Консультации

Мэйв моргнула, просыпаясь. Голова раскалывалась. Воспоминания о прошлом вечере были туманом, разум боролся за сознание. Она мало что понимала, но была уверена, что находится не у себя дома. Потолки перед ее мутным взором были слишком высоки, а подушки под ее затекшей спиной — слишком тверды. Солнечный свет лился на белые стены сквозь панорамные окна. Натянув на глаза незнакомый плед, Мэйв крепко зажмурила их. Что бы это ни была за комната, она была слишком яркой, черт возьми. Вскоре Мэйв стянула плед с лица, продолжая держать глаза закрытыми и концентрируясь на других своих органах чувств. Глубокий вдох через нос, и ее встретил запах бекона, смешанный с ароматом свежесваренного кофе. Несмотря на шипение жарящегося мяса, уши Мэйв слегка улавливали тихую музыку, играющую из колонок и сопровождаемую легким свистом. Ее сердце забилось быстрее, когда она наконец осознала, что не одна. Привлеченная звуком свиста, Мэйв, прищурившись, выглянула за спинку дивана, на котором она вчера, судя по похмелью, вырубилась пьяной. Все еще адаптируясь к дневному свету, она смогла различить лишь спину высокого мужчины, стоящего перед плитой с парой сковородок в руках. Когда образ стал четче, Мэйв разглядела на загадочной фигуре серую футболку, белое кухонное полотенце на плече и голубые хлопковые пижамные штаны, подчеркивающие задницу довольно красивой формы. Вот только Мэйв не помнила, чтобы видела эту задницу раньше. Она подняла бровь в любопытстве. Потом Мэйв моргнула еще пару раз, пытаясь сосредоточиться на более относящихся к делу фактах. Вчера вечером она напилась. Сегодня утром мужчина готовит завтрак. Она… в доме какого-то парня? Невозможно. Заглянув под одеяло, она обнаружила себя полностью одетой. Мэйв не знала, испытывала ли она облегчение от этого, пока не услышала доносившийся из кухни голос мужчины. — Мэйв, — произнес Отис с ноткой удивления и, кажется, радости в голосе, — ты проснулась. О, черт. Она провела рукой по своим растрепанным волосам и повернулась в сторону кухни. Тот факт, что она выглядела чертовски неряшливо на диване своего терапевта утром с похмелья, вероятно, не должен был быть ее первой проблемой, и все же… — Доктор Милберн, — сказала она, садясь на подлокотник дивана — внезапно очень бодро. — Эм. Отис. Он с дружелюбным выражением лица смотрел на нее из кухни, и она заправила волосы за ухо. Мэйв внимательно оглядела пространство дома, в котором находилась, и теперь стало совершенно ясно, что это то самое место, где она каждую пятницу ожидала консультацию у своего терапевта. — Я у тебя дома. — Да. — На твоем диване. — Да. — И сейчас… утро. — Да… Но не переживай! — поспешно продолжил он для их общего блага. — Ты просто… эм. Ты уснула. — Ммм… так и поняла, — пробормотала она, глядя на смятую на ней одежду. При виде своих привычных деловых брюк ее мысли вернулись ко вчерашнему утру, заземляя контекстом дня. Она отчетливо вспомнила, как одевалась на встречу в издательстве, затем с адвокатом, а затем… с ним. Мэйв взглянула на Отиса, ее мысли вернулись к моменту, когда она вчера днем позвонила ему в отчаянии. За этим воспоминанием последовал его образ в маленькой машине на парковке супермаркета, его образ перед коробками с хлопьями и консервами, а затем, наконец, его образ рядом с ней, на этом самом диване. Она склонилась над коленями, обхватив голову руками, затем взглянула налево, на высокого, немного размытого мужчину. Большую часть прошлого вечера они провели вместе на диване, соприкасаясь локтями, потребляя вредную еду и большое количество шотов с водкой и апельсиновым соком. Мэйв помнила некоторые фрагменты о том, как они болтали за фильмами, обсуждали прошлое. Одним из последних смутных воспоминаний был момент, когда она схватила его за руку в поисках опоры, до колик смеясь над… чем-то. Черт. Над чем? Что произошло? — Как… эм. Как ты? — осторожно поинтересовался Отис из кухни, прервав ход ее мыслей. Она застонала. — В основном просто надеюсь, что вчера вечером не выставила себя дурой, — сказала она себе в руки. — Ты была воплощением изящества, — добродушно ответил Отис, слоняясь по кухне с тарелками, а затем возвращаясь к приготовлению еды на плите. — Рада, что ты насладился шоу, — произнесла она. — Надеюсь, я смогу вспомнить, что происходило во втором акте… — Все настолько плохо? — спросил Отис, смотря на нее через плечо и помешивая что-то