"Мой хороший, доброе утро (или когда ты встал)
надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь
Ребята вернулись из Японии,
я уехал в банк, нужно подписать доверенности на Хана и заехать в студию
на плите пибимпаб, яйцо добавь сам
на всякий случай – твой ключ под запиской
чувствуй себя как дома
не скучай, хорошего дня
БЧ
PS конечно, целую))"
Хёнджин улыбается, это так мило. Он делает утренние (уже дневные) процедуры, полчаса любуется засосами по всему телу – его словно раскрасили фиолетовым маркером – Хвану вдвойне кайфово, от кого эти метки, от того, что не надо запрещать их и сдерживаться самому, не надо держать дистанцию, от ломоты в теле после их ночей с Чаном. Джинни надевает какую-то огромную футболку Бана, хватает первые попавшиеся штаны хозяина дома и топает на кухню – от вчерашнего бардака, который они устроили в квартире – ни следа, только бесшумный робот-пылесос ползает по периметру. Но Хван не может найти вчерашние покупки, и ему неожиданно становится немного неловко. Чан явно очень аккуратен, а у Джинни уже есть какие-то вещи в его доме и их некуда положить... и он не знает, где они вообще – этот момент они как-то не обсуждали. Это отличается от его опыта совместного проживания: девушка жила у него в старой съёмной квартире, а с клиентами это было похоже на жизнь в отеле: когда он приезжал, его ждала комната, говорили о правилах поведения и быта в доме, и всё было довольно гладко. С Чаном получилось стихийно, и на непонятный срок – они обговорили неделю, но по комфорту друг для друга. Хёнджин решает соединить "нажитый опыт" и договорённость с Баном – обсуждать на берегу (ему очень нравится такой подход), поэтому он делает селфи с наполовину уже съеденным пибимпабом (это очень вкусно, но от осознания, что это готовил именно его мужчина специально для него... Джинни тает), фоткает записку и отправляет хозяину квартиры: Хван Хёнджин: Привет, самый горячий хён! Извини, если отвлекаю Мне охуенно! Ощущаю тебя всем телом *) Еда – пальчики оближешь (твои), спасибо ^-^ Я чувствую себя как дома, но не могу найти никакие свои вещи и покупки и я не знаю, куда их можно положить... Если это намёк на то, чтоб я ходил вообще без одежды – без проблем но тогда ты тоже > могу прислать доказательство ;)Бан К. Чан (прод):
выглядишь довольным, я рад))
>>[ Еда – пальчики оближешь (твои), спасибо ^-^]
приятного аппетита) (только пальцы?))
>>[ Я чувствую себя как дома, но не могу найти никакие свои вещи и покупки]
ой, прости, плз, хороший мой
твои вещи в сушильном шкафу в прачечной, кажется, там было и белье тоже
там же корзина для грязных вещей
я не разбирал покупки и поставил всё в мой шкаф (внизу правая секция)
можешь брать любые мои вещи)
>>[ и я не знаю, куда их можно положить...]
используй шкаф в гостевой
вроде он пустой, наверное, это будет удобнее
>>[ но тогда ты тоже ]
прекрати меня уничтожать, прошу
>>[ могу прислать доказательство ;) ]
я тебе очень верю))))
Контакт переименован Джинни: >>[ приятного аппетита) (только пальцы?))] Мммм, мне нравится ход твоих мыслей, хён Ну, у меня есть кое-какие планы на тебя и мороженое, забыл? Даже не знаю, что будет вкуснее... >>[ твои вещи в сушильном шкафу в прачечной, кажется, там было и белье тоже ] И когда ты всё успел, боже Спасибо большое, Чани, так приятно... столько заботы >>[ можешь брать любые мои вещи)] про твои вещи это разрешение, рекомендация или... приказ? ;) >>[ прекрати меня уничтожать, прошу] Я только началКонтакт переименован
Чани-хён:
>>[ Ну, у меня есть кое-какие планы на тебя и мороженое, забыл?]
