***
Утром Мэйв нервно смотрела на натяжной потолок над ее кроватью. Восходящее солнце начало просачиваться сквозь щели плотных штор, закрывавших большие окна в ее спальне, и это был единственный признак течения времени с тех пор, как она проснулась в три часа ночи. Подсчет пятен штукатурки на потолке был последним пунктом в списке занятий для того, чтобы отвлечься и снова уснуть. Мэйв вытащила правую руку из-под одеяла, выявляя еще один пункт из этого списка. Она на мгновение включила устройство, пристально всматриваясь как оно жужжит в ее руке, будто насмехаясь. Положив его обратно в коробку справа от головы, Мэйв даже не удосужилась спрятать ее подальше. Увидев, как утро проникает в черноту еще одной ночи борьбы за сон, она наконец отказалась от этого бесполезного занятия. Вслепую потянувшись к деревянной табуретке рядом с ее кроватью, которая одновременно служила прикроватной тумбочкой, она нащупала телефон. Пока она рыскала в попытке найти маленький кирпичик из металла и стекла, ее рука столкнула кружку с кофе, оставленную там ею пару ночей назад. Керамика громко звякнула об импровизированный приставной столик, полетев на пол. Содержимое разбрызгалось в продолговатое коричневое пятно, впитываясь в чересчур светлый мягкий ковер. — Боже, блин. Мэйв отбросила одеяло на другую сторону своей двуспальной кровати и встала. Вздрогнув, она почувствовала, как холод пролитого кофе проникает сквозь один из ее шерстяных носков и просачивается между пальцами ног. — Дерьмо. Черт. Она сдернула мокрый носок с ноги и швырнула его в угол комнаты, где встроенные в стену полки были настолько же переполнены книгами, как и корзина с грязным бельем, мимо которой Мэйв только что промахнулась. Она дошла до ванной комнаты, чтобы поискать там полотенце или тряпку. Со стоном захлопнув пустые шкафы, Мэйв направилась в гостиную в поисках чего-то более подходящего для чистки ковра от кофе, чем невинный носок. Когда она вышла из темной пещеры своей спальни, вид янтарного солнца, поднимающегося через большое эркерное восточное окно ее гостиной, должно быть, был потрясающе красивым. Свет падал на аккуратный ряд особняков через дорогу — свежие цветы и великолепный ландшафтный дизайн сочетались с архитектурой, насчитывающей в ее кирпичных контурах пару столетий истории. Жители домов, вероятно, еще крепко спали, а их роскошные лимузины были спрятаны на подземных парковках. Полагаясь на неизменный сценарий, Мэйв знала, что ее соседи проснутся примерно через тридцать минут. Они отправятся на очень важную работу с очень важными людьми, а после вернутся домой к своим семьям, чтобы расслабиться и провести вместе вечер. Это был своего рода рай. По крайней мере, для них. Для Мэйв наблюдение за их жизнью стало ритуалом, приятным, но с ноткой горечи. Работая за ноутбуком в гостиной, она время от времени украдкой поглядывала на пороги их домов, следя за их приходами и уходами по мощеным подъездным дорожкам в одно и то же время, словно их часы были синхронизированы. Видеть их за окном помогало Мэйв понять, как долго ее глаза были прикованы к экрану. Пока они жили в реальном мире, ее жизнь и разум были погружены в другой мир, созданный ею же, на страницах ее книг. Конечно же это было бегством от действительности, и она это прекрасно осознавала. Но ей было все равно. Через своих персонажей она переживала приключения, которые могли бы с ней случиться, а возможно, и должны были. Может быть, в альтернативной вселенной, там, где она была счастливее. Но в последнее время эта сакральная граница между фантазией и реальностью размылась. Мэйв все чаще обнаруживала, что ее напряжение вторгается в созданный ею мир. Она ощущала, как реальное одиночество и разочарование проникают в вымышленную, более сильную версию Мэйв, пока ее страхи не стали страхами героини. Конечно, это можно было назвать формой эмоционального самовыражения, способом изгнать демонов, излить их черным на белое… И это действительно помогло. После того, как она написала об этом, она действительно облегчила душу, но ей также больше некуда было сбегать. Достигнув дальнего конца гостиной, где в последнее время она проводила большую часть своих дней, Мэйв толкнула дверь в свободную спальню. Из кучи