. Я хотел подумать и решить для себя все вопросы, хён, чтобы, если начинать, то правильно, с начала. Спасибо, что дал мне время и не давил. – Хван хочет сказать, что не желает, чтобы между ним и Баном вставали странные люди, особенно в контексте такой, прошлой уже работы, он хочет показать человеку, волнующемся о других, что он – очень важен, – Ты не мебель, Чани, ты никогда не должен себя так чувствовать с кем-то. – Хёнджин ласково проводит пальцами по бановым щекам, – Ты такой драгоценный, хён. – Джинни, хороший мой... не может быть... – Чан начинает просто неистово целовать... свою пару, забирает в охапку жарких объятий. Не верит. Так не бывает. Бывает. Он просто поражён, что этот удивительный человек взял, и вот так просто перевернул свою жизнь на сто восемьдесят градусов. Хотя – какое там просто. Чан видел это признание собственной боли, он знает, что такие вещи никогда не происходят "просто". Только одному Джинни известно – каких сил ему это стоило, сколько ещё месяцев он будет отбиваться от старых клиентов, сколько мудрости и любви в этом сердце, что доверяет так искренне. Сколько храбрости нужно, чтоб выйти из привычного круга внутри устаканенной жизни, налаженных действий и связей, говоря, что "немного" страшно кидаться в новые океаны с головой. Чан зацеловывает, ласкает, обнимает. Хёнджин отвечает также страстно и нежно, растворяется, улыбается, смотрит сияющими глазами. – Хён... хён... Чани, ты такой чудесный, с тобой так... тепло. Мне так нравится! – Ничего не бойся, слышишь? Ничего. Я тебя защищу. Всё будет хорошо. Всё получится, всё сложится, я тебе обещаю. Мой Хёнджини, моё сокровище, мой хороший... Чану кажется, у него едет крыша. Его просто уносит от того, что он чувствует, от тающего под его ласками и пылко отвечающего Хёнджина. Единственное желание – сохранить, уберечь, защитить, согреть, залюбить. – Чани... Чан... такой горячий... Я тебя хочу. – Ты совсем неугомонный, да? – Бан смеётся. Одним небесам известно, как они переходят от серьёзно-глубокого к игриво-страстному и обратно – за секунды. – Да. – Джинни сверкает лукавыми искрами, маняще улыбается, направляет руку Бана, шаловливо отодвигая ей свою ягодицу. – Я хотел поберечь твою шикарную попу до вечера после ночного разгона, у меня есть на неё большие планы. – Чан целует в губы, гладит Хёнджина по жилистым рукам, переплетает свои узловатые пальцы с его артистичными – невероятно красиво, гладит по бокам и бёдрам, смотрит на прекрасное возбуждённое тело. И правда – хочет, неугомонный. – Какие? Вот эти? – Джинни берёт Бана за тоже твёрдо стоящий член. Чан тоже хочет. – Ахахаха. – Ага. Эти. – Чан смеётся, Хёнджин целует в ямочки, трогает их пальцами, обоим нравится, так приятно. – Хм, мне нравятся ваши огромные планы. А сейчас что делать будем с этой тревожной ситуацией? – Хёнджин играет бровями, толкается бёдрами, задевая своим органом достоинство уже официально своего мужчины. – Ммм, я вижу у вас веские аргументы в пользу совещания,– Чан отвечает на ласку, проводя рукой по члену Хёнджина. – Да... У меня... остро стоит вопрос по спонтанным решениям... общих текущих проблем. – Есть предложение, Хёнджин-щи. – Я весь внимание, господин Бан. Знаете, я полностью готов принять любую вашу позицию. – Хёнджин смотрит змеем-искусителем, сверкая улыбкой до ушей, гладит Чана ногами, дразнит – Я предлагаю решить эту срочную задачу в совместном взаимно-ручном режиме, прерваться на водные процедуры, обед и торжественную часть, а дальше – по обстоятельствам. Как вам такой график? – Не имею возражений, согласовано. – Ты просто маленький дьявол. – Не маленький! – Джинни смеётся в улыбку своего горячего хёна. Хорошо. Они так заводятся от игры, что на «совместное решение» уходит совсем немного времени. В душ идут по отдельности, потому что Хван угрожает Чану новым раундом эротической расправы, на что получает угрозу быть съеденным в прямом смысле, потому как оба измотаны и голодны до урчащих животов, а Хёнджин никак не успокоится в своём желании наверстать (видимо, за сутки?) всё упущенное за год. Когда танцор выходит из душа, видит уже одетого Бана, готовящего банальный рамён, потому что больше ничего у вернувшегося из поездки Чана нет. Хёнджин таскает какие-то овощи из под ножа, попутно кусает самого повара («очень вкусный хён») и пытается снять с него футболку, аргументируя тем, что "одежда – оскорбление для этого тела". Своё тело он не оскорбляет ничем, кроме полотенца (месть сладка). Еда в двойных порциях уничтожается так быстро, будто её не было вовсе. Бану приходит уведомление о скорой доставке сюрприза, и он рад, что адресат ещё в его доме, было бы неудобно напрягать курьера, чтоб ехать на другой конец города. Чан просит Хёнджина принять доставку, потому что ему самому дескать, ну, вот "очень срочно нужно ответить на пару рабочих писем". – Только оденься, прошу. – Ревнуешь? – Хван смотрит, игриво подмигивая и облизываясь. – Ревную. – Чан отвечает улыбкой до ямочек и страстным взглядом. – Ну, курьер же может быть натуралом или девушкой, хотя да, в моем случае это решаемо, эээээй, за что? аххахахах, – Хёнджин уворачивается от летящей подушки. – Я тебя даже к полотенцу этому ревную, – Чан сидит в гостиной на диване, делая вид, что разбирает почту в ноутбуке – это сложнее, чем он думал. – Ну, так… нет полотенца – нет проблемы, да? Мне нечего надеть, моя одежда... а, кстати, где моя одежда? – Хван начинает откровенно издеваться, по-стриптизёрски снимая полотенце и бросая его в Чана, который держится из последних сил, стараясь не возбуждаться (что при таком Джинни практически невозможно) и пытаясь себя не выдать, печатает какую-то откровенную ересь в пустые письма с абсолютно серьёзным видом. – Я всё положил в стирку, пока ты душ принимал. Джинни, прошу. Возьми что угодно в шкафу. Пожалуйста, хороший мой. Мне нужна твоя помощь с курьером, очень срочные письма, умоляю. – Окей, деловой мужчина. Чёрт, ты слишком сексуален, когда сосредоточен. Ладно-ладно. – Хёнджин, смеясь и закусывая губу, поднимает руки в сдающемся жесте, идёт к шкафу, – В твой "чёрный ящик" не мешало бы добавить цвета. Тебе идут светлые оттенки. О, мой костюм! – Хёнджин находит тот костюм, в котором со свидания уезжал от него Чан. Это очень кстати, потому что для чёрного у Джинни сегодня нет настроения. – Хоть сегодня, вообще не вопрос. Ага, спасибо за него ещё раз. – Серьёзно что ли? Ты уверен, что там пара писем? – Бан Чан продолжает увлеченно производить впечатление занятости. – Ну, может, не пара, может… пять... Очень срочно. Абсолютно серьёзно. Всё равно за едой ехать, можно прошвырнуться, почему нет. Куплю и надену, что скажешь. Только не очень яркое. – Замётано, сегодня едем! Ой, пришли. – Хёнджин направляется к