я знал, что не нужно это писать
как теперь развидеть это посреди рабочего процесса
>>[ И когда ты всё успел, боже]
утром)
>>[ Спасибо большое, Чани, так приятно... столько заботы]
:)
>>[ про твои вещи это разрешение, рекомендация или... приказ? ;) ]
кхм... настойчивое пожелание))
>>[ Я только начал]
я ушёл сводить трек
слишком жестокий хорёк
Хван смеётся, у него уже есть маленький хитрый план, который он быстро осуществляет, найдя их покупки. Вопреки ожиданиям Хёнджина, Чан с записи приходит не заполночь, а вполне себе нормальным вечером. Хёнджин, вопреки ожиданиям Чана, не встречает его, хотя он написал, что едет домой (но сообщение осталось непрочитанным). Бан Чана встречает... музыка и собственный голос на всю квартиру, доносящийся с кухни. Он идёт туда и застаёт самое естественное и волшебное зрелище в своей жизни: Хван Хёнджин в его одежде готовит на его кухне, поёт и пританцовывает под его песню. Бан Кристофер Чан понимает, что нет, к Хёнджину у него не просто страсть. И, несмотря на магнетическое влечение, он без Хёнджина – может. Но не хочет. Он знает, как он живёт без Джинни, ему интересно узнать – как с ним. Где-то с минуту он просто наблюдает, а потом начинает подпевать, но Хван так увлечён, что не замечает ещё одного живого голоса. Чану хочется одновременно смотреть на это бесконечно и заобнимать своего парня до потери сознания. Он видит телефон Джинни прямо рядом с собой на столе, в активном режиме. Это ужасно – трогать настолько интимную вещь, но Чан, продолжая петь, просто нажимает значок паузы. До Хёнджина даже не сразу доходит произошедшее, так он погружён в процесс. Ему требуется где-то полминуты, чтоб понять, что он поёт в дуэте и а капелла. Он поворачивает голову со смущённой улыбкой: – Хён… ты застал меня врасплох… Бан не менее смущён – он никому так не пел свои песни, но продолжает, подходя к Джинни, охватывает за талию, пока тот орудует над приворотным зельем, не иначе, напевает ещё пару строчек прямо в ухо своему чудесному повару, вызывая у того мурашки по всему телу, и шепчет в шею: – Это самое прекрасное и счастливое, что я видел в своей жизни, мой хороший. Привет. – Тогда пусть этот вечер будет свиданием, хён? Привет. – Теперь ты застал меня врасплох. Хорошо, я только за. Романтика приветствуется? Хёнджин тупит глаза, перемешивая что-то в сковороде и добавляя специй в кастрюлю. – Ну, я люблю всякие милые приятные мелочи, знаешь... все эти глупые нежности... Это пошло и слащаво, да?.. – Не-а. Мне тоже нравится. Не прям приторно, хотя я не очень... – Чан хочет сказать, что не очень разбирается в этом, Хван посыл чувствует и хлопает старшего по плечу, – Ааааййщщщ! Не надо бить меня! Это точно не романтично! – Хён. – Хван угрожающе целится лопаточкой в Чана. – Мы это обсуждали. Ты обещал. – Ладно-ладно. Проверим опытным путём, да? – Чан целует поочередно в щёки и в губы. – Так-то лучше! – Хван подмигивает, а у самого внутри фейерверки от ласки Чана и его пения, от того, что можно быть собой и не прятать чувства. – Тогда... Тебе долго готовить? – Ну, я хотел ещё одну штуку успеть, а что? – Хёнджин немного в замешательстве: не понимает, Чан его торопит или просто спрашивает. – Есть идея! Не подсматривай, хорошо? И не торопись. Позови, когда будешь заканчивать, в гостиной есть будем. Не подсматривать – весьма проблематично: во-первых, между кухней и гостиной нет стены, во-вторых, Хёнджин очень любопытен. Но желание сюрприза побеждает, Хван включает музыку и старается сосредоточиться на оставшейся готовке. Он спиной чувствует, как Чан суетится, что-то делает, двигает