на плите. Мэйв приложила пальцы к вискам, растирая круги, будто физически вызывая полные воспоминания о том, что происходило, — чтобы понять, действительно ли она говорила и делала то, что, как она начинала подозревать, она говорила и делала. — Я вспомню, — сказала Мэйв, надавливая на глаза. — Я просто не уверена, что хочу. Она в последний раз потерла глаза, моргнув, и вернула пальцы к вискам. Ее зрение было менее размытым, когда она посмотрела вниз, на пол, где наконец заметила свою сумку, лежавшую у подножия кофейного столика. Она внезапно вспомнила, что в ней лежало — а что не лежало, — и это вернуло ее в теперь ясный апофеоз вечера. Момент со смехом, беспричинными прикосновениями и поисками недостижимого конверта… Момент, когда она, будучи пьяной, вывалила всю свою несчастную подноготную на колени Отиса Милберна. Дерьмо. Неосознанно взглянув на него через плечо, Мэйв с облегчением обнаружила, что он был с головой погружен в кухонный шкаф и не видел взгляд испуганного оленя на ее лице. — Я помню что-то, связанное с дыней… — произнесла она, притворяясь, что не вспомнила только что все и в красках, — и бутылкой водки. В то время как Мэйв начала осознавать, как много ей нужно объяснить ему, Отис размышлял об открытии, сделанном накануне. — Да, это были… некоторые составляющие вечера, — ответил Отис, притворяясь тоже. Он взглянул на шкаф с кофейными чашками, и схватил две идентичные. Отис понимал, что им необходимо поговорить о… ну, об остальных составляющих вечера. О супермаркете, выпивке, фильмах, пересечении границ. Документах. Книге. Все утро — и почти всю прошлую ночь — он провел, готовясь к этому разговору. «Мэйв, нам нужно поговорить». «Мэйв, не думаю, что я могу и дальше быть твоим терапевтом…». Он подготовился. Более того, он даже с нетерпением ждал разговора. Легкомысленная и оптимистичная сторона Отиса почти убедила остальную его часть, что, возможно, это будет так же просто, как и всегда. Просто, как быть честным с ней. Отис поверил, что, возможно, прошлый вечер действительно подарил ему возможность в этом отношении. Откровенно признаться в том, что он не справлялся, когда дело касалось ее, нужно было уже давно. Но, может быть, все в порядке. Этот вечер стал неоспоримым доказательством для них обоих, что роль друзей им в любом случае подходит лучше. Однако, услышав еще один тихий стон, доносившийся из гостиной, он понял, что она едва в состоянии встать с дивана, не говоря уже о ведении большого и глубокого разговора о последствиях вечера, в том числе о том, как это может изменить их и так сложные отношения. То есть… если она вообще вспомнит основные события прошлого вечера. — Кофе? — предложил он, одной рукой ставя одинаковые чашки на кухонный гарнитур, а другой — графин со свежесваренным кофе. Мэйв осторожно повернулась к нему со своего места на диване. — …Крепкий? — Мертвого разбудит. — Обещаешь? Он усмехнулся. — Обещаю. Она встала, все еще кряхтя, но отчаянно нуждаясь в предложенном им кофеине. — Мэйв, не надо… хм. Я сам принесу, тебе не нужно… Отис сделал несколько шагов в ее сторону, стремясь помочь или, хотя бы, остановить ее, вспоминая, как вчера она едва стояла на ногах. Если это определяло степень ее сегодняшнего похмелья, то резко вставать было вряд ли хорошим решением. — Нет-нет. Я встала. Встала. Он с опаской наблюдал, как Мэйв стояла, дрожа, ее блузка измялась, щеки были все еще румяными после сна, на правой виднелся отпечаток вышивки декоративной подушки. Она зевнула со всей силы, потягиваясь, ее лицо очаровательно сморщилось. Отис неосознанно улыбнулся от этого зрелища. — Ты приготовил завтрак, — заметила она восторженно и в то же время смущенно, босиком пробираясь к барному стулу на его кухне. — Да… — сказал он, внезапно почувствовав себя неловко. — Ну, я предполагал, что ты проснешься… — С похмелья? — Я собирался сказать «голодной»… — он ухмыльнулся. — Но да. — Ммм, — промычала Мэйв, ее голова слишком сильно болела для остроумного ответа. Все, что она могла делать, это жадно наблюдать, как Отис наливает ароматную темную жидкость в две керамические чашки. Он подтолкнул одну из них к Мэйв, затем снова повернулся к плите, чтобы положить ей еду на тарелку. Она нетерпеливо сделала глоток и поморщилась от горечи крепкого напитка. — Сливки и сахар? — предложил Отис, услышав ее небольшое ворчание. Он повернулся к ней с восхитительной