нераскрытых картонных коробок она вытащила одну с надписью «ВАННА», оттолкнув остальные в угол. Порывшись в ней, она нашла стопку разных полотенец и взяла то, что лежало сверху. Мэйв бросила его на кофейное пятно и наступила сверху босой ногой, чтобы впитать влагу, а после поплелась на кухню, чтобы начать свой день. Завтрак был таким же, как обычно: она сидела за своим маленьким столиком рядом с кухней, одной рукой держала безглютеновый тост, другой листала телефон. В основном глупую чушь, чтобы отвлечься, но иногда попадались фотографии, которые могли выбить из колеи. Не ее бывшего — по крайней мере, обычно. Как правило, сильнее всего ее ранили друзья, которых она изо всех сил пыталась сохранить на протяжении многих лет, счастливо проживающие свою жизнь без нее. Хотя Мэйв считала, что это к лучшему. Она всегда выживала в одиночестве, и не было причин, по которым в этот раз должно было быть иначе. Положив телефон на стол экраном вниз, она откинулась на спинку стула и проглотила последний кусочек пустого тоста. Иногда она заставляла себя мазать сверху варенье или Нутеллу. Сегодня она не стала себя утруждать, поэтому просто утолила отвлекающий голод как можно быстрее, запивая тост чашкой кофе, который был настолько разбавлен, чтобы вообще не имел вкуса. Она сварила еще один, перенастроив параметры, чтобы сделать его вкуснее, а затем схватила ноутбук и села на диван с цветочным принтом. Это была старая вещь из трейлера, в котором она жила подростком. Она забрала его со склада, когда переехала сюда несколько месяцев назад, сразу после расставания. Это был скромный предмет мебели, но что-то в нем заставляло ее чувствовать себя как дома, будто она была прежней, той, кого она так часто вспоминала в последние дни. Если бы кто-нибудь из этого богатого района посетил дом Мэйв (а они, конечно, никогда бы этого не сделали), он был бы озадачен видом потрепанных подушек на фоне художественной обшивки стен. Старый диван вписался в шикарный дом примерно так же, как его владелец вписался в окрестности. Она купила этот причудливый домик в этой причудливой части города по совету финансового консультанта на аванс, который получила за свой третий роман. В тот момент это была ее инвестиционная недвижимость, призванная диверсифицировать ее растущие активы. Мэйв всегда чувствовала себя засранкой из-за того, что владела собственностью, в которой не проводила никакого времени, учитывая, что любой дом когда-то казался ей величайшей ценностью. Тот факт, что теперь этот дом стал для нее самым удобным местом для жизни после разрушения ее прошлого очага и распада ее брака казался особенно ироничным поворотом судьбы — расплатой за излишество. В те редкие времена, когда она покидала свое прибежище, оказываясь среди соседей, ей удавалось слиться с толпой, если было необходимо: элегантный пиджак поверх шелковой блузки и брюки с высокой талией помогали выглядеть как успешная писательница, которой она и являлась. Внутри же она по-прежнему была в подержанных армейских ботинках и рваных джинсах. Устроившись поудобнее на выцветших старых диванных подушках, она открыла ноутбук. Сразу же ее встретили множество вкладок для частного просмотра, и она закрыла их так быстро, как могла, со стоном нажимая «х», «х», «х» в углу тысячу раз. Она знала, что той ночью снова откроет страницы, пробуя еще раз, но прямо сейчас ей думать об этом не хотелось. Вместо этого Мэйв снова погрузилась в свой вымышленный фэнтезийный мир, открыв черновик своей последней книги и бегая глазами по строкам тут и там. Доводя роман до ума, она уже могла признать, что книга почти завершена и готова к отправке в издательство. Она честно предупредила их, что книга будет отличаться от предыдущих томов серии, и с удивлением обнаружила, что никаких вопросов далее не возникло. У нее была солидная база поклонников, и никто не осмеливался прослыть врагом творчества автора, в какой бы форме оно ни возникло. Когда она приступила к особо длинному сложноподчиненному предложению, в углу экрана телефона внезапно всплыло уведомление: Доктор Отис Милберн Линкольншир Плейс, 57 Сегодня, 15:30 Мэйв почувствовала, как поднялись волоски на руках. Когда на прошлой неделе она увидела это всплывающее окно, единственным чувством, которое она могла вспомнить, был страх. Но после того, как она встретилась с доктором Милберном, после их первой консультации, на которой ей удалось разглядеть человека под оболочкой терапевта, она чувствовала что-то еще. Возможно, это была надежда.***
