Этюд в багровых тонах

Помните, что говорит Дарвин о музыке? Он утверждает, что человечество научилось создавать музыку и наслаждаться ею гораздо раньше, чем обрело способность говорить. Быть может, оттого-то нас так глубоко волнует музыка, в наших душах сохранилась смутная память о тех туманных веках, когда мир переживал свое раннее детство       Непривычно тихо, даже неприятно одиноко было этой ночью. Никакого знакомого посапывания, никакого раздражающего хмыкания, ничего. Обычно отсутствие посторонних звуков радовало Уэнсдей, но не сегодня. Беспокойство так сильно ударяло по легким, что хотелось вырвать его из груди. К Энид внутренне тянуло, она необъяснимо нуждалась в ее присутствии ровно настолько, насколько боялась находиться рядом с ней. И если чувство вины можно было психологически объяснить, то физическое притяжение попросту сбивало с толку, наводило смуту в мыслях, неведение. Терзающее неведение. Допустим, у этой девушки есть чары. Допустим, последствия их взаимодействия описаны в этих проклятых дневниках. А дальше что? Где же ответ на желание подчиниться? Почему это крохотное, робкое, слабое создание было способно доминировать? Оскорбляло ли это или, напротив, заинтересовывало чувства новоиспеченного вампира? Черт его знает, сейчас хотелось только уснуть и забыться. Сил на постоянные размышления уже попросту не оставалось.       Уэнсдей встрепенулась, пересела на край кровати и выпрямила спину. Нет, пить собственную кровь, мучить себя, загонять в ловушку из криков чернокрылых было недопустимо низко с ее стороны. В конце концов, она — вампир, демоническая сущность. Какое ей дело до морали. Нужно охладить голову, взять себя в руки. Родители воспитывали ее в заботе, прививали насмотренность к своим и чужим чувствам, но все учения разбились о скалы реальности. Энергии на непрекращающуюся внутреннюю борьбу, вступающую в плотскую связь с вампирским пубертатом, банально не хватало.       Аддамс решительно встала, пробежалась задумчивым взглядом по чехлу виолончели и подошла к инструменту. Она провела пальцами по темной поверхности и, недолго думая, направилась со струнной сестрой на балкон. Ночь была довольно прохладной, ноябрьский воздух близ Джерико предвещал о скорой смене осенней непосредственности на зимнюю определенность. Начало месяца еще держало морозные ветра в узде, поэтому отметка на тридцати и двух градусах по Фаренгейту заставила Уэнсдей немного поежиться, но гордо остаться в одной пижаме. Ее кожа покрылась мурашками, однако она предпочла помучать свой организм. Взаимодействие с легким холодом даже доставило ей удовольствие. Не было ветрено, напротив, природа была на удивление спокойна. Ей так сильно сейчас хотелось взглянуть на луну, отыскать поддержку в гипнотизирующем свете. Но, к разъедающей печали, пасмурное покрывало отрезало все космическое от поверхности сегодняшней ночи. Ни звездной россыпи, ни приковывающего внимание диска не было рядом.       Уэнсдей не взяла с собой ноты: решила пустить музыкальную чуйку на самотек. Она точно не знала, будет ли сейчас импровизировать, смешает ли приходящие в голову этюды и композиции в кучу или остановится на одной готовый мелодии. Все это было неважно, она тривиально доверилась своим эмоциям, своей музе. Поэтому, обхватив инструмент, Аддамс осторожно, как бы спрашивая разрешения, провела смычком по струне, извлекая низкий, приглушенный звук. Она закрыла глаза, и сердце пропустило удар. Разбросанный струнный пазл сложился воедино. Виолончель взяла управление тонкими пальцами в свои руки. Уэнсдей быстро и беспрекословно поддалась. Она нырнула в бушующих, бездонный океан, и снаружи больше не существовало никого и ничего. Только Аддамс, прирученный инструмент и явившийся мир — бесконечная вселенная, изведать полностью которую не получится до самого последнего вздоха. Нотный ручей живо полился по металлу, наполняя пространство академии таинственной, манящей песней. В эту секунду все мысли, все тревожащие вопросы казались такой глупостью, чем-то незначительным по сравнению с местом, в которое отправилось ее сознание. Сюда явились и заблудший турист, и испуганный Петрополус, и руки, сжимающие горло Энид, и семья, заботливо