входной двери, пока Чан наблюдает со своего стратегического пункта. Курьер спрашивает, есть ли здесь Хван Хёнджин, потому что посылка лично ему в руки. Он хмурится, оборачиваясь на Чана (которому оооочень трудно сохранять невозмутимое сосредоточенное на "рабочих письмах" выражение лица), называет себя, расписывается и... получает два букета цветов – белые лилии и красные розы. Курьер исчезает, Чан подглядывает, Хёнджин пребывает в шоке, держа двумя руками букеты, рассматривая записки. С лилиями – "Спасибо за доверие и искренне чувственное выступление", с розами всего два слова "Мой хороший". Чан подходит, аккуратно обнимая сзади, целует в шею: – Я не знал, останешься ли ты после ночи, и... останешься ли ты вообще, но я очень хотел поблагодарить тебя и сделать что-то приятное. Надеюсь, тебе понравится... – Чан видит слёзы Хвана, вытирает его щёки от мокрых дорожек, – Ээээй, плакать нельзя! Пойдём. – Берёт за талию сзади и ведёт танцора в гостевую комнату, где спрятаны японские покупки. Толкая дверь, прикрывает рукой глаза Джинни, аккуратно помогает зайти. – Вот. – Чан отнимает руку от лица танцора, ещё раз обнимает, ещё раз целует в шею. Хёнджин смотрит на кровать, где гнездится куча пакетов, поворачивает голову, всё ещё держа цветы обеими руками: – Хён, что это? Чан показывает кивком – мол, давай, смотри. Хёнджин аккуратно ставит букеты на прикроватный столик, садится на кровать, начиная распаковывать подарки с округлившимися глазами: – Чаааан... – Ты сказал, что идея с выставкой тебе понравилась, так что, когда ты будешь рисовать, возможно, это сделает тебя счастливее. Я надеюсь на это. Я буду рад, если что-то из этого тебе пригодится... Грифели и пастель, которые ты просил, в этом пакете, кажется. Там где-то чеки, если тебе что-то нужно будет поменять или не подойдёт, магазин согласился сделать обмен или возврат посылкой. Я ведь… не очень в этом разбираюсь. – Хён, спасибо... мне всё пригодится! Столько всего... Чан, тут же целое состояние, офигеть. – Это точно не больше твоего танца. – Хён, тут стоит дата... когда ты купил всё это? – Ну, это неважно. – Бан не любит мелочиться, хотя и не транжира, это его качество как личности: зачем подробности процесса, если результат устраивает? – Иди сюда! Ты... – Хван изучает чеки, но ему сейчас не сумма важна, он замечает важную деталь, – это же первый день Японии! Я тебе про магазин сказал потом... – Я заметил знакомое название, потому что сфоткал твой стеллаж в студии. – Нафига? – Мне понравилось, хотел запомнить твоё место. Хёнджин снова начинает плакать. Бан совершенно не понимает, что сейчас делать: – Ну... ээээй, мой хороший, я не хотел, чтоб ты плакал, я хотел тебя… порадовать. Чан обнимает, пока Джинни, захлёбываясь слезами, пытается сказать, что он очень-очень рад и ему очень-очень приятно, и это сделает его очень-очень, самым счастливым. Особенно, если хён его поцелует. Мог бы и не просить, в принципе. – Такой чувствительный Джинни, – Чан обнимает, прижимает к себе. – Это плохо? Я говорил, что я истеричка. – Хёнджин сидит, уткнувшись в плечо Чана, вжимается в чёрную (естественно) футболку, вымачивая её слезами, хлюпает носом. – Нет, это не плохо, вообще я считаю, это прекрасной чертой, ну, просто небольшой сбой в планах и немного доп.расходов. – Чегооо? – Хван успокаивается просто от неожиданности, удивлённо хлопает глазами. – Ну, я надеялся, ты немного иначе отреагируешь, без слёз... Но если ты так радуешься, то окей. Будет ещё одна статья в бюджете – на оптовые закупки салфеток – вытирать твои прекрасные глаза, но я думаю, потяну. – Хён!!! – пока танцор шутливо толкает мужчину в плечо, тот нежно целует лицо младшего. Хван посмеивается, – Твоя идея понравится Минхо. – Аххха, я проконсультирусь с экспертом! О, уже лучше, смотри, мы обошлись поцелуями и футболкой, мой бюджет не пострадает. – Хёнджин быстро включается в успокаивающий флирт Чана на свой манер: – Пострадает, хён, придётся утешать меня несколько ночей, разоришься на аптеке. – Мм, не самый плохой способ стать банкротом. – Чан шепчет, а сам ведёт носом по линии челюсти Хвана, дышит в скульптурную шею, ласково гладит по спине. Держит. Хочет продлить этот день примерно навсегда, такое счастье его захватывает, но говорит – шутя, боясь напугать Хёнджина своим напором, – А я как раз хотел хитростью, шантажом и угрозами заманить тебя остаться хотя бы на пару дней в моей пещере. – Какие пару дней, Чани. Нам надо наверстать упущенное. – Хван не только про голод тела – он с Бан Чаном желает всё то, по чему изголодалось его сердце. Он тоже боится испугать теперь уже своего мужчину своей жаждой, оттого тоже переводит в шутку от неловкости, – Оооо, я ждал, когда ты снова начнёшь краснеть. – Окей, неделю? – Чан спрашивает быстро, беспокоится: а ну, как Джинни посчитает это слишком резким шагом к «ним»? Он так не хочет испортить такое красивое начало. – Собирайся, пошли. – Куда??? – Разорять аптеки, покупать еду и не чёрные вещи. Мой парень недоволен моим гардеробом, мне нужна помощь. – Ты не шутил?? – По поводу? Холодильник пустой, эээ... Аптечное ты сам видел, я не...– Чан уже привычно краснеет, а Хёнджин улыбается: ему даже не верится что это тот самый человек, который был с ним прошлой ночью, эта черта Бана кажется танцору невероятно очаровательной. – Ну, я не знал, что… будет, поэтому взял минимум… просто на всякий случай, а шмотки... Я ж сказал, что зануда. Джинни, всё честно. – Реально, зануда и истеричка. Чан... А ты про неделю-то серьёзно? Это не слишком долго? –Хёнджину хочется остаться невероятно, но он переживает… – Хён, это будет… удобно? – Оу... Я – да, я серьёзно. В смысле, я, конечно, не буду настаивать, если ты захочешь побыть один, и уедешь. Я понимаю, что личное пространство важно. И у меня не было опыта совместного проживания с кем-то, поэтому, наверное, со мной может быть не очень комфортно, я очень давно живу один... Но да, я буду рад, если ты останешься... На сколько захочешь. Мне очень хорошо с тобой, Джинни. – Чани, я буду рад. Но я про тебя спрашивал. Тебе будет комфортно? У меня есть опыт совместной жизни… ну, по работе, правда, и не только, и не очень большой... Не так. Но всё-таки… Это не то же самое, что встречаться. Хван начинает тараторить, выдавая тревогу, Чан это замечает и спешит успокоить своё сокровище, отвечает со всей искренностью: – Я не знаю, как мне будет, но пока мне классно. Было здорово те пару дней. Очень нравится, что тут кто-то есть. Ты. Особенно ты. Обычно со мной никто не оставался, а это так приятно. – Бана внезапно накрывает осознание, что возможно ему и, правда, с непривычки может быть неловко или захочется побыть одному, потому – памятуя о советах Джисона – говорит, осторожно проводя пальцами по