— Мэйв? — произнес доктор Милберн громче, выводя ее из задумчивости. — Вы сказали, что ваше утро прошло нормально. Что для вас значит «нормально»? Мэйв вздохнула. — Обычно. Типично. Ничем не примечательно, — ответила она, стараясь звучать так, будто это самый занудный вопрос на свете. — Могу достать словарь. Она в шутку наклонилась и положила руку на сумку под креслом, будто справочник был у нее наготове — и, как ни странно, так и было. — Нет, нет. Я имею в виду, если что-то происходит регулярно, это не означает, что это норма. Это не означает, что так должно быть. — А как должно быть? Отис долго думал над ее вопросом, желая самому получить ответ.***
— Отис… дорогой… ты слушаешь? Отис пробежал через комнату, схватил мобильный телефон со свежезаправленной кровати, выключил громкую связь и поднес телефон к уху. — Прости, мам. Сегодня ранняя групповая консультация в общественном центре. Он поднес к себе два галстука, которые только что взял с вращающейся штуковины в гардеробе, пытаясь решить, какой из них не вызовет тревогу у палаты пациентов с обсессивно-компульсивным расстройством. — Я хотела спросить, во сколько мне завтра заехать за тобой на бранч. — Мама, мы ужинали вместе вчера. Тебе не обязательно возить меня поесть каждый день. — Но это наша маленькая традиция. А традиции… — …Важная социальная конструкция, обеспечивающая систему и комфорт — я знаю. Отис закатил глаза и вздохнул, понимая, к чему она клонит. — Меня не нужно утешать, мама. Он отбросил галстуки в сторону и взял ремень, который вечером оставил у кровати, и протянул его через петли на джинсах, держа телефон плечом. — Я не это имею в виду, Отис. Просто ты так много взял на себя с этим волонтерством в общественном центре и твоей практикой… — Что, если у меня уже есть планы? Ты об этом подумала? — Отис резко прервал известную ему риторику. — Конечно, дорогой… — сказала Джин Милберн. Ее голос слегка дрогнул, и она продолжила: — …У тебя есть планы? — Смысл не в этом, — произнес Отис с ноткой досады. — Тебе не нужно строить мою социальную жизнь за меня, мама. Я в порядке. У меня есть пациенты. У меня есть практика. Я не сижу без дела. — Я просто понимаю, насколько это может быть тяжело… — сказала Джин тоном одновременно матери, терапевта и разведенной женщины. — Снова оказаться в обществе после… того, через что тебе пришлось пройти. Отис на мгновение остановился. Хотя настырный характер мамы немного раздражал его (еще с подростковых времен), в данном случае он знал, что ее намерения исходят из личного опыта. И этот опыт она получила не только от своего сложного развода много лет назад, но и от того, что она поддерживала своего сына после распада его собственного брака. Отис прекрасно понимал, что она всегда — совершенно всегда — была рядом во времена, когда он был на дне. — Знаю, что ты понимаешь, мам. — Ты видишься с докт… — Не волнуйся. Я никогда не пропускаю консультации. Джин вздохнула с облегчением. В этом месяце она особенно беспокоилась. Годовщина, которая раньше была праздником любви, стала тяжелой и горькой для ее сына в этом году. Отис вытащил дорожную кружку с кофе из-под гладкой капельной кофеварки и закрутил крышку. Но прежде, чем выйти из дома, он остановился, чтобы уделить время своей маме, и, возможно, уговорить ее перестать так сильно волноваться. — Я ценю твою заботу. Правда ценю. И мне очень нравится наша маленькая традиция… — начал Отис. — Но я не уверен, что бранч с мамой поможет моей проблеме. — Ладно, дорогой… — продолжила она, размышляя, что будет правильнее выказать: любовь или сочувствие. Она решила выбрать первое. — Я пойду, чтобы не отвлекать тебя от ношения халата и видеоигр. Увидимся на следующей неделе! Отис недовольно вздохнул на ее насмешку и прыгнул в машину, швырнув портфель на пустое пассажирское сиденье. Хотя в ее словах была доля правды. — В 10 часов, как обычно? — предложил он. — Я заберу тебя. — Мне пора. Опаздываю, — сегодня ему наверняка снова придется переставлять стулья, чтобы не раздражать ими ни одного особо чувствительного пациента, и, судя по времени, у него в запасе было всего лишь пятнадцать лишних минут. — Люблю тебя, мам… — обязательно сказал он, прежде чем прервать телефонный звонок и с головой погрузиться в насыщенный рабочий день. — Я тоже тебя люблю. Увидимся, дорогой.***