мебель?.. Они заканчивают приготовления почти одновременно, и Хёнджин зовёт Бана, как тот просил. На столе уже частично всё разложено по мискам, но накрыто, и пахнет чем-то восхитительным. Чан приходит со здоровенным подносом: – Ставь сюда всё, что нужно, я отнесу. Поставь, как должно быть на столе. Не смотри. – Хёооон, ну, что там такое, я весь извёлся, ну, пожаааалуйста! – Хёнджин сгорает от нетерпения, но делает, что Бан просит. Потому что Чан целует. – Я тоже извёлся, меня с ума сводят эти запахи из под крышек. Ты сможешь, я верю. Всего пара минут, милый, мм? – Чан снова целует, – Это всё? Тарелки… рядом надо. – Хён, терпеть – это не моё! – Хван драматично переставляет посуду, – Рядом? Тогда вот это – сюда. И приборы, вот. – Я заметил, что не твоё, да, ахахах. Это же сюрприз, хороший мой, пожалуйста, – Чан ещё раз нежно целует в губы, – Ты же любишь сюрпризы, я надеюсь, тебе понравится. – Мммм…. Хорошооооо, – Хван мычит от томного удовольствия, не ясно: то ли говорит об ощущениях, то ли выражает согласие, тянет прямо в губы Чана, показывая на сотейник, – я не буду смотреть. Осторожно, здесь очень горячее. – Как ты? – Чан улыбается, Хёнджин щурится: – Как я. И как ты. Давай уже быстрее, Чан~аааа. – Хочешь, я тебе глаза завяжу? – Не хочу. Тогда мы не поедим. – Джинни подмигивая, хитро ухмыляется, ласково подталкивет продюсера в бок, – Идиии, ну… Я обещаю не смотреть! Честно. Хван держит слово и тихо стоит, не подсматривая за приготовлениями, ковыряется в телефоне. Чан действительно справляется с сервировкой очень быстро, возвращаясь к Хёнджину, просит того закрыть глаза. Хёнджин закрывает, через несколько секунд чувствует, что Чан выключил свет, чувствует касание горячих чановых пальцев к своей ладони – Бан ведёт его за собой. Всего несколько шагов. Останавливает. Целует жарко. Обнимает сзади. Хёнджин честно держит глаза закрытыми, и Чан наконец-то (Хвану, кажется, так много времени, хотя всего прошло не больше получаса) тихо произносит: – Смотри. Джинни открывает глаза, и … Оно того стоило. Чан немного передвинул и разобрал диван, поставив его спинкой к кухне, потому что на противоположной стене у него, оказывается, выдвижная белая панель для проектора, как в кино, комната освещена только фиолетовой подсветкой по всему периметру внизу и вверху, чего Хёнджин тоже раньше не видел. Большой журнальный стол сервирован ровно так, как Хван поставил на подносе (ни одна из крышек не открыта), но поскольку столик низкий, и на диване есть неудобно – Чан положил кучу подушек у изножья дивана. А ещё на столике стоит пара маленьких светильничков с несколькими свечами в каждом и стакан с розой (очевидно, из вчерашнего букета). – Чааааан… Хён…боже… как красиииво, это так романтично… Я в восторге, хён! – Я рад, что тебе нравится. Давай скорее есть, пока не остыло, мне интересно, что ты приготовил. Я чуть сознание не потерял от этих запахов! Они садятся на подушки за столик, Хёнджин замечает, что Чан не убрал поднос, а оставил его для грязной посуды и не забыл о влажных и сухих салфетках. Хвану нравится такая забота хёна даже в мелочах. Хёнджин открывает крышку самой горячей кастрюльки, и там оказывается ризотто с морепродуктами, в мисочках – карамелизированная спаржа, запечённая морковь и свежая руккола. В небольшом графине (Чан не знал, что у него дома есть графин) – – Это сангрия, но я сделал без алкоголя, на десерт – шоколадный кекс с мороженым. Итальянский ужин, вот. Ты говорил, тебе понравилась итальянская кухня, когда ты путешествовал, я тоже как-то был там, и мне запомнился подобный