скуле Хёнджина, – Давай просто договоримся, что если кому-то станет некомфортно или что-то не понравится, мы скажем друг другу сразу, ладно? Я имею в виду вообще. – Хорошо, хён, договорились. Пошли разорять аптеки? У нас огромные планы на ночь, нужно успеть! Чана одновременно накрывает смехом, смущением и такой невероятной волной нежности, что, кажется, его просто разорвёт от чувств. Он целует Хёнджина так страстно, что тот плывёт. В торговом центре они решают купить сначала вещи, а потом пойти за всем остальным. Хёнджин на всякий случай решает уточнить, потому что видит небольшое замешательство Чана: – Хён, ты, правда, этого хочешь? – Ну, вы же всегда говорите, что у меня только чёрное... Может быть, немного цвета действительно не будет лишним. Тебе же не нравится, я в этом не разбираюсь... я хочу, чтоб тебе нравилось. – Хёооон! Я не говорил, что мне не нравится! Тебе идёт чёрный, но не только он. Это всё, что у тебя есть. Просто, когда я увидел тебя в том халате белом, и своём костюме, тебе было так круто. Тебе очень идут светлые цвета. Я имел в виду исключительно это. Ты мне во всём нравишься. Но безо всего ещё круче, конечно. – Ты прекратишь говорить такое? – Нет, разумеется. Чани, послушай. Я, наверное, неправильно выразился. Я не хочу, чтоб ты менял гардероб, и я не имел в виду, что ты выглядишь плохо. Если тебе нравится только чёрный – это окей, ты дико горяч в нём. Главное, чтоб было удобно тебе. Ты не должен делать это для меня. – Ну... мне в чёрном комфортнее всего. Я не хочу менять всю одежду, если честно, но действительно готов попробовать что-то новое. Не очень яркое и не вычурное. И мне не помешает твоя помощь в этом. И нам, кстати, нужно взять что-то-то для тебя, чтоб тебе было удобно, да? Ты ведь не любишь чёрный. – Бану немного неловко, но не может не сказать, – Хотя… мне очень понравилось видеть тебя в своей одежде тогда... – Окей, я понял, просто попробуем, никто не говорил о смене гардероба полностью, мы не посмеем лишить тебя чёрного ящика, кэп. – Джинни салютует, подмигивает игриво, – Мммм, хорошо, я учту, что тебе понравилось. Они приходят к выводу, что Чану идёт белый и голубой (и он не против наличия этих цветов у себя), и берут "на пробу" костюм из денима нейтрально-голубого оттенка и белый лёгкий свободный свитер, серый спортивный костюм и пару футболок. Хёнджин ограничивается только бельём ("остальное возьму у тебя, хён, надеюсь, так ты разденешь меня быстрее"). Когда наступает очередь идти за остальным – оба согласны с тем, что в аптеку пойдёт Хёнджин. Он отпирается от протянутой карты Бана, но тот неожиданно применяет контр-аргумент "а то – НЕ накажу за то, что перечишь старшему, и отменю огромные планы", и карта выхватывается из рук продюсера практически требовательным жестом изящных пальцев, а Хван исчезает со скоростью звука. Чан, смеясь, смотрит ему вслед и идёт за продуктами. Они, разумеется, будут заказывать и доставку, учитывая голодный блеск в глазах обоих и взаимное желание касаться друг друга непрерывно, но в прошлый раз им понравилось готовить вместе, так что это ещё одна возможность узнать друг друга. Они решают поужинать в ресторане центра – от усталости, и чтобы приятно завершить вечер. Воркующая идиллия нарушается сообщением Чану от Минхо:Минхо:
Хэй))
Хани сказал, ты умотал из Японии на два дня раньше на важное знакомство и деловые встречи.
О чём успели договориться? ))))
Ликси будет рекламировать эти потрясные стринги? (тебе тоже пойдут, Джинни оценит;))
И с какой же общественностью наш специалист связывает тебя среди овощей? ;)))
>>>прикреплённые фото>>>
На присланных фото Чан с Джинни в магазине белья и супермаркете, ржут, выбирают что-то и... тайком трогают друг друга. Минхо умеет поймать момент. Всё, за что сейчас Бан благодарит небеса, что там нет фото Джинни в аптеке. – Вот ведь стервец. Чёрт. Чан не знает, как реагировать – с одной стороны, их, очевидно, поймали, но он совершенно не готов раскрывать карты, с другой – ему смешно, а с третьей, ну... он же реально летел на знакомство, а с Хёнджином у него ещё "контракт", поэтому формально это... деловая встреча? Он протягивает телефон с сообщением Хёнджину. – Ахххаха, ну, и чего ты злишься? – Я не хотел пока говорить никому про нас. – Ооу. Эээ... ясно. Это… потому что мы работаем вместе или из-за... эскорта? Но я же... хён, я честно закончил с этим. – Нееет! Мой хороший, как ты мог подумать такое? Во-первых, они все в курсе, что ты из эскорта, мы обсуждали это с тобой, меня это не тревожит ни разу, и я знаю, что все поймут, во-вторых, Хани догадывается о нас, я уверен. – Тогда – в чём проблема? – Ну... понимаешь, я не очень люблю говорить о своей личной жизни в принципе, хотя они же друзья и всё равно узнают, но... дело даже не в этом... просто я хотел немного побыть с тобой... ну... совсем вдвоём, чтоб никто не знал. Немного, понимаешь? Тебя это расстроит? – Аа, нет, хён! Конечно, нет! Я думал, ты смущаешься из-за меня, а ты просто хочешь сохранить близость и красоту момента, да? Это приятно, я понимаю. Хвану не просто приятно, его это трогает до глубины души. Он совсем не привык к тому, что его хотят уберечь, скрыть от глаз, чтоб побыть наедине: обычно всё наоборот и наиграно. Не-тайные касания, чтоб попасть в конкретные объективы, пустить слухи, им хвастаются и рекомендуют знакомым, его обычно специально показывают, в его жизни много тесных контактов, но нет интимности. – Да. Но теперь, видимо, не получится. – Получится, дай телефон, – Хёнджин протягивают руку, получая вопросительный взгляд, – Давай, Хо всё равно уже спалил нас, он знает – тут не отговориться. Но я сделаю так, что он никому не скажет. Бан протягивает телефон, Хёнджин ухмыляется – вот уж чего он не предполагал, так это того, что ему однажды придётся применить свои «приёмчики» по отношению к Минхо. Чан-хён: Ты удалишь фотки и будешь молчать о том, что видел. Даже с ДжисономМинхо:
И почему же я сделаю такую подлую вещь?
Чан-хён: Потому что на следующей неделе пойдёшь на закрытый показ GUCCI в своей новой куртке из их последней лимит-коллекции, (которую тебе доставят утром курьером вместе с приглашением) и познакомишься там с тем самым хореографом из Вегаса, который ставил номер BTS для МАМА. В этот момент Хёнджину на его телефон приходит сообщение:Lee Know:
GUCCI и хореограф BTS…
это запрещённый приём!
Грязный шантаж?
Х.Х. нэпки): КАК ТЫ МОГ ТАК ПОДУМАТЬ ОБО МНЕ??? (да, шантаж) Это – эксклюзивное предложение для прекрасного друга! Отвечает Хо уже на номер Бана:Минхо:
Замётано, ЧАНИ)))))))
Счастливого медового месяца
Я унесу вашу тайну в могилу, а вы спалитесь на ближайшей тусовке
отвечаю
Конспираторы вы хуёвые.
Вы же не думаете, что все вокруг идиоты?
Джинни, для кого стринги?)