тарелкой яичницы с беконом и тостами. — Да, — отвлеченно ответила Мэйв, когда он поставил перед ней еду, вилку и нож. — Ты всегда так радушен к женщинам, теряющим сознание от опьянения в твоей гостиной? — спросила она, сделав еще один глоток горького черного кофе в отчаянной необходимости, и сморщила нос. — Или это просто хорошее обслуживание клиентов? Отис поставил перед ней банку с сахаром, а затем повернулся к холодильнику в поисках сливок, не желая отвечать сразу. Глядя в холодные просторы холодильника, Отис пытался собраться с силами для разговора, который задумал. Разговора, где он скажет ей, что не уверен в своей объективности по отношению к ней из-за длинного списка причин — списка, который наверняка включает пункт, что в настоящее время он угощает ее завтраком после совместного распития спиртного прошлым вечером. «Мэйв, знаешь, я рад, что ты подняла эту тему, потому что нам правда нужно поговорить о том, что ты — мой клиент…». — Я просто делаю то, что хотел бы получить в свою сторону, если бы чувствовал себя так же, как ты сейчас, — сказал он, закрывая холодильник. Деликатный разговор может подождать, по крайней мере, пока она не допьет кофе. — Просто выбери дату, — продолжил он, глядя в ее кружку, чтобы налить ей сливок. Не подозревая о внутренней борьбе Отиса, Мэйв глубоко вздохнула, наслаждаясь запахом еды и кофе. Она наблюдала, как он склонился к ней, одетый в пижаму, с сосредоточенным лицом, осторожно вливая сливки. При взгляде на него легкая пульсация в ее голове и мысли о предстоящем разговоре, который, как она знала, был им необходим, на мгновение отошли на второй план; осознание того, что он здесь, с ней, утром, все еще доходило до ее дезориентированного разума. Это должно было ощущаться странно, но почему-то не ощущалось. Как и вчера вечером… — Хорошо, — произнесла она, и Отис остановился. Когда он снова поднял глаза, она уже смотрела на него с легкой улыбкой на лице. — Что? — спросил Отис через мгновение, посмеиваясь. — Ничего, — ответила она, добавляя в кофе ложку сахара. — Это просто… мило. Он нахмурился, понимая, о чем она, но опешив от ее решения высказать это вслух. — Знаешь, это очень мило с твоей стороны. То, что ты сделал, — добавила она, заметив его растерянный взгляд. — Учитывая все, во что я втянула тебя вчера. — Значит, ты все-таки помнишь, — произнес Отис с ухмылкой, добавляя сливки в свой собственный кофе. — Начинаю вспоминать, да, — ответила Мэйв, поднимая чашку ко рту, но продолжая говорить. — Ну, некоторые моменты. — Моменты? — повторил он с любопытством, пытаясь по ее тону понять, какие именно из них она имеет в виду. — Да. Моменты, — ответила она, дразня его. Мэйв закатила глаза, делая глоток, и улыбнулась. Он посмотрел на нее с кокетливой ухмылкой, которая могла бы быть неуместной… если бы он не планировал разговора с ней. — Какие, например? — поинтересовался он так беспечно, как только мог. Отис отступил, чтобы взять свою тарелку, не отрывая от нее взгляд. Вернувшись, он встал напротив, положив локти на стойку и небрежно пожевывая тосты, стараясь не выдавать свой огромный интерес услышать ее версию событий. — Скажем… — начала Мэйв, аккуратно срезая корочки тостов и томя его ожиданием. — Помню… одну очень увлеченную тобой похотливую кассиршу в супермаркете, — она указала на Отиса вилкой. Он заулыбался, качая головой. — Сложно ее не понять… — продолжила она, строя ему глазки и разрезая хлеб на два маленьких треугольника. — Ты в самом деле очень приятный молодой человек. Отис пожал плечами. — Что я могу сказать? — ответил он, ухмыляясь. — Я нравлюсь бабушкам. — Не сомневаюсь, — сказала Мэйв, подыгрывая ему. Она скромно сунула в рот небольшую порцию яичницы. Но как только маслянистый кусочек коснулся ее языка, Мэйв довольно хмыкнула и серьезно взялась за еду, будто внезапно осознав, насколько она голодна. Очевидно, ей было необходимо топливо для продолжения рассказа о своих воспоминаниях. Отис тоже ел, но его все же больше интересовала Мэйв. Сейчас он замечал в ней мелочи, которые обычно ему видеть не приходилось. То, как ее глаза выглядели после сна: немного более сморщенные в уголках, чем обычно, особенно, когда она улыбалась. Тихий звук удовлетворения из глубины ее горла после того, как она сделала глоток кофе. То, как она собирала яйца на тарелке в маленькую горку каждый раз, когда съедала кусочек, будто восстанавливая