рецепт, я решил повторить. – Хван раскладывает по тарелкам, чмокает Чана в щеку, – Приятного аппетита, хён! – Джинни… Это…вау… мммм…... ммммммм…. как вкусно, – Чан в шоке и чуть не проглатывает язык от удовольствия, – Ммм… боже, нереально вкусно… – Как ты? – Хёнджин доволен, ему хотелось сделать приятное. – Как я …ой! Ты меня подловил!!! Как ты! Хулиганский хорёк. – Хи-хи-хи. Ты теперь всегда меня будешь хорьком называть? – Тебе вполне подходит. Не нравится? Ммм, Джинни, так вкусно!! – Ты очень аппетитно ешь. Нравится, но если я хорёк, то ты волк. – Почему волк? – Похож очень. У тебя взгляд такой... Ууух. Особенно, когда не пытаешься прятать, что чувствуешь. И хватка, когда обнимаешь, и улыбка эта, а ещё рычишь. – Рычу??? В каком смысле? Я храплю? – Храпа пока не заметил. Не, во время секса рычишь. Чан заливается краской, ему сейчас максимально неловко и стыдно. Он, конечно, старается думать о приятном, но это сложно: – Чтоооо? Я не... Я постараюсь... Хёнджин с набитым ртом резко перебивает Чана: – Не-не-не! Даже не вздумай это контролировать и тем более переставать. – Хван проглатывает очередную порцию, – это дииико сексуально, хён. Ты не представляешь, как заводит. Ты точно не оборотень? И размер подходящий... Джинни переводит взгляд на пах Бана. – О, боже... И зачем я спросил. В полнолуние проверь, кто я. Хёнджин довольно улыбается, спрашивая с надеждой: – Обязательно, хён. Укусишь меня? – Укушу. Съем всего по кусочку, как эту еду. – Чан хищно облизывается, доедая остатки своего ризотто, – Безумно вкусно. Если я оборотень, ты вампир – тебе всё мало. – Ммммм... Да, хён, выпью всё до капельки, и я не про кровь. Я скачаю лунный календарь. – Хван подмигивает с абсолютно шаловливой улыбкой, Чан закрывает глаза, мотая головой, – А что мы будем смотреть? – Помнишь, ты рассказывал мне, что расстроился из-за того, что не попал на ночь Миядзаки, потому что был с клиентом в Штатах? Я тоже тогда не успел. Ну, вот сегодня у нас индивидуальный прокат. Будем есть твои восхитительные вкусности, смотреть и, видимо, кусаться, хотя я думал про объятия и поцелуи. Но раз тут... эээ... вампирский хорёк и волк-оборотень... Чан смеётся, ему невероятно хорошо: от того, что невероятный Джинни здесь, от потрясающео ужина и заботы Хвана, ему хочется окутать его теплом и лаской, подарить всё упущенное и наверстать самому. – Ууух тыыы! Настоящее свидание!!! Чани, ты не перестаёшь удивлять. Ты запомнил такую мелочь... – Хёнджин сияет улыбкой глаз, отставляя тарелку на поднос и убирая опустошённый сотейник. – Это не мелочь, мой хороший, это было важно для тебя. – Чан смотрит с нежностью в тёмные бездны напротив, произносит тихо и серьёзно, ласково проводя рукой по щеке Хвана, – Ты такой невероятный... я влюбился в тебя окончательно, Хёнджини. – Сердце бьется так часто, но отчего-то нет бабочек в животе, нет страха быть отвергнутым, нет надрыва, нет ни тени печали. Есть благодарность и радость от происходящего, словно тёплый кокон, окутывающий всё существо. Хёнджин прижимает руку Бана, отвечая глубоким тающим взглядом, обнимает, прижимаясь, и шепчет: – Это взаимно, Чани-хён. Я в тебя тоже влюбился. – Он сидит так молча некоторое время и добавляет, – Чан, ты так красиво поёшь, твоя песня... мне так нравится танцевать под неё. Пой почаще, хён. Запиши что-то ещё. Чан обнимает крепко-крепко, целует в макушку: – Спасибо... Я… не обещаю, но постараюсь. – Хён, а мы будем делать эти глупости, которые парочки делают? И... я так и не спросил, как тебе нравится, чтоб я тебя называл? – Я не знаю, какие глупости делают парочки, что