провожающая Уэнс в первый раз в школу. В водоем нырнули и голубые глаза Синклер, притягательно поблескивающие с добротой и наивной искренностью, и греющая улыбка соседки. А потом все испарилось. Мир погрузился в незнакомые образы, обрушил потоки уже забытых чисел. «Девять, девять…», — вихрем закрутилось в голове Аддамс. Откуда-то выглянул профессор Алигьери. И вот Крампус уже медленно считал: «Один, два, три… девять». И перед глазами уже была безмолвная скорбь, некрещеные младенцы, добродетельные нехристиане, река Стикс. Лимб. Души усопших звали за собой, протягивали руки. Смычок с неприятным скрипом соскочил со струны. Уэнсдей распахнула глаза. Наблюдавшая с дальнего балкона Энид мгновенно отвернулась и скрылась в комнате.       Прошло две недели с момента первого укуса. Уэнсдей решительно руководствовалась дневниками, поэтому питалась строго по расписанию. Она не отказалась от людских приемов пищи, ей все еще было необходимо наполнять желудок чем-то человеческим, пускай и в малых долях, ведь вампиризм не исключал обычное питание, просто делал организм более стойким, значительно уменьшал потребность. Чем чаще она появлялась в столовой, тем заметнее было ее алиби. Аддамс привыкла вставать пораньше: делала перед тренировкой укус, шла учиться, обедала, отправлялась в женскую раздевалку перед фехтованием, чтобы сделать очередной укус, продолжала учебную деятельность и выдвигалась вечером в город в поисках ужина. Ее жертвы не повторялись, она старалась быть осторожна, но когда-нибудь нетронутые студенты в Неверморе кончатся, а чрезмерные вылазки в город начнут вызывать подозрение, ведь память добычи в ее власти, а чья-то наблюдательность — нет. Но до этого еще было далеко, Уэнс уже беседовала на эту тему с Крампусом, но он лишь ответил, что до конца учебного года ей хватит людей, которыми она сможет бесследно насытиться.       Синклер Уэнсдей с того времени больше не встречала нигде, кроме занятий. Аякс прилип к ней, как банный лист. Приторная парочка на всех парах сидела за одной партой, и все попытки взглянуть на бывшую соседку кончались угрожающим прищуром, играющими желваками Петрополуса, а глаза Энид вообще не поворачивались в ее сторону. Признаться, она даже скучала по голубой лагуне. Но Аддамс лишь крепче сжимала кулаки и старалась забыть об их существовании. Так проще, так она не чувствовала никакой вины. Они — никто по сравнению с ее силой. Просто сложившаяся ситуация буквально вынуждала Уэнсдей представлять, как белоснежные, острые клыки впиваются в шею Энид. Подавление грусти, тоски и неопределенности привело к рождению злости, необъяснимой ненависти. Сокрытие чувств и бессилие чаще всего порождает голод, желание обуздать эмоционально доминирующее существо.       Уэнсдей в сотый раз внимательно считывала каждое слово «Этюда в багровых тонах», когда рядом с ней плюхнулась на стул Йоко. В это время в библиотеку мало кто захаживал, поэтому Аддамс рассчитывала в спокойствии в очередной раз погрузиться в страницы своего любимого детектива. Безусловно, давно существовали работы куда лучше, но детская память вновь и вновь возвращала ее к одному и тому же сюжету. Однако долгожданное чтиво пришлось отставить из-за нарушившей концентрацию гостьи. Некоторое время Уэнсдей, не отрываясь от книги, старалась не обращать на нее внимания. Но пристальный взгляд Танаки вынуждал перечитывать строчка за строчкой текст, уже стремительно теряющий всякий смысл. После нескольких минут молчания однокурсница показательно прочистила горло и завела диалог.       — И тебе привет, малышка Аддамс, — с издевкой начала Йоко.       Уэнсдей захлопнула книгу и опустилась на спинку стула, скрестив руки на груди.       — Ты чего так нахмурилась? Я тебе помешала? — не унималась Танака.       — Не беспокойся, я как раз планировала уходить. Хотела закончить, прежде чем ты вывалишь на меня все то, ради чего пришла, — холодно осекла ее Аддамс.       Йоко недобро ухмыльнулась и, громко заскрипев стулом, пододвинулась к Уэнсдей вплотную.       — Ну, не злись. Я не буду читать тебе лекцию о хорошем поведении.       — Чего ты хочешь?       — Знаешь, Энид иногда хныкала по ночам. Она до сих пор не засыпает без включенного ночника.       — И к чему ты ведешь?       — Это хорошо, что ты держишь дистанцию. Правда, не верю, что подобное повторится, уж слишком заметно тебя выдает трясущаяся нога.       — Может быть, мне и тебя придушить хочется.       — Успокойся, малышка Аддамс. Я не пришла винить тебя или читать нотации. Прекрати обороняться.       — Скажи уже, зачем пришла.       — Оставим презрение, Аддамс. Мне нужна твоя помощь.       Уэнсдей удивленно вскинула брови и опустила руки на колени.       — Что это значит?       — То и значит. К сожалению, мне действительно необходима твоя помощь.       — Допустим. И о чем же идет речь?       Йоко заправила прядь волос за ухо, отвела взгляд в сторону и рассказала все, как есть. Все произошло утром. Танака проснулась поздно, в которой раз пропустив занятие с Крампусом и первую лекцию. Она никак не могла перестроиться на новый режим, да и не хотела. Йоко привыкла засыпать поздно, отчего частенько удачно просыпала начало дня, предварительно перебудив сотнями будильников соседние комнаты. Все было как обычно, ничего примечательного, как ей показалось. Но вместе с пробуждением проснулся и легкий зуд в области шеи. Инстинктивно почесав это место, она нащупала две маленькие ранки. Смутившись, Йоко отправилась в ванну и по дороге отчетливо приметила упадок сил. Она не сразу поверила, когда увидела в зеркале след от укуса. След, который точно не спутаешь ни с чем. Байки, киноиндустрия неплохо подковали людей в области вампирской фантастики. Йоко испугалась, не поспешила идти к директрисе и оказалась тут, в библиотеке.       Уэнсдей внимательно слушала ее рассказ, временами тщательно разглаживая ткань комбинезона. Она не решалась смотреть Танаке в глаза, взгляд был изучающе прикован к ранкам на шее. По окончании повествования, Аддамс в недоумении посмотрела на однокурсницу и в конце концов произнесла:       — То есть ты считаешь, что тебя укусил вампир?       — Я не просто считаю, я в этом уверена.       — Допустим, я не отрицаю существование вампиров. Но почему ты пришла именно ко мне? Как я могу тебе помочь?       — Слушай… На самом деле, я давно стала замечать, что студенты зачастили носить банданы на шее. Не знаю, возможно, это как-то связано. Я хочу разобраться и прошу тебя помочь.       — Чем?       — Не пойми меня неправильно, но я предположила, что ты фортис. Ко всему прочему, Аддамс, ты гибрид. Мне кажется, что ты просто сама только недавно обнаружила в себе еще одну способность, поэтому и не смогла сдержаться в момент ссоры. Понимаешь, в академии только два фортиса… было два фортиса: Ксавье и невзрачный зубрила. Им обоим я не доверю. Не то чтобы я особо доверяю тебе, но на их фоне ты выглядишь куда надежнее. Мне нужен кто-то сильный рядом, если суну нос куда-то не туда.       — Хочешь сказать, ты обратилась ко мне, как к телохранителю?       — Я заметила, что вы с профессором Алигьери довольно хорошо сблизились. Полагаю, у него есть сведения на этот счет. Предположила, что ты бы помогла мне разузнать у него информацию. Да и, если честно, не хочу льстить, но в тебе что-то есть. Не видела в Неверморе более сосредоточенного и соображающего студента. Многого стоит и твой дар видеть будущее.       — Не совсем видеть будущее…       — Неважно. Ты согласна?       Аддамс замешкалась. С одной стороны, ей и самой искренне хотелось выяснить что-нибудь про вампира, который уже второй раз прикасается к студентам академии. Интереснее всего в данной ситуации был тот факт, что он не заметает следы после укуса. Он остается инкогнито, но слишком очевидно заявляет о себе, будто бы о чем-то предупреждает. С другой стороны, идея искать кровопийцу вместе с одногруппницей, позволить Йоко погрузиться в тему вампиризма, когда Аддамс и сама бы была не прочь полакомиться багровой жидкостью, растекающейся по венам студентки, — достаточно безумная. Уэнсдей не знала, как стоит поступить. Откажется — та все равно начнет расследование, и ей придется быть осторожнее с жертвами. Согласится — будет походить на абсурд, подставит вампирское общество, подпустит нечистокровную ближе к не оглашающейся в слух тайне. Уэнс взглянула на приклеенный кем-то к столу штрихкод. Цифры размылись, поэтому случайная комбинация выглядела так: «110100011000000111010000101101011101000110000000110100001011010011010001100001101101000010110101». Походило на бинарную систему. «Бинарный код? В дешифровке слово «сердце»», — неожиданно выдало ее сознание.       — Я думаю, для начала тебе стоит сходить к миссис Уимс и профессору Алигьери. Дело серьезное.       — Я им расскажу, но только после твоего согласия.       — Я отвечу только после твоего визита.       — Хитро, Аддамс.       — Идешь?       — Идем вместе. Договор?       — Сдаюсь. Договор.       Преподаватели, еще пару минут назад о чем-то оживленно беседовавшие, сейчас стояли и скептически смотрели на ввалившуюся в кабинет Йоко и смирно стоявшую у стены Уэнсдей. Танака с ходу указала на укус на своей шее и принялась тараторить о вампирских байках. Крампус внимательно вслушивался и то и дело метал взгляд со студентки к не выражавшей никаких эмоций Аддамс. Лариса тоже оставалась безэмоциональна, но частое потирание рук выдавало в ней беспокойство и попытки проанализировать ситуацию. Уэнсдей скрестила руки на груди и уставилась в пустоту. Речевой поток Танаки решительно не прекращался, несмотря на старания Алигьери вставить хотя бы одно слово. Лариса, не долго думая, молча подошла к подопечной и положила ладони на ее плечи. Йоко смутилась и замолчала. Незамысловатым жестом директриса попросила разрешения, в ответ студентка одобрительно кивнула. Миссис Уимс незамедлительно вторглась в ее голову.       — Ничего, — обреченно вынесла вердикт Лариса.       — Черт возьми… Так вы мне верите? Что это за следы? Расскажите, — ответила Йоко.       — Йоко Танака, дорогая, проследуйте за мной, — вмешался Крампус, нежно похлопав ученицу по плечу.       Профессор и студентка удалились из кабинета. Перед тем, как Алигьери закрыл за собой дверь, Лариса отрицательно помотала головой.       — Это не моих клыков дело, — первое, что отрешенно обронила Уэнсдей, когда дверь захлопнулась.       — Я знаю, — коротко кинула миссис Уимс. — Он или она стирает воспоминания об укусе, но показательно оставляет отметины незакрытыми.       Аддамс оттолкнулась от стены и присела в кресло, скрестив ноги, она приготовилась слушать совет касательно иного воспоминания.       — Я ознакомилась с вашим недавним диалогом.       — Что думаете?       — Решать Вам, Уэнсдей Аддамс. С моей стороны могу сказать, что помощь в поисках кровопийцы не будет лишней. Однако подвергать Йоко опасности мне не хочется. Полагаю, с Вами ей будет безопасней. Честно говоря, у меня есть толика недоверия к профессору Алигьери. Будьте осторожней, Аддамс, полагайтесь на свое чутье. Но это только между нами.       — Что касается тайны?       — Признаюсь, я никогда не хотела скрывать факт существования вампиров. Я не вижу в этом смысла. Так или иначе, я просто человек, стремящийся защитить своих студентов. А предупрежден — значит вооружен. Но решать не мне. Право запрета на огласку остается за вашим обществом. Настоятельно рекомендовали не распространяться еще с того момента, как я впервые заняла должность директрисы. Именно мне выпала участь принимать вампиров в стенах Невермора. Раньше такой практики попросту не было. О вампирах всегда говорили и до сих пор говорят, но не более, чем на уровне конспирологических теорий и слухов. В любой тайне есть лазейка, Аддамс.       — Значит, Вы считаете, что наша с Йоко возможная деятельность не предполагает угрозы?       — Даже, если ей очень захочется поделиться с одногруппниками процессом и результатами поисков, мне придется оповестить об этом вампиров. И их, или, может быть, даже Вашими силами Танака случайным образом забудет о небольшом приключении. Если надо будет, то сотрут необходимые куски памяти всем ученикам. Я не могу этому препятствовать. К тому же, пока вампир не будет пойман, скрывать факты в любом случае станет труднее.       — Благодарю, я поняла Вашу позицию. Вы мне помогли.       — Милая, будь осторожна. Мы не знаем, с кем имеем дело и кто так отчаянно хочет нарушить баланс.       Лариса напоследок по-матерински поправила ворот комбинезона Уэнсдей. Прежде, чем закрыть дверь, Аддамс спросила:       — Элитная шайка кровопийцев уже в курсе?       — Безусловно, Аддамс, — заключила Уимс.       Йоко ждала Уэнсдей возле своей комнаты. Уэнс неуверенно подошла, опасаясь того, что рядом могла быть Энид. Танака, нога на ногу, облокотилась на дверь, что-то тщательно обдумывая.       — Я согласна, — твердо произнесла Аддамс.       — Замечательно. Я не сомневалась, — ехидно улыбнувшись, ответила Йоко.       Одногруппница показала приглашающий внутрь жест.       — Ты точно думаешь, что это хорошая идея?       — Брось, Энид минут двадцать назад отправилась с Аяксом на прогулку в город. Их до ужина не будет. Заходи.       Уэнсдей неуверенно пожала плечами и сделала шаг. Как только Йоко отворила дверь, Аддамс опомнилась.       — Приглашаешь?       — Приглашаю, проходи.       Уэнсдей без сомнений вошла и оглядела комнату. Танака не отличалась аккуратностью, ее сумбурность приправлялась творческой анархией. Вещи на ее половине жилища были разбросаны. Кисточки, банки красок, одежда беспорядочно валялась на полу. Кровать тоже не была заправлена. Пульты от запыленной игровой консоли просто хранились под кроватью. Клейкая лента — яркий почерк Синклер — в два раза усерднее, чем в их комнате, облепила окно. А вот сторона Энид по-прежнему отличалась излишней аккуратностью. Одного взгляда хватило, чтобы ощутить гармонию и спокойствие. Уэнсдей по-доброму улыбнулась.       — Крампус совершенно не умеет врать! — начала Танака.       Аддамс очнулась от транса и переключала внимание на слишком громкий голос одногруппницы.       — Что он тебе сказал?       — Попросил не трогать ранки и настоятельно рекомендовал скрыть их в целях бактериальной безопасности.       — И чем объяснил их появление?       — Профессор отверг мою теорию о вампирах. Отшутился тем, что тоже в молодости во многое верил. Он не стал упрашивать меня не зацикливаться на мифологии, но попытался объяснить, что кровопийцы — лишь плод чьих-то фантазий. Начал говорить, что мои следы на шее — не новое среди одаренных людей заболевание. Нечто вроде чесотки. Как он выразился, все легенды пошли от нее.       — Выходит, ты ему не поверила.       — Не умеет наш преподаватель говорить убедительно.       — Что будем делать?       — Пока не знаю, давай завтра подумаем, я устала.       — Как скажешь.       — А что там с директрисой? Что обсуждали?       — Энид…       Йоко вздохнула и, взъерошив волосы, закрыла глаза.       — Знаешь, не скажу, что чувствую себя спокойно рядом с тобой. Не скажу, что мне не было печально смотреть на нее. Но все мы учимся контролировать силы. Думаю, тебе тоже пришлось тяжело.       — Возможно.       Аддамс взглянула на часы и направилась к выходу. Врать ей не нравилось. Обсуждать бывшую соседку она тоже не горела желанием. Скоро придет пора ужина. Ее ужина. Нужно было подготовиться. Уэнсдей вымоталась, начинала нервничать и мало-помалу ощущать пульсацию выпирающих вен Танаки.       — Уже уходишь?       — Ухожу.       — Тогда удачного знакомства с новой соседкой.       — С кем?       Уэнсдей пулей выбежала из помещения и стремительно направилась в свою комнату. Какая, к черту, соседка? Почему Лариса промолчала? Она злилась и даже толком не понимала из-за чего или из-за кого.       Аддамс впорхнула в комнату, чуть не сбив с ног незнакомую девушку. Неверморка опешила, но, пригладив волосы, быстро вернула умиротворенную картинку на лицо. Она нагло оглядела с ног до головы Уэнсдей и ухмыльнулась. «Симпатичное личико», — первые слова, которые пришли на ум Аддамс. Теперь была ее очередь рассматривать. Ключевое, на что она обратила внимание — черные как смоль, пышные, кудрявые волосы. Выразительные, пухлые губы, россыпь веснушек, темно-карие глаза. На нее холодно смотрела невысокая, стройная, смуглая девушка, вероятно, латиноамериканка. Уэнсдей сложила руки в замок и вопросительно уставилась на новую соседку.       — Не напрягайся, судя по твоему сердцебиению, твое corazón скоро разорвется в клочья, — начала знакомство девушка.       — Что, прости? — сухо ответила Уэнсдей, скрывая явное удивление.       — Меня зовут Химена. Химена Гутьеррес, — спокойно продолжила одногруппница.       Химена протянула руку в знак знакомства. Аддамс посмотрела на нее с вызовом и, вскинув одну бровь, ответила, с силой сжав ладонь соседки.       — Полегче, Аддамс. Еще рано сверкать клыками.       — Извини?       Она только сейчас принюхалась и мысленно дала себе тяжелую оплеуху. Точно, никакого запаха. От Химены ничем не пахло. Уэнсдей не чувствовала ее крови. Аддамс вообще ничего не чувствовала рядом с ней. А рукопожатие было сильным не только с ее стороны. Мысль впиться клыками в шею Гутьеррес вызвала исключительно приступы тошноты. Через пару секунд по телу тонкой нитью прошлось ощущение родства.       — Как ты вошла?       — Оу, милая блондинка меня любезно пригласила.       — Директриса? Это не в ее компетенции.       — Боюсь, та дама была помладше.       — Энид? Даже не приближайся.       — Ладно тебе. Где твое гостеприимство?       — У меня нет времени на него. Не думала, что ко мне кого-то подселят.       Химена улыбнулась и плюхнулась на кровать. Что творилось в голове вампира было сложно считать. Ее характер и моральные качества тоже были под вопросом. Одно Уэнсдей знала точно: она была измотана, голодна и зла. С кокетливой соседкой Аддамс разберется позже.       — Делай, что хочешь. Мои вещи не трогай, в ванной не мочи, в комнате принадлежности не раскидывай. Поговорим позже.       — Приятного аппетита. Буду ждать.       В ответ Уэнсдей бросила колкий взгляд и, захватив бомбер, хлопнула дверью.       — Была рада знакомству! — кинула вслед Химена.       Уэнсдей вдоволь насытилась очередной порцией крови. Эмоции взяли верх, поэтом она была на грани, чтобы вовремя не остановиться. Далеко ходить не пришлось: жертва нашла сама себя в лесу. Но как бы ей сейчас хотелось вцепиться в горло приставучей Йоко и бесцеремонной Гутьеррес. Она несколько раз ударила себя по лбу за то, что позволила внутреннему хаосу сегодня управлять холодным здравомыслием. Ей почему-то казалось, что она начала уживаться с вампиризмом, что он перестал доминировать и начал приходить в равновесие со всем человеческим. Как бы не так. Стресс с легкостью вывел из строя настроенный чертом механизм. Формула дала сбой. Ужин затянулся, и тугой узел в ее животе тоже. Он медленно набухал, пока не лопнул и не выплеснул всю грязь на гуляющую по лиственной сказке девушку. Но думать в данный момент об этом не было никакого желания, хотелось просто лечь спать и забыться.       Плотно поужинав в столовой, Аддамс не спеша направлялась в свою комнату. Она наивно надеялась, что внутри нее никого не окажется. Миновав последнюю ступень, Уэнсдей оказалась в коридоре нужного этажа. Тут было так тихо, так мрачно и умиротворенно. Даже не хотелось пересекать черту, которая быстро приведет Аддамс в более не одинокие покои. Она вздохнула и подошла к двери. Уэнс уже взялась за ручку, как вдали приметила маленькое, кинутое на пол тело. Она нахмурилась и пригляделась. «Знакомый блонд», — вихрем пронеслось в голове. Кожа мгновенно покрылась мурашками, кости обдало ледяной водой, а дыхание участилось. Уэнс рванула с места и подбежала к тряпичной кукле. Она упала на колени и прислушалась. «Пульс есть», — облегченно выдохнула вслух Аддамс.       На белоснежной шее мерзко красовались два багровых пятна. «Черт возьми!» — прошипела на неведомую силу Уэнс. Она, отвернувшись, бережно взяла Энид на руки и тихо понесла в комнату. К счастью или сожалению, дверь не была заперта. Внутри никого не было. То, что Танаки здесь нет, было даже на руку. Поднеся легкое тельце к кровати, Уэнс положила Синклер на чистейшую простыню и аккуратно сняла с нее ботинки. Снимать комбинезон не решилась, просто накрыла бывшую соседку одеялом. Смочив спиртовым раствором ватный диск, Уэнс принялась нежно массировать пострадавший участок кожи. Она уже несколько минут сглатывала очередной приступ притяжения, боролась с внутренним ураганом, но все так же непоколебимо прижигала ранки. Схватив марлевую тряпку, она смочила ее теплой водой и приложила к гладкому лбу Энид. Как только на лице Синклер не осталось ни одной испарины, а выдерживать природный натиск стало невозможно, Уэнс, обреченно вздохнув, собралась уходить. Однако на пару секунд остановилась. Она бережно провела тыльной стороной ладони по вспотевшим блондинистым волосам и прошептала: «Я разберусь с этим, Энид».