домик, который ограбила — а полоски краев тоста вокруг кучки служили ограждением. Мэйв сонными глазами оглядела один из треугольничков тоста, слегка понюхав его, прежде чем осторожно откусить. — Мммм… — сразу же простонала она. — Черт, как вкусно. — Хлеб, обжаренный в жире от бекона, — объяснил Отис, наслаждаясь выражением ее лица. — Лучшее средство от похмелья, клянусь. Она снова вернулась к строительству дома — в одной руке вилка, в другой — треугольник тоста. Подняв глаза, она заметила, как пристально Отис смотрит на ее тарелку, будто завороженный ее маленьким ритуалом. Предположив, что он смотрит на срезанные ею корочки хлеба, она пододвинула тарелку ближе к нему. Он вырвался из оцепенения и озадаченно посмотрел на нее. Мэйв же ободряюще кивнула, указывая на корочки. Отис наклонился и схватил один хрустящий кусочек с ее тарелки, поднося ко рту. Она покачала головой и взяла кусочек бекона, ухмыляясь его откровенному наслаждению собственным творением. Отис почувствовал, как улыбка снова озарила его лицо. Мэйв права. Все это… мило. — Что? — спросила она со смешком, почти так же, как и он ранее, когда поймал ее взгляд. — Ничего… — Предоставляют ли корочки от тоста более глубокое представление о моих мыслях? Терапевтическая часть Отиса на самом деле находила весьма интересным то, что, даже будучи с похмелья и голодной, Мэйв придерживалась своих привычных шаблонов поведения, пытаясь сохранить некое подобие контроля над ситуацией, в которой находилась. Но… суть была уже не в терапии. Он позаботится об этом. — Неа. Это всего лишь показывает, что ты не любишь корочки, — ответил он, доедая остатки хлебных полосок и пожимая плечами. — Итак, э-э… — пробормотал он, пытаясь отойти от терапии к необходимому им разговору. — Это все, что ты помнишь? Долорес, кокетливую кассиршу? — Хм… — произнесла Мэйв. — Еще я помню… что ты ненавидишь желтые мармеладные мишки, потому что для тебя они на вкус как средство для мытья полов. — Так и есть! — оборонительно сказал он. — И я помню, что ты тоже их избегала. — А я и не говорила, что не согласна, — Мэйв подняла руки вверх. — Мне просто показалось это любопытным. Она лукаво улыбнулась ему и сделала большой глоток кофе. — Что… эм. Что еще показалось тебе любопытным? — Так… Помню упитанного мужчину с непонятным валлийским акцентом в забегаловке. Весьма любопытный персонаж. — Да, Джонно. Он лучший… когда научишься у него заказывать. Хитрость в том, что нужно просто указать на блюдо пальцем и кивнуть, а затем смеяться всякий раз, когда смеется он. Работает… семь раз из десяти? — Поэтому нам положили рандомные луковые колбаски и жареный сыр? — О да. Уэльские традиции, — сказал Отис. — Подпись Джонно. — Ну, они были на удивление чертовски прекрасны, так что… — Мэйв замолчала. — О! — внезапно вспомнив еще один момент их вечера. — Говоря о на удивление чертовски прекрасном… Она задумалась, прищурившись. — Блин. К сожалению, я помню «Принцессу-Невесту» лишь фрагментами. — Правда? — с интересом спросил Отис. — Ага. Полагаю, я буду смотреть ее «впервые» несколько раз, и я этому, если честно… — …Рада, — закончил он. — Именно. Она кивнула, соглашаясь, а затем взяла паузу для размышления, улыбка исчезла с ее лица. — И кто знает, — грустно усмехнулась Мэйв. — Может быть, в следующий раз, когда я посмотрю этот фильм, день не будет испорчен предстоящим расторжением брака и слезами на обочине дороги. Она снова попыталась улыбнуться ему, но на этот раз ей потребовалось гораздо больше усилий. Задумавшись о состоянии своей жизни, она поняла, что крепкий кофе, жареный хлеб и дружеская беседа могли отвлечь ее от мрачной реальности лишь на короткое время. — Немного надеялась, что не запомню этого. Отис со сжавшимся сердцем наблюдал, как она апатично смотрит в свою чашку, помешивая остатки кофе. У него появилось непреодолимое желание сделать что-то — что угодно. Отис был на ее месте примерно два года назад, и поэтому знал, что осознавать произошедшее будет больно — очень больно — еще долго, особенно в хорошие моменты жизни. В нем пробудился сильный инстинкт поддержать ее, снова стать ее другом, и, не отдавая себе отчета, он протянул руку через стойку и положил поверх ее руки. Мэйв оторвалась от чашки и встретилась с ним взглядом. Оба выглядели немного удивленными контактом. Отис сглотнул. — Станет лучше. Обещаю, — сказал он тихо, интимно. Отис взглянул туда, где