Хёнджин, смеясь, возвращает телефон Чану, достаёт свой, отправляет пару сообщений. Видимо, Минхо действительно получит завтра утром всё обещанное. – Поехали домой, хён, я покажу, для кого были стринги. – Ты их купил??? – Хочешь узнать, что я ещё купил, а? Тебе когда-нибудь танцевали стриптиз, хён? – Хван заигрывает, глядя хитро исподлобья. – Я… ходил, да. – Покрасневшие щёки Чана – вполне ожидаемы, а вот ответ продюсера для Хёнджина неожиданный: – Огооо, прям приват брал? – Нет. Приват… Что?.. Что ты задумал? Он уже понял, что. И Чан совсем не уверен, что способен выдержать это зрелище. Не способен, потому что одна мысль об этом отправляет его сознание за пределы реальности и завязывает низ живота в тугой узел. Хёнджин в одежде вызывает у него восторг и желание её снять. Хёнджин без одежды вызывает головокружение и звериное желание его трахать до потери пульса (обоих), Танцующий Хёнджин восхищает и вызывает физическое ощущение красоты, его хочется созерцать вечно. А если всё это соединить, то Чан или реально начнёт ему поклоняться, или просто умрёт от нахлынувших чувств разом. Поэтому считает приват для себя в исполнении Хвана очень плохой идеей. Он и так на грани. Хёнджин дразнил его в торговом центре всё время их покупок (опытным путем выяснилось, что к сексу в примерочной Чан пока не готов, но это не точно). Хёнджин дразнит в ресторане, облизывая палочки и пальцы (соблазнительно мыча и чавкая от удовольствия), пошло втягивая из трубочки смузи (вкусный, как ты, хён). Продолжает издевательство в машине, держа руку на бедре водителя и оглаживая пресс и пах Чана (ой, хён, я нечаянно, ммм... задел что-то твёрдое). Хёнджин изводит в лифте: шепчет Бану на ухо в подробностях, как он будет раздеваться, танцуя ему "приват", и что планирует делать с самим хёном, попутно его целуя, куда придётся, задевая самые чувствительные места языком и зубами (совершенно случайно, конечно же), потому что руки обоих заняты пакетами. Чан молчит примерно с выхода из ресторана, сверкая тёмным огнём в глазах. Когда они заходят в квартиру, Чан молча несёт пакеты с продуктами на кухню (если бы не "заморозка", дальше прихожей Хвану было бы не уйти...), Хёнджин шлёпает за хозяином дома следом по инерции со всей поклажей, что есть, весело воркуя о том, какое вкусное мороженое они купили, и как здорово его будет слизывать с горячих кубиков Чана. Помогает загрузить продукты, попутно невинно спрашивая (он знает, что Чан возбуждён до предела, не зря ж он старался): – Хён, всё хорошо? Закрывая холодильник нарочито аккуратным движением, Чан поворачивается к Хёнджину, притягивая того резко и властно, впечатывает танцора в столешницу буквально своим стояком: – Ты доигрался, Джинни. – Я завидую твоей выдержке, хён, – Хёнджин загорается самой блядской улыбкой, – я бы сорвался ещё в примерочной, ну, на крайняк – в машине. Ты бы знал, что я хотел сделать с тобой под столом в ресторане… Чан целует жадно, мокро, нетерпеливо. Прижимает Хёнджина к столешнице, напирая всем весом. Хёнджину с ума сойти как нравится. Чан снимает с него толстовку вместе с футболкой одним движением, выцеловывает шею, ключицы, гладит по торсу, оставляет новые засосы. Хван млеет, запрокидывая голову от удовольствия, ласкает старшего в ответ. Бан Чан терпеть уже не может и не намерен. Опускается поцелуями по прессу, сразу снимая брюки с боксерами, ведёт языком по давно твёрдому члену Джинни, берёт в рот красную головку, играет языком, насаживается, берёт сразу больше половины, он бы, честно, хотел сразу всё, но размеры Хвана не для таких малоопытных (пока), как он. Он не хочет терять времени и, беря в рот член, одновременно ласкает ягодицы своего мальчика, нетерпеливо их разводя, массируя смоченным слюной пальцем анус, Бан хочет спросить где "аптечные" покупки, поднимая взгляд, но Хёнджина не нужно спрашивать. Хёнджин, постанывая, смотрит на "голодного", напавшего на него Чана, и готов расплавиться уже от этого вида. Он отводит ногу в сторону и придвигает пакет одним движением. Бан отрывается от своего занятия, видя запас купленного, и не знает – бояться, смущаться, радоваться или ржать в голос. Он бы не смог без стеснения купить такое количество смазки с разными вкусами и презервативов разных видов. Тут запас – на полгода, не меньше. Джинни улыбается, тяжело дыша: – Выбирай любое. – Бесстыжий негодник. – Очень хочу тебя, хён. Чана эти слова подстегивают ещё хлеще. Он хватает, не глядя, первое попавшееся под руку. Выдавливает смазку, разогревает, берёт в рот яички Хвана и приставляет палец к колечку мышц, массируя. Хёнджину не передать как круто. Он впивается руками в голову Бана, сосущего его член, еле сдерживаясь, чтоб не трахнуть его в горло. Но когда Чан легко проникает одним пальцем в разработанное за ночь отверстие, Хёнджин, забывшись стоном, нетерпеливо толкается бёдрами. Чан не против, поощряет мычанием, расслабляя горло, продолжая растягивать нутро Хёнджина, нащупывая заветную точку. Когда искомое найдено, Хван дрожит всем телом, захлебывается голосом, совсем бесконтрольно, начинает толкаться почти грубо в рот партнёра, тот чуть не давится, но не отстраняется: Чану очень нравится такая реакция Джинни, который даже сказать не может, что сейчас кончит. – Чани, я... Чан... ЧАААН... Бан понимает. Он открывает рот шире, и этого вида достаточно для Хёнджина, чтобы кончить почти с криком на высунутый язык своего мужчины. У Хвана – туман в голове, когда он видит, как Чан сглатывает, облизываясь, стоя перед ним на коленях. Слизывает остатки спермы с медленно опадающего члена, вытаскивает палец из пульсирующего ануса («это ненадолго, сладкий, даже не надейся»). Хван притягивает в жадный поцелуй разгорячённого продюсера, боже, да он реально похож на голодного волка... Охуенно. Сдирает с него толстовку – ему жизненно необходимо потрогать это жаркое идеальное мускулистое тело. – Ты... Боже... Чани... Чан целует в губы, в шею, кусает за мочки, чистой рукой зарывается в волосы, ласкает своё совершенство, разворачивает к себе спиной, укладывая на столешницу, поднимает смазку и свою толстовку, подкладывая под бёдра Хвана – даже в диком порыве – заботится. Чан зависает, смотря на спину Джинни, на его руки, в удивлённые глаза повернувшейся головы. Гладит по спине, целуя в плечо и прогибая. У него слов нет, или он просто говорить не может, от Хёнджина сносит крышу невыносимо. Бан наощупь смазывает сфинктер и, раздвигая половинки руками Хвана, ласкает, снова проникая пальцем, почти сразу добавляя второй. Джинни подаётся бёдрами назад, показывая своё желание. Хорошо. Чан двигается постепенно, но с Хёнджином хочется всё и сразу, поэтому он опускается, и, не вынимая пальцев, проводит языком по чувствительному колечку. Малиновая. Неплохо. Хван вздрагивает от неожиданности и удовольствия, а Бан начинает играть, попеременно заменяя пальцы языком и обратно. Хёнджин поворачивает голову насколько может, смотря безумным взглядом – кто из них эскортник вообще? И этот человек, трахающий его поочерёдно языком и уже тремя пальцами, попутно лаская свободной рукой, так что у Хвана мурашки по всему телу, член снова стоит и стоны и не прекращаются – это вот он, доводящий Хёнджина до исступления, он краснеет при упоминании чего-то близкого к слову «секс», бормоча, что не умеет? – Хён... Хён... – Нравится, ммм? – Чан поднимает пьяный взгляд. – Поч... Ааааауу...– хён проезжается пальцами по простате, кусая за ягодицу, – Божееее... Аааах... Почему... Ты ещё одет, хён? Оооу... – Значит, не нравится? Тогда лучше остановиться, да? – В Чане просто дьявол просыпается. Наверное, желанием дразнить его Хёнджин заразил... Когда Бан замирает, танцор, снова смотря на него, шипит: – Убью, если остааааа...