— Это не должно быть легко, — ответил Отис на резкий вопрос Мэйв, зная об этом слишком хорошо. Она подняла глаза на этих словах и увидела понимающую полуулыбку на его лице. Улыбка казалась искренней, и действительно была. — Но нужно иметь возможность проживать жизнь, не беспокоясь о проблеме ежедневно. Какой бы эта проблема ни была. Она опустила взгляд на свои руки. — И для меня совершенно очевидно, что вам приходится нелегко, Мэйв. Вы уверены, что не хотите поговорить об этом? Мэйв коротко взглянула на него, а затем снова уставилась на пол. — Не о чем говорить. Я же сказала. У меня все… хорошо. Отис не купился на это в тот раз и определенно не купится на это сейчас. Итак, пришло время настырного подхода его мамы. — Я сомневаюсь, что у вас все «хорошо», Мэйв, иначе вас бы здесь не было, не думаете? Она подняла голову и снова встретилась с ним взглядом, стараясь не показывать ему, что он попал в яблочко. Мэйв понимала, что он прав, но ей было тяжело смотреть правде в глаза. Она не любила просить о помощи. Когда бы то ни было. — Что ж, вы меня подловили, Док, — сказала она более раздраженно, чем хотела на самом деле. — Попали прямо в точку: это действительно последнее место на земле, где я сейчас хочу быть. — Но вы здесь, — сразу же ответил он, не отвлекаясь ни на секунду на агрессию Мэйв, зная по прошлой консультации, что это ее защитная реакция на страх, ее способ обращения за помощью. — Это уже первый шаг. Вам стоит гордиться, что вы сделали это. Мэйв закатила глаза, узнавая избитые фразы из каждой «анонимной» встречи, на которые ее иногда тащила мама, и каждого плохого телешоу о терапии, увиденных ею мельком. Поэтому она снова начала состязаться с ним в гляделки, в согласии на то, чтобы переждать остаток консультации, играя в игру с мужчиной, который на самом деле не играл. Но затем он продолжил, его голос был мягким, искренним и уверенным, как и всегда. — Я горжусь вами, — сказал доктор Милберн, немного наклонившись вперед. Мэйв быстро заморгала, его слова застали ее врасплох. Она не ожидала, что он это скажет. Точнее, она не ожидала, что он скажет это так. — Я знаю, что для вас я просто незнакомец, и, возможно, это ничего для вас не значит. Но я действительно горжусь вами за этот шаг, — продолжил доктор Милберн. — И я не против подождать вашего следующего шага, если придется. Она сдержала эмоцию, которую до конца не понимала. Это было что-то вроде признательности, но она переплеталась с другим чувством, тем, что она испытала утром, отсчитывая часы до встречи с доктором Отисом Милберном. Это чувство заставляло верить, несмотря на то, как все еще было непросто находиться в этой комнате с ним, что она движется в правильном направлении — наконец-то. Это была слабая надежда. — Я… эм. Спасибо, — сказала она, собравшись. — Спасибо, Док. Она посмотрела на незнакомца напротив нее и на короткий, удивительный момент почувствовала сожаление из-за того, что не рассказала ему больше о своем утре. Но страннее всего было то, что он даже не казался ей чужим. Он казался человеком, которому она была бы рада рассказать. Вероятно, все дело в этом чертовом зрительном контакте. Она осознавала, что скорее всего это какой-то психологический прием, и ей не следовало спускать ему это с рук. — Что касается того, почему мне нелегко приходится, ну… есть трудный момент. Она тяжело вздохнула и оперлась локтями на колени. Он снова занес ручку над блокнотом. — Знаете, уже где-то два дня у меня в голове сидит одна песня, и, честно говоря, она начинает меня бесить. Вы можете помочь с этим? Может, какой-нибудь гипноз? Если что, я доплачу. На этот раз доктор Милберн не смог удержаться от смеха. Затем он закрыл блокнот и посмотрел на часы. — На этом наша сегодняшняя встреча подошла к концу, Мэйв. До скорого? — произнес он, искренняя улыбка после ее шутки все еще была на его лице. Она ушла с чувством победы.