соприкасались их руки, и, откашлявшись, отстранился, потянувшись к графину с кофе. Приподняв его, он безмолвно предложил ей добавки. Мэйв подвинула чашку вперед и улыбнулась ему так широко, как только могла, в попытке выразить свою признательность не только за кофе. Они сидели в задумчивом молчании около минуты, пока Мэйв не заговорила. — Я также, кажется, помню, что говорила что-то об отсутствии необходимости в тебе, — произнесла она с искренним сожалением в голосе, не глядя ему в глаза. Его рука с чашкой кофе остановилась на пути к губам. Отис поставил ее на стойку, уделяя Мэйв все свое внимание. Он почувствовал, что она перестала шутить и по-настоящему захотела разобраться в произошедшем. — Мне очень жаль, — честно сказала она. — Насчет этого. Насчет всего… на самом деле. — Мэйв… — Нет, Отис. Просто позволь мне… — решительно перебила она. — Позволь мне сказать. Она протянула руку в его сторону, не совсем касаясь, но достаточно близко, чтобы он почувствовал покалывания в своей руке. — Я знаю, что то, что произошло вчера… Поездка, выпивка, ночевка в твоем доме… Отис внимательно слушал. — Ну, я замечаю все. Хоть и притворяюсь, что нет… уже какое-то время. Он думал, что понимает, к чему она ведет… но это было не совсем то, что он ожидал. Черт возьми. Зачем он прикоснулся к ее руке? Он определенно дал ей неверное представление… — Ты… Ты о чем? — нервно спросил он, надеясь, что она не видела в поведении Отиса того, в чем он не был готов признаться даже самому себе. — Я о том, что… Мэйв тяжело вздохнула. Отис задержал дыхание. — Я о том, что… может, я и не так опытна во всей этой терапии, но я точно уверена, что не должна напиваться со своим психотерапевтом. А… Она об этом. Он почувствовал, как облегчение наполнило его с головы до ног. Однако, через мгновение, место облегчения заняло беспокойство. Мэйв выглядела очень пристыженно. Она снова чувствовала себя жалкой. — И я знаю, что постоянно ставлю тебя в трудное положение, — продолжила она. — Ты… переступаешь черту… ради меня. Отис взбодрился. Она предоставила ему идеальную возможность начать разговор о передаче ее другому терапевту, поэтому он с готовностью вступил: — Мэйв, нет. Это не твоя зона ответственности, а моя, — сказал он властно. — И мне правда кажется, что нам лучше… — Не надо, Отис, — произнесла Мэйв, качая головой. — Не надо пытаться меня утешить… — Речь не об этом. Мэйв, я оступился и не могу… — Нет… Это я чертовски облажалась. Все, чего ты всегда хотел, это помочь мне. Я перегнула палку… Я… — вздохнула она. — Я внушила тебе, что не доверюсь, если ты не докажешь мне… — Это не так, Мэйв… — Но это так. Я отталкиваю людей, всегда отталкивала. Не нужна терапия, чтобы это понять. Но Отис… я… я просто хочу, чтобы ты знал… — она в отчаянии посмотрела на него, надеясь, что он сможет прочитать все на ее лице, чтобы ей не пришлось произносить все это вслух. — Я просто… я хочу… Она открыла рот, чтобы закончить предложение, пытаясь придумать, как выразить свои чувства словами. Но ничего из пришедшего на ум не казалось правильным, не для него. Не после вчера. Прошло так много времени с тех пор, как она чувствовала что-либо хотя бы отдаленно подобное этому, и у нее не было слов. Возможно, ей нужно было просто продемонстрировать. В последний раз взглянув на обеспокоенное лицо Отиса, она оглянулась через плечо на его гостиную, где провела большую часть вечера и утра. Мэйв глубоко вздохнула, собираясь с силами и принимая решение. — Просто… подожди, — сказала она, подняв вверх палец. Спрыгнув со стула, Мэйв подошла к дивану. Когда она вернулась, в руке у нее была сумка, и она положила ее себе на колени, сев обратно. Мэйв заговорила так, словно обдумывала следующую речь все тридцать минут их завтрака. — Я знаю, что могу быть упрямой. И я знаю, что совсем не облегчила тебе задачу по раскрытию меня. Но я хочу раскрыться… с тобой. Если хоть что-то хорошее и вышло из прошлого дня — из того, что ты видел меня в моем худшем проявлении, — так это то, что я больше этого не боюсь. Она сделала еще один глубокий вдох и посмотрела в его кристально чистые голубые глаза, погружаясь в них. Запустив руку в сумку, она достала рукопись и протянула ему. Отис разинул рот, поднимая обе брови и глядя на книгу в металлическом переплете в руках. Он снова прочел слова на ней, просто чтобы убедиться, что все правильно запомнил: «Разрушение Хлои Дакс» М.