новишься... Боже... Чан, улыбаясь, возвращается к своему занятию. Он, вылизывая анус, проводит по члену Хёнджина, обхватывая ладонью ствол, возвращается рукой к сфинктеру четырьмя пальцами. Чан не знает, что им двигает в этот момент. Он такого не делал, кажется, это вообще не он, когда берёт руку Джинни с его же ягодицы, влажно проводит языком по ладони, берёт в рот пальцы и, вытаскивая, кладёт руку Хёнджина на его же член. Хван просто охуевает от того как по-блядски это делает его мужчина. У него ни слов, ни членораздельных звуков нет. Только дрожь, стоны и крики. Чану уже совсем невыносимо, он избавляется от остатков одежды, хватает из пакета первую попавшуюся пачку с презервативами, кажется, он просто сходит с ума... Открывает пакетик зубами, раскатывает по члену, распределяя смазку, добавляет побольше лубриканта на растянутый сфинктер Хёнджина, пристраивая член. – Джинни?... – Хван следует, видимо, примеру Чана, молча подаётся назад и сам насаживается с диким стоном, слыша рычание любовника. Чан хочет подождать, но Хёнджин терпеть не желает: – Хён... Чани... Двигайся, прошу... Старший нежно целует в плечо, в лопатки, ласково проводит по красивой спине ("мой хороший..."), в противовес касаниям – сильно держит за бока, легко толкается, проверяя реакцию, выходит медленно, и так же медленно проникает обратно под скулёж Хвана. – Ещё...так... У Чана слов нет говорить, его конкретно уносит. Он повторяет. И повторяет. Ускоряет темп под урчащее "дааа, хён". Вбивается сильнее и сильнее, Хёнджин выгибается в спине, меняя угол проникновения, подаётся назад, держится за столешницу трясущейся от возбуждения рукой, другой обнимая старшего сзади за голову, целует влажно, почти кусая. Чан продолжает. – Чани, Чан... Я сейчас... Не могу... – Можешь. Ммм... Дразнить ведь можешь. Бан выходит из парня, вызывая недовольный капризный стон, разворачивает к себе, жадно целует, подхватывает того под бёдра, кивает на бутылек смазки и контрацептив на столе: – Возьми. Хёнджин хоть плывёт взглядом, но хищно облизывается. Слушается. Держится руками и ногами за своего горячего хёна. Чан несёт вроде бы в гостиную, но у стены не выдерживает, прислоняет Хёнджина и начинает вбиваться с новой силой, рвано целуя. – Хён... Охуеть... Боже... Такой нереальный… – Мой хороший... хочу тебя невозможно… Хёнджин почти неконтролируемо кончает себе на живот, сжимаясь вокруг члена Чана и скуля его имя. Наклоняется к шее, целует-кусает и зализывает с урчанием под стон Бана, запрокидывающего голову, с чёлки Джинни стекают капельки пота, вызывая щекоткой ещё большее возбуждение. Старший хочет поставить Хвана и вытереть, но тот почти умоляет не выходить и продолжить. Чан, не отрываясь, несёт своё ненасытное сокровище в гостиную, садится на диван. Джинни кидает презервативы и смазку наугад, обнимает, целует Бана, весь разобранный и растекающийся от ощущения наполненности и неистового мужчины, на котором он сидит, он в полном восторге. Ещё. Он пробует двигаться, но сам не может из-за недавнего оргазма. – Хён... Не останавливайся, хён, пожалуйста. Джинни почти плачет, так хочется. Чан не в силах отказать, поднимает и снова насаживает, добавляет лубриканта, медленно задавая темп, следит за поплывшим стонущим Хёнджином. – Сладкий, ты как? – Охуенно, я охуенно, прошу, хён, ещё... Бан продолжает, пока собственная погоня за оргазмом не становится пыткой, когда держаться уже невозможно, он начинает насаживать на себя стонущего Хвана быстрее и быстрее, сильнее и глубже. Видя возбуждение Хёнджина и его абсолютно потерянный вид, укладывает его на диван, потому что – Хочу вместе, держи так, – обхватывает свою талию его ногами, подкладывает попавшуюся подушку под поясницу Джинни, оглаживая его тренированные бёдра. Просто с ума сходит. Целует в губы со всей страстью, берёт запястья Хвана в свою руку, фиксирует их над головой любовника, второй рукой начинает ему надрачивать в ритме своих уже рваных быстрых толчков. Хёнджин где-то в другом мире, когда Чан снова его целует – глубоко, с языком, и шепчет: – Джинни, посмотри на меня, мой хороший... Хёнджин почти не может, он абсолютно расфокусированно переводит поплывший взгляд слезящихся глаз на своего невероятно жаркого партнёра. Он весь блестит в испарине, дыхание сбито, по вискам капельки пота: – Чани... Бан изливается внутрь, почти рыча, со стоном, утыкается лбом в скульптурную шею Хёнджина, продолжая доводить его рукой – ему хватает нескольких движений, чтобы почувствовать влажное тепло на своей ладони. Чан освобождает руки танцора от своей хватки, поочерёдно немного растирая и целуя запястья своего мальчика, пока Хёнджин, дрожа, прижимает к себе ногами Чана. Бан гладит Хёнджина по волосам, подкладывает подушку под голову, хочет выйти, но Джинни не даёт – хнычет и держит. – Мой неземной, такой чувствительный... Чан старается не ложиться на Хёнджина всем весом, чтоб дать отдохнуть, но тот его притягивает, обнимая. Хвану хорошо, очень. Говорить Хван не может. Обнимать может, целовать не соображая, может, а говорить и двигаться – не может. Когда приходят в себя, Чан вытаскивает немного с трудом и дискомфортом уже размягченный пенис, снимает презерватив. Джинни, кажется, задремал, но его нужно привести в порядок. Как бы Чан не отмахивался от этой мысли, Хёнджин выглядит откровенно блядски и порнушно: потный, затраханный, весь в засосах, сперме и смазке, с блаженной блуждающей на лице улыбкой. Бан недалеко от него ушёл. Как бы Чан не хотел отмахнуться от второй мысли, что именно он – причина такого Хёнджина, ему почему-то очень нравится совокупность этих факторов. Просто безумие. Хёнджина надо как-то транспортировать в душ, потому что просто влажным полотенцем тут не обойтись. – Джинни, милый, иди сюда, м? – Чан пытается его поднять, но натыкается лишь на недовольное хныканье. Окей, мы пойдём другим путём. – Хороший мой, – целует, закидывает руки Хвана на шею, – обними меня, пожалуйста. – Ага, тут и просить не требуется – сразу мёртвая хватка. То, что надо. Чан относит его в душ («хитрый хён»), приводит их обоих в порядок. Хёнджин не мешает, хотя и в процессе собственного воскрешения не особо участвует, но когда Чан принимается за себя, Джинни будто бы отмирает, пытаясь отобрать у Бана мочалку: – Дай сюда, хён – Хван целует нежно. – Ты устал, Джинни, просто расслабься, я сам, – Чану абсолютно непривычно, что к нему тоже можно проявить такое внимание. – Я не устал, я просто в ахуе. – В борьбе за мочалку Хёнджин странным образом побеждает, когда шепчет ласково, – Чани, я тоже хочу позаботиться о тебе. Бан сдаётся. Приятно до одури. Словно растворяется под струями воды и нежными изящными пальцами Хёнджина. – Хорошо? – Хван щурится, как на солнышке. – Очень, Джинни. А тебе? – У меня нет слов, хён. Это что было вообще? Чан вроде понимает, что Хёнджину… понравилось? Но поскольку у него ничего подобным диким порывам не случалось, и похвалы за свой сексуальный стаж он получал мало, больше критики, то на такие вещи он просто не знает, как реагировать. Его действительно это смущает, и он действительно переживает за самочувствие партнёра. Они уже закончили с водными процедурами и вытирают друг друга. Чан укутывает Хвана в халат, себя в полотенце, встревожено спрашивая: – Джинни, всё в порядке? Я же не сделал тебе неприятно? Для Хёнджина это звучит... Странно. Он думал, что Чан с его стеснением будет не решительным или зажатым в постели, но он оказался невероятно умелым, страстным и чутким любовником. Если и не очень опытным, то определённо – талантливым. Общаясь с ним, Хёнджину совершенно ясно, что Чан не тот, кто набивает себе цену ложной скромностью. Его неуверенность в некоторых вещах, насколько понимает Хёнджин, от отсутствия отклика на действия и прошлый негативный опыт с тем парнем. Потому он его и дразнит откровенными комплиментами. Но не может ведь быть, чтоб Чану вообще не говорили, какой он великолепный в сексе, с такими-то данными. – Хён...