ты хочешь? Я готов попробовать. Мне всё равно, как ты меня называешь. Мы будем смотреть Миядзаки вообще или нет? – Да-да-да, хён! Конечно, будем!!! Давай, включай. В смысле, всё равно??? – Чан включает "Ходячий замок", – Хён, погоди-погоди минуточку, пожалуйста, я принесу десерт! Не хочу потом бегать. – Чан решает помочь и сразу унести пустую посуду, раз уж пауза, Хван не слышит мягких шагов следом за собой и кричит: – Что, даже если оборотнем называть буду, всё равно? Бан максимально тихо ставит поднос на стол под звуки шебуршения Хёнджина в морозилке, аккуратно захватывает его сзади и кусает в плечо: – Ага, полакомлюсь свежатинкой. – Хёоон! аахахахаха, так умирают! Чан, ты когда такой... просто вау... в смысле, я не хочу сказать, что тебе надо быть каким-то определённым или нарочно стараться, мне всё-всё нравится, милый! Просто когда ты такой естественный... это выглядит так великолепно и сильно, как будто настоящая свобода. Я, наверное, странные вещи говорю, не знаю, как выразить... – Спасибо, мой хороший, я понял, правда, так приятно... – Джинни тянется поцелуем и чуть не роняет мороженое, потому что Чан отвечает так жарко и раскованно, что у Хвана ноги подкашиваются. Чан инстинктивно одной рукой поддерживает ведёрко, целует более легко и нежно. – Боже, Чани... – Тебе помочь? – Не, иди, я сейчас… – Хёнджин закусывает губы, выдыхает вслед своему горячему мужчине, – иди, а то мы не посмотрим сегодня ничего, я хочу исполнение мечты! Чан на седьмом небе, что его импровизация попала в точку. Они всю ночь валяются на диване среди горы подушек, в обнимку смотрят любимые аниме, обсуждают героев, сюжеты, графику. Едят "вкусности", пробуют "глупости", приходят к выводу, что кормить друг друга – мило, но перебор, а вот таскать еду из чужой тарелки – втройне вкуснее. Хёнджин засыпает прямо на диване в руках Чана. Бан относит его в спальню, аккуратно раздевает, укладывая в постель, и укрывает – собой и одеялом. Хван утром просыпается от того, что его ласкают сильные руки хёна. Это безумно приятно, и ему просто хочется чувствовать эти руки и поцелуи Чана, и… больше ничего сейчас. Он зарывается огромной ладонью в кудрявую голову: – Какой ласковый волк... Разве тебе не положено кусаться? Чан легонько кусает за бок, зализывает, Хёнджин нежится и кайфует, а Бан распаляется всё больше и больше. Хван чувствует нарастающее возбуждение любовника, а Чан чувствует что-то не то, целует нежно, прекращая своё наступление: – Джинни, всё хорошо? Я что-то не так делаю? Хёнджин мнётся, совсем как вечером их первого свидания: – Мне классно, хён... – тянется рукой к твёрдому органу Чана, но тот перехватывает руку, переплетая их пальцы, спрашивает участливо: – Тебе классно, но...? – смотрит в упор, – Хёнджини, я же чувствую… Говори. – Давай… не сейчас, милый, ладно? Я могу помочь тебе руками, м? Или хоче... Чан затыкает его нежным касанием губ к губам. – Чшшш... Мы говорили об этом, Джинни, помнишь? Не хотеть – это окей. И никаких гуманитарных помощей. – Хён, – Хван прижимается к Чану, а Чан быстренько зажимает между их бёдрами одеяло во избежание неловкости, и обнимает, – мне понравилось, как ты меня ласкал, просто я что-то не очень в настроении. – Что случилось? Я как-то обидел тебя? Извини, что так накинулся. – Нееет, хён! Ты что! Ты... Всё прекрасно! Ты устроил такой сказочный вечер, я опять всё порчу... – Мы устроили, мой хороший. То, как ты танцевал, когда готовил, я не забуду. Это было перекрасно… И твой ужин тянет на звезду мишлен. Я восхищён, правда. Эй, ну, что такое? Ты ничего не портишь, Джинни. Я