К. Уайли. Потеряв дар речи, Отис задумался, стоит ли ему рассказать ей, что произошло вчера. Что она уже случайно показала ему ее, пока рылась в своей сумочке, где-то после ее пятой или шестой отвертки. Но когда он поднял взгляд, он увидел на лице Мэйв понимающее выражение, из которого стало ясно, что она уже обо всем знала. Что она помнит гораздо больше, чем пыталась показать ранее. — Я не читал ее, — сказал он, как только заметил выражение ее лица. — Я знаю, — ответила она без промедления. Отис нахмурил брови и подозрительно оглядел рукопись перед ним. — Но… ты спала. Откуда ты можешь знать, что я не… — Потому что я действительно доверяю тебе, Отис. Его взгляд снова метнулся к ней, и он прочитал это признание на ее лице. — Вот почему я… я хочу, чтобы она была у тебя. Прочти ее. Можешь даже интерпретировать ее, черт возьми, если захочешь… пожалуйста. Он продолжал безмолвно смотреть на нее. — Потому что, вопреки словам, которые я пробормотала вчера вечером спьяну и о которых я сейчас желаю, ты мне правда нужен, — сказала она, все еще глядя ему в глаза. — …и вся эта терапия тоже. Она печально ухмыльнулась. — Думаю, то, как я вела себя вчера… как отреагировала на документы о разводе, спущенное колесо и все остальное… Я… — Мэйв замолчала, и чувство жалости вернулось. — Я думаю, все это наглядно показывает, насколько сильно ты мне все еще нужен. Она смотрела на него непоколебимо, ее взгляд был таким же меланхоличным, как и тогда, когда они впервые встретились, но на этот раз ее сердце было открыто. Он хотел продолжить стоять на своем, сказать ей, что отойти от роли терапевта необходимо ему, и что им лучше направить ее к другому врачу. Может быть, ей понадобится время, чтобы начать доверять ему — может быть, больше, чем с Отисом — но, по крайней мере, этот человек будет доверять себе, находясь рядом с ней. Отис же не был уверен, что мог доверять себе. Особенно теперь. — Я… — он снова попытался высказать то, что хотел высказать все утро. Но ее слова, ее жесты — они украли любые подготовленные мысли. Он посмотрел на рукопись, на свидетельство того, что она наконец-то была готова открыться ему и наконец-то полностью доверилась ему. Свидетельство, что она очень хотела его помощи, и чтобы получить ее, была готова разрушить свой барьер и отказаться от маскировки, с которой она вошла в его офис. Она была готова позволить ему узнать себя настоящую. Настоящую Мэйв. Сколько мужества, должно быть, потребовалось такой женщине, как она — женщине, разочаровавшейся и брошенной на каждом этапе своей жизни, никого больше не подпускающей близко, — чтобы предложить ему это. Каким прогрессом это было для нее, наконец дойти до этой точки, и он просто… не мог отказать. — Я… ценю это… — сказал он наконец. — Мисс Уайли. Она выдохнула после затяжного задерживания дыхания и засияла, глядя на него и услышав, как ее настоящая фамилия впервые сошла с его губ. Теперь ее истинная сущность была более нагой для его взгляда, чем когда-либо, но Мэйв же не чувствовала ни паники, ни страха, ни желания убежать — ничего из того, что, как она была уверена, Мэйв почувствует в таких обстоятельствах. Все, что она чувствовала… это облегчение. А затем — головокружительное предвкушение, наблюдая, как выражение лица Отиса превращается в лукавое. — Или мне лучше сказать — как блестяще у тебя получилось вчера вечером — «Мэйв Уайли, черт возьми»? — Спросил он, пародируя ее. Она громко рассмеялась и взяла с тарелки корочку хлеба, пристроив ее рядом со свой головой в попытке выглядеть устрашающе. Отис прикрылся руками, когда она пригрозила кинуть в него кусочком. Хотя улыбалась она до ушей. — Отличное окончание для твоего большого пьяного шоу… должен сказать. Чертовски хороший финал. Мэйв показала язык и протянула ему хлеб. — Это останется нашим маленьким секретом, ладно? — сказала она. — Что касается лечения и остального, я все еще Мэйв Уилсон. — Конечно, — он «застегнул» рот на молнию. — И раз уж мы заговорили о лечении… — Да, доктор Милберн. — …Вчера было единоразовой акцией. — Согласна. На сто процентов. — Хорошо… — Больше не напиваемся дома. — Нет. — Больше никаких дополнительных услуг. — Абсолютно. — Хорошо. Итак, мое такси приедет через… — она посмотрела на свой телефон, показывая ему машину, которую она уже вызвала в приложении — обозначив тем самым по крайней мере одну необходимую им границу, — четыре