– Хван гладит по лицу, целует, обнимает... – во-первых, ты сделал мне настолько круто, что я просто улетел. Правда, это было нереально потрясающе. Во-вторых... Во-вторых, я не пойду никуда сам, хочу в твои красивые сильные руки, – Чан смеётся, подхватывает завернутого в халат Хёнджина и несёт в спальню, пока «ноша» спрашивает, – в-третьих, Чани, тебе же, наверняка говорили, что ты охуенный любовник? – Оу... – Чан укладывает Хёнджина на постель, краснея. – Эээ... Нет, Джинни, не говорили... Ничего… такого. – Хочет идти за водой и телефонами, но Хван ловит его за запястья: – Хён... Неважно, хер с ней с водой, и тем более с телефонами, и со всем остальным, иди сюда. – Хёнджин, буквально затаскивает Бана в постель, укрывая одеялом, выключает свет, оставляя только ночник. Обнимает. – Хён, что тебе говорили? – Ээээ... почему ты спрашиваешь? – Потому что хочу тебя понять. Я немного… нет, я совсем не понимаю твои реакции на какие-то мои слова. И мне это важно. Я искренне откликаюсь на то, что ты делаешь, неужели по мне не видно, что мне очень нравится? Я ведь говорю об этом и реагирую! Но ты в какие-то моменты будто бы… не знаю, то ли пропускаешь мимо, то ли словно не веришь. Мне немного сложно с этим. Ты иногда так смущаешься, что как будто бы прячешься от самого себя. Ты рассказывал мне про… того парня, я помню… – Хван старается спрашивать осторожно, чтоб не быть грубым, – но насколько я понял, он ведь… не был единственным у тебя?.. Я просто хочу понять, может быть, я говорю или делаю что-то не так? Может быть… тебя что-то задевает? – Ох... Нет, Джинни… ты не делаешь ничего такого, всё… ты идеальный, боже! Просто… в некоторые вещи мне сложно поверить, что они относятся ко мне. – Почему? Что тебе говорили, хён? Поделись со мной. Пожалуйста. Я не буду осуждать. – Хёнджин садится, прислоняясь к спинке кровати, – Я могу отвернуться и не смотреть, если тебе неловко, или можно рассказать историю, как будто это не ты…без имён и подробностей… Или просто… расскажи, что тебя так смущает… Чан не отворачивается, не говорит от третьего лица. Садится по-турецки напротив и рассказывает Хёнджину, что напоследок сказал ему Инни, который был первым у Бана. Вообще всё рассказывает. У Чана изначально было много страхов, когда он осознал свою тягу к мужчинам, видел разную реакцию людей на подобные отношения. Но в Австралии с этим было проще, чем в Корее. В школьные годы он был сосредоточен исключительно на учёбе и был весьма романтичен, желая первый секс с тем, в кого будет влюблён. От одноклассников он свою ориентацию скрывал, поэтому там никаких отношений не было, просто нравился мальчик из класса, о чём он молчал. В университете чувствовалось больше свободы, и у него даже случился опыт взаимной дрочки в закрытой аудитории о-боже-с-преподавателем, который очень ему нравился и оказывал недвусмысленные знаки внимания, но дальше ничего не зашло. А потом, в свои двадцать один он переехал в Корею и познакомился с Инни, который моменту своего восемнадцатилетия, кажется, успел переспать с половиной геев Сеула. Когда произошел их первый раз, который для Бана был в принципе первым, Чонин спросил, не припозднился ли он. Бан был очень влюблён, хотел экспериментировать, но Ян почему-то соглашался редко, говоря, что с размерами Чана это вообще не нужно (хотя Чан спрашивал, как хочется любимому, и он готов попробовать). При недостаточной растяжке Инни шипел, а на тщательную всегда ворчал, что он не хрустальный, и не надо его опекать, как ребёнка. Когда Чан, ещё не стесняющийся себя и горячих тем, писал лирику или песню с «жарким подтекстом» Чонин говорил, что эту вульгарщину он петь не будет и песни убирались в стол. Секс, как и другие проявления близости, Чонин предпочитал дома, о «вторых раундах» там вообще речи не шло. Как оказалось в финале, он был недоволен неопытностью Чана и постоянно имел (во всех возможных смыслах) кого-то на стороне. Так Чан стал стесняться проявлений своей сексуальности и думать, что он пишет действительно что-то пошлое, а желание экспериментировать – что-то не очень хорошее, и, наверное, он озабоченный извращенец, если ему хочется партнёра не один раз или долго. Ну, и с оральным сексом, как оказалось в самом конце – тоже всё плохо, а сам Чонин минет делал Чану от силы несколько раз за всё их время вместе. Парень, который был после (оказавшийся женатым) в первый их (и последний) опыт сказал, что хорошо себя подготовил сам и, несмотря на желание Чана завершить начатую «работу», сказал, что всё окей, он всё знает и хочет пожёстче. Бан вспомнил, что чрезмерная забота бывает неприятна и доверился партнёру. В итоге Чан его сильно порвал, и вместо жаркой ночи в постели получился тревожный вечер в больнице. Так Чан стал смущаться своего размера и бояться причинить вред ещё больше. Желание экспериментировать вновь неожиданно проснулось с виртуальным красавчиком из другого города. В первую ночь всё было неплохо и вполне традиционно. Во вторую они заранее договорились, что могут попробовать что-то необычное, чего не пробовали оба. Идея с наручниками и наказанием плёткой оказалась провальной, потому что партнёр не мог сдержать дикого смеха, а Чан реально завёлся и хотел поиграть, но получил к смеху ещё намёк на то, что выгляди он по-другому, возможно, это не было бы так забавно. Так Чан, в принципе не получающий много комплиментов, понял для себя, что он непривлекателен и, учитывая прошлый опыт, совсем плохой любовник. С парнем оказалась «не судьба», а Чан записался в качалку, где познакомился с приятелем Бинни. С ним тоже была всего пара ночей (уже без экспериментов, но вполне себе приятных), и Чану он очень нравился, несмотря на полную противоположность в интересах. После того, как приятель сказал, что не влюбился, и ничего у них не выйдет, Чан даже не удивился, прийдя внутри к окончательному выводу, что предыдущие осознания касательно своих данных его не обманули. Но в качалку продолжил ходить. Полезно для здоровья. А вот всякие отношения строить прекратил, потому что, наверное, реально не судьба. Иногда Минхо в шутку предлагал снять мальчика «по вызову» тоже для здоровья, но Чану претила сама мысль, о том, чтоб использовать кого-то для удовлетворения своих потребностей и слушать фальшивые комплименты за свои же деньги. Он хотел по-настоящему. А потом появился Хван Хёнджин… – …И, понимаешь, с тобой… всё иначе и всё впервые. Конечно, я чувствую твою искренность, Джинни. Я говорил вчера об этом. Ты так заводишь своим желанием, что у меня и тормоза, и голова напрочь отключаются, это немного пугает меня. Я, правда, боюсь навредить, или сделать что-то не так, и меня смущает… я не привык к тому, что меня так хотят… вообще ко всему такому. Чан замолкает. Хёнджин в шоке, у него чувство, что Чан собрал полный кастинг на шоу «Найди худшего партнёра». – Боже… Хён… Что за пиздец…– Хван подползает, обнимая своего драгоценного хёна, – И ты…ты верил всему этому дерьму… Теперь я понимаю... Спасибо, что поделился, милый. Чани, ты же… мне веришь? – Верю. – Хён, посмотри на меня. Послушай. Заботиться о партнёре это не гиперопека, это естественно в принципе, и в плане растяжки с твоим шикарным размером особенно. И ты так приятно подготавливаешь! Доверять – это нормально, хотеть нового – нормально, и не уметь чего-то – тоже нормально. Восхищаться партнёром это… ну, мы же поэтому и выбираем кого-то, как не говорить об этом?! Не нормально – тыкать во всё это палкой и ржать. Научиться или направить партнёра, обговорить, что нравится и нет, если хочешь его – не проблема, это просто. Проблема, если с другой стороны глухо, это ведь обоюдный процесс. Чани, ты говоришь, что со мной многое впервые, да? – Почти всё, мой хороший. – Спасибо тебе за такое доверие… Это так много, хён. В смысле, и то, что рассказал, и то, что пробуешь со мной. Теперь я понимаю, как это может быть для тебя страшно или неловко. Чани, я знаю, что прошлый опыт не стереть, но... Попробуй не думать об этих вещах... Хорошо? Ты всё правильно делаешь, хён. Мне всё нравится. Может быть... не знаю, я не очень в этом разбираюсь. Но может быть, ты попробуешь фокусироваться на том, что тебе приятно, а не то, что стыдно и всех этих гадостях, которые наговорили тебе эти ужасные люди? – Хорошо. Не уверен, что это будет просто и быстро, но я попробую. Ты очень помогаешь в этом, Джинни. – Вот и здорово. Ты такой страстный, хён, такой замечательный... Не сдерживай себя. – Да как с тобой сдерживаться-то, боже... Ты же дразнишь меня постоянно. – Значит, я буду продолжать.