рад, что ты сказал это. – Это всё было от сердца, хён, мне приятно, что тебе понравилось, я старался. Рад? – Боже, ну, конечно! Сам же сказал – если обоим хочется. Я полностью согласен. Меньше всего я хочу что-то против твоего желания. Что у тебя с настроением? Ты имел в виду, просто не хочется, или тебе грустно, или плохо себя чувствуешь? – Мне грустно, я не совсем понимаю, почему... Ну, знаешь, у меня бывают такие моменты, когда что-то вроде лёгкой меланхолии, в этом никто не виноват, просто такое состояние. Оно проходит. Мне немного надо побыть одному, и всё. – И сейчас – такой момент? – Не совсем. Оно похоже, но... Это, знаешь, как падающий лист с дерева. Осенью он желтый падает сам, а если его сорвать зелёным, он засыхает, а не красиво желтеет. Непонятно, да? – Ооу, нет, я понимаю, что ты чувствуешь. Я не понимаю, как могу помочь, что мне сделать? – Тебе? – Хёнджин по-настоящему удивлён. Он прекрасно понимает, что его состояние – его ответственность, и может с этим сам справляться, но Хвану так непривычно, что это кого-то искренне волнует, он видит, что Чан действительно хочет помочь, позаботиться. – Ничего… Это же не твоё состояние. Я прогуляюсь, порисую и пойму. Чан думает, если Джинни намекает на то, что ему не нужно сейчас общество, и, если собрался гулять и рисовать, значит, он хочет домой и, возможно, пытается так сказать об этом? – Тебя... Отвезти? – Куда? В парк? – Ты сказал, что хочешь побыть один, погулять и порисовать, значит – домой? Джинни думает, что Чану не комфортно, наверное, будет, если он будет рисовать у него, и Бан не хочет иметь дело с меланхолией Хёнджина, что, в принципе, понятно. Хёнджин привык, что с клиентами он подчинён условиям, желаниям и настроениям клиента, а за небогатый опыт личной жизни не встречал принятия своих «непозитивных» состояний и творческого процесса – для его партнёров это было мешающим или ничего не значащим фактором. Он, как и Чан, чувствует небольшую неловкость и немного боится говорить, произнося неуверенно: – А, ну... Да... наверное... – Наверное? Ты не уверен? – Бан чувствует недосказанность и недопонимание, а Джинни решается сказать, что думает: – Ну, я понимаю, это – неприятно видеть чью-то кислую физиономию и, чтоб кто-то разводил в доме свои художества, это нормально. Ой. Чан почти в панике: это выглядит так, будто он выгоняет Хёнджина, да ещё и причина, боже... Он собирается снова было впасть в чувство стыда, но видя замешательство "хорёчка", понимает, что они в равных "условиях". Бан закрывает лицо руками. Говорить друг с другом о каких-то простых вещах оказывается сложнее, чем он думал. Ладно. Они с этим справятся. Вместе. – Ты тоже чувствуешь себя как стажёр, который ни черта ни втыкает, как правильно, да? Я как будто ходить учусь. Вроде хочется говорить, но страшно задеть, да? И, будто додумываешь, как другой отреагирует, да? – Ну... Есть такое. – Хван вздыхает, пряча лицо. – Хорошо. Дай лапку, хорёчек, похоже, мы снова имеем в виду разное, – Чан нежно целует в щёку, в лоб, нос, губы, – давай по пунктам разбираться. Во-первых, я спросил, отвезти ли тебя домой, потому что подумал, что ты хочешь домой, побыть один, и я тебе помешаю. Второе, опять же, я подумал, что тебе комфортнее рисовать в своей студии, а не у меня, поэтому, в общем, пункт выше. Три. Мне приятно видеть любую твою «физиономию», особенно в зоне досягаемости, просто, когда кто-то близкий грустит, а я не могу помочь, я чувствую себя беспомощным и виноватым, от того, что не знаю, что делать. Но мне такое состояние грусти понятно, со мной тоже бывает, поэтому