минуты. — Верно, потому что я определенно не собирался отвозить тебя домой. — Ты бы точно не стал. — Никогда. — Эта крошечная машина рассчитана на двоих и только на двоих… Она сделала эффектную паузу. — На тебя и Долорес. Отис закатил глаза. — Я дружу всего лишь с одной старушкой, и уже обвинен в Эдип… — …Эдипов комплекс. Да. Извини, но это психология, Док. — То есть так? На этой ноте ты хочешь закончить? — Окей, ты прав. Раз уж у меня осталось только… — Мэйв взглянула на иконку автомобиля на экране телефона, двигающуюся по навигационной линии в их направлении, и прочитала обновленное время. — …три минуты на дружбу с тобой, лучше использовать их более разумно. — Справедливо, — сказал он, стараясь не выдать разочарования в голосе. Три минуты. Три минуты — это слишком мало. Но если это все, что у них осталось, он, по крайней мере, извлечет из них максимум. — И как бы вы хотели использовать эти три минуты, мисс Уайли? — спросил он, делая акцент на фамилии и подперев подбородок кулаком, бросив на нее насмешливый взгляд. Было видно, что он получал удовольствие от использования ее настоящего имени. Она не могла лгать — ей это тоже нравилось. На самом деле, она бы могла провести эти минуты просто слушая, как он произносит его… — Я всегда могу просто… — Отис взялся за первую страницу рукописи и заглянул под нее. — …начать ее раньше… Мэйв резко хлопнула рукой по книге, отбирая у него возможность открыть ее. — Нет. Нет-нет-нет-нет, — властно сказала она. — Тебе нельзя читать ее при мне. — Почему нет? — весело спросил Отис, проведя пальцем по углу страницы и слегка потянув ее вверх. Мэйв положила свою руку на его, останавливая. — Потому что я почти уверена, что разлечусь на атомы на твоей кухне. — Хочешь сказать, тебе не нужен мой обзор? — Только в терапевтических целях. — Понял. Он украдкой взглянул на книгу, в его глазах плясало любопытство. — Не подглядывай. — Я не подглядываю. — Я серьезно, — сказала она, когда его глаза снова устремились к книге. — Не заставляй меня пересекать эту уникальную мраморную барную стойку, чтобы остановить тебя. — То есть, теперь ты угрожаешь мне и высмеиваешь мой дизайн интерьера? — он усмехнулся, скрестив руки на груди. — Честно говоря, я рад, что нам осталось быть друзьями всего три минуты… Пока они вдвоем шутливо ссорились около уникальной мраморной барной стойки, в другом конце комнаты, рядом с парой купленных вчера дынь, радостно жужжал мобильный телефон Отиса, блаженно игнорируемый всеми обитателями дома.

***

Джин Милберн выключила радио в своем универсале, слушая гудки телефонного звонка на громкой связи. Один гудок, два, три… Она нахмурилась, когда последний тихий гудок перевел ее на голосовую почту. — Доброе утро, дорогой. Надеюсь, все в порядке… Дать тебе минуту на сборы? Я уже еду за тобой… — она включила поворотник и повернула сразу после вывески «Веселая жаровня» и как раз перед вывеской «Линкольншир Плейс». — …Надеюсь, на этой неделе Луиза чувствует себя лучше… — Джин замолчала, отвлекаясь от записи сообщения, чтобы выпрямиться и проверить движение на оживленном переулке Отиса. Вдоль обочины были припаркованы машины, из-за чего ей приходилось лавировать то влево, то вправо, чтобы протолкнуть свой крупный транспорт. — …Я знаю, что ты не любишь их кофе, — продолжила она, все еще концентрируясь на дороге, — но мне очень хотелось их сосисок… Она взглянула вперед, на бордюр возле дома Отиса — ее обычное парковочное место. Но как только она собиралась свернуть к нему, перед ней поспешно встроился незнакомый автомобиль, двигавшийся с другой стороны. — Грубо, — пробормотала Джин, сбавляя скорость, чтобы иметь возможность маневрировать на альтернативное место через дорогу или через пару домов. Она с обидой взглянула в сторону дома Отиса. На мгновение Джин задумалась, стоит ли ей выйти из машины и преподать урок невежливому водителю, но все же, вместо этого решила взять телефон и снова позвонить сыну. Один гудок, два, три… Телефон продолжал звонить, и она начала волноваться. Игнорирование ее звонков на него не похоже. А опоздания еще менее характерны для ее сына. Но как раз в тот момент, когда она собиралась выйти из машины, чтобы разобраться, в чем дело, входная дверь дома Отиса распахнулась, и из нее вышла незнакомка с растрепанными волосами и незаправленной блузкой. Она остановилась у двери и повернулась, чтобы обратиться к сыну