– Хёнджин щурится довольно. Его интуитивный тайный план по закидыванию Чана комплиментами оказался рабочим. Целует пылко и нежно, зарывается в волосы рукой, ведёт носом по скуле Бана, гладит по спине, шепчет, зацеловывая его лицо, шею и плечи, словно хочет словами и лаской вернуть Чану всё, что тот не получил. – Ты такой чудесный, хён, такой заботливый, такой сильный, с тобой так хорошо, такой чуткий, такой вкусный, такой потрясающий... – отрывается, смотрит с надеждой в глаза напротив. – Приятно? – Очень... – Чан просто растворяется в ласке, обнимая, и крепко прижимая Хёнджина к себе. Плывёт от его воркующего медового голоса. – Мой хороший... Если будешь так продолжать, а я не буду сдерживаться, я тебя сожру просто. Хван совсем не против. Он чуть отстраняется от объятий, держа руки на плечах Чана: – Приятного аппетита, хён. – Целует более напористо и жарко, с языком, возобновляя ласку. Чана уже "ведёт", он смотрит полупьяно, как Хёнджин спускается поцелуями всё ниже и ниже, проходясь языком по его прессу, нетерпеливо освобождает бёдра Чана от оскорбляющего их полотенца, гладит широкой ладонью полувозбуждённый член Чана, который с каждым касанием Хвана всё больше заинтересован в происходящем. Танцор приподнимается, но руку не убирает, – Знаешь, это хорошо, что у тебя ни кем из… этих, ну, не получилось... – проводит по органу вверх-вниз; Чан вопросительно смотрит, не выдерживая, снимает одним движением халат, опрокидывая Хёнджина на спину, целует влажно и горячо, а тот обхватывает его руками и ногами, – Это всё досталось мне! – Ну, вот что ты... Ты просто невероятный... – Чан чуть смущён, совсем немного. Непривычно, но так приятно – страсть Хвана будит в нём желание сдаться собственным чувствам. Улыбается широко, – я очень рад, что это досталось именно тебе. – Хёнджин чуть толкается бёдрами, Чан улыбается навстречу, – серьёзно, ещё?.. Хван берёт руку Чана и, улыбаясь, кладёт на собственное возбуждение: – Хочешь знать серьёзность моих намерений? Ммммм, давай проверим – это из-за тебя, хён... как будешь отвечать за такое? – Ооо, какие внушительные и такие твёрдые намерения... какая передо мной большая ответственность... и как же я, по-твоему, должен её взять? Хёнджин переворачивает Чана на спину: – Я дам знать в устной форме, хён. С этими словами Хёнджин опускается ртом на член Чана полностью, вызывая его прерывистый стон. И если прошлой ночью Чан в порыве и абсолютном тумане желания просто принимал все действия Хёнджина, то сейчас он чувствует детально, что творит его парень губами и языком. И это сводит с ума почти буквально. Хёнджин даже почти не использует руку. У него безусловно профессиональный талант, но Чана это не волнует ни разу. Он не то чтобы был избалован оральными ласками за свой небогатый и не самый удачный сексуальный опыт, а такими, что выписывает языком Хёнджин и подавно. – О, боже... Блять... Блять... Как же ты охуенен, Джинни... Пиздец... Это охерительно, – Чан держит руки на голове любовника, собирая его волосы, чтоб те не мешали. Хёнджин отрывается от своей бурной деятельности, потому что слышать ругательства от Чана ему доводилось всего несколько раз – всегда в такие моменты, когда Бан максимально эмоционален. Хёнджин принимает это как знак похвалы: тактике раскрытия потенциала Чана и своим умениям, чего греха таить. Он продолжает, знает, как задать нужный темп, чтоб партнёра довести до пика быстро или медленно, и сейчас он хочет медленно и кое-чего ещё (всего и побольше). Хёнджин решает вызвать Чана из другой галактики, в которой тот очевидно пребывает. Пошло хлюпает и отрывается от своего живого леденца, причмокивая: – Чани... Чаааанааа... Хээй, – тянется за смазкой и презервативом, которые со вчерашнего вечера лежат на тумбочке. Но Чан в такой прострации, что Хван решает его немного взбодрить... другим способом. Берёт в рот яички, посасывает, рукой проводит по стволу, задевая чувствительную головку, проходится языком до уретры и... раздвигает ягодицы Бана, опускаясь губами и языком к сфинктеру. Продюсера аж подбрасывает от неожиданных ощущений. – Джинни... Ты... – Останови, если не хочешь или не понравится. – Хван на неловкость реагирует мгновенно, а Чан просит, путая слова от ощущений: – Хо... ххочу... пожалуйста... попробовать. Хёнджин не то что бы сильно любил делать римминг, но, вероятно, дело в партнёре? С Чаном ему прям хочется... почти всё. Попробовать на вкус, узнать ощущения, вызвать приятную реакцию. Хван любопытный очень, и хороший любовник, и своего удовольствия в сексе он никогда не упускал, но таких эмоций и близости, как с Баном, не испытывал ни с кем. И потому ему безумно интересно узнать, что и как можно ещё... Хван продолжает ласку языком сжимающегося отверстия и слышит совсем не томное неожиданное – Оой... – Хён? Не нравится? Хёнджин с интересом поднимает голову. Чан по-настоящему смущён. – Я… не знаю, как сказать... – Бан гладит Джинни по голове, пока тот подползает ближе, попутно целуя и облизывая член – Как есть, я не кусаюсь. Неприятно? – Мне... Мне щекотно, – Когда Чан говорит это, закрывая лицо руками, его осеняет идея, подкинутая словами Джинни, что, возможно, ему понравится кое-что другое... Хёнджин, вопреки ожиданиям ласкающего его Чана, не обижается, а задорно хихикает, продолжая ласкать в ответ тело любовника. – Ты… не обиделся? – На что? Это же твои ощущения, всё в порядке. – Хёнджини, – Чан говорит тихо, как будто боится озвучить просьбу, Хван придвигается к лицу, гладит партнёра по щеке, как бы говоря, что ему можно довериться, – а ты можешь меня... там... укусить? – Джинни загорается новым экспериментом и желанием подразнить: – Направь меня, хён, – он трогает член Чана, – здесь? – Ниже. Хёнджин спускается с поцелуями и игривым языком туда, где была его рука только что. Сжимает мошонку. Здесь? – "Ниже". Хёнджин поднимает шаловливый взгляд на дико смущённого Бан Чана, обводит пальцем анус – "где-то здесь?" слышит низкое "да, пожалуйста". Чан, в общем-то, и сам не знает, чего ждать сейчас от собственного спонтанного странного желания. Хёнджин касается зубами, совсем легонько прикусывая, следит за реакцией и слышит вырывающийся стон Чана. Повторяет в другом месте. И ещё раз, но после укуса проводит по нему языком резко. Чан просто выгибается и стонет, Хёнджин начинает разбрасывать поцелуи-засосы по внутренней стороне бёдер продюсера. – Нравится, хён? – Хёнджин смотрит на рассыпающегося Чана – потрясающее зрелище. – Ещё... очень... боже...