я постараюсь не трепать нам нервы. Четвёртое, я буду счастлив, если ты будешь рисовать здесь, я обожаю атмосферу творчества, и мне очень интересно посмотреть, как ты это делаешь. Только чем рисовать, у меня же дома нет ничего такого? – Оооой... Я с последнего начну, окей? Хён, ты дурак? А из Японии ты что мне привёз? Ты, кстати, пастель два раза купил, хихи. – Хван слушает своего мужчину внимательно, понимает, что он себе проблему придумал, да и проблемы вовсе нет, просто нужно обсудить, – На счёт посмотреть, как я это делаю... Не уверен, что мне… это будет комфортно, хотя не знаю. Я просто привык, что я делаю это исключительно в одиночестве. Короче, проверим. Похоже, мы всё узнаем заново, хён. Мне почти всё равно, где рисовать, лишь бы не бесил никто. Одному побыть – боже, да я просто в парке прогуляюсь, и всё. – Ой, я забыл про эти штуки... Джинни, то есть... Ты пока тут, да? – Бан спрашивает с надеждой: ему не только хочется, чтоб Хёнджин остался на подольше, хочется узнать его любого. – Ну, ты даёшь, скупил полмагазина и забыл. Да, хён, я тут. – Круто. Завтрак вместе? Или хочешь один? В парке есть вкусное кафе. – Не, завтрак вместе хочу. – Хван притягивает Чана, обнимая. – Тогда беги в душ, а я приготовлю. – Джинни трогает своим кончиком носа чанов, чуть заигрывая «повар очень нравится». Чану приятно. – Хёнджини... А, когда ты так грустишь, тебя лучше не трогать или... можно обнимать и целовать? – Нужно, хён, а тебя? Ты сказал, что у тебя такое тоже бывает. – Умеренно. Я, как правило, в студии что-то записываю и могу раздражаться, если отрываюсь от процесса. Но с тобой я не пробовал. Проверим. После прогулки Хёнджин застаёт Чана в студии, разумеется, голодного. Делится с ним пончиками и переживаниями, что так много упустил (и от этого ему грустно), получает в ответ бескомпромиссные крепкие объятия и безоговорочную поддержку в виде мудрого "наверное, всему своё время, мой хороший". Сексуальный аппетит возвращается к Хвану очень быстро (кто бы усомнился), буквально на следующее утро, когда он просит хёна "повторить, как вчера ласкал", и отвечает так жарко, что они завтракают друг другом, а встают снова в обед. Проверкой за следующие несколько дней выясняется, что Чан не против, если к нему заходят ненадолго с объятиями, но сильно отвлекает, если долго наблюдают. Хёнджин тоже не против: он всё же не любит показывать незаконченные работы, но ему нравится немного отвлекаться на поцелуи. Проверкой выясняется же, что говорить иногда сложно и непривычно, но сильно облегчает понимание. Хёнджин проводит у Чана полторы недели, и к концу этого срока в квартире Бана не остаётся ни одной поверхности, где они не занимались бы сексом. В один из моментов Чан удивляется, почему под рукой всегда оказывается всё необходимое (нет, он совсем не против, но как, чёрт возьми, смазка с презервативами оказалась в студии звукозаписи и в прачечной??), на что Джинни хитро улыбается. Уезжает Хёнджин, потому что наступает момент, когда надо идти на очередное мероприятие, а одежда всё же дома, и вообще пора в салон к Ёсану. А ещё он решает понять, как же ему без Чана, потому что последние события рождают ураган чувств и эмоций, и их мини-отпуск действительно похож на медовый месяц, это немного (сильно) уносит из реальности. Когда Чан утром в день мероприятия спрашивает про дресс-код, Хёнджин готовит завтрак в... одной чановой футболке(?), что заставляет Бана забыть свой вопрос: – Хёнджини, а какой... Ты решил игнорировать бельё, да? – Я в белье, хён! – С этими словами он, не отрываясь от готовки и не глядя на Чана, поднимает футболку, невинно улыбаясь и показывая, что он действительно в белье. В тех самых стрингах.