Джин, стоящему в пижаме. Глаза Джин расширились, и она опустилась пониже, чтобы оставаться вне поля их зрения. …Но не настолько низко, чтобы не иметь возможности незаметно наблюдать за двумя фигурами, стоящими в дверном проеме, со своего места прямо через дорогу. Она прикрыла рот рукой, как будто любой из непроизвольных звуков мог помешать деликатному прощанию между ее сыном и этой женщиной, свидетелем которого она стала. Хотя ей очень хотелось, она старалась не делать поспешных выводов о характере их отношений, исходя только из обстоятельств перед ее глазами. Было десять утра, суббота, и ее сын в пижаме развлекал гостью. Судя по логотипу, который теперь заметила Джин, машина перед его домом оказалась такси, вызванным для этой молодой женщины. Казалось маловероятным, что кто-то мог приехать утром не на своем транспорте, а это значит, что она, скорее всего, оставалась на ночь, поэтому… Нет, это невозможно… Если бы у Отиса снова появились отношения, он наверняка сказал бы ей. В конце концов, она уже несколько месяцев приставала к нему, призывая снова начать ходить на свидания, и было ясно, что он бы сам хотел покончить с ее надоедливыми вопросами. Хотя, возможно, вопросов стало бы еще больше после рассказа о наличии в его жизни женщины, так что… Джин вздохнула. Она не могла быть уверена, и было неразумно питать такие надежды. Джин вернулась к наблюдению за парой в дверном проеме в поисках новых подсказок. У обоих руки были скрещены на груди, оба топтались на месте. Женщина постоянно трогала себя за ухом, а ее сын нервно ерошил волосы. Он застенчиво улыбался. Несмотря на пикантные обстоятельства, язык их тел явно говорил о существовании какой-то стены. Из-за неловкости их прощания, у нее появилась мысль, что это могло быть лишь сексом на одну ночь. У нее самой за плечами была масса подобных некомфортных утренних прощаний после импульсивных интрижек. Но странным было то, что, в отличие от большинства ее опыта с утренними прощаниями, они оба, казалось, хотели задержаться еще. Иногда женщина делала шаг назад, будто понимая, что ей пора, но затем возвращалась назад к Отису, или он делал шаг к ней. Между ними существовала строгая дистанция, но в то же время они оба, казалось, стремились к тому, чтобы ее сократить. Все говорило им о том, что ей пора, — более того, грубый таксист, с которым Джин ранее столкнулась, вероятно, с каждой минутой терял терпение, — но по какой-то причине ни ее сын, ни его спутница не хотели прощаться. Задержка казалась особенно странной, учитывая их с Отисом договоренность. Он почти всегда был готов и ждал ее на пять минут раньше, встречая машину у обочины еще до того, как она успевала припарковать ее. Но, насколько она могла судить, сегодня он совершенно забыл об их регулярном бранче, или, возможно, не удосужился взглянуть на часы. Или вообще все вместе. Единственный возможный вывод заключался в том, что эта женщина завладела всем его вниманием. Его взгляд на нее еще больше подтверждал этот вывод. Джин начала задаваться вопросом, была ли привязанность ее сына к этой женщине односторонней. Возможно, этим можно объяснить неловкость между ними. С места Джин невозможно было увидеть лицо женщины и оценить, соответствует ли ее взгляд обожанию в глазах ее сына. Если нет, то ее отдаленность от него, вероятно, было способом свести на нет его надежды. Это была стратегия, которую Джин сама применяла, чтобы отвадить многих увлеченных ею мужчин. Но затем, словно по команде, женщина внезапно повернулась и направилась к такси, наконец показывая себя полностью. Хотя выражение на ее лице было непостижимым, Джин сразу же поразило то, что она была потрясающе красива. Даже с размазанным макияжем и, судя по всему, во вчерашнем наряде, она производила впечатление. Нисколько не удивительно, что Отис был очарован ею. Однако Джин удивило то, что молодая женщина сделала дальше. У двери такси она остановилась, колеблясь. Затем она побежала к Отису и заключила его в крепкие объятия. И, как и само прощание, объятия затянулись. Джин никогда не делала такого на утро. Это было уже нечто совершенно другое. И прежде всего, это совершенно ясно показало, что все, что происходило между ее сыном и этой молодой леди, было полностью взаимным. Джин сглотнула. «Не обнадеживай себя». Но даже при этом, она не могла сдержать легкую улыбку и желание кричать «аллилуйя» в салоне ее универсала.