Джинни... ещё... я сейчас кончу. – Ну, нет! – Хёнджин отстраняется, хищником смотря на дичающего и удивлённого Бана. – Я слишком хочу тебя внутри, чтоб ты кончил только от моего рта, Чани. Бан притягивает Хвана в жадный поцелуй. Целует, как будто реально сожрать хочет, впивается губами и руками, кусает ласково, оставляет всё новые засосы, занеживает неистово, переворачивая. В каждом касании – "моё", в каждом движении – "хочу". Неземное существо под ним отвечает жаждущими глазами со всем жаром: "твоё, бери". Чан наугад нащупывает бутылёк со смазкой, поднимая ноги танцора и подкладывая подушку под поясницу: – Мой хороший... такой великолепный, самый прекрасный... Бан, разогревая, проникает двумя пальцами сразу в горячее податливое отверстие изнывающего тела, на подготовку нужно совсем немного времени после бурного вечера, Хван сам раскатывает презерватив на Чане, это возбуждает последнего ещё больше, хотя больше некуда. Чан, вопреки хнычущему Джинни, когда входит, проверяет аккуратно – всё ли в порядке. Хёнджин знает себя, свои аппетиты и возможности, но понимает, что Чан – ещё нет, и поощряюще на его заботу откликается поцелуем, в который выдыхает, одновременно переплетая их пальцы: – Ты чудесный, хён... давай. Чан двигается размашисто, не медленно, сразу в среднем темпе, Джинни просит хёна "сильнее, пожалуйста, быстрее..." – Какой жадный Джинни. – Целует рвано в губы, шёпотом спрашивая, – Хорошо? – Очень... ещё, Чан... Чан целует снова, меняет угол, поворачивая своего мальчика набок, одной ногой становится на пол, не ускоряет темп, но вбивается сильнее, Хёнджин стонет и хнычет, у него белые пятна перед глазами, уже растрёпанный, потерянно просит: – Хён... кончить... дай... можно коснуться? Слова теряются, картинка перед глазами мажет, он так возбудился, лаская Чана, что уже совсем на грани. Они вроде как не начинали эту игру, но Хёнджин действительно себя совсем не касался, и когда он спрашивает, Чан, продолжая трахать ненасытного гостя, включается моментально: – Нет, сладкий, тебе нельзя себя коснуться, только мне можно... Хван хоть уже почти "уплыл", но на осознание дальнейших действий требуется секунда. Он хватает руку Бана в свою и кладёт на свой пенис, начиная надрачивать. Он совсем близко, когда Чан, смеясь, сжимая ягодицу, наклоняется к уху хитреца: – Безобразник... Джинни смотрит настоящим бесёнком, кусает губы и совсем пропадает от ощущений, доводя себя рукой Чана, который ускоряет темп и берёт Хёнджина уже нещадно к их обоюдному удовольствию. Хван кончает первым в их общий кулак, проваливаясь в блаженную пустоту («я же не коснулся себя, хён»), а Бан Чан продолжает вколачиваться в горячее нутро, сразу следуя оргазмом за любовником. Чан уже понял, что Хёнджину не нравится, если партнёр выходит сразу, но поза не совсем удобная для отдыха, поэтому он решает пойти на хитрость: – Джинни... Хороший мой, посмотри на меня, – проводит чистой рукой по спине, целует в шею, когда Хёнджин смотрит на Чана млеющим взглядом, Бан берёт их сцепленные руки в сперме Хвана – и, постепенно выходя из Хёнджина, слизывает всё с ладони, а потом поочерёдно с пальцев, захватывая на полную длину по два – свой и его, снимает контрацептив и вытирает остатки влажными салфетками. Хван отлетает от такой развязности «великого скромника». Не хочется никуда идти, поэтому Бан оставляет всё на полотенце на полу. Чан проверяет Хвана ("не дуй свои прекрасные губы, я не перестану этого делать") и делает странную вещь – приподнимает его и перетаскивает на другую половину кровати, Хёнджин хохочет: – Хён, ты чего? Не мог сам туда лечь? Или сказал, я бы подвинулся... – Может, мне нравится... держать тебя в руках. Чан стесняется такого откровения – вдруг Хёнджин посчитает это слишком слащавым, а тот ластится котом, пригреваясь на плече Бана, который обнимает. Чан – жаркий, и правда, как обогреватель, шепчет ласково: – Джинни... ты фееричный… это... со мной никогда такого не делали, мне было неописуемо круто... спасибо. – Я рад, что тебе понравилось, мне тоже было потрясно. Ты – самый горячий, хён. После огненной ночи и недолгого сна Джинни будит Чана… своим вожделением очень ранним утром. Бан ни на секунду не остаётся без ласк, на которые просто невозможно не реагировать, и, несмотря на все уговоры своего жадного любовника взять его ещё раз ("хён, хочу ещё почувствовать тебя внутри, пожалуйста, хотя бы пальцы"), утаскивает Хёнджина сразу в душ, удовлетворяет там их обоих руками, а Хёнджина вдобавок ("так и быть, хулиган") массажем простаты двумя пальцами – с большим удивлением и огромным удовольствием. Уже в постели спрашивает, гладя по волосам: – Джинни, ты кролик, хороший мой? Больше на хорька вроде похож. – На хорька? А хорьки сексуальные? – Ты – очень сексуальный хорёк. Чан смеётся, Хёнджин вроде видит, что ему всё нравится, Бан охотно отвечает на его желание и сам хочет, но Хвана неожиданно посещает мысль, что, возможно, для такого сдержанного человека, как Чан, его напор может быть... чересчур? Потому спрашивает осторожно, решая всё же уточнить: – Хён, тебе не хочется? У тебя вроде тоже давно ничего и никого... Тебе слишком много, я давлю? Не нравится, смущает? – С ума сошёл? Боже, да у меня, кажется, бесконечно на тебя стоит. – Чан думает, что в последнюю неделю его выдержка и гормоны просто взбесились, он рядом с Хваном натурально дичает до животных инстинктов как будто, – Это даже пугает. Я как будто в другой реальности от всего этого. Единственное, чего мне не хочется – тебя в больницу везти, ага? Немного смущает, да, но мы же придумали, как с этим быть, – Чан целует Джинни в сонную улыбку. – Чани... Мне очень нравится твоя забота, и я понимаю твоё беспокойство... Но тебе не стоит так переживать, милый. Я знаю своё тело, и не буду делать ничего, что навредит. Доверься мне, хён. – Пообещай, что скажешь, если будет хоть какой-то дискомфорт. А то я график сделаю! – он и сам не знает, зачем он это ляпнул: Чан, конечно, привык контролировать всё, что под руку попадается, но не настолько. – Обещаю! Чтоооо? – Хёнджин просто заливается смехом до слёз, буквально катаясь по постели, – Ты настолько зануда? График для секса? ахахахахахаха!!! Ты же не серьёзно? Планирование проникновения? – Чан смеётся вместе с ним почти в истерике: – Ага, план вторжения на территорию. – График исследования недр и глубин! На холодильник повесишь??? ахахахахахах... С контурной картой со стрелочками и датами? А вид презерватива будет зависеть от дня недели? Или ... например... банановая смазка только по нечетным... как гостям объяснять будешь? – Остановись, – Бан в трясучке, краснея и сгибаясь пополам, держит за голову Джинни, который уткнулся ему живот, плача от смеха. – Конечно, я пошутил, я не такой контрол-фрик. – Хён, о боже... просто... ну, на всякий случай, ну, вдруг... ахххаах, давай просто... когда обоим хочется, ладно? Мы найдём способ, я уверен. – Чан почему-то тоже уверен, что способ они найдут и, судя по всему, далеко не один, потому как хочется им обоим много. По крайней мере – пока. – Я всё равно буду тебя проверять, и вот, кстати, давай жопку свою неуёмную, не думай, что я забыл. – Чан подтягивает Хвана к себе на бёдра указанной частью тела, смазывает гелем, и осторожно говорит, наклоняясь к уху своего "божественного", гладит по спине, – Не ворчи, пожалуйста, я... это тоже слишком? Чан переживает, что такая опека будет чрезмерной для Джинни и будет раздражать, но ему важно удостовериться, что его сокровище в порядке. Хёнджин понимает, что двигает Чаном, а ещё ему на самом деле приятна такая забота со стороны его мужчины – Хёнджина никогда так не берегли. Ему нравится. – Это в кайф, Чани. Я не буду ворчать, спасибо, хён. Они ещё немного перешучиваются и засыпают в обнимку.