– А что ты хотел спросить, Чани? – Бан Чан залипает на бёдра Хёнджина, спрашивает, выдыхая и сглатывая: – Дресс-код на вечер какой? Хван бросает лаконичное "тотал блэк", и неожиданно оказывается прижат к торсу Чана очень сильным захватом сзади. – Тотал блэк, значит? Снова? Я обещал наказать тебя за твой бессовестный обман. Хёнджин сначала не понимает, а потом вспоминает и заливается смехом, откидываясь головой на плечо Бана: – Разве ты не сделал это позавчера в студии? – Нет, позавчера ты отвечал за то, что отвлёк меня от записи слишком страстным поцелуем и за... японское шоу. – Я думал, за шоу было, когда ты вернулся, нет? А в четверг у окна? – Хёнджин выключает плиту, отставляя приготовленное, поворачивается к Чану лицом (от этого взгляда ледник расплавится, боже), оставаясь в его руках, двигает своего мужчину к столу: оба заводятся с полборота. – Когда я вернулся, мы навёрстывали программу, упущенную до Японии. Я не уверен, что в четверг был наказан ты, а не я. – Чан обнимает крепче, гладит по спине. – А в прачечной? – Хёнджин целует так жадно, будто они не целовались без конца всё это время. – А в прачечной мы проверяли, научился ли ты вежливо разговаривать со старшими. – Чан, чуть надавливая, проводит ладонями от лопаток вниз до обнажённых ягодиц и заползает под футболку горячими руками, чувствует мурашки по телу Хвана. Улыбается. – И как я сдал экзамен? – Хёнджин целует Бана в шею, зная, что там самое чувствительное место, проходится языком по ключице, оттягивая ворот футболки. – Знаете, Хван Хёнджин, несмотря на то, что вы ответили на отлично несколько раз, я всё равно оставлю вас на пересдачу. Возможно, даже на второй год. Или запишем вас на факультатив. Мне очень нравится вас... учить. – Чан ведёт носом по шее Хвана, которую хочется закусать, ласкает чувствительные соски, думая, что это большой вопрос: кто кого и чему учит, но это неважно, потому что, – Сплошное удовольствие... Но поведение... ммм... Такой дерзкий и непослушный... ещё и обманщик. – Аааауфф, как строго. Хёнджин обнимает, стягивая лишнюю, по его мнению, футболку с Бана. Оглаживает чановы руки с фетишистким наслаждением. Целует и целует от губ – ниже и ниже, – мне придётся долго исправляться, да-аааах?– Чан, запуская пальцы в волосы Хёнджина, отрывает того от вылизывания его пресса, поднимает к себе, затягивает в очень горячий поцелуй. – С ума сводишь. – Ты меня тоже. Хёнджин усаживает на Чана на стул и, раздев его полностью, начинает "извиняться за обман" бесстыжим языком и прекрасными губами. Хван очень старается, и Чан думает, что абсолютно не против, если Хёнджин будет его обманывать таким образом почаще. После того как Хван раскаялся в своём «ужасном вранье», Чан укладывает его на стол и, не снимая злосчастных стрингов с Джинни, "объясняет" буквально на пальцах и других частях тела, что вводить в заблуждение нехорошо (а вводить в Хвана "методическое пособие Чана" – очень даже), и настаивает сказать правду про дресс-код – точно ли чёрный. Хёнджин честен, как никогда в жизни, отвечая сквозь стоны многократное протяжное «да»... Чан как никогда великодушен, принимая извинения, и очень убедителен в «объяснениях по методичке». Чан старается не краснеть, а просто получать удовольствие от улыбки своего парня, когда после второго утреннего душа они наконец-то завтракают за этим же столом. – Ты ещё не уехал, а я уже соскучился. – Мы увидимся вечером, ты чего? – Поможешь с костюмом, хорёчек? – Конечно, милый.